Текст книги "Отпускай (СИ)"

Автор книги: Ольга Сурмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Ну. – Вновь сверкнули стекла очков. – Раз дело принимает такой оборот… я мог бы, временно, подвинуться. Чуть-чуть, чтобы дать тебе больше свободы. Больше того воздуха, который «брат» тебе так стремится перекрыть. Но подвинуться – не значит уступить, ты же понимаешь? – Объятия становились крепче.

Она сглотнула. Что он сейчас несет? Зачем говорит все это? Фастер нервно улыбалась, делая вид, что не понимает, о чем врач. Или не хочет понимать. Её физиотерапевт сейчас серьезно дает понять… что не обидится, если она переспит с кем-то еще? Но как?! Почему, какого черта? Чего он таким подходом пытается добиться, зачем вообще его использует? Зачем… говорит все это вслух?

Нет, не с кем-то еще. Он не обидится, если она переспит с кем-то конкретным. С тем, с кем «сепарация» может затянуться. Подступала нервная тошнота, возмущение мешалось с отчуждением и стыдом. Хотелось опустить голову и прошептать: «ты странного мнения обо мне», но она молчала. Почему-то… молчала.

Краснели уши, румянец полз на шею и грудь. Эмме казалось, что еще немного, и её голова взорвется как газовый баллон. Чуть-чуть дрожали губы.

– Черт, ты не представляешь, как я соскучился. – Даглас вновь сгреб девушку в объятия, и прижал к себе. – Извини, если смутил. Мне совсем не хочется становиться источником твоего негатива, даже если такого небольшого. Если ты настроена, можем продолжить тренировки, а если еще есть симптомы болезни – просто проведем время вдвоем.

Она тяжело выдохнула, затем кивнула и обняла в ответ. Может, ничего страшного, что он так сказал. Может, настолько боится потерять, что… не ставит никаких условий. Неформально они вместе. А формально – нет. Немного эмоциональной, сладкой близости, немного секса. Дружба и поддержка. Он просто рядом, и Фастер казалось, что это было именно тем, что ей нужно.

Только откуда он знает, что ей нужно?

Мужчина странно усмехнулся.

Самая тяжелая цепь – это мнимая свобода. Хочешь привязать человека к себе – скажи ему, что он свободен. Скажи, что ты его не держишь.

Даглас сжал объятия сильнее, и поднял взгляд. В дверях, вытаращив глаза, стоял отвратительно знакомый человек. Чуть взмокший, словно бежал по коридорам больницы, с перекошенным от шока лицом. В черных джинсах и неформальном, сером, льняном пиджаке. Он порывался зайти, но все время отвлекался на людей с костылями и палочками, которые ходили мимо в своей недолгой разминке.

«Стоило «сестре» сорваться с поводка – вот он, прибежал, «братец» – врач поджал губы, пока в зрачках читалось ироничное раздражение. «Давно не виделись, господин на букву «Ш».

Гость сверипел. Что-то рявкнул деду с костылем, и ворвался в помещение зала.

– Эмма!! – Вновь рявкнул Штайнер, и девушка вздрогнула. Затем испуганно, рефлекторно обернулась.

– Нейт? Что ты тут... – Голос дрожал. Не прошло и десяти минут, как она здесь, и вот он тоже. Словно за ней следило его приведение, и, почуяв беду, тут же привело хозяина.

– Эмма, мы идем домой. – Он пытался взять себя в руки, хотя на лице легко читалась смесь ревности и ярости. – Домой, ты болеешь, тебе сюда нельзя. – Нейтан перевел взбешенный взгляд на врача. – Ты слышал? Она больна. Убери от неё руки. – Каждое слово он цедил через зубы, буквально, выдавливая из себя остатки вежливости.

– А больных что, разве нельзя трогать? – Доктор равнодушно поднял брови. – Тогда вам тоже не стоит. Какие-то проблемы? Не смейте тут орать, молодой человек, или я вызову охрану.

– М, «экстрасенс» мне будет ставить условия. Тебя до сих пор не вышвырнули? Очень жаль. – Лицо перекосил оскал. – Эмма, мы идем домой. Сейчас.

– Нейт, я… – Глаза бегали по ковролину, в горле сбивался ком, мурашки выступали на холодной коже. Ей было страшно. Так сильно, как ребенку, который сделал что-то постыдное прямо перед строгим родителем. Девушка пыталась собраться и оттеснить нервозность, чтобы не терять осколки гордости. – Нейт, хватит кричать, тут старые люди. Прекрати это.

– Не смей её пугать, герой. – Даглас стиснул зубы и прищурился. – Она тебе ничего не сделала. А еще мисс Фастер тебе ничего не должна, чтобы набрасываться на нее за то, что она пошла туда, куда посчитала нужным. Её дело, куда хочет, туда и ходит.

– Я разве ограничивал её в правах? – Штайнер пытался состроить дружелюбную мину, но получалось просто ужасно. Он явно не хотел казаться злодеем, но производил именно такое впечатление. В глубине души Нейтан боялся выглядеть злодеем. И вот, он им стал. – Ей еще рано выходить из дома, у неё хрипы в легких.

– А вы, прошу прощения, врач, чтобы решать, когда рано, а когда нет? – Физиотерапевт выпрямился, скрещивая руки на груди. – Я просто уточняю.

– Нет, но я не глухой. – Мужчина чувствовал, как дергалось от напряжения нижнее веко. – Эмма, пожалуйста, нам нужно вернуться домой. Не глупи, тебе станет хуже. Извини, если напугал, просто я пришел в ужас, когда не нашел тебя дома. Выздоровеешь – будешь ходить, куда захочешь. – Прятать ревность за заботой становилось все сложнее. Кулаки сжимались сами собой.

– Может, вы хотите поговорить со мной, а не с ней? – Даглас равнодушно поднял брови. – Давайте выйдем в коридор, не нужно наводить смуту среди моих пациентов. А еще не нужно срывать негодование на человеке, который имеет свободу воли и выбора.

– Отличная мысль. – В лиловых глазах зияла темнота. – Давайте поговорим. Почему бы и нет.

Не думай

Зачем тебе мечта? У тебя есть я.

– Я подожду тебя в фойе. – Глухо бросил Нейт, хотя пытался изо всех сил сохранять дружелюбную мину. Самообладание трескалось, и из-под его осколков просвечивался ревностный нервный тик. – Если мои слова тебя не убедят, врач тебе так же скажет, что нельзя с хрипами выходить из дома. – Он кивнул врачу на выход, и медленно пошел прочь из зала.

Доктор добродушно улыбнулся Эмме, судя по всему, пытался ободрить, но получалось не очень. Она слишком нервничала, чтобы улыбнуться в ответ. Заметно мялась с ноги на ногу, ежилась, неловко косилась в окно на белые облака.

Даглас раздраженно выдохнул, направляясь к выходу. Раз все повернулось так, как повернулось, приход сюда «брата» был просто вопросом времени. И физиотерапевт был бы дураком, если бы не использовал чужую импульсивность. Не все в этом мире хорошо владеют своими эмоциями. Не все чувствуют, когда нужно остановиться.

Отсчет пошел.

Коридор, как обычно, обволакивала тьма. Резали случайные лучи света из узкой двери.

– Если речь пойдет о каблуках, я отказываюсь вести диалог. – Майрон иронично улыбнулся, но тут же взял себя в руки. – В чем состоят ваши претензии? Проблемы со здоровьем мисс Фастер меня беспокоят в первую очередь. Но вы же не за этим здесь, да? Вас беспокоят наши с ней взаимоотношения?

– Не нужно полировать маску дружелюбия в моем присутствии. Удивительно, если на это ведется хоть кто-то, кроме стариков. – Нейт закатил глаза, и тут же прищурился. – Вы слишком много позволяете себе... для врача физиотерапевта. – Лицо Штайнера исказил жуткий оскал. – У неё есть мужчина. И это я. Если вы не остановитесь, физиотерапевт, в будущем, понадобиться вам.

– Это угроза? – Доктор равнодушно поднял брови. Собирался поговорить более адекватно, но невротичный гость как всегда скатывался в запугивания.

– Предупреждение.

– А кто вы, собственно, такой? Эмма дала мне понять, что у нее нет мужчины, и она совершенно свободна. Хотите сказать, она лгала мне? – Даглас посмотрел из-под очков. Во взгляде читались неприклонность и насмешка.

– На тот момент, когда она говорила это вам, у нас был сложный период. – Нейтан раскрыл глаза.

– То есть, если я спрошу у нее еще раз, она мне скажет, что, более, не свободна? – Врач едва ли не ухмылялся.

Нейт стиснул зубы. Он явно не знал, что ответить, и злился от этого еще больше.

– Я предупредил вас. Будьте осторожны, доктор Даглас. – Мужчина резко развернулся и пошел прочь.

– Угу. И вам не хворать, мистер Штайнер.

Мужчина с насмешливым равнодушием смотрел гостю вслед. Едкий, злобный, чудовищно занудный невротик со склонностью ко вспыльчивости и импульсивной агрессивности. Держит себя в руках в «зоне своей ответственности». То есть, теоретически, Эмме… повезло? А вот его подчиненным, возможно, не очень. В плохой день такой «милый» и «спокойный» шеф спустит всех собак. Как он вообще позволяет кому-то работать рядом с собой? Майрон был уверен, что такие люди, как Штайнер просто неспособны делегировать обязанности. Им это, что называется, не дано.

Врач поправил очки. С ним не будет сложно. Но и просто тоже не будет. Раньше такого человека можно было сравнить с асфальтовым двухполосным шоссе, теперь же… с минным полем, усеянным редкими кустами. Идти по нему Даглас не собирался, поле в одночасье рванет само, когда придет время.

По крайней мере, должно. По идее.

Он медленно вернулся в зал, с грустью глядя на любимую пациентку. Пришла к нему, несмотря на то, что еще не выздоровела. Пришла несмотря ни на что. Казалось, это было самым приятным, что Майрон испытывал в своей короткой жизни. Она пришла, и неловко мнется, глядя на синий ковролин. Плевать, что всего на десять минут.

Очень эгоистично будет этим пользоваться. Её здоровье всегда будет важнее любых импульсивных порывов, даже самых безопасных, и самых сладких.

– У тебя правда хрипы в легких? – Доктор прищурился. – Идем ко мне в кабинет, я послушаю. Если это правда, тебе лучше, пока что, не выходить из дома. Мне приятно, что ты пришла ко мне, но, раз так, лучше я приду к тебе. И еще. – Он вздохнул. – Мне совсем не нравится, что твой бывший говорит с тобой в приказном тоне. Тебе необходимо от него съехать. Я не давлю, но… терпеть такое отношение рядом – просто убийственно. Для психики, для самооценки.

– Ты прав. – Фастер опустила глаза. – Я собиралась съехать в тот день, когда заболела, и я это сделаю.

– Умница. – Даглас одобрительно кивнул. – Он сидит в фойе, ждет тебя. Не думаю, что будет вредить, но, если вдруг… звони мне, я заберу тебя. А пока… неспешно собери вещи, приготовься. Я помогу все устроить.

* * *

Казалось, в какой-то момент, потеплело. Темные тучи перестали заволакивать обреченное небо, свет вновь стал привычно-белым, а температура поднялась до двадцати четырех по Цельсию. Уходить от здания больницы было намного более тоскливо, чем приходить к нему, хотя обычно у людей бывало наоборот. У людей всегда все было более нормально, чем у Эммы. У Эммы… все вверх дном. Неверный «муж», который вел себя, как опекун и готовил дома. Врач, который не стремился отделаться от ощущения неправильности отношений врача и пациента, а упивался этим ощущением. Погибшие в пожаре родители, которых вовсе не было, даже заболевание, которое беспощадно саботировал заботливый человек своей заботой. Жестокий каламбур.

– Нейт, я буду туда ходить. – Девушка сжала кулаки. – Мне там нравится. Там комфортно, весело. Там я могу расслабиться и стать сильнее. Я буду туда ходить, слышал?! И ты не можешь мне запретить.

– Ради туфель? – Штайнер прищурился. – Ради пары каблуков?

– А почему нет?! – Она раскрыла глаза. – Что, скажешь, моя мечта плохая? Смешная, постыдная, недостойная уважения? Тогда какая мечта хорошая?! Дом построить?! Почему на все, что я делаю, или чего я хочу ты смотришь с таким высокомерием? По какому праву ты высмеиваешь устремления других людей? – Эмма резко остановилась и посмотрела мужчине в глаза. – Ради чего мы вообще живем? Чтобы дома строить? Я всегда думала… что для того, чтобы быть счастливыми.

– Для того, чтобы что-нибудь создать. Чтобы мир не стоял на месте, ради детей наших детей. Это метафорически. – Штайнер прикрыл веки.

– Лицемер. – Фастер странно улыбнулась. – Почему ты, в таком случае, не ушел с головой в работу, если это так? Почему пытаешься жить для себя?

– Потому что я все еще живой человек. – Он грустно посмотрел в асфальт. – И помимо всеобщего блага, ради которого стоит жить, у меня еще есть свои потребности.

– А я, что, не живой человек? У меня разве нет потребностей? Ходить на каблуках, например.

– Это странная потребность.

– Потому что ты так решил? – Она подняла печальный взгляд на сизое небо.

Нейт не нашелся, что ответить. Каблуки на самом деле раздражали, но было кое-что, что раздражало сильнее. Гораздо сильнее. Навязывало злобу, которая сменялась опустошением и режущей болью. По кругу.

– Он тебе нравится? – Тихо спросил молодой человек, сузив глаза. – Да?

– Да. – Эмма вновь сжала кулаки и уставилась в асфальт. – Нравится.

– Понятно. – Послышался тяжелый, озадаченный вздох, затем лицо исказила горькая усмешка. – Ладно. Ничего, это пройдет. Временное помешательство из-за стресса, который я тебе устроил. Если бы не мое поведение, ничего такого не случилось бы. Нам нужно немного времени. Постепенно ты поймешь, что я все еще здесь, с тобой. Депрессия уйдет из твоей жизни, и больные симпатии сойдут на нет.

– Ты это тоже за меня решил? – Девушка стиснула зубы.

– Просто так будет. – Два жутких, лиловых глаза таращились на её лицо. – И никак по-другому. Мы будем вместе, счастливы. У нас будет семья. – Казалось, Штайнер в самом деле не рассматривал другой расклад.

– Я завидую твоей самоуверенности, Нейт. – Фастер грустно улыбнулась. – Мне бы хоть процент её, и я бы ушла в тот же день, как ты привел домой свою девушку. Тогда… тоже скажешь «временное помешательство»? – Улыбка медленно сползала с лица. – Ты говорил, что любишь. Ты никогда не позволял в себе сомневаться. И что с того? Это как-то спасло меня от боли, когда ты привел другую? Ты. Тот, чью измену я не могла представить даже в кошмарном сне. Мне казалось… что ты будешь последним человеком на земле, который изменит. Последним, который предаст. Тогда ты тоже говорил мне «люблю». Помогал, был рядом. Чего стоили твои слова? Ничего. Чего они стоят сейчас? Хватит с меня Белит. Мне нужна моя жизнь, а не твоя. Жизнь, в которой будут туфли, и не будет стыда за мечту поехать на море.

– За колючей ракушкой? – Мужчина странно улыбнулся, и голос, казалось, дрогнул. – Я правда тебя любил, просто не воспринимал, как женщину. Хотел позаботиться и сделать приятно, как самому близкому человеку.

– Если бы ты не воспринимал меня, как женщину, ты бы со мной не спал. Логично? – Послышалась печальная усмешка.

Нейт сжал зубы. Ну и что сказать? Логично же. Но он спал, и все равно не воспринимал. Просто «делал приятно близкому человеку». Потому что «близкий человек» другого пола, но при этом не женщина, а нечто безликое. Нежное, родное, но безликое. Когда лицо появилось – все изменилось. Но объяснить ей все это не получалось. Штайнер с каждой секундой сильнее понимал, насколько нелепо звучат его слова, но что есть – то есть. Быть может, если бы они познакомились, когда стали старше, все было бы по-другому. Не было бы этого побочного эффекта в виде братско-сестренского восприятия. Но даже ребенком Эмма делала его жизнь счастливее. Единственный человек, который в самом деле приносил радость. Возможно, если бы её не было, он бы покатился. Куда? Не известно, но точно был бы хуже, чем сейчас. Точно был бы не тем, кем стал.

– На какое море тебе хотелось бы поехать? – Вдруг спросил Штайнер, пряча глаза. – Что-нибудь конкретное, или нет?

– Когда-то давно я мечтала о пляже с белым песком. – Улыбка становилась безучастной. – Мечтала на таком одиноком пляже рассвет встретить. Сидеть на пледе у воды, построить замок, может. Попробовать кокос. Но сейчас я не поеду ни на какое море, Нейт. – Фастер тяжело вздохнула. – У меня куча дел, и потом, все изменилось. И мы с тобой уже не те, что были раньше.

– Это ты так сказала. Не я. – Мужчина прищурился. – Ты так решила. Я не думаю, что что-то фундаментально изменилось. Только твое отношение ко мне, и все. – Он запнулся. – И мое к тебе тоже.

– А этого мало?

– Мое изменилось в лучшую сторону. – Меж бровей пролегла морщинка. – Я, как и раньше, души в тебе не чаю. Но я больше не смотрю на тебя, как на сестру.

– Понятно. – Эмма потерла холодной ладошкой щеку. – Не хочу обсуждать твое восприятие вторым кругом. Я просто не хочу сейчас никуда ехать. Прошу, просто забудь об этом.

Он едва заметно кивнул, чтобы не провоцировать конфликт.

Но он не забудет. Не примет, и не смирится. Как можно смирится с тем, что любимый человек не верит в искренность твоих чувств? Как можно это принять? Штайнер не понимал, но кивнул. Пока что. И все равно чуть прибавил шаг, по дороге домой. Путевки сами себя не посмотрят.

– Как ты узнал, что я вышла из дома? – Фастер с подозрением прищурилась. – Ты был на работе.

– Просто совпадение. – Лицо исказила фальшивая, грустная улыбка. – Совпадение. Не думай.

* * *

«В какой из параллельных реальностей мы вместе, счастливы? В той, в которой ты не предавал меня? Но это невозможно, потому что без предательства ты не осознавал, кто я для тебя. Ты, как сам говорил, не видел во мне женщину. Без предательства была бы счастлива я, но не был бы счастлив ты. Если я кивну тебе сейчас, и позволю делать то, что хочешь… приму тебя к себе, ты будешь счастлив. А я буду при этом счастлива? Реальность, где мы вместе, счастливы, вообще существует?»

Провести тридцать дней вдвоем. Вдвоем. Вместе. Наедине.

Нейт ерзал на кухонном стуле, словно то был самый неудобный стул во всей вселенной. Ковырял вилкой собственный салат, и иногда поднимал глаза на Эмму, которая с такой же неохотой его разглядывала. Ни у кого не было аппетита, но есть надо. По крайней мере ей – точно. Иногда девушка покашливала, но тут же прикрывала рот рукой, словно слегка поперхнулась ужином. Словно… нет никакого кашля.

После стольких дней они вновь ужинали вдвоем. В мертвой, могильной тишине, и звуки секундных стрелок настенных часов походили на удары метронома из кабинета психолога. Электрический свет от лампы скользил по белым керамическим чашкам. Ветер за окном стих.

Штайнер не знал, как начать разговор. Уже «по умолчанию» ожидал отказ, но все равно хотел попробовать. Быть может, если обставить свою затею правильными словами – поможет.

Это казалось несбыточной, желанной сказкой. Спать, завтракать, гулять вместе. Он бы провожал на процедуры, был бы там с ней. А потом... носил бы на спине по соленой набережной, как когда-то давно в детском доме. Обходил бы все лавочки с сувенирами, покупал бы ей креветки, коктейли, мороженое. Сколько угодно. Затем возвращался бы с ней в отель. Ложился бы в мягкую, чистую кровать... и?

Дальше мужчина запинался. И. Он не мог выдавить из себя это «и». Дальше она посмотрит на него как на насильника, с тягостным отчуждением. Попытается лечь так, чтобы не касаться его. А он будет прижимать к себе, и говорить, что все в порядке. Что делает то, что делает... из любви. Что хочет поцеловать в шею, сжать в ладонях грудь, помассировать дрожащие колени... из любви. И болезненный стояк оттуда же. Можно же к этому отнестись... хотя бы с пониманием? Если без взаимности, или даже позволения, то хотя бы с пониманием?

...или нельзя?

Ей так сложно позволить поцеловать себя хотя бы в шею? Позволить на себя посмотреть? Обнять, прижать к себе, и не отталкивать при этом?

Ну и что, что он возбужден при этом. Неужели это настолько отвратительно?

Штайнер вздохнул и наколол на вилку кусочек болгарского перца, который совсем не вызывал аппетита. Конвертов со сгущенкой опять не было в булочной, и мужчина подумывал сам испечь их. Будет больше начинки, они будут красивой формы и точно не подгорят с углов. Может, хотя бы выпечку Эмма будет есть вдоволь. Наберет вес – ну и пусть, его это не беспокоило, даже напротив. Простые углеводы усиливают аппетит. Начнет есть сладости, значит, все, потихоньку, начнет есть. Внешнее истощение Фастер вызывало у Нейта нервную дрожь. Словно она вот-вот высохнет и растает, как апрельский снег. Потеряет сознание и больше не очнется.

– Знаешь я... – Все же заговорил Штайнер. – Поразмыслил над тем, о чем мы с тобой говорили. – Он постоянно прикрывал глаза, и тихо бубнил себе под нос. – Ты... мы... никогда не были на море. Я много думал, и вот... забронировал нам путевки. – Он осекся. Понимал, что звучит слишком. Слишком… романтично. Нужно менять угол рекламы своей затеи. – Это ради твоего здоровья. Плавательное физио под надзором врачей, и море рядом. Соленый воздух, комплекс оздоровительных мероприятий. Очень полезно.

И номер на двоих. С двуспальной кроватью, о которой Штайнер, конечно, умолчит.

– Я не совсем поняла. – Эмма сдвинула брови. – Ты зовешь меня в санаторий?

– Ну... вроде того. – Он поднял грустный взгляд от пола. – Они специализируются на помощи с поддержанием тонуса мышц для больных дистрофией... там тебе станет намного лучше, и...

– Нейт. – Девушка тяжело вздохнула. – Я же сказала, что не очень хочу сейчас куда-либо ехать, и здесь у меня куча занятий по моей проблеме. – Она больше не называла это болезнью. Проблемой.

– Ты можешь вернуться, и уже потом продолжить свои занятия. А солнце... солнце еще никому не вредило. – Взгляд с каждой секундой становился все печальнее. Стало заметно, что мужчина сильно нервничал, прежде чем предложить.

– Нет. – Снова вздох. – Я не поеду, спасибо. Мне будет неуютно, и потом...

– Почему неуютно? – Тихо спросил он.

– Сложно объяснить. – Фастер сконфузилась, посмотрев в глаза своему сожителю. Действительно, почему?

Болгарский перец никому не лез в горло. На белых тарелках так и лежали два нетронутых, красивых салата.

* * *

Она с раздражением косилась на входную дверь. Нейт ушел на работу, ничего нового, и ей пора бы сесть за шитье, но… но. Эмма, сдвинув брови, поправляла куртку, надетую поверх бессменного белого сарафана, иронично смотрела на кеды. Они, казалось, стояли повсюду, словно Штайнер их рекламировал. Фастер внимательно огладывала все вокруг, но глаза не натыкались ни на какие странности.

Совпадение ли тот факт, что Штайнер прибежал в зал тут же, как только она вышла из дома? Повториться ли это снова? Опять позорится не хотелось. От мысли, что Нейта придется заслонять спиной и говорить: «он просто беспокоится, а со мной все нормально, правда», в горле рос ком стыда. Можно пару дней посидеть дома, раз даже доктор так сказал. Можно. Но провести эксперимент очень хотелось.

Сложив вчетверо толстый бордовый плед, Эмма вышла из дома. Заперла блестящим ключом входную дверь, спустилась на дорожку, и… тут же свернула в сторону. С перекошенным лицом стала стелить его на мягкой летней траве, спрятавшись за ближайшим кустом. Ну что, совпадение? Еще раз это сработает?

Возможно, где-то дома тайная комната. Возможно, что-то… помимо тайной комнаты. Может, Нейт держит камеры, или вроде того? Складывалось впечатление, что их жилье – живой организм, который являлся частью Штайнера, его неотъемлемым «органом». И, если этот «орган» что-то покидало, хозяин тут же это чувствовал.

Фастер плюхнулась на плед и посмотрела на часы. Десять утра. Немного мерзли пальцы на руках, хотя ветра не было. Если в течении часа Нейт не появится, это правда было совпадением. Всякое бывает.

Иногда по белому небу скользили птицы. Дождливое лето, но холодным его назвать нельзя было. Часто теплое, часто сухое, просто в последнее время шел ливень, что было очень несвойственно этим местам. Трава давно обсохла, кое-где раздавался шум машин. Эмма с интересом смотрела, как бирюзовые стебли гнулись к земле под тяжестью бледно-розовых цветов.

Меньше чем через пол часа послышалась ходьба. Человек явно торопился, и вскоре возле дома показался высокий мужской силуэт. Фастер прищурилась и сжала кулаки. Штайнер раздраженно открывал входную дверь, затем вошел внутрь. Однако, меньше чем через минуту, вышел. Что-то напряженно бубнил себе под нос, и явно с трудом держал себя в руках. Нервно топал ногой, пока копался в телефоне, собирался уходить прочь.

– Нейт. – Девушка сложила руки на груди. – Привет.

Он замер. Затем медленно повернул голову к кусту. Брови поднимались высоко на лоб, а губы искривлялись в нервной улыбке.

– Эмма. – Штайнер выдохнул, и стал медленно подходить. – Не сиди на земле, опять простынешь. Что ты тут делаешь?

– Да так. – Во взгляде читалась злость. – Почему ты здесь? Куда направился?

– Забыл дома важную вещь. – Нервная улыбка становилась все более фальшивой. – Вернись, пожалуйста, в дом, заболеешь же. Мы еще это-то до конца не пролечили…

– Нейт. – Она прищуривалась все сильнее. – Какого черта происходит? Ты как-то узнал, что меня нет дома, и прилетел возвращать в постель? Или что, скажешь, опять совпадение?

– Да. – Взгляд становился стеклянным. – Пожалуйста, идем в дом. Не придумывай себе никаких теорий заговора.

– А что за вещь, которую ты забыл дома? – Эмма аккуратно поднялась, держа в руках плед.

– Телефон. – Лицо становилось похожим на восковое.

– М. Наверно, не только телефон. Еще чертежи плотины, которую ты строил. Еще, возможно, семью, которую ты спрятал. У тебя есть семья, Нейт? – Девушка сворачивала ткань вчетверо, пока прикрыла глаза. – Мне все равно. Просто пугает, что ты, возможно, следишь за мной. Ты следишь? Когда это началось?

– У меня нет никакой семьи, я люблю тебя!! – Едва не рявкнул Штайнер, но тут же взял себя в руки. – Тебя ввели в заблуждение. У меня нет семьи, помимо моей Эммы, и никогда не было. Относительно плотины… я не хотел тебя втягивать в это, там ничего особенного, но могу объяснить, раз так. И я не слежу за тобой. Просто ты, когда на тебя все свалилось, стала сомневаться во мне, это естественно. Начала искать взаимосвязи там, где их нет. Это пройдет, когда нервозность схлынет…

Она печально улыбнулась. На восковом лице человека, что стоял напротив, не читалось ни одной эмоции. Отчего-то Фастер ему не верила. Ни одному слову, включая фразу «я люблю тебя».

Потому что когда-то она это уже слышала.