Текст книги "Том 4. М-р Маллинер и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА VII

Джо на месте не было. Даже для самых влюбленных людей есть какие-то пределы, и, догадавшись, что это – еще один из ударов, он прекратил свое бдение.

Тот, кто пригласил в ресторан любимую девушку и прождал ее без толку больше часа, обуреваем, мы бы сказали, смятенными чувствами. У Джо из всех этих чувств преобладало удивление. Салли казалась такой хорошей, такой дружелюбной и приветливой… Может ли быть, что, по размышлении, она холодно решила не иметь с ним дела? Видимо, может; тем самым, ему остается принять все это, вытеснить ее из сердца и сосредоточиться на Лльюэлине, которому, если верить Джерри, он действительно нужен. Вот почему, когда Салли пришла к «Баррибо», он уже стоял у дома 8 по Эннистон-гарденз.

Дверь открылась, являя взору высокого стройного человека, на котором просто было написано: «личный лакей». Он держал саквояж.

Джо сказал, что хотел бы видеть мистера Лльюэлина.

– Идите, – сказал лакей, – он вон там.

– Вы не сообщите о моем приходе?

– Нет. С меня хватит.

– Вы уходите?

– Именно. Ворчит – хорошо. Ругается – допустим. Но швыряться кашей, это уж, знаете!..

И с этими словами он ушел. Джо несколько растерялся. Краткие, но меткие замечания внушали мысль, что за дверью, на которую лакей указал большим пальцем, сидит некое чудище; и Джо ощущал примерно то, что ощутил бы впечатлительный рыцарь, если бы перед битвой с огнедышащим драконом обнаружил, что волшебный меч куда-то делся. Время побежало вспять, он снова был мальчиком, которого вызвал директор.

Так бы он и стоял, если бы дверь не открылась, являя взору тоже высокого, но толстого мужчину. Волос у него не было. Глаза пронзали насквозь.

– Брысь, – сказал тот. – Ничего не надо.

– Простите? – спросил Джо.

– Товары? Не надо. Подписка? Не надо. И зачем он вас впустил? Сейчас я ему… Где он?

– Ушел.

– Ушел?

– Да. Улетел на крыльях ветра.

– Совсем?

– Видимо, да. Держал саквояж.

Толстый человек не огорчился, а обрадовался.

– Туда ему и дорога, – заметил он.

– Он меня впустил, – поведал Джо, – а докладывать не стал. Очень спешил уйти. По-видимому, у вас произошла размолвка.

– Сжег мою кашу, а я ее ка-ак швырну!

– А, понятно! Многие не любят, когда в них швыряются кашей. Я, например.

– Кто вы такой?

– Джозеф Пикеринг. От Николза, Эрриджа, Трубшоу и Николза. Они сказали, что вы хотите меня видеть. Вот я, пожалуйста.

Толстый человек совершенно преобразился.

– А, вот вы кто! Очень рад, мистер Пикеринг, – сказал он, радушно протягивая руку.

– Это приятно.

– Вы мне нравитесь. Именно такой человек мне и нужен. Спокойный.

– Это хорошо.

– Лучше некуда. Садитесь… эй!

– Что такое?

– Я вас видел.

– Да?

– Где вы были пятнадцатого октября? Этот вечер Джо вспоминать не хотелось.

– В театре, – ответил он.

– То есть перед театром?

– Был и там. Беседовал со швейцаром.

– Так я и думал. Только я собрался оторвать ему голову, вы меня – хапц! шмяк! В общем, вышвырнули.

Если бы Джо не сидел на стуле, он бы пошатнулся от очередного удара. Мерцание мечты, обещавшей ему роль ангела и жалованье по пятницам, немедленно померкло. Он был умен и знал, что, общаясь с потенциальным патроном, можно войти в доверие лаской и кротостью; но если уж ты его вышвырнул, не сетуй. Или одно, или другое – третьего не дано.

Как ни странно, утраченный патрон приветливо улыбался. Если Лльюэлин не смотрел на него, как отец на любимого сына, мы и не знаем, как смотрят эти отцы.

– Пикеринг, – сказал он, – вы и представить не можете, как я вам обязан. Вы меня просто спасли, да, да.

Джо показалось, что разумней всего скромно, но понимающе улыбнуться. Так он и сделал; и Лльюэлин продолжал:

– Многие назвали бы это счастливым стечением обстоятельств, но черт с ними, со многими. Например, они говорили, что мои «Сердца в Мозамбике» – полная чушь, а я сгреб двадцать миллионов. Как вы там оказались в тот вечер?

– Моя пьеса шла. Прощался с труппой.

– Это вы написали пьесу?

– Я.

– А я ее три раза смотрел. Очень неплохо!

Любовь к этому тончайшему человеку захлестнула несчастного автора. Он сразу ему понравился, но все ж не настолько. Вот уж поистине родственная душа.

– Правда? – спросил он, расплывшись в улыбке. – Вам понравилось?

– Можно снять хороший фильм. Заметьте, я не сказал «прекрасный», я даже не сказал «отличный», но хороший – можно. Мы об этом еще поговорим. А знаете, что вы для меня сделали?

– Нет, – признался Джо. Мистер Лльюэлин начал не сразу.

– Чтобы вы все поняли, – сказал он, – сообщу вам, что передо мной не устоит ни одна женщина.

Джо тактично заметил, что ничуть не удивлен. Собственно, он сразу так и подумал. Да, да, вошел – и тут же подумал.

– Что-то в вас такое есть, – развил он свою мысль. – Величие, что ли. Как у Наполеона.

– Тоже не могли устоять?

– Куда им!

– Вот и со мной так. Одно исключение – училка, еще тут, в Уэллсе. Не любила, хоть тресни. Освой, говорил, сперва нашу великую словесность – ну, сами знаете. Шекспир там, то-се.

– Учителя корыстны. Путают службу с любовью.

– Да, мудрый человек держится от них подальше. Но кроме нее – как воск! Знаете, сколько раз я был женат?

– Нет, не знаю.

– Пять.

– Вроде бы достаточно.

– Да, вполне. Плохая привычка. Чуть что – делаю предложение.

– А они и рады.

– Еще бы!

– Да, тяжело.

– Тут главное – как перестать.

– Коренная проблема!

– Одна надежда на вас.

– Почему?

– Сейчас поймете. Когда я улетал, мой друг, юрист, пришел меня проводить. Он вел все мои разводы и очень за меня боялся. И вот, он сказал мне интересную вещь. Есть такое сообщество, Анонимные Холостяки, вроде Алкоголиков. Ясно?

– Да, ясно. Когда анонимный алкоголик хочет выпить, он зовет остальных, и они его отговаривают.

– Вот именно. Захочет жениться – а они отговорят.

– Гениально!

– Еще бы! Но со мной все не так просто.

– Очень жаль. А в чем дело?

– Я – в Англии, а здесь нет отделения. Мой друг посоветовал пойти к честному юристу, чтобы он подыскал мне умного, спокойного человека, который заменит АХ. Вы следите за мыслью?

– Как гончая. Соберетесь сделать предложение, а этот человек скажет: «Не дурите».

– Именно. Может выражаться и покрепче, пока опасность не прошла.

– Так, так.

– Судя по вашей прыти тогда, в театре, вы как раз такой человек. Чутье подсказало вам, что я хочу повести эту Веру в ресторан. Вы поняли, как это опасно, и приняли меры. Вы рассчитали, что я упаду в лужу. Оставалось только послать ей телеграмму, что меня срочно вызвали по делу. Я пошел домой и лег в постель.

– И спаслись.

– Да. Всё вы! Поистине, заменили целое общество. Тем более, эту Веру вы знаете. Естественно, вам страшно подумать, что кто-то на ней женится.

– Жениться на Вере Далримпл можно только через мой труп.

– Какие чувства, какой ум! Пикеринг, я вас нанимаю. Переедете сюда. Жалованье обсудим позже, но будете довольны. Если бы не вы, я был бы женат, и это после Грейс! Надо вам сказать, – предался он воспоминаниям, – что чемпион – Бернардина… Но именно Грейс, не кого-нибудь, прозвали Королевой Бурных Чувств, и не зря, Пикеринг, не зря! За одну картину «Страсть в Париже» она ухайдакала трех режиссеров, двух ассистентов и сценаристку.

– Вылитая Вера Далримпл.

– А вы меня спасли. Что там Шекспир говорит о друге в беде?

– Что-нибудь стоящее. Уж он скажет!

– Как это я забыл? При той училке я его читал-читал, чуть не лопнул. Правда, почти ничего не понял. Странно как-то выражается. Вот, к примеру… Ой, Господи!

– Что такое?

– Это я от себя. Я же ей послал телеграмму, пригласил в «Баррибо»!

При этом слове Джо дернулся, словно невидимый зверек укусил его в нежное место.

– А вообще-то ничего страшного, – продолжал мистер Лльюэлин, заметно светлея. – Женщина простит, если ты раз ее надуешь, но два – ни в коем случае. Взъерепенится, как мокрый гусь. Шекспир бы сказал, свершилось то, о чем благоговейно не смел помыслить. Очень хорошо. Замечательно.

Джо не разделял его оптимизма.

– Сколько вы знаете Веру Далримпл? – спросил он.

– Недели две. А что?

– То, что вы ее не поняли. Вы думаете, она прольет скупую слезу и примирится с потерей. А если нет? Если она явится сюда и обработает вас зонтиком? Мне она не очень нравится, но женщина она пылкая, на многое способна. Вы и чихнуть не успеете. Подумайте об этом.

Если он хотел, как сказала бы училка, чтобы у его патрона замерла кровь и очи, словно звезды, с орбит сорвались, он своего не добился. Лльюэлин был совершенно спокоен.

– Я подумал, – сказал он. – Когда узнаете меня лучше, вы поймете, что у меня есть черты великого стратега. Видите дверь?

Джо ее видел.

– Если эта Вера сюда проникнет, я ныряю туда, а ее предоставляю вам. А, – заметил он, – звонок! Стратег не рискует зря. Привет, привет!

Он нырнул в дверь, словно утка в воду, тогда как Джо ощутил то, что ощущает начинающий укротитель львов, впервые входя в клетку. Отношения его с мисс Далримпл мы не назвали бы сердечными, и были причины подозревать, что сейчас она, скажем так, еще менее приветлива.

Боялся он зря. Перед ним стояла не Вера Далримпл, а Салли Фитч. Как и Дафна Долби, она отличалась профессиональной честностью. Должна взять сегодня интервью – значит, бери, что бы ты там ни получила в наследство.

ГЛАВА VIII

1

В последнем раунде любительского матча (средний вес), когда противник обратился в истинного осьминога или, вернее, осьмирука, загнанный в угол Джо ткнул куда-то наугад и попал в ту самую точку подбородка. Долгое время этот миг был высшим в его жизни, но сейчас он сдвинулся на второе место.

Как мы уже знаем, он полагал, что Салли просто не хочет его видеть; но один-единственный взгляд показал ему, что гипотеза эта неверна. Глаза ее сияли, лицо светилось и общий вид был примерно такой, словно она нашла клад на том конце радуги. Если уж это не значит, что она рада его видеть, признаки радости нам неизвестны.

– Можете вы меня простить? – сказала она. Простить он мог.

– Я объяснила бы, но выйдет еще хуже.

– Зачем объяснять? Я и так все знатю. Вы шли к «Баррибо», когда на вашем пути оказались большой грузовик и златовласая девочка. Ее вы спасли, он вас толкнул, вы только что из больницы. Правильно?

– Не совсем. Я заснула.

– Простите, что вы сделали?

– Устала, села в кресло, как последняя идиотка, и проснулась в два часа. Сколько вы ждали?

– Около часу.

– Ой, какой ужас!

– Ничего, ничего. Он промелькнул незаметно.

– Нет, какая я гадина!

– Поверьте, я совсем не пострадал. Но если вас грызет раскаянье, можете возместить ущерб.

– Как?

– Пойдемте туда вечером.

– Очень буду рада.

– Так, в полвосьмого?

– Хорошо. А еще лучше, что вы не сердитесь.

– Что вы, я понимаю. Спать полезно. Учительница мистера Лльюэлина сообщила бы вам, что сон неслышно распускает клубок забот.

– Лльюэлина! Да, конечно. Объясните мне тайну, от которой я просто поседею. Почему здесь вы, а не он?

– Потому что я у него служу.

– Кем?

– Душехранителем.

– Замечательно! Значит, из конторы вы ушли?

– Да, сегодня.

– Вот это хорошая новость!

– Я тоже рад.

– А он ничего?

– Истинный ангел.

– Я слышала, он очень лютый.

– Ничего подобного. Да, швыряется кашей, это бывает, но во всем прочем – ангел. Вот он, судите сами.

Дверь чуть-чуть приоткрылась за полминуты до того, и, убедившись по голосу, что это не Вера, хозяин решился выйти.

– Просим, просим, – радушно сказал Джо. – Мисс Фитч, из газеты.

– Мы договорились, – прибавила Салли.

– Помню. Что ж, приступим. Идите, Пикеринг, вам надо вещи перевезти.

– Так не забудьте, – сказал Джо, – полвосьмого.

– Не забуду.

2

Когда Джо вернулся, Салли уже не было, а Лльюэлин курил сигару, как курит ее человек, всласть поговоривший о себе.

– Ничего пупсик, – сказал он.

На эту тему его душехранитель мог говорить со всею властью.

– Лльюэлин, – сказал он, – выбирайте выражения. Это прекраснейшая девушка в мире. Заметили, какие глаза? Я сказал бы, звезды. А улыбка? Сладость и свет. А голос? Серебряный колокольчик на освещенном луной лугу. Характер соответствующий – добрая, кроткая, нежная. Сегодня мы идем в ресторан.

– Да? – удивился мистер Лльюэлин.

– Да. Пойду распакуюсь. Где моя комната? Прекрасно. Заметили ямочку на левой щеке? Как сказал поэт, земля не создала подобной красоты.[38]38
  земля не создала подобной красоты – строка из стихотворения В. Вордсворда (1770–1850) «Стихи, написанные на Вестминстерском мосту».


[Закрыть] Несомненно, ваша училка сообщила вам эти строки.

Оставшись один, мистер Лльюэлин выглядел так, как выглядит актер на пробах, когда режиссер просит изобразить беспокойство. К Джо он искренне привязался, воззрения АХ – буквально впитал, а потому разговоры о ямочках и колокольчиках чрезвычайно обеспокоили его. Именно такие разговоры побудили бы Траута с собратьями сурово поджать губы. Ах, Траут! Если бы он был здесь! Кто-кто, а он-то знает, как спасти Пикеринга.

Именно в этом месте его раздумий послышался звонок и Лльюэлин пошел к телефону, подкрепляя себя мыслью, что, услышав голос Веры, он может бросить трубку.

– Алло! – сказал он.

– Здравствуйте, Айвор, – сказал Эфраим Траут. Мистер Лльюэлин затрясся от лысины до подметок. Прямой ответ на молитву часто действует именно так.

– Эфф! – закричал он. – Это вы!

– А кто ж еще?

– Где вы, Эф?!

– В Лондоне, отель «Дорчестер». Вызвали по делу, и я звоню вам. Спешу узнать, как вы справляетесь. Пошли к Николзу, Эрриджу и Трубшоу?

– Конечно, сразу, – сказал Лльюэлин, считая излишним рассказ о Вере Далримпл. – Видел младшего партнера, тоже Николза.

– Душехранителя он дал?

– Вот об этом я и хочу поговорить.

– Когда именно?

– То есть как «когда»?! Сейчас.

– Я собирался зайти к Сотби, на выставку первых изданий.

– К черту! Какие Сотби? Какие издания? Через двадцать минут вы здесь. Иначе уйду к Джонсу, Джуксу, Дженкинсу и Джернингему.

– Хорошо, Айвор, – сказал Траут, и через семнадцать минут сидел в кресле, а его друг говорил: «Так вот», – намереваясь очистить сердце от непосильнейших сердечных тягот, как выразилась бы училка, хотя могла бы знать, что приличные люди не суют в одну фразу «сердце» и «сердечных».

– Так вот, – сказал Лльюэлин, – у нас тут проблема. Мистер Траут всполошился.

– Сделали предложение?

– Конечно, нет.

Слово «конечно» могли бы счесть излишним, но Траут удержался.

– Ну, слава Богу, – сказал он. – А то я видел сон…

– К черту! Какие сны?

– …такой сон, будто вы выходите из церкви с шестой женой, а режиссеры держат над вами арку из сценариев. Значит, все в порядке.

– Нет. С Пикерингом плохо.

– А кто это?

– Душехранитель.

– И вы за него страдаете? Вы его так полюбили?

– Да, полюбил.

– Но работает он плохо?

– Очень хорошо. Дело не в том.

– А в чем?

– Он влюбился.

– Да, не ко времени. Может вам внушить всякие мысли.

– Вот тут вы не правы, Эф. Дело не во мне, а в нем. – . Он что, ваш утраченный сын?

– Он мне вообще не родственник, но я его люблю, как сына. Подружились с первого взгляда. Я не могу смотреть, как он себя губит. Ему всего двадцать пять, нельзя так рано жениться.

– В шестьдесят пять тоже рано.

– Поговорите с ним!

– Это можно.

– У вас такой опыт!

– Да уж, опыт у меня есть. Мы только и возимся в АХ с этими Ромео.

– Они к вам ходят?

– Нет, это мы к ним ходим. Услышим, что молодой кретин собирается жениться, и говорим: «Наш случай». Обычно успеваем вовремя. Хотя, бывает… Знаете Отиса Бьюстриджа?

– Нет.

– Наследник картофельных чипсов. Мы пытались его уговорить, чтобы он не женился на четвертой певичке, а он дал в ухо нашему представителю. Болезнь далеко зашла, патологический случай. У Пикеринга еще не так?

– Почти так. Не глаза, говорит, а звезды.

– Ай-яй, – яй-яй!..

– Голос – колокольчики на лугу.

– Ах ты, Господи!

– Ямочка какая-то…

– Мне это очень не нравится. Кроме того, есть опасность инфекции. Нет, нет, не спорьте! Словом, поговорить надо. Кто там пришел, не он?

Действительно, молодой голос пел за дверью что-то веселое, и не успел Лльюэлин сказать: «Он», – как вошел Джо, похожий на кабатчика из комической оперы в старом стиле.

– О, простите! – сказал он, увидев гостя. – Я не ждал, что вы заняты.

– Ничего, ничего, – сказал Лльюэлин, – это мой друг Траут.

Любой друг Лльюэлина немедленно становился другом и Джо, который воскликнул с превеликим радушием:

– Здравствуйте. Какой мир, а? Красота, а не мир. Мистер Траут суховато кашлянул, как бы намекая, что он видывал миры получше, но Джо не унялся.

– Полон света, – сообщил он. – Радости, света и смеха. Поневоле запоешь.

Мистер Траут кашлянул снова, показывая этим, что он не совсем согласен.

– Схожу к парикмахеру. Нельзя вести ее в ресторан, когда ты просто шотландская овчарка, – заметил Джо, после чего исчез, озарив комнату улыбкой.

Его проводило тяжкое молчание.

– Видите? – сказал наконец мистер Лльюэлин.

– Вижу, как не видеть, – серьезно отвечал мистер Траут. – Редко встречал такие безошибочные симптомы. Ведет в ресторан.

– То-то и оно!

– Сперва идет к парикмахеру.

– Это опасно?

– Еще бы! Самый явный симптом. Парикмахер? Значит, дело серьезно. Перед рестораном, заметьте. Конечно, главную роль играет обед.

– Помню, делал я предложение Грейс… – сказал Лльюэлин, мрачнея от одного воспоминания. – По-моему, главное, что свет притушен.

– А музыка?

– Да, и еще шампанское. Непременно закажет, гад!

– Надо его остановить. Созовем срочное собрание…

– Они же все в Калифорнии.

– Да, забыл.

– Поговорите с ним сами.

– Это уже не то. Тут нужно массовое воздействие. Ах, если бы наши люди были здесь!

– Что поделаешь! Он же ведет ее к «Баррибо».

– Ну и что?

– Там этот чертов скрипач! Подойдет к столику, и пилит, и пилит. Под такую музыку девушка согласится выйти хоть за графин.

Траут резко поднял голову.

– Что ж, дело ясно! – сказал он. – Остается метод Б.

– Метод Б?

– Я его не очень люблю, но в особенно сложных, хирургических случаях – приходится. Наркоз, только наркоз. Мы дадим ему снотворное.

Мистер Лльюэлин одобрил этот метод. Он вообще легко радовался.

– Правильно, – одобрил он. – Помню, один тип в баре подсыпал мне снотворного. Отключился на несколько часов, да и потом не мигнул бы, пройди передо мной все нью-йоркские красотки. Как-то не до них.

Тут лицо его померкло.

– Но снотворного у нас нет.

– Почему? – возразил Траут, извлекая из жилетного кармана белый пакетик. – Мы без него и не выходим. Мало ли что… Только метод Б удержал юного Бьюстриджа от парикмахера и ресторана. Сурово, но мы, члены АХ, ставим долг превыше всего. Точнее, священную миссию.

Вернувшись, Джо сообщил, что заодно вымыл голову и сделал маникюр.

– Я говорил, – прибавил он, – о том, что этот мир прекрасен. Мало того, он кишит превосходнейшими людьми. Куда ни пойди, какие-то ангелы. Возьмем парикмахера. Казалось бы, с чужим человеком можно быть сдержанным, сухим, а он – сама приветливость. Рассказал мне замечательный фильм – не из ваших, а? Там такое дело…

– Выпейте сперва, – предложил Лльюэлин.

– Хорошая мысль, – обрадовался Джо.

Сейчас смешаю коктейль, – сказал мистер Траут.

3

Салли сидела в вестибюле и очень страдала. Миллионеры и магараджи не замечали ничего, держалась она стойко, но чувствовала себя так, словно выпила что-то очень тошнотворное, а извергнуть – не смеет. Теперь она видела Пикеринга таким, каким он был, а это приведет в отчаяние любую девушку, тем более ту, которая имела неосторожность его полюбить.

Пришла она ровно в половине восьмого и немного удивилась, что его еще нет, но не испугалась. Мало ли что может задержать человека! Через двадцать минут она стала думать о несчастном случае. Много позже какой-то бес наконец шепнул ей страшную правду: это – месть.

Трудно поверить в такую низость, но что же еще. Вот, смотрите: если он задержался, мог позвонить; если он в больнице, позвонила бы сестра. Словом, он мстит. Именно тогда, когда тошнота сменилась яростью, Салли услышала: «Салли!», – подняла взор и увидела Джеклина.

Баронет часто заглядывал в этот вестибюль, поскольку сюда неуклонно ходили его знакомые, преуспевшие больше, чем он. Надеялся он и сейчас, что, умягчившись от коктейлей, кто-нибудь его угостит, – но никого не было. Зато была Салли, и он устремился к ней, естественно интересуясь ее реакцией на пресловутое письмо.

– Салли! – сказал он. – Привет. Ты одна?

– Привет, – безжизненно откликнулась Салли. – Да, одна.

– Понимаешь, вышел без денег…

– Я не хочу есть. Проводи меня домой. Я переехала, живу на Фаунтин-корт.

– Да, мне кто-то говорил.

– Вместе с одной девушкой.

– Так мне и сказали. Ты не ее ждешь?

– Нет. Она пошла к каким-то школьным подругам. Джеклину стало легче. Все ж неприятно оказаться сразу с двумя девушками, которым ты сделал предложение. Сперва они шли молча, потом он произнес:

– Салли.

– Да?

– Э-э-э…

Ему не очень понравилось, как она на него посмотрела. Как будто взвесила, что ли; а приятно ли, когда тебя взвешивают?

Он не ошибся; слово «э…» она прекрасно поняла, и вывела отсюда, что может перевести стрелку до старых, сельских времен. Случись это раньше, чем Джо Пикеринг явил себя во всей своей низости, она без малейших колебаний остудила бы его порыв; раньше… а теперь?

– Я получила письмо, Джеклин, – сказала она.

– Э?

– Я согласна. Если хочешь, мы поженимся.

– Если!.. – вскричал он и стал подыскивать фразу. Песенка слишком популярна, нельзя просто сказать: «Я дам тебе только любовь».

– Мы будем очень бедны, – сказал он, – но что с того? Бедность – большое благо. Когда ты беден, все становится приключением. Разве знает богатый жертвы, планы, мечты? Разве знает он блаженную жизнь на чердаке, где у кровати горит свеча, и ты можешь думать, что потолок расписан купидонами, а на окнах – изысканные занавеси?

Он прикинул, не перейти ли к корочке хлеба, но решил, что это слишком, тем более что Салли и так слушала без особого пыла.

– Такое блаженство нас не ждет, – сказала она со свойственной ей прозаичностью. – У меня есть двадцать пять тысяч. И квартира.

Джеклин застыл на месте, он был буквально потрясен; но сказал так:

– Что такое деньги в конце концов? Любовь, вот что главное.

4

Дафна Долби пришла в очень хорошем настроении.

– Где вы учились, Салли? – спросила она.

– Дома.

– Когда-то я пожалела бы, что мне меньше повезло, а теперь не знаю. Самые грымзы – совсем не такие страшные, остальные – просто душечки. Завтра веду их в ресторан. Пойдете с нами?

– Очень жаль, но я не могу. Должна поехать к няне.

– Да, это не подарок. Моя, слава Богу, живет в Эдинбурге. Она… Эй! Вы курили?

– Не я. Мой жених.

– У вас есть жених?

– Да.

– Однако и скрытная вы! С каких же пор?

– Часов с восьми.

– Кто это?

– Такой Джеклин Уорнер. Дафна немного помолчала.

– Вот как?

– Да. Вы его знаете?

– Так, встречала.

Они помолчали вместе.

– Конечно, про деньги он не слышал? – осведомилась Дафна.

– Нет.

– Вы ему сказали?

– Да. Он говорил, какие мы будем бедные. Хотела его утешить.

– Он удивился?

– Очень.

– Обрадовался?

– Не особенно. Деньги ему не слишком важны.

– Да, он такой духовный, – сказала Дафна.

5

Утром, закончив завтрак, Джеклин с некоторым удивлением услышал знакомый свист. Выглянув в окно, он увидел машину, а в ней – незнакомца, примерно того типа, к которому относится деревенский кузнец. Красотой он не блистал. Лицо у него было такое, словно на него опустился слон. Приличный человек не отвернется от ближнего, если тот не очень красив; но дело усугублялось тем угрюмым взглядом, каким обычно смотрят гангстеры. Короче (быть может, случайно), незнакомец производил угрожающее впечатление. Держал он букет белых роз.

– Проедемся, Джеклин, – радостно сказала Дафна. – Ты совсем закис без воздуха.

– С удовольствием, – ответил он. – А это что за морда?

– Сирил Пембертон, наш служащий. Он тоже прогуляется.

– Зачем?

– Понимаешь, нужен свидетель. Ах ты, не сказала! Едем мы в регистратуру. Надо, наконец, пожениться.

– Что?!

– Совсем замоталась с этим бюро, все некогда.

– Но, Дафна…

– Не спорь, дорогой. Сирил так давно ждет. Специально купил розы. У него трудный характер. Просто не знаю, что он сделает, если его огорчить.

Джеклин его не огорчил.