Текст книги "Отпускай (СИ)"
Автор книги: Ольга Сурмина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Когда-то был подарок
– Нейт, послушай. – Она чуть пошатнулась и нервно выдохнула. – Я устала. Мне хотелось уйти, и раз сейчас я не могу уйти, то, хотя бы, дай мне пойти к себе. Прошу тебя, дай мне пойти к себе. Если станет хуже, вернусь сюда. Но пока могу передвигаться – пойду в швейную. Меня тошнит от вида этой кровати, от её запаха. Когда-то я спала тут, да, но это было в другой реальности. Теперь отсюда хочется куда-нибудь деться.
– Эмма, это пройдет. – Как робот повторял Штайнер, жутко глядя перед собой.
– Что пройдет? Мне тут плохо. – Фастер нервно сглотнула. – Сейчас я хочу побыть у себя.
– Ладно. – Мужчина тяжело выдохнул и опустил голову. – Понял, я отнесу тебя. Не стой на пораненных ногах, тебе больно, не калечь себя. – Он подошел, затем осторожно поднял девушку на руки и отвел взгляд. – У тебя все еще жар. Я постелю тебе там, принесу два одеяла. И… побуду с тобой, если ты не против. Если, вдруг, станет хуже, я должен быть рядом.
– Мне хотелось попробовать поспать. – Голос слегка хрипел. Она болела, и ей явно было некомфортно висеть на чужих руках. – Если ты будешь рядом, я не усну. Спасибо, что ты помог, но, если мне еще понадобится помощь, я просто позову.
– Не позовешь. – Нейт грустно усмехнулся. – Но если ты хочешь еще отдохнуть, то конечно. Я… буду заглядывать. Принести тебе книг, чтобы почитать? Съешь бульон с мясом, если я принесу?
– Спасибо, у меня было на столе несколько недочитанных книг, если я смогу читать, то этого вполне хватит. – Фастер фальшиво улыбнулась и тихо закашлялась. – Ничего не нужно, правда.
– Вечно тебе ничего не нужно. – Обреченно сказал Штайнер. – Рад, что тебе немного лучше… но я, все же, сменю тебе на ногах бинт. А еще тебе нужно принять лекарство.
Эмма рассеяно кивнула. Лучше? Наверно, её состояние и вправду лучше, чем бессознательное. Однако горло раздирала боль, голос частично пропал, а без одеяла становилось очень холодно. Тело ощущалось ватным, мерзко-мягким и больным. Грустные глаза скользили по полу. Нужно было написать доктору, что она заболела. Спросить совета о том, как лечиться, и о том… как быть. Белиты дома больше нет. Как быть? Как сказать «брату», что хочется уйти?
Чистый лист её жизни требовал обновления жилого пространства. Чтобы за спиной не стоял темный силуэт с длинными волосами, чтобы не читал мораль о том, что она мало ест.
Этот дом больше не её. Всё.
* * *
Одиночество. Холодная кровать, тишина, тьма. Куда бы Нейт не смотрел, он видел пустоту. Чувствовал её, осязал. Сердце неустанно билось в груди, слегка влажнел лоб.
Она. Лежит там, в соседней комнате. Чихает, кутается в одеяло. Читает что-то. Она. Совсем не хочет его видеть, думать о нем, или говорить с ним. Его прошлая женщина. И… будущая. Он не хотел размышлять о том, что может быть как-то по-другому.
Однажды она дала ему самый большой подарок. Себя. И как он... распорядился этим подарком? Никак. Махнул рукой, выбросил, когда пришло время.
Самый большой подарок, о котором он только мог мечтать сейчас.
В тот момент, когда она дарила, этот подарок не был нужен. Однако... он от него не отказался. Он его принял. В тот день... когда она впервые разделась перед ним. Впервые прижалась. Шептала, что он самый лучший. Самый родной... он просто сделал то, что от него хотели. Представлял мельком каких-то девушек, которые вызывали интерес, которых ему хотелось увидеть голыми. Но... не её. Она лежала перед ним, а он даже на нее не смотрел. Однако подарок принял. Почему-то.
Стал её первым мужчиной.
Нейт перевернулся на другой бок. Пытался вспомнить хоть что-то, уловить хотя бы кусочек этих воспоминаний, хотя бы ассоциативный образ. Она обнимала его. Что-то продолжала говорить, так тихо, что он почти не слышал. Утыкалась в него носом. Кажется, говорила, что любит его.
Сейчас от этих мыслей подводило живот. Она говорила ему... такие слова.
И даже воспоминаний практически не осталось. Потому что он думал в этот момент не о ней. Даже воспоминаний не осталось, хотя этими воспоминаниями он надеялся хотя бы немного заесть боль. Немного помнил только, какие нежные у нее руки. Помнил и, казалось, слышал неимоверно быстрый стук собственного сердца. Нежные, светлые. Немного неуверенные и неловкие прикосновения. Теплые. Постоянные попытки его обнять.
Теперь было сложно представить, чтобы она снова захотела его обнять.
Если бы он мог вернуться в тот день. Тот самый день, когда она впервые стояла перед ним, и смотрела так. Дрожащими руками расстегивала пуговки на хлопковой рубашке, снимала юбку. Нервно сглатывала, и отводила взгляд, а на красном лице выступал тот самый, больной румянец. Если бы мог вернутся... ему казалось, у него самого бы тряслись руки. Голая Эмма. Голая Эмма, и вся для него. Сам бы нервно сглатывал, и едва бы контролировал кислородное голодание.
Попытался бы сделать её самой счастливой. Чтобы она ни за что не пожалела, что выбрала его. Попытался бы запомнить все в мельчайших деталях: то, как дрожали бы ресницы, как краснели бы губы, как подгибались бы пальцы ног. Целовал бы везде, где бы она только позволила. Делал бы так приятно, как только мог.
Чтобы стать самым лучшим. Оправдывать определение, которым она его называла.
Кровать казалась как никогда холодной. Балдахин раскачивал легкий сквозняк. Нейт тяжело поднялся, и вытер рукавом рубашки мокрые глаза. Медленно подошел, и закрыл окно. Завтра рано на работу. Очень рано, но ему не спалось. Внутри все щемило и болело, а иногда накатывал такой адреналин, что хотелось носиться из стороны в сторону. Сквозь тьму мужчина прищурился, и посмотрел на часы – десять. Может, не так уж и поздно...
Потому что хотелось её увидеть. Страсть как хотелось, ему казалось, если он не увидит, то не уснет до рассвета.
Молодой человек стремглав вышел из спальни, и тут же направился вниз по лестнице. Глаза беспорядочно носились по мебели, ступенькам, дверным косякам. Оказавшись на кухне, он резко открыл один из ящиков, достал оттуда довольно дорогую, небольшую пачку. Рваными, нервными движениями начал перекладывать из пачки печенье на тарелку, чтобы не поломалось. Тяжело выдохнул, и посмотрел на милые, сдобные фигурки.
Подниматься с ними назад было куда сложнее, чем спускаться, и совсем не из-за тарелки. Мужчина сжимал зубы, и обреченно таращился вниз. Ему казалось, что он краснел. Чувствовал это, но тут же тяжело вздыхал. Нервничал, и ничего не мог с этим сделать.
Вновь темный коридор. Невесомыми шагами он подошел, и несколько раз постучал по знакомой светлой двери. Быть может, она еще не спит. Быть может...
Холодной рукой коснулся ручки двери, и нажал её. Неловко заглянул, а затем вошел внутрь.
Сердце тяжело гремело в ушах, а внутренности сбивались в ком.
При тусклом свете фонарика девушка съежилась, и читала какую-то толстую книгу в мягком переплете. Как только в комнате появился гость, оторвалась от содержания, и слегка напряженно подняла брови. В чем дело? Уже довольно поздно. Почему он снова здесь?
– Добрый вечер. – Нейт стал искать глазами, куда присесть. Затем увидел, что на остатке дивана ничего не лежит, и невольно улыбнулся. Чуть-чуть. Вновь что-то отдалось внутри, потому что он мог сидеть рядом. Вплотную. Мужчина прикрыл глаза, и присел, затем тихо продолжил. – Я был на кухне, и... в общем... я принес печенье. Хочешь печенье? Могу погреть к нему молока, или заварить чай. Что скажешь?
– А, ну... – Эмма продолжала недоуменно поднимать брови, затем озадаченно посмотрела на часы. – Чего это ты? Уже поздно, я думала ты ушел отдыхать.
– Нет, я был на кухне. – Он начал сжимать челюсти, но совсем не из раздражения. От нервов. – Увидел, и захотел... тебя угостить. Возьми, они вкусные, ты не пожалеешь. Хоть одну возьми.
– Ну... – Она напряглась. Штайнер вел себя странно. Даже более странно, чем обычно. – Ладно, если ты хочешь... попробую. – Фастер осторожно взяла печенье, и при свете стало заметно, что то был улыбающийся мишка. Она потупила глаза. Чуть откусила, и принялась рассеяно жевать.
– Вкусно? – Нейт с надеждой поднял взгляд. – Я как увидел в магазине... тут же подумал, что тебе могут понравится. – Он подсел ближе. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Эмма выдохнула, и рефлекторно отсела чуть дальше. Мужчина это почувствовал, и опустил глаза. Нарочитая улыбка начала сползать с лица. – Просто ты выглядела усталой. Тебе точно не стало хуже? Я подумал... может, ты захочешь перекусить чем-нибудь вкусным. А хочешь. – Он осторожно поставил тарелку на тумбу, и опустил руки. – Хочешь я сделаю тебе массаж? – Голос становился тише.
– Нет, спасибо, я правда в порядке. – Она неловко пожала плечами.
Штайнер помрачнел. Больше сейчас ему было нечего предложить. Стоило кивнуть, пожелать спокойной ночи и уйти, однако, он не двигался с места. Так и сидел, молчал, и смотрел в пол. Эмма. Он даже чувствовал здесь, как она пахла. Нежно, и едва уловимо. Поджимала под себя замершие перебинтованные ножки, которые хотелось согреть.
От тяжелых, подавленных чувств темнело в глазах. Он чувствовал чудовищное напряжение, и ничего не мог с ним сделать. Напряжение, от которого хотелось придвинуться ближе, даже если она отодвигалась. Однажды диван закончится.
– Я не хочу уходить. – Тихо, и как-то странно сказал молодой человек.
– Что? – Фастер непонимающе вскинула брови, затем тут же их опускала. Пальцы сильнее сжимали книгу.
– Давай поговорим. – На лицо упала темная тень, и несколько прядей волос закрыли глаза.
– О чем? – Эмма выдохнула. Странная тревога захватила тело, и девушка нервно косилась на своего сожителя. Вряд ли мужчина хотел обсудить отъезд или беременность Бел, ведь с пренебрежением обрывал любые темы о ней. – У тебя... что-то произошло?
– Нет. Не знаю. – Он вновь сжал зубы. – Или да. Да, наверно, произошло.
– Что именно? – Она не хотела говорить. Совсем. Но пыталась войти в положение, ведь человеку рядом нужна была помощь. Вроде бы...
– Мне так плохо, что хоть на стену лезь. – С горькой усмешкой ответил он. – По-моему я помешался. Иногда хочется завыть. Или убить кого-нибудь. Так плохо, словно я в одночасье лишился всего. И время... делает только хуже.
– Я... – Фастер нервно сглотнула. Ей было знакомо это чувство, как никому другому. Знакомо. – Тебе... станет легче, со временем. – Она выдохнула. – Что бы там ни было, однажды ты сможешь отпустить. Перегореть, забыться. Ты сможешь, и тогда станет легче. Правда.
– Эмма. – Тихо сказал он, и жутко улыбнулся. – Я не такой сильный, как ты. По-моему... я не умею отпускать. Этой силы у меня нет. С каждым днем я чувствую, что становлюсь все более жадным. Может, я уже похож на маньяка? Что скажешь?
– Я не знаю. – Ей все больше становилось не по себе.
– У меня не будет того, о чем я мечтаю. Потому что я никакой не добрый, и не заботливый. На самом деле я – ублюдок, который позволял себе то, что ни один нормальный человек себе не позволил бы. Ублюдок, я знаю это. Но от этого я не могу перестать хотеть. Не могу перестать желать, мечтать. Эмма. – Уголки рта дрожали. – Прости меня. Прости, что я так поступил с тобой. Ты... любила меня. Так, как... наверно, никто никого не любил. А я все испортил. Я унизил тебя, предал. Мне становится страшно, когда я начинаю думать о том, что ты чувствовала. Что видела, или слышала. И становится так больно, когда я вспоминаю, как ты плакала. Боже... как я такое допустил? – Глаза все еще скрывала тень, и он коснулся их пальцами поверх век. – Моя Эмма из-за меня так страдала. На самом деле... я не заслуживаю подходить к тебе после всего. Я должен был исчезнуть из твоей жизни, но я не могу. Чувствую, как ты на меня смотришь, и все равно не могу. Поэтому мне хочется на стену лезть от боли. Если... если ты что-нибудь захочешь... скажи мне. Скажи мне, я тебя прошу. Когда я могу что-нибудь тебе купить, или что-нибудь для тебя сделать, мне на какое-то время становится легче. Я чувствую, что хоть немного нужен тебе.
– Нейт. – Девушка нервно сглотнула. Затем опустила глаза, и отвела их. – Я давно простила тебя. Я... простила, правда. Не знала, что тебя это так тревожит. Ты можешь встречаться теперь, с кем хочешь, мне стало легче. И я правда на тебя не злюсь. Все в порядке. Все... хорошо.
В комнате послышался тяжелый, приглушенный, истерический смех. С безумной улыбкой мужчина смеялся, и наклонял голову все ниже.
– Я не могу любить того, кого хочу. Я потерял на это право. За это я себя ненавижу, чувствую только вину и боль. И медленно схожу с ума.
– Почему? – Фастер с искренним сочувствием подняла глаза на молодого человека. – Ты не можешь всю жизнь себя корить, и потом, я же простила тебя. Может... я чем-нибудь могу помочь? Чтобы тебе стало легче.
– Можешь. – Сдавленно сказал он. – Ты можешь. А ты... хочешь мне помочь?
– Да, очень. – Она вскинула брови.
– Тогда. – Он поднял на неё тяжелый, затуманенный, мокрый от слез взгляд. – Тогда просто не отталкивай меня сегодня. Я не сделаю больно, я клянусь. Просто... не отталкивай. – Штайнер стал подсаживаться ближе, и тяжело нависать.
– Ты это о чем? – Выражение сочувствия на лице сменялось подозрением, а затем шоком. – Нейт? Что ты хочешь сделать?
– Приятно. – Тихо ответил он, и продолжал придвигаться. – Я... так люблю тебя. Больше всего на свете люблю. Больше всего, больше всех. – Влажные глаза жутко блестели. – Помнишь, ты спрашивала, люблю ли я тебя? Да. Очень. Обожаю. Все время думаю о тебе. Иди ко мне, я покажу, как сильно люблю. Иди сюда...
* * *
«Вот все как повернулось» – человек в белом халате едко усмехнулся, глядя в экран телефона. «Что ж вы так, мистер Штайнер, я на вас понадеялся. Нестабильный псих. Ну ладно» – сверкнули стекла очков. Блики белого света танцевали на железном столе.
«Ничего. Подвинетесь».
Кролики
Он уходит на работу каждое утро, и возвращается домой каждую ночь.
Четверть двенадцатого, снаружи темно.
Все промокло. Холодно. До сих пор идет дождь.
В комнате раздался звук тяжелой, хлесткой пощечины. Она с шоком и страхом смотрела на мужской силуэт над собой, пыталась отползти, но диван заканчивался. Книга вывалилась из влажной от нервов ладони.
– Нет. Нет, даже не думай. – Одними губами сказала Эмма, глядя в мокрые, мутные, сиреневые глаза. – Я не стану с тобой спать, чтобы тебя утешить, Нейт. Не смей.
– Не утешить. Мы просто будем вместе сегодня, вдвоем. Как раньше. – Казалось, ему было совершенно все равно, что его ударили. – Иди сюда. Я, хотя бы, обниму тебя.
Взгляд носился по комнате. Она искала пути к отступлению, но их не было. Однако, Штайнер не двигался больше с места. Замер, нависнув в воздухе, словно пощечина заставила его оцепенеть.
– Только обнять? – Уголки губ опускались вниз. – Тебе нужно только это? И… тебе это поможет?
– Очень поможет. – Он медленно кивнул. – Иди сюда ко мне.
Фастер медленно выдохнула, пока мужчина с нежностью тянул к ней руки. Поглаживал плечи, поправлял мягкое одеяло, и осторожно ложился рядом, на самом краю.
– Мне хорошо только с тобой, я люблю тебя. – Тихо бубнил Нейт, зарываясь носом в мягкие волосы. – Одно время я думал, что у нас нет будущего, потому что ты мне как сестра. Но… с чего ты мне как сестра? За столько лет я ни разу не задал себе этот вопрос. Просто плыл по течению, особо не задумывался о том, кем ты могла бы для меня стать. Я словно… не воспринимал тебя. Сложно объяснить. А потом начал воспринимать… и ужаснулся собственным мыслям. – Лицо исказила нервная улыбка. – Если бы именно ты… была всю жизнь со мной, я был бы счастлив. Мне никто, кроме тебя не нужен. И никогда не был нужен. Если завтра на всей планете останемся только мы вдвоем, я не буду переживать. Я не люблю людей, мне на них плевать. Только если… только тебя. Извини, что я так долго соображал, кто рядом со мной. Тебе было больно, и все из-за меня. Страшно думать об этом. Скажи, что я могу для тебя сделать? Как сделать так, чтобы помочь тебе забыть то, что было?
Она напряглась. Прищурилась, чуть сдвинула брови, и нервно выдохнула. Из окна доносились редкие капли.
– К чему ты ведешь, я не понимаю. – Ладони стискивали одеяло, девушка хотела кашлять, но подавляла этот порыв. – Я не могу быть с тобой всю жизнь, потому что мне тоже нужна семья. Семья, в смысле… муж. Дети, может. Что значит «не воспринимал»? Ты много лет говорил мне, что меня любишь. Ты со мной спал. А потом ты, однажды, пришел и дал понять, что просто привязался с юности, просто жалел.
– Не понимаешь, о чем я говорю, да? – Он ласково погладил Фастер по голове, грустно уставившись куда-то вниз. – Прости. Это правда сложно объяснить. Я не воспринимал тебя, как женщину…
– И при этом ты со мной спал. – Эмма сжала зубы. – Нейт, сколько можно меня трепать? Почему ты говоришь мне все это, зачем? Я простила тебя, клянусь, прошу, хватит всего этого.
– Затем, что я тебя люблю, и мы будем вместе. – Глаза жутко блестели в кромешной тьме. – Всегда.
Он пристраивался рядом. Явно не собирался уходить с этого узкого дивана, все время поправлял одеяло, проверял температуру девушки прикосновением тыльной стороной ладони ко лбу. С грустью качал головой, и бубнил «жар». Возможно, пытался дать понять, что будет следить за самочувствием, чтобы его не просили уйти.
«Мы не будем вместе, Нейт» – одними губами, смаргивая слезы сказала Эмма. «Мне жаль, но мы не будем».
«Ты свободен».
* * *
Он уходит на работу каждое утро, и возвращается домой каждую ночь.
Иногда Фастер вздрагивала, когда слышала хлопок двери внизу, но после судорожно выдыхала. Жар не сходил, легче не становилось. Тело ломило, ощущалось, словно его взбили в блендере, а затем вылепили из получившейся массы форму человека.
Он больше не лез. Практически. Все равно пристраивался рядом, гладил по голове, приносил лекарства и еду. Хотя бы от этого девушке было легче, она прекращала ежиться и бояться, что Штайнер предложит ей секс по дружбе, или вроде того. Не воспринимал как женщину, но любил, и спал с ней. Что это за ересь? Какая из составляющих – ложь, или подмена понятий? Фастер не знала, и не хотела думать об этом, слишком больно. Какая разница? Белиту он тоже, вроде как, любил. А потом, внезапно, нет. А потом, может, опять внезапно полюбит. Однажды Нейт перестал быть для Эммы предсказуемым, он вел себя как зомби, как маньяк или наркоман, которого лишили дозы. Жуткий человек в сумерках с лиловыми глазами, таким она его видела. Начала бы заикаться, если бы он не улыбался, не отворачивался с неловким взглядом, и не пытался помочь.
Потом обязательно говорил «я люблю тебя», целовал в лоб, и смотрел. Просто, с надеждой, смотрел, словно ждал чего-то, или же просто тянул время, чтобы не уходить. Почему он не хотел уходить? Фастер казалось, что Штайнер чувствовал себя ужасно разрозненно, холодно и одиноко. Еще казалось, что он сам не знал, что нес, и просто искал поддержки.
Ей хотелось так думать. Другие варианты пугали, ставили в тупик, вызывали непонимание, страх.
Она не могла понять, что он хочет. Что ему нужно, не могла понять, какие он строит планы на будущее, и строит ли. От мысли, что Нейт навеки хочет оставить все, как есть, по спине шла нервная дрожь. Говорит, что не любит больше никого. Что имеет ввиду? Что хочет жить с другом-сестрой до конца своих дней? Сколько тогда Белит будет еще в их жизни, если он то любит, то нет, то опять любит? Фастер сворачивалась под одеялом в клубок, и закрывала глаза. Не важно, сколько у него будет еще женщин, он свободен. Главное, чтобы не перед её носом. Главное, чтобы не слышать от них, что она тут никто, недочеловек и ничтожество. Партии умниц и красавиц хотелось засунуть подальше от себя, а себя хотелось засунуть подальше от этого дома.
Его дом. Только его.
Внизу послышался хлопок входной двери, отчего Эмма рефлекторно вздрогнула. Он всегда возвращался к ночи, даже если в разное время. Угрюмо поднимался по лестнице, заходил к ней и что-нибудь с собой нес. Сладости, маленькие милые игрушки, которые просто ставил рядом, садился. Спрашивал, как самочувствие, мерил температуру, попутно рассказывая какие-то случаи с работы.
И вот снова его шаги за дверью. Шелест этих шагов пробирал, и Фастер не могла объяснить, почему. Сами собой вздрагивали руки. Вновь темный силуэт в дверном проеме, и тихий голос.
Раздался хруст пакета. Его тотчас сменил сладкий, ни с чем несравнимый запах. Молодой человек медленно приблизился, и этот аромат тут же перебил тяжелый запах алкоголя. Вновь по спине пополз холодок.
– Мой конвертик со сгущенкой. – Тихо сказал он, скалясь, безумным взглядом глядя перед собой. – Сейчас съем тебя. – Нейт присел у неё в ногах, оперся руками на узкий диван, и медленно пополз наверх, нависая над девушкой. – Я так соскучился. – Он продолжал приближаться. – Очень скучал. Иди сюда ко мне. – Мужчина поднял взгляд, и безумная улыбка медленно сползала с лица.
Штайнер видел в её влажных глазах свое отражение. А еще видел страх, шок, и желание только куда-нибудь деться. Он никогда не напивался до этого, никогда. И это пугало больную девушку до дрожи в коленях. Пугало сильнее, чем любой его вид в последнее время.
– Почему ты так смотришь? – Тихо спросил Нейт. – Я же... я не наврежу.
– Ты пьян. – С дрожью в голосе ответила та. – Пьян…
– Совсем немного, я же в здравом уме, все хорошо. – Он с грустью смотрел ей в глаза. Казалось, его ум был сейчас совсем не здравым. – Почему... почему ты продолжаешь так смотреть? Это же я. Твой Нейт. Почему ты смотришь на меня как на чужого человека, словно я могу тебе сделать больно сейчас? – Он взял её руку, поднес ближе и положил себе на грудь. – Я буду делать только приятно. Тебе будет хорошо. Сейчас... тебе будет хорошо. – В ту же секунду Штайнер схватил её за лицо и подался вперед. Коснулся прохладными губами горячей больной кожи, стал импульсивно целовать. Эмма с шоком и тихим стоном раскрыла глаза, схватила мужчину за запястья, однако тот чуть отпрянул и, тяжело дыша, продолжил. – Не отталкивай меня. Если ты не хочешь, я даже не буду раздеваться. Я просто сделаю приятно... и все. – Нейт прижимался, и сквозь брюки с одеялом девушка чувствовала, как тот упирался в её ногу плотным эрегированным членом. Пытался гладить, заглядывать в глаза.
Он снова лез. То, чего она боялась, снова происходило. Снова, словно они вдвоем ходили по кругу, без сил его разорвать. Она отталкивала, а он отталкивался. Затем медленно приближался, и лез снова. Раз за разом, без конца. Угрюмо таращился ей в лицо, поправлял одеяло, обещал сделать приятно. До очередной пощечины.
Она – не для него. В любом из вариантов. Давно пора это принять. Просто принять, и смириться, а не вести себя как ребенок. Раз за разом испытывать боль, и раз за разом надеяться на другой результат.
– Куда мне от тебя деться? – Дрожащим голосом спросила Фастер. – Почему тебе это… так нужно? Почему ты продолжаешь? Белиты нет, и больше не с кем, так?
– Эмма, я просто люблю тебя. – Взгляд снова становился безумным. – Тебе нравится думать, что это по какой-то другой причине, да? Нравится считать, что мне нужна поддержка, и что это пройдет? Мне не нужна гребанная поддержка, мне нужна ты. Никто не нужен, только ты. Что я могу сделать, чтобы это стало понятно?!
Темнело в глазах. Тошнило. Шок и непринятие сковывали тело. Это было то, что она боялась услышать. Боялась, откидывала этот вариант, как невозможный. Нереальный, нездоровый. Безумный.
– Нейт. – Хрипло начала Фастер, нервно сглатывая. – Ты хочешь… все вернуть? Хочешь как раньше между нами?
– Да. – Он поднял грустный взгляд. – Как раньше, только я буду тебя любить. Как женщину, а ни как друга.
– Нейт. – Голос дрожал. – Я не могу. Прости. – Горячие пальцы сжимали пододеяльник, слезы сыпались вниз, впитываясь в ткань. – Ты больше не мой.
Штайнер опустил глаза. Иногда вздрагивали уголки губ, словно он то ли пытался сдержать нездоровую, нервную улыбку, то ли позыв заплакать.
– Я понимаю. Понимаю, время. Просто нам нужно время. Тебе было очень больно, ты как-то смогла смириться, переступить через себя. Но это смирение больше не нужно. Пройдет время, и ты почувствуешь, что в безопасности. Что ничего такого, что случилось, не повториться. – Он опустил голову. – А пока что мы тебя подлечим. Только… не руби с плеча. Дай себе время все осознать, обдумать. Я подожду, все нормально. Помогу, буду рядом, как и всегда. Даже если ты от меня отказалась…
…я все еще принадлежу тебе. И буду принадлежать. Вечно.
* * *
«Я – твой. Я тебе принадлежу. От тебя зависит, больно мне или радостно. Только рядом с тобой я немного прихожу в норму, начинаю чувствовать спокойствие и счастье. Когда я слышу, как ты дышишь, то очень крепко сплю. Когда чувствую твой запах, вижу самые приятные на свете сны. Я не могу отпустить, ты слишком теплая. Все остальные люди холодные, склизкие, омерзительные. А ты... теплая, мягкая, с самым нежным, самым приятным запахом. Даже если я такой же склизкий, как все остальные, все равно не могу отпустить. И не смогу. Буду чувствовать вину за то, что я такой, но все равно буду держать за руку. Слишком хорошо.
Может, я эгоист. Ну и плевать. К черту кислород, я дышу тобой.»
С отсутствующим выражением лица Эмма едва переставляла ноги, пока те шлепали по лужам, направляя девушку в сторону больницы. С листьев капала вода, ударялась о лужи. Небо чуть темнело, и белый силуэт городской поликлиники зловеще возвышался на его фоне. Две недели не виделись. Две недели держалась температура, до сих пор сохранялся приглушенный кашель, однако Фастер все равно шла. Что-то тянуло туда, но иногда она виновато оборачивалась, словно сзади должен был стоять Нейт.
Нейт, который понятия не имел, что Эмма сегодня снова идет на тренировку. Физиотерапия буквально поставила её на ноги, позволила подниматься по лестнице. С переменным успехом носить высокие каблуки. Штайнер всегда смотрел на туфли с неприкрытым высокомерием, словно они были для него осязаемым врагом.
А доктор смотрел с радостью, восхищением, поддержкой.
Больница приближалась. Девушка юрко заскочила в светлое фойе и быстро пошла по знакомым коридорам. Отчего-то на лбу выступала испарина, а сердце билось то ли от предвкушения, то ли от… стыда. Она, почему-то, прокручивала в уме оправдания, по какой причине не приходила на занятия, хотя очень часто писала доктору, что болеет. Тот сердобольно предлагал прийти, принести лекарств, привести с собой коллегу и устроить осмотр. Предлагал, хотя бы, передать апельсинов, и просил писать чаще, все ли с ней в порядке.
Эмма писала. Однако, каждый раз вздрагивала и прятала телефон, когда в комнату заходил другой мужчина. Её… бывший. С лекарствами и компрессами, с нежной, безумной улыбкой.
Стыд, словно она прятала любовника. Хотя какой любовник? Они с Нейтом давно не вместе. Он уже успел повстречаться с кем-то, еще и скандально расстаться, затем снова прийти к ней в постель. Пальцы на руках сжимались в кулаки от досады и обиды.
Темный коридор, распахнутая дверь и свет из нее. Знакомый, синий ковролин. Говорящие меж собой женщины, неловкость, тихий смех. Фастер выдохнула, словно сейчас она вернулась домой, а не пришла из дома в спортивный зал. Такой же знакомый человек в распахнутом халате, который с бессменной улыбкой жестикулировал, объясняя какому-то мужчины принцип ходьбы по порожкам.
– Доктор Даглас. – Она подала голос, и молодой человек тут же обернулся. Медленно поднял брови, и фальшивое дружелюбие на лице дрогнуло.
Он был искренне рад ее видеть.
– Эмма. – Он жестом попросил мужчину подождать, и стал быстро подходить к любимой пациентке. Развивались полы халата, а из кармана торчала ручка с блокнотом. – Здравствуй. Как твое здоровье? Тебе стало лучше?
– Да. – Фастер неловко отвела глаза. – Вот и… вот и я.
– Я соскучился. – Майрон прищурился, и чуть навис. – Как твой, с позволения сказать, «брат»? Я боялся, что из-за твоей болезни он запрет тебя на полгода, и мне придется на танке осаждать его дом, чтобы спасти принцессу, которую взяли в плен.
– Принцесса сама себя спасла. – Девушка ехидно прищурилась, однако тут же добродушно прикрыла глаза. Врач тянулся её обнять, и та легко позволила это сделать. – Если честно, он на работе, и понятия не имеет, что я здесь. Мне нечего… особо рассказывать. Все так, как было. Нейт помогает мне лечиться, опекает, и все в таком духе. Белита с тех пор не приходила, и он говорит… что она не придет. Не знаю, как ему сказать о переезде. Он не примет мой переезд, а драться с ним за вещи я не могу, это что-то из области фантастики.
– Ты не не можешь, ты не хочешь. – Даглас сузил глаза. – Ты его боишься. И физически, и морально. Физически боишься, что он запрет тебя, а морально боишься его расстроить или обидеть. Я понимаю, и не виню тебя в этом, все нормально. То есть… раз его девушка не возвращалась, они совсем расстались, да?
– Выходит, что так. – Эмма пожала плечами и отвела глаза. – Я все рассказала, пока мы писались, ничего нового особо не произошло.
– Понял. – Доктор медленно кивнул, затем, сжав объятия, чуть опустил голову и, как ни в чем не бывало, спросил. – Ты спала с ним? Пока болела. Что-нибудь было между вами? – Сверкнули стекла очков.
Девушка почувствовала, как сердце пропустило удар. Как в миг посинело в глазах, и по телу прошел нервный холод. Начали влажнеть пальцы, а прикосновения врача к её спине стали казаться стальными.
– Вроде бы нет. – Голос дрогнул. – Но я не помню. Был один эпизод… в тот день, когда у меня подскочила температура. Он меня мыл. Потом принес в кровать… и было что-то странное. Я просто не хочу тебе врать, я… ничего не помню, мне было очень плохо. Спала потом почти сутки.
– Вот как. – Даглас медленно, задумчиво кивнул. – Все нормально, даже если что-то было, я просто хочу знать. Я уже говорил про связь с первым мужчиной, и все прочее, и не стану тебя осуждать, если что-то произошло. Отъезд его девушки… такая благодатная почва. – Он потер подбородок.
– Что? – Эмма вытаращила глаза. – Что ты говоришь? Что это… только что было? К чему ты ведешь? – Лицо покрывалось багровым румянцем от внезапного стыда, который перемешивался со злостью.
– Тише, все нормально. Просто пытаюсь донести, что не буду тебя осуждать, если, вдруг, что. – Он расслаблено пожимал плечами. – Я давал менее десяти процентов на то, что твой бывший передумает, но это произошло. А раз произошло, сепарация… может затянуться. Я был бы дураком, если бы ставил условия. Все хорошо, между нами ничего не поменялось, и не поменяется, все нормально.
– Что ты имеешь ввиду? – От последних слов доктора Эмма успокаивалась, но какой-то странный подтекст его слов висел в воздухе. Подтекст, который она пыталась уловить, и не получалось.
