Текст книги "Том 4. М-р Маллинер и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА IX

1

Заботясь о здоровье, мистер Траут любил в хорошую погоду пройтись после еды. На следующий день погода была неплохая, и, спустившись по Парк-лейн, он дошел до Фаунтин-корт, где увидел, что навстречу идет молодой Пикеринг.

– А, Пикеринг! – сказал он так приветливо, что окончательно загрустивший Джо ответил: «А, мистер Траут!» голосом замогильным, но вполне сердечным.

– Хорошая погода, – заметил Траут, ничуть не смущаясь. Члены АХ никогда не смущались, встретив спасенных пациентов, – смутится ли врач, прописавший больному одно из тех снадобий, которые, чуть не взорвав голову, все-таки вылечат? – Рад, что вам лучше. Мы очень беспокоились. Что вы тут делаете?

Будь мистер Траут менее приветлив, Джо не раскрыл бы души, но он пребывал в том состоянии, когда приветливость вызывает признания с такой же легкостью, с какой извлекает фокусник кроликов из шляпы. Сообщение о том, что он заходил к одной девушке, не обрадовало Траута. Он хмыкнул, как бы намекая, что лучше бы почитать хорошую книжку, и спросил:

– К той барышне, о которой мы вчера говорили?

– Да.

– Надеюсь, вы нашли ее в добром здравии?

Джо вскрикнул, словно грешник в аду, которому другой грешник наступил на ногу. Ирония вопроса задела обнаженный нерв.

– Нашел! Я ее не видел.

– Да? Почему же?

– Не хочет видеть меня.

– Вот как?

– Помните, я собирался с ней в ресторан?

– А, да! Еще пошли к парикмахеру. Помню, помню. И тут – этот приступ. Вероятно, она вас ждала в ресторане, а вы не явились.

– Вот именно. Я хотел все объяснить, пошел к ней – она мне дала адрес, а они дали другой, она переехала. Пошел туда…

– И вас не приняли?

– Вот именно.

– Благодарите Бога, мой друг, – сказал мистер Траут. – Да, Пикеринг, благодарите, вы спаслись от большой опасности. Вы когда-нибудь думали о том, что такое брак? Не будем говорить об этом жутком обряде, с епископами, и певчими, и подружками, и родней, которого вы удачно избежали, – возьмем то, что бывает дальше. Здесь я тоже имею в виду не мерзкий завтрак, это все недолго, сильный человек может выдержать, но другие завтраки, каждый Божий день, и обеды, и ужины, когда какая-то женщина подходит к вам сзади, закрывает вам руками глаза и спрашивает: «Угадай, кто тут!» Судя по тому, что вы говорили, барышня ваша привлекательна. Допустим; но умеет ли она водить машину? Будет делать покупки, пока вы играете в гольф? Вести семейную переписку? Кто гарантирует, что она не разошлет родственникам открытки? Как многие молодые люди, – продолжал Траут, – вы пленились хорошеньким личиком, не думая о том, сможет ли ваша избранница заполнить налоговые бумаги и расчистить снег, пока вы сидите у камина с добрым детективом. Да, – совсем умилился он, – вы счастливо отделались. Другой бы на вашем месте плясал…

– Господи! – воскликнул Джо.

Воскликнул он так потому, что увидел такси, а в нем девушку, то есть Салли, направлявшуюся в Вэлли-Филдз. Дотуда, как известно, шесть миль, обычно она ездила поездом, но когда у тебя двадцать пять тысяч, можно многое себе позволить.

Такси остановилось, подзастряв в пробке, что и позволило Джо очнуться от транса, вскочить в другую машину и крикнуть шоферу в ухо знакомые всем слова:

– За ними!

Шофер (толстый и усатый, хотя это не важно) любил конкретные инструкции.

– За кем? – спросил он.

– Вон за тем такси.

– За тем?

– Нет, за черным.

– А, за черным!

– Ну, езжайте!

За время этих переговоров в машину сел и мистер Траут, сказавший еще не все, и первым делом спросил:

– Куда мы едем?

– Не знаю, – отвечал Джо.

Мистер Траут, судя по всему, пощелкал языком, но разве услышишь в таком шуме!

– Может быть, – осведомился он, – лучше бы сперва узнать адрес?

Чувства Джо к мистеру Трауту немного поугасли, но он любезно объяснил:

– Помните, я вам говорил про девушку? Она в том такси. Мистер Траут поздравил себя с тем, что чутье подсказало ему сесть в машину.

– Хотите ее догнать?

– Вот именно.

Это уже было обидно. При всей своей скромности, он знал, что его считают непревзойденным мастером убеждения. Так говорил Фред Бассет, говорил и Джонни Рансибл, а уж тем более Г. Дж. Фланнери. Легко ли в таком случае убедиться, что доводы твои не принесли никаких плодов?

– Значит, я зря старался? – спросил он.

– Что вы делали?

– Старался. Уговаривал вас бросить мысли о женитьбе.

– Да?

– Да.

– Простите, не расслышал.

– Вот как?

– Задумался.

– О?

– Знаете, бывает…

– Знаю, – отвечал мистер Траут.

Поистине, дальше было некуда. Мистер Траут не привык разговаривать с глухими аспидами.[39]39
  глухой аспид, упоминаемый в псалме, и гадаринские свиньи, упоминаемые в Евангелиях, встречались не раз в примечаниях к Вудхаузу.


[Закрыть] Отис Бьюстридж взбесился, но он хоть слушал. А этот… В конце концов, пусть летит с крутизны, как гадаринская свинья.

Но неугасимый дух Анонимных Холостяков не сдается так быстро.

– Разрешите продолжить? – сказал мистер Траут. – Так вот, я хотел бы напомнить вам об одной немалой опасности. У многих есть семьи. Маловероятно, чтобы вам досталась сирота, у которой нет ни сестер и братьев, ни теток и дядей. Вот вы говорите, ямочка. А знаете ли вы, что, судя по статистике, у 86,6 % молодых особ есть братья, которых надо подкармливать? У прочих есть дяди. Практически в каждом доме есть дядя Джордж или дядя Вилли, который выпить любит, а работать – нет. Человек, попавший в ловушку брака, находит там не столько счастливый приют, сколько богадельню.

– Нет, куда она едет? – сказал Джо.

Они уже миновали и Клапам, и Херн-хилл, а сейчас выезжали в тот оазис, где обитала на склоне лет небезызвестная няня. Вместе с тремя кошками она жила в хорошеньком коттедже, называвшемся «Лавры», половина которого, с отдельным видом и отдельным садиком, принадлежала женщине с собакой. Собака эта, по имени Перси, не любила кошек, что приводило к прискорбным распрям. Когда няня не принимала Салли, она читала Библию, размышляя о том, как уесть соседку. Распри бывают даже в земном раю предместья.

Первое такси было прытче, благодаря чему Салли удалось войти и закрыть дверь раньше, чем усатый шофер доехал до «Лавров». Когда он затормозил, Джо немедленно выскочил и, пронесясь через садик, позвонил в дверь. Открыла ее очень высокая, очень худая женщина с очень твердым взглядом, похожая на леди Макбет, а отчасти – и на зловещих женщин из готического романа.

Джо вспомнил свою няню, нередко бившую его головной щеткой; но не дрогнул. До воспоминаний ли тут?

– Здравствуйте, – сказал он. Няня не ответила.

– Разрешите войти?

– Что?

– Вы не возражаете, если я загляну на минутку?

– Зачем?

– Мне срочно надо видеть вашу гостью. Собственно говоря, няня могла оказаться доброй душой, которая рада помочь влюбленному человеку; могла – но не оказалась. Мужчинам она не верила. Взгляд ее, без того твердый, потвердел еще.

– Что вам от нее нужно? – сказала она. – Я знаю таких, как вы. Вы ищете, кого бы пожрать. Покайтесь! Царствие – при дверях. Отринь похоть плоти, воинствующую против духа, не то Господь поразит тебя, гроб повапленный.[40]40
  гроб повапленный – См.: Мф., 23:27 (в русском переводе – «окрашенный»).


[Закрыть]

С этими словами она захлопнула дверь, а Джо побрел к такси. Траут стоял у машины. Он не расслышал беседы, но общий тон уловил.

– Не пустила? – проверил он.

– Да. Садитесь, поехали.

– Езжайте, я побуду здесь. Место очень приятное. Пройдусь, а потом сяду в поезд.

2

Место и впрямь понравилось мистеру Трауту. Ему понравились тенистые улицы, аккуратные газоны, а главное – цветы. Известно, что именно в этом лондонском предместье сеют больше всего семян, покупают больше всего патентованных удобрений и губят больше всего зеленой тли. Летом здешние цветы поистине прекрасны.

А вот насчет прогулки мистер Траут покривил душой. Он собирался зайти в дом, повидать Салли и проверить, идет ли речь о небольшой размолвке, которую можно устранить коробкою шоколада, или дело серьезней. Кроме того, ему хотелось увидеть, что за девушка произвела такое впечатление на Джо Пикеринга.

Как только машина скрылась, он, пройдя через садик, позвонил в дверь. Открыла ее хозяйка, которая поглядела на него тем взглядом, каким Джек Демпси глядел на своего противника.

Не зная, что кротость в данном случае не поможет, мистер Траут кротко сказал:

– Здравствуйте. Она не ответила.

– Не мог бы я повидать вашу гостью? – спросил он.

Вопрос был неудачен. Только что хозяйка «Лавров» полагала, что перед ней – еще один из тех назойливых людей, которые спрашивают, каким она пользуется мылом или сколько тратит в месяц; но тут ей стало ясно, что это распутник, который намного старше, а значит – хуже первого.

– Не могли бы, – отвечала она. – Стыдитесь! Она вам годится в дочери.

– Вы меня не поняли, – поспешил сказать он. – Я просто хотел бы…

– Ничего не выйдет.

– Нет, я…

– Отойди от меня, сатана.

Многие решили бы, что дальше говорить не о чем; многие – но не Траут. Долгий опыт подсказывал ему, что у всякого своя цена. Вынув бумажник, он извлек оттуда фунтовую бумажку и, мягко улыбаясь, ее протянул.

Хозяйка «Лавров» посмотрела на нее с омерзением. Жалела она о том, что не прихватила зонтика, а отчасти – и о том, что из бумажки не получится хороший снаряд. Купюра упала к ногам мистера Траута. Он наклонился, чтобы ее поднять, но внезапный ветер унес ее на крыльях голубки. Она закружилась над газоном, словно королева мая, танцующая вокруг шеста.

Наконец ветер утих. Добыча лежала на траве, почти у дверей. Радуясь счастливому исходу, мистер Траут протянул руку, наклонился – но услышал, что кто-то вроде бы полощет зубы у него за спиной. Оглянувшись, он увидел собаку. Он посмотрел на нее с упреком; она на него – с подозрением.

Пес по имени Перси, как мы уже говорили, гонял соседских кошек; однако он не был узким специалистом. Почтальоны бледнели, завидев его, равно как назойливые люди. Правилом он поставил: «Двигается – кусай!», – и мы огорчимся, узнав, что мистер Траут задвигался. Оставив ту позу, в которой вас можно принять за куст, он протянул дрожащую руку и сказал:

– У-тю-тю. Тю-тю-тю-тю. Ш-ш, ш-ш…

Перси убедился, что подозрения его не напрасны. Как он был прав, как прав! Это – вор. «У-тю-тю» звучало зловеще, «тю-тю» – еще хуже, «ш-ш» – совсем ужасно. Незнакомец был явственно опасней трех соседских кошек, которые тоже отнюдь не подарок.

Разделяя с Наполеоном мнение, что атака – лучшая защита, Перси вцепился в дрожащую руку, а мистер Траут завыл, словно десять кошек, которым одновременно наступили на хвост. Перси так испугался, что кинулся прочь со скоростью пятидесяти футов в минуту, и тут из дома вышла незнакомая женщина.

То была Амелия Бингем, вдова, владелица другой части домика. Глядя сквозь мглу непролитых слез, мистер Траут не смог бы ее описать, но мы скажем, что была она приветливой и уютной. Склонность к полноте помешала бы ей стать мисс Британией, мисс Лондон и даже мисс Вэлли-Филдз, но уют в ней был, ничего не попишешь, она им просто светилась. Однажды мистер Траут забрел куда-то в холодный ненастный вечер и вдруг увидел, что сквозь мглу сияют окна кабачка, обещая тепло и отдых. Именно это чувство он испытал теперь.

Обычно Амелия Бингем приветливо улыбалась; обычно – но не в такую минуту. Она знала Перси, слышала крики и боялась худшего.

– О, Господи! – сказала она. – Рана большая? – И кинулась к гостю, который исполнял пируэты, прижимая руку к губам.

– Да, – отвечал он, на мгновенье отнимая руку.

– Наверное, он принял вас за почтальона.

– Если он не может отличить меня от почтальона, – сказал мистер Траут, способный при случае к горчайшему сарказму, – сводите его к доктору.

Именно тут Амелия Бингем пригласила его зайти в дом, где она обработает рану. Он согласился. Ярость еще владела им, но ее подмывали какие-то другие чувства. Общение с этой женщиной умягчало всех. Сейчас она заметила, что Перси – нехорошая собака, и мистер Траут отвечал, что это очевидно.

– Вы из Америки, да? – спросила Амелия. – Так я и думала. Понимаете, мы говорим «к врачу». Если больно, не скрывайте, – прибавила она, обрабатывая рану йодом.

Мистер Траут добродушно заверил, что никакой боли нет, и похвалил ее проворство, а она сказала, что у нее большая практика.

– Бинтуете почтальонов?

– Да нет, он им рвет штаны. Я служу в больнице.

– А, понятно!

– Сегодня у меня отгул. Один день в неделю мы друг друга отпускаем. Где вы в Америке живете?

– В Калифорнии, – отвечал гость, – в Голливуде.

– Вы артист?

– Нет, юрист. Амелия радостно охнула.

– Тогда вы скажете, имеет ли право соседка перебрасывать ко мне улиток.

– Ни в коей мере. Перед законом улитка – дикое животное.

– Что ж мне делать?

– Перебрасывать их обратно.

– Спасибо вам большое.

– Рад служить.

Отношения становились сердечней с каждой минутой.

– Хорошо там? – спросила Амелия.

– Где?

– В Калифорнии.

– Очень хорошо. Ее называют жемчужиной наших Штатов. Я сказал бы так: омытая солнцем, овеваемая тихим ветром, она являет собой то идеальное место, где только могут жить отважные мужи и прекрасные дамы. Чего там только нет! Кинотеатры, апельсиновые рощи…

– А землетрясения?

Мистер Траут, плавно помававший рукой, застыл, словно актер на съемке, услышавший: «Стоп!» Он не верил своим ушам.

– Простите?

– Разве у вас их нет? Вот, недавно…

– Вы спутали. Это пожар в Сан-Франциско.

– Да?

– Да. Пожар. Землетрясение в Калифорнии! Нет, поистине!..

– Вечно я все путаю. Ну вот. Продержится долго, если не будете махать рукой. А теперь я вас чаем напою. Хотите чаю?

– Конечно, – сказал мистер Траут. – Очень хочу, он освежает.

За чаем он и заметил, что с ним происходит что-то странное. Он испытывал незнакомые чувства. Все стало иным – глядя на хозяйку и на пышные булочки, которые, кстати, испекла она сама, он думал о том, что последние двадцать лет нередко заблуждался. К примеру, ему казалось, что холостяцкая жизнь – идеальна; а это не так. Разумному человеку нужна жена, нужен и дом, где для тебя пекут такие булочки. Словом, подобно Ромео, Джо Пикерингу и многим другим известным лицам, он влюбился с первого взгляда, и если мысль о Фреде Бассете, Джонни Рансибле и Г. Дж. Фланнери коснулась его сознания, он ее отогнал.

По-видимому, среди законов природы есть и такой: убежденный холостяк влюбляется с той неслыханной силой, которую прочие люди растрачивают с малых лет. Правда, на девятом году мистер Траут поцеловал под омелой шестилетнюю красавицу, но на этом его любовная жизнь кончилась, и сорок лет крядуон копил чувства, прорвавшие теперь плотину. Он ощутил, что рухнули все его принципы. Златоуст, обличавший любовь, глава и гордость АХ, стремился к Амелии, как, судя по слухам, стремится олень на источники вод. Если бы ангел принес ветку омелы, он бы немедленно повторил свой давний поступок.

– Как вкусно! – сказал он, доедая последнюю булочку. – Неужели сами пекли?

– А кто ж еще? И варенье сварила.

– Поразительно! Разрешите мне проведать вас снова. А вы не можете пойти в ресторан?

– Могу, спасибо.

– Я остановился в отеле «Дорчестер». Приезжайте туда к половине восьмого!

– С огромным удовольствием.

– Только без собаки, – сказал мистер Траут и прибавил для верности: – Ха-ха.

– Ха-ха! – отозвалась Амелия.

– Хо-хо! – завершил беседу гость, думая при этом, что надо бы сходить к парикмахеру.

ГЛАВА Х

Вечер того дня, когда любовь настигла мистера Траута, не принес огорчений его другу. Своим лондонским представителям взрывчатки под зад он подложил, кухарка оказалась истинным мастером, международный разговор убедил его, что дела идут неплохо, а от Веры Далримпл не было никаких вестей. Словом, Промысел Божий просто из кожи лез ради хорошего человека.

Особенно умилял магната последний из его даров. Два раза злосчастный Айвор был на волосок от гибели, и спасся поистине чудом. В первый раз к столику вовремя подошел ее знакомый, а во второй – на него напала икота, и он смог поразмыслить, пока официант бил его по спине.

Однако нельзя искушать Господа; а потому он особенно радовался, что Веры просто нет. За последним обедом он как раз заметил удивительное сходство с Грэйс, и мысль о том, что опасность миновала, приносила истинное блаженство.

Именно об этом он думал, когда позвонили в дверь. Открывать он пошел, потому что ждал Траута, тот ему звонил: но боялся – ужасно. Траута он очень ждал. Вот кто разбирается в таких делах, и всегда надежней, чтобы тебя лишний раз поддержали.

Он ждал – и дождался, но Траут был совсем иным. Траут сиял, он сверкал, он приплясывал. Даже опустившись в кресло, он топал по ковру, словно нервный конь или танцор, исполняющий под волынку особый шаркающий танец, популярный некогда в американском водевиле.

Лльюэлин не обратил на все это должного внимания. Трудно опознать любовь извне, если ты занят только собою. Траут – угасший ли, светящийся ли – был для своего друга просто Траутом. Окажись тут Шерлок Холмс, он сделал бы выводы; но Айвор Лльюэлин их не сделал. Если он вообще об этом подумал, он решил, что друг его простудился.

– Я на минуту, – сказал тот. – Бегу к парикмахеру, давно надо подстричься. Сюда зашел, чтобы повидать Пикеринга.

– На что он вам?

– Есть дельце. Хороший человек, между прочим. Мы с ним сегодня виделись.

– Что же вы делали?

– Гнались в такси за девицей.

– Я думал, это не в вашем вкусе.

– Вообще-то нет, но он настаивал.

– Дурак, честное слово! Играет с огнем.

– Вы думаете?

– Конечно. Да она его женит в два счета!

Траут на это не ответил. Юристы – те же дипломаты, а он не хотел соблазнять друга.

– Дома он?

– Нет, ушел погулять. Мрачный, как дождливый день в Питсбурге. Не знаю, что с ним.

– Любовь, Айвор, любовь. Любовные горести. Она не желает его видеть.

– Вот и радовался бы.

Траут передернулся, как викарий, услышавший богохульство, но между двумя па спросил невзначай, не знает ли Айвор, как зовут эту девушку.

– Знаю, – отвечал тот. – Я ей давал интервью. Салли Фитч. Вы слышали песенку, Кол Портер поет – «Мамаша Фитч, папаша Фитч»?

– Нет, не слышал.

– Очень хорошая. Я ее исполняю в ванне.

– Да? Надо бы послушать.

– Загляните как-нибудь с утра, так в полдесятого. Прихватите плащ, я брызгаюсь. Ее без жестов не споешь.

Лльюэлин замолчал. Друг его плавал по комнате, словно прима в «Лебедином озере», а ему это не нравилось. В конце концов юрист – одно, танцор – другое. Именно тут он заметил в Трауте что-то такое, странное, словно он, по слову поэта, росой медвяною питался,[41]41
  росой медвяною питался… – строки из поэмы С.Т.Колриджа (1772–1834) «Кубла-хан» (1798).


[Закрыть] пил молоко из райских кущ.

– Зачем вам знать, как ее зовут? – не без резкости спросил Лльюэлин.

– Хочу к ней зайти, – охотно отвечал Траут. – Адрес я случайно знаю. Понимаете, надо их помирить. Нехорошо, когда два юных сердца разлучены недоразумением. Во всяком случае, мне это не нравится. Кто я, в конце концов, Томас Харди?

Лльюэлин совсем растерялся. Выговаривал Траут четко, но слова его не имели смысла. Если бы он стоял на месте, друг метнул бы в него укоризненный взгляд, но как его метнешь в движущуюся цель?

– Траут, – сказал Лльюэлин, – вы насосались.

– Ну, что вы!

– Тогда чего вы порете чушь? Еще вчера… Фразы он не кончил, ибо зазвонил телефон.

– Подойдете, а? – попросил он. – Меня нет дома.

Первые же слова повергли магната в дрожь, хотя он и обрадовался собственной мудрости.

– Да, madame?

Конечно, Лондон кишит всякими madame, но у них, подумал он, нет его телефона. Изнемогая от страха, магнат затаил дыхание.

– Боюсь, – говорил тем временем Траут, – что его сейчас нет, но он скоро вернется. Я ему передам, что вы звонили. Конечно, конечно. Он будет очень рад. Всего вам хорошего, madame. Какая погода, а? Хе-хе. Всего хорошего.

– Мисс Далримпл, – сообщил он, повесив трубку. – Хочет послезавтра пойти в ресторан. Позвонит в полвосьмого.

Если бы в этот миг к ним зашла Леди из Шаллота, Лльюэлин хлопнул бы ее по плечу и сказал, что прекрасно ее понимает.

– И… вы… ей… сказали… что… я… буду… рад?.. – просипел он.

Человек, пораженный в самое сердце, реагирует одним из двух способов. Он орет и ругается (метод короля Лира) или как бы застывает. Лльюэлин, видимо, принадлежал ко второй школе. Да, он раздражался по пустякам, но в серьезных делах становился глыбой льда. Когда компания «Супер-Вайнштейн» увела у него двух лучших звезд, никто не догадался бы, что он страдает. Так и теперь он сказал едва ли не вкрадчиво:

– Значит, я буду рад? А вы понимаете, что в этом собачьем ресторане я сделаю ей предложение?

– И прекрасно! – отозвался Траут. – К сожалению, я ее не видел, но сразу понятно, что она очаровательна. Главное, Айвор, жениться на хорошей женщине. Кто это сказал, что холостяк – как осел в пустыне? Умный человек. Какое будущее у осла? Практически – никакого. Кому он нужен, кому он важен? Собственно говоря, вас холостяком не назовешь, но сейчас вы одиноки. Вне брака нет радости, Айвор. Тихие уютные вечера, она вяжет, вы склонились над кроссвордом… вы нужны ей, она – вам, оба вы нужны друг другу… Женитесь, Айвор, женитесь! Ведите ее в ресторан, возьмите за руку, скажите ей… О, Господи! Спешу. Надо к парикмахеру. Постричься, побриться, помыть голову…

К ощущениям Девы из Шалотта[42]42
  Леди из Шалотта – героиня поэмы А. Теннисона; здесь речь идет о том, что она застыла от страха.


[Закрыть] прибавились ощущения Цезаря, когда его только что заколол Брут. Что-что, а доктрина Траута казалась устойчивой, как скала. Лльюэлин испытывал то, что испытал бы член парламента, если бы его собрат-тори воспел Карла Маркса.

Мы говорим, что потрясения обращали магната в глыбу льда. Но то потрясения обычные; что же до таких, оно повергло его в трепет. Он сидел в кресле и дрожал, когда вернулся Джо.

К великой своей чести, взглянув на него, душехранитель отринул на время собственные горести.

– Боже ты мой! – воскликнул он. – Что это с вами? Веру Далримпл он знал, и так расстроился, что схватил бы патрона за руку, если бы тот ею не размахивал. Он ясно видел, что пришло время кинуться на выручку.

– Мне это все не нравится, – сурово сказал он.

– А мне! – возопил хозяин.

– Нельзя идти с ней в ресторан.

– Конечно! Конечно!

– Значит, не идите.

– Как? Она позвонит послезавтра, в полвосьмого!

– А вас не будет.

– Куда же я денусь?

– В больницу.

– Куда?

– В больницу. Там опасности нет.

– Как я туда попаду? Что мне, под такси броситься? Нажеваться мыла?

– Ложитесь на обследование.

Лльюэлин посмотрел на Джо, как смотрит отец на сына, произнесшего первое слово.

– Пикеринг, – сказал он, – в этом что-то есть. Она меня не достанет.

– Ну, разве что навестит.

– В приемные часы.

– Когда шныряют сестры.

– Вот именно!

– Осторожно с виноградом.

– Не понял.

– Она принесет виноград. Не покупайтесь.

– Я скажу, мне доктор запретил.

– Склонность к аппендициту.

– То-то и оно. Пикеринг, вы – гений.

– Ну, что вы, что вы!..

– Знаете, что я сделаю?

– Не будете есть виноград.

– Да, конечно, но кроме этого. Экранизирую вашу пьесу.