Текст книги "Том 4. М-р Маллинер и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА XII

Расставшись с Берни, Джерри пошел искать Джейн и нашел ее у входа. Она стояла у машины, уже в другом платье. Он удивился.

– Привет, – сказал он. – Вы что, уезжаете?

– Да вот, в Лондон, – отвечала она. – Нью-йоркский юрист хочет со мной повидаться. К вечеру вернусь. Ладно, не в том дело. Как у вас?

– Плохо.

– Ну, естественно. Так я и думала.

Особой прозорливости тут не требовалось, Джерри был исключительно мрачен. Неприятно отступать в беспорядке. Наполеон, испытавший это в Москве, не скрывал, что ему плохо; не скрывал и Джерри в Меллингэме. Примерно так выглядел рыцарь, сообщавший даме, что его вышибли из седла.

– Что-то случилось? – О да!

– Бедный вы, бедненький!

– Она вернулась и застала меня.

– Она же ушла к викарию!

– Значит, не дошла. Если бы люди шли, куда собирались, мир был бы лучше и чище, – горько заметил Джерри, много над этим думавший.

– Что вы ей сказали?

– Ничего. Я сидел в шкафу.

– Ясно. Значит, услышали, что она идет.

– Вот именно.

– Она открыла шкаф?

– Да.

– Почему?

– Я стал чихать. Не вижу, что тут смешного.

– Я не смеюсь, я улыбаюсь. Вспомнила «Алису». Как там про младенца? Он тоже чихал. А, вот! «Лупите своего сынка за то, что он чихает, он дразнит вас наверняка, нарочно раздражает».[69]69
  Пер. Д. Орловской.


[Закрыть] Она вас лупила?

– Скорее – нет. А вообще чем-то ударила.

– Господи!

– И спросила, что я там делаю.

– Трудный вопрос.

– Да.

– Просто не знаешь, как ответить.

– Сперва я не знал, а потом вспомнил, что она советовала мне прочитать одну книгу. Так я и сказал: зашел вот за книжкой.

– И прибавили, что книги вы ищете в платяных шкафах.

– Нет. Я услышал голоса.

– Просто Жанна д'Арк.

– И решил, что это воры.

– Так и сказали?

– Конечно.

– Она не удивилась?

– А что тут еще скажешь? Не забывайте, она меня стукнула чем-то вроде Статуи Свободы. Это мешает думать.

– Она вам поверила?

– Скорее – нет. По-моему, она решила, что я спятил.

Слово «спятил» оказалось волшебным – манера сострадательной сестры мгновенно сменилась манерой суровой гувернантки.

– Что ж, она права, – сказала Джейн.

– Почему?

– Потому. Разве нормальный человек будет скрывать от девушки, что он ее любит?

– А, вы об этом.

– Да, об этом.

– Но я же не могу!..

– Можете, можете. Где ваша сила воли?

– Дело не в том. Она подумает, что мне нужны ее деньги.

– Не подумает.

– Предположим. А другие?

– Чихать вам на других! Вы ее пожалейте, бедную.

– Богатую.

– Хорошо, богатую. Она страдает.

– Что она делает?

– Страдает. Горюет, скорбит, терзается. Если хотите – испытывает страшные муки.

Джерри до этого не додумался. По своей скромности он и не надеялся, что женщины могут страдать из-за него, словно он – тот демонический любовник,[70]70
  Демонический любовник – в поэме Колриджа «Кубла хан» есть слова о женщине, тосковавшей по «возлюбленному-бесу».


[Закрыть] о котором писал Колридж.

– Вы думаете, она все это чувствует? – на всякий случай проверил он.

– Конечно. Сидит и страдает. Он для нее – прекрасный принц. Каждое утро она ждет – а вдруг уже едет на белом коне? Но он не едет, вы не едете. Вот она и плачет, что там – рыдает. Ничего не ест, а по ночам кусает подушку, вся наволочка в дырках.

Снова – как тогда, в суде, – Джейн убедила его. И впрямь, подумал он, ему пора повидаться с врачом. Человеку, способному выбросить жемчужину, самое место в сумасшедшем доме, там он будет истинной звездой.

Сомнения, которыми он так гордился, исчезли, словно их и не было. Джерри шагнул к Джейн и пылко произнес ее имя.

– Джейн! – сказал он. – Джейн…

– Минутку, дорогуша!

Это сказала не она, а Чиппендейл, по-видимому, спасшийся из ловушки.

– Прошу прощенья, – продолжал он, учтиво подмигнув, – хозяин хочет с вами потолковать.

Хотя о сэре Криспине вполне резонно говорили, что если люди – костяшки домино, то он – две пустышки, какой-то разум у него был. Узнав, что племянника застали в шкафу, он сразу все понял. Племянники, размыслил он, не сидят в шкафах из прихоти. Значит, Уиллоуби решил, что две головы лучше, чем одна, и зачислил в свои ряды Джерри. Чего и ждать, если ему не терпится!

Надежда, раздавленная было отказом Чиппендейла, зашевелилась снова. Да, Джеральд комнату не обыскал, но человек он умный и что-нибудь придумает, а именно это и требуется.

Не тратя времени на препирательста, заведомо тщетные, – дворецкий был совершенно оглушен, – сэр Криспин спросил:

– Где мистер Уэст?

– Наверное, держит голову под краном.

– Найдите его и пришлите ко мне, – приказал сэр Криспин и не стал слушать предположений о том, что он погладит племянничка, приговаривая: «Бо-бо».

Джерри, войдя, был мрачен, как мрачен человек, если его ударить по голове, а потом помешать объяснению в любви.

– Да? – угрюмо сказал он.

Заметив такую неприветливость, сэр Криспин стал приветливым за двоих.

– Садись, дорогой, – предложил он. – Сигару?

– Нет, спасибо.

– Шерри?

– Нет, спасибо.

Сэр Криспин не отступал.

– Знаешь, мой дорогой, нам надо поговорить.

– Да?

– Да. Чиппендейл рассказал мне об этом… прискорбном случае.

– Да?

– Надеюсь, голова не болит?

– Болит.

– Болит?

– Еще как!

– Ай-яй-я-яй! Миссис Клейберн – сильная женщина. Что ты искал в шкафу, миниатюру?

Досада сменилась у Джерри удивлением. Разум старшего дяди он оценивал примерно так же, как автор притчи о домино. Чего-чего, а ясновидения он не ждал.

– Понимаешь, – продолжал дядя, – Уиллоуби звонил мне и просил ее найти. Он хотел, чтобы я обыскал миссис Клейберн. Сперва я растерялся, потом – решил помочь и поручил дело Чиппендейлу.

– Вот почему он там был!

– Да, поэтому. Обыскивать он умеет, практикуется с детства. Когда его отец выигрывал на собачьих бегах, мать заставляла его искать выигрыш. Видимо, есть у него и природный дар. Словом, я на него положился, но встреча с тобой его… скажем так, деморализовала. Только что он мне сообщил, что не хочет иметь дело с такими женщинами. Строго говоря, он выразился: «с бабами».

– В общем, смылся?

– Да.

– И ты предлагаешь мне поднять факел?

– Поэтично, но верно.

– Надеюсь, снова туда идти не надо?

– Нет-нет! – поторопился ответить дядя, хотя именно это предполагал. – Обжегшись на молоке…

– Вернее, пуганая ворона куста боится.

– Естественно. Ну, а если я пойду с ней погуляю?

– Вернется.

– Повезу в Солсбери?

– Машина сломается.

– Да, и вообще она там была. Надо что-то придумать. Они стали думать.

– Вот послушай, – сказал наконец Джерри. – Когда-то я читал рассказ про одного типа. Он украл деньги из кармана пальто, оно висело в передней.

– Очень занимательно, но при чем тут мы?

– Ты слушай. Все это было на званом обеде. Наняли сы-шика, он подошел к клептоману и говорит: «Вы не дадите мне деньги, которые вы взяли из кармана такого-то числа у такого-то?» Клептоман отвечает: «Пожалуйста. Они ему нужны?» – и дает.

Они помолчали. Сэр Криспин трогал усы. Джерри смущался, думая о том, не перепутал ли он чего-нибудь. В конце концов читал он это давно.

– Хм, – сказал сэр Криспин.

– Тебе не нравится?

– По правде, не очень. Какой-то широкий клептоман… Вряд ли так бывает.

– Да, вряд ли. Миссис Клейберн скорее ударит тебя статуей.

– Меня?

– Я думал, ты и будешь говорить, ты солиднее.

– Нет, не буду.

Они опять помолчали.

– Послушай, – сказал сэр Криспин, – я тоже вспомнил детектив. Ты любишь Шерлока Холмса?

– Очень. Знаю наизусть. Только при чем тут мы? Хочешь послать миссис Клейберн пять апельсиновых косточек?

– Нет, не хочу.

– А что, неплохо! Правда, все зависит от того, как она к ним относится. Многим они нравятся.

– Я не сюжет имею в виду, а одну фразу. Холмс где-то говорит, что при пожаре каждый спасает самое дорогое. Она будет спасать миниатюру. Психология!

Поскольку у Джерри не было усов, потрогал он подбородок.

– Ты что, хочешь поджечь Меллингэм-холл?

Сэр Криспин вздохнул; усадьба была хорошо застрахована.

– Зачем? – спросил он. – Просто ударь в колокол.

– Кто?

– Ты, ты. У тебя руки сильные.

– Я не знаю, где он.

– Ничего, покажу. Тянешь за веревку…

– И выбежит миссис Клейберн?

– Конечно.

– С миниатюрой?

– Вероятно.

– Что же ее, обыскивать?

– А?

– Трясти и щупать?

– Да, не подумал…

– Может, сбить с ног?

– Говорю, не подумал. По-видимому, план неудачный.

– Скажем так, не очень удачный.

– Не хуже твоего!

– Это верно. Другого нет?

– Вроде нет.

– Ничего мы тут не придумаем. Душно, проповеди всякие…

– Надо пройтись. Вернусь – расскажу.

Вернулся Джерри часа через полтора, веселый и возбужденный. Он сказал:

– Великий военачальник отличается тем, что способен учиться на своих ошибках. Когда посредственность, чертыхнувшись, уходит в шатер и старается все забыть, он раскуривает трубку и рассуждает так: «Последняя битва не очень удачна, мемуары она не украсит, но подумаем, что можно из нее извлечь». Вот я, к примеру. Потерпел поражение. Утратил доверие матушки Клейберн, она ведь не дура. Что же из этого следует? А то, что она поверит любому злословию. Когда она вернется от викария, скажи ей, что я ворую с самого детства, это – позор семьи. Из школы – выгнали, материнское сердце – разбил, тебя – просто разоряю. Словом, пока я здесь (это все ты говоришь), лучше и надежней всего – отдать на хранение ценные вещи, как на океанском лайнере. Кому? Конечно, тебе. Иначе я уворую. Неужели она не отдаст эту штуку, да еще с благодарностью?

Сэр Криспин не то вздохнул, не то охнул:

– Джеральд, ты – гений!

– Я знал, что тебе понравится.

– Конечно, отдаст.

– Никаких сомнений. Значит, иди. Она вот-вот вернется.

Сэр Криспин пошел, и походка его заметно отличалась от прежней; а Джерри стал думать о том, как повезло его дядям с племянником. Какие проблемы, какие дилеммы, когда существует Дж. Г. Ф. Уэст! Странно одно – почему такой человек не востребован дипломатами?

За этими мыслями и застал его Чиппендейл. Джерри ему не удивился. Он достаточно пожил в Меллингэме, чтобы знать: в этой древней усадьбе многого недостает; многого – но не Чиппендейла. К беседе с ним он не стремился.

– Его нету, – быстро сказал он.

– Кого, дорогуша?

– Вам нужен сэр Криспин?

Оказалось, что Чиппендейлу никакой сэр не нужен, а хочет он справиться о здоровье и спросить, не миниатюру ли искал Джерри в шкафу. Что-то ему сдается, заметил он, что тот – из помощников мистера Скропа.

– Как и вы, – удачно парировал Джерри.

– Ничего подобного, дорогуша.

– Да, дядя сказал, что вы сбежали. Глагол этот Чиппендейла обидел.

– Отказался, дорогуша. Разве с такой дамочкой справишься? Как говорится, кряжистая. Я таких не люблю. По мне, женщина – это женщина. Она что, американка? Так я и думал. Это все от маршей, с полицией дерутся. Да, насчет полиции. Жаль, она не Симмса огрела.

Согласившись с тем, что лучше бы она ударила кого-нибудь другого, Джерри осведомился, кто такой Симмс.

– Наша полиция. Мы с ним не ладим, очень злой.

– Злой?

– Просто лютый. Как говорится, ищет, кого бы пожрать.[71]71
  …ищет, кого бы пожрать. – См. Библия, 1 Пет., 5:8. В синодальном переводе «…ища, кого поглотить».


[Закрыть]

– Это нехорошо.

– Чего уж хорошего! Я бы ему дал хорошего раза, да он очень солидный…

– Понятно. Он – солидный, а вы – плюгавый. Чиппендейлу снова показалось, что Джерри неделикатен.

– Значит, – продолжал тот, – ничего не попишешь.

– Это как сказать. Драться с ним, с бегемотом, не буду, а свинью – подложу. Собью спесь. Только помощник нужен.

– Откройте все. Что вы собираетесь сделать?

– Ладно, скажу. У него, у гада, что-то с ногами. Развить эту тему не удалось, помешал сэр Криспин, и Джерри мог, если хотел, гадать, чем связаны ноги с готовящейся местью. Возможно, Симмс страдает мозолями, и помощник на них наступит. Хотя при чем тут спесь, не ясно.

Что же до сэра Криспина, он страдал, как страдает человек, упустивший синюю птицу. Глаза у него вылезли, усы – обвисли, остаток волос он терзал неверной рукой. Примерно так выглядит вестник в греческой трагедии.

Но есть и разница. Вестник начал бы длинную речь, испещряя ее восклицаниями: «Увы мне!», тогда как сэр Криспин сразу перешел к делу.

– Отдала викарию, – сказал он. – Для этого ихнего базара. Если есть замогильные голоса, это был один из них.

ГЛАВА XIII

Дурная весть действует по-разному, смотря какой человек. Некоторые держатся стойко; некоторые – но не эти. Сэр Криспин, дрожавший, словно желе, с тех пор, как услышал весть о Берни, так и дрожал; Джерри издал те странные звуки, какие издает игрушка «умирающий петух»; Чиппендейл прибег к божбе. Словом, мы не преувеличим, если скажем, что царила растерянность.

Первым заговорил сэр Криспин.

– Она сошла с ума! Нет, вы подумайте, Гейнсборо! Зачем? Почему?

– Все из-за веры, дорогуша, – объяснил Чиппендейл. – Религия. Бывает у женщин. Вот одна моя тетя продала отцовскую челюсть, а деньги отдала миссионерам. Ну, прижали ее, а она и скажи: собираю сокровище на небесах. Много не соберешь, челюсть фальшивая! Вообще, эта тетя… Ничего фруктик. Помню, как-то мы… Пардон?

– Да ну ее к черту! – перебил его Джерри, и, устыдившись такому совпадению, Чиппендейл сообщил, что эти самые слова произнес несчастный отец.

Джерри, еще не обретший былой приветливости, осведомился, что благочестивого в поступке миссис Клейберн. Какой-то базар…

– А вы послушайте, – отвечал Чиппендейл. – Значит, моя тетя… Ладно, ладно, сам спешу, сколько можно тут с вами разговаривать! Дела, дорогуша!

Когда он ушел, дядя с племянником тихо сидели не меньше часа, снедаемые именно тем, что покойный лорд Теннисон назвал: «Мысль, слишком горькая для слез». У Джерри она была горше, ибо к печали прибавлялось подозрение, что он может решить не всякую проблему.

Выхода он не видел. Связать викария и пытать, пока не отдаст миниатюру, – все-таки накладно. Констебль поймает его, станет сержантом… нет, пусть делает карьеру иначе или займется ногами.

Библиотека опять мешала думать, и он решил пройтись, о чем и сообщил дяде. Но не дошел до двери, как столкнулся с Чиппендейлом, вернувшимся к ним, словно почтовый голубь.

И Джерри, и сэр Криспин встретили его холодно. Иногда дядя и племянник, погруженные в скорбь, рады новому человеку, даже если он похож на захудалую курицу; иногда – но не на этот раз.

Особенно огорчило их, что выглядит он так, словно купил весь мир и заплатил наличными. Грустный Чиппендейл – пожалуйста; плачущий – еще лучше; но осклабившийся, как чеширский кот, – это черт знает что такое! Они собирались высказать свои чувства, когда дворецкий заговорил:

– Новость – первый сорт! – сказал он, и они застыли, судя по вытаращенным глазам и разинутым ртам, – от изумления, но не издали ни звука. Если бы не одежда, каждый бы принял их за траппистов,[72]72
  Трапписты – члены монашеского ордена, дающие обет молчания.


[Закрыть] услышавших по радио шлягер.

– Значит, так, – продолжал Чиппендейл, милосердно сокращая их муки. – Был у викария, забрал эту штуковину.

Он подождал отклика, но аудитория соображала туго.

– Забрали? – спросил Джерри.

– Это невозможно! – вскричал сэр Криспин.

– Возможно, дорогуша, все возможно, если мозги варят.

– Вы хотите сказать, что миниатюра у вас?

– Ну! – отвечал Чиппендейл.

Только теперь оба закричали, благоговейно глядя на него. Никто бы не подумал, что еще недавно они считали его одной из низших форм жизни.

– Как же это вы? – спросил Джерри.

– Напел того-сего.

– Чего именно?

– Угадайте с трех раз.

– Нет-нет, скажите!

– Ладно, – уступил дворецкий. – Значит, я сказал, что такая самая девица умерла от… как ее… вроде лейки.

– От лейкемии?

– Вот-вот. Я ее любил, а она – бац! – и умри. Вы, говорю, продайте мне эту штуку, пока базар не открыли, сами понимаете. Да, говорит, понимаю, берите так. Я и взял. Проще пареной репы.

– Поразительно! – заметил сэр Криспин. – Какая тонкость, какой ум…

– Вот и суди… – начал Джерри, но остановился. Чиппендейла эта фраза заинтересовала.

– Я хотел сказать, – объяснил Джерри, – что нельзя судить по началу. – (На самом деле он хотел сказать, что нельзя судить по наружности.) – Где же она?

– Да уж припрятал. Передам сэру Криспину, так верней. Сэр Криспин с этим согласился.

– Только выясним сперва одну штучку, – продолжал дворецкий. – Помните, дорогуша, мы говорили про ноги?

Дорогуша, которым на сей раз был Джерри, это помнил. Мало того, он пытался понять, как связаны с их делом недомогания ног. Скорее они касаются хирурга или мозольного оператора. Собственно говоря, что у него с ногами?

– Так – ничего, – отвечал Чиппендейл, – а под вечер вроде бы горят, ходит он много. Это не он говорил, мы с ним не ладим, это его хозяйка, почтальонова жена. Он, значит, ей, она – мне. Горят!

– Это плохо.

– Смотря для кого. Для меня, так лучше некуда. Как говорится, дар небес.

– Почему?

– Ну, вы посмотрите! Куда он их сунет? В воду. Джерри и его дядя с этим согласились, но признались в том, что по-прежнему не видят связи между ногами Симмса и их делом.

– Ничего, увидите, – сказал Чиппендейл со спокойным терпением учителя, объясняющего трудный урок отсталым ученикам. – Тут у вас есть ручей.

Сэр Криспин признал это.

– Течет в озеро, – продолжал его собеседник.

– Да-да, я знаю.

– Вот туда он ноги и сует. Обойдет все в последний раз, сядет и сунет. Чтобы не пекло.

– Или, точней, не горело.

– Синоним, – пояснил дворецкий, уже не так мягко. – В общем, сидит и мочит ноги.

– Ну и что?

– То, что можно его толкнуть.

Теперь Джерри понял. Кроме того, он вспомнил, что мнимый мажордом намеревался сбить с констебля спесь, – и снова подивился и тактическим, и стратегическим его талантам.

– Когда же вы собираетесь… – почти благоговейно начал он, но Чиппендейл не дал кончить фразу.

– Я? Да вы что! Меня же сразу заподозрят. Сказано, мы с ним не ладим. Никакое алиби не спасет. Нет, толкать – вам, дорогуши. А уж кому, бросьте монетку.

Джерри признал его правоту – в конце концов, если бы кто-нибудь из трех мушкетеров попросил двух других толкнуть в Сену кардинала Ришелье, они бы немедленно согласились; но, взглянув на дядю, заметил, что тот очень удивлен.

– Что?! – воскликнул сэр Криспин.

– То, дорогуша.

– Никогда в жизни!

– Дело ваше. Повезу эту штуку в Лондон, пусть платит мне. Джерри его поддержал.

– Подумайте, дядя Криспин!

– Золотые слова!

– Может, не тебе выпадет.

– А если вам, дорогуша? Плевое дело!

– Махнул рукой, и все.

– Поймает – скажете: хлопнул по спине. Как говорится, незадача.

Доводы эти, при всей их разумности, не убедили сэра Криспина; ему по-прежнему казалось, что он играет главную роль в особенно жутком кошмаре. Они его не убедили; убедила – угроза.

– Хорошо, – тихо и хрипло сказал он.

– Молодец! – одобрил Джерри, и Чиппендейл с ним согласился.

– Тогда бросайте монетку, – сказал он. – Бросаю – я, кричите – вы, дорогуша. По старшинству.

– Орел, – проговорил сэр Криспин.

– Решка, – сообщил дворецкий.

– Да, не повезло, – посочувствовал племянник – Ну, я съезжу в Лондон, ознакомлю дядю Уилла с последними новостями.

И он удалился, а Чиппендейл напутствовал новичка в трудном деле полисменомахии:

– Читали про такого индейца, Чингач… как его? Ладно, не в том дело. Значит, этот индеец ходит, что называется, бесшумно, сучок не скрипнет. Вот так и вы, дорогуша. Дурак-то ваш Симмс дурак, а слух у него – что надо. Вчера, к примеру, в «Гусе», говорю я одному типу: «Глянь, туша явилась!», так это на ухо, – а он, гад, услышал. Нет, это надо же! Скажи священнику: «Окрести ребеночка Чингачгук» – что он запоет? Да кликнет полицию. Значит, насчет полиции: у нашей туша будь здоров, пихайте хорошо, дорогуша. Р-раз, нава-ли-лись!..

И с этим бодрящим криком Чиппендейл удалился, оставив хозяина в раздумье.

Берни вернулась от викария не такой веселой, как обычно. Викарий принял ее лучше некуда, кормил, поил, а она все равно не веселилась, поскольку думала о том, как странно проводит время Дж. Г. Ф. Уэст.

Конечно, могло случиться, что молодые англичане сплошь и рядом сидят в шкафах; и все же ей казалось, что тут случай особый. Тогда вставал вопрос: здоров ли Джерри? Скорее – нездоров, то есть спятил, а это неприятно, ибо за их короткое знакомство она к нему привязалась.

Перейдя к более приятной гипотезе (английский юмор), она сразу отвлеклась, завидев Криспина. Шел он к озеру, на ее оклик – оглянулся, и выражение его лица возродило в ней подуснувшие материнские инстинкты. С таким лицом, строго говоря, вообще не передвигаются. Покойный мистер Клейберн выглядел в этом роде после Нового года, наутро.

– Криппи! – закричала она, – Ой, Господи! Что с вами? Просто утопленник какой-то.

Действительно, баронет напоминал мертвое тело, пролежавшее в воде достаточный срок. Время не утишило страха, напротив – прибавились угрызения. Зачем, зачем взял он у брата двести три фунта шесть шиллингов?! Зачем просадил сотню на лошадь?! Половина несчастий – от лошадей, другая – от орлянки.

Такие мысли непременно отразятся на внешности; и жалость, которую Берни испытывала к Джерри, мигом переметнулась на него. А что такого? В конце концов Джерри – просто знакомый, тогда как трагического баронета она уже полюбила. Он – такой нежный, такой ранимый, такой беспомощный! Словом, полюбила, и все.

– В чем дело, Криппи?

Сэр Криспин молчал. Он был не очень умен, но все же понял, что миниатюру упоминать нельзя. Больше всего на свете ему хотелось облегчить душу перед этим ангелом – но как?

И тут он догадался: надо чуть-чуть подправить факты. В конце концов дипломаты только так и делают!

– Чиппендейл меня шантажирует, – проговорил он.

– Криппи, не бормочите! Я услышала: «шантажирует».

– Так я и сказал.

– Господи! Вы сделали что-то плохое?

– Нет-нет, что вы! Он кое-что от меня требует, грозится, что выдаст себя гостям.

– А это плохо?

– Ужасно. Они уедут.

– Вы же их терпеть не можете!

– Они платят.

– А чего он требует? Денег?

– Нет. Чтобы я толкнул констебля в воду.

Берни нахмурилась – в отличие от Веры Апшоу, она не боялась морщин – и сурово сказала:

– Криппи, не смейтесь надо мной!

– Что вы, что вы!

– Чушь какая-то! Констебля – в воду! Зачем это ему?

Перевалив через самое трудное, сэр Криспин обрел легкость речи. Напомнив, как ссорятся эти двое, он перешел к былым угрозам («собью спесь») и коснулся обстоятельств, связанных с горением ног.

– Сидит и мочит в воде.

– Понятно, понятно!

– Толкнуть-то легко…

– Легче легкого!

– … Но…

– Но вы не хотите.

– Да, да.

– Понятно. В вашем положении! Вы – судья или что-то в этом роде?

– Мировой судья.

– Вот видите! Если вас поймают, придется судить себя самого. Нет, ни в коем случае! Сделаем иначе.

– Как?

– Я его толкну. Вы хрупкий, я – потяжелее. Мигом бухнется! Ну, вот и хорошо. Теперь успокойтесь, отдохните.

Когда она это сказала, сэр Криспин познал любовь. Раза два он влюблялся – вспомним суды, – но ничего подобного не испытывал.

Установив по расписанию поездов, что последний из них отбыл в Лондон двадцать минут назад, Джерри вернулся в библиотеку, резонно полагая, что в отсутствие Джейн можно побыть и там.

Чувствовал он себя превосходно. Последние сомнения ушли, препятствия – пали. Осталось толкнуть полисмена в воду, на что в конце концов способен и дядя Криспин.

Такие мысли, подкрепленные дядиной сигарой, даровали ему благоволение ко всему сущему, и, когда вошел Гомер, он приветливо улыбнулся. Они почти не общались, но, как-никак, юрист принадлежал к роду человеческому, а значит – вызывал умиление, которое вызвал бы сейчас и сам Чиппендейл.

Зная по опыту, что Гомер интересуется погодой, Джерри о ней и заговорил.

– Привет! – сказал он. – Какая погода, просто прелесть!

– Да, – отвечал Гомер.

– Солнце сияет!

– Да.

– И это надолго! Говорят, область высокого давления распространилась на всю страну к югу от Шетландских островов. Здорово, а?

– Да. А где сэр Криспин?

– Пошел прогуляться. Он вам очень нужен?

– Да. У меня мышь.

Джерри пожалел дядю. Как его мучают, однако! То мышь, то труба, то запах какой-нибудь. Тяжело. Совсем измотаешься…

– Подумать только! – сказал он, жалея юриста. – Мышь! Это не шутка.

– Она скребется.

– Еще бы! Выйдет – цапнет за ногу, чего доброго. Непременно сообщу дяде, он вам кошку одолжит.

– Спасибо.

– Не за что.

Гомер ушел, Джерри умилился и этому – в одиночестве легче думать о Джейн. Он встал и подошел к окну.

И тут он увидел машину, подъезжавшую к дому. Судя по размерам, принадлежала она человеку зажиточному, что и подтвердилось, когда из нее выскочил роскошный шофер, а за ним вылез дядя Уиллоуби.

Джерри обрадовался ему – значит, не надо ехать в Лондон, и приветливо крикнул: «Эй!», прибавив ненужное: «Я здесь». Теперь, думал он, можно будет потолковать со всеми удобствами, куря сигару, попивая вино. Чиппендейл явился на его зов как раз тогда, когда дядя располагался в кресле.

– Чего надо, друг? – спросил он.

– Виски и содовую, – отвечал Джерри, знавший дядины вкусы, а Чиппендейл кивнул и ушел. Дядя удивился.

– Кто это?

– Дворецкий.

– Не может быть!

– Я тебе писал, он странный.

– Где Крисп его выкопал?

– Не знаю.

– Похож на чахоточную курицу.

– Есть немного.

– Он что, зовет тебя «друг»?

– Или «дорогуша».

– Я бы ему дал по уху.

– Да, очень хочется. Но ты учти, мозги у него – будь здоров. Раз – и готово! Без него б твою девицу никогда не получили. А, вот и он! Поставьте сюда. Спасибо.

– Не за что, дорогуша, – отвечал куртуазный Чиппендейл. – Пейте на здоровье, виски – первый сорт. Пока!

Хотя обращался он и к юристу, тот ему по уху не дал, ибо, забыв обо всем, так явственно выражал радость, что его немедленно взял бы любой режиссер.

– Что ты сказал? – спросил он, когда дворецкий удалился. – Вы ее забрали?

– Почти.

– То есть как «почти»? Где она?

– У Чиппендейла.

– С какой стати?

– Долго рассказывать. Ну, ладно, иначе не поймешь. Начну с начала.

Если бы режиссер следил за лицом Уиллоуби, пока тот слушал рассказ, он бы укрепился в своем решении. Палитра не исчерпывалась радостью; в ней были изумление, ужас и боль.

– Постой, постой, – выговорил дядя так, словно играл в шекспировской драме, болея тонзиллитом. – Значит, все зависит от того, столкнет ли его Крисп? Да он лилипута не столкнет! Что там, я б ему осу не доверил! Зови своего Чиппендейла!

– Хочешь с ним поговорить?

– Ни в коей мере. Или он отдаст миниатюру, или я его пристукну.

Войдя и стоя перед ним, дворецкий несравненно меньше походил на курицу, ибо радовался чему-то, как сам юрист в своей первой фазе. Тем временем тот прямо обратился к нему:

– Эй, вы!

– Вы меня, дорогуша?

– Вас, вас. Где миниатюра?

– Какая, дорогуша?

Джерри предположил, что лучше представить их друг другу.

– Чиппендейл, – сказал он, – это мистер Скроп.

– А, вон вы кто! – еще больше обрадовался дворецкий. – Ну, тогда пожалуйста. Он вам все рассказал?

– Да-да. Где миниатюра?

– Минуточку! Значит, про нашу гестапу вам известно. Так вот, все в порядке. Смотрю в окно, а он идет, весь мокрый. Прямо течет с него. Песенку слышали? «Пою-ю под дожде-е-о-м». Один к одному. То есть петь он не пел… в общем, ясно. Берите свою картинку, то есть, она в комоде, под носки положил. Схожу принесу.

Некоторое время Уиллоуби сидел тихо, как бы в забытьи, потом произнес:

– Поразительно!

– Что именно?

– Да Крисп. В жизни бы не подумал. И откуда берется? Какой урок! Вот видишь, нельзя судить с налета. Если человек всю жизнь ведет себя как размазня, это еще ничего не значит. Приходит час – и скрытые силы вырываются наружу. Сколько раз я решал, что ему место в лечебнице. Нет, какое дело провернул! Профессиональный преступник, и тот… Крисп! – внезапно вскричал он, ибо глава рода нетвердой походкой вошел в комнату и направился к виски. – Эта рожа нам все рассказала!

– Э? – спросил Криспин.

– Про полицейского.

– А!

– Я сейчас говорил Джерри, в жизни бы не подумал! Ты не боялся?

– А… э… Всякий бы это сделал на моем месте.

– Нет-нет! Ты просто…

«Герой» он сказать не успел, поскольку в библиотеку вошел Гомер, который выследил баронета и хотел сообщить про мышь.

– Ах, и вы тут, Скроп! – удивился он. – Давно приехали?

– Только что. Мне надо увидеть по делу мисс Ханникат.

– Очаровательная девушка.

– Насчет наследства.

– Да, она мне говорила.

– Она не знает. Есть новости. Как вам здесь, ничего?

– Замечательно. Тихо, нервы успокаиваются.

– А как Брюссель?

Гомер забыл о мыши, зато вспомнил обеды в Верой Апшоу, беседы с Верой Апшоу, прогулки с ней же…

– Много интересного, – ответил он. – Кстати, вам передали, что я звонил?

– Звонили?

– Да, в контору, когда вы только что уехали. Я сказал, что миниатюра в среднем ящике. Все ж, так вернее, – со значением прибавил он. – Не хотелось, чтобы она попала в чужие руки. Ночью я спустился вниз – так часа в два – и положил ее в ваш стол.

Если Уиллоуби испытывал сильные чувства (скажем, если его доводил известный нам Перси), цвет лица становился у него как-то гуще. Сейчас оно было пурпурным, словно царские одежды, и представляло большой интерес для медицины. Смотрел он на Гомера так, как смотрит одна улитка на другую, глубоко ее поразившую. Что до ушей, они пылали.

– Значит… – выговорил он и подавился. – Значит, она там и лежит?

– Естественно.

– Тогда что же Берни дала викарию?

– Простите?

– Берни дала ему миниатюру для благотворительного базара.

– А, – сказал Гомер и даже хихикнул, – это другая! Купила в лавочке за пять шиллингов, хотела вам подарить, но постеснялась. А вас, сэр Криспин, я извещаю, что у меня мышь. Только я лягу, она скребется. Но вы сейчас заняты, обсудим попозже.

Когда он удалился, его коллега, совершенно лиловый, приступил к нелицеприятной критике, но вдруг прервал сам себя и даже просветлел.

– Сэкономлю двести фунтов, – сказал он, и брат его заблеял от горя. – Не блей, Крисп. Платить тебе не за что.

– Послушай, Уилл!..

– Не за что. Дело есть дело.

– А ко мне это относится? – едва дыша, спросил их племянник.

– Нет, к тебе – нет. Деньги ты получишь, и очень кстати, если не раздумал жениться на Джейн.

– Я не понимаю…

– Сейчас поймешь. Кстати, где она?

– Поехала в Лондон, к нью-йоркскому юристу.

– Я его видел. Значит, он ей скажет.

– Что он скажет?

– Что у нее нет ни гроша.

– Как?!

Это вскричали и дядя, и племянник, дядя – громче.

– Ты говорил мне, – начал он тем самым голосом, каким сообщал недавно о Бернадетте и благотворительном базаре, – ты говорил, что она купит дом!

– Что ж, не купит. Насчет гроша я преувеличил, но денег у нее мало.

– Я лучше пойду лягу, – проговорил сэр Криспин. Теперь потрясенную улитку напоминал Джерри.

– Что случилось? – спросил он. – Нашли другое завещание?

– Нет-нет. Американцы, мой друг, – это акулы. Покойный Донахью не любил платить налогов. Удавалось это ему пятнадцать лет. Так что акулам есть что делать. Помню, один мой клиент унаследовал четыреста тысяч, а осталось ему – семь. Спасибо, если ей столько останется.

– Ой, Господи! – вскричал Джерри. – Ой, как хорошо! Именно тут и вошел Чиппендейл.

– Что вам нужно? – строго спросил Уиллоуби.

– То есть как это что? – удивился он. – Ну, дает! Сходите к врачу, дорогуша. Ладно, вот она. Насчет условий…

– О чем вы говорите?

– Две сотни мало, работа тяжелая. С тигрой я сидел? Сидел. То-то и оно. Положим так, три.