Текст книги "Отпускай (СИ)"

Автор книги: Ольга Сурмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Ему льстило все. Льстило, что из всех детей и воспитателей она говорила только с ним. Что если начинала, вдруг, плакать, то не успокаивалась, пока он не придет. Что лезла обниматься, потому что он горячий.

Ведь Штайнера уже два года никто не обнимал.

Льстило, что она никак не хотела отпускать его ночью, потому что боялась темноты и одиночества. Не хотела, и он оставался. «Безногая», как её прозвали, Эмма. Единственный человек в приюте, которому было лучше с ним, чем без него. Единственный человек, который по нему скучал.

– Хочешь поиграть во что-нибудь? – Ласково спросил Нейт, и склонил голову на бок.

– В куклы. – Девочка с надеждой подняла глаза, потому что рядом кукол не было.

– Значит… – Мальчик задумался. – Значит будут куклы. Да, я раздобуду тебе куклы.

– А ты поиграешь со мной? – Она сжала в кулачках край его футболки.

– Я? – Штайнер слегка сконфузился, однако, видя круглые блестящие зрачки, которые с предвкушением на него таращились, улыбнулся и кивнул. – Поиграю. Как ты хочешь?

– В принца и принцессу. – Хватка усиливалась.

– Ну. Тогда я буду принцем. – Он снисходительно кивнул.

– Принца похитит злая колдунья, превратится в принцессу, и попытается на нем жениться! Но принцесса разгадает план и спасет принца! А в конце они вдвоем будут лежать в кровати. – Девочка довольно заулыбалась, а Нейт, казалось, выглядел еще более сконфуженным, чем вначале.

– Может принц спасет принцессу? – Мальчик поднял брови. – И злая колдунья похитит её? Или злой колдун…

– Ну ладно. – Эмма пожала плечами. – Давай так.

– Принц должен спасать принцессу. – Штайнер с улыбкой поднялся, и чуть сузил глаза. – Никак не наоборот.

Он в очередной раз спускался вниз. В очередной раз его провожали настороженные, неприязненные взгляды прохожих разного возраста, а привычные старые ступени отвратительно скрипели под кроссовками. Мальчик до и дело заглядывал в девичьи спальни, но тут же фыркал, и шел мимо.

В какой-то момент он замер. Две девочки, немногим старше Эммы сидели на ворсистом, бежевом ковре в пустой комнате. Что-то друг другу говорили, смеялись. Одна из них держала в руках две довольно новые куклы, и еще две лежали в стороне. Штайнер вошел внутрь, прищурился, и тут же тяжело, отвратительно заулыбался.

– Сегодня на улице хорошая погода. Не хотите пойти… погулять?

– Что тебе надо, Нейт? – Враждебно спросила одна из них, и тут же съежилась, когда подруга едва заметно ущипнула её за ногу.

Им не хотелось проблем.

– Ну… я возьму у вас эти куклы. Одной больной девочке они очень нужны. А вам… хорошо бы пойти погулять. На улице солнце.

– Это Эмме что ли? – Та, которую ущипнули, продолжала говорить, но все сильнее сжималась. Отстранялась. – Это мои куклы…

– Какая ты жадная. – Взгляд лиловых глаз становился все злее. – Тебе не стыдно? Ты можешь пойти погулять, а она – нет. Ты можешь бегать, а она – нет. Ответь мне на вопрос, тебе не стыдно?

Она молчала. С дрожащими губами уставилась на ковер, и никак не могла найти, что сказать.

– Мы не доиграли. – Тихо отозвалась вторая, тоже глядя куда-то в бок.

– Тогда доигрывайте, а я пока тут постою. Подожду. – Мальчик сложил руки на груди и ухмыльнулся.

Они так и сидели. С раздражением и обидой переглядывались, но, в конце концов, та, которая держала куклы, медленно протянула их Штайнеру.

– Это правильный поступок. Учитесь поступать правильно, и заботиться о тех, кому хуже, чем вам. Никто не любит эгоисток. – С лица не сходила мерзкая, фальшивая улыбка.

Ему нравилось, что его боялись. Боялись даже поздние подростки, которые тихо вставали ночью, и встречали его холодный, жуткий, наблюдающий взгляд. «Он хоть когда-нибудь спит?» – с нервной усмешкой спрашивали они друг у друга, и не знали, что да. Просто очень чутко. Штайнер чувствовал их замешательство рядом с ним, чувствовал, и злорадствовал. Ликовал.

Они все идиоты. У них идиотские шутки, темы для разговоров, даже мысли идиотские. Кубик Рубика не могут собрать, позорище. Ему нравилось слово «биомусор». Иногда он его употреблял.

Нейт с пренебрежением относился к потенциальным приемным родителям. Особенно, видя, как периодически возвращали других детей. Его-то уж точно вернут, потому что он «злой». И мальчик с высокомерной ухмылкой смотрел на любую возможную семью. Никто не возьмет ребенка, который в восемь лет своими глазами видел, как зарезали его отца и мать. Он видел смерть, и «биомусор» это отпугивало. Трусливые идиоты, которые возомнили себя родителями.

Ему больше не нужны родители. Кому они вообще нужны?

И друзья не нужны. Как можно дружить с этими тупыми отбросами? Которые только и делают, что прячут под подушкой тайком добытые журналы с голыми женщинами. Унизительная мерзость. И вот с этим нужно дружить? Да Штайнер лучше себя велосипедом переедет, чем заговорит с кем-то вроде них.

И девочки тоже мерзкие. Глупые, как и все остальные. Нейт с усмешкой повторял сам себе, что ни за что не женится. Вырастет, и будет гениальным ученым. Будет… гениальные вещи делать. Построит вечный двигатель, или изобретет оружие массового поражения.

Вновь под ногами скрипели ступени. Мальчик быстро прошел по коридору. Залетел в комнату, поднял глаза на сидящую в одеяле четырехлетнюю девочку, и неловко улыбнулся.

– Куклы! – Голубые глаза на её лице становились все больше.

– Да. – Штайнер кивнул. – Я же сказал, что принесу. Раз я сказал, значит, так и будет. – Он подошел ближе, присел рядом. Хотел, было, протянуть куклу, но Эмма тут же потянулась обниматься.

– Нейт… – Тихо бубнила она, зарываясь мокрым носом в его футболку. – Нейт, я тебя люблю.

Он медленно раскрыл глаза. По спине поползли мурашки, мальчик медленно кивнул, и погладил малышку по голове.

Теплая. Согрелась.

Люди – биомусор.

И все же так приятно, когда кто-то обнимает. Как приятно слышать «я люблю», искренне, от всего сердца. Настолько приятно, что становилось стыдно. Ему, вроде как, не нужна семья. Родители, или друзья. Не нужна, он сам так сказал. Но, может… Эмма. Чуть-чуть. Все равно пропадет без него.

* * * 14 лет назад

Молодые ростки множества личностей беспощадно перемалывают гигантские жернова нашего существования. Мира. Выступы на этих жерновах – наши семья, друзья, школы и институты. Этот пресс давит из ростков муку, и выпекает, затем, социально приемлемую обертку. Выпекает «пирожок», внутри которого продолжают жить страхи. Деструктивные, больные желания, мерзкие влечения. Все тягостное и стыдное.

Любите пирожки?

Стоит попробовать надкусить один. С чем он будет? Может, с клубникой, которая нравится. Может, со сгущенкой, которая нравится еще больше. Может, с облепихой или клюквой, которая не нравится, но нравится кому-то еще.

А, может, с гвоздями.

Но не высокомерно ли сравнивать людей с выпечкой?

Нейт думал – нет. Именно такого определения люди и заслуживали. Аморфного, вещевого, безликого. Пирожки деперсонализованы. Они все одинаковой формы, размера, пахнут примерно одинаково… одинаково отталкивающе, потому что Штайнер, по иронии, выпечку недолюбливал. Из всех сладостей он с удовольствием ел только фрукты и шоколад, сладкое тесто его совсем не прельщало. Казалось через чур сухим, пресно-приторным, и оставляло в животе ощущение, словно поел и не поел одновременно.

А, вот, Эмма пирожки любила. Очень, просто обожала, особенно с вареной сгущенкой из слоеного теста. А еще с маком, малиной, и лимоном. Нейт всегда с мягкой, снисходительной улыбкой смотрел, как она их жевала. Сперва свою, потом его, а потом… чью-нибудь еще, если Штайнеру везло встретить сверстника в коридоре. Зачем другим детям сладости? Нужно уметь делиться, если рядом инвалид. Нужно. Необходимо.

…или молочных зубов можно лишиться раньше, чем то предполагала природа.

Эмма хочет булочку, значит, она её получит. Хотелось показать, что кому-кому, а ему она точно доверилась не зря. Что он несоизмеримо лучше всех тех, кто сейчас смеялся на заднем дворе. Умнее, сильнее, правильнее. Что Фастер не зря его любит.

Любит, Нейт искренне верил в это. В детском доме не принято говорить «я люблю», а Эмма… часто так говорила. Только ему.

Она красными глазами смотрела за оконное стекло, где другие дети гоняли обшарпанный старый мяч по бирюзовой траве. Парень внимательно следил за её зрачками, затем прищурился, и с порицанием спросил:

– Хочешь к ним?

– М? – Фастер отвлеклась от окна, и неловко опустила взгляд, словно её поймали за чем-то постыдным. – Н-нет.

– Если хочешь погулять, я тебя вынесу. Нужно тепло одеться, и… найти твои ботинки. Кто из ублюдков их спрятал? Пойму кто – душу вытрясу. – Штайнер лязгнул зубами, хотя тут же спохватился и улыбнулся. – Нормально все с ними будет. Но прощать такое нельзя.

Голос сломался. Иногда Эмма вздрагивала, когда его слышала, но, в целом, привыкла. Девочка сглотнула ком, затем отвернула лицо в сторону, и закашлялась. Явно не хотела показывать, что кашляет, но терпеть уже не было сил.

– Мы сходим с тобой на улицу, но не сегодня. – Нейт заметно напрягся. – Так и не прошел кашель. Тебе точно лучше?

– Да, я выздоровела. – Она стиснула зубы, уверенно кивнула.

– Нужно тебе температуру померить. – Парень с подозрением сузил глаза, затем медленно встал со скрипучего стула, и молча стал помогать девочке взбираться к нему на спину.

Его лицо становилось каким-то неловким и печальным. Время шло, а Фастер по-прежнему казалось ему ненамного тяжелее нескольких толстых энциклопедий. Судя по той таблице, которую Штайнер нашел в интернете, Эмма имела недобор веса, примерно, в девять килограмм. Критично. Очень, но воспитатели, казалось, не обращали на это никакого внимания. Отмахивались, и выдавали нечто, в духе: «ну, конституция у каждого своя». «А что? Мышцы не работают, вот и не весят».

Бесило. Она не заслуживала такого отношения. Мягкая, умная, добрая, послушная. Самый замечательный человек в целом мире, с которым, несмотря на возраст, было удивительно интересно говорить вечерами. Фастер всеми силами пыталась понимать, и вникать в то, что нравилось Нейту. Получалось. В свои восемь лет девочка могла объяснить закон всемирного тяготения, все законы Ньютона, законы Дальтона и Паскаля. Немногие взрослые могли этим похвастаться, а Эмма, пока плела пояс для любимой куклы, могла объяснить. Именно объяснить, а не зачитать наизусть зазубренное определение. И Штайнер приходил от этого в немыслимый восторг.

Он готовился. Через четыре года он либо попадает в список тех, кто силой своих стараний получает бесплатное место в университете, либо… пополняет ряды курьеров и грузчиков. Долго проживет Фастер на его зарплату курьера? Даже думать об этом было мерзко. Теперь Нейт жил не только для себя. Была цель оправдать надежды человека, который в нем нуждался.

Надежды человека, который его любит. Не просто так же?

Он медленно поднимался наверх, иногда за окнами слышались раскаты грома. Начинался дождь. Войдя в привычную комнату на три кровати, Штайнер улыбнулся и сказал:

– Ну все, слезай. Полежим, почитаем что-нибудь вслух, все равно дождь. Ты, помню, хотела про мостостроение, начнем как раз. Мне все равно сдавать это, а сроки смещаются только в одну сторону. – Улыбка становилась неловкой.

Она не ответила.

Маленькие, бледные ладони соскользнули с его плеч. Парень стал отпускать её ноги в старых серых штанах, которые до этого придерживал в коленях. Через секунду за его спиной послышался грохот.

Он резко обернулся. Глаза рефлекторно расширились, и в них застыл тяжелый, сумасводящий ужас. Фастер, словно кукла, лежала полу и не издавала никаких звуков. Только редкий, сдавленный хрип. Волосы раскидало по светлому ламинату, зрачки закатились под приоткрытые верхние веки. Все вокруг внезапно побледнело, а по спине пополз холод. О стекло ударялись капли дождя.

Штайнер ринулся к лежащему на полу телу. Его знобило, и всегда горячие руки в одночасье похолодели. Большим пальцем он искал на детском запястье пульс, а когда нашел – тяжело выдохнул. Начал остервенело рыться в кармане черных джинсов в поисках телефона, вынул гаджет, и нервно от него отшатнулся.

Сети нет. Гроза.

Скорая не приедет, если её не вызвать. Парень поднял горячее тело, положил на кровать, и наспех накрыл одеялом, затем рывком вышел из комнаты. Никого. Темный коридор освещали периодические вспышки молний. Когда кто-то нужен – никого. Нейт резко ворвался в одно из помещений, где обычно отдыхали воспитательницы. Тучная женщина, сидящая в старом бежевом кресле, выронила на пол чашку с чаем, и та раскололась ровно на две половинки. Коричневая жидкость растекалась в лужу, впитывалась в серый ковер, и от неё шел едва заметный, ароматный пар.

– Штайнер. – Практически обреченно просипела она, вжимаясь всем весом в спинку кресла.

– Телефон. – Прорычал он. – Твой телефон, сейчас. Срочно вызывай скорую, Эмма до вечера может не дожить.

– Стой, что? – Воспитательница медленно поднимала брови. – То есть как? Объясни по порядку, что…

– Я тебе сейчас так объясню, что останешься без волос!! – Рявкнул Нейт, и тяжелая рука ударила стену возле её головы. – Если из-за твоей болтовни она умрет – я руки тебе сломаю. Ноги.

Женщина, с ужасом глядя в мутные от гнева глаза воспитанника, судорожно полезла в сумку. Белесые, от гнева и бессилия. Он походил на зомби, когда его бледное лицо искажала первобытная, чудовищная злоба.

– Ей плохо. – Сквозь зубы повторял он, словно на автомате. – Она не выздоровела. Ей плохо, ей стало хуже. Дышит с трудом. Эмма. – Зрачки скользили по комнате, биение сердца отдавалось в ушах, словно отбойный молоток. Волны гнева то и дело сменял ужас, но его тут же вновь накрывал гнев.

Он выхватил из рук воспитательницы телефон, и отшатнулся. Сети нет.

– Я поищу жаропонижающее… а вечером вызовем скорую. – Осторожно пролепетала женщина. – Я не знала, что все так плохо… но скорая не приедет сейчас, Нейтан. Гроза, мы просто не дозвонимся.

– Кому ты собралась его давать? – Одними губами спросил Штайнер. – Она без сознания. Машина. Есть у кого-нибудь здесь машина?!

– Откуда ей взяться? – Воспитательница нервно отодвинулась. – Как это без сознания?! Нужно найти нашатырный спирт, и... – Она собиралась встать. Новость воспитанника поднимала женщину с кресла, при чем так быстро, словно мягкая подушка под ней в одночасье нагрелась до двухсот градусов.

– Скотч. – С обезумевшим взглядом прошептал парень. – Найди мне скотч, сейчас. Или, я клянусь, я сломаю тебе руку. Занесешь его к Эмме в комнату, и проследишь за её состоянием, пока меня не будет. Услышала? – Он резко развернулся, и полубегом пошел прочь из комнаты. Воспитательница чувствовала, как дрожали её губы, однако, тут же спохватилась, вскочила, и побежала в маленький, вечно пустой лазарет.

Нейт не видел перед глазами ничего, словно их закрывала пелена. Туман. Не помнил, как сбивал с ног других детей, расталкивал всех в стороны и проклинал все, на чем стоял этот свет. Проклинал за несправедливость боли. Стальными руками Штайнер вышвыривал посуду из ящиков на местной кухне, стеклянные бутылочки, керамические тарелки. Они с грохотом разбивались, парень тут же наступал на них, и стекло хрустело под подошвами кроссовок.

Руки тряслись.

В какой-то момент, когда он открыл очередной железный ящик, губы растянулись в неадекватной, безумной улыбке. Мокрыми от холодного пота пальцами Нейт хватал толстые упаковки пищевой фольги.

Он возвращался, перешагивая по несколько ступеней старой лестницы. Ворвался в лазарет, и женщина вздрогнула, держа в руках вату с нашатырным спиртом.

– Пришла в себя? – С тихой надеждой спросил Штайнер, но воспитательница испуганно покачала головой. Она опустила взгляд на одеяло, где рядом с девочкой лежал моток скотча.

– Отойди. – Прорычал Нейт, разматывая тончайший металл. Парень проглотил тяжелый ком, и принялся обматывать ноги и руки ребенка пищевой фольгой, в несколько слоев. Женщина с удивленным недоумением смотрела на это зрелище, однако, спросить не решалась. На срезах он закрывал фольгу скотчем, нервно гладил девочку по голове. Сколько времени? У него… есть время?

Когда странная одежда была закончена, Штайнер схватил её за руки, и стал пристраивать у себя на спине. Голова, как камень, моталась в разные стороны. Трепались волосы. Все тем же скотчем Нейт стал приматывать Эмму к себе, склеивать её руки меж собой перед своей шеей. Руки, завернутые в странные металлические «варежки».

Рваным жестом парень сдернул одеяло с кровати, и стал крест-накрест обвязывать вокруг себя.

– Понесешь в больницу? – Тихо спросила женщина, отступив на шаг назад. – Надень хоть дождевик мой. И зонт возьми.

– Сделаешь вид, что не видела? – Штайнер сжал зубы.

– Её лечили по предписаниям врача. Лекарства давали по часам. Если ей стало хуже, это не моя ответственность, а человека, который ставил ей диагноз. И мне не надо, чтобы на меня потом спустили всех собак. – Она пыталась говорить нарочито-спокойно, но глаза все равно нервно бегали по полу.

Смерть в детском доме испортит статистику. Лишит премий на многие месяцы, возможно даже лишит работы. Проще было сделать вид, что полоумный, психически нездоровый пацан похитил девочку, и она не пережила побег с ним. А еще… «безногую» Эмму, все же, немного было жаль. Немного, потому что дети приходят и уходят. Их десятки. Сотни. Кто-то больной однажды умирает. Но в жизни всегда… кто-то умирает. Что уж теперь.

– Крыса. – Нейт вытаращил глаза и жутко улыбнулся. – Тварь. Если бы это был твой ребенок, ты бы сейчас из кожи вон лезла. Мелочная гнида. Хочу, чтобы все вы сдохли, а перед этим, чтобы сдохли ваши дети. – Он резко, почти бегом вышел из лазарета, и тут же рванул в комнату воспитателей. Дождевик, зонт. Это все нужно не ему, это нужно Эмме. За спиной иногда раздавался хрип и рефлексивный, тихий кашель.

Сейчас Штайнер был рад слышать эти звуки. Намного лучше, чем молчание.

Он с безумным, обреченным видом вышел на улицу. Длинные волосы тут же начинали намокать, несмотря на зонт, и влага с них сыпалась на асфальт. Если он будет бежать, еще есть время. Есть шанс. Он достаточно силен, чтобы бежать. Быстро, долго. Но… умно ли это делать с маленьким человеком за спиной, который завернут в фольгу, в грозу? «Умрем вдвоем» – вертелось у него в голове, но Нейт тут же отвергал эту мысль. Нельзя позволять себе таких отчаянных выпадов.

Отчаянных. От мысли, что истощенная девочка умрет у него на спине, заходилось сердце. Больше не будет объятий. Совместных чтений книжек, долгих разговоров темными вечерами. Больше не будет «я люблю тебя». Почему-то люди, которые были Штайнеру дороги, умирали. Умирали перед ним, прямо у него на глазах. И ни полиция, ни скорая не приезжала вовремя.

* * *

Вода. Много воды. На зеленой кушетке, казалось, скопилась лужа, но Нейт этого не замечал. Волосы прилипали к черной футболке, которая с возрастом парня меняла только размер, но не фасон и не цвет. Глаза недвижимо таращились на крупную кафельную плитку на полу.

Её увезли. Что теперь будет? Это даже не детская больница, но её тут же увезли. В ушах так и звенело «респираторный дистресс-синдром». И что-то про жидкость в легких. По спине шли волны мурашек. Парню, вроде бы, было холодно, но холода он не чувствовал. Руки все еще дрожали. Сколько времени он тут сидит?

Что если у неё еще что-то хроническое? Откуда у приюта деньги на лечение? Штайнер обхватывал пальцами лоб, и сильно его сдавливал. У него нет денег, чтобы помочь. Ему четырнадцать лет.

А что если сейчас выйдет врач, и скажет: «мне очень жаль»?

Капли слез падали на холодный кафель. Зубы сжимались до боли в челюстях, а тело тряслось. Не будет больше «я люблю». Ничего не будет. Просто он снова… останется один. Вроде когда-то он даже хотел быть один.

Нейт закрыл ладонью глаза, лицо исказил оскал. Казалось, он из последних сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. Быть может все это, отчасти, его вина? Мог бы заботиться… лучше? Мог бы чаще мерить температуру. Мог бы надевать ей на ноги несколько пар носков. Мог бы ходить ночью на кухню, и делать что-то получше, нежели то, что подавали повара тем же утром. Быть может, если бы ей нравилась еда, она бы больше ела. Была бы здоровее. Иммунитету было бы проще справляться. В конце концов, он тут старший. Он тут мужчина. А Эмма, хоть и умный, но ребенок. Ребенок-девочка с плохими мышцами, и таким же плохим здоровьем. Больная сестренка. Он… мог бы быть лучше.

И он станет лучше.

В коридоре послышались тихие шаги. Штайнер резко поднял голову, и столкнулся глазами с седовласым, улыбающимся мужчиной:

– Привет, герой, про тебя теперь вся больница знает. – Он выдохнул. – Ловко ты придумал с фольгой, девочка переохладиться не успела.

– Базовый закон сохранения энергии. – Безучастно ответил Нейт. – Неужели никто не думает о том, почему горячую еду в фольге привозят?

– Еще и отличник. – Мужчина кивнул. – Ты, парень, человеку жизнь сегодня спас.

– Спас? – Брови медленно поползли вверх.

– Судя по всему у неё привыкание к конкретным антибиотикам, высокая резистентность, но без всех анализов сложно сказать. Раз ты сказал, что её лечили, я думаю, дело в этом. И, похоже, что это уже второй случай воспаления легких.

– Я не знаю. В детский дом, четыре года назад её привезли из больницы, где она очень долго лежала. Может, тогда с ней случилось… это. – Взгляд потемнел. – У неё пневмония, да?

– Да.

– Вы вылечите её? – Штайнер с надеждой раскрыл глаза.

– Да. – Врач уверенно кивнул. – Сейчас к ней нельзя… но послезавтра её перевезут в детскую больницу. Придешь к ней в гости, на посещение. Потом, раз так, будет делать прививку от пневмококковой инфекции. И все будет нормально. Ничего неизлечимого нет. – Мужчина чуть-чуть прищурился. – Тебя Нейт зовут, да?

– Да. – По лицу парня расползалась неконтролируемая, счастливая улыбка. – Это она вам сказала?

– Как только в себя пришла, тут же про тебя стала спрашивать. Я сказал ей, что ты тут.

– Прошу. Передайте ей, что я приду послезавтра. Приду, и принесу булок со сгущенкой. Обещайте ей это. – Парень сжал кулаки, и низко опустил голову.

– Передам. – Доктор с улыбкой покачал головой. – Тебе нужно вернуться в детский дом. Полицию нет смысла вызывать, и так ясно, что случилось. Думаю… порешаете сложившуюся ситуацию с педагогами.

Штайнер кивнул. Действительно стоило вернуться, и как можно быстрее, чтобы оградить себя и Эмму от возможных проблем. Он медленно вышел из здания больницы, где по лужам расползались круги от редких капель. Дождь заканчивался.

Нейт вновь схватился за лицо и тяжело, нервно затрясся. Губы вновь перекосил жуткий оскал, который теперь напоминал улыбку.

Все-таки разрыдался.

* * * 4 года спустя

Очередное солнце уходило за горизонт манящего города. Эмма любила закат. А еще сильнее любила представлять, как будет жить в этом городе. Как будет гулять, заходить во все подряд магазины. Наконец, побывает в кинотеатре. Сколько жизни прошло мимо неё здесь, в приюте? В прохладное окно проникал запах майских цветов, даже на втором этаже.

Она будет гулять. Однажды.

Фастер неловко покосилась на точеный профиль парня, который сосредоточенным взглядом скользил по строчкам книги, и даже не думал отвлекаться, чтобы взглянуть в окно. Опять закат. Каждый день закат. Иногда солнечный, но чаще пасмурный, белый. Что он там не видел?

– Нейт. – Тихо сказала девочка, но неловко поежилась и осеклась.

– Эмма. – С улыбкой ответил Штайнер.

Ей хотелось сказать. Много всего, но буквы перемешивались меж собой, и застревали в горле. Печаль, и клокочущий страх оседали внутри хрупкого тела.

Он уйдет. Очень скоро. Кто, как ни Нейт наберет максимальное количество баллов на вступительных? Кто, как ни он… сможет? Парень, который играючи отжимается одной рукой от пола, пока она лежит у него на спине. Который кладет вещи друг на друга таким образом, чтобы ничего не падало. У кого-то… упадет. Но не у него.

– Нейт, ты уедешь. – Тихо сказала Фастер, уставившись в пол. Все-таки сказала.

– Да. – Штайнер, наконец, отвлекся и захлопнул книгу. Прикрыл глаза, и покачал головой.

– Мы больше не увидимся. – Глаза блестели в уходящем солнце, но отнюдь не из-за света.

– Это еще почему? – Парень с искренним удивлением поднял брови. – Что ты такое говоришь? – Он вновь ласково улыбнулся, подсел ближе, и приобнял девочку за плечи. – Эмма, никогда я тебя не брошу в этом свинарнике. Ни за что, даже не думай переживать. Мы же с тобой вместе. Ты и я.

– Правда? – Фастер широко раскрыла глаза.

– У меня пары шесть дней в неделю. Плюс несколько вариантов подработки, так что. – Меж бровей пролегла морщинка. – Воскресенье. Я буду у тебя каждое воскресенье, всегда. Чтоб эти идиоты ни в коем случае не забыли, как я выгляжу, и даже не думали портить тебе жизнь. – Штайнер вновь мягко улыбнулся. – А еще ты растешь. Тебе нужна одежда, обувь. Пиши мне, как ты тут, после пар я в любом случае прочту все сообщения. Пиши, если чего захочется, или если что-то придет в негодность. Я все принесу.

– Нейт, ты… – В горле рос ком. – Это правда?

– Я разве когда-нибудь врал тебе? – Парень аккуратно погладил девочку по голове. – А потом… потом я заберу тебя отсюда. Будем жить в доме, который я нам построю. Вместе. Будем жить, и ни в чем не нуждаться.

– Ты обещаешь? – По щекам стали ползти слезы, немного дрожали губы.

– Я клянусь, Эмма. – Штайнер наклонился, и аккуратно поцеловал девочку в лоб. – Ты – не такая, как они. Тебе здесь не место.

– Нейт, я люблю тебя. – Она стала вытирать глаза рукавом розовой, хлопковой рубашки.

Он благодарно, медленно кивнул.

Внутри шумно стучало сердце. Фастер чувствовала, как по лицу пополз багровый румянец, и захотелось отвести глаза.

Такой взрослый. Умный, сильный. Каждая вторая девушка из приюта на него заглядывалась, и Эмма чувствовала колкую, злую ревность. Они к нему подходили. Улыбались ему, и предлагали общаться после его выпуска. Такие же взрослые. Привлекательные.

А у неё еще даже не начала расти грудь. Девочка очень смущалась, отворачивалась, и часто скрещивала руки на плечах, чтобы было не так заметно. Однако, он был не с ними.

Он был с ней.

Смотрел на всех остальных с ледяным равнодушием, казалось, его завлекали только книги, чертежи и компьютер. И… разговоры по вечерам. С ней, с Фастер, а не с какой-то там красивой ровесницей. Он носил на спине её, а не кого-то еще. Заботился только о ней, и только до неё ему было хоть какое-то дело. Когда девочка напоминала себе об этом, ревность сходила. Но все равно точила, слегка.

Потому что она мечтала, чтобы Нейт поцеловал её не в лоб, а в губы. Хотя бы… однажды. Хотя бы через пару лет.

– Мы всегда будем вместе? – Неловко спросила Фастер, глядя себе под ноги.

– Всегда. – Штайнер кивнул.

– Обещаешь? – Голос дрогнул.

– Клянусь.

* * * настоящее время

Белый свет легко просачивался в гостиную сквозь прозрачные гардины. Мужчина, сидя на диване, внимательно перебирал какие-то бумаги. Какие-то откладывал в сторону, а какие-то комкал, и кидал на пол в небольшую кучку.

– Нейт? – Послышалось в дверях. Девушка поправляла банный халат: слегка раздвигала его в груди и шее. Затем медленно, осторожно прошла внутрь. – Что делаешь?

– Сортирую документы. Давно стоило, половина безнадежно устарела. – Он прикрыл глаза, и размял голые плечи. В какой-то момент футболка стала его стеснять, даже дома. Штайнер полюбил строгие рубашки, и… периодическую демонстрацию своего тела одиноким домашним стенам.

– А что это? – Белита с интересом уставилась на небольшой кубик Рубика, который лежал поверх всех бумаг.

– Не знаю, что он делал в шкафу для документов. – Искренне признался Нейт, но с какой-то странной, неловкой теплотой покосился на детскую головоломку.

– Никогда не получалось его собрать. – Кин с интересом взяла его в руки, и стала вращать. – А ты умеешь?

– Ну как тебе сказать. – Мужчина иронично улыбнулся, беря кубик из женских ладоней. Медленно его осмотрел, и тут же грани с сумасбродной скоростью замелькали в руках. Белита раскрыла глаза от удивления, когда чуть меньше, чем через минуту головоломка была собрана.

– Обалдеть… ты просто гений.

– Да нет. – Штайнер пожал плечами. – Его можно собрать и за тридцать секунд, я не упражнялся. Это логика. А вот это. – Он взял с дивана тонкий черный фломастер, каким перечеркивал содержимое ненужных документов, и поставил его вертикально на пол. Затем аккуратно и точно положил сверху кубик. Конструкция не падала. – Вот это физика.

– Ух. – Кин заулыбалась. Через, примерно, десять секунд собранная головоломка все же упала, однако, Нейт ловко поймал её в воздухе, словно ждал этого.

– Не идеальная физика. Можно лучше. Хочешь поупражняться? – Мужчина прищурился, и протянул кубик девушке. Та замялась, и неловко отвела глаза.

– Может, потом. – Она нервно заулыбалась. – В сравнении с тобой я буду чувствовать себя глупо.

– Эмма собрала его в четыре года. – С каким-то странным удовольствием, вдруг, выпалил Штайнер.

– И зачем ты это сейчас сказал? – Белита прищурилась. – Ты меня с ней, что ли, сравниваешь?

– Нет. Просто вспомнилось. – Нейт прикрыл глаза. – Забудь, это бесполезный навык.

И, ведь, действительно. Бесполезный. Но не для него.