Текст книги "Ревизор Империи (СИ)"

Автор книги: Олег Измеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

28. Шайтан – труба

– А как это, собственно, действует?

Девятое мая. День Победы. Через четверть века будет День Победы, уже через четверть века. Боже, подумал Виктор, всего какая‑то четверть века и будет совершенно другая страна. А какой будет наша страна через четверть века после начала реформ? Страной – победителем? Великой державой? Не обязательно силой оружия, может быть, силой денег? Рубль станет главной мировой валютой? Как хочется вопреки реальности верить во что‑то хорошее.

Они с Бахрушевым сидели в «секретке» – так Виктор для себя назвал бывшую комнату Прунса из‑за решеток на окнах. Было уже за полдень, здорово парило, и взбитые перины облаков, что прорисовывались вдали на лазоревом холсте неба, дарили надежду на спасительный дождь. Ветра не было, и душный розоватый смог гигантской кепкой прикрывал с зенита раскалившееся железо крыш цехов. «Деревья, деревья надо скорее сажать на территории», подумал Виктор и проглотил слюну, а это значит, что дальше уважаемого читателя ждет масса технических терминов.

– Я назвал эту штуку «ампуломет». За основу здесь взят принцип действия безоткатной пушки Дэвиса.

– И как же он стреляет? Непонятно. Лафета или станка не видно…

– Совершенно верно, Иван Семенович. Никакого станка. Главное достоинство безоткатной системы командора британского флота Клеланда Дэвиса, – Виктор нарочно сделал особый упор на то, что за границей это уже есть и придумано самими военными, – в том, что само орудие не испытывает силы отдачи, и стрелять можно просто с плеча.

Про «командора» он как‑то вычитал в Интернете, но где, не помнил.

– Дэвиса… – бурнул Бахрушев, – ну что у нас в России за пиетет перед иностранцами? И полковник Гельвих создавал безоткатное орудие, и Рябушинские. Дэвис – это барахло. Сделали несколько игрушек, и на этом дело кончилось. У вас система не Дэвиса, а именно Рябушинского. Точнее, одна из систем.

«Как, уже безоткатки в России? Ну да, первый попаданец. Так что же он прямо гранатомет не продвинул? Что ж они тыркаются?»

– У вас главное отличие в том, – продолжал шеф, – что вы применили надкалиберную мину, за счет этого уменьшили калибр ствола с трех до двух дюймов. Уменьшается вес, и это позволяет отказаться от треноги и вести огонь с плеча.

– Именно так, – поспешил ответить Виктор, обрадовавшись, что не надо утруждать себя (и читателей) лекцией о принципе работы динамореактивного оружия. – Это позволяет внезапно открыть огонь из окопа или из‑за угла. Если же труба на треноге, стрелок будет обнаружен и убит пехотой, прикрывающей… э – ээ… боевую машину.

– Труба… – задумчиво промолвил Бахрушев. – То, что вы называете трубой – это все‑таки ствол, хоть и без нарезов. Кто и где это будет делать?

– Здесь и у нас. Ствол – это действительно просто труба из углеродистой стали, в которую заложен заряд обычного черного пороха.

– И сколько же выстрелов вы думаете из нее сделать? Кстати, одна из проблем пушки Рябушинского – ее долго перезаряжать с дула, и нужна особая сгорающая гильза с деревянным поддоном.

– Один, Иван Семенович. Всего один выстрел. Это одноразовая конструкция. Выстрелил и выбросил. Несколько таких одноразовых штуковин позволяют уничтожить дорогую бронированную машину. Будет несколько штук в отделении, можно сразу стрелять нескольким. Не надо учить, как заряжать, не надо разбирать, чистить, смазывать. Тут не то что из нашей деревни любой пастух разберется, а даже из Туркестана. Шайтан – труба.

Бахрушев покачал головой, снял пенсне и стал нервно протирать его платком.

– Как у вас все просто. Шайтан – труба… Знаете, что скажут военные, если мы вот это им покажем? Не знаете?

– Так мы им покажем в действии, а не чертежи. Товар лицом.

– Вы что, серьезно эту вашу пушку на плече намерены полностью делать на паровозном?

– Вы же сами сказали – на имеющейся производственной базе. Что на паровозном могут делать? Качественные трубы для паропроводов. Черный порох в Шостке делают, а в военное время можно и кустарное производство открыть. Бездымный, конечно, лучше, но во время войны может возникнуть дефицит.

– А пироксилин или какая у вас там взрывчатка? Ее тоже – кустарно? У вас, я смотрю, надкалиберный снаряд.

– Это зажигательный. В общем, ампула представляет собой биконический сосуд из белой жести с загущенной огнесмесью. В состав входят фосфор и сера… ну, там в пояснительной все расписано. При ударе о броню корпус сосуда разрушается от гидроудара, и воспламенившаяся на воздухе смесь, по инерции двигаясь вперед, облепляет броню вражеского э – э… бронехода. Никакого взрывателя не нужно. Смесь горит около трех минут с температурой порядка тысячи градусов. Смесь накаляет броню, а также затекает в смотровые щели и неплотности бронекорпуса, вызывая пожары внутри боевого или машинного отделения. Кроме того, при горении выделяется едкий дым, который, проникая внутрь, вынуждает экипаж покинуть машину. Таким образом, боеприпасы можно изготавливать у нас, только где‑нибудь подальше, а то по небрежности спалят тут полгорода.

Бахрушев полистал записи Виктора и потеребил бородку.

– Надо проверить. Полагаю к работе привлечь гимназических учителей химии. Если даже ваши расчеты ошибочны, пусть изыщут свой состав, способный к самовозгоранию. А это у вас хвост, вроде мины?

– Да. Четыре пластины из стали для граммофонных пружин на деревянной палке. Когда вкладываем снаряд в ствол, они свертываются.

– Интересненько, интересненько…

Бахрушев отошел от чертежного окна и направил свой взгляд в окно; по заводским путям катали холодными два паровоза, притирая механизмы, и здание то и дело сотрясала дрожь от фундамента до крыши. Одобрит или назовет абсурдом?

На всякий случай Виктор продолжал:

– Спусковое устройство… большинство деталей спускового устройства штампуются и гнутся из белой жести. Оно, как видите, объединено с прицельной планкой…

– Довольно… – как‑то глухо произнес Бахрушев, – довольно…

Он неторопливо повернулся, и, задумчиво держась за подбородок, подошел к столу.

– Вы понимаете, что вы предлагаете?

– Я понимаю, – торопливо начал Виктор, – здесь основная трудность с расчетом прочности трубы и заряда пороха. Но это можно уточнить опытным путем на полигоне, стреляя с деревянного станка и находясь в укрытии для безопасности.

– Да – да, конечно… Я о другом. Эта идея спасает наш «Баян». Поставить на него безоткатную пушку Рябушинского.

– Ну, для бронеходов безоткатки нежелательны, тут решение больше политическое, временное, чтобы сгоряча не расстреляли. Ну и вообще безоткатные системы не заменят обычных: от них трудно добиться хорошей баллистики, нужен больший заряд пороха, и они выдают себя при выстреле поднятой пылью. Вот как горные пушки, мобильные системы в кавалерии, которые можно возить на вьючных лошадях и броневиках, как партизанское оружие они найдут применение.

– Полагаете, в этой войне пригодится опыт Дениса Давыдова?

– Полагаю да. Чем больше техники в войсках, тем больше действия войск зависят от снабжения и тыла. Ампулометами и пистолет – пулеметами можно вооружать партизанские отряды. Будут нападать на обозы и сжигать военный груз, автомобили, а при налетах в небольших городах – сжигать здания, где закрепился противник, казармы.

– Да, это тоже заказы… Послушайте, Виктор Сергеевич, мне с вами интересно работать. Ради всего этого, что вы перечислили, стоит извести на полигоне сотню труб.

«Интересно, а где же косность старых кадров?» – подумал Виктор. «Хотя тому, что есть непризнанные изобретатели, здесь никто не удивляется.»

Он почесал локоть под нарукавником; эта деталь одежды вызывала у него ассоциацию с детством и первыми классами советской школы. Гимназические фуражки и пояса поверх тогда только – только отменили, и в новой пристройке вместо незыблемых черно – коричневых парт появились столы с серыми приставными стульями; то, что современно, не всегда практично…

– Значит, безоткатная пушка по вашему предложению, – продолжал рассуждать вслух Бахрушев, – надкалиберная и одноразовая, это позволяет открывать внезапный огонь… Вы не думали взять на это патент?

– А сколько будет стоить пошлина?

– Забудьте о пошлине. Я, вы, еще кое‑кто из дирекции, который возьмет расходы на себя, точнее, на Общество. Патентуем в России, Германии, Франции, Англии и Америке.

– И какая будет моя доля?

– Равная.

– Виктор подумал, что, разбирайся он в местных заморочках, можно было бы выторговать не менее половины. Но в его положении сильно светиться было нельзя. И, похоже, Бахрушев это понимал.

– Одно условие… – начал Виктор.

Бахрушев с интересом повернул голову. Казалось, что он ловит каждое слово.

– Точнее, два… Первое, чтобы вся бюрократическая часть без меня.

– А второе?

– Хотелось бы какое‑то вознаграждение уже сейчас. Надо обустраиваться, получше квартиру искать, в общем, расходы. Собственно, обстоятельства и вынуждают согласиться.

– Считайте, что договорились, – ответил Бахрушев, удовлетворенно потирая руки. – Сегодня же решу второй вопрос с одним из наших соавторов.

В этот самый момент дверь скрипнула; в «секретку» влетел взволнованный Самонов.

– Опять, – выпалил он, переводя дух, – опять не прошел. Пригнали на платформе только что.

29. «Белый бедный бледный бес»

Северо – западная оконечность завода за главной конторой, куда была загнана платформа, навевала меланхолию. Послеобеденная жара, словно опытный бармен, смешала здесь в фирменный коктейль запах угля и горелого железа с густым курортным запах сосен, что росли прямо за забором. Завод еще не расширил свои границы, и между ним и рекой шумела красивая роща, где скоро, наверное, можно будет собирать землянику. За спиной Виктора вдоль заводских путей, вытянутых вдоль железной дороги, приземистые литейные цеха, словно речные пароходы, выпускали в небо султаны дыма пара; чуть подальше, к реке, содрогался от работающих машин молотовый, а слева сотнями колоколов звенела кузня, и в воздухе плавал вулканический запах серы, словно бы где‑то рядом, за стеной корпуса, разверзлись врата ада, поглощая чумазых и потных грешников. Напротив Виктора, торцом к путям, длинным пеналом лежал незнакомый одноэтажный склад, а правее, в сторону Радицы, патриархально возвышалась деревянная двухэтажная казарма с потемневшими от времени бревнами. Надо всем этим сквозь рыжеватый смог виднелись купола Преображенского храма, стоявшего за линией; на фоне низеньких строений голубое с белым кружевом здание казалось просто громадным. Виктор прикинул, что храм должен быть где‑то на месте нынешних двух панельных пятиэтажек или рядом. Удобно, однако, подумал Виктор: отдаешь день жизни на благо Общества, затем прямо из проходной – ставить свечку и утишать свой комплекс вины перед Вселенной, привитый духовными менеджерами. Высшая цель – труд на благо Общества. Точнее, его акционеров. Какая злая ирония.

– Да, сударь, надо бы вас поближе познакомить с разработками Рябушинского, – бросил Бахрушев, пока они обходили штабеля досок и проката, – и не только с безоткатной пушкой. Есть у него еще одна идея – реактивные снаряды с соплом Лаваля и пироксилиновым канальным двигателем Граве, он и методы расчета их предложил. Теперь слушайте: есть проект Воловского поставить на грузовой мотор сорокавосьмиствольную батарею реактивных снарядов, но нету подходящего шасси (он так и сказал – шасси, с ударением на "А"). Если мы убираем с «Баяна» башню и ставим эту батарею…

«Еще один у Рябушинских? Есть шанс выйти. А если у него задание меня ликвидировать? Если с ракетами – это замануха? Кто здесь за кого?»

– Это хорошо, что братья Рябушинские вкладывают средства в инновационный бизнес. Не то, что некоторые.

– Так они же и есть «некоторые». Это Дмитрий все хлопочет, аэродинамический институт на свои деньги основал, трубу для продувки летательных аппаратов построил. А вот Николай – человек пустой. Куражился, деньги проигрывал, вон, в людоедском племени вино из черепа съеденного врага пил. Нет, не им съеденного, разумеется. А вот помните скандал с девицей из ОМОНа, на которую он двести тыщ спустил?

«ОМОН? У них еще и ОМОН? Хотя, если есть гостапо, чего ж и этому не быть?»

– Ну да, сейчас же эмансипация, женщины и в полиции служат…

– Позвольте! Какая полиция? Я говорю не «из фараонов», а «из Омона». «Омон», ресторан такой француз открыл, а девица там пела…

Мимо них, свистя, грохоча на рельсах и выбрасывая к небу смесь дыма с паром цвета грозового облака, покатил железнодорожный кран, покачиваясь, как утка, из стороны в сторону; Виктор успел заметить на нем марку паровозного. «Вона, и их тоже тут делают..» Из‑за здорового клепаного куба, ожидавшего отгрузки, вынырнул капитан Брусникин: похоже, он спешил откуда‑то со стороны Десны.

– Господа, нам предстоит разобраться в причинах, – начал он, поздоровавшись. – Поскольку до установки нового мотора поломок трансмиссии не было, передаваемая мощность, как мне сообщил Константин Павлович, не изменилась, и при пересчете приняты те же запасы прочности, необходимо выяснить, не являются ли повторяющиеся поломки следствием саботажа, организуемого немецкими агентами.

С платформы уже содрали брезент; за неимением параллельного пути кран подогнали с торца. Несколько рабочих в темной, несмотря на жару, прозодежде, суетились, зачаливая стропы и стараясь развеять однообразие труда незлым сквернословием. К некоторому удивлению Виктора, матерщины в их речи звучало не так уж и много, зато махрово цвело богохульство; к примеру, запомнилось странное выражение «Мать твою бог любил». На фоне церковных куполов это звучало довольно странно, но все же факт оставался фактом: сперва в бога и душу, а потом уж и в мать.

– Вира!

Кран свистнул и потянул тросы; тут же плохо заведенный крюк соскочил, взлетел вверх, подброшенный пружиной натянутой стропы, а танчик, перекосившись, грюкнул о платформу задним катком.

– Осторожней, раззявы! – заорал незнакомый Виктору мастер. – Майнуй! Егорка, черт косорукий, опять нахлебался? На каторгу захотел! Я те устрою!

– На таких работах дирекция платит в месяц целковых тридцать, – пояснил вполголоса Самонов, – вот и не стараются.

– А как на остальных техоперациях? – спросил Виктор. – Брак не гонят?

– Проверяли. Все детали были доброкачественные. А вот поломки пошли.

– Характер повреждения?

– Усталостный излом от крутящего момента, однозначно. Наискось ломает.

– Буховцев идет, господа, – предупредил Бахрушев, – и явно не в духе.

Директор, как и в первый день Виктора на заводе, появился без свиты. Ботинки его были в пыли, очевидно, известие о прибытии танка он получил, вернувшись в контору из цехов, и тут же поспешил к выгрузке.

– Ну что, господа, инженеры? – начал он голосом, предвещавшим мало хорошего. – Я хочу слышать, что вам нужно от меня для того, чтобы подобной картины ни я, ни вы больше не видели. Деньги, материалы, станки, иные действия – что?

Брусникин было хотел что‑то сказать, но директор остановил его жестом руки.

– Ваша служба, господин капитан – выявить на заводе шпионов и саботажников. Все ли необходимые меры содействия вам оказываются? Нет ли уклонения, скрытых препятствий?

– Претензий ни к кому нет, господин директор. Если что‑то возникнет, я сразу же обращусь к вам.

– Вот и отлично. Вы собирались что‑то спросить?

– Хотел доложить о случившемся.

– Мне уже доложили. Остается пожелать вам успехов в розыскной работе и выслушать предложения по технической части господ конструкторов… да, с вами я, вроде, еще сегодня не виделся? – неожиданно спросил он, повернувшись к Виктору.

– Здравствуйте, – поспешно ответил тот, – нет, я выполнял поручение господина Бахрушева.

– Выполнили?

– Разумеется, Борис Иванович, – ответил за него Бахрушев, – я после доложу.

– После, – повторил Буховцев, – а сейчас, господин… Еремин, так, кажется? Раз уж вас приняли на службу и взяли расследовать случай поломки, изложите свои соображения.

– У меня только предварительные мысли, – скромно ответил Виктор, – даже доктор до осмотра пациента диагноза не скажет.

– Это хорошо, что вперед лошади телегу не ставите… Изложите мысли.

– Из полученных сведений методом исключения можно предположить, что замена двигателя могла привести к возникновению резонансных колебаний в трансмиссии в зоне рабочих скоростей. Но это надо проверять. К сожалению, в наших условиях тензометрировать валы при движении невозможно…

– Вы сказали – «в наших условиях». Значит, есть условия, в которых можно?

– Да, но это нужна аппаратура, которую сейчас пока никто не выпускает.

– Что за аппаратура?

– Например, проволочные тензодатчики.

– Что это такое?

– Ну, это, как бы объяснить…

– Ну, будьте любезны объяснить. А то вдруг кого‑нибудь из вас заарестуют по подозрению в умышленном вредительском расчете; правда, вы человек новый и пока вне подозрений. Уж не берите грех на душу своей скромностью невинного погубить.

«Ладно, колись», сказал себе Виктор. «Делали же кустарно в Коломне для испытаний. Только местные заменители подобрать.»

– Да, конечно, конечно… Вы правы… Это… ну, это такая тонкая проволочка из константана, наклеивается на китайскую шелковую бумагу клеем БФ… специальным клеем из фенолоформальдегидной смолы и поливинилацеталя.

– Это не из той самой смолы, которую использует товарищество «Карболит»?

– Ага… Ну и нужен мостик Уитстона и чувствительный гальванометр.

– Какой гальванометр?

– Лучше зеркальный. Если есть. А мост Уитстона – это набор точных сопротивлений, резисторов, как там…

– Вы знаете, как со всем этим обращаться, если все это выпишут? Сможете поставить опыт?

– Ну, конечно… Единственно, как самодельные тензорезисторы пойдут, тарировка, конечно, нужна, но это дело техники… вот чувствительность мала может оказаться.

– Что в этом случае необходимо?

– Усилитель тока.

– Машина?

– Электронный… Можно попробовать собрать на электронной лампе… катодной лампе, этом, аудионе, как его. И насчет погрешности… Но это можно поставить опыт на машине со старым двигателем, где не ломалось и сравнить результаты. Относительное изменение проследить.

– Это все?

– Нет. Надо совершенствовать методику расчета. В Петербурге есть профессор, Тимошенко… да, да, Тимошенко, есть смысл с ним связаться и может, они разработают методику расчета передач на крутильные колебания. И вообще, нужно солидную экспериментальную базу. Лабораторию, научные кадры собрать… вот был бы институт, а не просто гимназия, было бы проще.

– Высшее техническое училище? А вы, господа, что думаете?

– Масштабно, – осторожно согласился Бахрушев, – а кто его создаст?

– Скажите, господин Еремин, – продолжал Буховцев, – вот этот ваш метод исследования машин, он пригоден для другой продукции?

– Конечно. Трактора, паровозы, краны, металлоконструкции.

Буховцев в задумчивости положил руки в карманы брюк, выставив вперед округлый живот, обтянутый жилеткой.

– Ну, что ж. Ход вашей мысли мне ясен. Господа, продолжайте поиск причины. Иван Семеныч, вас попрошу на пару минут отойти со мной.

– Если что, валите все на меня, – шепнул Виктор Самонову, – человек новый, заводской специфики не знает…

– Да что вы, право, – досадливо отмахнулся тот. – Сударь, война не за горами, и наши солдаты будут умирать в машинах, ставших на поле боя по неясным нам причинам. Каждая такая поломка – это могилы, это вдовы и сироты! А вы думаете, нас тут беспокоит, как ответственность поделить. У нас у всех одна ответственность – перед богом и Родиной.

– Извините. Просто разных довелось встречать.

– Понимаю. Мерзости на Руси хоть вагонами отгружай. Кстати, вы серьезно, не помните правила старой орфографии? «Белый бедный бледный бес побежал голодный в лес», где «ять» ставили? Нет – нет, я просто из праздного любопытства…

Самонов повернулся, заложил руки за спину и продолжал смотреть, как сгружают танк.

Странно, как‑то, подумал Виктор. Или реальность слишком альтернативная, или, с точки зрения, подобного ему жителя, она видится не так, как авторам книг и фильмов. К примеру, те же рабочие. Бежица – поселок рабочий, а с пролетариатом Виктор за эти дни почти не общался. И вообще такое чувство, будто ходил по поселку гастарбайтеров из другой республики, где живут своими обычаями и говорят на своем языке, хоть и вроде как понятном. Неужто и впрямь здесь разные слои общества как разные нации?

Виктор почувствовал, как его дергают за рукав. Оглянувшись, он увидел Бахрушева, который жестом звал теперь уже его отойти.

«Так. Кажется, сейчас выяснится, что в России чудес не бывает. Будем искать другую работу.»

– Вот что, до конца дня приведите все сказанное в систему и изложите на бумаге, – вполголоса сообщил ему Бахрушев, – место для лаборатории я присмотрел. О переводе бежицкого технического училища в высшее будут хлопотать через орловского губернатора.

– Почему через орловского? – ошарашенно переспросил Виктор.

– Ну не через курского же!

– Так, сразу?

– А как еще? Перед Обществом комиссары поставили задачу в течении ближайшей пятилетки поднять объем валовой продукции завода в разы, в основном за счет роста производительности труда основных рабочих. Это значит, что каждая ошибка будет множиться убытками в сто, в тысячу раз, потому что потребуется менять дорогую оснастку, необходимую для фордовского типа производства. Директор увидел в ваших речах миллионы прибыли…

«Кажется, я это уже где‑то говорил. Или слышал в другой реальности. Главное, не запутаться. Интересно, сколько попаданий вообще выдерживают хроноагенты?»

– Так вы же говорили – война может начаться в конце лета.

– Как только вы покажете, что лаборатория – это ключ к новому оружию, мы с вами получим все. Ассигнования, приборы, людей. Ничто так не двигало прогресс человечества, как война, потому что ее итоги решают судьбы тех, у кого власть и деньги.

«Кошмар. И это говорит здесь нормальный, интеллигентный человек…»

– Великолепно. Даже не ожидал, что все так быстро меняется.

– Похоже, вы просто не к тем и не так обращались. Не обижайтесь, но вы как‑то не от мира сего. Вам надо чаще бывать в обществе, а вы замыкаетесь, словно боитесь на людях показаться. Хотя вроде как человек не робкий. Стесняетесь выглядеть белой вороной?

– Пожалуй. Постараюсь исправиться.

– Ладно, в конце концов, это дело ваше… Клей запатентован?

– Нет. Лаборатория есть на заводе?

– Найдем. К Головину из гимназии обратимся. Условия те же.

– Идет.

– Тогда поговорим о главном. Вы догадались, подо что будут испрашивать вложения капитала для выполнения задачи?

– Под бронетехнику?

– Но не под эту. Под «Баяны» много не дадут. Если вы сможете поднять лабораторию…

Бахрушев как‑то тяжело задышал и продолжал уже полушепотом.

– То, что я вам сообщу – государственная тайна, разглашение которой карается смертью.

«Ну, вот еще не хватало для полного счастья.»

– Простите, а мне обязательно это знать? Это не будет разглашением? Наверное, надо расписаться где‑то…

– Надо. Приказ господина директора. Пока устный, бумаги оформят.

– Добавку дадут к жалованию? За степень секретности?

– Ну, золотом не осыплют, но почувствуете. Дело в следующем. Есть секретная директива создать и наладить выпуск бронехода с противоснарядной броней, способного прорывать оборону, преследовать неприятеля в наступлении, в отрыве от пехоты, громить вражеские тылы. Броня должна выдерживать попадание бронебойного снаряда из сорокасемимиллиметровой траншейной пушки Гочкиса. Вооружение – пулеметное ружье и пушка, снаряды которой способны пробить броню, стойкую к снарядам пушки Гочкиса. Вы же понимаете, что неприятель тоже начнет броню наращивать. Вот под это дают очень много. Спросите, почему никто не взялся?

– Считают фантастикой?

– А вы не считаете?

– Ну… в тридцать две тонны можно уложить.

– В шестнадцать. Надо в шестнадцать. Тысяча пудов – грузоподъемность нормальной платформы, с учетом расстройства пути в войну. Не отказывайтесь сразу. Попробуйте.

– Если скажу, что попробую, не сочтете сумасшедшим?

– Знаете, сударь, мне сейчас совершенно безразлично, в здравом ли вы уме. Пусть это будет безумие, но такое, чтобы в него поверили. Сейчас поверили.

– А потом?

– А потом будут цеха и станки. В собственный карман эти деньги и Буховцеву положить не дадут. И вообще, в этом деле вы только исполнитель. Или будете ждать, пока в цехе катерпиллеров крыша упадет? А вы знаете планы Общества по реконструкции завода? Все эти старые литейные печи снести и построить за околицей огромные мартеновские цеха. Воздух в центре очистится. Все это надо решать в считанные дни.

– Ладно. Если для фронта, для победы… Согласен. Это война, на войне рискуют.

– Ну – ну, не опережайте событий. Войну еще не объявили.

– Не объявят – будем считать нашей победой. Войны не всегда справедливы.

Бахрушев помолчал, потеребил бородку, и положил руку на плечо Виктору.

– Я снова вижу, что в вас не ошибся.