Текст книги "Отпускай (СИ)"
Автор книги: Ольга Сурмина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Русалочка
– Ну что, русалочка, готова начать все сначала? – Нейт странным взглядом смотрел на падающие с неба снежинки. Ноябрь все шел, а снегопад не прекращался. Падал на плечи пальто, и не таял, скользил по темным пуговкам. – Зима будет холодной.
Он осторожно придерживал ручки инвалидной коляски, иногда отвлекаясь от снега и внимательно глядя вниз. Чтобы не наехать ни на один камушек, чтобы ему, хромому, не поскользнуться самому. Снег хрустел под ногами. Пахло легким морозом.
– Не называй меня так. – Эмма со стыдом опустила взгляд на тонкие ноги в высоких черных сапогах, которые явно были ей велики в икрах. Любые сапоги были бы ей велики сейчас, даже самые узкие. Иногда внутрь заносило снежинки, и девушка морщилась, куталась в белый пуховик.
– Ты не инвалид, ты русалочка. – С какой-то странной грустью продолжил Нейт. – Потом ты научишься ходить. Но… если тебе не нравится, я не буду, извини.
– Ничего. – Фастер грустно улыбнулась. – Если так, то ничего.
Деревья и кусты, какие облепил снег, блестели в пасмурном свету. Впереди показался силуэт человека в длинном светлом драповом пальто, который прятал руки в карманы от холода. Иногда ежился, иногда смахивал пряди волос, которые лезли в лицо.
– Доктор Даглас! – Эмма раскрыла глаза и радушно улыбнулась. – Привет…
– А, здравствуй. – Мужчина подошел вплотную, и с улыбкой наклонился над коляской, опираясь руками на свои колени. – Как себя чувствуешь? Голова не кружится, не тошнит?
– Нет. – Она отрицательно помотала головой.
– Смотри что у меня для тебя есть. – Он вынул из кармана апельсин и, было, протянул его девушке, однако тут же развернул его другой стороной, показав пластиковую карту, которую прятал под хитрым углом, прижимал к фрукту большим пальцем. – С возвращением, Эмма. С возвращением.
Она взяла её в руки, и брови медленно поползли на лоб.
– Это… абонемент в бассейн?! – Фастер склонила голову в сторону. – Для… а, поняла.
– Тебе это сейчас необходимо. – Мужчина вздохнул и стал серьезным. – Будем заниматься в зале, а еще тебе будет полезно походить в бассейн с инструктором. Начинать с малого, но это сильно помогло бы. Очень сильно.
– Ладно, хорошо. – Она утвердительно кивнула и улыбнулась грустной, хотя и искренней улыбкой. – Спасибо.
– Я признаю. – Нейт хитро улыбнулся. – Ты неплохой врач. Неплохой. Бейдж хирурга тебе тоже пойдет.
– Ой, какой комплимент, благодарю. – Майрон закатил глаза. – От человека, от которого зимой снега не допросишься.
– Когда… вы успели подружиться? – Эмма прищурилась. – Что происходит?
– Знаешь, что бывает с людьми после перелома ног? – Даглас тяжело вздохнул. – Они обычно попадают ко мне. Все дороги ведут ко мне, практически из любой клиники, если с конечностью сложный случай. Когда ты… – Он запнулся. – Когда ты выпала из реальности, у нас было время обменяться парой шуток. Мы даже один раз сходили в бар.
– Ужасный день был. – Нейт сузил глаза. – Просто ужасный.
– Да, потому что ты ударил палкой кикбоксера. – Врач сконфузился. – Пьяного. Эмма, можешь себе это представить? Сам ходит с переменным успехом, еще и наезжать на кого-то умудряется. – Вздох. – В общем, один увалень наехал на бармена, а твой Нейтан решил, что это непременно его касается, что нужно влезть и восстановить справедливость. Нет, не смотри так, потом все нормально было. Нас просто вывела охрана. И кикбоксера тоже…
С обеих сторон послышался тихий, разрозненный смех.
– Нейт. – Эмма чувствовала, как вздрагивало нижнее веко. – Какая же ты беда, Нейт. – Она подняла голову. – Это просто кошмар.
– Если позволять людям безнаказанно совершать такие вещи, общество превратиться в анархию. – Штайнер вздохнул. – Нельзя игнорировать деструктивное поведение, направленное во вне.
– Эх, конструктивный нашелся. – Доктор с улыбкой покачал головой. Мужчины двинулись вперед, прочь от больницы. – На самом деле грустное время было. Все морально готовились к тому, что ты останешься овощем. – Взгляд становился безучастным. – Твой отец приезжал. Плакал. Позвони ему, как сможешь, он будет рад. В смысле, ему сообщили, что ты пришла в норму, но лучше, если ты позвонишь ему сама. – Врач с ухмылкой покосился на Нейта. – Он очень ждал тебя. Но если ты его бросишь, и уйдешь ко мне, я не буду за него переживать. Напишу сочувственную СМС и все на этом.
– Попытай удачу в следующей жизни. – Штайнер едко улыбнулся. – В следующей жизни, Рон.
– Ну как скажешь. – Так же едко ответил доктор. – Время – такая штука, знаешь лишь. Кто знает, что будет.
Эмма потупила глаза, уставившись на снег. На секунду ей даже показалось, что она тут лишняя, но тут же выдохнула, глядя в облака. Беда всегда очень сближает людей, даже если они были очень далеки. Любая беда, а палата умирающего человека сближает вдвойне. Настолько, что можно пойти, выпить виски, с горя. Правда теперь горе ушло, а призрачная дружба осталась. Надолго ли? Фастер не знала. Время действительно такая штука… и, ведь, правда. Кто знает, что будет? Может, они забудут друг о друге через месяц. Может, будут иногда ходить в бар, осуждающе глядя на всяких кикбоксеров. Все равно ни у кого из них не было друзей. Была только работа и тягостное одиночество.
– А кстати, сестра Нейта вам кота подарила. – Врач недоуменно похлопал глазами, затем лицо начало искажаться в мерзкой ухмылке. – Расскажи ей, как ты его назвал.
– Никак не назвал. – Штайнер замер. Лицо становилось пластмассовым. – У него нет имени. Эмма вышла из больницы, вот сама и назовет.
– Ну да, как же. – Глаза сужались и превращались в щели.
– У него нет имени. – С нажимом повторял Нейтан сквозь зубы. – Просто нет.
– Это такая угарная история. – Даглас засмеялся себе под нос. – Когда ты впала в кому, он забил готовить себе. Я встречал его у тебя в палате с сендвичами навынос, с супами быстрого приготовления. Потом стал еду в больницу заказывать, я курьеров к твоей палате отсылал. Это реально больно, ходить со сломанной лодыжкой. Никто в такой ситуации не стал бы готовить. Ну и, в общем. Привезли ему кота. – Доктор едва сдерживал смех. – А у него дома полтора яблока и кочан капусты. Так вот, знаешь, как он стал звать этого кота?
– Завались. – Рычал Штайнер.
– Экстренный паёк. – Майрон рассмеялся в голос.
– Нейт. – Фастер вскинула брови. – Подожди. Ты назвал кота… «Экстренный паёк»?!
– Трепло. – Продолжал рычать тот. – У него нет имени, Эмма, забудь.
– В общем, теперь Экстренный паёк у вас по дому гоняет. – Врач с усмешкой закатил глаза. – В тридцать лет чувство юмора прорезалось. Ну что, лучше поздно, чем никогда.
– У тебя чувство такта никогда не прорежется, к сожалению. – Нейт скривился. – Хватит ржать, трепло, я тебе снега в рот насыплю за такие росказни.
– Да что ты злишься? – Даглас с улыбкой поднял брови. – Эмма, подумай, я бы оставил это имя. Будет живая, бегающая шутка.
– Нет. – Фастер закатила глаза и вздохнула. – Просто нет. Жаль котика.
Они удалялись от больницы. В одном из окон консультативной поликлиники их провожал безучастный взгляд серо-голубых, ледяных глаз.
* * *
Дома пахло обычно. Не было пыли, пол как всегда кристально чист, местами улавливался аромат средства с лимоном, которым Нейт так любил все чистить. Кое-где в коридоре стояли запакованные коробки с новогодними украшениями, а навстречу двум людям бежал совершенно белый, голубоглазый, огромный кот.
– Боже, какое чудо. – Эмма раскрыла глаза с дрожащими ресницами и попыталась с коляски погладить животное. – Паёк, значит? – Взгляд становился хитрым.
– Забудь об этом. – Со странной улыбкой ответил Штайнер. – Просто забудь.
За окном все еще сыпал снег. Налипал на подоконник и чуть-чуть искрил.
– Тебе нельзя мясо, сладкое и сырые овощи, милая. – Нейт печально поднял брови. – Я приготовлю тебе кашу на жирном молоке, пока желудок не привыкнет к полноценной еде. Хорошо? Или испеку яблоки.
– Спасибо. – Фастер обреченно кивнула. – Правда… спасибо.
– Не переживай, это не продлиться вечно. – Мужчина присел рядом с коляской и посмотрел девушке в глаза. Чуть-чуть повернул её лицо ладонью к себе. – Я обещаю, мы поставим тебя на ноги. Все будет как раньше, и даже еще лучше.
Она несколько раз кивнула. Кинула взгляд на тумбу, где лежали автомобильные ключи. Машину купил, пока её не было. Судя по всему, ходить с травмированной ногой было не очень удобно. Ну за то теперь Нейт будет постоянно возить её на переднем сидении, а не в инвалидной коляске. Хорошо ли это? Может, коляска была бы еще большим стимулом.
– Я тут все немного переделал. – Тихо сказал он. – Идем, посмотрим?
Дом словно переменился за два с лишним месяца. И не переменился, одновременно. Все казалось привычно-знакомым: поручни на лестнице, ковры, белый свет, мягкая мебель. Было видно, что Нейт, буквально, вылизывал помещения до состояния сияющей чистоты. Даже с учетом появления кота нигде не было ни шерстинки. Ни странного пятнышка или неуклюжей не выведенной кляксы. Все привычно на своих местах, красиво, уютно, все имело свое место и назначение. Иногда Фастер думала, что любой, кто был с ними в детском доме, если бы вошел сюда, то сразу решил – перед ним дом Нейтана Штайнера. И, может, «безногой» Эммы, совсем чуть-чуть. Сейчас она вправду стала безногой. Хотелось горько улыбнуться, потому что было больно. До смеха.
Она уже давно отвыкла оттого, что её носят на руках. На спине. Отвыкла, и с некоторым негодованием смотрела на ступени под собой. Чувствовала отчуждение и печаль, оттого что мужчина с больной ногой вынужден тащить её на себе.
Большой и теплый, как и всегда. С сильными руками, ей казалось, он мог нести её только на одной, просто прислонив к телу. Тридцать восемь килограмм – это было легче гирь, с которыми Нейт занимался спортом. Легче отжиманий на одной руке. Девушка высохла и превратилась в хрупкую ветку, и мужчина с плохо скрываемой горечью смотрел на это зрелище. Всегда боялся, что она превратиться в нечто такое, и вот это случилось.
Никакой радости от её абсолютной беспомощности так и не пришло. На это просто было больно смотреть. На синяки под глазами, на выпирающие суставы и тазовые кости. Он будет любить её любой. Хотеть… любой. Но видеть, как самого дорогого человека разъедала болезнь, было невыносимо. Штайнер твердил себе, что это не продлиться вечно. Что, со временем, на ней вновь появится здоровый румянец, а тоненькие ручки и ножки снова станут плотнее, и будут беспроблемно служить своей хозяйке.
Если б он мог, он поделился бы с ней своим здоровьем, но он не мог. Мог только заботиться, и говорить слово «русалочка» вместо слов «калясочный инвалид».
– Я из спальни гостевую сделал. – Мужчина осторожно поднес девушку к комнате и приоткрыл дверь. На месте, где раньше была постель, теперь был небольшой комод с зеркалом, узкий гардероб, а у окна стояла небольшая полутороспальная кровать. На стене рядом висело несколько бессмысленных пейзажных картин в белых аскетичных рамках. – Потому что… почему бы и нет. Раскинул новые розетки, переклеил пару полос обоев. Работы было на два дня.
– Красиво. – Эмма медленно кивнула, пока взгляд скользил по помещению. Вроде бы знакомо все, а вроде бы нет. Странное чувство.
– Спальня теперь напротив. – Он мягко улыбнулся и вновь вынес девушку в коридор. Приоткрыл другую светлую дверь, медленно вошел внутрь.
Белая двуспальная кровать. С балдахином, прямо как нравилось. Только совсем другая, не та, какую Фастер помнила. С кованными, белыми, металлическими накладками на бежевом дереве, с металлическими листочками со всех углов. Такой же светлый, прозрачный балдахин, но на этот раз с едва заметными, матовыми цветами на ткани. Нейт хотел, чтобы ей понравилось. Прямо пытался.
– Если будет цепляться, или раздражать, я все могу переделать. – Засуетился он. – Просто тебе… нужно сейчас спать на нормальном спальном месте. Я не понесу тебя в швейную на твой крошечный диван.
– Ладно. – Эмма отчужденно пожала плечами. Действительно красиво. Телевизор теперь стоял на белом полукруглом столике, что был напротив кровати. Прикроватные тумбы стали цилиндрическими, с ручками на ящичках в виде небольших цветочков, белые обои тоже покрывали матовые, бежевые, едва заметные цветы. Чуть-чуть качались темно-зеленые шторы. Сверху, на раме балдахина висела едва заметная музыка ветра. Деревянные полые трубочки издавали приятный, хотя и странный звук.
– Все теперь по-другому. – Тихо продолжал Штайнер. – Я думаю, это не плохо. Теперь все на самом деле на своих местах.
На окне, в небольшом белом горшочке стоял пузатый кактус с нежными маленькими колючками. Правда, он не цвел. Почему-то.
* * *
На новом месте даже в теплой кровати с пушистым хрустящим одеялом спалось, отчего-то, плохо. Хотя звезды теперь падали с неба вместо снега, кондиционер чуть-чуть освежал теплым ветерком, но не дул и не сквозил. Пахло стиральным порошком. Свежо, чисто, уютно, красиво. Так почему сна не было?
Может, потому что кто-то лежал рядом. Практически не шевелился, чтобы случайно не лечь на хрупкую конечность и не повредить её. Вроде бы спал, но Эмма не могла этого точно знать. Хотела немного отодвинуться, но больше оттого что с ним просто было жарко. Нейт – ходячая печка. В холодные дни приятно, но чаще жарко. Иногда душно, даже.
Он бесцеремонно улегся рядом, сказав, что ночью ей может потребоваться поход в уборную, или вода, чтобы попить, или внезапно станет плохо. Легко погладил по голове, взял за руку. Выключил свет и закрыл глаза. Спал? Фастер казалось, что нет. Ну и чем тогда это место лучше швейной, если теперь не уснуть? Сложно было ответить на этот вопрос.
Не уснуть. Сердце качало по венам волнение вместо крови, иногда по спине полз холодный озноб. Страшно не было, но все равно сводило живот. Иногда накатывала какая-то тяжелая, безнадежная грусть, но она тут же уходила. Все действительно по-другому. В целом.
– Не спиться? – Глухо послышалось сзади. – Принести тебе успокоительное? Могу… заварить ромашковый чай.
– Нет, нормально. – Эмма слегка поежилась. – Правда нормально. Я наверно просто отвыкла от дома.
– Это новая комната. К ней тоже нужно привыкнуть. – Мужчина придвинулся со спины и приобнял. Горячая ладонь скользила по животу, но не поднималась наверх и не опускалась вниз, он просто поглаживал кожу над ногами.
Она несколько раз кивнула. Нервозность постепенно отступала, однако сердце все еще сжималось. Все еще неустанно долбило мышцы и кости изнутри. Это поглаживание, все же, было приятным. Успокаивало. Отрезвляло от грустных мыслей.
– Я по тебе очень скучал. Мне без тебя плохо. – Продолжал бубнить Нейт. – Хочешь, когда немного поправишься, куда-нибудь съездим? На горячие источники, или белые пляжи. Ну, или в зимний курортный городок. – Он придвигался все ближе. Обжигал собой, но это больше не было некомфортно. – Наделаем тебе приятных воспоминаний, впечатлений. А пока… елки дома можем поставить. Потихоньку повесим игрушки, все равно скоро декабрь, и снег уже выпал. Приготовим… вместе что-нибудь. Сладкий пирог, к примеру.
– Вместе? – Фастер удивленно вскинула брови. – Ты это сейчас серьезно?
– Блинчики. – Мужчина мягко улыбнулся. – Ты делаешь просто изумительные. Можем поделить, кто-то делает начинку в пирог, а кто-то тесто. Мы хорошо проведем время, приготовим вместе ужин и побудем вдвоем. Твое тело будет, потихоньку, привыкать к нагрузкам. Не сразу, но… постепенно. Я научу тебя делать яблоки в карамели, если хочешь…
– Это вкусно. – Эмма мечтательно улыбнулась.
Хватка объятий все усиливалась.
– Я люблю тебя. – Продолжал Штайнер. – Иди сюда ко мне.
Она вновь почувствовала озноб, когда волосы на голове стало шевелить горячее дыхание. Медленно кивнула на слова, которые услышала. Кивнуть… не сложно. Это словно позволение, словно принятие. Совсем не отвержение, но и не радость взаимности.
В больной, испепеленной душе не могло быть детской любви и радости. Но была благодарность. Тихая, скромная, однако, чрезвычайно сильная. Еще было смирение, расслабление. Не сложно позволять себя любить. Быть может, со временем, все наладится. Со временем она встанет на ноги, вновь наденет туфли. Вновь научится чисто и искренне любить без оглядки на прошлое, а пока что можно просто принять. Все равно он приятно пахнет. Все равно горячий, а у нее, как назло, мерзли ноги и руки. Приятно было смотреть, как кто-то любовно растирал холодные пальцы, нежно поглаживал на них ногти и улыбался. Он уже был счастлив оттого, что она пришла в сознание. Он не просил больше.
Но хотел молча. Не мог не хотеть.
– Я сделаю тебе приятно перед сном. – Хрипло, с тяжелой улыбкой вдруг сказал Нейт. – Спать станет легче. Просто приятно, хорошо?
Горячие руки скользили по телу, сжимали, разминали его. Казалось, он мог одной ладонью обхватить её бедро, и большая часть была бы захвачена. Мог легко перевернуть на спину, нависнуть сверху и посмотреть в лицо.
Волосы щекотали кожу, девушка чуть щурилась, когда чувствовала это прикосновение. Неловко смотрела в лиловые глаза, нежные, но безумные. Так почему неловко? Как будто она никогда не знала, что он такой. Не видела, но догадывалась. Её беда носила её на спине. Целовала в висок, что-то шептала на ухо.
Она смахнула ему прядь со лба. Даже если у нее были бы ноги. Были бы силы и друзья, все равно там, в детском доме ей больше всего хотелось читать с ним книжки. Сидеть под одеялом до самого рассвета, и собирать цветастую головоломку. Проходить тесты, разгадывать загадки.
Все равно она бы выбрала его. Несмотря на то что мрачного отщепенца никогда не любили люди.
Отпускай
Отпускай обиды. Отпускай боль и страх, слабость, неуверенность. Отпускай прошлое. Отпустить – не значит откатиться назад. Это значит принять метаморфозу своей жизни и стать сильнее. Не жалей, ни одно прошлое не стоит тоски, потому что тратит секунды настоящего. Отпускай ненависть, и все придет. Отпускай.
Она коснулась прохладной ладонью его лица. Горячая щека, гладко выбритая кожа. Он на самом деле многое себе не позволял, например, чтобы Эмма видела даже с легкой щетиной. Во-первых, жесткие короткие волоски очень колючие, а во-вторых Штайнер считал, что это выставит его в дурном свете. Легкая небритость как маркер отсутствия должного ухода за собой, максималист Нейт именно так это воспринимал.
А ей было все равно. Даже если он не будет бриться неделю, что с того? Разве перестанет от этого быть собой?
«Иди сюда ко мне» – продолжал бубнить Штайнер. «Я так долго тебя ждал».
Он всегда был, казалось, слишком большим для нее, даже непропорционально. Слишком высоким, слишком тяжелым, слишком широкоплечим. Со спины его можно было принять за её родителя, но теперь это больше не волновало. Несмотря на то, что после больницы этот контраст стал еще сильнее. Эмма больше не стеснялась их разницы. Нейт сейчас здесь не потому, что она к нему прилипла, а потому что хотел этого больше всего на свете. И плевать, как это выглядит со стороны.
В любви маленький, хрупкий человек мог иметь над большим огромную власть.
Теплые губы касались лба, большой палец его руки чуть-чуть трогал кончики её ресниц, отчего Фастер вздрагивала. Ладони скользили по тонкому телу, согревали, чуть-чуть сжимали и пощипывали ягодицы. От этих прикосновений по телу ползли горячие мурашки, немного сбивалось дыхание. Он умел делать приятно.
Иногда носом Нейт задевал её щеку, затем спускался вниз, цеплял им шею, ключицы. Выдохни обжигали, случайные поцелуи прожигали насквозь. Расплавляли кожу в тех местах, где их касались губы. Мокро, скользко, сладко. Вновь мужчина опускался вниз, задирал короткую сорочку как можно выше, чтобы обнажить грудь. Твердые, розовые соски, бледные нежные ореолы. Как давно он хотел их увидеть? Как давно хотел коснуться языком, обхватить губами. Чуть посасывать, запоминая вкус. Запах. Её неловкое выражение лица, широко распахнутые глаза, которые блестели в свете тусклого месяца.
Хотелось укусить. Чуть сжать зубами кожу, надавить на нее, облизать и съесть. Словно голодному спустя много месяцев показали сладкое пирожное, силой воли этот голод не выходило унять. Только попробовать на вкус, а потом наброситься. Только тогда немного бы полегчало.
Он продолжал покрывать тело легкими укусами. Поглаживал ладонями между ног и спускался ниже, подгибал её ноги в коленях. Обводил пальцами стопы, сжимал их, но тут же продолжал поглаживать. Мягкие и маленькие, как и всегда. Как всегда нуждались во внимании и ласке.
Нейт сполз вниз, приподнял девушке бедра, закинув их себе на плечи. Коснулся языком теплого стыка половых губ и тут же углубил это касание. Эмма вздрогнула. Зажмурилась, отводя голову в сторону. Приятно. Так приятно, что неловко.
Чувствовалось давящее скольжение, становилось жарко. От стыда хотелось отползти чуть в сторону, но бедра крепко держали чужие руки. В конце концов, она невесомой рукой дотронулась до головы мужчины, мягкими пальцами зарывалась в темные жесткие волосы. Хотелось хотя бы погладить, хоть как-то дотронуться.
В ту же секунду Штайнер схватил её руку за запястье и чуть сжал. Скользнул выше, слегка надавливал на ладонь, пытался переплести их пальцы меж собой, сжимал так сильно, что становилось немного больно. Девушка закусывала губы до кровавых следов, приятно. Очень приятно, нестерпимо. Хотелось шире развести ноги, податься навстречу, потереться. Клитора едва ощутимо касались зубы, но не царапали. Иногда мужчина слегка кусал за складки припухших половых губ.
Хорошо. Слишком. Удовольствие перемешивалось со стыдом и замещало его, вытесняло, заставляло все сильнее расставлять бедра, до спазмов в мышцах. Горячо, мокро. Хотелось, чтобы продолжал. Чтобы давил языком еще, сильно, чтобы слизывал лишнюю жидкость. Хотелось сказать: «пожалуйста».
В ту же секунду он отстранился. Издал какой-то странный рык, беглым взглядом осматривая промежность, лицо, ноги, стопы. Механическим, казалось, неподконтрольным себе движением вынул перевозбужденный член и сильно сдавил его в руке с тяжелым выдохом. «Не могу больше» – читалось на остервенелом лице, которое иногда перекашивал оскал. Нейт резко потянул девушку на себя, уперся влажной головкой в распухшие от поцелуев половые губы. Стал медленно протискиваться внутрь, сжав зубы.
«Нет, стой» – она зажмурилась, отводя лицо в сторону. Слишком много, толстый, больно, отвыкла. Слишком большой для высохшего в больнице тела. Много, но Эмма судорожно выдохнула и обмякла на хрустящей постели. Из расслабленных мышц боль постепенно уходила, а мужчину, все же, не хотелось останавливать. Ему очень этого хотелось. Так сильно, что сегодня она готова была кивнуть.
Начинали раздаваться медленные, мерные хлюпающие звуки. Когда он протискивался слишком глубоко, вновь становилось больно, но эта боль тут же сменялась отвратительным, ползущим по венам удовольствием. Слишком горячо внизу, хотелось разрядки.
Он тяжело дышал. Едва держался за остатки рассудка, чтобы не расслабиться слишком сильно и не навредить, однако, все равно все постепенно заволакивала пелена. Толчки становились все рефлексивнее, и невозможно было остановиться. Невозможно противостоять себе или одернуть себя, сводило с ума ощущение неотвратимости удовольствия. Нейт прикрыл глаза, чувствуя горячий озноб по всему телу. Слишком плотно, слишком жарко внутри.
Он тяжело выдохнул, безумным взглядом уставившись на её лицо. Оргазм захватывал, сильный, такой долгий, что темнело в глазах. Вязкая жидкость волнами выходила из уретры, разливалась внутри, заполняла собой всё. Мужчина продолжал рваными толчками вдалбливать её внутрь, слыша разрозненные, тихие, гортанные стоны.
Она подавалась ему навстречу. Разводила ноги, облизывала дрожащие губы. Сами собой закатывались зрачки, измученное долгой комой тело прострелил сильнейший экстаз. Не хотелось, чтобы это прекращалось. Не хотелось, чтобы было менее приятно.
Голова становилось тяжелой. Эмма выдохнула, ресницы слипались сами собой. Штайнер ложился рядом, поправлял одеяло. Что-то бубнил, касался носом красной от возбуждения щеки, прижимал к себе. Поглаживал поверх одеяла.
Отпускай постепенно все плохое, что было раньше. Отпускай.
* * *
– Нейт. – Она жевала через чур сладкое печеное яблоко, слыша, как рядом, свернувшись в клубок мурлыкал кот. – Нейт, а у тебя дома есть помещения, о которых я не знаю?
– Что? – Штайнер с непониманием вскинул брови, затем тут же их опустил. – Помещения?
– Ну да. У тебя на двери… то ли датчик движения, то ли вроде того. – Она поковыряла ложкой печеный фрукт, сидя на белой постели. – И много еще такого тут, о чем ты мне не рассказывал?
– Я хотел сперва спроектировать умный дом. – Честно признался молодой человек. – Раскидал проводку, привязал все к узлу генератора. Но потом посмотрел, как это выглядит со стороны, и плюнул на эту затею. Мне проще самому, молча включить свет, чем просить систему об этом. Я чувствую себя просто ужасно, когда кого-то о чем-то прошу, даже если это робот. – Вздох. – Так что… я понимаю твое стремление быть самостоятельной. Правда понимаю. Я оставил только систему безопасности, датчики движения на окнах и дверях. Вывел одну камеру назад, во двор. Когда зарезали мою семью, то… залезали в дом со двора.
Эмма криво улыбнулась. Камера сзади дома ему не пригодилась ни разу, а вот спереди… могла бы избавить от многих странных поступков. Дала бы недостающую необходимую информацию, однако, складывалось впечатление, что камерой позади Штайнер просто купировал свой детский страх. Давал себе уверенность, что никто не воткнет «нож в спину».
– Ну это понятно, а комната? – Фастер подняла брови. – Какая-нибудь… тайная.
– Топочная есть, я её закрыл от посторонних глаз. Там же я генератор поставил, на случай отключения электричества. Нагревательный котел, если по какой-то причине центральное водоснабжение на пару дней отключит горячую воду. – Нейт непонимающе поднял одну бровь.
– И что, все? – Эмма ощущала легкий конфуз. Что еще мог засунуть в «тайную» комнату реалист-прагматик, фантазия которого начиналась и заканчивалась на мечтах о прибыльности всех своих вкладов, инвестиций, а еще на мечтах о сексе с любимым человеком. Наверно он все же не такой изобретательный, как Фастер однажды подумала.
– А что ты хотела услышать? Что я варю в подвале наркотики? – Губы исказила добрая улыбка. – Еще держу кислородные баллоны там. На случай твоей стремительной простуды, чтобы не занимали место в кладовке.
– Спасибо. – Эмма слегка смутилась и продолжила ковырять яблоко.
Штайнер слегка прищурился, и улыбка превратилась в слабую ухмылку. Есть вещи, которые ей лучше, все же, никогда не знать. Чтобы не счесть его странным, чтобы не напрягаться лишний раз. Ведь мысль о наличии травматического пистолета где-то дома могла испугать. А мысль об аппарате искусственной вентиляции легких в подвале вообще могла вогнать в непонимание, вызвать ступор.
Ему казалось, это было необходимо. Потому что ни скорая, ни полиция никогда не приезжали вовремя.
* * * пол года спустя
Весной ходить на физиотерапию было проще, чем зимой, потому что похудели от солнца высокие сугробы, смыло ручьями химикаты, которые разъедали непроходимый гололед. Ноги-спицы послушно брели по подсохшей улице, мерно цокал небольшой каблук. Ветер то и дело стремился поднять белый сарафан, пусть даже его прижимала к телу любимая куртка. Иногда из-за высоких белых облаков проглядывали прямые солнечные лучи.
Дышать было легко. Легкие с довольством принимали прохладный кислород, взгляд провожал случайных прохожих, которые вечно торопились… куда-то. Спешили жить, потому что жизнь была всего одна. Почему бы не поторопиться?
Руку грел теплый конвертик со сгущенкой. Сегодня у Эммы персональный выходной, личный, правда, куда податься, она понятия не имела. У неё-то выходной, а вот близкие и друзья привычно на работе. Кто-то с умным видом расчерчивает ватманский лист вместо того, чтобы сделать это за компьютером, кто-то помогает пациентам встать после операции, проведенной им же самим. Кто-то сидит на ресепшене, со скукой жуя крекер на обеденном перерыве. Кто-то импульсивно попрекает рабочих за плохую поклейку обоев у себя дома, не вставая с инвалидной коляски. У всех море своих дел. Так чем Фастер хуже?
Как только она задумывалась о делах, спина покрывалась неуютным ознобом, и слабые ноги тут же давали о себе знать. Волнение проходило только тогда, когда Эмма называла этот день выходным. Однако, дорога домой все равно начинала казаться длиннее на пару километров.
Наверняка её там все еще ждет пустой почтовый ящик. Наверняка, она повторяла себе это из раза в раз, но легче не становилось. Влажнели ладони. Глаза бегали по серому тротуару.
Вскоре показались зеленые крыши дома среди бирюзовой листвы. Сердце упало куда-то в живот, когда Фастер увидела торчащую почту, белые конверты. Побежала, выхватила их, и стала неуклюже рвать с торца. Дрожащие пальцы стискивали сложенный в четверо лист бумаги, который распрямлялся в руках.
В глазах посинело, ноги подкосились. Губы расплывались в тяжелой, счастливой улыбке.
Её модели платьев взяли для ростового отшива.
Ими заинтересовался модный дом, все получилось. А через неделю девушка собиралась на море. Жизнь, потихоньку, налаживалась. За спиной вырастали крошечные, неуклюжие крылышки, но они были, и это самое главное. Кактус берег свой небольшой, нежный цветок.
* * *
Шумели весенние травы. Он стоял возле окна, и со странным видом наблюдал снующих внизу людей, которые безостановочно плелись мимо. Ветер слега шевелил волосы, и Нейт закрывал глаза, чтоб это почувствовать. Намного приятнее, чем сквозняк кондиционера.
– Ну что, когда на море едите? – Раздался сзади знакомый женский голос. – В этом месяце?
– Через шесть дней вылет. – Штайнер медленно расплылся в улыбке. – Давно пора.
– А что там со свадьбой? – Не унималась Элис. – Это будет как медовый месяц, или что?
– Пока не знаю. – Мужчина прищурился, затем смущенно опустил взгляд. – Она мне ничего не ответила, сказала, подумает.
– Ну ладно. Море на такие решения благотворно влияет. – Девушка потянулась и откинулась на небольшом стуле. – А деток не думаешь планировать? Созрел?
– Ну. – Нейт замялся. – На самом деле я совсем не против, мне бы хотелось. Но как сделать так, чтобы не повредить здоровью Эммы… я не знаю. Может, через годик или полтора, когда она полностью восстановиться. Беременная женщина должна мочь себя поднять. Я могу её носить, конечно, но мало ли. Встанет, и подкосятся, вдруг, колени. – Он задумался. – Я беспокоюсь, в общем.
– Может, ты этого ребенка сам выносишь и родишь? Чтобы не бить по здоровью Эммы. – Элис иронично прищурилась.
