Текст книги "Garaf"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Рыцарь:

Любезная Катрин!

Уже который день мой тяжкий путь лежит через пустыню.

Здесь солнце белое и желтые пески…

Оруженосец, с надрывом:

– Мой лорд! Харадец спер последние портянки!

Рыцарь, злорадно хихикая и потирая руки:

– Надеюсь, он скончался в страшных муках!

На этот раз хохот был подобен обвалу. Гарав тоже не удержался – опять. Но всё–таки усилием воли скрутил ржачку и продолжал:

– Рыцарь мечтательно продолжает:

– Простите, леди, за вульгарный слог,

Но проза жизни снова грубо вторглась.

Оруженосец, вглядываясь вперед:

– Прошу простить, что прерываю этот бред,

Конца которому, боюсь, вовек не будет.

Там, впереди, – девица на верблюде.

Держите крепче верности обет!

Рыцарь, свирепо:

– Ну ты, наглец! Закрой покрепче пасть,

А то зубов тебе недосчитаться!

Оруженосец, обиженно:

– Ну вот, опять – чуть что, так сразу драться,

А без меня давно бы мог пропасть.

Рыцарь, горделиво:

– Но не пропал. Поэтому – заткнись!!!

Тут появляется девица на верблюде. Рыцарь тихо обалдевает.

– Попридержите, леди, скакуна,

Ваш лик прекрасен в ярком свете солнца!

Девица, жалобно:

– Ах, сударь, мой верблюд вот–вот загнется,

Среди пустыни, сударь, я одна!

Рыцарь, недоверчиво:

– Одна?

Девица, с нажимом и убедительно:

– Одна.

Рыцарь, гордо выпрямляясь:

– Позвольте вас сопроводить!

Вам путь, клянусь, покажется короче!

Девица, с робкой надеждой в голосе:

– Вы не спешите?

Рыцарь совсем гордо выпрямляется:

– Ради вас – не очень!

Девица, радостно:

– Ах, рыцарь – как мне вас вознаградить?

Рыцарь:

– Вознагради… ах, вознаградить? Я весь у ваших ног!

Такое дело тонкое – Восток!

Процессия разворачивается и медленно удаляется в

противоположную сторону. Рыцарь, мечтательно вслух:

Любезная Катрин!

Простите за задержку. Я весь горю от жажды встречи с вами…

Оруженосец (подсказывает):

– Душа моя давно уже сгорела… да, сгорела…

И сердце изнывает от ожогов… ох, изнывает!..

Рыцарь, патетически:

– Но здесь война! И долг пред Нуменором священен!

(Нежно улыбается)

Вся постановка принадлежит перу и исполняется бардами Тэм Гринхилл и Йовин.

Гарав пригнулся, пропуская над собой фляжку Эйнора. И тут же сделал вид, что кланяется.

– Благодарю за внимание.

Правда в следующие две минуты он всё равно вынужден был бегать вокруг бивака от рыцаря, который носился следом, да ещё и швырялся разными предметами.

– Фляжка… – комментировал Фередир, помешивая в котелке. – Сапог… Эйнор, сам будешь искать… опять фляжка… а это что?.. О, надо же, сумку не пожалел… овёс не просыпался?.. Опять сапог… Меня за что?!

– Чтоб не болтал, – сел к огню Эйнор и второй раз треснул Фередира крагой. С показной сердитостью обулся.

– Мне уже можно подходить? – осведомился из темноты Гарав. – Я есть хочу.

– Подходи, – хмыкнул Эйнор. Гарав сел напротив. Эйнор протянул руку и хлопнул оруженосца по плечу: – Когда вернёмся – выступишь перед князем.

– Я?! – испугался Гарав. И огляделся, словно князь уже стоял возле огня.

Но вместо князя к огню вышли четыре человека. Бесшумно. Один за другим.

Это были рыжие холмовики. В кольчугах, клетчатых плащах, с оружием и щитами. Двое молодых мужчин, двое мальчишек постарше Гарава. Всё произошло так быстро и обыденно, что Гарав не успел толком удивиться. Фередир опустил миску, но больше ничего не сделал. Эйнор остался невозмутим и неподвижен… хотя Гарав на миг увидел на его лице замешательство и даже… страх, что ли?

Холмовики остановились сбоку от огня, держа руки на виду, не на оружии. Гарав снова ощутил нелепость ситуации – а точнее, какую–то её нереальность. Вышли к костру люди и стоят, смотрят. Как будто это тут обычное дело.

Или правда обычное?

– Hela, ¹– сказал Эйнор, пошевелив ногой ветку в костре.

– Hela. Oyst tyja? ²– отозвался тот из мужчин, что постарше. Вполне мирным голосом.

¹ Привет.

² Привет. Откуда вы?

Эйнор показал рукой на северо–восток.

– Karn Dum. ¹

– Farst raydda. ²

– Yo. ³

– Wimma steppa? ⁴

¹ Карн Дум.

² Дальний путь.

³ Да.

⁴ А по каким делам?

Эйнор покачал головой.

И в этот миг рыжий ударил мечом.

А дальше всё смешалось. Вроде бы Фередир кинул углями в лицо второго нападающего. Мимо прокатился какой–то клубок, пророс стальным шипом. Гарав крутнулся на месте, вскакивая и рывком за рукоятку сбрасывая с меча ножны – пояс полетел в сторону. Пнул бросившегося на него во вторую атаку парня в колено и вскочил, подхватывая левой рукой щит.

Кто–то рухнул рядом с костром. Лязгала сталь и слышались ругательства. Но это всё уже отдалилось от Гарава. Сейчас в мире остались он – и его противник.

Человек. Рыжий парень. С длинным мечом…

…Как это ни смешно и ни странно, но только теперь Гарав понял, зачем воины носят доспехи. По–настоящему понял, не умом, а – почувствовал.

Противник был выше и сильней Гарава. И драться умел, пожалуй, лучше – хотя мальчишка пришёл сюда, в этот мир, с кое–какими навыками, а уроки Эйнора впитывал, как губку.

И выше, и сильней, и дерётся лучше… Но только достать Гарава как следует – не мог. А ведь дважды доставал, несмотря на щит – так, что это могло кончиться глубокими ранами – и оба раза сухо шуршала безотказная сталь доспеха. И Гарва, после первого такого удара – в правое бедро – было струхнувший, осмелел. А после второго – по левому плечу – ответным выпадом достал противника сам, в локоть. В правый – левше Гараву было легче наносить такие удары.

И увидел, как на лице рыжего парня появилось и стало расти отчаянье. Он ещё отмахивался, но потом перебросил меч в левую – и сразу стал отступать, не в силах противостоять натиску осмелевшего и разошедшегося Гарава. Лёгкая кольчужка и такой же лёгкий шлем – немного против латника…

Странно, едва Гарав осознал эту обречённость своего противника – как исчезли злость и желание достать рыжего. Наоборот: Гарав подумал – да беги же, вот баранище!!! Я же не угонюсь за тобой в доспехе, так и скажу – не мог догнать. Да и не погонюсь я…

Но рыжий продолжал взмахивать мечом в левой. Отчаянно и обречённо. Видно, он не был научен отступать.

– Помочь? – спросил Фередир. Он подошёл, держа окровавленный меч остриём вниз. Гарав мотнул головой в сторону, на миг упустил рыжего из виду – и тот немедленно прянул вперёд. Молча и стремительно, как молния.

Гарав поймал его – скорей от неожиданности, чем сознательно – ударом снизу вверх. Через пах, под кольчужный подол.

Парня отбросило в ручей – руки крестом, меч вылетел из ладони и сухо грохнул по гальке. Рыжий хотел вскочить – и из него выпало то, что из человека выпадать не должно.

Тогда он не выдержал – закричал. Истошным долгим криком, каким люди не кричат и тоже не должны кричать. Гарав отвернулся и не выпустил меч только потому, что твёрдо помнил – оружие не роняют. А крик звучал, звучал, звучал и никак не кончался. Тогда Гарав тоже закричал, и в крике прорвались смешные и страшные слова, сорвавшиеся на визг:

– Ну что он не умрёт–то никак?!

Фередир смотрел угрюмо. А подошедший Эйнор взял второго своего оруженосца за затылок и силой повернул его голову в сторону корчащегося в ручье умирающего:

– Потому что ты плохо ударил, – сказал нуменорец. – Не мучай его. Иди и исправь.

Гарав хотел замотать головой – и не мог. Хотел закричать, что не будет – и не мог. Он повернулся и пошёл, тяжело переставляя ноги.

Рыжий перестал кричать. Он хрипел и сжимал обеими ладонями низ живота поверх скользких сизых и жёлтых петель, перепачканных кровью и ещё многим другим. Длинная прядь прилипла к белой щеке ниже безумного от боли глаза.

– Убееееей… – попросил он – выдохнул пляшущими губами на неплохом адунайке. – Прикончи… южанин… ради твоей матери…

Да он же не старше меня, с ужасом понял Гарав. Просто выше и крепче. Я не могу. Я никак не могу. Я и этого–то не имел права делать, ведь он же не орк какой–нибудь…

– Почему ты не побежал?! – шёпотом крикнул он. – Я бы не погнался…

– Я не трус, – губы рыжего скривились, на них показалась кровь. – Моим… в сто раз легче будет знать… что я умер… чем видеть меня… беглецом…

– Добей его, – послышался холодный голос Эйнора. – Не будь глупцом, не тяни нити между.

Гарав приставил остриё меча к шее рыжего – к ямке между ключиц в вырезе расшитой рубахи и не спасшей хозяина простенькой кольчуги.

Я сделал это и я не буду закрывать глаза, подумал мальчишка. Чтобы помнить, как это легко и страшно – убить человека.

И налёг на меч.

Хруст. Скрежет. Хаотичные рывки.

Глаза рыжего стали потусторонними от новой боли. Он открыл рот… но вместо крика, которого так боялся Гарав, лишь тихо закашлялся. И глаза сделались спокойными и сонными. Потом закрылись.

– Вынь меч, – сказал Эйнор. Гарав послушно потянул клинок – мёртвое тело чуть подалось вверх, потом – соскользнуло. – Вытри его, – Гарав, присев, тщательно обтёр оружие, как во сне, о край рубахи убитого. – Теперь кричи или плачь. Не стыдись, Волчонок.

– Мы никому не скажем, – Фередир встал рядом. – Это не стыдно, Гарав, правда. Это первый человек, чью жизнь ты отнял. Плачь.

И Гарав закричал…

…Подогретое вино пахло корицей и было неожиданно приятным. Держа кубок обеими руками, Гарав выпил половину залпом и допил остальное несколькими глотками. Больше всего он боялся, что Эйнор или Фередир начнут говорить… утешать, рассказывать истории из своей жизни…

Но они молчали. Сами всё сделали со стоянкой, только что стащить доспех никто не помогал. Сами сложили в ряд и завалили плоскими камнями из ручья всех четверых холмовиков. Совсем стемнело. Гарав немного пришёл в себя, когда выпил вино… и совсем очнулся, когда на колени ему Фередир положил тяжёлое золотое зарукавье. Гладкое, лишь с концов его украшали двойные кольцевые выступы.

– Что это? – Гарав поднял голову. Вино согрело, но не ударило ни в голову, ни в ноги.

– Возьми, – сказал Фередир и присел рядом. – Это тебе.

– С?!. – Гарав отшатнулся, золотой обруч покатился с колен. – Ты что?! С убитого снял?!

– Бери, – Фередир опять сунул зарукавье Гараву. – Бери, Волчонок, – голос его стал

умоляющим. – Ты не понимаешь, что ли? У вас не так, что ли? Это же твой первый. Он придёт обязательно… Эйнор–то не верит, – Фередир покосился на рыцаря, который словно бы и не видел ничего, ворочал над огнём кусок окорока на двух прутьях. – Он придёт, а ты не бойся. И скажи: мол, честью я тебя убил, честью похоронил, честью твоё взял, погляди и уходи.

– Ты чего несёшь? – Гарав заозирался.

– Увидишь, – сердито отрезал Фередир и почти силой надвинул на запястье Гарава зарукавье. – Вот так…

…Вино, как видно, всё–таки подействовало. Гарава потянуло в сон. Он кое–как добрался до плащей, завернулся и лёг. Голова поехала, завертелась противно, и всё тело закружилось, как будто лежал не на камнях, а на диске старой карусели… «Ой плохо–то как…» – успел подумать мальчишка и провалился в сон…

…Он видел родное село. Село было сожжено, и он знал, что это орки и шпорить коня уже бесполезно. Где–то в глубине души жила мысль о том, что это НЕПРАВИЛЬНО и этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Но он ехал и ехал по улице и удивлялся, что не видит ни одного трупа. Именно удивлялся…

…Видимо, он спал недолго, потому что, когда открыл глаза – с криком – то от костра обернулись сразу оба. Эйнор кивнул:

– Есть будешь?

– М… ага–а… – Гарав встал. Фередир спросил:

– Приснился?

– Не помню, – нерешительно ответил Гарав, садясь к огню. – Наверно, да. Я страшное видел…

– Не рассказывай, тогда не сбудется, – торопливо прервал его Фередир. А Эйнор просто запел – негромко, не глядя сунув Гараву пару сухарей и кусок крепко прожаренного (портиться начало) мяса.

– Бегут ручьи, спускаясь с гор

И снег лавинами идет.

Над пропастью туман лежит,

И только Эдельвейс цветет.

Здесь солнце, как слепящий диск

И странник не найдет пути.

Дороги не ведут туда,

Туда, где Эдельвейс цветет.

И гномы стерегут тот край,

Чтоб люди не смогли узнать,

Что где–то далеко в горах

Чудесный Эдельвейс цветет.

Волшебный цветок, волшебный цветок

В чужие руки не идет.

Волшебный цветок, волшебный цветок

Сулит бессмертие богов. (1.)

Песенный текст группы «Громовник».

* * *

В разрывах крон елей неподвижно светили звёзды.

Гарав лежал и думал. Не об убитых, лежавших в полусотне шагов от стоянки, нет. Теперь ему не хотелось спать – короткий нервный сон сыграл плохую шутку с усталым

мальчишкой.

– Эйнор, – позвал Гарав. Тихо позвал, но оказалось, что рыцарь не спит.

– М? – так же негромко и как–то равнодушно отозвался он.

– Сколько стоит всё то, что ты мне купил в Форносте?

– Двадцать восемь кастаров, считая коня, – спокойно ответил рыцарь.

– Когда я их отслужу?

– Если брать жалованье наёмника, – в темноте произошло шевеление, на секунду мигнули и погасли некоторые звёзды – Эйнор ворочался, даже привстал, – то через семь месяцев.

– А если брать жалованье оруженосца?

– Оруженосцы служат не за жалованье.

– Ради чести? – мальчишка попытался снасмешничать, но голос дрогнул.

– Не только, – неожиданно ответил Эйнор. – Оруженосец мечтает стать рыцарем. Это дорога в жизнь. В другую. Собственно, почти все оруженосцами в первую очередь ради этого и становятся.

– Почти все? – уточнил Гарав, привстав на локте.

– Я знаю одно исключение, – отозвался рыцарь. – Тебя… – он сел. – Слушай, Волчонок, что тебя беспокоит?

– Будущее, – честно признался мальчишка. – Моё маленькое будущее в этом большом мире. Я принёс тебе присягу, я твой оруженосец. Но мне хотелось бы знать, что дальше.

– У тебя нет своего будущего, пока ты не станешь рыцарем, – спокойно отрезал Эйнор.

– Так, – не менее спокойно кивнул Гарав и лёг на спину, заложил руки под голову, глядя в небо. – Если я не хочу?

– Ты не хочешь? – ровно спросил Эйнор.

– Сдаюсь, хочу, – согласился Гарав. – Я думал об этом ещё раньше, до клятвы, и давал её не просто так, не думай. Но что потом? Я хочу, но я смогу?

– Ну, если мы вернёмся из этого похода, – заговорил Эйнор, – а у нас очень мало шансов на это, я тебе скажу – то в будущем у тебя будет примерно шесть шансов на четыре, что ты станешь рыцарем в ближайшие пять–семь лет. Ты вынослив, ловок, достаточно храбр и достаточно туп… – Гарав невольно хихикнул – Эйнор холодно пошутил. – Князь посвятит тебя не без удовольствия, особенно если узнает, что ты мой оруженосец – князь мой воспитатель.

– Я не знал, – Гарав сел.

– Теперь знаешь… Четыре шанса на шесть, что в те же ближайшие год–семь ты погибнешь, и я тебе обещаю, что ты ляжешь возле нашего фамильного кургана, если будет, что класть; если нет – там вместо тебя положат плиту из мрамора.

– Спасибо, – без малейшей иронии ответил Гарав. – Предположим, что я стал рыцарем. Тогда?

– Тогда ты или станешь доказывать всем, что имеешь право на место в княжьей дружине – или получишь, как отец Фередира, свой fyellk, – Эйнор употребил слово из талиска, но Гарав кивнул, он знал, что это земельный надел за службу. – Если ты прослужишь рыцарем двадцать лет, fyellk превратится в theyd, и ты волен будешь жить на своей земле в меру своего разума и взглядов на жизнь. Я знаю тех, кто начал сам пахать эту землю и находил в этом удовольствие – и знаю тех, кто тихо спился на покое, распродав theyd богатым крестьянам по соседству. В общем, всё будет в твоих руках… пока ты держишь в них меч – и будет зависеть от этого меча.

– А ты рыцарь князя? – утвердительно спросил Гарав.

– Да.

– Чем это лучше?

– Для меня не стоял этот вопрос, я пошёл путём моего покойного отца.

– Но всё же? – добивался Гарав.

– Подарки, – Гарав не видел Эйнора, но услышал, что тот улыбается. – Нет, правда. Даже прижимистый властитель не скупится на свою дружину. Денег тебе будет хватать с избытком. Но княжеские рыцари нечасто умирают на покое в дружинной зале.

– Я не трясусь за свою жизнь, – честно сказал Гарав. Эйнор согласился:

– Я верю. Тебе очень нужны деньги?

– Я не знаю, что мне нужно, – признался Гарав. – Но я не очень люблю власть, Эйнор. На моей родине… – он не стал договаривать. – Я не люблю власть, – повторил мальчишка.

– Выслуживай fyellk, потом theyd, – снова почти равнодушно подытожил Эйнор.

– Эйнор, – жалобно сказал Гарав, – а ты совсем не будешь давать мне денег в эти годы?

Рыцарь засмеялся.

– Будут и деньги, и подарки, и военная добыча…

– Не хочу, – буркнул Гарав. – С мёртвых…

– Никто не просит ничего брать с мёртвых, этот браслет – дело особое. Но кошелёк на поясе мертвецу не нужен, тем более – взятое во вражеских домах и крепостях… Ты не можешь уснуть?

– Не могу, – признался Гарав. – Я думаю, всё время думаю. Про…

Он не договорил, глухо замолчал. И вздрогнул сам – думал, что Эйнор уже уснул:

– Нам сначала надо вернуться, Гарав. Лучше думай о том, что мы не вернёмся. Тогда тебе будет спокойней.

Глава 18 -

в которой есть только лес и его жители.

Следующие дни запомнились Гараву, как череда редкостно неприятных дневных и ночных часов. А тот день, когда он убил человека – как последний на долгие–долгие дни, когда он читал стихи, а Эйнор смеялся и вообще говорил.

Они окончательно углубились в лес. Чёрный, мокрый и холодный, несмотря на лето. Тут росли почти только гигантские ели – кроны начинались выше головы всадника, чёрные, даже не зелёные. Они смыкались в сплошной непроницаемый ни для света, ни для дождя полог, под которым царил вечный полумрак и росли можжевельник и серый папоротник. Корни гигантов облегал жёлтый и зелёный мох, а стволы в обхвате были – Эйнору, Гараву и Фередиру вместе встать и сцепиться руками, а то и больше.

Овёс почти кончился, а травы было мало. Да и «людская еда» мокла и плесневела. Охота оказалась неудачной, всё, чт о удавалось подбить – тетерева, от которых скоро хотелось выть, их мясо пахло хвоёй. Хорошо, что много было грибов, которые Гарав любил есть и умел различать (а вот его спутники грибов явно опасались и есть начали только после того, как Гарав умял груду жареных белых и остался жить, да ещё и имел довольный вид).

Эйнор молчал. Всё время. Молчал и брал себе дежурства с полуночи и до рассвета – точнее, до того момента, когда темнота прореживалась на серый сумрак. Рзводить костры стало трудно – даже трудней, чем на равнине, хотя, казалось бы, кругом было полно дерева. Оруженосцы разговаривали тоже редко и шёпотом. А уж ночи превратились в тяжёлое испытание.

Давящая темнота просто–напросто усаживалась на грудь. Перемигивались огоньки гнилушек. Постоянный шёпот повисал в воздухе, а за ним слушались вполне реальные жутковатые звуки ночной жизни. Хуже всего были часы дежурства. На пятую ночь – спать ещё не легли – к костру притащилось без приглашения что–то такое, чего Гарав даже не запомнил, потому что мозг отказался воспринимать увиденный ужас. Но Эйнор только поднял голову и сказал отчётливо (впервые за пять суток):

– Чего пришёл? Пошёл вон.

И жуть канула куда–то в сырой бормочущий мрак.

На следующее утро Гарав попытался было расспросить про ночного гостя, но заработал поперёк спины (не больно через плащ, жилет и кольчугу, но всё равно обидно) поводом…

…К вечеру десятого дня Эйнор остановил коня и хмыкнул неожиданно – оруженосцы даже в сёдлах пошатнулись. А рыцарь молча протянул вперёд руку (кольцо он всё это время носил жемчужиной наружу).

Гарав увидел прямо между сосен деревянный столб, украшенный черепом медведя (внутри вполне можно было поместиться, если свернуться клубком). По сторонам – снизу на половину высоты – шли двойные ряды вбитых в дерево гигантских (с клинок боевого кинжала) когтей, переплетавшихся с изображениями каких–то птиц и витыми узорами, вырезанными в прочном дереве. Выше – и до самого черепа – столб был вымазан высохшей, тухлой и относительно свежей кровью (ясно по виду и запаху). Когда всадники подъехали ближе, то стало видно, что столб вбит не просто в землю, а в центр выложенного из чёрных обломков гранита изображения свернувшейся спиралью змеи.

– Что это? – спросил Фередир, опередив Гарава на миг. Эйнор совершенно спокойно ответил:

– Эру, попирающий Моргота.

Фередир поперхнулся новым вопросом. А Эйнор скомандовал:

– Дальше едем очень осторожно. Тут тропа.

И пустил коня первым. Фередир же ещё долго оглядывался на столб с ошалелым видом. Может быть, именно поэтому он не заметил того, что заметили Эйнор (он остановил коня) и Гарав, который просто сказал:

– Осторожно, вон растяжка.

Эйнор не понял сказанного по–русски слова, но с насмешливым уважением посмотрел на оруженосца:

– А, заметил.

– В наших местах так часто делают, – сообщил Гарав, рассматривая натянутую на уровне щиколотки человека и практически незаметную, хотя и толстую, верёвку, пересекавшую тропу. – А что будет?

– Попробуй, – предложил Эйнор. Гарав достал топор и, привстав в стременах, сильным движением послал оружие вперёд.

Шак, сказал топор, перерубая верёвку и вонзаясь в мягкую землю. Почти в тот же миг над тропой с гулом прошёл и закачался на толстом канате чурбан, утыканный намертво вогнанными в глухие отверстия острыми кольями, а три стрелы – как по заказу на число путников – свистнув в воздухе, вонзились в стволы елей. Стрелы были без оперений, короткие, толстые и – это стало ясно, когда Эйнор не без труда достал одну – с кремнёвыми наконечниками. Пашка всегда думал, что кремень – красный. Но Гарав видел теперь кусок камня, искусно обработанный в виде лаврового листа (вряд ли тут знают, что такое лавр), почти прозрачный, с желтизной.

– Фородвэйт, – сказал Эйнор. – Будем ждать. Скоро кто–то должен придти.

– Фородвэйт? Лоссоты? – Фередир подъехал ближе. – Разве они живут здесь?

– Живут, – коротко отозвался Эйнор. – Молчите и ничего не делайте. Они должны нам помочь.

Несмотря на приказ молчать, Фередир, наклонившись к Гараву в седле, шёпотом коротко рассказал ему о народе фородвэйт, иначе называемом лоссотами. Они жили на берегах северного залива Форохел, но вот, оказывается, и в лесах тоже.

– А они за кого? – уточнил Гарав. Фередир с сомнением протянул:

– Вроде бы они не любят зло… Но ты сам видел, как они представляют себе Эру.

На этот раз оба оруженосца получили в лоб тупьём пики – быстро, несильно и точно. И замолчали.

Ждать, впрочем, пришлось не так уж долго. Вскоре Эйнор поднял голову (он сидел в седле, уткнувшись подбородком в грудь) и соскочил наземь, сделав знак спешиться оруженосцам. Они, озираясь, поспешно покинули сёдла.

Ни малейшего шума Гарав не услышал. Просто на тропе вдруг возник…

Сперва мальчишке почудилось, что это монгол. Ну, монголоид. Человек этот был

невысокий, хотя плечистый – и раскосый, скуластый… Но в следующую уже секунду Гарав понял, что ошибся. Глаза – хоть и раскосые – были светлые, почти прозрачные, и без монгольской злобности, скорей даже весёлые. То же самое с волосами, торчавшми из–под круглой меховой шапки – цветом они больше напоминали пшеницу, как и курчавившаяся бородка, и усы… Короткая куртка, бесформенные штаны, сапоги с круто загнутым носком – всё было тоже из меха и кожи. На широком поясе с простой завязкой висел в петле каменный нож, в правой руке человек держал… арбалет. Не такой богатый и сложный, как у Гарава, но арбалет. Заряженный, кстати – стрелой всё с тем же каменным наконечником.

Фородвэйт заговорил первым. Странно – его речь отчётливо напоминала эльфийскую!*

*Профессор признавался, что эльфийские языки в немалой степени списаны с финского. Вот я и решил сделать лоссотов (фородвэйт) реальными предками современных финнов. Благо, именно финские племена, по мнению многих учёных, являются автохтонами Европы. Кстати, у Толкиена фородвэйт говорили, что они – древнейшие люди Средиземья и языку научились непосредственно от эльфов…

Эйнор тоже заговорил – довольно медленно, запинаясь. Фородвэйт слушал, наклонив голову к плечу. Потом – махнул рукой, рассмеялся и, повернувшись, поманил путников за собой…

…То ли какое–то колдовство было тому виной, то ли фородвэйт умел лихо путать следы – но уже через сотню шагов Гарав окончательно перестал понимать, куда они идут. Потом началась ложбина – сырая, над нею ветки переплелись вообще в непроницаемый полог. Пахло гниющим деревом. Копыта коней и сапоги людей чавкали – глухо и мокро. Гарав один раз поскользнулся и повис на узде Хсана – тот удержал хозяина, но покосился обиженно.

– Ну прости, прости, – Гарав погладил его между ушей. Проводник оглянулся и со смешком что–то сказал.

– Лау–Коннен говорит, что ему смешно, как люди с юга милуются со своими животинами, – перевёл Эйнор.

* * *

Да уж, у этих людей из животных были только собаки – некрупные серые звери, похожие на лаек. Именно они – толпой – и высыпали навстречу входившим в селение незнакомцам. Лау–Коннен хлопнул в ладоши, крикнул что–то высоким голосом – и вся стая тут же разбежалась.

Селение как таковое терялось в лесу, было его частью. Тут жили в шалашах – нет, не неуклюжих лёгких сооружениях, шалаши были крыты корой и лапником в несколько слоёв. Видно было, что там можно стоять в рост. И каждый круглый шалаш был построен вокруг ели – как вокруг центрального опорного столба. Ко входам, завешенным шкурами, вели тропинки, по краям выложенные звериными черепами – по два с каждой стороны. Кое–где играли дети, работали женщины; мужчин сперва видно не было, а ни женщины ни дети не обращали на пришельцев внимания… нет. Гарав уловил краем глаза, что вслед им смотрят почти все. И перешёптываются, обмениваются жестами. А так казалось, что гостей просто не замечают.

Кроме шалашей были ещё помосты на елях. Гарав решил было, что это наблюдательные вышки и удивился – что ж так низко? Но потом мальчишка понял, что это склады – лабазы, как называют их в Сибири в мире Пашки.

А навстречу уже шли – и откуда только взялись? – двое. Пожилой мужчина и вообще уж полный старик, который еле ковылял, опираясь на посох. На поясе старика и в длинных седых волосах (он был без шапки) висели, качались и побрякивали разнообразные фигурки. Лау–Коннен же между тем просто–напросто свалил куда–то в один из шалашей – словно всё происходящее его просто–напросто не касалось.

Эйнор бросил назад поводья и махнул рукой. Фередир поймал повод; оруженосцы остановились. А рыцарь прошёл ещё пять шагов и остановился.

Дальнейшее заставило Гарава обомлеть от изумления. Седой старик, подвывая и потрясая посохом, чуть ли не вприсядку и колесом обежал вокруг Эйнора и своего спутника. Потом упал на спину, немного попускал пену изо рта, перевернулся, побился лбом о землю, вскочил бодро и несколько раз хорошенько ахнул посохом поперёк спины – сперва Эйнора, потом – видимо, чтобы не обидеть – и местного (оба снесли происходящее, как будто старого припадочного тут и не было. Стояли и молчали.) Старик ещё покрутился вокруг себя (то приседая на одной ноге, то поднимаясь на ней – ну гимнаст!), потом взвыл особенно мерзко и тонко и запулил свой посох куда–то за пределы селения. Как копьё – ну дед! Потом – кашлянул, махнул рукой, плюнул и вразвалку пошёл за посохом явно без намерения возвращаться и вообще начисто потеряв интерес к происходящему.

– Гм, – кашлянул Гарав. Фередир пихнул его локтем и прошептал:

– В наших местах живут в плавнях дикари. Они похоже колдуют. Я видел, отец с ними дружит.

Между тем Эйнор и местный… вождь?.. наверное… говорили. Так по–деловому, суховато. Кончился разговор тем, что вождь кивнул, махнул рукой – и к нему подбежали (да вот ведь – из воздуха они, что ли, материализуются?!) три молодых круглолицых женщины. Светлые волосы, убранные в тонкие косы, падали из–под вышитых головных повязок. Хихикая и переговариваясь, они подошли к Эйнору и оруженосцам.

Женщина, оказавшаяся рядом с Гаравом, взяла мальчишку под руку, потом с интересом и опаской поглядела на коня.

– Это Хсан, – кивнул мальчишка. – Я – Гарав.

– Ксаан. Кара–Ау, – повторила женщина и опять засмеялась, потянула Гарава за собой…

…Шалаш внутри оказался просторным. Но, конечно, стоять в рост можно было только у центрального столба–дерева и чуть в стороне. Очаг из плоских камней находился сразу перед входом. А вдоль стен – там, где крыша сходилась к земле – были постели и стояли круглые деревянные бочонки.

Гарав и Фередир задержались снаружи, занимаясь конями В стороне скопилась стайка из десятка мальчишек и пары девчонок – они явно собирались ближе знакомиться с конями, когда уйдут одетые в металл пришельцы. Фередир поднял Азара на дыбы и заставил ударить воздух передними и задними копытами. Потом повернулся к детям и погрозил кулаком.

– А то ещё полезут и покалечатся, – пояснил Фередир.

Мальчишки вошли внутрь. Там уже горел костёр, две женщины сноровисто готовили еду – пахло жареной рыбой и какими–то ягодами. Третья раскатывала на постелях шкуры. Эйнор – уже в одной коже, доспехи были сложены у одной из постелей–сидел на одном из бочонков – пригнувшись – и рассматривал какие–то бумаги.

– Повезло, – сказал он, не поднимая глаз. – Если всё будет хорошо, то мы закончим все дела здесь. Сразу. И на юг.

– Они нам помогут? – Фередир тяжело сел на шкуры. Гарав опустился чуть в стороне – всё тело заныло и начало молить снять доспехи. Эйнор кивнул и приказал:

– Теперь заткнитесь. Можете раздеться, поесть и спать.

Он что–то сказал на местном языке женщинам – и те, переглядываясь явно недовольно – или просто недоумевающе – выбрались из шалаша. Последняя опустила шкуру, но перед этим что–то спросила. Эйнор мотнул головой.

– Чего они хотели? – Фередир начал вылезать из доспехов.

– Переспать с гостями.

Фередир засмеялся. Гарав почувствовал, что краснеет и нагнулся к сапогам.

В шалаше было сыровато, но становилось всё теплее. Мальчишки с удовольствием разделись, оставшись в нижних рубахах, штанах и босиком. Оба сунулись к деревянному жбану с квасом и большому деревянному блюду, на котором лежали кори чневые тонкие лепёшки и куски жареной щуки в окружении брусники и клюквы. Фередир клюнул одну клюковку и скривился, отгребая ягоды в сторону:

– Киссссс…

– Вкусно, – возразил Гарав. – Особенно с рыбой.

– У вас росла такая ягода? – заинтересовался Фередир.

– Нет… не помню… но я точно ел. Эйнор?

Рыцарь дёрнул плечом и помотал головой. Ясно было, что есть он не станет, а дальнейшие предложения чреваты пинками.

Оруженосцы трескали за обе щеки. Наконец – случайно – оба схватились за один и тот же кусок. Гарав полушутливо рыкнул:

– Грррав! – и, пригнувшись, толкнул Фередира плечом. Тот оскалился в ответ и, рассмеявшись, оторвал себе половину…

…Мальчишки наелись до отвала – так, что и лезть перестало. (Квас Фередир тоже пить почти не стал и выразил пожелание, чтобы создатели напитка… но тут Эйнор хмыкнул, и Фередир поправился – приехали на юг поучиться варить пиво.) Стащив оставшуюся одежду, оруженосцы голышом забрались под шкуры – кстати, очень неплохо выделанные – подальше по углам, и Фередир тут же бухнулся в сон. Гарав ещё пытался держать глаза открытыми и порывался задать Эйнору хотя бы один–два вопроса. Но это не получалось – и, когда мальчишка понял, что язык и мозги не повинуются, то с облегчением позволил себе уснуть. Крепко, как не спал уже давным–давно – с Форноста…