Текст книги "Король решает всё (СИ)"
Автор книги: Остин Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
– В смысле? – округлила глаза Вера, – у вас нельзя жениться?
– Вообще, можно, – поморщился министр, – но возникает слишком много проблем. Шпионы годами не бывают дома, постоянно переезжают и скрываются, боевики работают по ночам, иногда получают ранения. А так как официально они работают дежурными, охранниками и уборщиками, то это выглядит подозрительно, скрыть такую деятельность от соседей ещё можно, но от близких людей не получится. – Он печально усмехнулся и посмотрел на свою правую руку, всё ещё лежащую на колене. – Ну представьте, приходит муж-уборщик с ночного дежурства, задержавшись на три часа, уставший, битый, с подпаленными волосами и ножевыми ранениями. Получает закономерный вопрос: «Где ты был?» и не отвечает на него.
– И огребает проблем, – понимающе кивнула Вера, выключая чайник.
– В лучшем случае, – вздохнул министр. – А в худшем – честно отвечает. Объясняет, что его работа сложнее, чем кажется, что с этим придётся мириться, что однажды он может вообще не прийти. А это женщинам не нравится, к тому же, держать язык за зубами они не умеют. – Он увидел её недовольный взгляд и с извиняющимся видом поправился: – За редким исключением. Короче, от этого одни проблемы. Бывают, конечно, случаи удачных служебных романов внутри разведуправления, но в случае женитьбы они обычно оба уходят в отставку, потому что… это не жизнь. Не семейная, по крайней мере. – Вера налила чай и подала ему чашку, взяла свою, села и задумчиво уставилась в отражение светильника.
Министр осторожно поднял правую руку и мягко опустил на стол, чтобы взять чашку двумя, приподнял плечи:
– Так что в моём отделе если женятся, то уходят. Официально, их как бы повышают или переводят, естественно, никуда с госслужбы они не деваются, становятся полицейскими или охранниками. – Министр недовольно поморщился и с неожиданной досадой сказал: – Если Барт решит уйти, его загребёт себе лично король, не меньше. – Поймал заинтересованный взгляд Веры и пояснил: – У Барта редкий талант. Он может телепортироваться без "маяка", кроме него, так больше никто не может.
– Что такое "маяк"? – Вера отпила чая и заинтригованно склонила голову на бок, министр ответил:
– Это магический прибор, его делают маги, или просто покупают «пустой» в магической лавке и настраивают на нужном месте. – Он оттянул воротник и вытащил с десяток маленьких кулонов, выбрал один невзрачный желтенький камешек с вырезанной буквой и показал. – Вот так выглядит чаще всего, хотя может выглядеть как угодно, это от мага зависит. Маг берёт этот «пустой» и едет на нужное место, там магически обрабатывает, получая «настроенный», он распадается на две части, одна остаётся на месте, а вторую маг забирает с собой, чтобы можно было с его помощью телепортироваться к первой части. Это самый лёгкий способ, для начинающих. Есть ещё один – "маяк" обрабатывается заклинанием, но не настраивается на конкретное место, получаются две равнозначные части, имея одну, можно телепортироваться к другой, даже если они находятся в разных концах континента. – Он криво улыбнулся и чуть издевательски добавил: – Именно такой пытался подсунуть вам бедный блаженный Эрик.
Вера поджала губы от его ехидства, но тут же изобразила подчёркнутое равнодушие и поинтересовалась скучающим тоном:
– Он уже пришёл в себя?
– Пока нет, – ещё ироничнее ответил министр, – всё ещё пытается выяснить, где вы находитесь, или хотя бы передать записку. Доктор осматривал, сказал, состояние стабильное, улучшений не наблюдается, тоска в глазах со временем крепнет, что наводит на печальные мысли. Жалко будет его терять, хороший специалист.
– Он – не один из ваших «деток», я надеюсь? – приподняла бровь Вера, министр вздохнул и отпил чая, затягивая паузу.
– Нет. Вы думаете, это что-то изменило бы? Мне равно неприятно терять всех сотрудников. Эрик служит у меня больше трёх лет, отлично себя показал в самых разных ситуациях. Он до этого служил в полиции, но однажды попал в переделку, после которой я забрал его к себе, причём пришлось за него побороться ещё с тремя отделами.
– Что за переделка? – заинтересованно заблестела глазами Вера, министр помялся, как будто то ли не хочет, то ли не может говорить, потом чуть усмехнулся и медленно сказал, как большой секрет:
– Он попал в плен и смог сбежать. В одиночку. Освободился из цепей, открыл замок, перебил охрану, а потом утопил корабль, на котором его везли. И всё это голыми руками и одним гвоздём, вот таким, – он показал пальцами где-то два с половиной сантиметра. – Этот гвоздь сейчас вбит в стену раздевалки отдела, он на него одежду вешает.
– Нихрена себе, – тихо выдохнула Вера, ёжась. Министр смерил её взглядом и иронично приподнял бровь:
– Вы уже готовы отвечать на его записки?
– Нет, – смущённо поморщилась Вера, – я стараюсь держаться подальше от военных. – Министр с недоумением приподнял брови, она смутилась ещё больше и шутливым тоном объяснила: – Моей маме, когда она была мной беременна, цыганка нагадала, что я выйду замуж за военного. Мама меня этим всё детство подкалывала, задолбать успела. И к тому возрасту, когда начала интересоваться мальчиками, я успела твёрдо решить для себя, что никогда не свяжусь с солдатом.
– Потому что вас мама "подкалывала"? – с недоумением улыбнулся он.
– Потому что из-за этих подколов я успела сто раз представить себя замужем за военным, – без капли юмора поморщилась Вера. – И мне не понравилась мысль о том, что однажды он придёт с работы подкопчённым, битым и с ножевыми ранениями. – Голос сел и она сглотнула комок, невольно посмотрев на его руку, отвела глаза и попыталась криво улыбнуться, – или вообще не придёт. Придут люди с протокольными лицами и попросят опознать тело. – Она ненатурально улыбнулась и добавила: – Девушки не любят опознавать тела, не-а.
Он опустил глаза с такой же ненатуральной улыбкой, рассеяно взял чашку правой рукой, замер, задержав дыхание, и поставил, взял левой. Вера на секунду закрыла глаза, поражённая волной боли, пробежавшей по её телу, во рту стало солоно, как будто она ударилась до крови и смотрит на рану.
В повисшей тишине стало неуютно, она бросила короткий взгляд на министра и тут же опустила глаза, увидев, что он на неё смотрит, немного сочувственно и одновременно с неприязненным отвращением.
«Опять. Чем вам не угодило моё лицо?!»
– Что? – Она подняла глаза и в упор посмотрела на него, обвиняющим тоном спросила: – В чём проблема, красивые девочки обижали вас в детстве?
– Что? – переспросил он с таким видом, как будто не расслышал, или как будто настолько поражён её наглостью, что предпочитает дать ей шанс отступить, пока не поздно.
– Я всё вижу. – Веру понемногу начинало трясти от смеси злости и страха. – Я этот взгляд заметила ещё в подвале у Тонга. И до сих пор не могу понять причины, может, вы мне объясните?
Министр аж рот приоткрыл от восхищения такой дерзостью, медленно качнул головой и с сарказмом поинтересовался:
– И что же за «этот взгляд» вы увидели?
– Этот самый, – рыкнула она, – раздражённый, злой, со смесью отвращения и брезгливости, взгляд, говорящий: «Бог мой, лучше бы ты родилась вообще без лица, чем с таким лицом». Скажете, нет?
Он выдохнул с кривой усмешкой, зажмурился и почти мягко сказал:
– Я был в маске.
– И что? У вас настолько выразительные глаза, что вы могли бы всю жизнь молчать, – с сарказмом фыркнула Вера, – вас бы все понимали. Из вас это отношение просто пёрло во все стороны, даже со спины было видно, как я вас раздражаю. – Он молчал с таким потрясённым видом, как будто она его оглушила, Вера чувствовала, что дрожит, ещё чуть-чуть и будет взрыв. – Ну?!
– Да. – Он выпрямился и с насмешливой улыбкой приподнял брови. – Что дальше? Я признаю, это так. Меня раздражает ваша внешность, да, красивые девочки обижали меня в детстве.
– Дзынь! – скорчила рожицу Вера, – серый шарик.
Он фыркнул и покачал головой, глядя на неё со всё возрастающим восхищением:
– Что вас не устраивает? Это правда, никуда от неё не денешься. Красота даёт женщинам фору во всём, достаточно родиться красавицей и жизнь будет хороша без усилий.
Вероника ахнула от такой формулировки и возмущённо прошипела:
– Вы так говорите, как будто привлекательная внешность автоматически делает женщину проституткой.
– Нет, что вы, – приподнял брови министр, – проститутки развлекают всех. А красивые женщины тщательно выбирают удачные цели и степень близости, обеспечивающую наилучший эффект и выгоду.
– То есть, по-вашему, все красивые по умолчанию счастливы? – округлила глаза Вера. – Я знаю море красивых женщин, которые живут в полной заднице.
– Значит, они глупые, – невозмутимо развёл руками министр. – Было бы желание, красивая женщина всегда найдёт способ выкрутиться.
– Красивая и умная? – насмешливо переспросила Вера.
– Именно, – кивнул министр, – беспроигрышное сочетание. Красивые и умные женщины могли бы править миром. Хорошо, что им это не нужно.
Вероника поражённо выдохнула, медленно качая головой, опустила взгляд в стол, опять подняла. С горьким сарказмом дёрнула щекой и тихо сказала:
– Значит, я дура.
– Хотите сказать, что никогда не пользовались своей внешностью? – гораздо тише, но всё ещё ядовито спросил министр, Вера вдохнула полную грудь, медленно приподнимая плечи, задержала дыхание и резко выдохнула. Подняла глаза и криво улыбнулась, горьким шёпотом спрашивая:
– А любовь в вашей схеме есть? Порядочность, честность, справедливость? Может, какая-нибудь завалящая совесть?
– У умных и красивых женщин? – тихо сказал он, – нет.
– Ясно. – Она с издевательской улыбкой кивнула и развела руками, – я поняла. Умная и красивая стервозина без капли совести жестоко обидела маленького мальчика. Мальчик вырос большим, а собственного мнения так и не заимел. Печаль-беда, господин министр, как же вы людьми руководите с таким стереотипным мышлением? – Он сидел, окаменев, и с таким лицом, как будто разрывается между желанием молча уйти и бросить в собеседницу ножом, чтобы наконец заткнулась. А Вера уже не могла остановиться, ехидство пёрло из неё неудержимым потоком, она опёрлась на локти и наклонилась к нему ближе, тихим мурлычащим голосом спросила: – У стервозины были шикарные чёрные волосы, да? И именно поэтому красится Эйнис, она же не натуральная блондинка, у неё глаза чёрные. Я права?
– Вы… – он медленно вдохнул, не отводя взгляда, холодным шёпотом выдохнул, – готов поспорить, своей смертью не умрёте. Вас зарежет лучший друг за застольной беседой, а когда мир об этом узнает, все кто вас знал, хором скажут: «Довякалась».
– А вы, – ненатурально широко улыбнулась Вероника, – умрёте в своей постели в глубокой старости, окруженные тремя десятками детей и внуков, которые, дождавшись вашей смерти, скажут: «Ну наконец-то!» и начнут делить наследство между собой и вашей некрасивой нелюбимой вдовой. И забудут путь на вашу могилу, которая даже в летний зной будет покрыта инеем и расти на ней будут только вечнозелёные заполярные деревья.
Она выдохнула, чувствуя что сердце колотится, как перед дракой, министр смотрел на неё пылающим взглядом, в котором сквозь ярость постепенно просачивалось веселье. Он коротко усмехнулся, смерил её взглядом и усмехнулся ещё раз, медленно качнул головой:
– Мне уже лет пять никто ничего подобного не говорил.
– Да я никогда никому ничего подобного не говорила, – ошарашенно выдохнула Вера, убирая локти со стола и сутулясь. – Это вы меня спровоцировали! Не делайте так больше.
Бросила на него обиженный взгляд и столкнулась с насмешливым прищуром, застонала и закрыла лицо руками. Он криво примирительно улыбнулся:
– Ладно, давайте попрощаемся на сегодня и забудем об этом эпизоде.
– Я забуду, – убрала руки от лица она и нехорошо улыбнулась, – а вам стоит над этим хорошо подумать. Не все красавицы – стервы, как и не все стервы – красавицы. Вы можете упустить что-то внутреннее, концентрируясь на внешнем.
– Я никогда ничего не упускаю, – прохладно ответил министр, вставая. Неловко выпрямил руку и опять на миг замер, заставив Веру прикусить губу от фантомной боли, заметил и промолчал. Выпрямился, подчёркнуто официально поклонился и бесцветным тоном сказал:
– Спокойной ночи, госпожа Вероника. Не забудьте, что вы завтра переезжаете.
– Не забуду, – тихо ответила она. – Спокойной ночи.
Он ушёл, она осталась сидеть за столом над остывшим чаем и чувствовать себя совершенно растерянной.
* * *
Она не могла уснуть.
Вертелась на диване, запутываясь в скатерти и трясясь от холода. Вставать, чтобы сходить за одеялом, не хотелось, потому что она боялась растерять по дороге крупицы сна, которых и так было немного. В груди перекатывался тяжелый камень, шершавый и холодный, она пыталась найти ему причину и не хотела верить в результат поисков.
«Кто тянул меня за язык? Вот надо было мне точно знать, почему он на меня так смотрит… Ну и смотрел бы дальше, я бы не расплавилась.
Что теперь будет?»
Картинки в голове отдавали металлом и холодом, невозмутимое лицо и сухой голос: «Здравствуйте, госпожа Вероника».
«И он мне больше никогда не улыбнётся.»
Хорошо обставленная светлая тюрьма, два-три человека, которые будут приносить еду и забирать мусор и вещи в стирку, будут прохладно здороваться и ненатурально улыбаться.
«И Барт обидится. И не придёт больше обедать.»
А может, всё будет гораздо проще – её поручат другому человеку. Он будет приветлив и вежлив, попытается построить с ней доверительные отношения…
«Просто другой человек. Всего лишь.»
От этой мысли становилось особенно гадко. Она продолжала корить себя и вертеться, у неё болела голова и хотелось плакать.
* * *
– Вера, ты спишь, что ли? Подъём, я пришёл!
Она вздрогнула и вскочила, протирая глаза. В дверях стоял Барт, показывая два больших пакета, улыбался во все тридцать два и выглядел вполне голодным.
– Привет, – слабо улыбнулась она. – Что принёс?
– Всё, что ты заказывала, свет моего желудка! – Он послал ей воздушный поцелуй и улыбнулся: – Меня накормят или нет?
– Пойдём. – Она встала, пошла на кухню, покачиваясь и пытаясь на ходу распутать узел из волос.
– Эй, сестрёнка, что с тобой? – шутливо спросил Барт. – Выглядишь так, будто всю ночь пила!
– Я и чувствую себя так же, – поморщилась Вера, Барт посерьёзнел:
– Нет, правда. Ты в порядке?
– В порядке, – отмахнулась она, – просто не выспалась.
– И чем же это ты всю ночь занималась? – хихикнул парень. – Скажи, что готовила, а? Скажи-скажи!
– Ага, – фыркнула она, открывая холодильник, – готовила. Блюдо под названием «министр Шен, запечённый в собственной желчи». Подавать охлаждённым до абсолютного нуля, запивать спиртом.
– Вы что, поссорились? – шёпотом спросил охреневший Барт, Вера поморщилась и отмахнулась, доставая из холодильника все подряд. Когда выпрямилась, Барт всё ещё стоял с круглыми глазами и отпавшей челюстью, закрыв рот ладонью. – Вера, ты что?..
– Что? – нервно развернулась она, уперев руки в бока.
– Когда он к тебе пришёл? – тихо спросил Барт, она криво усмехнулась:
– В половине второго ночи.
– И ты не спала? – удивился он, она пожала плечами:
– Ну да. А что?
– И что вы..? – ещё тише и испуганнее спросил он, Вера поморщилась:
– Хватит наводить туман, давай или выкладывай что знаешь, или молча ешь и уходи!
– Ладно, – почти испуганно ссутулился парень, поставил пакеты с едой на стол, виновато кивнул вместо прощания и пошёл к выходу.
Она опёрлась спиной о стену, угрюмо сложив руки на груди и с колотящимся от злости и ещё много чего сердцем слушала, как Барт идёт по гостиной в библиотеку. Потом на секунду зажмурилась и резко открыла дверь:
– Стоять.
Барт обернулся в дверях библиотеки и окинул её жалостливым и обвиняющим взглядом. Она нервно помялась и рыкнула:
– Ладно, я расскажу. Но ты первый.
– Тише, – он на полусогнутых вернулся в кухню, плотно закрыл дверь и бросил на Веру затравленный шпионский взгляд, – только я тебе этого не говорил. – Она нетерпеливо кивнула, он сглотнул и ещё раз выглянул за дверь, закрыл и понизил голос: – Вчера вечером он встречался с семьёй. А это у него каждый раз заканчивается очень плохо. Он вернулся за полночь, злющий как демон, взял меч и пошёл в тренировочный зал, сегодня утром оттуда кучу щепок от манекенов вынесли. Но его это не успокоило. И тогда он, почему-то, – Барт закатил глаза и понизил голос, – пошёл к тебе. Зачем он пришёл?
– Деньги за голову Тонга принёс, – встревоженно ответила Вера, Барт фыркнул и поморщился, как будто лимон съел:
– Отмазка!
– Он так сказал, – пожала плечами Вера.
– Ничего бы не изменилось, если бы он отдал сегодня, – зло скривился Барт. Очень серьёзно посмотрел на неё и совершенно несчастным тоном сказал: – Вера, блин… это подтверждает мою теорию. Ты ему нравишься, он пришёл, чтобы просто тебя увидеть, а ты… Из-за чего вы поссорились?
Она ссутулилась и сглотнула комок, тихо саркастично сказала:
– Я спросила, почему его так бесит моё лицо.
Барт округлил глаза, помолчал секунду:
– И?
– Его бесят красивые женщины, потому что они все стервы, – ядовито прорычала Вера, Барт потёр бровь и приподнял плечи:
– Не замечал за ним.
– А я заметила. И он подтвердил. – Вера нервно одернула халат и развела руками, – всё. Чего ты ещё ждёшь? Мы высказались друг другу, в каком виде мы друг друга в гробу видали, попрощались и разошлись.
Барт вытаращился и шёпотом протянул:
– Вы ругались? Прямо… прямо ругались, кричали?
– Ну, – она смущённо повела плечами и развела руками, он поражённо качнул головой и хлопнул её по плечу, криво улыбнувшись:
– Он тебя точно любит. Вы поженитесь. – Закрыл рот ладонью и захихикал, потом резко выпрямился и чмокнул её в щеку: – Обожаю тебя! Жди сегодня на ужин. – Открыл дверь и вприпрыжку понёсся через гостиную, на ходу пропев: – Ты обещала борщ!
Вероника ошарашенно проводила его взглядом, потёрла лоб и вернулась на диван. Холодный камень в груди будто бы уменьшился, она пощупала рёбра и осторожно легла. Укрылась и мгновенно отрубилась.
* * *
Глава 6
Проснулась с мыслью, что солнце уже низко, а борщ не готов.
Вскочила и в бешеном темпе приведя себя в относительный порядок, бросилась готовить. В голове метались мысли, калейдоскоп из слов министра и странного поведения Барта, цветные нарезки воспоминаний пересекались под странными углами, но понятнее от этого не становилось.
Когда борщ был готов и принялся настаиваться на плите в гордом одиночестве, Вера попыталась пошить, но исколола себе все пальцы и бросила. Вернулась на кухню и чтобы успокоить нервы, взялась печь блины. Когда тесто начинало заканчиваться, она просто добавляла всего по чуть-чуть и пекла дальше, это бесконечное занятие успокаивало.
Шаги в гостиной заставили её подскочить, она залилась краской, сразу это почувствовала и засмущалась ещё больше. В распахнувшуюся с грохотом дверь влетел Барт, с разгону обнял её и чмокнул в щеку:
– Я к тебе могу телепортироваться по запаху! Можно? – указал на высоченную башню блинов, тут же схватил верхний и сунул в рот, закатил глаза и простонал: – Богиня!
Вероника слабо улыбнулась и подбросила блин на сковороде, переворачивая на другую сторону.
– Круто! – радостно рассмеялся Барт, – сделай ещё раз. – Вера пожала плечами и сделала, парень пришёл в восторг и на радостях запихнул в рот ещё один блин.
– А борщ кто будет есть? – укоризненно глянула на него Вера, он с набитым ртом постучал себя пальцем в грудь, прожевал и добавил, расхлябанно махнув рукой куда-то за спину: – И господин Шен, если я ему оставлю.
– Он придёт? – опять напряглась Вера, Барт улыбнулся в сто зубов и сказал:
– Он уже здесь.
Вера почувствовала, как каменеют ноги снизу вверх, осторожно сбросила блин со сковороды на стопку и выключила плиту. Барт радостно оторвал от блина кусочек, запихнул в рот и ехидно пропел ей на ушко:
– А ты покраснела.
Вера легонько стукнула его локтем в бок, Барт захихикал и взял её за плечи, разворачивая в сторону двери:
– Он тебя ждёт, иди и поговори с ним. А я тут пока накрою, – оторвал ещё кусок блина и затолкал в рот, набитые щёки мешали широко улыбаться, но он старался. – Иди, давай. Да-вай!
Вера позволила выпихнуть себя за дверь и на деревянных ногах сделала пару шагов в сторону библиотеки. Она почти физически чувствовала источник напряжения за стеной и с каждым шагом к двери ноги становились всё тяжелее. Подойдя вплотную, она промазала рукой по ручке двери, потом всё-таки поймала её и открыла, увидев сидящего за столом мрачного министра. Он перебирал её тренировочные листочки и выглядел слегка смущённым.
«И вполовину не так, как я.»
– Добрый вечер, господин министр, – ровным тоном сказала Вера, чуть склонив голову. Он аккуратно положил листок и встал, медленно поклонившись:
– Здравствуйте, госпожа Вероника. Сядьте, пожалуйста.
Она села, сложила руки на коленях и попыталась не думать о цвете своего лица. Министр тоже сел, переплёл пальцы, глубоко вдохнул и сказал:
– Я должен извиниться за вчерашнее.
– Наверное, я тоже.
– Сейчас вы услышите, почему, и поймёте, что нет, – слегка виновато ответил министр. Она всё ещё не смотрела ему в глаза, ограничиваясь рассматриванием нервно переплетённых пальцев. – У меня вчера был Тяжелый День, так бывает. Где-то раз в полгода-год у меня случается Тяжёлый День. Обычно в таких случаях я иду к своему спарринг-партнёру и позволяю ему загнать меня до обморока, у него это хорошо получается. Но в этот раз, – он сильнее сцепил пальцы и Вера вдруг подумала, что обе его руки на столе, значит правая болит. Ей стало дурно и она отвернулась. – В этот раз мой лучший соперник в отъезде, к тому же, я получил травму и сбросить напряжение обычным способом не получилось. И я не нашёл ничего лучше, чем прийти сюда и вывести вас. Я знал, что вас легко спровоцировать, и что за словом в карман вы не лезете, пришёл, получил нужную встряску и ушёл довольный. Магическая наука называет это энергетическим вампиризмом, бороться с этим учат ещё в школе на уроках этики и у нормальных взрослых людей считается дурным тоном так поступать. А я поступил.
– Ах, как невоспитанно, – с сарказмом прошептала Вера, поднимая взгляд и всё-таки глядя ему в глаза. – А в моём мире это называется «помощь в борьбе со стрессом». И вы не первый, от кого я слышу слово «довякалась», если вас это утешит.
Он коротко фыркнул и посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся на одну сторону:
– Вы тоже не первая, от кого я слышал про «все вздохнут с облегчением, когда я сдохну», но про могилу в инее – это сильно. Пожалуй, допишу себе в завещание, что хочу памятник в виде змеи, замёрзшей насмерть.
– Я сказала это Тонгу, а не вам, – поморщилась она.
– Но ведь вы так думаете до сих пор, – с вызовом приподнял брови он.
– Нет, что вы, – ехидно скривилась Вера. – Теперь я уверена, что вы абсолютно живая змея, холодная, скользкая и ядовитая, – она указала пальцем на неподвижные «часы истины» и ненатурально широко улыбнулась, – и это чистая правда.
Он посмотрел на часы и рассмеялся, закрыв лицо ладонью, бросил на Веру почти обожающий взгляд и спросил:
– Я могу обращаться?
– В любое время, – иронично кивнула она, – а сейчас, может, всё-таки, борщ? А то там Барт без нас слопает столько, что потом не пролезет в дверь.
– Ничего, он умеет телепортироваться, – отмахнулся министр и встал.
Они пошли на кухню, там на столе уже дымились тарелки и блестели тщательно протёртые ложки, сиял как новенький пятак Барт, переводя восторженный щенячий взгляд с него на неё и обратно.
– Всё хорошо? – наконец не выдержал он, – вы больше не будете ссориться?
– Конечно, будем, – изобразила удивление Вера, – и тебя с собой возьмём, хочешь? Это весело, можно узнать о себе много нового.
– Увольте, – поднял ладони Барт, – в некоторых случаях лучше жевать, – взял ложку и потёр ладони, провозглашая в потолок: – Всем приятного аппетита! – Все согласно кивнули и тоже взялись за ложки.
Первым тарелку опустошил Барт. Облизал ложку, вскочил, присел за спиной Веры и обнял её за плечи, умильно тыкаясь лицом в лопатки:
– Обожаю, волшебница!
– Ты влюбился, отрок? – с кривой улыбкой осведомился министр, Барт вздохнул и признался:
– Мой желудок влюбился. Это роковая страсть!
– Твой желудок уверен, что способен выдержать столько любви? – улыбнулась Вера, – там ещё блинчики.
– Он лопнет, но не остановится! – страстно провозгласил Барт, собрал у всех тарелки и сложил в раковину, включил чайник, поставил на стол блины и уселся с довольным видом, подперев щеки ладонями. Мечтательно протянул: – Эх, хорошо без Эйнис…
Вера фыркнула:
– Мой брат всегда так говорил про сестру. Они пока вместе жили, друг друга терпеть не могли.
– Почему? – поднял брови на середину лба Барт, Вера криво улыбнулась:
– Потому что нет в мире более обиженного на жизнь человека, чем второй ребёнок в семье на момент взросления третьего.
– Почему? – опять спросил Барт, поднимаясь готовить чай, Вера печально пожала плечами:
– Ну смотри. Первый ребёнок вроде как единственный, его все любят, ему все ништяки по жизни. Единственное, что его гнетёт – одиночество, вокруг много взрослых, а он один у родителей, в то время как у многих других есть братья и сёстры. Он наивно начинает просить у родителей братика, сестричку или хоть чувырлу какую, лишь бы кто-то ещё здесь был маленьким. Родители радостно предоставляют ему мелкое орущее существо, с которым играть не получится ещё года три. Первый ребёнок со временем всё понимает и приходит в шок, потому как его надули – второй ребёнок поглощает теперь всё время и внимание родителей, а он теперь вечно «старший», на нём вся ответственность, а большая часть ништяков утекает к мелкому паразиту, потому что он маленький и новенький, его любят больше.
Барт подал всем чашки, как-то подозрительно тихо сел и опустил глаза. Вера продолжала философствовать:
– Потом появляется третий ребёнок. Старший на него реагирует спокойно, потому что он всё это видел и уже привык, а вот для второго это становится самой большой подставой в жизни. Потому что во-первых, он не был одинок и никого не просил рожать ему чувырлу, у него одна уже есть и ему хватает. Во-вторых, он привык, что из всех детей в семье все ништяки достаются ему, а не старшему, он не видел за свою жизнь другого и уверен, что всегда будет только так. А тут внезапчики – раз, родился мелкий ушлёпок и второй ребёнок теперь точно так же всем не нужен, как и первый. Но первый-то уже тёртый, он похлопывает второго по плечу и говорит: «Привыкай, теперь так будет всегда». А второй в шоке и ярости – его место занято, а он привык царить и править, он начинает угнетать третьего, чтобы показать, кто тут на самом деле царь, хотя это всё просто ревность и зависть. Мелкий это всё видит, видит, что ништяки от родителей бесят второго, и начинает выпрашивать ещё больше и бесить его специально, чтобы отыграться. – Она вздохнула и развела руками, – бесконечная бессмысленная война на выживание, кто-то просто должен уйти и жить своей жизнью.
Барт натянуто улыбался, осторожно косясь на министра, Вера обернулась к министру и увидела в его глазах вчерашнее желание что-нибудь в неё кинуть.
– Что? – она невинно захлопала ресничками, – кое-кто узнал себя в абстрактной картине?
– Я, – шутливо вздохнул Барт. – Я младший у родителей и третий у господина Шена. А Эйнис вторая. Она меня ненавидит.
– Это не так, – с лёгкой укоризной сказал министр, Барт с сарказмом запрокинул голову:
– Ах, ну да, теперь Эйнис сосредоточила всю свою ненависть на госпоже Веронике, куда мне, тут на меня сил не останется!
Министр с извиняющимся видом посмотрел на Веру, а Барт театральным шёпотом добавил, якобы только для Веры:
– Эйнис ревнивая, как стадо племенных цыньянцев.
– А цыньянцы ревнивые? – подняла брови Вера, Барт округлил глаза и часто закивал:
– У них убийство жены из ревности не считается преступлением, даже если измена не доказана. В истории Империи столько войн начиналось из-за ревности, это кошмар! И ещё, у них много поэзии на эту тему, с такими кровавыми подробностями, всякие там кишки…
– Барт, – тихо рыкнул министр. Парень заткнулся и сделал невинное лицо, но как только министр опустил глаза, мигом наклонился к Вере и шёпотом буркнул:
– Вот видишь, уже начинается.
– Барт!
– Молчу и отодвинулся, – поднял руки Барт, вместе со стулом отползая от Веры, она нахмурилась и заглянула под стол, пытаясь понять, как он двигает стул, увидела, что тот летит в сантиметре над полом, и выпрямилась с круглыми глазами.
– Выпендрёжник, – тихо буркнул министр, – что я тебе говорил по поводу бытовой магии?
– Мрак и ересь, – с честными глазами доложил Барт, – убивать на месте за такое.
– Я говорил не так.
Вера не выдержала и рассмеялась, кусая губы и прикрывая рот рукой, Барт перестал кривляться и с довольным видом полез за очередным блинчиком. Вера посмотрела на немного смущенного, но всё-таки довольного министра, на радостного Барта, и вдруг подумала, что уже давно не ужинала настолько по-семейному. Это мысль испугала.
«Да я тут приживаюсь. Этот мир-сон становится реальностью.»
Ещё один короткий взгляд на министра только добавил краски лицу, она вспомнила, как ворочалась ночью и переживала из-за несчастной ерундовой размолвки, вдруг поняла, что ей действительно важно, как к ней относятся эти люди.
«А что, если я проснусь?»
Будильник, мятая простынь и спящий Виталик рядом. Жёлтые шторы, кофе из стика, босоножки с полустёртыми набойками. Девятый трамвай и тот парень в наушниках, что всегда ездит в то же время, проходная завода, раздевалка, коридоры, ребята в халатах и запах драгоценной пыли, пропитавший здесь всё. Любимый начальник, почти опоздавший, мокрый и довольный: «Всем привет, гаврики, как настрой? Я новое задание принёс, Вера, распределяй!».
«Коле тридцать два и я всегда считала его почти ровесником, просто чуть опытнее. Я с лёгкостью ему тыкала и позволяла себе неприличные шутки.»
Она опять подняла взгляд на министра, задумчиво смотрящего ей в глаза, без эмоций, просто взгляд.
«Ему тридцать один. Это же совсем не много.
Чёрт…»
* * *
Переезд состоял из банальной телепортации с вещами в руках, Веру опять тряхнуло, но крепко держащий её Барт этот эффект немного смягчил и она быстро пришла в себя. Новая квартира оказалась чуть меньше и без библиотеки, но в принципе Вера была довольна. Барт ещё пару раз смотался туда-сюда, перетаскивая вещи и еду из холодильника, потом откланялся, нахально сообщив, что министру полезны прогулки пешком, чмокнул Веру в щеку и исчез.
Господин министр, оставшийся с ней наедине, тут же поспешил за него извиниться:
– Простите, не обращайте внимания. Он с самого утра себя странно ведёт.
