Текст книги "Отпускай (СИ)"

Автор книги: Ольга Сурмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Ключи от ржавых оков

Как ни странно, но в шесть вечера полупустое кафе не встречало новых клиентов. Вроде, люди шли с работы, и многие были бы заинтересованы поужинать там, чтобы не тратить время и силы на готовку, но нет. Белый свет скользил по круглым деревянным столешницам, их темные поверхности бликовали, словно гладь воды. Неподвижно висели темно-красные шторы, наспех подвязанные возле серых матовых стен.

Эмма с отчуждением ковыряла вилкой овощной салат. Вроде бы давно не ела, а, вроде бы, есть совсем не хотелось. Иногда она поднимала глаза на своего спутника и слабо улыбалась. Приятно, что он здесь. Еще в электричке казалось, что хотелось побыть в одиночестве, вот только когда она увидела его улыбку, почему-то, полегчало.

Он обдумывал то, что услышал. Внимательно рассматривал свою чашку кофе болотными, прозрачными глазами. Иногда вскидывал брови, наклонял голову в сторону, и стекла очков начинали бликовать.

Без белого халата молодой человек совсем не выглядел как доктор. Скорее, как научный деятель, или учитель сложной, редкой дисциплины. Непривычно было видеть Дагласа в очень тонком, бежевом свитере, и в неформальном сером пиджаке из мелкого вельвета, который был ему невероятно к лицу. Он умел хорошо одеваться. Умел, и не зацикливался на классике в отличии от Нейта.

– Слушай. – Мужчина прикрыл глаза, и взял в руки чашку. – Скажу сразу: мне совсем не импонирует твой «братик», но давай, все же, воззовем к здравому смыслу. То, что ты услышала – просто мнение человека, который что-то видел со стороны. Мнение, не более того. По факту он просто приезжал на место вместе с женщиной и ребенком. Кто они? Никто не знает, может, он просто подвозил их. – Даглас усмехнулся. – Все же этот «паладин» сразу пришел к тебе с покаянием, как только переспал с другой. Думаешь, такой как он может еще и вторую семью нести за пазухой? Столько лет? Мне слабо верится, уж больно карикатурный итог. Здесь, во всей этой истории важно другое. – Молодой человек отпил кофе из кружки. – Он, как сказал тот мужчина, выиграл грант за проект плотины. Это, напоминаю, куча денег. Пока вы с ним загибались на стройке, на него упала золотая гора. А вы... продолжали загибаться на стройке, хотя у него слабая здоровьем девушка. Куда он дел эти деньги? На что потратил? Очевидно, на что-то, что было поважнее дома. На что-то, чем он очень не хотел делиться с тобой.

– Он ничего мне не рассказывал. – С обреченной улыбкой ответила Эмма. – Ни про Бел, когда она появилась в его жизни. Поставил перед фактом, в последний момент. Ни про грант, хотя мы бы могли построить дом очень быстро... даже если он хотел купить что-то свое. Я понимаю, это его деньги, я не сказала бы ни слова... но он просто скрыл. Сколько еще таких тайн он носит? Я... если честно, не хочу знать, что это была за женщина, и что за ребенок. – Улыбка становилась все шире и печальнее. – Жизнь брата не должна меня касаться в такой мере. Просто больно, что человек, которому я безоговорочно верила все эти годы... еще тогда скрывал от меня огромный кусок себя. Не считал нужным хотя бы рассказать.

– Ты выглядишь убитой. – Майрон внимательно осмотрел нетронутый салат. – Сложно пережить предательство первого мужчины. А несколько предательств еще сложнее. Вот еще что... – Врач задумался. – У него, в какой-то момент, была уйма денег, как я и сказал. Возможно, еще больше, чем ты сейчас думаешь. Но ни разу он не привел на строительство своего дома рабочих. Ты говорила, мол, все сам делал.

– Да, так и было. Единственное, что… фундамент только с какими-то людьми заливал, а дальше все сам. – Фастер сдвинула брови. – Почему ты говоришь об этом?

– Потому что это странность масштаба параноидной неадекватности. – Мужчина поставил чашку на стол. – Потолочные перекрытия, кирпичная кладка, настил крыши… и все в одиночку, когда есть уйма денег, чтобы пригласить рабочих, и сделать все быстро и легко. Эмма, он либо Скрудж, либо маньяк. Тебе какой вариант больше нравится? – Даглас с усмешкой покачал головой. – В одиночку, неделя за неделей класть кирпичи по собственному проекту… можно только в двух случаях. Когда нет денег на дополнительную рабочую силу, или же, когда хочется, чтобы ни одна живая душа не знала, что именно ты в этом доме мутишь. И черт, как удобно: девушка-инвалид. Принес, посадил, и занимайся своими делами. Она и участие чувствует, и вопросов не задает. Сидит себе, возится со своей простой камерной работой. Подбадривает, улыбается. Слушай, я даю голову на отсечение, что где-нибудь в невостребованной комнате… прячется еще комната. Зачем она ему? – Врач засмеялся себе под нос. – Может, он все это время любил вышивать крестиком, просто тебе не говорил. Прячется там, чтобы не спалиться. А, может. – Улыбка исчезала с лица. – Может варит наркоту у тебя под носом. Занятный мужик, ничего не скажешь.

– Это какой-то абсурд. – Фастер чувствовала, как уголки губ начинали дрожать. – Возможно, он все же купил дом той девушке с ребенком, вот денег и не было.

– Дом из золота? – Майрон вздохнул. – Напоминаю, он строил плотину. Это миллионы долларов. Допустим, потратил половину на дом. Где другая половина?

– Я не хочу думать об этом обо всем, мне мерзко. – Она сглотнула ком. Похоже, Эмму действительно тошнило. – Если хотя бы половина из того, что мы тут обсуждаем – правда… Боже. Не знаю, как буду после всего смотреть ему в глаза. Сперва Белита. Потом проект плотины. Потом вторая семья, и еще волшебный чердак, до кучи. – Девушка горько усмехнулась. – Никогда не думала, что скажу нечто подобное, но… мой «брат» странный. Нейт… мерзкий. Столько лет… уверенности в мираже. Я словно жила все это время на сцене с декорациями, и думала, что все настоящее. Что у него в голове? Знает ли Белита хоть что-нибудь?

– Эмма, не все так страшно. – Даглас поднял брови. Казалось, он уже пожалел о том, что озвучил свою гипотезу. – Хотел твой братец-параноик себе самый тайный тайник, ну и ладно. У всех тараканы своего размера. Подвез, может, женщину с ребенком пару раз. Скрыл деньги от проекта, жмот. Забей на все это, вы все равно расстались. У него своя жизнь, у тебя – своя. Не убивайся насчет того, что он не оправдал твоих ожиданий. Больше это не твоя забота, пусть Белита с этим разбирается. Её мужик – её проблемы. А ты подумай о себе.

Фастер медленно кивнула. Мимо окна ходили люди, шуршали фантики, выброшенные неосторожными пальцы на тротуар.

Когда-то её держали за лицо горячие, родные руки. Целовали в лоб желанные губы самого лучшего человека в целом мире. Самого заботливого, внимательного, нежного. Он всегда укроет собой от дождя, всегда возьмет на руки. Всегда позволит на себя опереться. Обнимет, и скажет, что любит. Любит больше всего на свете. Больше жизни.

Не существует этого человека. Есть странный брат Нейт, который любит Белиту. Странный брат, у которого есть семья. Есть, возможно, тайник. Что там? Эмма не хотела знать. Этот брат заботился о ней, позволял быть рядом, пока не появился кто-то еще.

В душе шел дождь. На улице теплый ветер гонял по небу белые облака.

Её лицо оставалось недвижимым. Пустой взгляд провожал прохожих. До этого дня ей казалось, что отпустила. Но в чем дело? Почему тогда так больно?

– Как сделать так, чтобы стало легче? – Одними губами спросила Фастер, глядя на аппетитный помидор черри в нетронутом салате. – Меня колотит от мысли, что сейчас я пойду домой. А он… будет вести себя, как ни в чем не бывало. Еду будет предлагать. Поднимать наверх.

– Нужно принять, и смириться с этим. – Майрон прикрыл глаза. – Я могу снять тебе квартиру. Думаю… самое время предложить это.

– Ты? Мне? – Она медленно подняла брови. – Но… но почему?

– Потому что ты мне нравишься, и я хочу, чтобы твой «брат» вместе со своей подружкой отсох. – Даглас улыбнулся. – Но я понимаю, сколько лет вы были вдвоем против всего мира. Так что… я не давлю. Кому-то легче сепарироваться сразу, кому-то отходить медленно, чтобы не страдать от ломки. А, кстати. – Молодой человек достал из-под стола толстый белый пакет. – Помнишь, я говорил, что у меня сюрприз для тебя? Держи. Мой… подарок. – Он достал из пакета крупную, толстую книгу в твердом переплете. Издание было закрыто прозрачной пленкой, и явно являлось коллекционным. Светлую обложку украшала дорогая, детальная иллюстрация: молодая женщина держала на плечах руки, и изучала в реке свое отражение, которое прижимало к себе нож. На корешке серебристое теснение, и витиеватая, сложная надпись: «Три близнеца поместья Бегшот».

– Детектив? – Фастер шокировано выдохнула. Она любила красивые вещи, и сейчас видела что-то, что редко можно было встретить на полках магазинов. – Выглядит изумительно… наверно, стоит кучу денег. Тебе нравится эта книга, да?

– Ну, я ознакомился. – Улыбка врача становилась все шире. – Занимательное произведение. Я хорошо провел время, пока его читал.

– Спасибо. – Эмма чувствовала, как намокали ресницы, а в горле собирался ком. – Красивый подарок, очень, я буду её беречь.

– Что с тобой? – Мужчина слегка смутился, и подсел ближе. – Все хорошо.

– Просто… мне приятно. Раньше я писала списки того, что мне нужно. Даже на день рождения Нейт мне покупал только то, о чем я его просила. Приносил вещи из списка. Мне было приятно… очень, я была благодарна. Но подарков от сердца, получается, мне никто не делал. А ты… сперва туфли. Теперь… теперь это чудо. В общем… я не знаю. Мне так… так хорошо. – Она вытерла глаза рукавом рубашки.

– Ты не заметила самого главного. – Даглас мягко, хитро улыбнулся, и указал на имя автора, которое мелким, классическим шрифтом было напечатано на обложке.

«Элла Эгертон».

– Не поняла. – Фастер широко раскрыла глаза, затем тяжело, нервно улыбнулась. – Быть не может…

– Да. Я решил узнать, кто была твоя потенциальная мама, и это… было не трудно. Милейшая женщина со слабым здоровьем всю жизнь мечтала о детях, но никак не могла выносить ребенка. Почти не выходила из дома, и… писала книги. Уйму хороших детективов, в общей сложности, их семьдесят четыре. Разбогатела на своих трудах, сделала ЭКО. Родила. – Мужчина помрачнел. – Из неё вышла бы отличная мама. Ты… была бы с ней счастлива. Мне очень жаль. Я соболезную. – Он поднес руку к её дрожащей ладони, и накрыл своей. – Но даже после смерти мама о тебе позаботилась. Я пойму, если ты не захочешь принять мою помощь, чтобы не оказать в аналогичной ситуации слепой зависимости, но обязательно прими… её помощь. Установить родство будет очень легко. Наследие её интеллектуальной собственности позволит тебе ни в чем не нуждаться.

– Господи. – Вода из глаз падала на пленку, в которую была завернута книга. Лицо искажала печальная, благодарная улыбка. – Моя мама… писала книги…

– Да. Сильные, качественные книги, прочти.

– Майрон. – Тихо сказала она, низко опустив голову. – Спасибо. Спасибо за все. Скажи, ты… что-нибудь хочешь за помощь мне? Могу я… тоже для тебя что-нибудь сделать?

– Это внутренний порыв. – Молодой человек тяжело, фальшиво улыбнулся. – А почему ты спрашиваешь?

– Умоляю, только не говори, что тебе ничего не нужно. Я наслушалась этого. Без малого двадцать лет слушала, как от меня никому ничего не нужно. Хочу для тебя что-нибудь сделать. Что?

– Эмма. – Даглас прикрыл глаза. – Благодарность – не то чувство, которое я планировал вызвать.

– У тебя получилось. Я чувствую не только благодарность. – Опущенное вниз лицо накрыла тень.

– Тогда у меня встречный вопрос. – Взгляд становился тяжелым. – Хочешь попробовать… что-нибудь новенькое? Новую жизнь. Новое жилье. Нового… мужчину.

Она судорожно выдохнула, затем неуверенно, медленно кивнула.

– Мне бы хотелось, чтобы ты провела со мной ночь. – Врач слегка склонил голову. – Но я не настаиваю, просто мне бы хотелось. Если ты все еще меня стесняешься, или боишься… я могу даже не раздеваться. Что скажешь?

Фастер непонимающе посмотрела на доктора.

– Мы будем тебя лечить. Лечить… разбитое сердце. Для этого мне не нужно снимать одежду. – Даглас вновь прикрыл глаза. – Только тебе. И все, что будет, останется между нами. Так что? Мы… договорились? Еще не жалеешь о своем порыве что-нибудь дать мне? – Раздался тихий, приглушенный смех. – Можно отказаться, я не обижусь.

На бледных руках напрягались костяшки. Врал. Он явно не хотел слышать отказ.

– Нет, не жалею, я ожидала услышать что-то такое. – Она прикрыла глаза. Дыхание учащалось. – В конце концов, я свободна. Свободна, одинока. У меня никого нет, и. – Меж веками появилась влажная щель. – Если это правда меня излечит… я готова попробовать. В конце концов, что мне терять?

– Как обреченно. – Доктор прищурился. – Я не буду работать с обреченными пациентами, в этом нет никакого смысла. Только с теми, кто на самом деле хочет стать здоровым. Пока ты жалеешь свою «болезнь», она тебя не отпустит. Никакая терапия не принесет толка.

– Я хочу стать здоровой. – Эмма уверенно сжала кулаки. – Каждый день в зеркале я вижу глаза зависимой, печальной восьмиклассницы, которая что-то кому-то хочет доказать. Доказать, что может сама подняться по лестнице. Что может решать, что и когда ей есть, когда уходить, приходить. Доказать, что женщина, хотя бы самой себе. Жалкое зрелище. Я… хочу излечиться. Хочу отпустить тягу кому-то что-то доказывать. Отпустить прошлое. Отпустить боль к человеку, сочувствие которого я принимала за любовь много лет. Что… для этого нужно делать?

– Любить. – Сверкнули стекла очков. – Себя. И… принимать любовь. Принимать как должное, и раствориться в ней. Наплюй на тех, кто тебя не любит. Ты не заслуживаешь косых взглядов, ты заслуживаешь любви. Бери её от тех, кто тебе её дает. Почувствуй её. Попробуй. Растворись в ней. Теперь… мне нравятся твои слова. С этим можно работать. – Он наклонился чуть ближе, и тяжело ухмыльнулся. – Идем в больницу? Еще много времени. Где, как ни там… лечить.

Фастер кивнула. Уверенно встала, и тяжело выдохнула. Доктор ни разу не причинил вреда. От него хочется слышать, что она нравится. Хочется, чтобы обнял. Чтобы сказал что-нибудь приятное.

Он не такой, как все.

Хотя откуда ей знать, какие все? Майрон не такой, как Нейт, и это самое главное. Не напоминал его ни одним процентом, совершенно другой человек.

Изумительно.

* * *

В больнице темнеет рано. Блеклые окна и так не могли хвастаться мощной пропускной способностью света, а когда его становилось меньше, лучи в помещении исчезали вовсе. После заката тусклый зал становился зловещим, и знакомые днем тренажеры начинали походить на искореженные баррикады, словно где-то здесь должен находиться окоп. А где-то за спиной заградотряд.

В лице одного человека.

Эмма нервно обернулась, и тут же встретила его мягкую, снисходительную улыбку.

– А почему здесь? – Голос чуть вздрагивал.

– Потому что это, в большей степени, лекарственное упражнение. Сеанс физической психотерапии, я бы сказал. – Он улыбнулся еще шире, но уже добрее. – Поможет вам отпустить боль… и немного расслабиться. Без обязательств, если вы их не хотите, я обещаю. – Он брал с крючка один их своих халатов, которые оставлял практически повсюду, и натягивал на себя вместо пиджака. Послышался звук разрыва толстого полиэтилена – мужчина распаковывал новые латексные перчатки, затем аккуратно их надевал. – Больно не будет. – Продолжал он. – Будет… только одна задача. Сосредоточьтесь на том, чтоб её выполнить, мисс Фастер.

– Мне неловко и страшно. – Призналась девушка, опуская глаза. – Почему снова на «вы»? Даже это немного… осаждает.

– Сейчас так нужно. – Как ни в чем не бывало продолжал физиотерапевт. – Разденьтесь, пожалуйста. Полностью. Мы же хотели провести ночь вместе, да?

Она кивнула, и стала послушно, медленно раздеваться. Джинсы повисли на каком-то случайном тренажере, рядом с ними куртка и рубашка. Эмма съежилась, кожу тут же тронул холод. Стыдливо опустила голову, опираясь на случайную лавку.

– Полностью. – С улыбкой повторил врач. – А затем ложитесь… вот сюда. – Он указал на скамью для жима. Нет-нет, ногами к штанге. Закиньте на неё ноги, так будет удобнее.

Лед металла обжег кожу под коленями. Взгляд со стыдом носился по спортинвентарю, сердце неустанно отбивало в груди тяжелый быстрый ритм. Краснели уши, румянец медленно расползался на щеки и ниже, на шею.

Краснела грудь.

– Вы… невероятно привлекательная. – С той же улыбкой тихо говорил Даглас. – Думаете, часто я приглашаю на такие сеансы? Вы… вы первая. До этого мне ни разу не попадался человек, которому я бы хотел сделать нечто подобное. Можно сказать… я долго вас ждал.

– Доктор. – Прошептала Фастер, глядя на высокий мужской силуэт перед собой.

Он видит её голой. Видит, и это… не Нейт. Смотрит не с равнодушным любопытством, а с очевидным эротическим возбуждением. Ей казалось, на неё никто так раньше не смотрел. Никогда. В темно-зеленых глазах не было привычного, тошнотворного сочувствия, мнимого понимания или напыщенной печали. Смотрел так, как мужчина смотрит на женщину. С восхищением. Жаждой.

Врач чем-то смазывал руки. Очень густо, и через пару секунд Эмма ощутила странный, незнакомый запах.

– Сейчас у вас только одна задача. – Тихо чеканил он. – Расслабиться и кончить. Справитесь?

Даглас не ждал ответа на свой вопрос. Бесшумно присел на колено перед разведенными в стороны ногами, и аккуратно погладил мягкие прямые волоски. Пальцы надавливали на стык розовых половых губ, ощущалось что-то скользкое и холодное. Доктор слегка развел их в стороны, медленно провел вниз. По телу ползли мурашки.

Затем чуть-чуть надавил на клитор, отчего девушка вздрогнула и зажмурилась. Приятно. Однако, легкое физическое удовольствие тут же перемешивалось со стыдом. «Эта ваша задача» – тут же сказал врач тихим, низким голосом, который едва сотрясал воздух. Фастер словно чувствовала, что он говорил это, но не слышала.

Латексная поверхность начала скользить по тонкой красноватой коже клитора. Пальцы массировали, чуть растягивали, и пульс учащался. Давит туда, где приятно. Где… приятнее всего. Соскальзывает вниз, и снова давит. От рваного дыхания сохли губы, и девушка нервно их облизывала. Гель на руках мужчины согревался, чуть стекал вниз. Темнело перед глазами. Хорошо, несмотря на то, что стыдно. Казалось, ей давно не было так хорошо. Хотелось податься навстречу этим рукам. Иногда раздавались ритмичные хлюпающие звуки.

Она издала тяжелый сдавленный стон и выгнулась. Все внутри охватывало горячее, пульсирующее наслаждение, тело плавилось. Оргазменные спазмы сводили слабые мышцы.

– Умница. – С тяжелой улыбкой сказал Даглас. – Теперь… другие условия. Цель та же. Приступим.

Пальцы соскользнули вниз, и начали протискиваться во влажное, возбужденное влагалище. Стали с нажимом потирать внешнюю стенку, вновь слышались знакомые звуки.

«Стой, я…» – попыталась сказать Эмма, но дыхание перехватило. Опять это чувство. Приятное, вязкое до тошноты. Настолько, что на пальцы хотелось насадиться, а на коже выступал пот. Доктор делал то, что нужно. Слегка раздвигал стенки, имитировал рукой фрикции, давил. Поглаживал внутреннюю сторону бедра другой рукой, продолжая странный, навязчивый массаж.

Вновь темнело перед глазами. Фастер выгибалась под горячими, скользкими прикосновениями, на лбу поблескивал пот.

– Я доволен. – Сдавленно, с оскалом процедил врач. – Другие условия. Цель та же.

Пальцы другой руки осторожно обвели разгоряченные ягодицы, приблизились к аналу и стали протискиваться внутрь.

– Нет, я не... – Дрожащим голосом прошептала Эмма, но её тут же оборвали:

– Да. – Резал низкий стальной голос.

Тесно, влажно. Чуточку больно, но эта боль медленно отступала. Сменялась тянущим чувством наслаждения, движения внутри имели несинхронный, рваный ритм. Глубокие, резкие, но настолько приятные, что внутренности завязывались в прочный узел внизу живота. Что он делает? Почему она позволяет ему делать это с собой?

Почему так хорошо?

Волосы падали ему на лицо, очки ловили случайный свет. Мужчина тяжело дышал, Фастер пыталась поймать его взгляд, но не могла. Вместо этого видела, как неестественно сильно топорщилась ткань брюк у него между ног.

– На что ты смотришь? – Вдруг с тяжелой усмешкой спросил Даглас.

– Я не… – Губы дрожали.

– Нравится туда смотреть? – В голосе читалась наигранная ирония. – Хочешь секса со своим врачом? Разве это не против правил простой психотерапии? – Он отвел руку, и ласково погладил девушку по ноге. Затем ринулся вперед, и в мгновение ока навис над её лицом.

Она пыталась смотреть ему в глаза. Судорожно выдохнула, когда почувствовала на своих губах его губы. Он целовал. Мягко и возбужденно. Слегка закусывал кожу, смыкал веки с темными ресницами. Через пару мгновений послышался щелчок пряжки ремня и скрежет молнии на ширинке.

– Цель та же. – Прохрипел он.

Меж мокрых половых губ уперлась горячая головка члена, и стала медленно протискиваться внутрь.

Фастер вскрикнула и раскрыла глаза. Практически забытое чувство, словно незнакомое. Даглас пах иначе. Приятно, но совсем по-другому, нежели Нейт. С его запахом мешался запах спирта и медикаментов от халата.

Глубоко. Много, иногда чуточку больно. Лицо мужчины перекосило больное удовольствие, от возбуждения сжимались зубы. Ритмичные движения становились все более рефлексивными, словно он уже не мог остановиться, даже если бы хотел. Продолжал долбить, пока внутри не начала ощущаться горячая, вязкая жидкость. Много жидкости, от толчков она слегка вытекала наружу.

Девушка вновь выгнулась, стремясь развести ноги шире. Слишком приятно, настолько, что невозможно терпеть. Снова спазмы охватывали тело, и все синело перед глазами.

– Цель та же. – Раздался хриплый шепот прямо над ухом, кожу щекотало теплое дыхание. Даглас рылся в кармане, затем послышался знакомый звук рвущегося полиэтилена. Врач что-то откинул в сторону, слегка отпрянул и начал натягивать на ствол члена тонкий влажный презерватив. Осторожно обвел пальцами анальное отверстие потной, теплой пациентки и начал медленно в него входить.

– Расслабься. – Приказал тот же хриплый голос. – Будет хорошо.

Тесно. Больно. Но если расслабиться, боль отпускала. И вновь это чувство, пошлое, омерзительно приятное и тяжелое.

Что происходит?

* * *

Он предлагал остаться в больнице. Хотел выделить на ночь палату, и расстроился, когда Эмма отрицательно покачала головой. Расстроился, хотя все понимал. Тут же прибежит с разборками её «братик», который никак не смирится с мыслью, что у «сестры» другая жизнь.

Что у него самого уже другая жизнь.

Капли падали с неба. На ватных ногах Фастер тащилась к дому, и уже не понимала, зачем. Нейт, который её бросил, трахает сейчас ту, которая ему по душе. День за днем она слышала их стоны, но сейчас, как ни странно, немного полегчало. «Терапия» работала, хотя девушка вспоминала её с неловкостью. Со стыдом.

Сердце рвало на части. Почему «второй мужчина» – это так непривычно, туго, тяжело и неосознаваемо? Второй. Новое настоящее, ближайшее будущее. Нравился, но сердце все равно рвалось на части. Хотя, вроде бы, стало легче. Тогда почему рвалось?

Тьма в коридоре. Тишина. И никаких Нейтов, ни одного. Она надеялась, что так будет, и сегодня ей повезло. Может, ей повезет еще больше, если они с Белитой уже закончили свои «дела» за стеной, и от страстных криков можно будет отдохнуть. Они уже даже не причиняли боль, просто утомляли. Не давали нормально выспаться, хотя на узком диване это и так было проблематично.

Все же доктор Даглас был прав. Вытравить из души первого мужчину не так-то просто, даже если он давно морально «брат», и даже если его новая девушка вызывает лишь унылый вздох. Все равно он обитает где-то под коркой, дает сильный подзатыльник стыда, когда Фастер представляла ласки другого мужчины. Стыда и горя.

Под коркой червь.

Она, едва переставляя ноги, поднималась наверх. К счастью, теперь для этого ей не нужен живой костыль. Снисходительный и жалостливый.

«Тебе нужно было, чтобы я тебя трахнул. Всегда. Плевать при этом, какое у меня настроение. Плевать даже на то, что я никогда не лез к тебе сам. Или ты этого хотела? Конечно ты хотела. Ты слюни на меня пускала.»

«Неблагодарная дура. Как можно быть такой упертой дурой? Беспомощная неудачница. Еще отказывается, кичится, воротит нос. Чем ты пыталась похвалиться вчера? Тем, что осилила три ступеньки?»

«И опять эти туфли. Туфли, ты еле ползешь. Для кого это? Ну для кого, скажи?! Кто на тебя смотрит в этих туфлях?! Какой смысл ходить на физио, когда у тебя заботы о себе как у овоща?!»

«Не заставляй меня произносить это вслух. Между нами все кончено, Эмма. Прошу, возьми себя в руки, и смирись с этим. Я буду помогать, но на этом все. Не надо сцен, или истерик. Никому от них лучше не будет.»

«Эмма. Вечера вечером я изменил тебе.»

Девушка горько усмехнулась себе под нос.

Темная комната пахла пылью, но свет хозяйка не включала. В ночи делать все наощупь, переодеваться и ложиться было куда уютнее. Куда менее одиноко, словно окружающее пространство было камерным, располагающим, милым.

Взгляд упал на тумбу, и Фастер рефлекторно вздрогнула. Небольшой, цветастый кубик лежал, откидывая длинную тень из-за случайного света из тусклого окна. Кубик Рубика.

Она прищурилась и нервно сглотнула. Взяла холодной рукой головоломку, повертела её в руках. «Зачем ты рвешь мне душу, Нейт?» – одними губами сказала Эмма, глядя вниз. Затем дрожащей рукой отложила его на место, и стала заворачиваться в холодный колючий плед. Уже привыкла спать на коротком узком диване. Привыкла.

Сами собой сжимались зубы и намокали ресницы. Нужно срочно съезжать, начать жизнь с чистого листа. Заново. Стать счастливой, хотя бы немого.

А прикосновение детской головоломки как кипяток жгло руку.

Она не видела, как в глухой тени от шкафа неподвижно стоял высокий мужской силуэт, опираясь на холодную стену. Как смотрел сквозь вязкую тьму жуткими, лиловыми глазами.

– Мы всегда будем вместе?

– Всегда.

– Обещаешь?

– Клянусь.