Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность"
Автор книги: Николай Вирта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Глава вторая
1
Петр Баранов часто бывал у Льва. Они вели длинные разговоры, запершись в маленькой комнатке позади мастерской. Петр выходил из комнатки красный, возбужденный и злой. Наконец Баранов, как выражался Лев, «испекся» и согласился, не окончив школы, уехать учителем в село. Вся процедура с назначением Баранова учителем была проведена довольно быстро: Лев пустил в ход все свои связи.
Петру дали место в крупном селе, недалеко от Верхнереченска. Получив назначение, Баранов зашел к Льву.
В мастерской сидел Зеленецкий.
– Подожди минутку. Мы сейчас.
Петр присел в угол и принялся слушать разговор Льва с незнакомым человеком.
– Это я знаю совершенно точно, – сказал Зеленецкий. – Его снимают.
– Плохо дело.
– Плачевно, плачевно!
– Ах, дурак, дурак! – Лев грубо выругался. – Воруй, да не попадайся. Если его снимут, – продолжал он, – то на этот раз назначат умного директора.
– Безусловно.
– Ладно, как-нибудь выкрутимся. Кстати, Сергей Сергеевич, я еще раз прочитал первую главу вашей книги. Место, где вы описываете студенческую сходку, рассуждения о тирании и о недолговечности диктатуры – замечательны! Говорите о царе Романове, а получается черт знает что! Тонко, очень тонко!..
Вскоре Зеленецкий распрощался.
– Ах, дела, дела! – пробормотал Лев, закрыв дверь за Сергеем Сергеевичем. – В одном месте заштопаешь, в другом рвется. Ну, как у тебя, Петр? Все оформил?
– Все.
– Хорошо. Значит, поедешь и будешь учить? Ну, учи, учи. Ученье свет, неученье того хуже. Но особенное внимание, братец мой, обращай не столько на детишек, хотя и их учи как следует, – Лев подчеркнул эти слова, – а на ребят повзрослее. Затевай кружки, спектакли. Насчет второй задачи мы уже толковали. Ты что, сначала в Дворики заедешь?
– Да, заберу там кое-что.
– В Двориках обязательно поговори с нашими людьми. Подбодри их. Батька твой уже работает. Размалюй им все пострашней. Дескать, войны не миновать. Поклон от меня передай и деньжонок сунь.
– Ладно.
– Только ты втолкуй им, дуракам, что работать надо тихо, осторожно. С дубьем после попрем, а сейчас пускай держатся вежливенько. Если можно, пусть идут в артель. Нам и в артелях люди нужны. Пусть приспосабливаются, понял, приспосабливаются… Когда едешь?
– На днях. Продать кое-что надо. Муки отец прислал, пшена.
– Передавай там привет.
Петр уже открыл дверь, когда Лев вернул его.
– Ты знаешь, в Двориках трактор завели. Трактор надо списать в расход.
– Ладно.
Хорошо бы обвинить в этом Ольгу Сторожеву. Скажи Селиверсту Петровичу: ежели трактор сломается – ей быть в ответе, чуешь? Ну, двигай. С богом!
Лев закрыл за Петром дверь и принялся ходить по мастерской.
Дела у него, в общем, шли удачно. Николай Иванович Камнев вместе с другими плановиками сидели над пятилеткой губернии. Лев на правах консультанта частенько присутствовал на совещаниях и заседаниях, посвященных пятилетке. В комнатке позади мастерской лежала кипа статистических сводок, протоколов. Лев читал их с большим вниманием… Особенно он интересовался разработками торфа на вновь открытом болоте, постройкой теплоцентрали, состоянием Верхнереченской электрической станции и прочими делами, не имеющими прямой связи с каучуконосами.
Осторожно расспрашивал он Николая Ивановича, можно ли, скажем, вывести электростанцию из строя: сколь велики при этом будут потери, где именно легче всего нанести станции повреждение.
Познакомился Лев с только что назначенным директором электростанции техником Кудрявцевым. Этого своего старого приятеля Николай Иванович, уходя в губплан, избрал преемником.
Кудрявцев во времена не столь отдаленные владел двумя крупными имениями. После революции он долго болтался без дела. Его выручил Камнев, пристроив друга рабочим на электростанцию. Внемля советам приятеля, Кудрявцев стал почитывать технические книжки. Скоро он получил звание техника. Не потерявший еще надежды на крушение советской власти, директор электростанции понравился Льву. Они быстро подружились.
Лев доказывал Камневу и его другу, что инженерству и всем «сознательным людям» надо объединиться, чтобы диктовать Советам свою волю. Впрочем, рассуждения были довольно туманными, приятели остерегались друг друга…
Лев понимал, что среди старого инженерства у него могут быть надежные люди. Вот тогда-то у него и появилась мысль приобщить Камнева к некоему «центру», устроенному Апостолом в Москве и только что начавшему подпольную деятельность. Она распространялась главным образом на безработную инженерию, а ее было немало в те годы.
В «центре» уже шептались, правда, очень тихо, почти шепотом, о переходе (при благоприятных условиях), власти в руки «технократии»…
2
Богданов все пристальнее присматривался к Льву, а тот к Богданову.
Впрочем, до поры до времени в разговорах с Богдановым Лев ограничивался только анекдотами, а политических тем решительно избегал.
Был случай, когда Лев, как бы вскользь, выразил свое преклонение перед вожаками троцкистов и глубочайшее сожаление по поводу того, что им «мешают развернуться»…
Богданов резко оборвал его.
Льву пришлось вернуться к прежней тактике: прикидываться простачком, советоваться с Богдановым о разных житейских мелочах, не напрашиваться в компанию. Они часто охотились, чаевничали, спорили о книгах, сплетничали.
Как-то вечером Лев и Богданов сидели в столовой и пили чай. Разговор шел о разных отвлеченных вещах – о любви, ревности, счастье. Расстегнув ворот гимнастерки, Богданов тоном наставника поучал Льва.
Разговор зашел о дружбе.
– Вот вы коммунист, – сказал Лев, – а я беспартийный. Даже показался вам вначале подозрительным. Так ведь? Ну, скажите откровенно! Я не обижусь, ей-богу. Я же вас понимаю. Ну, ясно, каждый человек для вас – живая опасность. Вам со мной дружить как-то неловко, верно ведь? Но, Николай Николаевич! Неужели в принципе не может быть такой дружбы? Меня искренне печалит ваша судьба! Я вижу, человек вы больших масштабов, и вдруг такое унижение. Могу я искренне вам сочувствовать? А? Нет, скажите, могу? Конечно, в силу вашего положения, я подчеркиваю это – дружбы между нами быть не должно. Но ведь положение человека в обществе – оно, по-ученому говоря, институт условный. Законы социального равенства создаются в интересах тех же самых социальных, что ли, идей и обстоятельств. Верно? А дружба – это человеческое естество, это природное, или, как это говорят, натуральное право! И понятие это вовсе не условное. Хочу – дружу, хочу – нет. Никаких обязанностей. Души соприкасаются – вот и дружба. Так чему же нравственней подчиняться, Николай Николаевич? Естественному праву или этому самому условному?
Лев говорил все это с неподдельным возбуждением, его глаза сверкали, румянец окрашивал бескровные щеки.
Богданов верил ему… И не верил.
Так, постепенно завоевывая доверие начальника уголовного розыска, Лев наконец добился своего. Теперь к Богданову его друзья и единомышленники приходили открыто.
Чаще прочих у него бывал Анатолий Фролов – человек лет сорока пяти, выглядевший этаким российским чудо-богатырем. Ходил он зимой, в самые лютые морозы, в летнем пальто нараспашку, без шапки, купался в Кне круглый год, отличался отменным здоровьем, аппетитом и не страдал меланхолией, которая так часто навещала Богданова.
Исключенный за антипартийные выступления из партии и восстановленный в ней хлопотами Богданова, Фролов стал доверенным человеком «шефа», – так он называл Николая Николаевича.
Правдами и неправдами Богданов устроил Фролова главным кассиром в банке.
Одна черта влекла Богданова к Фролову: он был умен, бесстрашен и находчив. Ни тем, ни другим, ни третьим Богданов не обладал. Как говорится, хитрость ум у него съела; мужество часто оставляло его; в трудные минуты он терял присутствие духа.
Мимо настороженного внимания Льва не ускользнуло, что Богданов в самых своих секретных делах полагается только на Фролова. Их беседы, сопровождаемые полунамеками, часто кончались далеко за полночь.
Однажды они часа два сидели над какими-то списками и считали деньги.
– Мало, мало! Неужели вы не можете помочь организации? – Богданов чертыхнулся.
– Николай Николаевич, как же не помогаю? – заволновался Фролов. – Месяц тому назад взял тысячу. Пятого дня взял пять сотен. Нельзя больше, попадусь. Эго ведь вам не госбанк, где делаются миллиардные дела!
– Вот Петров просит денег. Не дать – нельзя, дать – неоткуда.
– Положеньице! – Фролов поцокал языком.
– Скоро собирается губернская партийная конференция. Нам надо устроить свою.
– А где вы ее соберете?
– Подумать надо, подумать.
– Насчет типографии что слышно, Николай Николаевич?
– А куда ее девать?
– Положеньице.
Вечером Лев позвал к себе Богданова.
– Слушайте, товарищ Богданов, – сказал он, – я вас не обижу, если скажу кое-что?
– Ну?
– Вам, кажется, помещение нужно?
– Откуда вы знаете? Вы что, подслушивали?
– Что вы? Просто слушал.
– Ну, знаете…
– Впрочем, как хотите!
И Лев принялся за книжку.
3
Богданов и Фролов тщетно искали помещение для подпольной троцкистской конференции. За неделю до нее Фролов пришел к Богданову.
– Ну?
– Ничего.
– Фу, черт, вот дыра!.. В Москве давно бы нашли!
– То Москва, – вздохнул Фролов. – До Москвы далеко. Нам в Москву и не попасть, видно!
– Ничего, попадем, не горюй. Теперь ждать недолго. Вот окончим все это – уеду в Москву. Сяду в какой-нибудь наркомат. А тебя возьму начальником финансового отдела.
– Мечты, мечты! Уедете, забудете.
– Ну, что ты!
– Нервы у меня ужасно истрепались. Понятия о нервах не имел, а теперь не нервы, а мочалки! – проникновенно молвил Фролов. – Покоя просят.
– В санатории отдохнем. Отоспимся, отъедимся. Все будет. Слушай, так что же делать с помещением для конференции?
– Беда.
– Мне тут один человек предлагает… – Богданов не договорил. – В конце концов, – пробормотал он, – возьмем помещение и обратно отдадим. Сальдо в нашу пользу. Особенного ничего нет. Пользы во всяком случае больше, чем вреда.
– Истина!
Когда Фролов ушел, Богданов постучался к Льву.
Поговорив с Львом об охоте, Богданов как бы мимоходом заметил:
– Помнится, вы говорили мне что-то насчет помещения…
– Но вы обиделись. И меня обидели…
– Ну, полно вам!
– Не разберетесь и начинаете…
– Ладно, я не хотел!..
– «Не хотел!» Человек с чистым сердцем, а он…
– Я верю. Ей-богу, какой вы обидчивый.
– Вам очень нужно помещение?
– Не очень. Но может, понадобится.
– Раз не очень, так о чем речь?
– Хорошо, очень нужно.
– Так бы и сказали. Театр «Зеленый круг» знаете? Вот там. В любой день. От трех часов и до семи там, кроме старухи сторожихи, ни души.
– Гм. Это, н-да… это идея…
– У меня плохих идей не бывает.
Богданов похлопал Льва по плечу и хотел было уйти, но Лев задержал его.
– Николай Николаевич, дорогой, я слышал, вам нужны деньги…
– А вы что, миллионер, что ли?
– Ну, не миллионер, а все-таки… Могу ссудить.
– Откуда вы их возьмете?
– А вам не все равно? Деньги, как говорят, не пахнут. Ну, ограблю кого-нибудь. – Лев рассмеялся.
– Знаете, это уж слишком, – рассердился Богданов. – Это просто недостойная шутка.
– Мне кажется, в политической борьбе не миндальничают. А впрочем, как хотите… Я ведь от чистого сердца – сочувствую и предлагаю.
– Что-то очень вы отзывчивы!
– Вам это не нравится? Вы располагаете собственными фондами? Ну, да, конечно.
– Послушайте! Как вы смеете!
– Вы чудак! – вырвалось у Льва. – Неужели вы думаете, что я и в самом деле пойду грабить средь бела дня? Мастерская дает мне достаточно денег. Живу я один. Вас уважаю, верю вам… Поверьте и вы мне, Николай Николаевич!
Богданов пытливо посмотрел на Льва и вышел.
4
На следующее утро в мастерскую к Льву пришел Джонни. Он рассказал о паршивых финансовых делах театра, о свидании с Опанасом.
– Опанас, конечно, прав. Будь я на его месте, я сказал бы то же самое. А горевать нечего!
– Как так не горевать?
– А так.
– Ты что, никогда не грустишь?
– Бывает, бывает, Сашенька. Человек есмь.
– Черт ты, а не человек.
– Папаша называл меня «сыном века». Это почти одно и то же. Ты куда?
– В театр.
– Идем, провожу. А насчет денег приходи дня через два, выручу. Своих не будет – займу. Не горюй.
Они вышли из мастерской и распрощались на углу Рыночной.
Лев пошел в редакцию. Она помещалась на Коммунхозовской, на втором этаже дома, построенного кем-то из дворян. Нижний этаж был занят книжным магазином.
Лев поднялся наверх. В комнате у входа работала машинистка. В следующей сидели сотрудники; там слышался смех, кто-то орал в трубку телефона.
Лев осведомился у машинистки, нет ли в редакции Зеленецкого. Он узнал, что тот часто сюда заходит.
Машинистка указала на комнату сотрудников. Лев прошел в нее и сел на диван. На него не обратили внимания, – все были поглощены рассказом Зеленецкого. Лев уткнулся в газету и, сделав вид, что читает, слушал болтовню Зеленецкого. Тот рассказывал, отчаянно при этом привирая, разные истории из своей жизни.
Когда Зеленецкий вышел, Лев остановил его, попросил подождать. Заглянул в бухгалтерию и в кассу.
Там сидел старик в очках и ермолке.
«Добре, – подумал Лев, – с этим справиться легче легкого».
Зеленецкий поджидал Льва возле витрины книжного магазина. Они зашли в кондитерскую, где еще совсем недавно по карточкам выдавали чечевицу и ржавую селедку. Теперь, стараниями нэпманов, полки кондитерской ломились от обилия тортов, пирожных, пирогов и пирожков: словно бы военного коммунизма не было в помине.
Приятели пили кофе, шутили… Оглянувшись, Зеленецкий пододвинулся к Льву и шепотом сказал, что на днях редакция должна получить большие деньги для покрытия трехмесячной задолженности по зарплате работникам редакции, рабочим типографии и служащим издательства.
– Это точно?
– Днями выясню, когда именно будет получка.
– Сумму не знаете?
– Да уж наверняка несколько тысяч.
5
Зеленецкий пришел к Льву через два дня.
– Завтра, – сказал он.
Лев ждал прихода Зеленецкого и его сообщения, но вот сейчас, в эту минуту, когда надо было решать, растерялся, увлек Зеленецкого в заднюю комнату.
– Твердо знаете?
– Ну, вот, – усмехнулся тот. – Совершенно точно.
– И много?
– Семь тысяч. Завтра, как я уже говорил вам, будут платить жалованье – это раз. Во-вторых, покупают машинку. Затем провожают агитвагон. Узнал совершенно точно и абсолютно случайно. Вне подозрений…
«Во-первых, деньги. Во-вторых, на этом деле попробуем испытать Баранова и Богородицу. В-третьих, на жирную приманку можно подцепить такого кита, как Богданов… Деньги ему нужны, черт знает как нужны. Если возьмет, значит, полдела сделано. Не выдаст ли? – Лев задумался. – Нет, вряд ли, – решил он. – Конечно, риск, но без риска и щей не сваришь. Если бы у меня были деньги… Ч-черт! Почему этот дьявол не шлет? Засадили, его, что ли? Одним словом, господин Апостол, мы начинаем входить в контакт, от которого эти остолопы пока что открещиваются… Надолго ли хватит их «принципиальности»? Хе-хе, принципиальность! Ну, с богом!..»
6
Утром следующего дня Лев застал у себя Баранова.
– Ты где был вчера вечером? Три раза к тебе приходил в мастерскую, сюда, на квартиру.
– Охотились. Николай Иванович уговорил. Только что вернулся.
Ночью, вслушиваясь в шум леса, Лев обдумал операцию до мельчайших деталей.
Утром, возвращаясь с охоты, он обследовал редакционный и смежный с ним дворы.
Все было прекрасно.
– Ты погоди! Я сейчас… Юленька!
В комнате рядом зашлепали туфлями.
Юленька, запахивая на груди халатик, вошла в комнату.
– Вы что это меня будите? В кои-то веки поспать без мужа соберешься – так нет!
Лев подошел к ней, оглянулся и, увидев, что Баранов смотрит в окно, поцеловал ее и что-то шепнул на ухо. Юленька покраснела, глазки у нее засияли. Она шлепнула ладонью Льва по голове и скрылась.
– Дай поесть что-нибудь!
– Иди, иди на кухню. Сейчас накормлю, шатущая душа. Жену бы тебе!
В окно кто-то постучался.
– Вы чего смеетесь? – сказал Джонни, влезая с улицы в комнату. – Нашли время смеяться. Мишка! – крикнул он. – Иди, чего, как старуха, плетешься? Ну и день будет, не дай бог.
Приплелся Богородица, вслед за ним явился мрачный Андрей.
– Гонит вас ни свет ни заря! – буркнул Джонни.
– С Марусей у него нелады! – объяснил Богородица. – Дурачится Маруся Маркова. А он вокруг нее, как кот мартовский. Послал бы я ее…
Андрей сидел молча. У него были тяжелые дни. Он признался Жене в любви. Женя, ничего ему не сказав, ушла серьезная, нахмурив лоб. Подумав, что Женя может рассказать об этом признании Льву, послал ей пылкое, сумасшедшее письмо. Он просил Женю пощадить его чувства и гордость. Неделю назад Андрей получил ответ.
«Я уважаю твою любовь, – писала она. – И ты, поверь, очень дорог мне. Если бы я не любила другого, смогла бы полюбить только тебя».
Андрей, получив письмо, ушел в лес на охоту и пропадал там несколько дней. Женю после этого письма он полюбил еще сильнее.
– А я, братцы, с горя мотоциклетку почти собрал, – сказал Джонни. – Ну и помучился с ней.
– Все равно, – не поедет, – безразлично сказал Андрей. – Есть у меня такая думка – не повезет тебя мотоцикл.
Джонни хотел было уже разозлиться, но в комнату вошел Лев.
– Как жизнь, братцы? Как у вас с деньгами? По-прежнему?
– Молчи лучше! – Джонни совсем расстроился. – Рабочие хотят уходить. Мы должны им двести пятьдесят рублей. И другие расходы…
– Вот как! А что, если я достану денег?
– Не трепись! – мрачно сказал Андрей.
– Хмурые вы все, печальные! – засмеялся Лев. – Тошно смотреть. Вот что – денег я дам. Тетя тысячу рублей прислала.
– Откуда это у тебя тетя вдруг появилась? – недоверчиво спросил Джонни. – Брось болтать!
– Вот что, – сурово сказал Лев, – я дам денег. Понятно? Вам не все равно, откуда я их возьму? Даю в долг. Дам тысячу – вернете тысячу сто. Идет?
Джонни и Андрей переглянулись.
– Ладно, – сказал Андрей, – подумаем.
Поговорив о разных пустяках, ребята ушли. Прощаясь с Богородицей и Барановым, Лев шепнул им:
– Приходите в мастерскую часа в четыре. Будете нужны.
В три часа к Льву забежал Джонни, заявил, что условия Льва они принимают.
Потом пришли Баранов и Богородица. Лев увел их в комнату позади мастерской и посвятил в свою затею.
– Деньги нужны позарез! – сказал он. – Всем нужны. И вам и мне. Ограбить кассира легко, замести следы еще проще. Слушайте.
– Постой, постой! – остановил Лев Богородицу, когда тот хотел что-то сказать. – Петр и Митя берут на себя кассира. Петя, ты сегодня же к вечеру оденешься беспризорником, возьмешь Митю и махнешь с ним в сад. Устройте скандал с бабами из детского дома. Нахальничайте так, чтобы вас прогнали. Уходя, пообещайте им прийти завтра. А завтра заберитесь в сад пораньше. Понимаешь, Петя, надо, чтобы бабы видели, как вы обчистите кассира. Это очень важно. Бабы крест будут целовать, что это сделали беспризорники.
– Умно придумано! – процедил Богородица.
– Э! Брось! – прикрикнул на него Лев. – К двенадцати часам ты, Мишка, пойдешь на Советскую. Возьми корзинку – вроде на базар направился. А твое дело, Петя, то, что у кассира выбьешь, спихнуть Богородице. Смотрите, чтобы без паники. Из сада не бежать. Впрочем, можно и бежать, в полдень на Советской хоть шаром покати. Потом с деньгами валите через дворы ко мне. Где-где, а в доме начальника угрозыска искать не будут. – Лев усмехнулся и прибавил: – Сделаете дело – вам по две сотни.
Глаза у Петра, когда Лев заговорил о деньгах, стали маслеными, щеки покраснели.
– Да верно ли, что завтра получка?
– А это мы сейчас проверим. Юленька!
– Ау-у, – отозвалась с кухни Юля.
– У тебя нет ли трешки?
– Нашел когда просить! Завтра получаю!
– Значит, все в порядке. Вечером еще раз соберетесь, обсудите детали. Не робей, ребята. Без волненья!
Богородица ушел, он спешил в театр.
– Такой вопрос, – хмуро сказал Баранов, – ежели сцапают, что тогда?
– Нельзя, Петя, чтобы сцапали. Понимаешь – нельзя.
– А ежели старик заорет?
– Стукни его по башке, но смотри – не насмерть. Вот что учти: старик без очков ни черта не видит. Очки с него сбей. Не забудь. Это очень важно.
– Ладно. Нож с собой взять?
– Нет, не надо. Возьми дрянь какую-нибудь потяжелей.
– А вдруг поймают?
– Нет, Петя, нельзя сдаваться.
– Хорошо. Прощай, Лев!
Он взял шапку, вышел, около порога остановился, хотел что-то сказать, но махнул рукой и захлопнул за собой дверь.
«Может быть, не надо? Может быть, догнать, отменить?»
Лев бросился было к двери, но по дороге его перехватила Юленька.
– Ты куда?
– Я? – очнулся Лев. – А никуда.
И снова схлынули все страхи.
– Я к тебе шел, – сказал Лев, притягивая к себе Юленьку.
– А Николенька? – шепотом спросила она, охватывая руками его шею. – А как же Николенька-то?
7
Весь этот день Лев не мог найти себе места. Он пошел к реке, потом бродил по лугу, возвратился домой поздно ночью и, не заходя в свою комнату, прошел к Юленьке, – он знал, что Богданов уехал из города.
Его разбудил стук в окно.
– Юленька, – кричал Богданов, – отопри!
– Ах ты, дьявол! Приперся! – зло прошипел Лев. Он вскочил, собрал свою одежду, поправил постель, поцеловал Юлю, выбросил вещи к себе в комнату, открыл дверь.
– Пропащему мужу! – сказал он, потягиваясь и растирая голые руки. – Как путешествовали?
– Хорошо. Утро-то, а? А вы все спите! – сказал Богданов и прошел в дом.
Утро действительно было замечательное. Солнце никогда, казалось, так не сияло. Трава, на которой дрожали и переливались капли росы, была яркой и сочной. У Воздвижения начали благовест, он будил деревья, спавшие в ночной прохладе.
Лев натянул рубашку, брюки и босиком помчался к реке: он купался до поздней осени. На середине реки в черной лодчонке спал рыбак. Через мост переезжал воз с сеном. Где-то очень далеко стучала моторная лодка.
Лев выкупался и ушел в лес.
8
Накануне вечером Баранов и Митя, измазанные сажей и наряженные в лохмотья, явились в сад на Советской, осмотрели позиции и «занялись» женщинами в детском доме. Первым делом они сбросили белье, которое сушилось перед окнами дома. Когда одна из женщин выскочила из дома, Баранов подставил ей ногу; женщина упала. Митя схватил простыню и начал волочить ее по земле. Из дома выскочила вторая женщина. Ребята убежали. Вечернее представление было окончено.
Утром они явились к одиннадцати часам. Через несколько минут из калитки, соединяющей сад с редакционным двором, вышел кассир – высокий сухопарый старик в ермолке.
Когда кассир ушел, ребята принялись издеваться над женщинами из детского дома. Снова послышались гогот, визг и ругань. Петр зорко следил за редакционным двором и за калиткой с Советской. Редакционный дворник не обращал внимания на шум и крик в саду. Так прошел час. На исходе его Митя заметил возвращающегося из банка кассира – он нес набитый деньгами портфель.
Баранов припер заранее заготовленной палкой парадную дверь детдома. Черный ход они завалили бревнами и ящиками еще утром. Когда кассир подошел к дому, Петр остановил его.
– Дай закурить! – попросил он.
– Уйди, уйди! – пробормотал кассир, пытаясь обойти оборванца.
– Дай, а то в морду плюну, – я сифилитик!
Петр схватил старика за руку. Кассир обернулся, Петр смахнул с него очки. Кассир выдернул руку и ударил Баранова по лицу. В этот же миг в ноги старику бросился Митя.
Кассир упал и выронил портфель.
Митя подхватил портфель и, поддразнивая поднявшегося старика, побежал к Советской. Кассир ковылял за ним, спотыкаясь и почти ничего не видя, а Митя бежал и бежал.
Кассир стал уже нагонять его, но в это время ему подставил ногу Баранов, и он снова упал. По-видимому, старик вдруг понял серьезность происходящего и закричал. Но крик его оборвался: Петр легко, вполсилы ударил старика свинчаткой.
Кассир свалился и замер.
Митя, кутая портфель в лохмотья, исчез из сада. Следом за ним бежал Баранов.
Богородица, дежуривший на Советской, заметив входящего в сад кассира, медленно пошел мимо пролома в садовой ограде.
Митя, выбежав из сада, налетел на Богородицу и сшиб его с ног. Богородица выронил корзину. Рядом с ней упал и Митя. Все получилось весьма естественно.
Когда Богородица встал, портфель уже лежал в корзинке. Он поднял ее, дал Мите пинка и, не торопясь, направился через дворы и сады на Холодную улицу, к Льву.
Баранов и Митя вышли садами к реке, сели в заготовленную лодку, переоделись и к вечеру вернулись в город.
9
Несколько минут после исчезновения оборванцев старик кассир лежал без сознания. Потом поднялся, сел, огляделся кругом, пошарил по траве руками и заплакал.
Через полчаса на место происшествия прибыла милиция. Вслед за ней явился Богданов с агентами уголовного розыска. Ни на Советской, ни в смежных улицах беспризорников не нашли. Ищейка, пущенная по следу, привела агентов к реке и завыла от досады.
Богданов вечером зашел к Льву.
– Слышали новость? – спросил он.
– Как не слышать! Весь город только об этом и говорит. Не может быть, чтобы это были беспризорники.
Богданов испытующе посмотрел на Льва.
Тот зевнул и потянулся.
– Поймаем, будьте уверены. Уже напали на след.
– Да? – безучастно обронил Лев. – Желаю удачи. Найдете деньги – поделитесь…
Вечером Петр получил от Льва деньги и покинул Верхнереченск.
