Текст книги "Garaf"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Подошёл Фередир – он ходил за стрелой. Ухмыльнулся:

– Точно в затылок попал… Какого надо брать?

Гарав закинул за спину щит, стащил шлем и понял, что забыл поднять защитную стрелку. Да уж…

– Почисть мечи, – приказал Эйнор, передавая Гараву Бар. Фередир тоже подал свой. – Как следует, у них очень едкая кровь… Этого.

Гарав отошёл к огню. За спиной жутко завизжал орк – и тут же заткнулся. А через полминуты, когда Гарав только–только взялся за чистку, к костру вышли Фередир – он нёс оба щита и оба шлема – свои и Эйнора – и сам Эйнор. Он тащил за шиворот и за вывернутую левую руку стонущего орка – ноги у того были связаны, правая рука болталась, явно перебитая и видимо, даже раздробленная.

Эйнор швырнул орка к огню, и тот сел, как–то по–животному подтянув под себя

ноги. Губы орка тряслись, он часто сглатывал, по щекам из часто мигающих круглых глаз тянулись две дорожки слёз. От него отвратительно разило – Гарав теперь сам удивлялся, как не обнаружил врагов по запаху. Даже куски кольчуги, тут и там нашитые на кожаную куртку, выглядели как–то жалко, словно орка ошкурили заживо.

Но нет. Как раз жалости Гарав и не ощущал. Он ещё раз заглянул в себя. Нет, не было жалости. Да, орк выглядел жалко. Но пять минут назад, когда они вдесятером бросились на троих – будучи уверенными, что их не заметили – он, жалкий, сейчас, вполне готов был резать и убивать без раздумий.

– Дай шило, – сказал Эйнор. Гарав покопался в сумке, перебросил рыцарю шило. Тот аккуратно пристроил его у огня – тонким гранёным наконечником в пламя. Орк посмотрел туда и стал вздрагивать. – Ты не сюда смотри, – сказал Эйнор – Гарав не сразу понял, что рыцарь говорит не с ним, а с орком. – Ты смотри на него, – кивок в сторону Гарава. – Этот парень был у вас в плену. Может, мне не возиться с тобой, а отдать тебя сразу ему?

Глаза орка метнулись к Гараву. Тот подыграл. Точнее – как подыграл? Не скалился, не угрожал… да нет, даже не изображал ничего. Просто ответил своим взглядом – и при виде глаз орка вспомнил свой плен. Очевидно, этого оказалось достаточно – орк заметался у огня и взвыл, опираясь на здоровую лапу и подтягивая связанные ноги.

– Нет, нет, не я! – закричал орк. Он кричал на вестроне, хотя и с грубым акцентом, явно ему не хватало слов. – Не я главный! Не я старший! Я не хотел напасть!

– Кто приказал напасть? – Эйнор перетёк на колено – ближе к орку.

– Старший! Вон лежит! – орка затряс головой в сторону обезглавленного. – Старший!

– Ему кто приказал? – настаивал Эйнор. Орк моргнул:

– Ни–кто–о… Мы с гор пришли, увидели огонь – напали за добычей.

Гарав уловил, что Эйнор облегчённо перевёл дыхание. И понял – почему. Значит, это просто мелкая банда, а не спланированное нападение.

– Здесь все? – Эйнор поворочал в огне шило. – Ваши все?

– Ты отпустишь меня, тарк? – голос орка стал умоляющим. – Я сразу уйду в горы. Я не буду тут больше. Старший виноват. Даже днём от солнца было не спрятаться, и совсем нет добычи.

– Здесь все? – Эйнор подён раскалённое уже докрасна шило к морде орка.

– Ааааа! Нет! Ещё пятеро в лагере! – орк замотал башкой. – Там! – он здоровой рукой затыкал в сторону.

– Далеко? – Эйнор приблизил шило ещё, сделал движение к глазу.

– Ааааа! Нет, нет, нет, рядом, близко, здесь! Совсем мало идти! – взвыл орк. – Там пленные! Пленные!!!

– Пленные? – Эйно опустил руку. – Какие пленные?!

Глава 16 -

в которой появляется Мэлет.

Пашка умел ходить бесшумно. И неплохо видел в темноте. Но сейчас ему казалось, что каждое металлическое сочленение, каждая деталь доспеха и оружия, которая только может лязгать и брякать, делает это – громко и с наслаждением.

Орка Эйнор убил. Взял за шею (орк пискнул и дёрнулся), тряхнул – и орк умер, только коротко щёлкнул переломившийся позвоночник. Но почему–то Гарава это не испугало и не удивило – он думал о пленных. Где–то рядом были люди – люди в лапах у этих тварей. Поэтому, когда Эйнор посмотрел на оруженосцев, явно выбирая, кого взять с собой, Гарав подался вперёд всем телом, только что не прижал к груди стиснутые кулаки. И Эйнор выдохнул коротко и кивнул:

– Гарав.

– Спасибо! – шёпотом выкрикнул мальчишка. Фередир недовольно загундел и в качестве основного довода привёл то, что он из лука выстрелит двадцать раз, пока Гарав один раз пальнёт из своего арбалета. Эйнор повёл в сторону Фередира пристальным взглядом, и оруженосец тут же осознал всю глубину своей неправоты и отправился к взбудораженным коням.

Гарав зарядил во взведённый арбалет срезень. Щит закинул за спину и всем своим видом показал, что он готов в одиночку очистить от орков все Мглистые горы. Эйнор, подойдя к нему (кстати, нуменорец был без шлема) определил на место наносье и показал кулак…

…И вот теперь они двигались по осыпи – с одного большого камня на другой. Эйнор был похож на перепархивающую большую жуткую птицу. А Гарав морщился вский раз, когда подковки на сапогах цокали о камень. Кроме того, он начал уставать – помогала только беспощадная ругань в свой адрес. И ещё – вдруг вспомнившиеся строки…

Уж коли выбрал поле – так на нём и стой,

И не меняйся в цвете, коль билетик пустой -

Пусть меняет место, кто идёт за тобой!

О том, что лучше задохнуться, чем вдыхать этот дым,

О том, что лучше быть коричневым, чем голубым -

Пой, моя упрямая религия, пой!

Под глубоким морем, под высокой горой -

Рой, моя подземная религия, рой!

Это значит – небо близко, если пальцы в крови!

Жиденькие корни «разрешённых надежд» -

Режь, моя булатная религия, режь!

Рви, моя звериная религия, рви!

Стихи О.Медведева.

Туннасу было в тысячу раз хуже. Он умирал. Знал это. И всё–таки он много часов шёл сам. А я – я сам напросился. Значит, надо идти, прыгать, ползти за чёрным плащом впереди…

Потом Эйнор растаял. И Гарав даже не сразу сообразил, что это такое – но всё–таки понял вовремя и лёг тоже. И пополз, держа арбалет «на ремень» за пристёгнутую снизу «козью ножку».

Рука Эйнора легла на плечо и подтащила оруженосца к образованной двумя камнями естественной бойнице – она пряталась в тени. У Эйнора было мокрое от пота лицо и он улыбался – безжалостно и ярко. Кивнул вперёд и вниз.

До орков оставалось шагов пятьдесят – вниз по склону. А дальше кончались холмы – и Гарав мельком понял: Северное нагорье тоже кончилось, а значит – они уже в Ангмаре. Но это была промелькнувшая мысль – не больше.

Внизу горел костёр. Около него – рядом с двумя конскими тушами – сидели полукругом четверо орков. Жарили мясо и переговаривались, поглядывая по сторонам.

Эйнор снова тронул Гарава за плечо. И указал другой рукой в сторону по скалам.

Секунду–другую мальчишка ничего не видел. Но потом различил голову и плечи часового–орка среди камней. Эйнор показал на арбалет.

Гарав кивнул. А Эйнор указал на костёр и провёл пальцем по воздуху дальше. Там, за гранью светового круга, явно лежали два человека.

– Я застрелю часового, – еле слышно зашептал Гарав в ухо рыцарю. – Не промахнусь. А потом?

– Бегом вниз и с ходу рубим этих, – зашептал в ответ Эйнор. – Иначе они убьют пленных. Не промахнись в часового – а то потом не найдём эту крысу в скалах.

Гарав кивнул. Устроил арбалет удобнее. И понял, что ничего не ощущает.

Расстояние маленькое, арбалет мощный, отдачи у него нет. Целиться надо в точку.

Гарав удобней приложился. Расслабился, поводил пальцем по кованой удобной скобе спуска.

«Сссссакк!» – сказал арбалет.

Гарав знал, что попал. Он даже смотреть в ту сторону не стал – вскочил на ноги, перекидывая в левую руку щит, а правой – уже на бегу – выхватывая меч.

Орки потеряли две секунды и десять шагов. Прежде чем поняли, что происходит – и повскакали. Потом – ещё секунду и пять шагов на то, чтобы вскочить. И ещё две – и десять шагов – чтобы расхватать оружие.

Остальное время у них почти целиком ушло на то, чтобы решить, кому первому бросаться на мчащихся врагов.

Гарав увидел, как Эйнор буквально смёл – подбросил в воздух плечом и опрокинул на камни – первого попавшегося на дороге орка и зарубил второго. А перед Гаравом оказалась спина – спина орка, который, визжа, бросился к пленным.

В эту спину Гарав, понимая, что не успевает, пустил меч – как дротик. Орк полетел наземь – прямо около связанных людей. Он был убит наповал – меч попал точно под левую лопатку, пробив кожаную куртку. Эйнор тем временем – Гарав этого не видел – снёс последнему орку голову и раздавил ногой горло и позвоночник тому, которого сбил с ног в начале атаки.

– Пленные живы? – спросил рыцарь, обтирая меч об орочьи лохмотья.

– Я сейчас… – Гарав потянул из убитого орка свой меч. Он ожидал, что будет противно – но испытал только досаду, что приходится прилагать усилия, клинок завяз. По примеру рыцаря быстро вытерев его, мальчишка убрал меч в ножны и, на ходу отстёгивая наносье, поспешил к неподвижно лежащим на земле людям.

Орки скрутили и избили пленных, и теперь они были без сознания, это хорошо различалось даже в неверном свете костра. А вот то, что это не люди, а эльфы – Гарав понял не сразу, только когда нагнулся ниже.

– Эйнор, это эльф… – позвал он рыцаря и подавился.

Лежавший слева эльф – золотоволосый, невысокий и хрупкий, похоже – подросток – открыл глаза.

И Гарав застыл – на колене, полувытащив из ножен кинжал.

Девушка, понял он, глядя в эти серые глаза и не замечая больше ничего – не идеально–нежного овала лица, ни губ (сейчас разбитых, но обычно, видимо, более пухлых, чем строгие жёсткие линии эльфийских мужских ртов) – ничего. Только глаза. Таких глаз не бывает ни у мальчишек, ни у мужчин.

Таких глаз не бывает вообще ни у кого, подумал Гарав как–то медленно, какими–то волнами. Не создала природа таких глаз, потому что…

– Ты что застыл?! – рявкнул Эйнор. Блеснул рядом его кинжал. И почти тут же Эйнор заговорил на квэнья – быстро и сердито, рассекая верёвки на руках и ногах пленницы. Та оправдывалась – явно оправдывалась, хотя и с вызовом. Гарав между тем освобождал второго эльфа – молодого мужчину. И при этом косился на эльфийку. Как–то сам собой косился – и не хотел, а глаза постоянно съезжали туда.

– Ты её знаешь? – потихоньку спросил он, когда эльфы были уже свободны и, сидя на земле, растирали руки. Эйнор сердито ответил:

– Знаю. Это Мэлет, дочь Глорфиндэйла из дома Элронда – и будь я проклят, если понимаю, что она тут делает!!!

* * *

Среди людей бывают жёны–воительницы.

Правда, не так часто, как в легендах и сказках. Война – не женское дело. Женщина не может долго ездить верхом по–мужски – если хочет остаться женщиной. Женщина не должна убивать мечом – если хочет остаться человеком. Так что на свете масса причин, по которым воительница – редкость. А те, что есть – очень несчастные или очень страшные существа. Или – чаще всего – и то и другое вместе.

Среди эльфиек воительниц не бывает вовсе. Многие эльфийские женщины владеют мечом и копьём. Почти все – луком. Но это не то. Не то…

Так думала Мэлет дочь Глорфиндэйла. С тех самых пор, как научилась ходить и держаться в седле. Для неё девы–воительницы из рода человеческого были не сказкой и не обыденной реальностью – а скорей примером жизни.

Для родственников же – и особенно отца, и особенно – после того, как ушла за Море мать – характер Мэлет стал источником постоянных забот и неприятностей. Особенно для Глорфиндэйла, не понаслышке знавшего, как на самом деле выглядит романтичный бой и чем пахнут поля сражений – выигранных равно проигранных – после их окончания. Но именно из любви к дочери отважный витязь не мог ей отказывать и уж тем более не помышлял держать под замками или наблюдением…

…Сейчас Мэлет терзало чувство вины.

Именно из–за неё чуть не погиб молодой Минуиал – когда, подслушав, что отец посылает своего помощника на северо–запад, она тайком отправилась следом. Когда – через одиннадцать дней, казавшихся эльфийке интересным приключением – Минуиал обнаружил это, то возвращаться было уже поздно. Эльф, оправившись от возмущения, хотел уже отправляться обратно, плюнув на задание, которое дал ему Глорфиндэйл – чтобы не подвергать опасности дочь полководца, которую любил весь Раздол… но и тут всё случилось из–за её упрямой глупости – она поскакала прочь от попытавшегося схватить её за руку Минуиала – и… Они скакали долго, потом, среди скал, совсем уже догнавший её Минуиал вдруг осадил коня, подвыдернул из ножен меч – клинок светился пронзительно–голубым – и крикнул: «Орки!» А дальше…

…Орков она сперва не испугалась. Тем более, что Минуиал зарубил восьмерых, прежде чем его свалили с коня камнями. Страх пришёл потом, когда их, связанных и избитых, бросили в стороне от огня – и страшно закричала лошадь, а орки заухали. Потом она, кажется, даже снова обеспамятела, увидев, что у Минуиала всё лицо в крови – помертвелое лицо, закрытые глаза, верёвки, мешающие дышать…ководца, которую любил весь Раздол..

…а потом… ещё потом…

Сперва ей показалось, что над нею склонился эльфийский мальчишка – вроде старых товарищей по играм, которых она не раз и не два обходила во всех мальчишеских делах. У мальчишки был прямой нос, длинные, прямые тёмные брови и светлая прядь на глазах – близкий костёр рассыпал в ней медные искры. А серые глаза – когда они встретились со взглядом всё ещё ничего не понимающей – даже того, что спасение пришло, как в книгах, в самый жуткий миг! – Мэлет – сделались вдруг удивлёнными и какими–то наивными. Да, наивными, именно это слово пришло в голову Мэлет.

Сейчас этот мальчишка сидел на конском седле чуть в стороне от костра, возле которого разговаривали нуменорский рыцарь и Минуиал – и грелась Мэлет. Оно отогревалась не только от промозглой сырости, но и от страха. Сейчас снова было почему–то очень страшно, как будто беда ещё не миновала и стерегла где–то впереди. И эта беда… странно, беда не была связана с орками.

О чём я, удивилась Мэлет? И подняла голову.

Она уловила быстрое движение. Мальчишка опустил глаза раньше, чем Мэлет посмотрела на него – но эльфийка уловила его невидимое шевеление.

Он смотрел в её сторону.

Второй оруженосец нуменорца – светловлосый угрюмый парнишка – сразу, как только рыцарь разрешил, улёгся спать, завернувшись в одеяло и повернувшись спиной. От него веяло холодом. Не как от орков, другим – но тоже холодом и боязнью, которую он скрывал даже от себя. А рыцарь и Минуиал говорили – тихо и резко, на талиска, которого Мэлет не знала. Ей стало стыдно. Из–за неё Минуиал потерял коня, чуть не погиб и не сделал чего–то важного. Из–за её глупости. В эту секунду эльфийка поняла, насколько глуп был её побег и дурной порыв к славе. Как будто маленький ребёнок, чтобы «помочь» взрослому, «дорисовал» незаконченную тем прекрасную картину.

Да, ребёнок хотел как лучше. Но картина–то всё равно испорчена…

…Гарав в сотый раз осмотрел наконечник срезня. Он попал точно – арбалетная стрела наполовину отрезала орку голову, мальчишка даже удивился, когда увидел. А ещё больше удивился, что по–прежнему не ощущает ничего «книжного» при виде убитых орков. А ведь это был третий из четырёх, убитых им.

Мысли об орках были «левые». Но как–то отвлекали – и Гарав дёрнулся, когда рядом встала спасённая эльфийка. Глаза поднять не получалось, и Гарав рассматривал узкий сапожки из тиснёной чёрной кожи и ноги – в обтягивающих коричневых штанах. До колен свисала порванная длинными полосами… туника, что ли? Сероватая, с золотистой и голубой оторчкой.

– Какая короткая стрела, – голос девчонки–эльфийки был высоким и… не то, что с акцентом, но с какими–то стеклянными нотами – они походили (Гарав так и подумал) на пропущенные через воздух хрустальные паутинки.

– Да, – Гарав поднял глаза. И снова вплыл по странным ласковым волнам в серый взгляд. Поспешно пояснил: – Это арбалетная стрела.

– Я видела арбалеты только на рисунках в книгах. Их делают hadhodor?

– Кто? – Гарав свёл брови.

– Гномы, – кажется, не сразу вспомнила адунайкское слово эльфийка.

– Да, гномья работа, – кивнул Гарав. Подумал и встал, пересел с седла на расстеленное одеяло. – Садись, если хочешь.

Девчонка присела – одна вытянутая нога на другую, руками по сторонам оперлась на седло и чуть наклонилась назад. Разбитые губы уже поджили (ого, как быстро)… и Гарав вдруг подумал, что – жаль, не знает, кто из орков разбил эти губы. И ещё подумал – хорошо бы, чтоб этот орк попад под его удары. И ещё – жаль, что они так быстро умерли.

– Я сперва думала, что ты из наших, из Golodhrim*, – сказала девчонка. – Сперва, когда ты наклонился. А ты не нуменорец даже.

*Эльфы–нолдоры.

– Не нуменорец, – кивнул Гарав. – Я йотеод. С востока, с дальнего. Совсем. Меня зовут Гарав.

– Гарав? – брови девчонки ломко пошевелились. – Это имя?

– Прозвище… Имя Павел, но оно по–вашему плохо звучит, да?

Девчонка вдруг тихо засмеялась:

– Так думают люди. Про число «тринадцать»… – и неожиданно добавила: – Я думала, что я ловкая и смелая. А оказалось, что я просто трусиха и неумеха. У меня даже был меч, и я умею им владеть. А я ничего не сделала, даже нне прикрыла спину Минуиала. Даже ускакать не смогла…

– Я тоже попал в плен от страха, – вырвалось у Гарава. Эльфийка опять сломала брови, и у мальчишки коротко сбилось дыхание.

– Ты был в плену?! Расскажи…

… – Ты смелый, – покачала головой девчонка, когда Гарав замолчал (да он и недолго рассказывал – что там…) И добавила: – Меня зовут Мэлет, дочь Глорфиндэйла.

«Я знаю," – хотел сказать мальчишка, но не сказал. Потому что одно дело – когда тебе говорит чьё–то имя посторонний человек (даже Эйнор), а другое – когда хозяин имени называет его тебе сам. И вместо этого сказал:

– У тебя красивые глаза.

Это был не комплимент, нет! Гарав и сам не понял, как и почему это вдруг выговорилось. И обмер. Даже руки – он опять вертел в них срезень – уронил. Странно, так просто было с Тазар. А тут… «Принцесса – и трактирная девка?» – подколол сам себя Гарав, сам на себя разозлился (ну не была Тазар трактирной девкой, и так думать про неё было подло!) и немного пришёл в себя.

Красивые глаза Мэлет стали немного удивлёнными. Она наклонила голову к плечу.

Никогда в жизни Мэлет не слышала о себе таких слов. То, что люди называли «красотой», у эльфов считалось чем–то самим собой разумеющимся. Можно и нужно было восхищаться искусством воина, барда, художника, вышивальщицы, каменотёса, красотой того, что ими создано – всем тем, что поднимает Дитя Эру над миром материи, миром животных. Но «красота»? В книгах – там, где говорили люди – часто употреблялось это слово по отношению к Детям Эру.

Мэлет медлила с ответом. Она исследовала лицо человеческого мальчика, оценивая его с той, книжной позиции «красоты» – и Гарав замер, скованный этим взглядом. Это было не неприятно, только немного… странно.

– Ты тоже красивый, – сказала эльфийка – немного отстранённо, как будто вынесла важный вердикт. Это было немного смешно, и Гарав, освободившись от полугипнотического состояния, так и сделал – рассмеялся, чуть смущённо. Пожал плечами – а что тут можно было сказать–то? За последнее не очень долгое время девчонки во второй раз в жизни говорили ему, что он красивый.

И вскинулся, вскочил – подошёл Эйнор.

– Спать, – приказал он жёстко. Лицо у Эйнора было осунувшееся, как будто не час проговорил, а сутки кряду скакал галопом. – Iquista оloriе, Melet,* – совсем другим тоном обратился он к эльфийке, но та тоже послушно встала, смущённо опустив глаза. Она вдруг поняла, что будет страшно спать. Едва закроешь глаза – привидятся орки, ползущие к лагерю, она это знала. – Ты хорошо поработал, – уже немного мягче сказал Эйнор Гараву, и тот кивнул.

*Пожалуйста спать, Мэлет (квэнья).

– Благодарю, рыцарь.

– Можно я лягу здесь? – робко спросила эльфийка. Юноша и мальчишка обернулись к ней одновременно. – Здесь… рядом с Гаравом.

Эйнор думал секунду. Потом кивнул и пошёл в ночь – от костра. Минуиала уже нигде не было видно.

Эй, хотел окликнуть Гарав, а мне–то что делать?! Но потом вздохнул и стал раскатывать одеяла.

Мэлет ждала, сидя на седле. Гарав чувствовал ей взгляд, и любой девчонке он уже сказал бы: «Чего уставилась–то?!» Но сказать такое сейчас просто не получалось.

– Готово, – сказал он негромко, распуская пояс. Потом помедлил, вытащил меч. Подержал его в руке и, пряча глаза, положил на одеяло точно посередине. И сам лёг рядом – спиной к устраивающейся эльфийке, которой досталось второе одеяло. Сам Гарав закутался в плащ. «Чёрт, – сердито подумал мальчишка, – не высплюсь!» Он сунул руки под мышки и сердито засопел, против воли прислушиваясь, как возится Мэлет. Тихо и как–то… как–то извиняющееся, что ли.

– Мне просто было страшно, – сказала вдруг эльфийка, и Гарав повернул голову, привстал на локте. – Мне было страшно, что опять придут орки. Я очень перепугалась. И сейчас боюсь.

– Я же рядом, – грубовато буркнул Гарав. И сам замер – ага, защитничек… но Мэлет согласилась:

– Да. И меч у тебя под боком. Я боюсь, но… не так. Меньше. Намного.

Гарав удивлённо понял, что Мэлет не знает этого обычая – бытующего и тут.* И облегчённо сообразил: да она совсем не думает о том… о том… о чём он подумал. Ну и хорошо.

*Имеется в виду обычай класть во время ночлега между путешествующими вместе в сложных условиях воином и дамой (если они не муж и жена) меч – как символ оргады чести женщины.

– Спи, никто сюда не придёт, а завтра ты поедешь домой, – сказал он, снова укладываясь и глядя на огонь. Из огня стали вылетать птицы с ало–фиолетовыми трепещущими крыльями; они кружились и по спирали поднимались в небо, очистившееся от облачных клочков…

…От одеяла, которым укрылась Мэлет, пахло железом, сыростью, конским и человеческим потом. Эльфы очень остро ощущали запахи, и некоторым из–за этого было трудно общаться с людьми. Но сейчас эти мысли казались Мэлет недостойными. Люди спасли её. Спасли. И…

Мальчик рядом посапывал, потом – тихо вскрикнул и дёрнулся, выпростал руку – с неровно, но тщательно обрезанными (явно ножом) ногтями, плохо отмытую и побитую; нашарил меч, сжал рукоятку. Потом пальцы расслабились. Мэлет ни за что не позволила бы себе проникнуть в его сны, но она касалась их краешка – всё равно что войти в реку или сидеть на берегу и смотреть на текущую мимо воду. Сны были стремительные, изменчивые и живые, как пролитое неосторожным учёным жидкое серебро. Эльфы, которые спят редко, а могут и вообще вообще не спать подолгу, не видели таких снов. Их грёзы наяву были плавными и спокойными. А здесь…

Мальчик что–то тихо сказал на непонятном, но красивом языке. Для эльфов слова талиски были слишком быстры и коротки, слова адунайка – слишком неблагозвучны. Этот язык был другим.

Мэлет перелегла на бок и стала смотреть в светлый затылок человеческого мальчишки.

* * *

Утром подморозило. Начало июня, блин, нариэ по–здешнему… Одеяло прихватило к земле, и даже торчащие из–под плаща сапоги побелели (во сне мальчишке привиделось, что он опять идёт босиком по ледяной каше). Гарав закутался с головой и проснулся только когда холодно стало уже совсем, никуда.

Тогда он откинул плащ и сел.

Утро было пронзительное, ясное, всё кругом покрыл иней. Солнце еле–еле поднялось краешком над горами, тонкой зубчатой линией поднимавшимися на востоке. Горел костёр, около него Фередир подкидывал в пламя клубки сухих былок. А…

А больше никого не было. Ни Эйнора, ни эльфов.

Гарав и сам не ожидал, что ему вдруг станет так – до боли в груди, до слёз на глазах и тугого шнурка, перетянувшего горло – плохо.

Ёжась и переглатывая, он подошёл к костру, хмуро кивнул так же кивнувшему в ответ Фередиру. Обнял и погладил голову подошедшего Хсана, потом поцеловал и слегка оттолкнул – иди. Конь вздохнул и пошёл к Азару, который хрустел ячменём, сунув голову в торбу.

Оставленная с вечера в котелке вода подёрнулась льдом, мальчишка проткнул его пальцем.

– Не студись, я квенилас заварю, – сказал Фередир и бросил в булькающую на огне воду котелка несколько скрюченных чёрных листочков. Они упруго распустились, закрутились, вода начала коричневеть – спиральными струйками. – Эти… эльфы оставили.

– Чай! – обрадовался Гарав, ощутив знакомый запах – только более сильный и приятный, чем он привык.

– А? – Фередир поднял голову.

– Нет, ничего… – Гарав присел рядом на корточки, втянул запах заваривающегося чая. – А где все?

– Эльфы уехали на юго–запад, – Фередир махнул рукой. – В Артедайн, а оттуда будут добираться до Раздола. Эйнор их проводит – недалеко, сказал, что к полудню вернётся.

– А чего не разбудили? – сердито и глупо спросил Гарав. Фередир удивился:

– Эйнор сказал – ты вчера поздно лёг. А что?

– Ничего, – буркнул Гарав и опять потянул ноздрями воздух. Фередир зачерпнул кружкой тёмную кипящую жидкость, поставил на иней. Зачерпнул вторую, потом – снял котелок с огня. И сказал:

– Что–то мне не нравится. Вообще не нравится. И Эйнору, – Фередир говорил отрывисто. – Плохо что–то.

– Мы что, вернёмся назад? – Гарав передвинул кружку к себе. Фередир покачал головой:

– Ну нет. Но вполне можем не вернуться.

– Ну… – Гарав пожал плечами.

И вдруг как–то очень обыденно понял, что это будет ужасно – умереть и больше ни разу не увидеть Мэлет…

…Эйнор приехал, когда солнце подобралось к зениту, стало тепло и весь иней растаял. Оруженосцы сидели у костра и смотрели – почти час смотрели молча – как по мокрой равнине от дальних скал приближается всадник. Сперва как точка, потом – как маленькая фигурка, потом – как отчётливо различимый кавалерист. Потом они различили черты Эйнора и оба сразу встали.

Эйнор подъехал шагом. Соскочил, бросил поводья Фередиру, знаком показал Гараву: «Налей.» Тот торопливо черпнул подогреваемый чай, подал кружку рыцарю.

– Есть будешь?

Тот, глотая, мотнул головой, сплеснул остатки под сапоги. Выдохнул.

– Сворачивайтесь, едем.

– А где… – Гараву показалось, что он сказал «Мэлет». Но он не сказал – договорил: – …эльфы?

– Уехали, – рассеянно сказал Эйнор, глядя куда–то сквозь оруженосца. Тряхнул тёмными волосами, слипшимися от пота и сырости в длинные острые пряди. И стал поправлять сбрую на Фионе.

Глава 17 -

в которой Гарав впервые убивает.

Лес начался чуть ближе к вечеру, после спуска в широкий распадок, уходивший вправо и влево. Мокрый и пустынный лес, чёрные ели и редкая трава, серый можжевельник и звериная тропа, видимо, почему–то знакомая Эйнору.

Эйнор кстати повеселел – точнее, стал обычным. Ехал впереди, временами тихонько посвистывал.

– И что – весь Ангмар такая пустыня? – со вздохом спросил Гарав. Фередир фыркнул, а Эйнор ответил, не поворачиваясь:

– Нет, конечно. Главное – уметь выбирать путь.

– А куда мы едем?

– К истокам Гватло, – Фередир быстро и удивлённо посмотрел на Эйнора, и Гарав понял, что тот тоже не знал этого. А Гарав и не знал, где это. И больше не стал ничего спрашивать. Ехал и думал про Мэлет. Думал, думал, думал, то ворочал мысли, как тяжёлые камни, то плескался в них, как в приятной светлой воде.

– Глорфиндэейл – полководец Элронда, – вдруг сказал Эйнор. Гарав поднял глаза. – Он родился раньше солнца и луны и видел Валинор.

– И что? – враждебно–непонимающе спросил Гарав. Эйнор покачал головой:

– Ничего, – и неожиданно спросил: – Вечером расскажешь ещё что–нибудь?

– Расскажу…

* * *

Костёр развели на поляне – в стороне от тропы, подальше, за сплетениями веток, недалеко от большого ручья (или маленькой речки, что ли?). Сегодня остановились раньше обычного – так захотел Эйнор, а что, почему – его не спросишь.

На огне защёлкал котелок – на ужин опять ожидался суп. Но пока до этого было ещё

долго, и Эйнор с Фередиром выжидательно поглядывали на Гарава.

Если честно – не было у того настроения ничего читать и рассказывать. Ещё он почему–то знал: если сейчас откажется – Эйнор не будет ни настаивать, ни приказывать. И от этой мысли странным образом стало невозможно отказаться.

– Расскажу, расскажу, – буркнул он с полунатуральной сердитостью. – Я же обещал…

Фередир оживлённо и радостно заёрзал, как маленький. Эйнор опустил голову – и Гарав понял, что тот улыбается.

– В общем, так, – Гарав прокашлялся, копаясь в памяти. А! Да вот же! Он шагнул к сумкам и достал вкривь и вкось исписанные толстыми мелкими строчками листки. Перебрал и тряхнул их. – Времена Нуменора. Юг. Харадская пустыня. Меж барханов бредут двое, рыцарь и оруженосец… – мальчишка простёр перед собой руку, как бы невзначай показывая на своих спутников. Фередир хихикнул. Эйнор нахмурился, но губы нуменорца подрагивали, силясь не разъехаться. – Вооот… Рыцарь на ходу вслух сочиняет письмо даме сердца, взор его наполнен любовью и нежностью. Оруженосец мрачно внимает, то и дело поглядывая по сторонам.

Любезная Катрин!

Уже который день

Мой тяжкий путь лежит через пустыню.

Здесь солнце белое и желтые пески,

И я готов зачахнуть от тоски

Не видя Ваших глаз…

Душа пуста без Вас…

Мой конь давно издох от жажды и жары,

Оруженосец мыслит о побеге… зараза…

Фередир опять захихикал, косясь на Эйнора. Гарав продолжал:

– Оруженосец, тихо в сторону:

– Что за кретин! Тут разве есть куда бежать?

Попробуй сам – авось бы потерялся!

Рыцарь, грозно:

– Эй ты, бездельник! Снова замечтался?

А ну, вперед! Не вздумай лорду возражать!

На этот раз захохотали оба. Гарав возмущённо завопил:

– Ну мне дадут продолжать?! Чего ржёте?! – но тут же засмеялся сам, ощущая, что на душе становится полегче – и не сразу опять настроился на исполнение.

– В общем, рыцарь!

Озабоченно и удивлённо:

Простите, леди, вынужден прервать письмо.

На горизонте – чья–то ГОЛОВА!..

(Подходят поближе. Из песка действительно торчит голова).

Оруженосец, яростно:

– Какая сволочь закопала здесь вот ЭТО?

И должен ли я это откопать?

Рыцарь:

– Не рассуждай, бездельник! На том свете

За добрые дела должны воздать.

Оруженосец, презрительно:

– Да это харадрим! Может, его убить?

Рыцарь, задумчиво:

– Можно и убить.

Хохот снова раздался над стоянкой. Гарав отчаянно замахал рукой: ну слушайте же!

– В общем, оба разглядывают голову сараци… гм, это – харадрима.

– Харадрим в пустыне знойной

Вогнан по уши в песок.

Эк скрутило бедолагу,

Хоть бы кто–нибудь помог!

Оруженосец:

– Господин, ведь мы не знаем,

Что за грех лежит на нем!

Рыцарь, небрежно махнув рукой:

– Для начала откопаем,

А потом, глядишь, убьем.

Эй, харадец, как тебя зовут?

Харадрим:

– Саид.

Рыцарь:

– Кто тебя закопал?

Харадрим, яростно, с жутким акцентом – примерно так:

– Нуменорская собака в чёрном плаще со звездой.

Отца убил, брата убил, последнего барана в свою веру обратил!

Совсем плохой, слюшай да. Встретишь его – не трогай, он мой!

– У харадримов нет имени Саид, – заметил Эйнор и вдруг по–детски прыснул. Но тут же принял достойный вид: – Что там дальше?

Пустыня. Меж барханов опять бредут двое…