Текст книги "Мир обретённый"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– Где мартышка? – обрадовался Огр. – Хочу мартышку! Майки, сделайся мартышкой! Ну пожа-а-алуйста!

Майки проигнорировал его. Не только потому, что ему вовсе не хотелось строить из себя обезьяну, но также потому, что он попросту не мог этого сделать. Словно двоечник, рисующий каракули в тетради вместо букв, он прекрасно справлялся с чудищами, страшилищами и всяческими вывихнутыми бяками, но изобразить что-то реальное ему было не под силу. Самое большее, на что он был способен в этом плане, – какой-нибудь жуткий ящер с обезьяньей мордой.

– Слушай, – сказал Майки шрамодуху, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Девушка, которую нам надо спасти – скинджекер. Вот кто может доказать, что мы действительно существуем. Она может вселиться в кого угодно. Тогда люди поверят тебе.

Вид у Кларенса был сомневающийся.

– Это у тебя шуточки такие, да? Смеёшься надо мной, да? Поосторожней, смотри, не то... не то...

– Не то что?

Кларенс вскочил на ноги, отбросил коробку с цыплёнком и бутылку куда-то в живой мир.

– Не то я не знаю что! —проорал он и принялся вышагивать взад-вперёд, спотыкаясь о собственную полумёртвую ногу. – Теперь, когда я вас поймал, я не знаю, что с вами делать! Единственное, что знаю – это что не могу вас отпустить, ни сейчас, ни потом – никогда! – Он уставился на луну, как будто там был написан ответ. – Мне опротивело попрошайничество, грязные скамейки, все эти уклончивые взгляды! Хочу, чтобы меня уважали, чтобы на меня смотрели! Вы – мой билет... мой билет... в... – Тут он снова упал в кресло, закрыл лицо руками и заплакал. – Я не знаю, куда... я не знаю... не зна...

Он всхлипывал и всхлипывал, словно позабыл о существовании своих пленников. Затем рыдания перешли в похрапывание. Шрамодух уснул.

– А теперь нам можно уйти? – спросил Огр.

У Майки больше не было сил сердиться на него.

– Нет, Ник, – просто сказал он. – Прости, друг, но мы не можем уйти.

Он ласково потрепал Ника по мягкому плечу. Когда он отнял руку, ладонь была покрыта тонким слоем шоколада...

...мягкое плечо...

И в этот миг на Майки снизошло озарение. Он понял, каким дураком был до сих пор, как узко мыслил. Будь здесь Алли, она бы сразу сообразила! Даже Ник додумался бы, если бы, конечно, был таким, как прежде.

– Да! – воскликнул Майки. – Да, Ник, тыможешь уйти! Ты можешь выбраться из этой клетки в любую секунду!

– О-кей, – согласился Огр.

После чего сделал шаг вперёд, затем другой, прижался к кроватным рамам... а потом продавил себя сквозь них, словно помадка, которую процеживают через сито. На мгновение он застыл – половина туловища снаружи, половина внутри, латунные прутья пронизывали его как раз посередине.

– Чуднó, – сказал он, сделал ещё один шаг и оказался снаружи. С прутьев капал шоколад.

– Получилось! – возликовал Майки.

– Да. Теперь твой черёд!

Но Майки знал – ему такой трюк не по зубам. Так же безнадёжно, как и с обезьяной.

В этот момент пробудился Кларенс. Увиденное повергло его в панику. Он вскочил, кресло отлетело и опрокинулось.

– Как?.. Как ты это сделал?.. Ты не...

Майки наклонился к Нику как можно ближе и прошептал:

– Не давай ему коснуться тебя!

Но Кларенс, кажется, гораздо больше боялся того, что Огру вздумается прикоснуться к нему.

– Не подходи! Не подходи, не то, клянусь, я...

И с этими словами он развернулся и понёсся к дому.

– Уходи, – сказал Майки. – Иди и найди Алли. У тебя получится, я знаю. Просто иди по железной дороге.

– Идти по железной дороге за Алли, – повторил Огр.

– Думай о ней, – втолковывал Майки. – Думай о ней как можно больше. Это поможет тебе помнить!

– Алли, – сказал Огр. – Мы встретились в мёртвом лесу. Только он не был мёртвым. – На мгновение лицо Огра обрело более чёткие очертания, яснее выступили скулы и подбородок. Глаза стали чуть-чуть другого оттенка. Это длилось лишь секунду, а потом пропало. – Найти Алли, – повторил Огр. – Идти по железной дороге.

Дверь развалюхи со стуком отворилась, и на веранду выскочил Кларенс с обрезом в руках – но в виде обреза дробовик существовал только в живом мире, в Междумире же ствол имел полную длину. Дуло грозного оружия смотрело прямо на Огра.

– Стоять... не двигаться... не то я... я...

Если прикосновение шрамодуха могло погасить послесвета, то что мог сделать выстрел из дробовика? Майки не хотелось выяснять это на практике.

– Беги, Ник!

Ник всегда слушался товарища. Он рванул с места; и хотя Кларенс прицелился в него, он не выстрелил. В один миг Шоколадный Огр растворился в ночи.

– Дьявол бы вас побрал со всеми потрохами! – заорал Кларенс и направил ствол дробовика на Майки, который проворно вскинул руки вверх.

– Если ты меня застрелишь, то никогда не узнаешь!

– Не узнаю чего?!

– Да ничего не узнаешь! – крикнул Майки. – Вообще ничего!

Кларенс медленно опустил ружьё.

– Рассказывай. – Затем он подошёл к опрокинутому креслу, поднял его и уселся, положив полумёртвый дробовик на колени. – Рассказывай.

– Хорошо. Что тебе хочется знать?

– Всё – как ты и сказал. Всё с самого начала. И если мне не понравится то, что я услышу, то я... ну... словом... – И он погладил дробовик, будто это была любимая собачка, разлёгшаяся у него на коленях.

Майки уселся посередине клетки, собрался с мыслями и приступил к рассказу.

– Больше ста лет тому назад мы с сестрой попали под поезд, когда шли из школы домой...

Глава 11
Не всё в шоколаде

Ник, Ник, Ник, Ник.

Шоколадный Огр мало что знал и помнил.

Алли, Алли, Алли, Алли.

Но за то, что он знал и помнил, он держался со всей страстью своей души.

Майки, Майки, Майки, Майки.

Он обнаружил, что положение духа, у которого не все дома, хоть и не очень приятно, но в то же время имеет свои хорошие стороны. Теперь Огр чувствовал такую свободу, которой, как он подозревал, у него никогда не было в предыдущей жизни. Никаких особенных надежд – но и никаких особенных опасений; и если ему случалось иногда испытывать страх, это чувство быстро рассеивалось – словно летнее облачко, не успевающее пролиться дождём.

Одним словом, быть Шоколадным Огром не так уж и плохо, хотя óгром он себя, в общем, не чувствовал. Огры плохие, они всё крушат и ломают. А ещё они кушают людей. Нет, огр – неподходящее имя. Он чувствовал себя скорее Шоколадным Зайцем. Когда он сказал об этом Майки, тот велел ему никогда так не говорить.

– Зайцы – робкие, трусливые и глупые, – наставлял его Майки. – Ты совсем не такой!

– Нет, такой! – возражал Ник. – Я глупый!

– Нет, это не так, – уверял Майки. – Ты просто не в себе. А если человек не в себе, это вовсе не значит, что он дурак. Ты просто... немного запутался.

Как же тут не запутаться? Особенно после подобных «утешений». Если он не в себе, то где же он тогда?!

Ник, Ник, Ник, Ник.

Он убежал от клетки, от дома-развалюхи, от чокнутого мужика со шрамами и теперь шёл по железнодорожной колее, как велел ему Майки. Идти было легко – ведь колея находилась в Междумире. Он шёл и беспрестанно твердил единственные три вещи, которые твёрдо знал.

Алли, Алли, Алли, Алли.

Он не заглядывал далеко, жил одним днём и был вполне этим доволен, однако где-то в глубине своего существа ощущал некую печаль. Тоску по всему тому, чем он был раньше, пусть он больше и не помнил, чем же он был. Он знал, что когда-то обладал светлым умом. Что за ним шли сотни послесветов. Что поезд, за которым он сейчас гонится, ещё недавно принадлежал ему самому. Майки рассказал.

Майки, Майки, Майки, Майки.

Но хотя у него и не сохранилось воспоминаний обо всех этих вещах и событиях, Ник сознавал: его прежнее «я» не ушло окончательно. Память о былом Нике продолжала жить, но только не в нём самом, а где-то в большом мире, в людях, которых он знал и любил. Когда он увидел Майки, кое-какие из этих воспоминаний вернулись к нему.

Алли, Алли, Алли, Алли.

А когда он увидит Алли, к нему придут и другие воспоминания. Собрав их все, он сможет вновь по кусочкам воссоздать Ника – того мальчика, которым он когда-то был.

Мэри, Мэри, Мэри, Мэри.

При этом имени он застыл как вкопанный. Оно пришло из ниоткуда – а Ник знал, что «ниоткуда» частенько выдаёт на свет очень важные вещи. В этот момент к нему пришло некое чувство – достаточно тёплое, чтобы согреть его внутри, но и достаточно холодное, чтобы его шоколадные тело осталось более-менее твёрдым. Горячая радость пролилась в сосуд леденяще дурного предчувствия. Эмоции перемешались, он больше не мог отделить их друг от друга. Взглянув на свои руки, он впервые за долгое время увидел на них нечто, напоминающее ногти...

Ник, Мэри, Ник, Мэри, Ник, Мэри.

Он ощутил, как что-то трепыхнулось в груди – наверно, решил Ник, это воздушный пузырь, образовавшийся, когда он протискивался сквозь решётку. Ник не мог знать, что этот трепет был одиночным ударом мимолётной памяти сердца.

Глава 12
Высшая справедливость

Майки рассказал Кларенсу всё. О том, как они с Мэри проснулись в Междумире, о своём многолетнем пребывании в центре Земли, о том, как выбрался на поверхность и сколько времени это заняло. Поведал и о днях, проведённых на призрачном танкере, о том, как был чудовищем по имени МакГилл – самым страшным монстром Междумира. Не забыл и об Алли; и хотя он всячески старался не выдать своих глубоких чувств к ней, Кларенс обо всём догадался.

– «Любовь – самая прекрасная и самая ужасная вещь в мире. Она возвышает человека, даже низвергая его в пропасть отчаяния», – продекламировал старик. – Так говорил знаменитый философ.

– Какой знаменитый философ? – спросил Майки.

– Знал бы – что б я, не сказал, что ли?

Майки были известны как прекрасная, так и ужасная стороны любви. Именно чувство к Алли подняло его из мрака, указало лучший путь, превратило из монстра в человека. Но одновременно с любовью в его душе поселился страх, постоянный, не отпускающий страх, из которого выросла пламенная ревность. Это был страх потерять свою любимую.

– Любовь обращает сердце в хрусталь, – сказал Майки. – Драгоценный, но такой хрупкий.

Кларенс опустил бутылку.

– Это кто сказал?

– Я, – ответил Майки. – Прямо сейчас.

Кларенс приподнял междумирную бровь.

– Да ты поэт!

Майки был польщён. Давненько его никто не хвалил.

– А как тебе это? – Кларенс поднял свою междумирную руку и задвигал, словно писал в воздухе невидимые слова. – «Лицо, из-за которого устремилась в путь тысяча кораблей [11]11
  Речь, конечно же, о Прекрасной Елене.


[Закрыть]»... никогда не слышало о сезоне ураганов.

Кларенс расхохотался, да так, что заразил и Майки. Они всё ещё смеялись, когда увидели, как через заросший сорняками пустырь к ним спешит пара полисменов – вернее, они спешили к Кларенсу, поскольку ни Майки, ни клетки они видеть не могли.

– Да у вас тут, как я посмотрю, сумасшедшее веселье! – обратился к старому пожарному тот из офицеров, что был покрупнее. – Я бы не прочь побывать у вас в голове и порадоваться вместе с вами!

И оба стража порядка обменялись многозначительными ухмылками.

Первой мыслью Майки было, что оба полицейских подверглись скинджекингу, но потом он сообразил, что это обычные копы, и они приняли старика за психа, разговаривающего с самим собой.

– А если серьёзно, то здесь частная территория, – продолжал здоровяк, судя по всему, старший по званию. – Мы вынуждены просить вас её покинуть.

– Скажи им, что снимаешь эту развалюху! – закричал Майки. – Они не смогут вытурить тебя отсюда, пока не проверят!

– Заткнись! – заорал Кларенс. – Ещё не хватало, чтобы всякие уроды вроде тебя указывали мне, что делать!

Пожалуй, этого говорить не следовало. Полицейский, естественно, вообразил, что эти слова относятся к нему. Он спокойно положил руку на свою дубинку, а его напарник красноречиво расстегнул кобуру.

– Вот что, никто из нас не хочет лишнего шума, – сказал старший офицер. – Мы могли бы арестовать вас за проникновение на чужую территорию, но будет лучше, если вы сами уберётесь. Я понятно излагаю?

– Я снимаю эту берлогу, – проговорил Кларенс. – Четыреста баксов в месяц. Спросите у хозяина, если мне не верите.

Стражи порядка переглянулись, потом оба посмотрели на полуобвалившийся дом, который, по их мнению, и четырёх долларов в месяц не стоил, не говоря уже о четырёхстах.

Кларенс глянул на Майки – скорее с недовольством, чем с благодарностью – а потом сделал навстречу гостям пару неустойчивых шагов. Майки вдруг сообразил, что хотя Кларенс всё это время был крепко под мухой, однако до сих пор он не шатался на ходу.

– Слушайте, валите отсюда, а? Я сделаю вид, что вашей ноги на моей земле не было, и покончим дело миром.

– Знаете что, – ответил старший офицер, – пойдёмте с нами, мы проверим ваши данные, и если всё подтвердится, мы привезём вас обратно в целости и сохранности.

– Я свои права знаю, – заявил Кларенс, – и думаю, что вы их сейчас нарушаете самым наглым образом!

– Вот почему вы и пойдёте с нами добровольно, – впервые за всё время подал голос второй коп.

Старший офицер кивнул.

– Так будет лучше для всех.

Если Кларенса заберут, Майки застрянет здесь надолго. Мысль о том, чтобы сидеть и гнить в клетке, пока кто-нибудь не найдёт его и не освободит, была для него совершенно невыносима.

– Брось мне ключ! – крикнул он.

– Как же, ищи дурака! – отозвался шрамодух.

– Что такое? – нахмурился старший коп.

– Брось мне ключ! – закричал Майки. – И я тогда помогу тебе. Не бойся, не убегу!

– А почём я знаю, что вашему брату можно доверять? – осведомился Кларенс.

– Доверять нашему брату? – спросил второй коп. – Поскольку это вытут нарушаете границы чужой собственности, не думаю, что у вас есть другой выбор!

– Брось мне ключ!

– У меня всё под контролем! – объявил Кларенс. – Никакая собака... – Но тут он ещё раз пошатнулся, упал на колени – и ко всеобщему изумлению, тут же вскочил, трезвый, как стёклышко, и с дробовиком в руке, – оказывается, тот лежал, всеми позабытый, в высоких зарослях сорняков.

– Кларенс, не-ет! – завопил Майки.

Но бывший пожарный направил дуло обреза на старшего офицера, прежде чем тот успел вытащить своё оружие.

– Руки вверх! – скомандовал Кларенс. Полицейский помоложе схватился за рукоятку своего пистолета. – А ну не шали, не то я стреляю! – Решительный тон Кларенса не вызывал сомнений в его намерениях.

Второй коп немедленно швырнул пистолет на землю.

– О-кей, о-кей – видите? Я его бросил! Бросил!

Однако старший офицер не выказал ни малейшего страха.

– Сэр, опустите оружие, тогда никто не пострадает.

– Ах вот как! Так я уже и «сэр»?! – завизжал Кларенс своим двухтоновым голосом, похожим на сирену. – У меня, может, только одна нормальная рука в этом мире, но этого хватит, чтобы нажать на спуск!

Держа палец на курке и оперев обрез на изуродованную руку, он целился прямо в грудь старшего офицера.

– Все эти годы гоняете меня с места на место, нигде никакого покоя, жить не даёте, совсем заездили! Но с этого момента я буду уходить только тогда, когда сам этого захочу! Хватит швырять меня туда-сюда! Я вам... я вам...

– Кларенс, – умолял его Майки, – ты только делаешь всё ещё хуже! Они же убьют тебя...

– Мне плевать! – загремел старый пожарный. – Плевать! Потому что если я...

И тут старший офицер в мгновение ока выхватил свой пистолет и выстрелил.

Полыхнуло пламя, тело старого бродяги содрогнулось, дробовик вылетел из рук.

– НЕТ!

Но копы не слышали вопля Майки. Кларенс взвыл от боли и упал на землю, полисмены бросились к нему. Несмотря на то, что живой мир для Майки выглядел туманным и смазанным, он видел огромную лужу крови. Кларенс корчился на земле. Второй офицер вызывал по своей рации «скорую помощь».

Первый офицер опустился на колени и попытался остановить кровотечение.

– Вот старый псих, и надо тебе было довести до этого! – бормотал он.

– Монстр в клетке, – выдавил Кларенс. – Пацан-монстр в клетке.

– Да, да, монстр, монстр, – сказал полицейский.

Майки потряс прутья.

– Кларенс, ключ!

– Вот паршивец, – пробубнил Кларенс. – Думает только о себе. – И он сунул изуродованную руку в карман.

– Спокойно, дружище! – сказал офицер. В его понимании, задержанный из опасного безумца превратился в истекающую кровью жертву, поэтому его, стража закона, долг теперь – поддержать и утешить. Он видел, как лишённая пальцев ладонь старика нырнула в карман и вынырнула оттуда всё такая же пустая. Однако старикан, кривясь от боли, махнул рукой так, будто что-то бросил – что-то, чего офицер не мог видеть.

– Не двигайтесь, – предупредил офицер. – «Скорая» на подходе.

– Убирайся, – прохрипел Кларенс. – Убирайся туда, откуда явился – в преисподнюю!

– Успокойтесь, старина. Делаете себе же хуже, – увещевал офицер.

А тем временем в Междумире Майки видел, как брошенный Кларенсом ключ описал в воздухе высокую дугу, кувыркаясь на лету. К сожалению, шрамодух швырнул ключ не глядя, куда придётся. Майки вытянул руки сквозь прутья как можно дальше, но всё без толку. Ключ упал на землю ярдах в десяти от клетки, и хотя Майки отрастил себе длиннющее щупальце, было уже поздно. Ключ утонул в земле живого мира и начал свой долгий путь к ядру планеты.

* * *

Приехала «скорая помощь» и забрала Кларенса. Старик затих задолго до приезда кареты. И всё же Майки знал – он не умер. По крайней мере, пока ещё нет. Майки увидел бы, если бы его душа покинула тело. Кларенс, несмотря на свой хрупкий вид, был бойцом и цеплялся за жизнь изо всех сил. Такую жажду жизни встретишь не часто. Наверно, именно она в своё время не дала ему умереть и превратила в шрамодуха. Майки невольно восхищался силой воли этого человека, способной противостоять самой Смерти.

Но вот «скорая» и полицейские уехали. Майки остался один, и, как он знал, ему придётся провести в одиночестве долгое, очень долгое время.

В свою бытность монстром он сам занимался ловлей ничего не подозревающих послесветов. Бывало, он подолгу не проверял свои ловушки. Его не заботило, что захваченная душа, возможно, сидит там неделями или месяцами, и уж конечно, МакГилл не испытывал ни вины, ни раскаяния, когда пленника, наконец, притаскивали к нему.

«Выясни, что они умеют, и заставь их делать это!» – так он приказывал Урюку, своему старшему помощнику. Если пленная душа на что-то годилась, то она становилась членом команды МакГилла. Если же у пленника не было никаких полезных навыков, его или её подвешивали в трюме, словно окорок.

А теперь Майки сам сидел в ловушке, и монстра, который пришёл бы и сделал его своим рабом, не предвиделось.

«Получил по заслугам!» – так сказала бы Алли, окажись она здесь. Она бы назвала это «высшей справедливостью» или ещё чем-то столь же обидным, а он, Майки, конечно, огрызался бы и рычал; но в глубине души он сознавал, что это верно. В Междумире, как и в мире живых, что посеешь, то и пожнёшь, а Майки МакГилл в своё время много чего нехорошего насеял.

Над его головой, в небе живого мира, собрались грозовые облака, и из них хлынул ливень. Разумеется, Майки не грозило промокнуть, дождь проходил сквозь него и только щекотал внутренности. Очередное издевательство со стороны мира плоти.

Ну что ж, если Алли права и мироздание действительно устроено справедливо, то ничего удивительного в том, что ключ, брошенный Кларенсом, улетел невесть куда. Потому что Майки лгал старику. Он вовсе не собирался выручать того из беды. Если бы он открыл замок, убрал цепь и разъял соединённые пружинами решётки, то тут же задал бы стрекача – только его и видели.

Майки сознавал, что его поступки могут оказать влияние на мир в общем и на его собственную судьбу в частности – но касается ли то же самое его намерений? Можно ли осудить его не за то, что он сделал, а за то, что только собирался совершить? Говорят, дорога в ад выложена благими намерениями, но как насчёт дурных? Они-то уж наверняка приведут тебя в ад гораздо быстрее. Или как?

Ему не дано было знать, отчего он попал в эту клетку – было ли это просто невезение или так распорядился некий могущественный судия. В любом случае, результат один: Майки МакГилл вынужден был теперь поразмыслить о том, кто он, что совершил и что может с ним статься, если ему когда-нибудь удастся освободиться из этой клетки. Юноша понимал: до праведника ему, конечно, далеко, но всё же, должно быть, есть в нём что-то хорошее, раз его полюбила такая девушка, как Алли. Наверно, обратный путь к ней ему придётся таки выложить добрыми намерениями... А значит, не все добрые намерения мостят дорогу в ад; так что с Майки было ещё не всё потеряно – была надежда и в этом мире, и, возможно, даже и в следующем...

Дождь лил всю ночь и утих лишь к рассвету, когда робкая заря пробилась сквозь завесу туч на горизонте. И вот тогда-то Майки преобразовал свою кисть в клешню, а указательный палец – в острый коготь. Затем вставил кончик когтя в замочную скважину и принялся крутить.

Раньше Майки никогда не приходилось ковыряться в замках, и навыков в этой области у него не было, но он не сдавался – день за днём он продолжал трудиться, придавая когтю различные формы, и знай себе теребил замок и так, и этак. Он не ведал усталости и уступать не собирался.

Потому что если есть во вселенной высшая справедливость, она не допустит, чтобы он торчал в этой клетке до скончания времён.