Текст книги "Том 4. М-р Маллинер и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

– Ай-я-я-яй! – заметил Бинго.

– Что ты хочешь сказать?

– То.

– Разве я не права? Ты пойми, в этическом смысле… Бинго вошел в роль старшего брата.

– Надо, – сказал он, – взглянуть и с другой точки зрения. Хорес – тонкая душа. Мало того, он горд. Может ли тонкий и гордый человек пресмыкаться перед спаниелями? Нет, не может.

Если бы Валерия была не так красива, мы бы решили, что она хрюкнула.

– Да? – спросила она. – Что я, по-твоему, дура? Он просто придрался к слову, воспользовался случаем. Все ясно, он любит другую, только ждал предлога. И пожалуйста, не скалься, как пучеглазая гиена.

Бинго объяснил, что его позабавило занятное совпадение: Хорес обвиняет в том же самом ее. Валерия удивилась.

– Он с ума сошел! Да я никогда никого не полюблю! Я – человек верный, отдала сердце – и все. Это он мотылек, прости, Господи. Или Казанова.

– Мотылек?

– Да.

– Тогда объясни, почему он похож на труп из Эдгара По?

– Похож?

– Еще как! Или на прокаженного. Или, если хочешь, на чахоточного в последней стадии.

Бинго приостановился и проверил эффект. Губы у Валерии дрожали. Курица упала с вилки.

– Ой, идиот! – сказала она. – Ой, бедный! Бинго понял, что самое время ковать железо.

– Значит, простишь его?

– Конечно.

– Помиришься?

– Да!

– Очень хорошо. Тогда пойду, позвоню. Он вскочил, но она его остановила.

– Не надо.

– То есть как – не надо?

– Так. Пусть помучается.

– Да завтра турнир!

– Какой еще турнир?

– Ежегодный. Дротики. Хорес промажет.

– Ну и что?

Бинго набрал воздуха, чтобы ей все объяснить, но тут от дверей донесся громкий, властный голос:

– Глупости, молодой человек! Вон мистер Ричард. Он остыл, я ему шарфик привезла.

В дверях стояла няня, держа мохнатый шарф и неприязненно глядя на лакея.

Может быть, вы видели пьесу про Макбета? Этот Макбет убил такого Банко, а потом позвал гостей. Смотрит – а Банко тут как тут, при всем параде, только в крови. Положеньице, а?

Так вот, далеко Макбету до Бинго! Тому показалось, что он зачем-то присел на электрический стул, а кто-то, шутки ради, возьми и включи ток. Как она выследила его? Чутьем, не иначе.

Прямо за ним была дверь, откуда появлялись лакеи. Сунув Валерии два фунта, он нырнул в нее, словно лебедь, а там, еще за полкроны, узнал у любезного туземца, где выход на улицу.

Через пять минут он был в такси, через сорок – лез по трубе, еще через десять, в пижаме, безуспешно звонил Хоре-су. Звонил он долго, не дозвонился и лег.

Спал он плохо, его терзали страхи. Посудите сами – если он не перехватит Хореса, вся работа насмарку! Хорошо, дня через два Хорес будет хлопать всех по спине и утешать на радостях, но ему-то что? О, если бы он успел убедить Валерию! О, если бы эта чертова няня задержалась на четверть часа! Бинго был истинный рыцарь, в жизни не обидел бы женщину, но будь у него нож и кипящее масло, он бы знал, что делать с няней.

А так – главное, не проспать, позвонить с утра. С этой мыслью он заснул.

Человек, знающий жизнь, как ты, мой читатель, не удивится, что он проспал. Повторилась та же история – звонишь, звонишь, звонишь, и все впустую. В клубе ответили, но сказали, что Хореса еще нет. Оставалось пойти туда.

Когда он, в полном унынии, подходил к курилке, оттуда вышли Чайник и Кошкин корм. Почему-то у него затеплилась надежда. Он схватил Чайника за рукав.

– Ну, как там?

– А, Бинго! – сказал Чайник. – Тебя-то мне и надо. Мы написали для твоего «Малыша» статью «Забытые коктейли».

Бинго рассеянно взял листки. Мнение таких экспертов очень ценно, но сейчас его мысли были далеки от служебных дел.

– Кто победил? – хрипло спросил он.

– Хорес, конечно, – отвечал Кошкин корм. – Какая игра! Беги, еще застанешь.

Бинго игры не застал. Хорес принимал поздравления, все теснились вокруг него, кроме Пуффи, который сидел в углу, очень бледный. Вообще-то не видно сквозь прыщи, но – бледный.

Увидев Бинго, Хорес направился к нему.

– Привет! – сказал он. – Я тебя ждал. Помнишь, я вчера мучился? Так вот, все в порядке. Помирились. У Марио.

– Ты там был?!

– Благодаря тебе. Вчера я хотел сказать еще два слова, а мне говорят, ты в будке. Подхожу – ты сговариваешься с Валерией!

– Я просто…

– Постой! Я закачался. Ладно, «любит другого», но не тебя же! Не моего лучшего друга, с которым мы делили последний леденец!

– Да я…

– Хорошо, подумал я, дам им полчасика – и нагряну. Так я и сделал. Смотрю – тебя нет, одна Валерия.

– Ты послушай, – не унялся Бинго. – Я же…

– Знаю. Все знаю. Не пойму, как ты ее пронял, но – пронял, свадьба – 23-го. Ладно, бегу. Я ей обещал сразу после турнира зайти к этому коккеру. Пусть лижет, черт с ним, мне не жалко! В конце концов надо творить добро. Пока! Домой не подбросить?

– Спасибо, – ответил Бинго. – Я немного задержусь. Домой он прибыл вовремя. Только он положил запонки на место, вошла Рози.

– Ты не в редакции? – спросила она.

– Вырвался, тебя повидать. Как мама?

– Ничего, – рассеянно отвечала жена. – Дорогой, я очень беспокоюсь!

– А что такое?

– Няня.

– Няня?

– Ты не помнишь за ней странностей?

– Странностей?

– Да. Где ты был вечером?

– Нигде. Лег пораньше.

– И не выходил?

– Куда?

– Ах, что я! Ну, конечно. А няня говорит, ты лез по трубе.

– По трубе?

– Да. И сел в такси.

Бинго серьезно присвистнул.

– Галлюцинации? Нехорошо. Нет, нехорошо.

– И сказал шоферу: «К Марио».

– Еще и слуховые? Ай-я-яй…

– Она поехала за тобой, повезла шарф. Долго ждала кэб, ее не пускали… В общем, она укусила официанта.

– Укусила? Так, так.

– Он ей не понравился. Вызвали полицию, увели ее в участок, она позвонила к маме. Я приехала, заплатила штраф. Возвращаться не стала, какие уж возвращения! Приехали мы, я смотрю, ты сладко спишь.

– Естественно.

Рози закусила нижнюю губу.

– Какая жалость…

– Старушка, – сказал Бинго, – может, ты и гений, но слова не нашла. При чем тут «жалость»? Это ужас. Да, и еще: помнишь тарарам с запонками? Я посмотрел – лежат.

– Лежат?

– Да. Дело твое, но я бы не доверял ребенка полоумной особе, которая алмаза не разглядит. Выгони ее. Сунь ей денег, подари книжку, пусть живет на покое.

– Кажется, ты прав…

– А то! Гони, пока она не приняла Алджи за розового бегемота. Еще застрелит. Ну, вот.

ТАЛИСМАН

На листе кандидатов в члены клуба стояло имя

Литгл, Алджернон Обри

и Трутни, собравшиеся перед ним, глядели на него с укором. В каждом клубе есть консервативное крыло, с трудом воспринимающее новшества.

– Так нельзя, – выразил их чувства некий Трутень и, обращаясь к входящему собрату, прибавил: – Как тебе это нравится?

– М-да, – сказал Трутень-2, – «Алджернон Обри», будто это взрослый родственник! Но факт остается фактом, это – его сын. Нам не нужны ничтожные младенцы, которые блюют и оглашают мяуканьем окрестности.

– Что за выражения? – вознегодовал еще один Трутень.

– Шекспир, – пояснил Т.-2.

– А Шекспир! Ясно. Да, – поддержал Трутень-3, – только младенцев нам не хватало.

Собрат (Трутень-4) стал серьезен.

– Этот пригодится, – сказал он. – Без него нам не обойтись. Недавние события показали, что Алджернон Обри – первоклассный талисман, и Бинго подумал, что клубу пригодятся его услуги. Узнав всю историю, я с ним согласился. Этот микроорганизм знает свое дело. В сущности, он – почти человек.

Слова его произвели немалое впечатление, хотя самый крайний консерватор был тверд.

– Хорошо, – сказал он, – но где предел? Какие у нас гарантии, что Бинго не предложит свою бывшую няню, или дядю, или владельца этой детской штуки, ну, Перкиса?

– Не знаю, как насчет няни или дяди, – сказал Четвертый Трутень, – а насчет Хенри Катберта Перкиса можете не беспокоиться. В данное время Бинго не питает к нему нежных чувств. Ему он обязан неслыханными испытаниями. Если бы не мастерство благословенного младенца, он бы не выбрался из компота, который сердито плескался у его колен. Разве такое простишь? Он прямо сказал мне, что наступи Хенри Катберт на банановую шкуру, он воспримет это как праведную кару.

– Что же Перкис сделал?

– Точнее, чего не сделал. Он не заплатил Бинго за рассказ, и в такой момент, когда гонорар спас бы несчастного от участи, которая хуже смерти, конкретно – от того, что любимая жена охнет и пробуравит его взглядом. Он уповал на Перкиса, а тот подкачал.

Вот (сказал Трутень) голые факты. Вероятно, все вы знаете, что года два назад Бинго женился на Рози М. Бэнкс, написавшей «Фабричную девушку», «Мервина Кина», «Однажды в мае» и другие стеариновые изделия, а в свое время на лондонской сцене появился их отпрыск. Казалось бы, все довольны, но такие происшествия дурно действуют на женщин. Однажды, за обедом, миссис Бинго подняла взор от бифштекса и сказала мужу:

– Кроличек! (именно так она обычно обращалась к нему). Ты не забыл, что двадцать третьего Алджи исполняется годик? Как бежит время!

– Стареем, стареем, – отвечал Бинго. – Серебряные нити в золотых, э? Надо подарить ему погремушку.

– Что ты! – вскричала жена. – Сказать, что я придумала?

– Говори, – согласился муж, обещавший не оставлять ее ни в здоровье, ни в болезни.

И миссис Бинго сказала, что они заведут для сына счет в местном банке. Десять фунтов положит она, десять фунтов – ее мать, десять – сестра по имени Изабел, а юный Алджи, когда он вырастет, умилится тому, что сделали для него родные и близкие. Бинго умилился сразу и, подстрекаемый отеческой любовью, обещал присовокупить и свою десятку.

Миссис Бинго реагировала на это восклицанием: «О, зайчик!», а также пылким поцелуем. Акт 1 закончился поистине трогательной сценой.

Десять фунтов у Бинго были, он взял у Перкиса аванс. Вы подумали, что, по здравом размышлении, он понял, как глупо отдавать последнее, – и ошибетесь. Умилившись еще больше, Бинго предположил, что для такого супермладенца не жалко и двадцати фунтов, и раздобыть их можно на бегах, если поставить на Картофеля. Дело в том, что накануне он обжег полость рта картофелем фри, достигшим 90 градусов, а во взаимоотношениях с лошадьми чрезвычайно суеверен. Словом, деньги он поставил и в должное время узнал, что у него нет ни гроша.

В такой ситуации другие повернулись бы лицом к стене, ожидая конца; другие – но не Бинго. Он сел и написал рассказ о маленькой Гвендолен и ее котенке Тибби, предполагая напечатать его в «Малыше» и покрыть расходы.

Работа далась ему нелегко. Пока он не начал, он и не знал, сколько крови, пота и слез требуется от писателя, и благоговение перед супругой охватило его. Миссис Бинго делала 3000 слов в день, ухом не поведя, а он провозился с несчастным котенком (1500) целую неделю, и много раз был близок к безумию.

Однако он его кончил, аккуратно перепечатал, с интересом прочитал и прикинул, что на десять фунтов он потянет. Когда же настал выплатной день, а гонорара не было, он пошел к начальнику.

– Да, мистер Перкис! – сказал он. – Простите, что помешал, но как там с этим рассказом?

Перкис посмотрел на него рыбьим взором. Иначе смотреть он не мог, поскольку походил на палтуса.

– С чем, с чем?

Бинго все объяснил. Перкис заметил: «Да-да-да», рассказ похвалил, мало того – сказал «Спасибо», и они помолчали.

– А как насчет гонорара? – решился наконец Бинго. Перкис уподобился палтусу, которого другой палтус попросил одолжить деньжат до конца недели.

– Там фунтов десять, – предположил Бинго.

– О, нет-нет-нет, – сказал Перкис. – Нет-нет-нет-нет-нет. Все входит в жалованье.

– Что! – закричал Бинго. – Значит, я ничего не получу? Перкис заверил его, что не получит, и Бинго пошел в клуб, выпить с горя. Когда он приканчивал второй бокал, явился Пуффи Проссер, местный миллионер.

Надо ли вам говорить, что заимодавец должен обладать двумя качествами – он должен быть богатым и щедрым. Богатым Пуффи был, но Бинго знал по опыту, что щедрым он не был. Однако он приходился крестным отцом Алджернону Обри, а крестные отцы рады помочь, если речь идет о подарке ко дню рождения. Ну хорошо, не «рады», но при должном упорстве – дают.

– Привет, Пуффи, – сказал Бинго. – Знаешь, что? У Алджи скоро день рождения.

– Какой еще Алджи?

– Алджи О. Литтл. Твой крестник.

Пуффи дернулся, вспомнив о том, как Бинго привез к нему сына в часы похмелья.

– А, черт! – вскричал он. – Этот жуткий тип! Слова и тон не вдохновляли, но Бинго упорствовал.

– Я знаю, – сказал он, – ты расстроишься, если тебе не удастся внести свою лепту. Точнее, десять фунтов. Проще всего дать деньги мне. Дал – и никаких забот.

Пуффи сравнялся цветом с прыщами.

– Слушай, – сказал он, – когда ты, практически – насильно, вовлек меня в это дело, мы договорились, что серебряной кружечки достаточно.

– Совсем немного, десять фунтов!

– На десять фунтов больше, чем я дам. Бинго понял, что придется сказать все.

– Пуффи, старик, – начал он, – тут не в нем суть. Если ты не дашь мне этих денег, я пропаду. Ты подумай, сколько мы дружим! Такой добрый, щедрый чело…

– Нет! – воскликнул Пуффи. – Ни в коем случае! И замолчал, словно его осенила внезапная мысль.

– Вот что, – сказал он, – ты что сегодня делаешь?

– Да ничего, – отвечал Бинго, – может, утоплюсь.

– Из дома сбежать можешь?

– Могу, Рози уехала. Они с миссис Перкис в Брайтоне, на встрече их бывшего класса.

– Хорошо. Тогда сходи в «Ритц».

– С удовольствием. Ты там будешь?

– Нет. Еду в Париж. Там будет живая, рыжая девица с ямочкой на подбородке. Зовут Мейбл Мергатройд. Угостишь ее обедом – получишь десятку. Дело в том…

История оказалась весьма непрезентабельной. Пуффи порхал вокруг этой Мейбл, словно пятнистая бабочка, пока не заметил, что подлетел к самому краю супружества. Открытие это нанесло удар его чувствительной душе. Винил он, в основном, ямочку, при виде которой произносил все то, о чем впоследствии жалел.

– Если я туда пойду, – признался он, – мне конец. Спасет меня только бегство. Но этого мало. Ты должен очернить меня и обличить. Притворись, что считаешь меня последним гадом.

Хотя глагол «притворяться» не показался Бинго удачным, он понимающе кивнул.

– Вот тебе десятка, – сказал Пуффи, – а вот деньги на обед. На слова не скупись.

– Не буду, – обещал Бинго.

– Давай я тебе что-нибудь подскажу.

– Что ты, не беспокойся! Я справлюсь.

Бинго ждал недолго, когда в вестибюль отеля вошла девица с такими алыми волосами и такой несомненной ямочкой, что он без колебаний бросился к ней.

– Мисс Мергатройд?

– Она самая.

– А я – Литтл, Ричард П. Литтл. Пуффи срочно вызвали во Францию, он попросил вам передать.

– Однако! Пригласить в ресторан и уехать в какую-то Францию… Это уж слишком!

– Не для Пуффи, – приступил к делу Бинго. – Для него это сущая ерунда. Вы хорошо его знаете?

– Неплохо.

– Когда узнаете еще лучше, поймете, что таких больше нет. Возьмите африканского кабана, прибавьте слизняков и тех мокриц, которых мы находим под камнем, снабдите все это прыщами, и вот вам Александр Проссер, хотя и не во всей красе.

Сказав такие слова, он повел ее в зал. Обед удался как нельзя лучше. Обиженная девица схватывала налету. Поднялась она только часа через два.

– Не уходите! – взмолился Бинго, полагая, что тему они не исчерпали; но девица была тверда.

– Надо идти, – сказала она. – Я обещала быть в частном игорном доме.

Бинго показалось, что он услышал зов горна. Десятка подпрыгнула в кармане. Теоретически она принадлежала Алджернону Обри, но любящий сын всегда одолжит на такое верное дело.

– Меня не возьмете? – осведомился он.

– Пожалуйста, с удовольствием. Это в Сент-Джон-вуд.

– Вот как? Значит, недалеко от меня.

– Сейчас посмотрю адрес. Да, Магнолия-роуд, 43. Чуткий к знакам и знамениям, Бинго подскочил. Последние сомнения исчезли.

– Ну, знаете! – воскликнул он. – Я живу в соседнем доме.

Девица поахала, заметив при этом, что мир исключительно тесен, и Бинго согласился, что таких тесных миров он в жизни не встречал.

Полицейский рейд нагрянул тогда, когда Бинго собрался уходить. Деньги он уже спустил и стоял у окна, пытаясь продышаться, когда зазвонили какие-то звонки, и в окно пенящимся потоком кинулись люди.

Быстро смекнув, что люди эти правы, он к ним примкнул; и оказался в саду соседа, где спрятался в подходящую бочку. Через мгновение-другое к нему присоединилась Мейбл Мергатройд. Она ворчала.

– Чего они лезут? Какое им дело? – говорила она, пристраиваясь в бочке. – Я выигрыш собрать не успела, тридцать семь фунтов псу под хвост!

– Спасибо, – сказал добрый Бинго, – что в этой бочке нет воды.

– Да, воды нет, – согласилась Мейбл. – Прошлый раз я сидела в огуречной раме. Это, я вам доложу! Сожмитесь вы как-нибудь, сил нету. Почему вы раздуваетесь?

– Я просто дышу.

– Значит, не дышите. Бочка что, ваша?

– Нет.

– Вы говорили, вы тут живете.

– Рядом. Тут живет один художник.

– Симпатичный?

– Не особенно.

– Ах, все гады! Эй, что там? Кажется, отбой.

Мейбл оказалась права. Они вылезли, попрощались, и, ощущая, что он побывал в печи, Бинго юркнул в дом, а там – и в постель.

Проснулся он поздно и собирался на работу, когда вернулась жена.

– Здравствуй, заинька! – сказал Бинго с посильным пылом. – Как я без тебя скучал.

– А я как скучала! – отозвалась Рози. – Вообще-то здесь было нескучно. Миссис Симмонс-через-дорогу говорит, рядом оказался притон.

– Быть не может!

– Да, пакость какая!

– Мерзость!

– Удивительно, что ты ничего не слышал.

– Я очень крепко сплю.

– Да уж. Миссис Симмонс говорит, жуткий был шум. Мистер Квинтин в ярости. Всю ночь кто-то бегал через его сад. Знаешь, какой он склочный – то ему Алджи плачет, то ты играешь на укелеле. Куда ты, в редакцию?

– Да-да.

– Не опоздал? А то Перкис рассердится.

– Ну, что ты! Он на меня не сердится. Он вечно говорит: «Главное – выспитесь как следует».

– А ты выспался? Какой-то ты желтый…

– Интеллектуальная бледность, – объяснил Бинго и ушел.

Разбирая редакционную почту, он страдал. Уровень чистого разума был невысок у его читателей, но сегодня казалось, что у него или у них – водянка мозга. Сообщение о черепахе по имени Руперт давало полное право на место в сумасшедшем доме.

Одно было хорошо – Перкис позвонил и сказал, что болей. Перкиса бы он не вынес.

Когда он вернулся домой и еще стоял у вешалки, из гостиной послышался голос жены.

– Бинго, – сказала она, – зайди сюда на минутку. Голос этот ему не понравился. Женатые люди не любят металлического призвука.

Жена стояла посреди ковра с какой-то бумажкой в руке.

– Бинго, – сказала она, – где ты вчера был?

– Вчера? – переспросил Бинго, мучительно хмурясь. – Сейчас, сейчас… Так, так… Ты хочешь сказать, пятнадцатого июня? Х-м… Ха… Пятна…

– Видимо, ты никак не вспомнишь, – сказала миссис Бинго. – Разреши, я помогу. Ты играл в рулетку и прятался от полиции.

– Кто, я? – удивился Бинго. – Ты меня имеешь в виду?

– Прочитай, – сказала жена, вручая ему бумажку. Прочитал он следующее:

«Madame,

Сочувствуя желанию Вашего супруга избежать ареста за посещение игорного дома, я был бы рад, если бы Вы попросили его не прятаться в моих бочках с неизвестными особами.

Искренне Ваш

Данте Габриэль Квинтин».

– Что скажешь? – спросила жена.

Обратившись в желатин, Бинго понял, что борьба бесполезна. Дух его был сломлен. Он вдохнул воздуху, собираясь приступить к покаянию, когда что-то зашелестело и зашуршало, словно ветер, и в комнату ворвалась няня.

– О, мэм! – взывала она. – О, мэм!

Мгновенно проснувшаяся мать затмила жену. Забыв и Бинго, и бочку, и полицию, Рози охнула. Бинго тоже охнул. Няня охала и так. Внезапный гость предположил бы, что у них приступ астмы.

– Он болен? – вскричала Рози.

– Он сказал: «Кот»!

– Кот?

– Чтоб мне с места не сойти! Я ему показывала картинки, а он увидел носорога, ткнул в него пальчиком и говорит: «Кот».

Для неженатых мы поясним. «Ну и что? – скажут они. – Подумаешь, какое слово!» Первое, ответим мы. Алджернон Обри принадлежал до сих пор к сильным, молчаливым младенцам, которые пускают слюну углом рта, а иногда хрюкают. Теперь вы поймете, почему миссис Бинго восприняла неожиданную весть примерно так, как приняли голливудские магнаты звуковое кино. Она выскочила из комнаты. Няня кинулась за ней. Бинго остался один.

Когда он гадал, что же все-таки сказать жене, горничная сообщила:

– Мистер и миссис Перкис.

Бинго, бродивший в муках по комнате, наткнулся сослепу на столик, опрокинув вазу, три фотографии и чашу с сухими лепестками. Раздался звук, напомнивший взрыв; и, очнувшись, Бинго увидел, что начальник его – мутно-зеленый, а под глазами у него круги.

Поморгав немного, гость спросил:

– Мы вам не помешали?

– Что вы, что вы! – отвечал Бинго. – Я думал, вы больны.

– У меня болела голова, – сообщил Перкис, – от того, что я поздно лег и сидел на сквозняке. Помните, вчера, в клубе? Как мы удивились, взглянув на часы!

При звуках этих слов Бинго показалось, что скрытый оркестр начал свое дело, а откуда-то донесся запах фиалок и резеды. Макаронина, в последнее время заменявшая ему позвоночник, обрела неожиданную твердость.

– Да-да, – сказал он. – Помню!

– Как время бежало!

– И верно. Заговорились о делах…

– Что может быть увлекательней?

– Поистине, ничего!

– Вы сказали…

– Я сказал…

– …насчет гонорара за рассказ.

– Да?

– Ну, как же! Десять фунтов. Может, я ошибся?

– Нет-нет! Конечно, конечно.

– Можно их сейчас дать. А то вся эта бухгалтерия… Перкис застонал, хотя не так, как стонал недавно Бинго, но тоже неплохо.

– Пожалуйста, – произнес он, дал десятку, и тут появилась миссис Бинго.

– Джулия! – вскричала она. – Ты не поверишь! Алджи сказал: «Кот»!

– Кот?

– Ты подумай! Идем туда, быстро! Он еще раз скажет. Бинго глядел на нее, как Артур на Гиневеру.

– Разреши?

– Да, что?

– Я ненадолго тебя задержу. Когда ты убежала, как кролик из западных прерий, я как раз собирался тебе кое-что сообщить. Если ты спросишь нашего гостя, он тебе скажет, что я не прятался в бочках, а сидел с ним в клубе. Мы обсуждали редакционные дела. Работа для нас не ограничивается пребыванием в издательстве. Мы, собственно, не думаем о времени.

Все помолчали. Потом миссис Бинго пошатнулась. Глаза ее были полны слез.

– О, Бинго!

– Я считал необходимым тебе это сказать.

– Кроличек, прости!

– Хорошо, хорошо. Я не сержусь. Так, обидно.

– Я подам в суд за клевету!

– Ах, не стоит! Обдай его холодом, и все. Что с него возьмешь? Вряд ли и десятку. Да, кстати! Я тебе обещал для Алджи. Возьми, а то забуду. С этой работой забываешь буквально все. Миссис Перкис, я вас задерживаю. Вы спешите к Алджи.

Дамы удалились. Бинго обернулся к Перкису. Взгляд его был суров.

– Перкис, – сказал он, – где вы были пятнадцатого июня?

– Да с вами же! – ответил Перкис. – В клубе.

– А я был с вами. Незабвенный вечер! Что ж, войдем к Алджи, послушаем, что он скажет о котах.