Текст книги "Отпускай (СИ)"

Автор книги: Ольга Сурмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Ночь с плохим концом

Сзади обжег холод лифта, который мерзко пискнул, и двери раскрылись. В лицо ударил подземный, могильный холод, по коже ползли мурашки. Чуть трещала лампа. Сердце стучало так сильно, что в груди ощущалась боль, хотелось что-нибудь сказать, что-нибудь сделать, развернуться и бежать. Куда-нибудь. Почему-то начинала кружиться голова. Эмма попятилась, вновь ощущая спиной металл. Мужчина в белом халате чуть наклонился, равнодушно поднял брови:

– В чем дело, тебе плохо? – Доктор слегка склонил голову. – Душа, скажи, могу я чем-нибудь помочь? Нужно присесть, да? – Он схватил девушку за запястье и поволок в холодный, узкий коридор подвала. В глазах не было ни сочувствия, ни участья, ни, хотя бы, взволнованности. – Ты не могла подцепить тут какую-нибудь заразу? Нужно взять кровь на анализ, проверить. – Губы растянулись в слащавой улыбке. – Зараза – это как раз по моей части.

– Мне нужно на воздух. – Сдавленно шептала Эмма, глядя на человека под простыней. – Оставьте меня в покое. – Тело ощущалось как ватное, темнело в глазах. Холодная ладонь с дрожащими пальцами тянулась к белой ткани, но врач тут же одергивал.

– Воздух – не лекарство. – Слышалось прямо над ухом. – Идемте со мной, сделаю вам укол, станет получше. А если не станет – поставлю капельницу…

– Вы – маньяк. – Прошептала под нос Фастер. – Вы понятия не имеете, что со мной, и уже собрались делать мне укол. Какой укол? Что в нем будет? Зачем вам женщина, вы хотите протестировать на мне что-то?

– Душа, тебе нужно присесть, а потом уже задавать вопросы. – В улыбке показались зубы. – Тебя штормит. Искажается восприятие, подцепила что-то.

– Оставьте меня в покое. – Повторяла Эмма, со страхом глядя себе под ноги. Тошнота усиливалась, а она все еще с ужасом косилась на каталку. На лбу выступал пот, подкашивались колени.

– Идем. – Мужчина потянул девушку вглубь подвала. Где-то потоки воздуха цепляли едкий спирт, где-то пахло хлором. Она спотыкалась на ходу, шаталась, и готова была упасть на плиточный пол.

Одна из дверей была приоткрыта, и за ней раздавалась какая-то возня. Фастер дрожала, по спине полз холодок. Хотелось выкрутить запястье из чужой хватки, но она казалась стальной, словно мужчина был соткан из металла.

В небольшой коморке, возле стены стоял прямоугольный железный стол, по поверхности скользили случайные блики. По столу были раскиданы квадратные контейнеры со склянками, наклейки на которых выцвели. Мигал свет.

Какая-то девушка в белом халате носилась от столика к столику, все время поправляла два неуклюжих хвостика из недлинных, рыжих, жестких волос. Лицо словно очертили циркулем, настолько круглым и объемным оно было, возле носа была россыпь бледных веснушек.

– Доктор Маэда, доброй ночи! – Она широко улыбнулась, но улыбка тут же исчезла, когда незнакомка покосилась на гостью. – А это кто? Это в программу?

– Да, запиши. – Врач кивнул, вновь поворачиваясь к Фастер. – Это моя ассистентка, Ингрид. – На лице мелькнуло раздражение в смеси с высокомерием. Он не относился к своей помощнице серьезно и не воспринимал как равную себе даже близко.

– Я не знаю ни про какую программу, я хочу уйти. – Эмма нервно сглотнула. Голос дрожал, она с надеждой уставилась на ассистентку. – Где здесь выход? Я… пришла, потому что мой друг попал в беду. Мой любимый друг. Я хотела его видеть, и все.

– Да-да. – Отмахнулась Ингрид. – Доктор, сколько кубиков ей? У нее вообще что?

– Мышечная дистрофия Беккера. – С нескрываемым удовольствием огласил инфекционист. – Удивительно, да? В легкой форме, конечно, перед нами же женщина.

– Угу, поняла. – Девушка отколола от ампулы верх и принялась наполнять шприц каким-то раствором. Она легко игнорировала слова пациентки, словно то был пустой звук. Нечто несуразное и нелепое.

– Душа, присядь сюда. – Инфекционист подтащил Фастер к белой кушетке и силой усадил туда. – Не бойся, если тебе станет хуже, я уложу тебя к себе. – Очки блеснули во тьме. – У меня есть в инфекционном несколько свободных палат. Я помогу, не бойся. Больно не будет. – Улыбка казалась совершенно фальшивой. Он просто хотел что-то протестировать, и нашел человека, которого можно было легко использовать. А потом так же легко выбросить, если будет нужда.

– Зачем вы все это делаете? – Голос дрожал. – Доктор, я не буду. Я не кукла, чтобы накачивать меня препаратами и смотреть, что будет. – Эмма медленно поднялась с кушетки. – Я не буду. И если понадобится, я буду с вами драться.

– Драться? Со мной?! – Маэда тихо рассмеялся себе под нос. – Я не люблю драться. С женщинами и с инвалидами не люблю вдвойне. – Ингрид, я отойду на пару минут, утихомирь немного нашу гостью, хорошо? – Мужчина поправил воротник халата, вышел в коридор и прикрыл за собой толстую железную дверь. Как только он это сделал, ассистентка оторвалась от пробирок, прищурилась и с некоторым негодованием выдала:

– Что это за «не буду»? – Вдруг прошипела она. – Ты хоть знаешь, кому говоришь это?!

– Маньяку, который хитростью меня притащил сюда и пытается использовать. – Тихо ответила Фастер, глядя в одержимые, светло-зеленые глаза девушки, которая сжала кулаки.

Казалось, в этих кулаках таилась звериная сила. Подмастерье инфекциониста выглядела как самая спортивная женщина, как пауэрлифтерша, которую только что выдернули с занятий. Прямо сюда, в халат, за пробирки.

– Он – гений. – С восхищением прошептала Ингрид, глядя на дверь. – Ему нет равных. И что значит «буду драться»? – Она довольно усмехнулась. – Доктор Маэда – военный врач, в прошлом. С кем ты собралась драться? – В тот же момент девушка посерьезнела. – То, что он делает, необходимо. Во благо… можно и потерпеть.

– Скажи, ты любишь его? – Вдруг выдала Эмма, глядя в глаза ошарашенной фразой ассистентке. – Мне все равно, во благо или нет, мне это точно не во благо. Ты его любишь, да? Если будет нужно, то и с тобой буду драться. Но никто никаких безымянных уколов мне не будет делать. Я не кукла и не слабачка. – Фастер встала с кушетки. – Мне нужно идти. Пусть найдет себе другую запуганную дуру с дистрофией и её медикаментами пичкает. Ах, и еще. – Взгляд становился стальным. – Он тебя использует. Видит, что ты его любишь, и бегаешь за ним хвостом, поэтому позволяет быть «ассистентом». На деле ты просто служанка на подхвате, которую твой гениальный доктор выкинет при первой же возможности. – Зрачки темнели. – Мне кажется, он не любит сильных женщин.

– Заткнись. – Прошипела Ингрид. – Ты ничего не знаешь. Сядь на место!!

– Нет. – На дрожащих ногах Эмма подошла к раздвижной железной двери и повела её в сторону. – Мне нужно к Нейту. Живой и здоровой, потому что, если у него правда сломана нога, супы будет варить некому. – Губы дрожали. – Когда человек тебя любит, он что-то для тебя делает. Что для тебя сделал твой гений? Притащил ночью на работу, заставил участвовать в сомнительной деятельности. Законной? Едва ли. Ингрид, я пойду. И вам тоже стоит, ночь уже.

– Доктор попросил тебя сидеть здесь. – Жутко зазвучал голос сзади. – Так что ты будешь тут сидеть. – В тот же момент помощница схватила беглянку за шиворот.

– Отвяжись от меня!! – Закричала Фастер и рванула на себя ткань. Послышался шорох рвущихся нитей, девушка схватилась за железную дверь, высунулась вперед и побежала. Сзади раздавался гневный вопль, что-то упало на пол и разбилось. Ассистентка выбежала в коридор и погналась за гостьей.

Коридоры один за другим сменяли друг друга. Пульс звенел в висках, Эмма то и дело натыкалась на выступы в стенах, глядя на одинаковые лампы. Должно быть, врач ушел увозить каталку с человеком, так что единственное, что остается – найти лифт. Подняться наверх, попросить у кого-нибудь помощи. Рассказать, что произошло. В дверях лифта будет проще отбиться от фанатичной служительницы маньяка под прикрытием.

Через пару минут показались заветные железные двери. Фастер стала остервенело жать на кнопку вызова, и кабина тут же отварилась.

За железными дверьми стояли два человека. Один, стиснув зубы, опирался на стену из-за больной ноги, другой, в белом халате скрестил руки на груди взволнованно смотрел перед собой. Эмма дернулась, затем отошла на пару шагов назад, сердце опустилось куда-то в живот, пропустив пару ударов. Задрожали руки.

– Нейт. – Голос срывался. Девушка резко обернулась в поисках преследовательницы.

Никого. Пустой коридор.

– Эмма! – Чуть ли не в унисон произнесли люди. Штайнер встревоженно вскинул брови, затем резко подался вперед, стискивая в объятиях хрупкое тело. – Что ты здесь делаешь? Как ты себя чувствуешь?

Тепло. Мягко. Шум биения чужого сердца. По телу разливался согревающий, мягкий жар, становилось спокойно и легко. Он жив. С ним все хорошо, с ним ничего не случилось. Нейт её искал. Волновался, даже сейчас. Гладил горячими ладонями по спине, поправлял платье. Едва ощутимо трогал волосы, прислушивался к дыханию. Пытался успокоить, заглядывал в лицо, стирал ей капли пота со лба.

– Я пришла потому что ты не отвечал на звонки. – Голос все еще срывался. – Я думала, ты мог умереть. Мне пытались сделать какой-то укол. Мужчина, доктор, инфекционист. – Ком не давал говорить. – И его помощница пытались… не знаю, зачем, может, посмотреть, что будет. Я не знаю. – От шока мокли ресницы. Девушка словно впервые осознавала, что произошло. – Нейт, я… я… я тебя не ненавижу. Прости.

– Ну что, заглянем в гости к моему кузену? – Даглас раздраженно сжал челюсти.

– Конечно заглянем, с большим удовольствием. – Штайнер вытаращил глаза. – Может, он и мне какой укол профилактический сделает? Или компресс поставит?

– Где ты его видела в последний раз? – Физиотерапевт сдвинул брови. – Я мало что могу объяснить. Он занимается исследованиями на трупах вместе со мной, но он занят своим делом, а я – своим. Мы не друзья, мы коллеги. Я знаю не больше, чем те, кто работают с ним в отделении, просто они работают с ним днем, а я – ночью. На этом все.

– Ничего, спросим. – Нейт оскалился. – Может, он сам себе решит укол сделать.

– Туда дальше, по коридору. – Фастер указала рукой направление. Тело бил мелкий тремор. – Может не надо? Может, просто рассказать все главврачу, или кто тут у вас по таким делам? У тебя сломана нога, Нейт, так нельзя. – Она стиснулся в объятиях теплого «брата». – Нельзя. Нужно поехать домой, или, хотя бы, в палату вернуться.

– Я должен согласиться с ней. – Даглас сдвинул брови. – Тебе нужно сесть, ты еле ходишь.

– Закончу тут некоторые дела и поеду домой. – Штайнер вновь оскалился. – Идем к твоему инфекционисту. Человек, который угрожал моей любимой не будет свободно перемещаться на своих двоих.

– Эмма, он хотел только что-то вколоть тебе? – Доктор прищурился. – Это точно все?

– Вроде бы да. – Тремор усиливался. Подкатывала тошнота. – Правда в лифте он мне что-то дал. Сказал, что это успокоительное. – Ноги подкосились.

Девушка со всего размаха упала на холодный пол.

* * *

Ты опять втянулась в неприятности, да? Эмма?

Неприятности шли с тобой рука об руку всю жизнь. Кто-то воровал у тебя обувь в детском доме, из смеха или в отместку, но какая разница. Тебя все равно носили на спине, ты не замечала. Кто-то с хитрой ухмылкой звал тебя в темную подворотню, но этого ты тоже не замечала, потому что, видя жуткий силуэт за твоей спиной, незнакомцы уходили. Всегда.

Он отпугивал буквально всех, даже тех, кто мог стать тебе добрым другом. Но стоило бы оно того? Разве ты очень уж хотела друзей, скажи? Может ты просто хотела… внимания? Тепла? Уважения? Хотела чувствовать себя если не любимой, то уж полноценной. Чувствовать себя кем-то, на кого по жизни не будут смотреть сверху вниз.

Но разве это возможно в полной мере? Всегда найдется кто-то, кто будет смотреть с высокомерием. Из-за твоего пола, возраста, веса. Из-за профессии, взглядов, даже из-за цвета волос. Важно не заставить смотреть на себя как на равную всех подряд, важно окружить себя теми людьми, которые будут смотреть так, как ты этого хочешь.

Нейт, наверно, не вляпался бы в нечто такое, во что вляпалась ты сегодня. Злонамеренный человек к нему даже не подошел бы. Почему? Потому что он, как минимум, мужчина, даже со сломанной ногой. Турбулентный, критичный, физический развитый. Но ты не можешь стать Нейтом, ты можешь быть только собой. То, что ты не он, не плохо. У него нет тех преимуществ, какие всегда были у тебя. К нему… люди не тянутся. От него отшатываются, как от черта, а если и хотят сблизиться, то из личной выгоды.

Ему бывает страшно одиноко. Такого одиночества ты никогда не знала, даже когда он оставил тебя. Настолько проедающего, холодного. Обедом любовь не купить, но он пытается. Ему больше ничего не остается. Без обеда ему не говорили «люблю». Над бездной отчаяния он стоически пытался не смотреть под ноги. Всю свою жизнь.

* * *

Что-то раздражающе пищало где-то в стороне, не было сил разлепить глаза. Свет резал крохотные зрачки между синих век, чуть-чуть дрожали ресницы. Немели руки и ощущались, словно незнакомые, чужие. Хотелось повести ладонью чуть в сторону, но она не слушалась. Ощущение как после тяжелого обморока. Или в минуты пробуждения после лютой попойки. Кружилась голова, пересыхало во рту.

Эмма болезненным взглядом осмотрела палату, какие-то шнуры, которые тянулись к руке, ощутила на лице кислородную маску. Одеяло казалось каким-то невообразимо холодным и тяжелым, словно то было не одеяло вовсе, а бетонная плита, которая лежала сверху. Белый свет скользил по медицинским приборам, где-то рядом раздавалась тихая музыка.

Она с усилием повернула голову, и тут же тело захватила рефлексивная тошнота. То ли от голода, то ли после обморока, то ли от одного вида больницы. События предыдущей ночи всплывали в голове отрывочно и сумбурно, едва склеивались из случайных остатков. Она бежала по коридору, приехала, потому что Нейт сломал ногу…

Где Нейт?

Фастер стиснула зубы, и тут же попыталась встать, только… ноги, почему-то, дрожали. Сильнее, чем когда-либо, и вставать на них было страшно. Тремор захватывал руки, аппарат рядом начинал пищать все сильнее.

Резко раскрылась дверь в палату, и на пороге появился врач. С забранными назад волосами, серыми глазами, в прямоугольных очках.

– Мисс Фастер? – Как-то недоверчиво спросил он, глядя на девушку.

– Я… да. – Язык шевелился во рту с усилием, однако, с каждой секундной ощущался все лучше.

– Доброе утро. – Сдавленно ответил мужчина, и лицо расплылось в доброй улыбке. – Вы меня слышите? Понимаете? – Он тут же вошел внутрь, достал из кармана халата блокнот, и стал записывать в него показания с экранов оборудования. – Время… одиннадцать часов тридцать семь минут.

– П-понимаю. – Заторможено ответила Эмма, сглотнув ком. – Где… где Нейт?

– Вы помните? – Осторожно удостоверился врач. – Что вы помните?

– Н-Нейт ногу сломал. – Сдавленно прошептала она. – Где он? Ему стало лучше?

Взгляд доктора казался каким-то грустным. Сочувствующим, тяжелым и печальным.

– Очень хорошо, что вы помните этот рубеж. Только не волнуйтесь, прошу вас, все нормально.

– С ним все хорошо?! – Аппарат вновь начинал мерзко и быстро пищать, голова от этого писка кружилась все сильнее.

– Да-да, с ним все чудесно. – Поспешил уверить мужчина. – Не беспокойтесь, все хорошо.

– Где он? Могу я его увидеть? – Девушка попыталась сесть, но получалось плохо. Ноги казались спицами, болели, как никогда раньше и совсем не хотели шевелиться. Нужно было прилагать чудовищное усилие, чтобы согнуть их в коленях, а когда это, наконец, получилось, они задрожали.

– Мисс, нет, постойте. – Тут же засуетился Доктор. – Не надо вставать, вам все принесут. Ваш молодой человек приедет, как сможет, ему сообщат, что вы пришли в себя. Полагаю, сейчас он на работе. – Взгляд вновь становился грустным. – Он приезжает к вам каждый день. В любую погоду, в дождь, в холод. Ни дня не было, чтоб он не приехал. И сидит тут до закрытия посещений.

– Не поняла. – В горле разрастался ком. Фастер перевела взгляд на прикроватную тумбу, на которой стоял огромный букет из белых роз, а рядом стояли открытки, подписанные разными почерками.

По телу прошел озноб, холодела спина. Ватными ладонями девушка попыталась коснуться лица, но тут же посмотрела на свои предплечья и отшатнулась. Действительно спицы, только не ноги, а руки. Узловатые, голубые пальцы, сиреневые венки.

– Что со мной произошло? – Глаза мокли. – Сколько я лежу тут? – Эмма перевела взгляд за окно.

С неба хлопьями шел снег.

Руки плетьми упали на постель. Капли слез падали вниз, и тут же впитывались в белый пододеяльник. Фастер стиснула зубы и тяжело, горько разрыдалась. Соленая вода оставляла на щеках розовые полоски, слипались меж собой ресницы. Девушка с ужасом посмотрела на собственное отражение в окне: под глазами пролегли глубокие синяки, губы потрескались и побелели, кожа напоминала тонкий пергамент. Только волосы были заплетены в аккуратную, милую косу на одну сторону. Одинаково коротко, но красиво подстрижены ногти.

– Шестьдесят семь дней. – Тихо ответил врач. – Соматогенная кома токсического типа. Вы пережили анафилактический шок на снотворный препарат. Циклически возвращались в сознание семь раз, но во время пробуждения речь была бессвязной. Вы ничего не помнили, никого не узнавали, затем вновь погружались в коматозное состояние. Я счастлив видеть вас сейчас с возможностью коммуницировать. – Мужчина растянулся в искренней улыбке. Он действительно был счастлив. – Была вероятность полной или частичной утраты воспоминаний, утраты… функций головного мозга. Но мы строили благоприятные прогнозы. В первый раз вы пришли в сознание спустя пять дней, и пробыли с нами практически восемнадцать часов. Периоды пребывания увеличивались, со временем, в последний раз вы были в сознании почти пять дней, и понимали речь, однако…

– То есть я могу через неделю отключиться снова? – Сдавленным, дрожащим голосом спросила Фастер.

– Я не думаю, что это произойдет. – Уклончиво ответил доктор. – Сегодня вы мало того, что понимаете мою речь, вы можете связно и здраво говорить со мной.

– Шестьдесят семь дней в общей сложности? Или только без сознания?

– В общей сложности. – Облегченно ответил мужчина. – Глубокая кома ведет к необратимым изменениям в структуре головного мозга, но вы очень сильная, мисс. Вы семь раз приходили в себя, и что это, если не воля к жизни, я не знаю. Такие случаи можно пересчитать по пальцам. Вы… были с нами. Находились в состоянии между ступором и стопором. Вы говорили с нами, а это уже не кома. Все будет хорошо.

– Мне это ни о чем не говорит. – У девушки дрожали губы. – Я похожа на мумию.

– Вам предстоит вновь обучиться есть, ходить…

Голос врача прервал жуткий, горький смех.

– Да сколько ж можно мне учиться ходить?! Я все лето училась ходить, сперва так, потом на каблуках, и теперь все заново?! Серьезно?!! Все заново?! – Смех становился истерическим.

– Мне очень жаль. – Мужчина тяжело вздохнул, затем перевел безучастный взгляд в окно. – У нас холодная осень. В начале ноября уже выпадает снег. Тает, правда, но выпадает.

– К чему вы говорите это? – Прошептала Фастер.

– К тому, что… к лету, думаю, у вас все получится. Вы сделали это однажды, сделаете это еще раз. Вы справитесь. У вас есть… опыт.

– Я не хочу справляться. – Она проглотила ком. – Я устала справляться. Начинать все снова и снова. Сколько можно, раз за разом… я не смогу. У меня дистрофия, руки стали как палки, страшно смотреть на ноги, я не могу… У меня не выйдет снова нарастить нормальную мышечную массу, не из такого состояния. – Голос срывался в истерику. – Мне же… инвалидная коляска светит, да?

– Почему вас раньше это не останавливало? – Тихо спросил врач. – Почему раньше вы не оправдывали бездействие инвалидностью, а теперь оправдываете?

– Мне больно. – Призналась Эмма. – Мне больно, не могу. Как же мне больно. Почему все это свалилось на мою голову? Почему все так? Я столько раз едва не умирала, и все никак не умру. Это как… какая-то насмешка.

– Говорить так о себе – издевательство над теми, кто был рядом с вами все это время. – Мужчина сдвинул брови, и меж них пролегла глубокая морщинка. – Вы живы, потому что ваш организм справлялся. Вставал на ноги и шел дальше. Знаете, почему он справлялся? Потому что вы этого хотели. Сила не в том, сколько на вас сейчас мышц, или сколько их на вас еще будет. Сила в том, как сильно вы хотите встать, и что для этого готовы сделать. Здесь, в больнице, всякое бывало. От духовной слабости умирали физически сильные люди, а слабые вставали и возвращались в социум. Вы себя к какой из категорий причисляете?

– Мне придется начинать все заново. – Шептала Фастер. – Снова и снова.

– Снова и снова. – Кивнул доктор. – И вам помогут. Вы справитесь, как и всегда. Сможете. На данный момент ваши внутренние органы практически в полном порядке, вы попадете в стационар, где будете разрабатывать мышцы и суставы. Учиться поднимать руки и ноги.

– Однажды нечто подобное мне уже говорил другой врач. – С грустной улыбкой сказала Эмма. – Словно во сне.

– Доктор Даглас. – Мужчина кивнул. – Он был вашим лечащим врачом раньше, когда вы занимались, я видел. Очень часто к вам заходит. И верит, что вы придете в себя. Встанете на ноги, и всех покорите своими каблуками. – Лицо исказила добрая, мягкая улыбка.

– Где он сейчас? – Фастер слабо улыбнулась в ответ. – Его можно увидеть?

– Сейчас нет, к сожалению. На данный момент, настолько я знаю, он на курсах повышения квалификации. Поговаривают, его хотят перевести в штат хирургов-травматологов.

– Я рада за него. Очень. Мне кажется, он всегда об этом мечтал. – Улыбка становилась грустной. Она действительно была рада, но осадок оттого, что сейчас никого из близких нельзя позвать, все же, оставался. Нейт на работе, а её физиотерапевт, выходит, теперь не только физиотерапевт. На курсах. Кто вообще может быть рядом? Кому звонить? И стоит ли звонить?

Снег хлопьями оседал на пожухшую траву и не таял. Закрывал собой ветви деревьев, налипал на них, и те превращались в рыхлый белый кокон с темной сердцевиной. Красиво. Заметало этим снегом дороги, и люди кутались в легкие пуховики. Подступала зима.

* * *

Она вздрогнула, когда вновь открылась дверь в палату. До пяти вечера оставалась еще уйма времени, и девушка непонимающе уставилась на вход, затем брови медленно поползли вверх.

Запыхавшийся, в распахнутом сером драповом пальто в проеме стоял Нейтан. Широко раскрытыми глазами уставился на любимое лицо, словно видел его впервые. Тяжело дышал, пока взгляд скользил по худому изможденному телу в больничной сорочке.

Он медленно прошел внутрь, прикрыв за собой дверь. Немного хромал на одну ногу, но то было практически незаметно. Молча подойдя к кровати, мужчина осторожно присел рядом. Только сейчас Фастер заметила, что её кровать была сильно подмята с одной стороны, словно на ней кто-то часто лежал. Очень часто.

– Привет. – Тихо сказал Штайнер, шокировано коснувшись ноги под толстым одеялом, так осторожно, словно конечность была сделана из соли или сахара. – Ты понимаешь, что я говорю?

– Привет. – Она нервно сглотнула и слабо улыбнулась. – Да. И я… я помню, в общем. Я все помню.

Нейт ошарашенно кивнул, затем стал инстинктивно подсаживаться ближе. Пытался нащупать под одеялом руку, чтобы взять её.

Когда взял, Эмма снова вздрогнула. Горячая и сухая ладонь. Не покидало чувство, что прошло совсем немного времени, а он смотрел так, словно прошла целая вечность. Странно, неловко улыбался и часто моргал, будто пытался сморгнуть лишнюю соленую влагу. Чуть-чуть вздрагивал уголок рта.

– Нейт, все хорошо. – С грустной улыбкой сказала Фастер. – Мне сказали, у меня благоприятный прогноз. Что я… приду в норму, со временем.

– Да. – Мужчина несколько раз кивнул. – Конечно, мы поставим тебя на ноги. Мы… тебя подлечим. – Он протянул другую руку, и мягко обвел ею овал лица девушки. – Я помогу тебе подняться. – Казалось, эти слова звучали искреннее, чем когда-либо. Шли от самого сердца.

– Спасибо. – Чуть дрогнул подбородок. – Справлюсь. Смогу. Не подведу, обещаю.

– Я не хочу, чтобы ты была инвалидом. – Мягким шепотом сказал Нейт. – Потому что это чудовищно. Прости меня. Я не хочу для тебя такой участи, ты не заслуживаешь всю жизнь провести в кровати, глядя в окно. Что бы не случилось, я всегда буду рядом с тобой. Всегда. Но нужно, чтобы ты была здорова и счастлива. Не представляешь, как больно, когда любимый человек лежит и недвижимо смотрит в потолок. Тебе, должно быть, было бы еще больнее. Ты должна съездить на море. Получить свою ракушку, смочь съесть булочку. – Мужчина слабо улыбнулся. – Да и каблуки сами себя не наденут. Ты… сможешь. Уже смогла, и сможешь еще раз. Я в тебя верю. – Он подсел еще ближе. Потянул руки вперед, сгреб в объятия лежащую на подушках девушку и тяжело выдохнул. Уткнулся носом в волосы, ощущая лишь легкий запах медикаментов.

Прохладная рубашка, едва ощутимый стирального порошка. Эмма чуть поежилась, но несколько раз кивнула и попыталась обнять в ответ. Тело быстро согревалось, но все еще мерзли ноги. По-прежнему вздрагивал подбородок и, почему-то, снова бесконтрольно лились слезы из глаз. Она шмыгала носом, хотя пыталась не подать виду, что плачет. Тут же горячая ладонь коснулась головы и погладила Фастер по волосам.

Раздались какие-то странные, тяжелые звуки, напоминающие сдавленные хрипы.

Все-таки разрыдался.