Текст книги "Garaf"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Гауры припали на брюхо – два из трёх, рыча с подвизгом. Третий – или первый скорей, потому что самый большой – тяжело дыша, пошёл к Эйнору на прямых, словно деревянных, лапах. Подошёл вплотную и поднял голову – до этого бессильно болтавшуюся. Два других гаура зло рычали, стоя на месте.

Алой молнией сверкнул Бар.

Гауры – словно их спустили с привязей – бросились прочь, в чащу. А Эйнор встал на колено возле обезглавленного тела, всё ещё подёргивавшего лапами.

– Прощай, Тарланк, – рыцарь сказал это тихо, но слова его прокатились через прогалину, как гулкие свинцовые шары по каменному жёлобу. Он повёл рукой – и замершее наконец тело гаура вспыхнуло, словно пропитанное бензином чучело.

Слезший вниз старый шаман, что–то бормоча и напевая, поднял отрубленную голову зверя.

– Теперь доволен, таркан? – спросил он. Эйнор кивнул, несколько раз вонзив меч в землю:

– Долг выплачен. Мы уезжаем немедленно; ни тебе, ни твоему народу не будет худа.

– Что б вы все провалились сквозь землю, – изрёк доброе пожелание шаман и заковылял в чащу, унося голову.

Рыцарь тяжело подошёл к замершим на месте оруженосцам – они вцепились в поводья мгновенно успокоившихся коней с такой силой, что Эйнору пришлось забирать повод у Фередира силой. Нуменорец забрался – не сел, а именно тяжеловато, непохоже на себя, забрался в седло и скомандовал:

– Ехать точно за мной. К утру мы должны быть далеко отсюда. Как можно дальше.

* * *

Серый рассвет застал всех троих на длинной прогалине, оставленной в незапамятные времена пожаром и с тех пор так и не заросшей почему–то. Над прогалиной висело низкое серое небо, сеялся мелкий частый дождь. Кони – словно проскакали сутки кряду – еле плелись, опустив головы.

– Я не знаю, куда мы едем, – вдруг сказал Эйнор. И остановил коня.

Оруженосцы подъехали, встали по бокам. Фередир тихо спросил:

– Что значит – не знаешь?

– Всего лишь то, что я этого не знаю, – спокойно пояснил Эйнор.

– Это… – Фередир помедили. – Это ОН?

– Это Он, – кивнул рыцарь и сел удобнее. – Я надеялся, что он не успеет понять… определить… Ошибся.

– Что будет? – спросил Фередир. Гарав молчал, но чувствовал, как воздух промокает от страха – от его собственного страха. И от понимания, что приближается – не очень спеша и неотвратимо – что? Что–то страшное.

– Вы поедете дальше, – неожиданно ласково сказал Эйнор. – Не мотай головой, Фередир, – голос на миг снова построжал. – Вы поедете дальше. Доберётесь и всё расскажете, о чём будут спрашивать. И обо мне расскажете – всем, кто спросит. И будете жить. Я…

Эйнор не договорил. Кони вдруг с визгом и стоном встали на дыбы. Все три сразу. Затанцевали, крича и дёргаясь, словно под страшной пыткой, мгновенно покрылись густой пеной.

Гарав не удержался в седле. Был полёт, удар – и темнота.

Глава 20 -

в которой Гарава спрашивают: «Ну что, сынку? Помогли тебе твои эльфы?» – и он не знает, что ответить…

Гарав очнулся от холода. Это был странный, каменный холод, так что, ещё не совсем придя в себя, мальчишка вяло удивился этому. И открыл глаза.

Он был в каменном кубике. Два на два на два метра, не больше. Пол – две подогнанные плиты. Потолок – две. Три стены – по две, в четвёртой прорублено маленькое окошко без стекла или прутьев. Двери нет. В двух углах – две небольшие деревянные бадьи.

Камера.

Осознав это, Гарав обмер. Окоченел, стал частью гранитного пола – без мыслей, мысли вышибло из головы. Потом медленно, рывками какими–то, вспомнил всё, что было. Полёт… удар… темнота…

Но было перед этим ещё одно. Неподвижная чёрная фигура в дальнем конце той мокрой прогалины – всадник, поднявший руку, похожий на статую чёрного камня…

Хана, подумал Гарав. В рот хлынула кислая слюна, и мальчишка снова потерял сознание.

Очнулся он опять быстро. Лежал, как кусок теста – расслабленный и неспособный ни к малейшим действиям.

Плен. Он опять в плену – но на этот раз не у орков, а там, у того существа, о котором Эйнор говорил с ненавистью и опаской. Но место только что гулко ликовавшей в голове пустоты хлынула ужасная мешанина – слова, фразы, образы, обрывки и просто междометья. Живот скрутило невыносимой болью, Гарав застонал и скрючился, обнаружив только теперь, что лежит голый. Ну правильно, обыскали и отняли всё…

…всё… всё…всё кончилось. И кончилось страшно, сомнений в этом не было… а главное – то, что всё кончилось, не означало, что это – конец. До конца, скорей всего, оставалось ещё очень долго. И это долго будет непростым.

Захотелось зареветь. Громко и безутешно. Гарав не сделал этого только от неожиданно трезвого осознания взрослой мысли: не поможет. Теперь, похоже, вообще ничего не поможет.

Вновь накатило. Только теперь это был не ужас, а выматывающая тоска. Как в опере «Юнона и Авось» – «ниже горла высасывает ключицы». Пашка раньше не понимал этих слов. А теперь… Гарав теперь понял.

Никто ведь ничего и не узнает. Он вцепился зубами в правое запястье, всхлипнул…

…Мальчишкам редко хочется жить. Они просто живут, и всё – потому что жизнь впереди бесконечна. И их оглушает понимание того, что они тоже могут умереть. Не когда–то там, в неизвестной дали, а – сейчас. Как правило, они не верят в это до конца, поэтому нередко умирают очень мужественно.

Не столько от смелости, сколько от неверия в возможность гибели.

«Меня будут пытать, – неожиданно спокойно подумал Гарав. – Я почти ничего не знаю, но ведь даже этого рассказывать нельзя. Но я не выдержу, я раскисну и начну говорить. Потом меня всё равно убьют. Что делать?»

Он сел, вжался в угол, обнимая колени. Его начало трясти – от каменного холода и страха. Внутри всё противно сжималось и ухало, обрывалось – хорошо, что живот отпустило. «Может, сейчас умру? – с надеждой подумал мальчишка. Но он был здоровым и крепким; такие не умирают от страха. А это значило, что его хватит надолго. Гарав зажмурился до боли в глазах, до шума и радужных пятен. – Надо умереть. Самому. Как?»

Он открыл глаза, огляделся. Совершенно спокойно, почти даже без волнения. Гарав. Не Пашка. И Гарав мог много такого, чего не мог – нет, на что не мог решиться – Пашка.

Броситься на охрану, когда придут? Нет. Там, конечно, опытный народ, они просто не дадут ничего с собой сделать.

«Я не могу быть предателем, – подумал мальчишка. – Я не имею права быть предателем. Я клятву дал.»

И эта мысль неожиданно придала ему мужества. Он встал в рост; за окошком со всех сторон было только хмурое небо, как не изворачивайся. А хотелось увидеть зелень. Деревья. И чтобы солнышко было.

Гарав пригнулся. Отвёл голову. Облизнул губы.

И изо всех сил, не сдерживая себя, ударился виском об угол узкого подоконника.

* * *

– Нелепо.

Всхлипывая от пережитого напряжения, Гарав приподнялся с пола. Неверяще посмотрел на подоконник.

– Но как же… – пробормотал он. Ощупал висок. Снова посмотрел на подоконник… и сообразил, что в комнатке он не один. Каменные плиты в стене, противоположной окну, успели разъехаться, за ними виден был чёрный коридор, в котором большие факелы на стенах выхватывали из этого мрака шевелящиеся пятна каменной кладки стен.

– Нелепо, – повторил вошедший человек. Высокий, немолодой… но и не старый, не понять, какого возраста. Длинные седые волосы, на них – чёрная корона без украшений… вроде бы железная. Костистое суровое лицо, с ястребиным носом и тонкими губами широкого рта, глубоко сидящие серые глаза. Тугая черная кожа – высокие перчатки, поддоспешная куртка, штаны для верховой езды, сапоги со шпорами – золотыми, яркими. Чёрный длинный плащ с откинутым на спину глубоким капюшоном. На поясе – на косых перевязях – длинные меч и кинжал. Ещё одно яркое пятно – кольцо на левой руке, на безымянном пальце. Кольцо с большим камнем, густо–фиолетовым. – Ну пробил бы ты себе голову. И что дальше? – воин сделал ещё два шага к Гараву, тот вскинул голову и хотел встать… но вместо этого отодвинулся к окну и сжался. – В объятья Намо, а оттуда – в жадную пасть Эру? Да и не отпустил бы я тебя отсюда. Сделал бы своим посыльным… ну, например, в теле летучей мыши. Как тебе такое посмертие?

Гарав обхватил себя руками за плечи и подтянул колени к подбородку. Сил посмотреть на вошедшего не было никаких, а комнату отчётливо наполнил ледяной холод. Как будто он снова сидел в пещере, а снаружи шёл снег…

– Как тебя зовут? – воин присел рядом на корточки и взял мальчишку за подбородок. Не сильно, не грубо – просто чтобы приподнять голову. Но, когда Гарав попытался сопротивляться, из пальцев в челюсть и в язык, а оттуда – в мозг ударили безжалостные тонкие ледяные иглы. Боль была такая, что мальчишка ослеп, а когда продышался – в его глаза смотрели серые спокойные глаза воина.

– Гарав, – хрипло сказал Гарав. И мельком подумал – нет, не просто подумал, а подумал где–то за страхом – что это всё–таки не настоящее его имя, и…

– Сын?.. – продолжил воин, ожидая услышать имя отца Гарава. Гарав мотнул головой:

– Просто Гарав.

– Ты бастард? – в голосе воина не было презрения, насмешки или осуждения. Даже интереса особого не было. Гарав пожал плечами. И тут же боль повторилась – слепящая, а крикнуть что–то не давало, и от этого она становилась сильнее.

– Отвечай словами и сразу, – сказал воин. – Иначе я буду тебя вот так наказывать снова и снова. Понял?

– Да, – поспешно сказал Гарав, не шевелясь.

– Ты бастард?

– Не знаю…

– Откуда ты родом?

– Я… с востока, – быстро ответил Гарав. Ведь Россия – тоже восток… Он ожидал боли за ложь… но нет. Боли не было, был следующий вопрос:

– Как ты попал в оруженосцы к этому нуменорцу?

– Меня взяли в плен орки и перепродали… я убежал с дороги на строительство укреплений… – мальчишка шевелил только губами и даже не делал попыток отвести глаза от взгляда воина, мечтая только об одном – чтобы не повторялась боль. – Эйнор подобрал меня по пути…

– Подобрал? – тонкие губы усмехнулись. – Ты северянин или йотеод?

– Сев… – Гарав глотнул, – северянин.

– Зачем Эйнор ехал сюда? – был следующий вопрос. Гарав промедлил секунду – и был наказан новой вспышкой боли. На этот раз ему дали крикнуть, и, закончив стонать от боли, мальчишка одышливо ответил:

– Я… не знаю. Он не говорил. Ни мне, ни Фередиру… не надо больше, пожалуйста! – это он крикнул по–русски. Странно, но незнакомый язык не удивил воина и даже не привлёк его внимания.

– Куда именно он ехал? – продолжал спрашивать воин. – Этого ты не мог не знать.

– Не знаю, – отчаянно прошептал мальчишка…

…На этот раз боль пришла серией вспышек, которые били в мозг и оттуда разлетались зазубренными прутьями через кости и мышцы до кончиков пальцев рук и ног – раз–два–три–пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–четыре–пять–долгая пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–четыре–пять…

… – Мммммм…

Придя в себя, сквозь слёзы Гарав различил спокойное лицо.

– К истокам Грэма? – спросил воин. – Я правильно расслышал?

Расслышал что?!

Гарав понял, что прокричал эти слова – «к истокам Грэма» – во время приступа боли. Сам того не желая и не заметив.

– Да–а! – прорыдал Гарав, презирая себя… и с ужасом понимая – если так будет снова, он расскажет всё.

Врать нельзя. Но… но, может, удастся что–то скрыть?

Хотя – что скрывать–то? Всё уже… Губы воина шевельнулись, и мальчишка закричал в ужасе, захлёбываясь словами и давясь:

– Я ничего не знаю больше!!! Я ничего больше!!! Я ничего–о–о–о!!! Не надо больше!!!

Пальцы разжались, и мальчишка повалился на пол, как будто был сделан из тряпок. Тупо смотрел, как перед лицом туда–сюда прошлись сапоги – шпоры позвякивали. Остановились.

– Ты давал клятву Эйнору? – послышался ровный голос.

– Да–а–а–а… – прорыдал Гарав. Он и правда вспомнил это только сейчас – и от ужаса и стыда перед тем, что сделал – тонко взвыл и вскинул ладони к лицу.

– По законам Кардолана преступивших клятву казнят мечом, – сообщил воин.

– Кто ты?! – выкрикнул Гарав, отрывая руки от лица. – Ты кто?!

– Я Ангмар, – был ответ.*

*Вообще говоря, мне удалось разыскать среди опубликованных записей Профессора и его сына Кристофера упоминание о том, что Главный Кольценосец – а Ангмаром правил именно он – это Чёрный Нуменорец, в прошлом – нардубар королевского флота Нуменора, и имя его неизвестно. Правда, Н.Некрасова в своём очень неплохом апокрифе «Великая Игра» говорит, что Первый Кольценосец – принц Нуменора Эльдарион, дальний родич короля Тар–Кириатана. Но в другом месте, причём у Профессора, совершенно чётко сказано, что «королевство Ангмар было названо по имени его правителя». Я питаю глубокую неприязнь к семитическим языкам и семитическим именам (а Профессору они нравились, увы…), поэтому «нардубар» у меня ну никак не вяжется с тем «бледным высоким королём», которым он предстаёт со страниц Трилогии. (Так и видится что–то кривоногое, волосато–носатое и хитро–подлое, но ничуть не грозное и не ужасно–притягательное в своём Уходе Под Зло.) А Эльдарион – хорошо, конечно… но уж слишком ДОБРОЕ имя, если читатель поймёт, о чём я… Потому я и решил сделать Чёрного Короля окончательно Ангмаром. Века прошли, ну взял он себе новое имя… Хозяин – барин. А, прикинув годы туда–сюда, я пришёл к выводу, что, скорее всего, родился он в правление Тар–Телеммайте… В общем, как есть, так и есть!

Но я ещё раз хочу отметить – Дж.Р.Р. ЗРЯ нянькался со всеми этими «китабдахами», «баха китабами» и прочими «баликами». Не «ложатся» они на внешний вид и обычаи нуменорцев! Никак.

Гарав открыл рот и замолчал. Неверяще смотрел на воина – бегал по нему глазами, словно искал признаки явного сатанизма. Ангмар усмехнулся и спросил:

– Ну и что с тобой делать? Может и правда убить, а душу подарить какому–нибудь драгазхару?

Гарав молчал. Ему почти не было страшно. Смысла бояться или отвечать не было. Ясно же, что с ним сделают всё, что угодно, и его мыслей и желаний никто не примет в расчёт…

– Я спросил, – напомнил Ангмар.

– Мне всё равно… – прошептал мальчишка.

– Ну, это сейчас тебе всё равно, – возразил Ангмар. – А потом будет очень даже не всё равно. Я могу ведь оставить тебе человеческую память. А могу и быть милосердным – отнять её. А могу быть и совсем милосердным – оставить тебе и твоё тело, и память, и ещё немало лет жизни… Скажи, ты правда хотел покончить с собой?

– Да, – горько сказал Гарав. И поморщился: на полминуты бы раньше! И ничего бы не было сейчас… А ведь это только начало, с ужасом подумал мальчишка. Теперь я всю жизнь буду думать про то, как предал. И искать оправдания. И не находить. И у него вырвалось: – А просто убить… не можешь? Я всё равно больше не нужен тебе. Ну так убей…

– Я не настолько добр, – серьёзно ответил Ангмар. Гарав посмотрел на него. Глаза короля больше не притягивали и не спрашивали, они были обычными человеческими глазами. – Но я, пожалуй, выполню твою просьбу.

Гарав перевёл дух. Ну вот и всё. И даже не страшно. Потому что, по крайней мере, там точно нет памяти.

– Выполню, если ты мне сможешь объяснить, с чего это ты так захотел умереть? – продолжал Ангмар.

– А ты? – горько спросил мальчишка. – Если бы ты… предал? Ты бы хотел жить после этого?

Король задумался. Сказал медленно:

– Знаешь… это интересный вопрос. Я плохо помню времена, когда мне было столько лет, сколько тебе.

Гарав удивлённо моргнул. И вдруг хихикнул.

– Представил меня мальчишкой? – угадал Ангмар. – И тем не менее. Хотя это было по человеческому счёту почти четыре тысячи лет назад. Я родился в Нуменоре в правление Тар–Телеммайте. И тоже изменил клятве, которую давал. Правда, не из страха боли, а от жажды силы и власти. Да и был я уже зрелым человеком в немалом чине… – он опять прошёлся по комнатке и резко остановился, повернулся к мальчишке, по–прежнему следившему за ним с пола. – Может быть, ты передумаешь умирать, если я предложу тебе службу – службу мне?

Гарав молча, недоумённо смотрел на Короля–Чародея. Тот спокойно ждал. Наконец мальчишка неожиданно хладнокровно сказал:

– Я предал один раз. Ты уверен, что не предам второй?

– Предать можно только то, во что не веришь, – ответил Ангмар. – То, во что верят – не предают. А я постараюсь дать тебе веру, Гарав.

– Ве… ру? – кашлянул Гарав, вновь теряя хладнокровие.

– Конечно, – сказал Ангмар. – Ведь до сих пор у тебя не было веры, мальчик. Ты просто поехал с теми, кто тебя спас. Это понятно. Но что стоит за ними и что за мной – ты не знал, не знаешь и не задумываешься.

– Почему же, – Гарав повёл плечами. – Орки очень доходчиво мне это объяснили…

– Орки, – хмыкнул Ангмар. Очень по–человечески. – Я не предлагаю тебе служить оркам. Если уж ты не хочешь служить злу, – иронично выделил он это слово, – служи Руэте Рудаурскому. Он не орк и не слуга зла.

«Он твой слуга," – подумал Гарав. Осторожно подумал. Но с другой–то стороны… А что делать?

– Лучше убей меня, – прошептал он, опуская глаза.

– Да зачем? – Ангмар снова прошёлся. – Нарушил клятву? Ты клялся человеку, а не делу. Ты поклялся псу нимри, понимаешь? Там, – он вытянул руку, – люди рабы. Рабы эльфов. Здесь, – он указал на пол, – истинная свобода. Разве ты видел те земли, из которых пришёл твой рыцарь? Может, ему там и неплохо – он нуменорец, а к ним эльфы благоволят… до известного рубежа. Но люди твоей крови для эльфов – немногим больше животных. И ты будешь и дальше помогать нимри и их слугам порабощать людей?!

– Но и ты… нуменорец… – пробормотал Гарав.

– Конечно. И я хорошо помню, какая судьба ждала мой остров, стоило лишь нам попытаться сделать шаг из–под опеки эльфов и их хозяев. Ты умеешь читать?

– Нет, – Гарав мотнул головой.

– Жаль… – Ангмар остановился. – Я пытал тебя? А думаешь, твой рыцарь и ему подобные мягче обходятся с захваченными в плен? Или думаешь – эльфы не пытают пленных?

– Да не знаю я ничего про эльфов! – в отчаяньи со слезами крикнул мальчишка. – Ну подождите! – он пытался уцепиться за кончик хвостика ускользающей правоты. – Я же поклялся! Эйнор мой рыцарь! А Фередир мой друг!

– Ты предал их, – напомнил Ангмар. – Если бы у тебя была вера – ты бы не предал.

– Мне просто было больно!!! – заорал Гарав, вскакивая и стискивая кулаки. – Мне было очень больно, и я не смог промолчать!

Ангмар засмеялся – холодным и негромким смехом. Он смеялся, а мальчишка ждал с ужасом – вот сейчас король со страшными пальцами заговорит снова… и против этих слов нечего будет возразить.

И Ангмар заговорил:

– Я даю тебе право выбирать. А твоим знакомым их господа такого права не дают. Уже поэтому я честней их. Подумай и скажи. Сейчас. Я подожду.

Мальчишка не сводил с высокой чёрной фигуры затравленного взгляда.

Он думал, что нашёл друзей. И предал их.

Он думал, что нашёл себе будущее. И оказалось, что обманул сам себя.

Он думал, что стал воином. И что?

Гарав спрятал лицо в руках и застыл так.

– Я… согласен… – выдавил он. – Верните одежду…

– И оружие, – согласился Ангмар. – Тебе, конечно, ещё может придти в голову фантазии попробовать убить меня, но я бессмертен, Гарав. Вставай, пошли.

Это была команда. Спокойная и уверенная.

Мальчишка поднялся. И, глядя в пол, пошел следом за Ангмаром. Даже не думая о том, что там, снаружи, могут быть люди… или холод… или что угодно.

Теперь не было разницы.

Глава 21 -

в которой Эйнор обедает.

Положив ногу на ногу, Эйнор подцепил вилкой большой кусок мяса – приготовленный с дорогими южными специями (не Аганна ли, сволочь, привёз их? А ведь вопрос: как попадают сюда, в Ангмар, эти специи?), зажаренный снаружи до коричневой корочки, а в середине – нежно–розовый. Пища не была отравлена. Зачем, если он и так полностью во власти хозяина этого жуткого места – и все его попытки хоть что–то сделать гаснут, как удары мечом по тесту? Мясо с травами, свежий хлеб, отличное вино. Чего ещё желать гостю от радушного хозяина?

Меч у него не отняли. Ничего из вещей не отняли. Даже Калан Айар. Он просто–таки изумился, когда пришёл в себя у ворот Карн Дума и сообразил, что даже не связан. Да и камера, в которой сейчас обедал рыцарь, больше походила на хорошо обставленную комнату. Но сомнений не могло и быть – это и есть камера. Эйнор ощущал, что вокруг всё буквально напичкано тем, что несведущими людьми принято называть «магия». Слоями. Как чешуя на рыбе. Тут лишнего шагу не шагнёшь – сразу что–нибудь случится.

Поэтому Эйнор спокойно ел и запивал отлично приготовленное мясо хорошим вином. Вино, кстати, было откуда–то с его родины, старое. Внешне юноша был совершенно спокоен – ни в поведении, ни в движениях, ни в выражении лица даже тенью не сквозило напряжение. Казалось, что он обедает в гостях у лучших друзей… или даже у себя дома.

Мозг Эйнора работал с бешеной скоростью. Он искал возможность даже не освободиться – просто варианты хоть каких–то действий, которые смогут врага лишить возможности воспользоваться его пленением, а главное – пленением мальчишек. Своих оруженосцев, которых он не видел с той самой лесной прогалины за несколько десятков лиг отсюда.

Гарав ничего не знает. И ничего не сможет сказать. Вообще ничего, кроме неважных мелочей. Его допросят и убьют. Или он умрёт во время допроса, если окажется упрям – либо если заподозрят, будто он что–то скрывает.

Щёлк, щёлкнула чёрная костяшка на счётах. Эйнор увидел её воочию – выточенную из тёмного оникса. Такие счёты были у Нарака. Щёлк, минус один.

Фередир. Фередир знает больше. Намного. Но тоже ничего важного. Обрывки и кусочки. И кроме того, Фередир умрёт во время допроса – молча умрёт.

Щёлк, покатилась по серебряному прутку вторая костяшка. Щёлк, минус два.

Вообще–то ужасно вот так сидеть и оценивать чужую смерть – смерть тех, кто тебе доверился и служил. Радует только, что речь идёт и о своей смерти тоже.

Кому достанется Фион? Конь не будет своей волей носить никого чужого… но нуменорец–морэдайн, пожалуй, сумеет укротить жеребца. Хоть бы он оказался хорошим хозяином, этот неведомый дальний родич.

Щёлк, минус три.

Эйнор налил себе ещё вина и стал наклонять бокал, тихо прокатывая густую тёмную жидкость по его краю и напевая:

– Вот всё, что я знал о судьбах певцов

Настанет мой час, закрою глаза

И в мире ином мы встретимся вновь

Так пой же со мной, ожидая рассвет.

Пой вместе со мной

Грядущий день нас прочь уведёт

За окоём

Никто не узнает наших имён

Но песни будут звучать

Грядущий день надежду несёт

Пусть песня огнём

Греет сердца

Пусть гонит боль и страх.

Старинный напев навек сохранит

Память о павшем в неравном бою

Но закончились песни, пора уходить.

Многих ты встретишь, но имя певца

Никто не спросит

Грядущий день нас прочь уведёт

За окоём

Никто не узнает наших имён

Но песни будут звучать

Цель так близка, встретим свой рок

Ты не одинок

Без страха иди сквозь тьму и холод

Ведь песни будут звучать

Они будут звучать.

Песенный текст группы «Громовник».

Три мраморных плиты в фамильном кургане. Или две? Хоть бы артедайнцы передали на родину о том, что он взял служить Гарава. Обидно будет, обмани он мальчишку в такой малости.

Ведь ничего другого для него уже не будет.

Ни для кого из них троих не будет.

Дверь открылась и закрылась бесшумно, и вошедший тоже был бесшумен, но Эйнору не нужно было слушать или смотреть, чтобы понять, кто вошёл. Вино, остававшееся на стенках бокала, замёрзло розоватой паутинкой струек. Эйнор отхлебнул – и без того холодное, оно сделалось похожим на только что взятое с ледника. Вкусное… Золото бокала студило пальцы так, что кончики их онемели – и Эйнор поставил бокал на гладкую поверхность стола.

– Кто привозит тебе вино с юга, открой тайну, Ангмар ничей сын? – спросил Эйнор, не оборачиваясь.

Он, конечно, угадал.

Чёрный Король сел напротив в кресло с высокой спинкой. Раньше Эйнор никогда не видел его и удивлённо отметил, что Ангмар выглядит просто как уже немолодой, но опытный и сильный воин–нуменорец чистейших кровей. На миг рыцарю даже стало неудобно за насмешливо–фамильярный тон – как будто он и впрямь оскорбил намного более старшего и мудрого человека в его собственном доме – в благодарность за щедрое гостеприимство…

– Торговцы, Эйнор сын Иолфа, рыцарь Кардолана и воспитанник князя Нарака, – ответил он на немного архаичном адунайке. – Торговцы привозят и вино, и специи. Надоедливые, как мухи на куче навоза.

– Куча навоза – ты это об Ангмаре? – невинно спросил Эйнор, вытягивая ноги и кладя их одну на другую. Синонимичность названия королевства и имени короля удваивали оскорбление.

– Дай им волю – они превратят в кучу навоза весь мир, – невозмутимо сказал Ангмар и точно так же вытянул ноги. – Тебе никогда не казалось, что самое страшное зло мира – не Гобайн Саур, а именно торговцы?

– Ты считаешь Тху злом? – Эйнор удивился, но вновь намеренно употребил это слово: «Вонючка» в адрес Саурона.

– Конечно, – Ангмар тоже удивился, и удивление не было фальшивым ни на ноготь. – А что, по–твоему, он добро?

Эйнор беспомощно передвинул по столу бокал. Он не знал, что сказать. Ангмар молчал спокойно и доброжелательно.

– Отпусти мальчишек, – попросил Эйнор неожиданно для себя. – Они младшие люди, зачем им нуменорские счёты?

– Я прикажу их привести сюда, – сказал Ангмар, – и посадить на колья вон в тех углах. Там и там, – палец в чёрной перчатке со странным кольцом указал на углы, и Эйнор невольно посмотрел туда. – Сначала одного, потом другого. А ты, если не хочешь этого, мне расскажешь, зачем Нарак послал тебя на север – встречаться с Тарланком, которого ты так удачно отпустил.

– Я ничего не скажу, – ответил Эйнор.

– Тебе всё равно? – Ангмар переложил ноги, устроил руки на длинных резных подлокотниках кресла.

– Нет, но есть вещи, которые дороже наших жизней. И моей, и их. Намного. Так что убивать их бессмысленно, я буду молчать, даже если твои орки снимут с них кожу на моих глазах.

– А тебя? – с интересом уточнил Ангмар. – Если я прикажу посадить на кол тебя? А их буду спрашивать?

– Они ничего не знают всё равно, – усмехнулся Эйнор и допил вино. – Не знают и потому не скажут. Я – знаю… и я не скажу даже если ты велишь зажарить меня на медленном огне.

При мысли об этом кожа стала липкой от холодного пота. Но Эйнор усмехался и крутил в пальцах бокал.

– Но, может быть, передумаешь ты сам? – поинтересовался Ангмар. – Пока ещё не поздно? Я ведь могу допросить тебя потом, когда твоя душа будет в моём распоряжении.

Эйнор опять замолчал ненадолго. И с прорвавшейся тоской сказал:

– Может быть, хватит говорить? Слова ничего не изменят.

– Почему бы и не поговорить? – возразил Ангмар. – Здесь, на севере, всего три десятка нуменорцев. Редкостно скучно. Но я не разговариваю, я задаю тебе вопрос, Эйнор. Вопрос: ты будешь говорить? И второй вопрос: ты встанешь под моё знамя? Под моё. Не Саурона. Если скажешь «да» на второй вопрос – на первый можешь не отвечать.

Эйнор постучал костяшками пальцев по дереву стола. Провёл ладонью над полированной поверхностью – ладонь отразилась, как в тёмном озере.

– Кем ты был в Нуменоре? – спросил он в упор. – Ты же видел его. Кем ты был?

– Нуменором, – Ангмар вдруг улыбнулся. – Восхитительное чувство, юноша. Сейчас этого уже никому из людей не дано – ощущать себя частью такого.

– Он был красив? – Ангмар наклонил голову. – Ты видел Менельтарму?

– Да, – голос Ангмара стал тихим и прозрачным, как зимняя дымка.

– А я нет, – сказал Эйнор и допил вино. – Ты видел и всё–таки предал. А я не видел, но я никогда не предам.

Ангмар молчал. Он молчал долго. Очень долго. Несколько минут молчал, и Эйнор, смотревший в стол, знал, что Ангмар разглядывает его. Чувствовал, как чувствуют вцепившиеся в горло пальцы. Потом король встал, и Эйнора швырнуло в стену, подняв с кресла – как швыряют надоевшую игрушку злые дети. От удара у рыцаря помутилось в глазах… а когда он смог начать дышать, то увидел, что руки до локтей и ноги до колен поглощены камнем. Словно он расплавился без жара и охватил притиснутого к стене юношу.

– Не бойся, – сказал Ангмар, стоя возле стола. – Ты не умрёшь ни от голода, ни от жажды, об этом позаботятся. И уморить себя ты не сможешь тоже, и за этим присмотрят. Живи, Эйнор сын Иолфа. Мне не нужны смешные тайны – твои, твоего дурака–князя и даже тайны… Арвелега! – это слово Ангмар будто выплюнул. – В следующий раз я зайду сюда через год–другой, чтобы посмотреть, во что ты превратился… и подробно рассказать и, может быть, показать тебе, как я разделался с Артедайном и Кардоланом. И как прикончил род Элендила. На корню. А потом – потом – если очень попросишь – я тебя убью. Может быть.

Какое–то время Ангмар с задумчивой полуулыбкой наблюдал, как потерявший–таки самообладание юноша с перекошенным лицом рвётся из каменных тисков – молча, только на лбу и шее под тонкой «благородной» кожей вздулись вены, да лопнула по швам на взбугрившихся мышцами плечах кожаная куртка. ги, к бортам которой мальчишка был привязан за руки и ноги.

Потом вышел, не оглядываясь – дверь сама открылась перед Ангмаром, а когда захлопнулась – с отчётливым стуком – в комнате погас свет.

Эйнор остался в полной темноте. В самом её сердце. Он даже слышал его биение – рваное и отчётливое.

И не сразу сообразил, что это бьётся где–то в горле его собственное сердце.

Глава 22 -

в которой Фередир не видит выбора, а Гарав его делает.

С того самого момента, когда вернулось сознание, Фередир развлекался тем, что поливал бранью на двух языках своих конвоиров, ехавших по сторонам телеги, к бортам которой мальчишка был привязан за руки и ноги. Конвоиров было шестеро. Пятеро вастаков и рыжий холмовик. Верхами.

Как они попали к стенам Карн Дума – Фередир не помнил. Он косил через плечо на медленно наплывающие стены, башни и здания, громоздящиеся по склонам горных отрогов – и ругался. Неспешно, вдумчиво.

От ругани было не так страшно самому. И это хоть как–то уязвляло конвоиров. Фередир очень надеялся, что вастаки знают хотя бы талиска – ведь они живут тут рядом с холмовиками. Весь запас самых поганых слов, которые только имелись в памяти, и всё своё умение их складывать в предложения Фередир бросил в бой. Подробно осветив родословную конвоиров и процесс их зачатия, а так же реакцию отцов на появление на свет такого, Фередир вдохновенно обратился к нелёгкому, наполненному разнообразными испытаниями, детству и отрочеству врагов. Особое место он уделил их взаимоотношениям с овцами, козами, самцами самых вонючих свиней и не менее вонючими старшими родственниками обоего пола. Потом настал черёд мучительной во всех отношениях, полной разочарований, зрелости… и холмовик, подъехав ближе, врезал мальчишке ногой в пах.

– Придержи язык, – процедил он. – Тем более, что вастаки не понимают ни талиска, ни вашего клятого адунайка.

Фередир не сразу понял смысл слов – вообще–то ему казалось, что сапог рыжего прошёл куда–то в район живота, по пути оставив лопнувшие ошмётки всего хозяйства. Верёвки мешали сделать даже самую естественную вещь – согнуться, чтобы уменьшить боль. А закричать, как настойчиво диктовало тело, мешала гордость.