Текст книги "Ленинград действует. Книга 3"
Автор книги: Павел Лукницкий
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 48 страниц)
Будапешт в числе других штурмовали и войска генерала Свиридова, и полковника Батлука, и танкисты полковника Родина, и еще многие ленинградцы; в числе освободителей Белграда были войска защитников Ленинграда Гагена, Балдынова, Быковского, – да разве перечислишь всех?
Берлин, как известно, был полностью взят 2 мая 1945 года. И в его штурме участвовали многие ленинградцы. Но 7 мая, когда весь мир уже восторженно славил нашу победу, войска Ленинградского фронта еще вели жестокие бои с огромной вражеской группировкой в Курляндии, окруженной ими совместно с войсками 2-го Прибалтийского фронта и Краснознаменным Балтийским флотом. Маршал Л. А. Говоров, подвергнув эту трехсоттысячную группировку блокаде, не торопился силой оружия уничтожить ее: ведь пролита была бы кровь не только десятков тысяч наших, уже торжествовавших великую победу над Германией, слишком много настрадавшихся за годы обороны Ленинграда воинов, но и тех трехсот тысяч немцев, которые были окружены.
Желая избежать излишнего страшного кровопролития, гуманно не желая мстить поверженному врагу, маршал Л. А. Говоров 7 мая предъявил по радио командованию окруженной группы «Норд» ультиматум о сдаче, дав командующему этой группой генералу Гильперту (сменившему снятого Гитлером за поражение под Ленинградом фельдмаршала Кюхлера) двадцать четыре часа на размышления.
Никакие уловки и ухищрения Гильперта, пытавшегося за эти сутки угнать через море больше ста тысяч немцев, не помогли. Все пути отступления, все лазейки были перекрыты мгновенно организованными Л. А. Говоровым подвижными группами наших войск. Штабы окруженных 16-й и 18-й армий, Гильперт, начальник штаба группы «Норд» Ферч [61] 61
Тот самый, ничему не научившийся истязатель Ленинграда, который стал в ФРГ командующим войсками бундесвера! Помните об этом, люди!
[Закрыть] потеряли контроль над своими войсками и уже ничего не могли поделать. В 6 часов 55 минут 8 мая за пять напряженнейших минут до истечения срока, когда десятки тысяч наших орудий должны были начать кровопролитнейший штурм, в штаб Ленинградского фронта, находившийся в Мажейкяе, поступила радиограмма Гильперта о принятии условий всеобщей капитуляции группы «Курляндия» (так была переименована группа «Норд»), вступающей в силу в 14 часов того же дня. В 10 часов 40 минут утра 9 мая 1945 года наши передовые части вступили в Пелчи, где находились Гильперт и его командный пункт. Сорок пять генералов Гитлера – среди них Гильперт, руководившие варварскими обстрелами Ленинграда Ферч, генералы артиллерии Герцог и Томашке – вскоре оказались за колючей проволокой в специальном лагере в Мажейкяе. Гильперт перед принятием ультиматума не знал, что маршал Говоров командует Ленинградским фронтом, полагал, что сдаваться они будут маршалу Говорову, «командующему 2-м Прибалтийским фронтом», – это казалось немцам, зверствовавшим под Ленинградом, не столь страшным: «прибалтийцы», не испытав ужасов блокады, не имеют оснований так «беспощадно мстить», как это якобы сделают ленинградцы! Узнав, что всю группировку примет в плен именно Ленинградский фронт, немцы впали в невероятную панику, стали, бросая оружие, бежать в леса, кое-кто кончал самоубийством. Другие, нарушая условия капитуляции, завязали безнадежные отчаянные бои.
В пути Прага – Ленинград в эшелоне победителей.
Июнь 1945 г. Слева – автор книги, майор П. Н. Лукницкий.
И только убедившись, что никто мстить им не собирается, стали повально и повсеместно, даже радуясь, что жизнь их будет сохранена и возвращение в Германию гарантировано, сдаваться десятками тысяч в плен. Прием в плен осуществлялся под руководством генерал-полковника М. М. Попова [62] 62
Сообщая о капитуляции немцев и Курляндии, я пользуюсь материалом, подробно изложенным тогдашним помощником начальника оперштаба Ленфронта В. М. Ганкевичем в книге «Конец группы «Норд» (Лениздат, 1965, стр. 205 и др.) и оперсводками Совинформбюро, опубликованными в армейской газете «Суворовский натиск» в 1945 г., и другими источниками.
[Закрыть] . 8 мая был подписан в Берлине всем известный акт о безоговорочной капитуляции Германии.
9 мая весь мир праздновал великий праздник Победы наших и союзных войск. А до 14 мая в Курляндии еще продолжался прием пленных немцев. В чехословацком городе Влашиме, взятом накануне войсками 2-го Украинского фронта, в армейской газете «Родина зовет» от 13 мая я прочел оперативную сводку Совинформбюро. В ней говорилось о том, что в течение 12 мая войска Ленфронта продолжали прием сдающихся в плен немцев и что «…с 9 по 12 мая сдалось в плен 140 408 солдат и унтер-офицеров, 5083 офицера и 28 генералов… Войска фронта полностью заняли Курляндский полуостров, выйдя на побережье Рижского залива и Балтийского моря…». К 14 мая войскам Ленинградского фронта сдалось в Курляндии 231 611 немцев со всем вооружением, в числе которого было 436 танков, 1722 орудия, 136 самолетов и множество всего другого.
«…Более 50 тысяч немецких солдат и офицеров, бросив оружие, несколько дней скрывались в лесах блокированной зоны и, наконец, были выловлены нашими частями».
Только в Чехословакии еще сопротивлялась в эти дни последняя немецкая группировка генерал-фельдмаршала Шернера и генерал-полковника Ведера. Но и ее остатки сдались К 16 мая 1945 года, находясь в Чехословакии, я прочел в армейской газете «Суворовский натиск» сводку Информбюро за 15 мая: «…Прием пленных немецких солдат и офицеров на всех фронтах закончен». Это была последняя в Отечественной войне «оперсводка Совинформбюро»! [63] 63
В эти же дни в Чехословакии нами был взят в плен вместе со штабом своей фашистской части изменник Родины, бывший генерал Власов. Он пытался ускользнуть в американскую зону, но не ушел от заслуженной кары.
[Закрыть]
В июле 1945 года с одним из эшелонов радостных победителей я через Карпаты и Украину вернулся в родной Ленинград.
…26 января 1945 года, к годовщине полного снятия блокады Ленинграда, был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР:
«За выдающиеся заслуги трудящихся Ленинграда перед Родиной, мужество и героизм, дисциплину и стойкость, проявленные в борьбе с немецкими захватчиками в трудных условиях вражеской блокады, наградить город Ленинград орденом Ленина».
Как и каждый ленинградец, участвовавший в защите родного города, я счастлив, что кроме медали «За оборону Ленинграда» мне принадлежит и одна миллионная часть этого высокого ордена.
В родном городе я застал отца поздоровевшим и энергично работающим [64] 64
Второй инфаркт, после долгих месяцев пребывания в госпитале, отец выдержал. И потом до 1951 г. упорно и настойчиво трудился в своей военно-инженерной и архитектурной областях. До конца дней он был начальником кафедры Высшего инженерно-технического училища Военно-Морского Флота, строил портовые сооружения. Он был первым инициатором основания Института организации и механизации строительных работ, а впоследствии его директором.
Будучи выдающимся русским и советским инженером-строителем, воспитателем нескольких поколений кадров военных и гражданских инженеров-строителей, он написал ряд научных трудов, занимал много должностей.
Умер он внезапно 6 августа 1951 г., в разгаре работы в деревне Ушково (б. Тюрисевя) на Карельском перешейке, хорошо знакомой мне по боям 1944 г. Я похоронил отца в юбилейный день его семидесятипятилетия на Серафимовском кладбище в Ленинграде, под торжественный орудийный и ружейный салют, отданный в его честь курсантами училища Военно-Морского Флота, инженерами, артиллеристами, доставившими его прах к кладбищу на орудийном лафете и сопровождавшими его, растянувшись на полтора километра, траурной колонной через Ленинград… Это было 8 августа 1951 г.
[Закрыть] .
8 июля 1945 г. ленинградцы встречали гвардейцев стрелкового корпуса генерала Н. П. Симоняка, вернувшихся из Германии.
8 июля, совершая в подаренном мне маршалом Р. Я. Малиновским маленьком автомобиле поездку с И. Г. Эренбургом и его женой вокруг бывшего переднего края – в Петергоф (Петродворец), Красное Село, Пушкин, – я перед Пулковскими высотами встретился с колоннами наших, возвращающихся с победой в Ленинград, весело марширующих, овеянных славой и награжденных орденами гвардейцев.
Среди них я увидел и полковника Н. Г. Арсеньева, которого, как и других, ликующие ленинградские девушки забрасывали цветами. Ликовал весь город в этот и в следующие дни…
Глава двадцать шестая
Одиннадцать из миллиона
Обвинение – Кто они? – Первые шесть отвечают – Скотки улыбается – «Культурный» каратель – Моя хата с краю – В зале напряженная тишина – Несудимые пособники – Где искать угнанных? – Предпоследний день – Ремлингер и Зоненфельд исповедуются – Приговор – Конец по заслугам.
(Ленинград, Выборгский Дом культуры. Процесс немецких карателей. 27 декабря 1945 г. – 6 января 1946 г.)
Обвинение
Под Ленинградом и Новгородом действовали немецко-фашистская группа армий «Норд» («Север») – 18-я и 16-я армии, которой к 1944 году командовал генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер. В ней тогда насчитывалось семьсот сорок одна тысяча солдат и офицеров [65] 65
«Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945». Краткая история. М., Воениздат, 1965, стр. 315.
[Закрыть] ]. Если прибавить к этому только убитых до 1944 года гитлеровцев, то эта цифра составит примерно миллион гитлеровцев. Вот почему я даю такое название главе, в которой описываю открытый судебный процесс над одиннадцатью немецкими насильниками и карателями, происходивший с 28 декабря 1945 года по 4 января 1946 года в Ленинграде в помещении Выборгского Дома культуры.
Только одиннадцать! Но такие же дела, какие творили они под Ленинградом, в Новгороде, Пскове [66] 66
Псков, как и Новгород, – ныне областные города, до второй половины 1944 г. входили в состав Ленинградской области.
[Закрыть] и везде вокруг на временно захваченной территории, творили и другие фашисты. Кто может знать, сколько именно бандитствовавших фашистов было в числе этого миллиона оккупантов? В наступлении нашей армии, освобождавшей территорию Ленинградской области, двигаясь по свежим, страшным следам совершенных гитлеровцами злодеяний, мог ли я на дымящихся пепелищах сел и деревень между Лугой и Псковом тогда, в феврале – марте 1944 года, представить себе, что спустя каких-нибудь полтора года своими глазами увижу некоторых из этих карателей в Ленинграде, перед судом народа? И что в этом процессе, как в одной капле, я с предельной ясностью узнаю всю глубь, всю суть чудовищной системы фашизма, поставившего себе целью истребить целые народы и пролившего только под Ленинградом и в самом городе океан крови ни в чем, кроме любви к своей Родине и к свободе, не повинных русских, советских людей?
27 декабря 1945 года
В качестве специального корреспондента «Правды» и члена Ленинградской государственной чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний я сегодня был приглашен в Военный трибунал Ленинградского военного округа и здесь вместе с другими приглашенными ознакомлен с составленным 25 декабря «Обвинительным заключением о злодеяниях бывших военнослужащих германской армии (Ремлингера и других) в Ленинградской области в период ее временной оккупации немцами».
Обвинительное заключение было подписано военным прокурором ЛВО, генерал-майором Петровским и утверждено главным военным прокурором Красной Армии, генерал-лейтенантом юстиции Афанасьевым.
В эти дни происходит Нюрнбергский процесс, происходят и местные процессы в некоторых областях нашей страны. Из сообщений печати мы, советские люди, как и все человечество, уже многое узнали о сути германского фашизма, о его человеконенавистнических стремлениях и о том, как действовала система уничтожения десятков миллионов людей. Но в эти дни мы еще раз убедились: справедливость и правда всегда – рано ли, позже ли – торжествуют. Никакое преступление в мире, где бы и кем бы оно ни совершалось, не остается и никогда не останется безнаказанным.
То, что происходило вокруг нас, ленинградцев, и чему мы сами, оставшиеся живыми в городе и особенно уцелевшие на освобожденной территории области, оказались свидетелями – нам было известно и раньше. Однако знание наше ограничивалось главным образом еще только собственными наблюдениями.
Начавшийся процесс поможет всем нам понять и разобраться в том, как были сцеплены между собой все винтики, все зубчатые колеса и приводные ремни исполинского механизма гитлеровской машины массового уничтожения…
…Общая часть обвинительного заключения начинается словами:
«Следствием установлено: расстреляно, повешено, сожжено в огне и замучено в тюрьмах и лагерях 52 355 человек мирного населения. Под угрозой расстрела насильно угнано в немецкое рабство 404 230 мирных советских граждан.
Ленинградская область была отнесена фашистами к категории областей, подлежащих разрушению. Немецко-фашистские захватчики полностью или частично разрушили 20 городов, 3135 сел, деревень и других населенных пунктов. В Ленинградской области сожжено, разрушено и повреждено 152 338 домов, 3783 промышленных предприятия, 1933 школы, 256 лечебных учреждений, 235 детских домов, садов и яслей, 1019 театров, кинотеатров, клубов, красных уголков и музеев, 795 магазинов и большое количество других зданий и сооружений…»
Далее в общей части говорится о том, что именно, в каком количестве в пригородах Ленинграда и в области разрушено, сожжено, разграблено.
Перечисляются дворцы-музеи, города – памятники старины, памятники русского зодчества. По материалам предварительного следствия предъявляется конкретное обвинение каждому из подсудимых.
Сообщаются основные сведения о каждом из этих преступников. Все они – немцы. Генерал-майор Генрих Ремлингер был военным комендантом Пскова и «одновременно осуществлял руководство подчиненными ему районными комендатурами и частями «особого назначения», участвовал в массовом истреблении, истязании и угоне в немецкое рабство мирных советских граждан, а также в уничтожении и разрушении городов и населенных пунктов Ленинградской области. Угоняемое в гитлеровское рабство мирное население заключалось в специальные лагеря…» Все другие, кроме Эдуарда Зоненфельда, служили в первом и втором батальонах «особого назначения» 21-й авиаполевой (авиадесантной) дивизии, а Зоненфельд, бывший лейтенант, был командиром «особой группы» 322-го пехотного полка.
Перечисляются выявленные на следствии преступления каждого из этих карателей. Сообщаются выдержки из актов Чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний – в частности по Карамышевскому району, где, исполняя приказы Ремлингера, немецкий офицер полевой комендатуры Грунс и начальник жандармского полевого отдела Макс при приближении Красной Армии сжигали деревни вместе с живыми людьми, а часть населения насильно угоняли на фашистскую каторгу в Германию. Приводятся десятки документированных, засвидетельствованных уцелевшими жителями примеров, касающихся каждого из обвиняемых, и карательных операций тех частей, солдаты и офицеры которых, к сожалению, пока ускользнули от правосудия, – кавалерийского полка «Норд», под командованием майора принца Зельм, 3-го велосипедного полка, карательного отряда «Айнграф» и других. В иных из этих примеров мелькают знакомые мне названия тех сел и деревень, по пепелищам которых я шел в феврале – марте 1944 года: Пикалиха, Волково, Милютино, Струги Красные, Заполье и прочие…
Допустимый объем этой книги позволяет мне сосредоточить внимание моих читателей только на тех карателях, чьи показания и чье поведение на суде представляются мне наиболее характерными. Это – Ремлингер, Зоненфельд, отчасти Янике, Скотки, Энгель, Герер. Остальных преступников: Штрюфинга, пюре, Бема, Визе и Фогеля – я упоминаю лишь постольку, поскольку это необходимо для ясности изложения хода всего процесса или для точности изображения какого-либо его эпизода…
Кто они?
28 декабря. Утро. Выборгский Дом культуры. Первый день процесса
«Товарищ комендант! Введите подсудимых!»
Фотографы – в стойке. Группа кинооператоров во главе с Е. Ю. Учителем заливает светом «юпитеров» сцену Дома культуры, где расположился состав суда и где с правой стороны за барьером – места для подсудимых – одиннадцать стульев в два ряда.
В зале почти две тысячи человек. Среди них я вижу академика Тарле, писателей И. Груздева и Е. Катерли, многих знакомых мне журналистов – недавних военных корреспондентов: Л. Ганичева, П. Никитича, В. Карпа, М. Ланского; художника Вл. Гальба, командиров и комиссаров партизанских бригад – Карицкого, Дмитриева…
В зале руководители партийных и общественных организаций, фронтовики – защитники Ленинграда: генералы, офицеры, солдаты, матросы; отличившиеся в годы войны рабочие ленинградских заводов, представители интеллигенции, колхозники из освобожденных деревень и сел Ленинградской области… Все они испытали на себе лишения блокады, тяготы войны, зверства немцев в годы оккупации нашей области…
Зал смолкает…
Ремлингер входит первым, один, заходит за легкий деревянный барьер.
Бегает глазами, пораженный торжественностью, светом «юпитеров», погонами, всей обстановкой молчащего, переполненного зала. Он останавливается на минуту, неуверенно, несмело, как некий актер, раскланивается направо и налево… Входят другие подсудимые, садятся за барьером в правой стороне сцены вместе с Ремлингером. Переводчики и переводчицы – возле барьера.
Председательствующий говорит по-русски, его слова переводятся на немецкий язык.
Заседание открылось в одиннадцать часов утра. Члены трибунала сидят в центре сцены за столом, затянутым малиновым бархатом. На столе две стопки толстенных папок. Микрофон на треножнике перед столом. Перед барьером, за которым сидят обвиняемые, маленький круглый столик, накрытый материей, за ним на стуле – офицер из состава суда. Слева – письменный стол со стопкою папок. За ним сидит прокурор.
Председательствующий:
«Подсудимые, встаньте!.. Имеется ли у подсудимых отвод против состава суда?»
Голоса по-немецки:
«Нет!»
«Товарищ секретарь, отберите у переводчиков подписку…»
Ремлингер разглядывает потолок, стены, публику. Начинается опрос подсудимых. Ремлингера спрашивают о биографических данных. Он стоит – руки на барьере. Отвечает:
«Родился в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Уроженец местечка Поппенвейер, Людвигсбург, Германия. С тысяча девятьсот второго года по февраль тысяча девятьсот сорок пятого года служил в немецкой армии. С тысяча девятьсот девятнадцатого года – на командных должностях. Последняя должность – комендант города Будапешта. Звание – генерал-майор.
Образование – народная школа. Беспартийный. Не судим».
«Копию обвинительного заключения на немецком языке получили?»
«Да…»
«Ходатайства есть?..»
«Нейн!..»
Краткие сведения из своих биографий сообщают другие, в числе которых: Зоненфельд Эдуард, уроженец г. Ганновера, 1911 года рождения, высшее учебное заведение, инженер, солдат, бывший лейтенант германской армии, командир «особой группы» 322-го пехотного полка. «Под стражей с 25 октября 1945 года».
Энгель Фриц – уроженец Гера, провинции Тюрингии, 1915 года рождения, образование – народная школа, восемь классов, командир первого взвода первой роты второго батальона «ОН»[67]67
В дальнейшем слова «особого назначения» я заменяю ради краткости буквами «ОН», а упоминание дивизии, во всех случаях одной и той же, опускаю.
[Закрыть]…
«Судимость?..»
«Был один раз».
«Звание?»
«Обер-фельдфебель».
Скотки Эрвин, уроженец г. Кенигсберга, 1919 года рождения, восемь классов народной школы, три года ремесленного училища, состоял членом «Гитлерюгенд», сын полицейского. С 1940 года обер-ефрейтор, служил во втором батальоне «ОН». «Под стражей с 24 октября 1945 года».
У Скотки лицо гориллы.
Янике Гергардт – уроженец м. Каппе, округ Темплин, восемь классов народной школы, солдат 322-го пехотного полка, затем второго батальона «ОН».
«Под стражей с 28 ноября 1945 года».
Герер Эрвин-Эрнст, уроженец г. Асберг, провинции Штутгарт, 1918 года рождения, восемь классов народной школы, беспартийный, солдат кавалерийского полка «Норд», а затем второго батальона «ОН». «Под стражей с 24 октября 1945 года».
Отвечают на те же вопросы и свидетели, сидящие отдельно (охраняемые часовым), – немцы и один русский. Прочие свидетели – в публике, в первом и во втором рядах. После опроса свидетелей – соучастников злодеяний вопросы председателя обращаются к свидетелям этих злодеяний. Они встают в два ряда – «пскопские», клинобородые старички, женщины в вязаных платочках. Их уводят в отдельную комнату, отобрать подписку…
«Подсудимые, встаньте!»
Председательствующий объясняет им их права: имеют право давать свои объяснения, как в целом, так и в деталях, задавать вопросы свидетелям и проч. и проч. Слушают внимательно…
Председательствует генерал-майор Исаенков. Военный прокурор – генерал-майор юстиции – Петровский. Объявляются фамилии присутствующих защитников, назначенных судом: Зимин (защитник Ремлингера), Борхов, Волков, Галебский, Кроленко – для всех других.
Председательствующий спрашивает подсудимых: нужно ли еще раз переводить на немецкий язык обвинительное заключение? Его текст на немецком языке был вручен заранее каждому из подсудимых. Все они отвечают: «Нейн!..»
11 часов 55 минут
Начинается чтение обвинительного заключения порусски. Подсудимые сидят за барьером в таком порядке: в первом ряду справа налево – Ремлингер, Бем, Штрюфинг, Скотки, Янике, Фогель. Во втором ряду – Зоненфельд и остальные четверо.
Все подсудимые сидят в той своей военной форме, в какой были взяты в плен. Плотный, коренастый Ремлингер – в серой куртке без погон, но с петлицами. На правой стороне фашистская нашивка: эмблема – птица. В серых брюках, в высоких сапогах. Его темные волосы аккуратно расчесаны на пробор.
Он слушает внимательно, склонив голову набок. Держится «аккуратно», сосредоточенно. Видно, что думает, вдумывается во все, воспринимает происходящее. Надевает пенсне, что-то читает, очевидно следит по немецкому тексту за словами обвинительного заключения.
У Бема лицо бледного недоросля, губы сомкнуты. Он выше среднего роста, штаны на нем – холщовые. У Штрюфинга отвратительное лицо холуя, садиста, подхалима, этакий чернобровый красавчик, типа альфонса. Его волосы гладко прилизаны, на пробор. Скотки – худой блондин, тип каторжника, дегенерат, удивительно схожий с гориллой: выдвинутая вперед челюсть, покатый лоб, запавшие глаза преступника. Янике – примерно тот же тип, но менее характерно выраженная дегенеративность. Он хилее Скотки. Рыжий, волосы гладко стрижены.
Воротник куртки распахнут, в отличие от других, аккуратно застегнутых, кроме Визе, у которого воротник куртки тоже небрежно расстегнут. Фогель – худой, лицо сластолюбца, голова яйцом. У Энгеля лицо явного идиота, без мысли, приоткрытый бессмысленно рот. Тип лица также преступника, дегенерата. Все сидят в одинаковых позах, нога на ногу, скрестив руки, очевидно подражая Ремлингеру, актерски напыщенному; он мелкоглазый, его глаза как точечки.
Сейчас они приспущены. А губы его способны сжиматься, превращаясь почти в прямую линию. Они придают лицу выражение жестокости.
Я смотрю на состав суда, на председательствующего, на тяжелые папки дел в коричневых переплетах. А позади этого стола – защитники в штатском, за ними – переводчики. Правее и левее подсудимых стоят, по трое, солдаты и офицер охраны. Позади всего состава суда – огромный барельефный макет Кремля и белый пьедестал перед ним, на котором бронзовая фигура Сталина во весь рост, как бы выходящего из Кремля. Поворот и наклон его головы – к скамье подсудимых. После чтения обвинительного заключения – вопросы по очереди к каждому из них: признают ли себя виновными? Все, кроме Ремлингера и Визе, коротко отвечают: «Я» («Да»). А те двое так же коротко: «Нейн…»
Объявляется перерыв на пятнадцать минут.
Первые шесть отвечают
…Начинается допрос Бема – штабс-фельдфебеля из охранной полиции, командира первого взвода первого батальона «ОН». Тот спокойно признает свое участие в поджогах деревень Дедовичи, Кривица и других, сообщает, что его взвод расстрелял в районе г. Остров пятьдесят – шестьдесят человек, а он лично – шестерых стариков и женщин.
«По чьему приказу?»
«Действовали на основании приказа командира батальона подполковника Клозе – первого батальона, и во время отступления командовавшего всеми тремя батальонами вместе. Подполковник Клозе получал приказы от «Пихта, генерал-майора, командира 21-й авиаполевой-авиадесантной дивизии.
Рассказывает: когда 22 февраля 1944 года получил приказ от Клозе, то разбил свой взвод на четыре группы, сжигал дома. Приказ Клозе гласил:
«Сжигать на своем пути все населенные пункты, выгонять скот и, если население не будет эвакуироваться, рассматривать его как партизан и расстреливать…» Гражданских лиц расстреливали прямо на улицах.
«Приказывали покинуть горящие дома жителям, а они не хотели… Возможно, что гражданские лица прятались в подполах…»
«Понимаете ли вы преступность?..»
«Прекрасно понимаю преступность, почему и стою здесь в качестве обвиняемого…»
На вопрос, имеет ли награды, отвечает: «Железный крест второго класса, значок штурмовика и крест за военные заслуги второго класса и медаль «Зимней битвы на Востоке…»
В зале – смех.
«Как называется эта медаль?»
«Восточной медалью» или «Медалью за зимние битвы на Востоке». Давалась тем, кто перенес тяжелую зиму. Все время был на фронте».
«Кого еще из подсудимых можете назвать как расстрельщика?»
«Энгеля…»
Допрос Фогеля
Отвечает: «Участвовал в деревне Юдино, уничтожил двадцать человек со своим взводом. Во взводе – двадцать шесть человек». Признает: «Сжигал и другие деревни». – «Сколько было расстреляно?» – «Точно не могу сказать, но около двадцати – двадцати пяти человек». С готовностью обличает Дюре, Янике, одного из немцев-свидетелей. На вопрос, сколько лично убил в деревне Юдино, отвечает: «Около десяти человек. Потому, что были расположены далеко от деревни».
Выходит, Фогель оправдывается, что мало расстрелял? Он отвечает тихо, не столь уверенно, как Бем. Далее кое-что путает, увиливая от прямых ответов. Лицо у него красное, покраснел во время допроса. На вопрос, давал ли приказ подчиненным расстрелять двадцать женщин и детей и убивал ли лично, отвечает: «Не видел гражданских лиц, так как было уже темно». Подсудимый Дюре тянет руку, вскакивает: «Фогель лжет! – и объясняет: – Это было двадцатого июля, после обеда, в три часа, в деревне у реки Великой, Фогель приказал расстрелять группу детей и женщин! И первым стал стрелять!» И в ответ на вопрос о причине расстрела безоружных мирных людей Фогель спокойно говорит: «Они хотели спасти свое добро…»
Допрос Энгеля
У верзилы обер-фельдфебеля Энгеля – ослиный профиль, покатый лоб, загнутый нос и такой покатый подбородок, будто его и нет вовсе. Энгеля спрашивают: «Сколько мирного населения вами уничтожено?» Громким голосом, четко отвечает: «Моим взводом и лично мной расстреляно сто и еще восемьдесят!» – «Точно?» – «Приблизительно». – «Сколько деревень сожжено?» – «Точным подсчетом мы не занимались, но – семь деревень и еще пятьдесят человек». – «Были случаи сжигания с населением?» – «Яволь. Были. Примерно восемьдесят человек». – «Дети?» – «Дети были невинны, но они тоже родителями были оставлены в домах и потому сожжены». – «Кто давал приказ?» – «Подполковник Клозе». – «Сколько детей вы расстреляли лично?» – «Одиннадцать…»
Пожимая плечами, спокойно признает свое участие в других расстрелах.
Слова просит Бем. Встает:
«Был официальный приказ об уничтожении детей, женщин и стариков!»
«Чей?»
«Командира Двадцать первой авиадесантной дивизии генерал-лейтенанта Лихта, этот приказ был передан подполковнику Клозе!»
…Объявляется перерыв до восемнадцати часов. Публика расходится медленно, молчаливо. Циническое равнодушие подсудимых, с каким они дают показания, особенно поражает!
Допрос Штрюфинга, Дюре, Янике
Показания Штрюфинга и Дюре на вечернем заседании я почти не записывал.
В общем было все то же. Командир карательной роты Штрюфинг утверждает: он, дескать, действовал по приказу – расстреливать всех, кто уклонялся от угона в Германию. Этот приказ, подписанный генералом Линдеманом, был отдан по армии, спущен по дивизиям и далее – по полкам, батальонам, ротам. Дюре изобличал Штрюфинга – Штрюфинг давал приказы сам и сам лично показывал пример в совершении злодеяний.
«Кого расстреливали?»
«Стариков, женщин, детей».
«Вы, Дюре, стреляли?»
«Да…»
Дюре и другие из батальона «ОН» попали в него за провинности и, чтобы «оправдать себя», сжигали дерев, ни, расстреливали людей. В военной тюрьме, в Торгау, где до ноября 1941 года, в бытность комендантом тюрьмы Ремлингера, находился арестованный Дюре, его так воспитывали, уча безжалостности.
«Практические занятия» при этом обучении происходили в Катынском лесу в сентябре 1941 года. Вместе с другими, такими же как он, привезенный в этот лес Дюре рыл по ночам огромные могильные рвы. Эсэсовцы сбрасывали в эти рвы привезенные на автомашинах трупы людей – десятки тысяч трупов польских офицеров, русских людей, евреев, и Дюре участвовал в их закапывании. – «Вы можете приблизительно определить, сколько расстрелянных было сброшено в эти могилы?»
«От пятнадцати до двадцати тысяч человек!» – спокойно отвечает Дюре и добавляет, что видел снимок одной из таких могил в немецких газетах, под снимком была подпись: «Это сделали русские»…
Янике показывает, что и он прошел «подготовку» такого же рода для уничтожения мирного населения в оккупированных районах России.
Янике признает: той роте, в которой он находился, в районе Плюссы был прочитан приказ генерал-майора Ремлингера. В приказе было сказано о том, что на линии Луга – Псков, там, где действовали партизаны, следует сжигать все населенные пункты, а обнаруженное в них гражданское население, уклоняющееся от увода в Германию, – расстреливать… Выполняя приказ, рота сжигала деревни, подрывала гранатами все землянки, в которых прятались старики, женщины и дети, – их уничтожали гранатами и минами в самих землянках.
Называет населенные пункты, где все население уничтожалось поголовно: Плюссу, Большие Ляды, Малую Плюссу, Струги Красные, Заполье, Потороченное, Углы, Николаево.
«Сколько людей всего расстреляли?»
«Полторы-две тысячи».
«Сколько лично вы уничтожили?»
«Около трехсот…»
Триста человек, уничтоженных лично Янике!
Скотки улыбается
29 декабря. Утро. Второй день процесса. Допрос Скотки
«Мой отец был полицейским работником со времени первой мировой войны», – начинает показания Скотки.
Четкие вопросы и ответы идут как поток, в быстром темпе.
«А при Гитлере?» – спрашивает государственный обвинитель. «Тоже.
Полицмейстер». – «В какой партии был отец?» – «Не могу сказать». – «Но вы говорили на предварительном следствии: в национал-социалистской партии?» – «Он был членом СС». – «Национал-социалистом являлся?» – «Да». – «То есть отец был фашистом?» – «Как я должен понять? У нас нет понятия фашист!»
Скотки смеется.
– «У вас нет понятия фашизм?.. Ну хорошо. Мы поймем!.. Вы были членом гитлеровской организации молодежи с 1936 года?» Скотки говорит гнусавя: «Был членом, только платившим членские взносы, а участия принимал мало». – «Военную подготовку проходили?» – «Да, занимался снайперской стрельбой». – «Для чего?» – «Делал это, чтоб приобретать навыки. А для чего, не могу сказать». – «Это была подготовка к войне?» – «Не знаю, для чего подготовка эта была». – «Но вы сейчас понимаете, для чего подготовка эта была?» – «Для войны». – «Для нападения на демократические страны, на Советский Союз?» – «Предполагаю, что так». – «Какую воспитательную работу с вами вели?» – «Это было политической школой. Изучали биографию Гитлера.
Изучением книги «Майн Кампф» не занимались». – «Ну и что в этой биографии выдвигалось как главное? Героем Гитлера выдвигали?» – «Да, говорилось, что Гитлер герой… (и т. д.). Там говорилось, что Россия очень некультурная страна, поэтому ее нужно культивировать…»
В зале смех.
«Что фашисты – грабители, убийцы, вы теперь понимаете?» – «Да, понимаю».
В зале смех. Скотки рассказывает, что прибыл на фронт в составе 9-й авиаполевой дивизии.
«Прибыл в расположение недалеко от Кронштадта». – «Именно?» – «Ропша». – «Это далеко от Кронштадта». – «Значит, был недалеко от Ленинграда. Там находился… до момента моего наказания, до мая тысяча девятьсот сорок третьего года». – «За что были наказаны?» – «За отказ от несения вахты». – «За отказ или за сон?» – «Я, так сказать, проспал». – «И что же? Судили вас?» – «Получил наказание от полевого суда: полтора года тюрьмы». – «И куда направили вас?» – «В военную тюрьму, в Волосово» – «А дальше?» – «Позднее – в девятнадцатое отделение штрафного лагеря…» – «Куда именно?» – «Эта часть располагалась в деревне Поповка и занималась строительством укреплений. До сентября. А после этого попал в Девяносто четвертый псковский охранный полк». – «Что делали там?» – «Охраняли железную дорогу Псков – Луга». – «А еще чем занимались?» – «Так как были частые нападения партизан, то наша часть занималась карательными мероприятиями по железной дороге Псков – Луга… До третьего июня тысяча девятьсот сорок четвертого года». – «Все время на этом участке? И все время в этой части?» – «Был откомандирован от штрафной части и прикомандирован к Девяносто четвертому полку. В июне был недалеко от Пскова». – «Кроме охранной службы какие карательные функции несли?» – «Занимался поджогом домов и расстрелом людей». – «Мирного советского населения?» – «Не могу сказать точно, но мы считали, что это партизаны».