Текст книги "Мир обретённый"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Глава 35
Тёмная туча
«Любое достойное странствие приобретает особый смысл, если проделать его пешком. А пересечение пустыни – это освящённая временем традиция всякого паломничества».
Такой девиз провозгласила Мэри, когда они шли из южного Техаса, держась в стороне от дорог и любых других проявлений цивилизации. Она решила, что это наилучший способ избежать встречи со шрамодухом. Когда они оказались к северу от Сан-Антонио, навстречу им стали попадаться бродячие послесветы, уцелевшие после нападения Кошмаров на поезд. Свечение армии Мэри служило маяком, привлекающим к себе все заблудшие души на несколько десятков миль вокруг; а когда они узнавали Мэри, то бежали к ней вприпрыжку и кидались в объятия. Конечно, не все уцелевшие вернулись к своей бывшей хозяйке, но всё равно – число приверженцев Мэри росло.
Вскоре она объявила, что их облако увеличилось настолько, что теперь они с полным на то правом могут объявить себя тучей. Имя более чем подходящее: их сияющее живым светом облако, непрерывно двигаясь вперёд и привлекая к себе всё новые души, постепенно набирало силу настоящей грозовой тучи. Теперь Мэри не давала поблажек тем зелёнышам, которые утверждали, что им необходимо поспать, и на ночлег они больше не останавливались.
К тому времени, как они достигли Одессы, штат Техас, в армии Мэри насчитывалось уже пятьсот послесветов.
Только здесь Мэри разрешила своим детям отдохнуть. В Одессе была старая спортивная арена; её снесли, когда в городе возвели новый стадион. Старая арена – самое большое мёртвое пятно в этом маленьком городе – приютила всех послесветов Мэри; к тому же она могло бы послужить отличной штаб-квартирой для новых скинджекеров – тем, по замыслу их хозяйки, предстояло на днях отправиться на свою первую операцию. Загвоздка только в том, что никто пока не представлял себе, что это будет за операция.
И тут на сцену выступил Лосяра. Парня никто никогда не осмелился бы обвинить в гениальности, но оказалось, что теперь, когда рядом не было Хомяка, он стал гораздо смышлёнее. Потеря друга вдохновляла его на подвиги. Лосяра, как выяснилось, был очень умелым скинджекером-разведчиком. Он собрал обширную базу данных об Одессе и о том, какие чудеса может здесь совершить команда заинтересованных в результате дела скинджекеров.
Мэри превратила комментаторскую кабину в оперативный центр. Отсюда ей была видна вся арена, и она могла следить за всеми своими ребятишками. Внизу под кабиной располагалась баскетбольная площадка, а вместе со старым стадионом в Междумир перешло и несколько мячей. Площадка никогда не пустовала. Многие послесветы играли, ещё большее количество довольствовалось ролью болельщиков; остальные рассыпались по всему стадиону, забрались на трибуны и снова впали в ритуал. Одни и те же игры, одни и те же разговоры... Детишки были довольны: в непривычной обстановке знакомые действия вселяли в них покой и радость. Таково следствие стабильности и постоянства, считала Мэри, такова сила привычки. Поэтому когда на стадионе объявилась Оторва Джил, Мэри не удивилась: Джил тоже подвержена привычке, как и все остальные.
– Конечно, ты по-прежнему одна из нас, Джил. – Мэри тепло обняла новоприбывшую. – Я понимаю, как тебе больно, и прощаю тебя.
Джил кивнула, но ничего не сказала, потому что если бы она попробовала что-то сказать, то, скорее всего, не сдержалась бы и набросилась бы на Мэри с горькими обвинениями. Может быть, эта ханжа и простила её, но она-то никогда не простит её за то, что та послала Джикса вниз, к центру Земли! Ах, если бы объявить Мэри, что фокус не вышел, что Джикс не утонул! Вот бы полюбоваться, как перекосится её распрекрасная мордашка! Ради такого даже провалить миссию не жалко.
Мэри приняла молчание Джил за смущение – девчонка, видимо, стыдилась своего эмоционального взрыва там, на причале.
– Давай забудем прошлое, – проговорила Мэри. – Как никак, за мной долг – долг благодарности. Никогда не забуду, что ты первой из всех занялась жатвой душ!
Джил не могла заставить себя посмотреть ей в глаза. Жатва – не та вещь, которой стоило бы гордиться. Она начала её ради собственных, эгоистичных целей, чтобы укрепить своё положение сначала при насквозь коррумпированном дворе короля чикагской шпаны Мопси Капоне, потом, когда Мэри сбросила его с трона, Джил продолжала своё занятие, чтобы остаться в ближайшем окружении Мэри. Милос обвинил её в том, что она наслаждается жатвой. Собственно, он был прав. Выследить, догнать, убить добычу – ох, какой поток адреналина! Ничего нет лучше! Но Джикс своим лёгким вкрадчивым прикосновением направил её энергию в иное русло. Джил оставалась кровожадной и дикой охотницей, но... убийцей она больше не была. Кровопролитие перестало привлекать её, потому что было слишком банально. Это недостойно её способностей и талантов.
Но мисс Мэри Хайтауэр, Великая и Непревзойдённая, – вот это добыча! Вот это охота!
– Так что, чем займёмся? – спросила Джил. – Продолжим жатву?
– И да, и нет. Я бы скорее назвала это строительством нового мира. Видишь ли, Джил, на свете есть много вещей, которые достойны перейти в Междумир, чтобы остаться там навечно.
– Строительство мира... – протянула Джил.
– Да. Мы станем отбирать места с большей тщательностью, чем Милос. Ну что такое его жалкая детская площадка? Конечно, не стоит упоминать, что каждое из этих мест перейдёт вместе с солидным числом душ, и многие из них будут достаточно юны, чтобы попасть под нашу опеку.
– А-а... новые скинджекеры – они тоже участвуют?
– В будущем, – заверила её Мэри, – как только проникнутся осознанием той широкой перспективы, которой обладаем мы с тобой. Но пока что нет особой необходимости посвящать их в подробности, которые могут лишь запутать их и испугать. Наши планы будут претворять в жизнь те из нас, кто знает, в чём наша цель. Ты не находишь, что так правильно?
* * *
Скинджекеры получили в своё полное распоряжение обширную раздевалку хозяев поля – наверно, затем, чтобы укрепить узы товарищества. Когда Милос увидел Джил, он сложил руки на груди и изобразил на своём лице самую злорадную и надменную ухмылку, какую Джил когда-либо видела.
– Вот это да! – процедил Милос. – Посмотрите-ка, что нам кошечка принесла!
Джил так и хотелось втоптать его ухмыляющуюся рожу в самый центр Земли, но невероятным усилием воли она сохранила хладнокровие.
– Поздравляю. Наконец-то тебе удалось правильно употребить английскую поговорку.
Она никогда, никогда не простит Милоса за то, что тот перевернул яхту. К счастью, она уже не раз раньше выказывала ему глубочайшее презрение, и это помогало ей скрывать ту жгучую ненависть, которую она испытывала к нему сейчас. Джил постоянно представляла себе, как она самыми разными способами расправляется с ним или хотя бы заставляет его жестоко мучиться. Но эти весёленькие мысли следует держать при себе. Её задача – проникнуть в среду скинджекеров и смотреть в оба. Джил утешала себя тем, что чем дольше она ждёт, тем слаще будет отмщение.
Милос представил её всем новым скинджекерам, включая и своего лучшего ученика, пятнадцатилетнего парня в униформе ROTC [40]40
ROTC (произносится Ротси) – программа для тренировки офицеров резерва.
[Закрыть].
– Это Ротси, он из Бенсон-хай, – сказал Милос. – У него талант к душесёрфингу и... как ты это назвал?
– Извлечению информации, – сказал Ротси.
– Вот-вот. Он влезет в мозг любой тушки и мгновенно выудит оттуда всё, что там спрятано.
– Для меня большая честь познакомиться с тобой. – Ротси уважительно пожал Джил руку. – Соболезную, что твой друг утонул.
– Он не утонул, он пошёл к центру Земли. Ладно, новость устарела. Что было, то прошло.
– Мы тренируемся для нашей первой акции, – сообщила девочка-скинджекер; с её наманикюренных ногтей и теней на веках сыпались блёстки, за что она и получила прозвище «Блёстка».
– У Мэри было видение, – вставил слово ещё один скинджекер.
При упоминании о так называемом «видении» Мэри Лосяра, сидевший в мрачном одиночестве в углу, хмыкнул, но ничего не сказал.
– Да, точно, видение, – сказал Милос. – Оно предсказывает, что центральный газовый коллектор в этом городе взорвётся и разнесёт в куски несколько жилых кварталов.
– Да что ты! – поразилась Джил.
– Да, – подтвердил один из мальчиков. – Поэтому Мэри хочет послать нас туда и предотвратить аварию.
Милос незаметно для остальных подмигнул Джил.
– Да. Наша задача «предотвратить». Точно.
Если бы у Джил была кровь, она бы сейчас вскипела.
* * *
На рассвете первого понедельника нового года Мэри и все её дети стояли на улицах Одессы и ждали, не сводя глаз с производственного здания центрального газового коллектора, где согласно «видению» Мэри должна была произойти авария.
– Какая удача, что мы оказались здесь, – говорила Мэри ребятами. – Взрывы природного газа – страшная вещь. Они убивают тысячи людей каждый год.
– Как хорошо, что вы снова во главе, мисс Мэри! – сказал один из её старых, преданных послесветов. – А то Милос заставлял нас подстраивать всякие происшествия, вместо того чтобы предотвращать их.
– Не надо относиться к нему слишком сурово, – вступилась Мэри. – Как можно осуждать кого-то за то, что он пытался избавить людей от живого мира – этой юдоли скорби? – Она повернулась к другим послесветам и обратилась к ним громко, так, чтобы слышали все: – Возможно, сегодня нам и не удастся предотвратить несчастье, потому что видения будущего очень трудно изменить. Но если оно всё-таки произойдёт, тогда мы, во всяком случае, сможем броситься на помощь и спасти от света как можно больше детей.
Затем она выслала Милоса и его команду вперёд – пусть приложат все усилия, чтобы всё пошло «как надо».
Милос шёл во главе скинджекеров. Каждый из них точно знал свою роль в разыгрывающейся драме. Лосяра и Джил, само собой, в общих чертах видели более широкую картину, но пока что не догадывались, как все детали складываются в единую мозаику. Только Мэри и Милос знали об истинных масштабах операции и о том, к каким разрушительным последствиям приведёт авария. Умрёт несколько сотен человек, так что можно будет собрать богатый урожай юных душ. Для Милоса же самым главным было то, что Мэри доверила ему такое грандиозное предприятие; вот почему когда он вошёл в производственное здание коллектора и влез в главного инженера, с его лица не сходила улыбка. Милос знал: этот блистательный день станет днём его славы!
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Украденные жизни
Философская интерлюдия с Арни, Великим инквизитором
Перестаёт ли убийство быть убийством, если назвать его другим именем? Насколько легче нашей совести примириться с преступлением, если убийство называть словом «жатва»? И ещё одно: если убийца будет знать, что смерть – это не конец, остановится ли его рука из страха перед возмездием или, наоборот, ему станет лечге убивать? Потому как если жизнь продолжается, то можно ли вообще убийцу считать убийцей?
«Убивайте всех, Господь узнает своих». [41]41
Арно Альмарик, архиепископ Нарбонна и Великий инквизитор папы Иннокентия III произнёс эти слова в 1204 г во время крестового похода против альбигойцев.
[Закрыть]Таков был девиз участников средневековых крестовых походов, резавших направо и налево всех, кто попадался на пути – плохих и хороших – в уповании на то, что Бог рассортирует сам. Себя же крестоносцы называли воителями за святое дело и считали, что каждый удар их окровавленных мечей покрывает их неувядаемой славой.
Мэри Хайтауэр, девушке из более цивилизованной эпохи, не нужен был меч, чтобы исполнить свой священный долг. Её оружие было куда более изощрённым. Скинджекеры, обладающие способностью вселяться в тело любого живого существа – пусть только хозяйка шевельнёт пальчиком, – делали Мэри Хайтауэр самой могущественной личностью на Земле, как среди живых, так и среди мёртвых.
Что это?.. Кто-то похлопал тебя по плечу? Ты почувствовал, как невидимый дух шепчет тебе в ухо, провозглашая конец всему, что тебе дорого? Если да – то Мэри близко, она ждёт тебя с любящей улыбкой, и её орды стоят настороже, готовые подхватить тебя, когда ты упадёшь, и держать тебя, и не давать тебе вырваться. Никогда.
Но до этого пока не дошло...
Глава 36
Конец долгого ожидания
В канун Нового года, в тот же самый день, когда Мэри пришла в Одессу, Алли прибыла в Балтимор. Обычно путешествия в Междумире занимают целую вечность, но для Алли добраться из южного Техаса в Балтимор не составило труда. Всё, что потребовалось, были тушка и билет на самолёт. Чтобы снабдить Кларенса билетом в первый класс, понадобился лишь скинджекер, сумевший обеспечить его солидной суммой наличных и дорогим костюмом.
Алли совсем не нравилось использовать скинджекинг ради банального воровства. Но если существовал человек, который остро нуждался в призрачном Робин Гуде, то это Кларенс.
– Благодаря тебе я опять чувствую себя человеком, – сказал он Алли перед тем, как они сели в самолёт. – Не уверен, правда, что это так уж хорошо.
Алли скинджекила элегантно одетую женщину среднего возраста, которая вполне могла бы сойти за жену Кларенса. Поскольку у старого пожарного не было никакого удостоверения личности, пришлось скинджекить и пару охранников на контроле. Всё прошло как по маслу.
Их самолёт кружил над аэропортом, ожидая, когда жуткие погодные условия позволят им приземлиться. Трясло так немилосердно, что Алли едва не выбросило из её хозяйки.
– Очень жаль портить вам новогоднюю ночь, дорогие пассажиры, – объявил капитан, – но, кажется, старый год не хочет уходить и в знак протеста забрасывает Балтимор градом. Однако обещаю, что мы сядем до того, как упадёт шар. [42]42
Намёк на новогоднюю традицию: в Нью-Йорке, на Таймс-сквер-билдинг, находится светящийся шар, который перед последним ударом часов опускается вниз, тем самым знаменуя наступление Нового Года.
[Закрыть]
Алли чувствовала – живые, даже наиболее бывалые воздушные путешественники, встревожились. Девушка тоже беспокоилась, но совсем по другому поводу. Болтанка её не волновала. Для неё настоящий шторм начнётся, когда самолёт приземлится.
Задание требовало напряжения всех сил. И хотя время поджимало, Алли сделала то, что позволяла себе крайне редко – немного побаловала себя. После приземления она скинджекила какую-то богатую даму, и они с Кларенсом насладились самым лучшим новогодним обедом, который мог им предложить Балтимор. После этого они разошлись по комнатам роскошного пентхауза.
Пока Кларенс спал, Алли работала. Она открыла лэптоп своей хозяйки и провела ночь, обшаривая Сеть в поисках информации. Давние ленты новостей подробностей не сообщали. Поэтому наутро они с Кларенсом вышли из дома в надежде раскопать больше фактов, связанных с драматической историей русского юноши-иммигранта, который почти что умер – но не до конца.
Виталий Милославски.
Родился в России, в Санкт-Петербурге. Семья эмигрировала в Соединённые Штаты, когда ему было одиннадцать. В шестнадцать лет упал с крыши пятиэтажного дома. Дерево задержало его падение.
У него обнаружились обширные внутренние повреждения; внутричерепная травма привела к тому, что мозг юноши почти умер. Целый год он провёл в больнице в коме, а когда закончились страховка и деньги, было решено отключить его от аппаратов, следивших за его исчезающе слабой мозговой и жизненной активностью.
Прогноз: неутешительный.
Врачи давали Милосу самое большее несколько недель такого растительного существования. Родители перевезли его домой – мать хотела, чтобы её сын умер дома, в мире и покое. Однако недели превратились в месяцы, а месяцы в годы. И теперь в спальне на четвёртом этаже многоквартирного дома, стоящего в рабочем пригороде Балтимора, спало тело Виталия Милославски, в то время как его душа заблудилась между жизнью и смертью.
Время в семье Милославски отмерялось монотонным «кап-кап-кап» интравенозной капельницы, через которую в организм спящего поступало питание. Его младшая сестра поступила в колледж, закончила его, вышла замуж и назвала своего сына в честь брата. Милос стал дядей, но так и не узнал об этом.
Время от времени, когда вид почти мёртвого сына доставлял всем особенно острую боль, отец предлагал отключить питание, чтобы юноша мог тихо и спокойно уйти. Никто бы не стал задавать вопросов. Но каждый раз мать Милоса отказывалась наотрез. Она считала, что так её наказывает судьба за то, что разрешила сыну веселиться с теми негодниками на крыше дома. Поэтому она безропотно меняла судна, и обтирала сына губкой, и подстригала ему ногти, и лечила от пролежней, всеми силами держась за крохотную надежду, что в один прекрасный день её мальчик проснётся.
* * *
Восемь часов утра. Бульвар в Балтиморе, по сторонам которого стоят невысокие многоквартирные дома. Земля укрыта тонким снежным одеялом – оно останется здесь, наверно, до весны. Мусорные машины уже подобрали скопившиеся за неделю отходы и выброшенные на улицу сухие рождественские ёлки. Первый понедельник Нового Года – то самое утро, когда Мэри и её орда стояли на улицах Одессы, ожидая взрыва.
Кларенс в своём новом кашемировом пальто выглядел на миллион баксов. Стильные кожаные перчатки закрывали от любопытных взглядов его обожжённые, изуродованные руки и защищали Алли от его прикосновения. Хотя шляпа в модном стиле ретро не могла замаскировать шрамы на лице, это не имело значения – общий вид у старого пожарного был весьма респектабельный. Алли шла рядом под видом девушки – работницы FedEx; жалкое пальтишко ничуть не защищало её от холода. В руках она несла маленький пакет.
– Знаю, что я здесь только для моральной поддержки, – посетовал Кларенс. – Жаль, я, кажется, ничем больше помочь не могу...
Алли улыбнулась ему дрожащими от холода губами.
– Ничего, всё в порядке, – заверила она. Кларенс оказал неоценимую помощь в поисках нужного адреса, но девушка с самого начала знала, что на серьёзное дело ей придётся идти одной.
– Ты не расскажешь, что там у тебя в пакете? – поинтересовался Кларенс.
Алли взглянула на пакет. Ей пришлось здорово потрудиться, раздобывая его содержимое, и разговаривать на эту тему ей совсем не хотелось.
– Всякое, – уклончиво ответила она. – А вообще какая разница?
– Никакой, наверно, – согласился Кларенс. – Я буду ждать здесь, пока ты вернёшься.
Первый шаг оказался самым трудным, зато следующий – уже легче. Вот так, шаг за шагом, в заимствованном теле девушки-разносчицы она проделала весь путь по улице и приблизилась ко входной двери в нужный дом. Как бы ей хотелось никогда не знать о существовании этого дома!
Миссис Милославски всегда подскакивала при громком, неприятном дребезжании подъездного интеркома. Кто бы это мог быть в столь ранний час? Женщина нажала кнопку и наклонилась к микрофону.
– Da? Кто там?
Наверно, муж ключи забыл. Как обычно. Но в динамике раздался незнакомый голос:
– У меня тут посылка для семьи Милославски.
«Посылка? – изумилась женщина. – С каких это пор они вручают посылки в восемь утра?»
– Хорошо, я сейчас открою. Квартира № 403.
Должно быть, запоздавший подарок к Рождеству из-за океана. Родственники в России, кажется, всё время забывают, что посылкам требуется несколько недель, чтобы дойти на другой конец земного шара.
Миссис Милославски ждала около двери, и когда услышала шаги на лестничной площадке четвёртого этажа, открыла прежде, чем девушка из FedEx постучалась.
– Здесь живёт семья Милославски?
Девушка вошла в квартиру, что удивило хозяйку. Работники FedEx всегда ждали на пороге. Это неожиданное вторжение покоробило её, но, возможно, девочка только-только поступила на работу. Миссис Милославски взяла посылку.
– Где расписаться?
– Это необязательно, – ответила девушка.
И тут миссис Милославски показалось, будто её сознание помутилось, всё вокруг стало каким-то нереальным. Она всё ещё держала маленький пакет, но оказалось, что она не в силах контролировать собственные руки, да что там руки – ей не подчинялось всё тело! «Да что же это со мной?» – произнесла она по-русски, но только мысленно, потому что губы её не слушались.
А затем в её голове ясно и отчётливо прозвучал другой голос, сказавший по-английски:
«Спать».
Миссис Милославски подчинилась и скользнула в неизвестно откуда прихлынувший сон.
* * *
Алли взяла на себя контроль над миссис Милославски, и в ту же секунду тело девушки из FedEx свалилось на пол. Алли усыпила тушку так глубоко, что разбудить её не смогло даже падение. Алли попыталась усадить спящую в кресло, но, будучи теперь в теле пожилой женщины, нашла, что сделать это не так-то просто. У её хозяйки болели колени, болела спина, она была слаба и грузновата. В конце концов Алли удовлетворилась тем, что проволокла девушку по полу и прислонила к стене.
Алли дала миссис Милославски на вид лет пятьдесят пять – пятьдесят шесть. У неё были тёмные волосы с проседью и усталые, запавшие глаза. Хотя, возможно, женщина была моложе, чем думала Алли, просто испытания, выпавшие ей на долю, состарили её до времени.
Алли выпрямила ноющую спину и осмотрелась. Скромная обстановка, мебель потёртая, но вполне ещё ничего. Старый плохонький телевизор передавал утреннее ток-шоу. Алли выключила его. В коридор выходили двери трёх спален.
В открытую дверь комнаты хозяев была видна двуспальная кровать, ещё не заправленная. Вот вторая спальня – её превратили в швейную мастерскую. Третья дверь, в конце коридора, была плотно закрыта.
Алли глубоко, прерывисто вдохнула, потянулась к ручке, повернула, затем медленно открыла дверь.
Между наполовину раздвинутыми шторами в комнату лился утренний свет. На фотографиях, висящих на стенах, Алли увидела улыбающегося мальчика – она сразу узнала его, хотя он и выглядел гораздо моложе. Чистый, без пылинки письменный стол, на котором стояло в ряд несколько книг, с обеих сторон подпёртых специальными мраморными подставками: «Над пропастью во ржи», «Игра Эндера» и все три тома «Властелина колец». Всё в помещении говорило о том, что оно принадлежало нормальному, обычному мальчику – до того, как этот мальчик стал тем, чем стал.
Алли продолжала скользить взглядом по комнате. Постеры рок-групп на стене. На полках – спортивные призы. Алли направляла свой взгляд куда угодно, только не в центр комнаты. Но в конце концов больше смотреть стало не на что, и она сосредоточилась на капельнице с молочно-белой жидкостью. Затем провела глазами по тонкому шлангу, выходящему из капельницы и заканчивавшемуся иглой, введённой в руку на сгибе локтя. Кисть этой самой руки загибалась внутрь, а пальцы скрючились, полностью атрофировавшись за годы бездействия. Только теперь Алли набралась мужества, затаила дыхание, подняла глаза на лицо лежащего...
...и ахнула.
На постели лежал человек с кожей землистого цвета, с провалившимися щеками. Не юноша, а мужчина. Лицо покрывала четырёх-пятидневная щетина – видимо, регулярное бритьё в число приоритетов при сложившихся обстоятельствах не входило. Узкие губы, рот чуть приоткрыт, а волосы над бледным лбом уже начали редеть.
Алли решила было, что произошла ошибка, это не может быть Милос... и всё же она знала, что это он. В Междумире Милос оставался неизменно шестнадцатилетним, тогда как его тело старилось. Он лежал в коме одиннадцать лет. Ему уже перевалило за двадцать семь.
Она отвела глаза и нечаянно увидела своё отражение в зеркале. То есть, не своё. Это было отражение женщины, тело которой она украла. Женщины, чей сын лежал сейчас перед ней на кровати.
Алли взглянула на пакет, который держала в руках, и, испугавшись, что передумает, резко разорвала упаковку и вынула шприц.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что однажды она совершит преднамеренное, обдуманное убийство, она бы не поверила. Алли привела бы множество доводов, почему она абсолютно неспособна на такое страшное преступление, уверила бы, что в любой ситуации сумеет найти другой, лучший способ уладить дело. Как же она была наивна и самонадеянна, полагая, что суровые законы необходимости и немыслимые обстоятельства над нею не властны! Алли могла сколько угодно твердить себе, что совершает акт милосердия, но в глубине души она знала, что лжёт самой себе. Она совершает диверсию. Террористический акт. Ни много ни мало политическое убийство.
«Если я это сделаю, – говорила себе Алли, – то буду ничуть не лучше, чем Мэри. Ниже пасть невозможно. После этого я стану хладнокровным убийцей и с этим уже ничего не поделаешь».
Так что вопрос стоял так: способна ли Алли Джонсон пожертвовать всем тем, что осталось от её чистоты и невинности, ради спасения живого мира?
Ответ пришёл к ней, вернее, нахлынул на неё, словно в глубине души Алли забил родник отваги:
«Ради спасения живого мира я пожертвую всем – и собой, и тем, во что верю. Всем».
И с глазами, полными слёз, она сняла со шприца колпачок, нащупала вену на руке Милоса и впрыснула мощную дозу яда в его увядающее тело.
* * *
Миссис Милославски открыла глаза и увидела склонившуюся над ней девушку из FedEx.
– Что с вами, мэм? – спросила девушка.
Миссис Милославски обнаружила, что лежит на диване и совершенно не помнит, как она сюда попала. Женщина села, чувствуя слабость и головокружение.
– Что случилось? – спросила она. – Я потеряла сознание?
– Ничего, – заверила девушка. – Думаю, беспокоиться не о чем. – Она еле заметно улыбнулась миссис Милославски и подала стакан воды. Та выпила, держа стакан в дрожащей руке. – Вам надо бы отдохнуть. – Девушка пожала плечо пожилой женщины – немного слишком крепко и немного слишком долго. – Мне надо идти.
– Посылка... – прошептала миссис Милославски.
– Вон она, на столе. Расписываться не надо.
С этими словами девушка ушла, тихонько притворив за собой дверь.
Наконец миссис Милославски набралась сил и смогла встать. Первым делом она направилась к посылке – та была открыта. «Когда это я открыла её? – подумала она. – Наверно, ещё до того, как упала в обморок, вот что».
В посылке была русская матрёшка. Её знакомая форма – кукла походила на кеглю, только пошире и поприземистей – и ярко раскрашенная поверхность вызвали у женщины улыбку. С такой же немудрёной деревянной игрушкой она играла, когда была маленькой. Она напомнила миссис Милославски о временах, когда всё было легко и просто. Матрёшка была всё же не совсем традиционной: она изображала старого-престарого человека, а каждая кукла под ней становилась всё моложе, пока в самом конце не обнаружился деревянный младенец длиной не больше мизинца миссис Милославски. При подарке не было открытки, обратного адреса тоже нигде не значилось, так что узнать, от кого он, было решительно невозможно. Однако мать точно знала, где ей поместить игрушку.
Она направилась в спальню сына и поставила все шесть кукол в ряд на столе. Полюбовалась яркими цветами и искусностью, с которой были сработаны лакированные фигурки. Затем повернулась к постели сына... и изменилась в лице.
Она сразу всё поняла, даже не подходя к нему и не трогая его. Ей не понадобилось подносить к его губам зеркало.
Она села на стул у его кровати, обняла себя руками и начала раскачиваться, рыдая и повторяя его имя. Из её груди вырывались стоны, стоны такой скорби, какой она ещё никогда в жизни не испытывала. И всё же где-то глубоко-глубоко в её душе жила тайная благодарность за то, что после всех долгих лет ей наконец позволено плакать.
