Текст книги "Отпускай (СИ)"
Автор книги: Ольга Сурмина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
– Хорошо, спасибо. – Эмма кивнула, и тут же забыла фамилию доктора, которому должна была отдать. Переспрашивать было неловко, и она проводила равнодушным взглядом удаляющуюся женщину. Ничего, найдет. Быть может, в бумагах есть его имя…
Лифт, казалось, поднимался целую вечность. Ноги все еще тряслись и болели, и Фастер с горечью думала о том, что присесть придется прямо там. Как будут на нее смотреть люди? Должно быть… кто-то с удивлением. Кто-то с непониманием, или сочувствием. А кто-то с пренебрежением. Всё как всегда.
К счастью, узкий белый лифт был пуст. Можно было, хотя бы, опереться на стену. Для консультативной поликлиники городской больницы это было очень необычно, как и необычно то, спортивный зал не где-то в отдаленном корпусе, а просто на первом этаже. Не могло не радовать, ходить не так уж и долго.
Если слово «радость» теперь вообще хоть где-то уместно.
Привычный белый свет освещал толпящихся у ресепшена людей. Эмма как-то рассеяно посмотрела на них, и тяжело вздохнула. Много кто болеет, даже летом. Люди, если так подумать, довольно хрупкие создания. И при этом чрезвычайно выносливые, однако, к ней это не относилось. Красными стрелками по светлым коридорам был указан проход в зал. Везде указатели, и везде крупные, словно рассчитаны были на человека с плохим зрением. Вероятно, очень плохим.
Ходьба превращалась в пытку. Возможно, походить на физио прямо сейчас не так уж и плохо. Ведь занятия будут проходить не дома, а, значит, подальше от Нейта и его возлюбленной. Подальше от дома, который теперь вызывал не содрогание от счастья, а приступ рыданий и тошноты. Дом, который хотелось стереть из своей памяти, как и все предыдущие двадцать два года.
Коридор темнел. Превращался в узкую нору, и только в самом конце было несколько открытых дверей, из которых лился дневной свет. Она же не заблудилась? Ничего не попутала? Указатели твердили, что нет. Возможно, они прямо на такой случай.
Фастер казалось, она слышала удары мячиков о пол. Какие-то разговоры, и даже смех. В основном, разговоры людей в возрасте, и это смутило. Неловко потоптавшись возле открытой двери, девушка заглянула во внутрь, после чего медленно, обескураженно раскрыла глаза.
Спортивные снаряды. Темно-синий ковролин по всему залу, какие-то стойки, тренажеры. Лавочки для отдыха. Здесь люди учились ходить заново. Заново пользоваться руками, кистями. Сжимать-разжимать пальцы. Сидеть и не падать при этом, а еще вставать. Рядом с одной из старушек, которая, судя по всему, впервые стала на ноги после операции на коленях, стоял молодой человек в распахнутом белом халате.
Он улыбался. Настолько тепло, мягко и мило, что Эмма нервно выдохнула и покачала головой. Что-то говорил, жестикулировал руками, объяснял. Поправлял тонкие, прямоугольные очки, приглаживал назад растрепавшиеся русые волосы, которые, казалось, не стригли целую вечность. Приглаживал, но лучше не становилось.
Нужно было его окликнуть. Нужно было, Фастер собрала глаза в кучу. Доктор… как вас там? Физиотерапевт? Это звучало бредово даже у нее в голове. Подумав пару минут, она решила обойтись классическим: «извините, можно вас?».
Девушка медленно подходила ближе. Смотрела по сторонам, и неловко ежилась, однако, мужчина сам к ней повернулся. С тем же смеющимся, дружелюбным выражением лица:
– Консультативная для беременных в другой стороне. – Сказал он, словно на автомате. Словно за день ему приходилось говорить это раз десять, не меньше.
– А. – Эмма почувствовала, как сильно в одно мгновение можно выпасть в осадок. Сконфузилась, и вздохнула. Он принял её за беременную? За молодую маму? Она внимательно осмотрела зал, и медленно подняла брови. Ни одной женщины её возрастной категории. Ни одной. Мужчины всех возрастов с травмами, и… бабушки. Много бабушек, очень. – Извините. – Фастер попыталась улыбнуться в ответ. – Вообще-то я к вам. По направлению.
– Ко мне? – Врач удивленно склонил голову, и словно пару секунд обдумывал сказанное. – Ну что ж, давайте посмотрим ваше направление. Идемте со мной. – Удивление вновь сменилось вежливой, теплой улыбкой. Молодой человек стремительно пошел прочь из спортивного зала, и Эмма едва за ним успевала.
Оказавшись в темном коридоре, он так же быстро рванул в сторону. Так, что развивались полы халата, и девушка скорчилась. Вроде бы, работал с плохоподвижными людьми, а тут…
В нескольких десятках метрах, по другой стене была приоткрыта еще одна светлая дверь, и врач скрылся за ней. Когда Фастер, запыхавшись, подошла, он уже сидел за широким, светлыми столом, на котором стоял монитор, и стопкой лежали увесистые папки. За его спиной слегка раскачивались белые жалюзи, а стены были оформлены белым микробетоном. Подоконник весь заставлен кактусами разных видов и форм. По левой стене стоял длинный широкий шкаф, из липы или светлого дуба, а по правой стояла длинная серая кушетка. Напротив стола удобно разместился широкий, устойчивый стул.
– Присаживайтесь. – С той же улыбкой сказал врач, однако, она тут же начала сползать с лица. – Очень медленно. Что-то с подвижностью мышц, я правильно полагаю?
– Можно было меня просто об этом спросить, а на заставлять бежать за вами. – Эмма обиженно сузила глаза. Присела на стул, и протянула мужчине бумаги.
– Нет. – Он покачал головой. – Вы восприняли ситуацию как экстренную, и позволили себе свернагрузки, чтобы не потерять меня из виду. Если бы вы физически совсем не успевали, вы бы окликнули. Но вы… не окликнули. Потому что могли напрячься, и пересилить себя. Проблемы с мышцами, но, видно, есть, куда расти. Вы справились. А, значит, справитесь снова. – Вновь улыбка. Казалось, к доктору просто приросло смеющееся выражение лица. Он сосредоточенно уставился в бумаги.
Девушка стала внимательно его рассматривать. Сколько ему лет? Создавалось впечатление, что ровесник Нейта, и от этого в груди что-то кольнуло. Довольно бледный, высокий, и явно неплохо физически развит. Может ли быть плохо развит физиотерапевт? Возможно, нет. Довольно длинные, напряженные пальцы на руках. Отстраненная улыбка.
Как бы то ни было, врач выглядел хорошо, несмотря на то, что был растрепан. Прямой нос без каких бы то ни было изъянов, правильная линяя губ, внимательные, болотно-зеленые глаза, в которых практически растворился зрачок. Выглядело и жутко, и… вроде бы, привлекательно. Такие глаза Эмма видела только у кукол, и больше нигде. Четкая линия бровей, четко очерченные скулы, и четкий, квадратный подбородок. Ни широкий, и не узкий. Прямоугольные, тонкие очки. Но, судя по тому, как часто мужчина выглядывал из-под них, становилось ясно, что он видел неплохо даже без линз.
– Беккер. – Озадаченно сказал врач, и потер висок. – Как интересно. Вот только… вы женщина, мисс Фастер.
– Ну да. – Она вздохнула. – Это так необычно?
– На самом деле… да. – Он прикрыл глаза, и отложил бумаги в сторону. – Меня зовут Майрон Даглас, очень рад нашему знакомству. – Молодой человек протянул девушке руку, а когда та её взяла, пожал обеими ладонями. – Я направлю вас на список анализов, и вы должны будете их сделать. Обратите особое внимание на биопсию мышц и анализ ДНК, пожалуйста, это важно. А теперь… расскажите мне о своих родителях. Так подробно, как сможете. Что за образ жизни они ведут? Чем больны, и какое лечение проходили?
– Если бы я знала. – Фастер опустила глаза. – В четыре года я попала в детский дом. Никаких воспоминаний особо не сохранилось.
– Вот как. – Мужчина поднял брови. – Извините. Соболезную вашей утрате. Совсем ничего не помните, да?
– Нет. Вроде бы, они были обычными людьми. – Она вздохнула.
– Я понял, не терзайте себя. Расскажите тогда, какой образ жизни вы ведете. Замужем, или нет. Что входит в ваши ежедневные дела? Как часто подвергаетесь физической нагрузке?
– Нет. Не замужем. – Эмма сжала подол сарафана. – Живу сейчас… в двухэтажном доме. Мой… – Она запнулась. В горле снова рос ком. – Мой друг помогал мне. Готовил еду, носил продукты, убирался. Поднимал меня на второй этаж… когда я предлагала помощь, он всегда вежливо отказывал. Наверно, понятно, почему…
– Занятно, занятно. – Даглас достал блокнот, и что-то в нем черканул. – С лестницами у вас трудности, так?
– Еще бы. – Фастер опустила глаза, которые начинали блестеть от нахлынувших воспоминаний. Сами собой начинали вздрагивать пальцы. Врач, казалось, заметил это. Покачал головой, но ничего не сказал, просто тихо продолжил:
– Ничего страшного. Когда была нужда, вы торопились за мной, и у вас отлично получалось. Повторюсь, это значит, что вам есть, куда расти. Из-за пассивного образа жизни вы слабее, чем могли бы быть. У вас есть мечта, скажите? Простая. Что-нибудь, что могут себе позволять обычные люди, но, пока что, не можете себе позволить вы.
– Ну. – Девушка нервно сглотнула. – Знаете. Прозвучит, наверно, глупо, но я скажу. Я всегда хотела ходить на высоких каблуках… с широкой юбкой. Таких женственных, квадратных, типа как на ботильонах. Хотя когда я на них становилась, я тут же падала. Ноги дрожали, казалось так высоко… сейчас я могу позволить себе каблучок в три сантиметра, и все равно быстро устаю. И кожа потом слезает… больно.
– Отличная мечта. – Мужчина оживился. – И как хорош тот факт, что несмотря на пассивный образ жизни, вы все равно пытаетесь двигаться к цели. Это чудесно. Гораздо хуже, когда человек ничего не хочет, и ни к чему не идет. Мисс Фастер, я помогу вам встать на каблуки. – Он улыбнулся, и прикрыл глаза. – Вы сможете, говорю вам, как врач.
– У меня ничего не получалось. – Она вновь сжала подол сарафана. – Совсем, хотя я старалась. Ничего не выходило.
– Потому что не было рядом человека, который сказал бы вам, что именно вы делаете не так, и почему не получается. За то был тот, который одергивал вас, чтобы вы, вдруг, не поранились из-за своих «наивных» желаний. Как-то так же было, да? – Доктор Даглас чуть прищурился, хотя все еще казался невозмутимо-веселым.
– Меня пугает ваша проницательность. – Эмма напряглась.
– Это видно по вашему лицу. Не беспокойтесь… просто обычно рядом с юными людьми, которые страдают от недугов такого плана всегда есть некий «взрослый», который будет пресекать «опасную» инициативу. Чаще это мамы с гиперопекой, папы, или бабушки. Но в вашем случае… друг, и такое бывает. – Майрон пожал плечами.
– Он за меня беспокоился. – Она вздохнула. – Переживал. И ноги болели потом…
– Я все это понимаю, правда. И никак не отрицаю того факта, что ваш друг делал это только из благих побуждений, но факт остается фактом. Вы с трудом себя обслуживаете, и даже не можете позволить себе каблуки, которые так хотели. Еще раз скажу, мы с вами исправим этот факт. Поверьте мне. – Он достал из верхней папки на стопке какой-то бланк, и протяну его пациентке. – Каждый день, в девять утра. Что скажите? Сможете ходить? Справитесь?
– Смогу. – Фастер пробежала глазами по бланку. – Спасибо. А… а до скольки? Тут нигде не сказано.
– Ну вообще зал работает до восьми вечера. А так. – Выражение лица врача изменилось. Через стол он наклонился к девушке. Сверкнули стекла очков, застыла привычная улыбка. Однако, его глаза не смеялись. И взгляд становился каким-то тяжелым, странным. Пристальным. – Насколько хватит вашей силы воли, Эмма. Четкого времени нет. Вы можете проводить со мной столько времени, сколько захотите. Почему бы и нет.
– Понятно. – Она внимательно посмотрела мужчине в лицо. – Её намного хватит, доктор Даглас. Дома мне делать нечего. – Руки сжимались сами собой.
– Ну вот и славно. – Врач вновь стал дружелюбным и милым, в тот же момент. – Запишу вас завтра… на полдень, чтобы успели сдать анализы. Можете приходить раньше, или позже, время просто ради маркера. Думаю, мы… подружимся с вами. – Глаза вновь странно блеснули, но тут же скрылись за бликами стекол очков. – Обязательно подружимся.
* * *
Он скидывал халат, и вешал его на небольшой крючок у входа. Разминал усталые плечи и как-то странно, тяжело улыбался. Иногда эта улыбка сходила с лица, и уступала место сухому, жуткому, слегка высокомерному выражению лица. У него было скользящее мнение о других. Этого мнения, в каком-то роде… не было вовсе.
Без стука скрипнула дверь, и тут же открылась. Во мрачный кабинет физиотерапевта вошел врач с тяжелым, напряженным взглядом. Он был ниже своего коллеги примерно на пол головы, и, казалось, из-за этого избегал смотреть тому в лицо.
– Доктор Даглас, куклы. Сегодня подвезли новых кукол. Вы остаетесь?
– Серьезно?! Так быстро? – Майрон оживился. Схватил с крючка халат, и тут же начал натягивать его на себя, назад. – Это же превосходно. Я почти настроился на то, что у меня будет бесполезный вечер. Спасибо за такие новости. – Он как-то странно, жутко улыбнулся, и во тьме блеснули стекла очков.
– Только уберите за собой. – Коллега недовольно скрипнул зубами.
– Ладно. – Улыбка не сходила с лица, пока мужчина натягивал на руки толстые латексные перчатки. – Я постараюсь не мусорить. Спасибо.
– Тогда… приятной вам ночи. – Врач слегка сконфузился, и даже чуть скривился. Он бы явно не счел ночь за таким времяпровождением приятной, но все равно это сказал. С жутким физиотерапевтом, почему-то, очень хотелось навести мосты. Может даже… построить приятельские отношения.
– Да-да, и вам. До завтра.
Лезвия сломленных чувств
– Скажи, ты теперь нарочно будешь создавать мне проблемы, да? – Нейт раздраженно развязывал галстук у крупного зеркала в коридоре. – Вечер, а тебя нет. Я хотел идти искать, даже не стал раздеваться. Думал, не случилось ли чего. Нельзя было оставить записку? Или зарядить вовремя телефон, чтобы он не садился в неподходящий момент? – Рычал мужчина, таращась в темноте на бледный худой силуэт. – Ты обедала? Ужинала? Твою мать, я готовлю еду, чтобы выбрасывать, или что? Имей уважение её съедать, раз я взялся тебе готовить.
– Не готовь в ближайшее время. У меня нет аппетита. А если, вдруг, появится, я сделаю себе бутерброд, или куплю булочку с мясом. – Эмма сдвинула брови, и отступила на шаг назад. Снова этот тон, который она не узнавала. Тон человека… который не любил её даже близко. Просто теперь ему не было смысла скрывать это.
– Хочешь посадить себе желудок? – Нейт хотел съязвить, но взял себя в руки.
– Ты и так хотел снять мне квартиру. Значит, я в любом случае буду есть там, что придется. Зачем тогда сейчас ныть об этом? – Фастер сжала кулаки и опустила голову. – Или ты намерен варить супы, и таскать мне их туда?
– Может быть. – Процедил Штайнер. – Ты еще не на съемной квартире. Будь добра уважать мой труд, раз я взялся что-то для тебя делать.
– Так не берись. – Тихо ответила Эмма. – Мне ничего не нужно.
– Так. – Молодой человек стиснул зубы, и со злобой сорвал с шеи галстук. – Хватит строить из себя неизвестно кого. Еще успеешь пожить одна и посидеть на бутербродах, не волнуйся. А пока – уважай мой гребаный труд. Ничего не можешь сама – уважай чужой. А если так уж хочется истерить, то как-нибудь по-другому, чтобы я не переводил продукты. – Он резко повернулся, схватил сожительницу за талию, и потащил к лестнице.
– Нейт, ты совсем съехал?! Пусти!! – Эмма схватилась ладонями за прохладную, стальную руку, и попыталась её от себя отодрать. Снова начинали намокать ресницы. – Что хоть ты делаешь?!
– Поднимаю тебя наверх. – Сквозь зубы прошипел тот. – Или что, будешь спать внизу?
– Я не собиралась сейчас идти наверх!! – Закричала Фастер, и мужчина тут же её отпустил. На ватных ногах девушка зашаталась, и чуть было не упала на колени, однако тот схватил её за сарафан и удержал стоя. Послышался звук рвущейся ткани.
– Я не буду вечность тут стоять, и ждать, пока ты созреешь подняться. – Со злобой продолжал шептать он.
– Не надо надо мной стоять. – Голос дрожал. Она попятилась. – Не надо. Не надо меня хватать. Иди, куда тебе нужно. – Эмма изо всех сил сжала зубы, чтобы не разрыдаться, но слезы все равно капали с ресниц. Ей казалось, в темноте их нет было видно.
– Ладно. – Штайнер выдохнул. – Надумаешь подняться – позвони.
Он медленно развернулся, и пошел наверх. Как только его темный силуэт скрылся из виду, Фастер схватилась за лицо и, все же, разрыдалась. Снова. Она не позвонит ему. Не позвонит, даже если придется ночевать на узком диване в гостиной без постельного белья и ночной сорочки. Не позвонит ни при каких обстоятельствах. Ни за что.
Даже если бы вместо дивана там был бетонный пол.
Ни за что.
Нейт тяжело дышал. Сжимал ладони в кулаки, и с досадой смотрел в пол. А куда пропала… с утра, и до самого вечера, так и не сказала. Ладно. и так, очевидно, перегнул. Почему? Разве вообще стоило с ней… так?
Он рывком открыл дверь, и зашел в спальню. От неожиданности Белита вздрогнула, выронила пилочку для ногтей, затем медленно подняла брови.
– Ну и что там? Нашлась?
– Нашлась. – Сухо ответил Штайнер. – Не знаю, где она была, разговор у нас не задался.
– Ну… – Как только мужчина сел на постель, девушка потянулась, подалась ближе, и в одно мгновение оказалась рядом с ним. – Не задался и не задался, не трать нервы. Пусть где хочет, там и гуляет. Пришла сама? Вот и прекрасно. Если что-то пойдет не так, позвонит…
– У нее телефон сел. – Нейт выдохнул. – Раздражает такая неопрятность. Такой… пофигизм. Можно же было просто провод в розетку воткнуть, чтоб за тебя не волновались. В конце концов не здорова…
– Ну безответственная она, что теперь. – Тонкая рука скользнула по спине мужчины, и спустилась вниз. – Теперь ты не один с ней. И теперь тебе есть с кем… снимать напряжение. У тебя появился личный антидепрессант. – Кин игриво склонила голову. – Все хорошо, что хорошо кончается. Хочешь… расслабиться?
– На самом деле хочу. – Молодой человек сузил глаза и усмехнулся. – Хочу.
* * *
На улице завывал ветер, хотя дождя не наблюдалось. Отрывал листья от черных крон, и уносил их в ночь. Гонял по летним улицам, где теперь ничего не осталось от праздника. Словно праздника… вообще не было. Словно никогда не предполагалось.
Мерно звякали стрелки настенных часов. Обычно их не было слышно, но, когда комнату охватывала тишина, они начинали издавать звуки. Голос часов раздается только в тот момент, пока молчат все остальные. Раздается в самую последнюю очередь. Оттого он ассоциировался с тяжелым ожиданием. Чем-то мерзким, тягучим. С минутами, когда сказать больше нечего, а сказать что-то надо. Хотелось.
– Не звонит. – Тихо сказал Нейтан, глядя на телефон, что лежал на прикроватной тумбе. Он сидел на постели, и с каким-то странным выражением гипнотизировал мобильник, словно тот должен был с ним поздороваться, и пожелать спокойной ночи. – Я… наверно сам спущусь.
– Раз так, она хочет побыть одна. – Белита закатила глаза. – Хватит об этом думать, в конце концов… надо будет – позвонит.
– Мне кажется, я ей платье порвал. – Штайнер печально опустил взгляд. – Не знаю, что на меня нашло.
– Боже, ну порвал и порвал, у нее этих платьев целый шкаф, и все покупал ты. – Девушка нахмурилась. – Ты сам сказал, она падала. Лучше было дать ей упасть?
– Она падала, потому что я поволок её к лестнице. – Мужчина нахмурился. – Сперва пропала куда-то, ни сказав ни слова, выключила телефон. Теперь отказывается от еды, и на работе… сама знаешь, что на работе. У меня сдали нервы. Но спускать все раздражение на Эмму было низко.
– Не хочет есть – пусть не ест, хватит с ней носится как с ребенком. Ей-богу, она не маленькая, ты сам говорил. А теперь это говорю я, хотя не должна бы. Ты шикарно готовишь, сами съедим. – Кин вздохнула. – Серьезно, я бы подумала, что ты повар. Не пропадет.
– Да плевать мне, пропадет или нет. – Нейт сузил глаза. – У нее инвалидность, Бел. Если она не будет есть, совсем зачахнет. Я этого не хочу. Нет, не так, я не позволю этому случиться. Она мне…
– Как сестра, да-да, я знаю. Ты сказал это уже раз десять. Но твоей «сестре» двадцать два года. – Девушка с раздражением повернулась на другой бок и зажмурилась. – Двадцать два. Почаще себе об этом напоминай, и станет легче. Я думаю, она не ест из-за стресса. Это пройдет. Или внимание к себе привлекает. Тогда, опять же, чем меньше ты будешь обращать на это внимание, тем быстрее она перестанет так себя вести. Давай спать уже, завтра вставать рано. Спокойной ночи.
Штайнер медленно выдохнул. Точно, ей же двадцать два. Он словно слышал эту цифру впервые, казалось, что с шестнадцати лет Фастер не менялась. Словно застыла в том возрасте, и года были над ней не властны. Когда успело пройти столько времени? Она на самом деле совершеннолетняя? Серьезно?
Необычайно сложно было сейчас осознавать тот факт, что они с Бел одногодки. Белита – взрослая, сформировавшая женщина. Женщина, и сразу понятно, что она старше двадцати. В ней чувствовалась стать, и все подростковое, наверно, осталось в ее прошлом. Как и у обычных людей, только не у Эммы. Эмма словно не росла. Так же наивно, широко на него смотрела, когда он подходил близко. Так же громко, по-детски смеялась, когда слышала шутки. И совсем по-детски радовалась, когда курьеры привозили ей заказы новых тканей.
И ей двадцать два? Правда что ли?
Нейтан вздохнул, затем тихо поднялся с кровати. Да хоть тридцать, хоть сорок, все равно его младшая сестра. Порвал ей платье сегодня, даже если случайно. Напугал. Выплеснул раздражение. Что бы там ни было, так поступать нельзя. Нельзя, и все тут.
Он медленно завязывал халат. Два пристальных, солнечных глаза во тьме за ним наблюдали, однако, Бел ничего не сказала. Скрипнула зубами, и вновь перевернулась на другой бок. Что тут сказать?
Медленно вышел из спальни. Темно. На кухне ничего не гремело, и внизу, казалось, не горел свет. Легла спать в гостиной? Можно было бы догадаться. С очередным тяжелым вздохом Штайнер спустился вниз. Посмотрел по сторонам, затем заглянул в гостиную, и тихо прошел внутрь.
Хрупкое тело лежало на диване лицом к спинке, поджав ноги. Нейт в очередной раз вздохнул, покачал головой. Должно быть, злиться на него, не хочет видеть. Да и вообще… после всего было бы странно, если бы она хотела видеть. Лежит тут. Должно быть, ей одиноко. «Эмма» – тихо сказал молодой человек, подойдя вплотную. Никакой реакции. Спит, устала, целый день прогулки на больных ногах утомляет. Волосы разметались по плоской подушке, пара прядей свисало вниз. Мужчина попытался нагнуться, чтобы посмотреть ей в лицо, однако, тут же себя одернул. Вдруг проснется? Разбудит еще. Ни к чему хорошему это не приведет.
Он медленно вышел из гостиной, однако, через пару минут вошел снова, держа в руках плед. Расстелил его, чуть потряс, и накрыл им девушку. Подвернул его там, где у нее были ноги, приподнял их и подоткнул. Хотел, было, уходить, однако на секунду замер и присмотрелся. Опять на стопах ссадины. Опять ходила на каблуках. Говори ей, не говори… сколько можно?
Нейт чуть погладил ногу и прикрыл глаза. Может, однажды она поймет.
А даже если не поймет, плевать. Все равно он будет заботиться. Все равно, даже когда она отсюда съедет. И сварит суп, если понадобиться. И принесет, и даже разогреет его. Вместе со вторым блюдом. И... десертом.
В гостиной послышался звук удаляющихся шагов.
Через пару минут все стихло. Эмма медленно прикрыла глаза, затем, опустив голову, еще ближе придвинулась к спинке дивана. Ушел. Ушел, а она до крови закусывала нижнюю губу. Жалел её. Сочувствовал, переживал. «Брат». И никакой любви мужчины к женщине никогда не стояло за этим. Просто заботливый, добросердечный человек, на чью голову свалился инвалид. А раздражение от жизни с этим инвалидом копилось, все равно. Из-за того, что не мог любить того, кого хотел. Не мог выбирать. Раздражение, высокомерие.
И жалость перемешивалась с этим раздражением. «Младшая сестра», и только-то. Фастер вспоминала это, и вновь хотелось выжечь все дотла.
Лямочка от сарафана оторвалась.
«Ненавижу тебя» – вдруг, глотая слезы, со злостью прошептала Эмма. Казалось, она впервые на него злилась, и это злоба тут же сменялась болью. Лучше бы он не ходил к ней в детский дом. Лучше бы задирал вместе с остальными, лучше бы не защищал. Было бы тяжело, но она, хотя бы, не чувствовала бы себя преданной. Не обманывалась бы, и не строила бы никаких ожиданий. Ведь «её Нейт», должно быть, мечтал о ком угодно, только не о ней. Может даже усмехался вслед её «черепашьей» походке. Качал головой.
Не любил.
Лжец.
Снова послышались шаги в темной гостиной, и Эмма сжала кулаки. Зачем опять пришел? Чего ему еще надо? Слезы капали на обивку дивана. Ей показалось, он присел рядом, и на её голову легла тяжелая, горячая рука. В воздухе запахло алкоголем, и девушка с ужасом раскрыла глаза. Он что, пил сейчас?! Вот прямо сейчас, ночью?!
– Знаешь, что я тебе скажу, симулянтка? – Во мраке раздался тихий, хриплый голос, и вновь запах алкоголя. Горячие пальцы перебирали её волосы. – Я тут подумал... – Где-то рядом доносилось тяжелое дыхание. – Ты привлекательная.
По спине пополз холодок.
* * *
Мерзко. Больно. Тяжелый осадок не проходил, а становился только больше. Тяготил все сильнее. Да, привел в дом другую, потому что хотел начать жить сам. Для себя, и для своего удовольствия. Сколько можно откладывать? Ему скоро тридцать. Многие его коллеги уже имели семью к этому возрасту, или как минимум жену.
Воспользовался ситуацией.
Однако, это было не так просто, как виделось в самом начале. В глубине души Нейт надеялся, что Эмма скажет что-то в духе: «я всегда об этом догадывалась». Или: «я всегда это знала». Знала, что для него она… очень близкий человек. Близкий, не любая женщина. Но нет. Фастер не знала, и не догадывалась, она любила. Можно сказать… сохла от любви. Ждала его с работы, и всякий раз плотно прижималась ночью, даже если он отворачивался. Ерзала, льнула. Так, словно была брошенным котенком, которые впервые попал в руки человеку.
Мужчина зачарованно посмотрел на лестницу сквозь тьму, но вместо этого пошел на кухню. Даже не включал свет. Порылся в верхних ящичках, достал бутылку портвейна, и порывистым движением стал вынимать пробку. Примерно две трети, еще много, однако, внезапно это количество перестало выглядеть как «много». Этим Штайнер точно не напьется до беспамятства, но, быть может, станет легче. Хотя бы немного… легче. Убьет в нем на остаток ночи совесть и позволит поспать.
Нейт сел на стул и тяжело выдохнул. Нет, она не котенок. Она молодая женщина, двадцати двух лет. Что если… он бы никогда её не видел и не знал? Что бы подумал? Наверное… что у нее есть проблемы со здоровьем. А помимо проблем? Что… она любит бохо, и стиль «Лолита». Пышные, многослойные, короткие юбки, объемные сарафаны и вышивку. Сама… любит шить и вышивать, глядя на неё он бы это подумал. Несомненно. Возможно… кукольные домики, все миниатюрное и детализированное. Возможно, игрушки. Скорее всего такая девушка очень поздно перестала играть в куклы, но не перестала их любить. Довольно необычная, в своем роде эксцентричная. Преисполненная легкой наивностью, потому что почти никто не критиковал её внешний вид. Только из-за того, что она не выходила на улицу – больные ноги.
Мужчина сжал зубы. Он бы точно проводил её взглядом, сузил бы глаза. Долго, и внимательно разглядывал бы, что на ней надето, потому что так не ходит никто. А она, словно, об этом не догадывалась. Разглядывал бы. Только одежду?
Только ли?
Нейтан тихо, горько рассмеялся. Безумно сложно было заставить себя посмотреть на неё ни как на девочку, которую он так яростно защищал от чужих обид. Которая почти никогда не выходила на улицу, сидела с головоломками и старыми куклами. Девочку, над которой открыто смеялись злые подростки, даже… высмеивали. Но которая с такой благодарностью принимала от Штайнера булочку, которая сильнее всего любила ездить у него на спине.
Больше не девочка. Повзрослела. Давно.
Молодой человек встал, и со странным выражением куда-то побрел. Швырнул в мусор пустую бутылку из-под портвейна, и вновь заглянул в гостиную. Зачем-то. Вновь подошел, и присел рядом с её головой. Красивые волосы, очень. Мягкие, густые… очень красивые. Это вообще её волосы? Поддавшись странному порыву, он положил ей руку на голову. Слегка зарывался в пряди подушечками пальцев.
– Знаешь, что я тебе скажу, симулянтка? – Вдруг сказал он. А что если она не спит? Вдруг правда… слышит его? Отчего-то такие мысли только распаляли. – Я тут подумал... ты привлекательная. Жаль, что не для меня. Очень жаль. Тогда все было бы правильно. Жили бы... долго и счастливо. Прости меня. – Нейт всматривался в затылок. Может, пошевелится. Может, вздрогнет.
Но нет. Мерно дышала, и под пледом чуть поднималась грудная клетка.
– Я бы предпочел уметь щелчком пальца любить того, кого нужно. Тогда все было бы превосходно. Я бы… не разочаровал тебя, и был бы счастлив. А так... я предал тебя. Прости.
Он медленно поднялся. Должно быть, спит. Легче ему от этого, или нет, Штайнер не мог понять. Предал её. А счастье, почему-то, так и не появилось. Белита здесь, как он и задумал. Лежит, должно быть, тоже уснула. Нейт может подняться наверх, и поиметь её прямо сейчас, потому что… почему нет? Давно же думал об этом. Искал в этом то, что нужно. Искал «то самое».
Он снова вышел из гостиной. Быть может, стоило дать себе время, и это чувство появится. Просто… он не успел еще к ней привыкнуть, чтобы ощутить глубокое удовлетворение. То самое удовлетворение, о котором пишут песни и книги. От которых «бабочки в животе». Бабочки, которых Штайнер никогда не чувствовал. Ни разу не ощущал.
Белита явно была той, кого он представлял, когда думал о женщине, которую бы хотел себе. Игривый взгляд, манеры, походка. Так часто подумывал о сексе с ней, что становилось дурно. Это должно было быть «оно». Не просто механический оргазм, который он и так периодически чувствовал с Эммой, а феерия. Чувства. Чтобы сердцебиение учащалось не из-за цикла полового ответа, а заранее. Потому что она рядом. Все ведь влюбляются, все это переживают, чем он хуже?
Должно быть, просто стресс. Когда Фастер станет легче, и ему станет легче. Когда все это переживется, наверно, это чувство придет. Пора бы пожить для себя.
Мужчина продолжал стискивать зубы. Давно пора. Эмма… смириться. Еще очень молода. Отпустит. Он застыл на лестнице, и сжал пальцами деревянные перила. Вообще-то ей стоило заметить. Но раз нет… так нет. Все сказал сам.
Она нервно сглотнула, слыша удаляющиеся шаги. Должно быть, на этот раз все. Губы тряслись, а перед глазами все плыло. «Ненавижу» – шептала Фастер, однако, ненависти не чувствовала. Только боль. Лучше бы не улыбался ей, лучше бы говорил все открыто. Лучше бы… презирал. Сердце схватывало и сжималась – легкая аритмия. Слезы продолжали капать на обивку. Весь из себя такой заботливый, правильный. Заботливый врун и лицемер. Предатель.
