Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность"

Автор книги: Николай Вирта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Черт его знает! – пробурчал Джонни и сплюнул. – Просто не знаю, как к нему войти, что сказать…

«Ну, я вам помогу», – подумал Лев. Нарочно громко хлопнув дверью и кашляя, он подошел к калитке и открыл ее.

– А-а! Ко мне, что ли, забрели? А я, ребята, целый день валялся, голова раскалывалась, рад каждому человеку. Входите!

Джонни нерешительно мялся.

– Ну, пошли. Чаю напьемся, а то без компании ничего в глотку не лезет.

– Пошли, – сурово сказал Андрей и вошел в дом.

Следом за ним двинулись Джонни и Богородица.

Лев провел их в свою комнату и вышел на кухню. Через минуту Юленька ушла из дому. Лев запер за ней дверь. Как только Лев появился в комнате, Андрей сказал ему:

– Мы к тебе за делом. У тебя вечер свободен?

– Абсолютно. Да только что это вы, не успели поздороваться, а уже за дело? Дело не уйдет. Мы сначала чаю выпьем, еще чего-нибудь…

– Мне все равно, – буркнул Джонни.

– Ну, как живем? – обратился к нему Лев. – Скоро будем ездить на мотоциклете?

– У него пока что руль куплен. С маленького начинает! – сказал Андрей.

Джонни фыркнул.

– Ну, поехал, – проворчал он. – Мне и отец житья не дает – не собрать, говорит, тебе машину, молокосос. Ехидный старик! Теперь ты…

– Старики – народ известный. Между прочим, ребята! На днях я в одной книжке насчет стариков и молодых такое место прочел – ух, ты!

Лев достал с полки небольшую книжку. Андрею показалось, что книжка была приготовлена специально для них.

«Может быть, он знал, что мы придем?» – подумал Андрей.

– Вас интересует? – спросил Лев.

– Читай, читай! – сказал Джонни.

– «То, что в старике называется благоразумным, – начал Лев, – это не что иное, как панический страх, которым он одержим, и безумная боязнь что-либо предпринять. Поэтому, если он не рискнул пойти навстречу какой-нибудь опасности, от которой погиб молодой человек, это не потому, что он предвидел катастрофу, но потому, что в нем не хватало огня, чтобы зажечь благородные порывы, которые делают нас дерзновенными, между тем как удальство молодого человека является как бы залогом успеха его предприятия, ибо его побуждает к действию тот пыл, от которого зависит и быстрота и легкость выполнения всего дела. Только молодость способна к действию». Вот что, братцы мои, писали умные люди за четыреста лет до нас. – Лев захлопнул книжку и поставил на полку. – Тут дальше описывается, как в одной мифической стране во главе всех дел стояли молодые и как перед ними преклонялись старики. Впрочем, что там четыреста лет назад! Читали сегодня газету? Нет? Напрасно. Опанас отучил вас читать интересные вещи!

– А ну его в болото! – вспыхнул Андрей.

Лев торжествовал – недаром все эти месяцы он исподтишка восстанавливал ребят против Опанаса.

– Не разбираюсь я в этих делах! – сумрачно сказал Джонни. – Начну газету читать, черт ее знает – не пойму, из-за чего они дерутся, о чем спорят…

– Перегрызли бы глотку друг другу, черт с ними! – вставил все время молчавший Богородица.

В это время в окно постучали.

– А вот и Юля, – сказал Лев. – Соловьев баснями кормить не придется. Я сейчас.

Лев вышел. Через четверть часа компания пила чай, ела бутерброды с колбасой и сыром и пила водку.

– Ну, баста, – сказал Андрей, выпив третью рюмку.

Лев убрал со стола, вынес тарелки, рюмки и вилки на кухню и, возвратившись в комнату, запер за собой дверь.

– Никто не подслушивает? – тревожно спросил Джонни.

– Некому, – успокоил его Лев. – Ну так, стало быть, что же вам от меня требуется?

– Вот что, – сказал Андрей. – Нам надоел Опанас. Чего он хочет, мы не знаем.

– А сами вы чего хотите?

– И этого мы не знаем, – признался Андрей. – Впрочем, знаем: делать что-то хочется, Лев! А что – неизвестно!

– В комсомол пошли бы, – усмехнулся Лев. – Хотя вряд ли вас в комсомол примут. Удивляюсь, как вас еще в театре держат.

– Тоска! – тихо сказал Андрей.

– И потом, при чем вообще я? – рассердился почему-то Лев. – Что такое я? Что я могу знать? Я сам ничего не знаю!

– Ну и пошел ты к дьяволу! – сказал в бешенстве Андрей и поднялся.

«Нет, эти не предадут», – решил Лев.

– Постой, – сказал он, останавливая Андрея. – Я вам верю. Будем откровенны. Вы не знаете, что вам делать? Так?

– Да, – сказал Андрей.

– Вы думаете, у меня есть программа?

– Вероятно, – сказал Джонни.

– Если нет – выдумаешь! – прибавил Богородица.

– Программы у меня никакой нет, мне она не нужна. Мне, как… как сапожнику, убеждения не требуются, – Лев усмехнулся. – Но я ваш старый друг и могу кое-что посоветовать.

– Послушаем. – Андрей снова сел.

– Соберите «Круг», и там поговорим о положении вещей.

– Почему ты не хочешь сейчас говорить?

– Ну, знаешь, так сразу не делается. И потом здесь неудобно.

– Хорошо, – сказал Андрей. – Мы созовем «Круг».

– И пусть меня попросит прийти сам Опанас, – холодно сказал Лев.

– Ладно. – Андрей поднялся. За ним поднялись и остальные.

7

На следующий день поздно вечером Андрей зашел к Опанасу. Тот, накрывшись потрепанной шинелью, читал, лежа на кровати.

– Что читаешь? – спросил Андрей.

– «Виринею», – ответил тот. – Ах, сладкая баба была! – Опанас помолчал и вдруг в упор спросил: – О чем говорили вчера с Кагардэ?

– А это ты сейчас узнаешь. Мы не скрываем. Мы к Льву пошли, узнав, что ты созвал «Круг», а помощников своих не пригласил.

– За тобой посылали десять раз, тебя не было дома.

– Ловко. Решили собраться утром, а за мной послали вечером. Хитрый ты, Опанас! Не замечал я этого за тобой. Скажи, что решили?

– Честное слово, просто болтали. И насчет Льва, не скрою. Этот авантюрист у всех на языке. «Лев, Лев» – только и слышишь!

Опанас досадливо натянул на себя шинель.

– Я бы его к «Кругу» не подпускал. Ему с уголовниками дело иметь!

– Да? – издеваясь, спросил Андрей. С уголовными?

– Да, с уголовниками, – закричал Опанас, и в углах его губ появилась пена. – Вот погоди, он себя покажет.

– Как он себя покажет, это будет видно. А ты себя уже показал. Вот что – я тебе должен передать: мы…

– Кто это – «мы»?

– Это я, Джонни, Богородица. Так вот мы требуем, чтобы через три дня ты сделал на «Круге» доклад о твоих планах. Если откажешься – мы созовем «Круг» и пошлем тебя… Понял?

– Понял. Убирайся к черту!

Андрей подошел к двери.

– Сегодня второе. Шестого, значит. Я думаю, у Камневой будет лучше всего. И вот что – пригласи Льва. Это тоже наше требование.

Андрей помахал Опанасу рукой и вышел.

8

Опанас охрип. Он несколько раз пил воду, наливая ее дрожащей рукой.

– Иных путей, – говорил Опанас, – я не знаю. Наш устав твердо заявляет о лояльности. Мы должны помнить основную задачу «Круга»: трудящаяся молодежь, молодежь, так сказать, интеллигентная, имеет право, ну, на самоопределение, самоорганизацию, что ли. Наша задача, в это смутное время, время нравственных шатаний и распущенности, – оградить и спасти лучшую часть молодежи от разврата, разложения, воссоединить дух свободомыслящей интеллигенции. И я думаю, когда партия увидит воочию, что мы ей не мешаем, что мы лишь побочная организация, стоящая вне политики, она даст нам право на легальное существование.

Опанас окончил речь, сел у стены и, закутавшись в шинель, выставил из воротника кончик бледного носа.

– Теперь поговорим. Ну, кто там хочет? – спросил Джонни, он председательствовал на «Круге». – Лев, давай!

Лев сидел в углу, в полумраке. Около него суетился Богородица.

– Может быть, кто-нибудь еще скажет? – предложил Лев. – Человек я новый, послушаю.

«Каков дипломат! – подумал Опанас. – Три месяца под меня яму копает и скромничает, подлый притворщик! – Он посмотрел на свои драные штаны, вспомнил, что завтра обязательно надо купить новые, а денег нет. У кого бы попросить? – думал он. – У Джонни – нет. У Богородицы – нет. Разве у Льва? Подлец, проходимец. А, наплевать!»

– Пускай Лев говорит, – сказал он и еще плотнее закутался в шинель.

Лев встал, сунул свою папку Богородице и вышел к столу.

– Я очень внимательно слушал речь Опанаса. Но мне хочется знать, читал ли Опанас, ну, скажем, Ленина?

– Пустил ты козла в огород, – шепнул Опанасу Виктор. – Ох, не нравится мне все это.

– Может быть, Лев забыл, что здесь не комсомольский комитет? – язвительно заметила Лена.

Опанас и Виктор рассмеялись.

Лев обвел комнату суровым взглядом. Сделалось тихо.

– Прочитав Ленина, вы усвоите весьма простую истину, – сказал Лев медленно и веско, – которая, к крайнему моему сожалению, разобьет ваши светлые мечты, господа заговорщики, о том, чтобы сделаться легальной организацией и войти в полюбовную сделку с большевиками. Очень жаль, но вы просто политически неграмотные люди. Ведь это же идиотизм думать, что в стране диктатуры пролетариата будет позволено существовать открыто вам, спасателям нравственности, как изволил выразиться Опанас. Вообще говоря, для охраны молодых интеллигентных девушек и юношей у советской власти найдутся другие организации. И, если ей захочется, она их создаст сама, без вашей помощи. Но я, глубоко тронутый заботами «Круга» о моей нравственности, все же сомневаюсь, что Андрей Компанеец пришел в «Круг» только из этических, так сказать, побуждений. Так ведь, Андрюша?

Тот кивнул.

– Все вы, здесь собравшиеся, не в ладах с предержащими властями. Мой отец, как вам известно, был расстрелян, и я, хоть и не настолько глуп, чтобы мстить за него, все же в активе советской власти не состою. Каждый из нас кое-что потерял в результате некоторых событий в семнадцатом году и каждый хочет это потерянное вернуть.

– Не каждый! – заметил Виктор.

– Я вообще ничего не потеряла, – обронила Лена.

– Вы наивные люди, – усмехнулся Лев. – Ей-богу, неужели вы думаете, что так просто порвать со своим классом? Будьте покойны, он в нас сидит очень и очень крепко. И вот, знаете, когда вы придете к партии, откроете ей свои высокие цели, а кстати приложите списочек членов вашего благородного общества, вряд ли что выйдет… Я говорю с вами открыто! – злобно закричал он. – Я знаю, что здесь нет людей, которые верят и живут идеями Опанаса… Пора кончать с детством и отрочеством. Вы уже не дети, вы взрослые люди. Взрослые ищут дорогу в жизнь, а вы все еще играете, все еще развлекаетесь. Надо оглянуться кругом.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Андрей.

– Первое: идея Опанаса о союзе интеллигентной молодежи – блестящая идея.

Виктор вскочил и принялся бешено аплодировать.

Андрей недоумевающе посмотрел на Джонни.

Опанас старался скрыть горделивую улыбку.

– Но эта идея, – продолжал Лев, – выдумана не Опанасом, она носится в воздухе. Вероятно, тысячи людей, подобных нам, думают об этом.

– Надо их всех собрать! – в восторге закричал Виктор.

Лена внимательно посмотрела на Льва и заметила, как он улыбнулся скользкой, презрительной усмешкой. Ей стало страшно. «Господи, кто же он? – подумала она. – Куда он заведет нас?»

Собрать их при существующих порядках нельзя, – сказал Лев. – Впрочем, если бы мы их и собрали, сделать нам ничего бы не удалось.

– Почему? – спросил Андрей.

– Потому, что мы распылены, мы бессильны, нам ничего не дадут сделать. В их руках – все, в наших – ничего.

– Значит?

– Значит, – веско ответил Андрею Лев, – надо ждать.

– Пошел к черту! – закричал Андрей. – Нечего было и собираться!

– Дай ему договорить, – вмешался Джонни.

– Нет, я полагаю, что надо было собраться. Слушайте, беда ваша в том, что вы хлюпики.

– Что ты сказал? – Рассвирепевший Андрей поднялся.

– То и сказал. Хлюпики вы. Заговорщиков из себя корчите! Сидеть бы вам дома да зубрить алгебру – от сих до сих. – Лев помолчал и продолжал, не глядя на Андрея: – В нашем деле главное – всех одной веревкой связать.

– Где же ты ее, этакую веревку, достанешь? – спросил Джонни.

– Выдумаем!

Поднялся Опанас. Его глаза растерянно блуждали по сторонам, а руки торопливо искали что-то в карманах.

– Да, – вдруг вспомнив, сказал он. – Пусть Лев мне ответит. Что же он, свою организацию хочет создать?

– Нет. Я хочу сохранить «Круг».

Опанас опешил и, не найдя что сказать, снова сел.

– Здорово! – восхищенно сказал Виктор. – Молодец, Лев! – Он нагнулся к Лене и шепнул: – Правда, молодец?

Лена, не ответив, вздохнула. Ей сделалось тоскливо: вот Виктор снова, очертя голову, бросается за Львом. Не правился ей Лев, не нравилось его птичье лицо, его непомерно высокий лоб, белесые брови, холодные глаза и тонкие жесткие губы. «Иезуит», – подумала она.

– Да, я хочу сохранить «Круг», – сказал Лев. – Это мой второй совет – ведь я могу вам только советовать. – Лев подмигнул Богородице. – Но я думаю, что в дальнейшем «Круг» займется вещами более серьезными.

– Например? – издевательским тоном спросил Андрей. – Ленина читать?

– Ты угадал. Читать Ленина. И газеты. И беседовать со зрителями в театре. И писать соответствующие стихи. И, если будет надо, – делать бомбы.

– Что? – Лена встала. – Какие бомбы?

– Обыкновенные, Лена, бомбы. Те самые, которыми человека разносит на куски.

– Не смей!.. – крикнула Лена. – Витя, пойдем отсюда. Он… Я не знаю, чего он хочет… Женя, что он говорит?!

Женя пожала плечами и усмехнулась. Она не сводила со Льва восхищенных глаз.

– Никаких бомб, – сказал Андрей. – Успокойся, Лена. Он просто треплется!

– А как же, Андрюша, насчет бунта и прочего? – усмехнулся Лев. – Помнишь, говорил?

– Мало ли что я говорил!

– Остыл?

– Пошел к дьяволу! – цыкнул на него Андрей.

– Ну, успокойтесь, – улыбнулся Лев. – Конечно, насчет бомб я пошутил. Ну, и нервные вы! Так вот, читать газеты, книги и привлекать новых людей.

– А-а, это пресно! Пресно и скучно! – глухо сказал Андрей. – Не то!

– Андрею я могу предложить другую работу, – двусмысленно заметил Лев. – Но мне надо посмотреть, на что он годен.

– Только не на подлость! – отрезал Андрей.

– Послушайте, друзья! – сказал примиряюще Лев. – Я хочу вам доказать, почему нужен «Круг». Хотя вы за газетами следите плохо, но, вероятно, все же знаете, что сейчас происходит внутри партии.

– Это всем известно, – вставил Джонни. – Нам надо знать, чего хочет так называемая оппозиция и может ли она быть полезной нам.

– Ясней, ясней, – крикнул Опанас.

– Коля, друг, все будет ясно в свой час! Сказано у пророка: каждой вещи свое время.

– Дальше, дальше, – заторопился Виктор. – Ты о троцкистах говорил…

– Вот я и думаю, – задумчиво, как бы про себя, проговорил Лев, – есть расчет поддержать их.

– Так они и захотели твоей поддержки! – насмешливо сказал Андрей, – помощник тоже!

– Я и говорю, – спокойно продолжал Лев, не обращая внимания на шум, – их надо поддержать. Пускай создают свою партию. Ч-черт! Над этим надо подумать! Да, да, – выкрикнул вдруг он, – конечно, поддержать! Дело в том, чтобы… Хотя об этом…

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Андрей Джонни.

Тот пожал плечами. Все молчали.

– Даже жутко становится, – тихо сказал Андрей. – Ты о чем говоришь, Лев?

Вот что, – резко заметил Лев, – или вы слушайте меня, или катитесь к черту. Вы мне нужны, как прошлогодний снег.

– Успокойся, Лев, – вмешался Виктор. – Послушай-ка, у меня такой вопрос. Во имя чего все это делается? Во имя какой цели, идеалов, во имя какой власти?

– Опять об одном и том же. Вот тупость! Идеалы, цель, благородство. Это все видно будет – как и что. Будут править люди.

– Народ? – спросил Лев.

– Народ умеет винтовку носить, – презрительно отозвался Лев. – Он сражением не руководил. Народ кирпичи носил на стройку, а строили архитекторы. А архитекторам кто-то деньги давал. Народ! Народ – это толпа. Это стадо.

– Это не по мне! – сказал Андрей. – Все, что ты сейчас говорил, я не принимаю.

– Н-да, – протянул Джонни и болезненно сморщился, – это, стало быть, так: если мой отец дворник, – меня к черту? Я, стало быть, в стаде останусь?

– Да нет, не то, не так вы меня поняли! – мгновенно нашелся Лев, увидев, что Андрей и Джонни вдруг помрачнели. – Ведь это к слову, это ведь фантазия, мечты. Это медведь неубитый. Давайте о деле, а о фантазиях потом. Значит, коротко: «Круг» сохранить. Быть готовыми к тому времени, когда к нам придут за помощью. Но, если можно, – быть активнее самим.

Виктор, Богородица, Женя захлопали Льву. Опанас подбежал к нему и стал жать руку – он решил, что попросить у Льва денег можно. Лена сидела мрачная. Андрей и Джонни говорили о чем-то друг с другом.

– Вот что, – сказал Андрей. – Мы решили пока в «Круге» остаться. Посмотрим, что будет дальше.

– Вот и здорово, вот и хорошо! – вставил Виктор.

– Постойте, – сказал Богородица. – Я думаю, что Опанасу одному с работой не справиться. Я предлагаю, чтобы «Кругом» руководил Лев.

– Нет, нет, – запротестовал Лев. – Я согласился только на то, чтобы дать совет. Я даже не член «Круга» и быть им не хочу. Но если «Круг» попросит Опанаса советоваться иногда со мной…

– Не иногда, а всегда, – восторженно сказал Виктор.

Лена печально покачала головой. Ей вдруг показалось, что и она, и Андрей, и Джонни, и Виктор – в руках у этого длинного, лобастого человека, приехавшего неизвестно откуда, посланного неведомо кем.

…Виктор и Лена ушли с собрания раньше всех. Джонни, Опанас и Лев, сопровождаемый Богородицей, вышли последними.

Всю дорогу до Рыночной улицы Опанас думал о том, как бы ему попросить у Льва денег. Наконец, когда, разговаривая о каких-то пустяках, все дошли до переулка, где Опанасу надо было сворачивать, он отозвал Льва в сторону и, потея и запинаясь, попросил в долг пятерку. Лев, не говоря ни слова, вытащил из бумажника деньги и сунул их Опанасу.

– Будем вместе работать, – сказал Лев. – Я лучшего хочу. А насчет денег – не стесняйся, всегда выручу. Ну, всего.

Лев похлопал по плечу Опанаса и исчез в густой сетке дождя. Опанас, хлюпая по лужам ботинками, медленно поплелся к дому.

Глава шестая

1

Проехав около ста верст поездом, Лев и Богородица сошли на маленькой станции. Это была уже территория Тамбовской губернии. От станции им предстояло пройти до Двориков двадцать с чем-то верст.

– Вот на этой станции, – рассказывал Богородица, – во время антоновского восстания отсиживались двориковские коммунисты. Начальником был у них какой-то здешний коммунист, а самым смелым разведчиком считался Листрат Бетин. Брат Листрата, Ленька, служил в батраках сначала у Петра Ивановича Сторожева, потом у земского ямщика Никиты Семеновича. Когда Сторожев ушел к Антонову, он и Леньку с собой утянул. Ленька был парень вихлястый. Поругался как-то со Сторожевым и переметнулся к красным, тоже в разведке служил, где и его братец Листрат. А была у Леньки в селе Грязнухе милаха – Наташа. Сторожев задумал Леньке отомстить и наговорил ей всякой чепухи: Ленька, мол, на коммунистке женится, ее, Наташу, почем зря поносит. А Наташа, забыл сказать, была в то время беременная. Она, рассказывают, с ума сходила, тоскуя по Леньке. Потом услышала от Сторожева эту самую сплетню и задумала отомстить. Как-то зашел к ней в избу красноармеец, она его возьми да убей. А сама после этого сошла с ума. Так и родила без памяти. И до сих пор помешанная. Бродит и песни поет.

– А Ленька?

– А вот слушай. Когда Петр Иванович сдался ревкому, караульным около него поставили Леньку. Ночью, часов за шесть до расстрела, Сторожев заманил Леньку в амбар и ткнул его ножом. Чуть не насмерть. А сам дал тягу.

– Это я знаю. Я ведь его и спас! – признался Лев.

– Ну?

– Лошадь ему достал. Документы…

– Вот что! У нас ведь болтали, будто Сторожев ограбил какого-то парня из Пахотного Угла. Это ты и был?

– Я и был.

Они рассмеялись.

– Ты о Леньке не досказал, – напомнил Лев.

– Ленька выздоровел. Седой только стал. После этого случая добровольцем ушел в армию. Сейчас он служит где-то на границе. Наташу все думает к себе взять. На нее иногда просветление находит, как будто выздоравливать начинает. Неделю походит здоровой, потом опять за свое… А сынишка у нее хороший.

Они прошли домики станционного поселка. Кое-где на дороге до сих пор валялись изогнутые рельсы, память о налете Антонова на станцию. На окраине Лев увидел полусгоревшие избы, развалившиеся хлевы и амбары.

День клонился к ночи. Лев и Богородица решили дойти до Александровки, переночевать там и на рассвете двинуть в Дворики.

– А ты не боишься в Дворики показываться? – осведомился Богородица. – Знают ведь тебя там. И отца помнят.

– Пустяки. Мало ли что мы мальчишками делали. Да и вряд ли узнают, подрос я.

– Да, брат, вымахал…

Они помолчали.

Потом Богородица сказал:

– Слушай, Лев, ты не передумал? Я насчет Сергея Ивановича Сторожева.

– В печенках он у тебя сидит…

– У-у, пес, так бы я его и кокнул, – злобно проворчал Богородица; глаза его налились кровью.

– Пожалуйста, я не против, – усмехнулся Лев. – Только пользы не вижу по одному кокать.

– Ничего, я нашелся, и другие найдутся.

– Найдем, найдем! – Лев вспомнил о Богданове. Тот ненавидел нового секретаря губкома до бешенства; они встречались не раз в Москве, и встречи эти для Богданова кончались очень плохо. – На Сторожева, – вслух сказал Лев, – многие зубы точат.

– Ну и я вот тоже.

– Ну, хватит! Я-то тут при чем?

– Я все знаю.

– Дурак. Что же ты знаешь?

– Так, догадываюсь.

– А ты не догадывайся. – Голос Льва зазвенел.

– Почему же это?

– Все потому же…

– Мне-то уж ты поверить бы мог…

– Там посмотрим.

Рожь уже убрали, под солнцем шумели овсы. Дорога, утрамбованная дождями и зноем, упиралась в самый горизонт. Она разрезала огромный кусок земли на две части. По одну сторону дороги лежали заросшие травой пары, по другую – на много верст шло ощетинившееся жнивье.

К закату подошли к Александровке. Вдоль глубокой, длинной лощины тянулись в один ряд избы. На высоком месте стояла старая серенькая церковь. На ее куполе горели звезды. От колокольни протянулась длинная тень, она сползала в овраг к холодной, быстрой речушке.

Богородица и Лев прошли деревянный, шатающийся мостик и поднялись к селу. Богородицу здесь знали, он кланялся направо и налево.

Ночевали у александровского священника, благодушного и грязноватого. Он копался в огороде.

– Трудом, батюшка, занялись? – насмешливо спросил Лев. – Православные-то отшатнулись?

– Плохо, сыне, плохо, – повторил поп слова пушкинского Варлаама. – Христиане скупы стали, деньгу любят, деньгу прячут…

– А вы не унываете, видно? Надеетесь на что-то?

– На царствие небесное, – отшутился отец Павел. – Вдруг да затрубят архангелы. Теперь все может быть.

– Как же вы во время антоновщины спаслись?

– А так. Ни тем, ни другим молебнов не служил. Воюйте, как знаете, а я ни при чем.

– Хитрый вы, отец Павел.

– Пятый десяток тяну, научился жить.

Поп был рад собеседнику и проболтал с ним весь вечер. Лев кощунствовал, но кощунствовал так остроумно, что отец Павел не обижался.

На сеновале, куда отец Павел поместил их, Богородица, придвинувшись к Льву, начал рассказывать о себе. Видно, он давно томился в одиночестве, давно мечтал поведать кому-нибудь свои мысли.

– Ты давеча в споре с попом прав был, – шептан он. – Крестом ничего не сделаешь, нужен меч. Я в бога веровал, в монахи собирался идти, священником думал послужить. В Москву даже собирался ехать, в духовную академию. А потом прихлопнули ее. И тут у меня все зашаталось. Как же так, думаю, господи? Служители твои готовились к великому подвигу, а ты не помог им? Потом церкви стали закрывать, кресты сбрасывать… Сначала думал, – это искус, божья премудрость, отец мне все так и говорил. Да отец ведь в бога вовсе и не верил, он хитрый был. Ему лишь бы жить, а чем жить – наплевать. Вот и споткнулся, зарвался. В политику полез – его и услали в Соловки. Я не от него веру перенял. Мать у меня святая женщина. Верует широко, видит бога во всем мире. В цветке видит, в птице. Она и меня учила: бог, говорит, это жизнь. Жизнь любишь, и бога любить надо… А тут все смешалось. Война, кровь. Как же, думаю, такую жизнь любить? Ну и бога тоже? Ведь бог жизнь дарует? Ну, пошли искус на год, на два, на три! А ведь тут десять лет. За что? За какие грехи? За чьи грехи? Стало быть, бог за народ взялся. Ну, накажи, кого надо, ну, пошли мор… Вот и поколебался. Тосковал, ночи не спал, молился, все ждал – во сне бог ко мне придет, укажет, что делать, расскажет, почему такое. Ведь я – то чист, я верую, скажи хоть мне-то это. Так и не пришел. Во сне девок вижу, а бога никак. Озлобился, очерствел, бросил молиться, махнул рукой. Значит, думаю, все пустое. А пустоты я не могу выносить, душа пустоты не терпит. Я все думал, думал: где же дорога, где истина, где огонь? И вот я веру себе новую создал. Вера такая, – шептал Богородица. Он хватал в темноте Льва за руки, задыхался, дрожал всем телом. – Человек есть бог! Все для меня и весь мир для меня создан. Богочеловека надо найти, в него поверить, апостолом его быть. Христа только двенадцать человек сначала понимали, да и те кое-как. Один предателем оказался, другой отрекся, третий не поверил. Девять человек нашли богочеловека. Они ведь тоже, вроде меня, ходили, тосковали о нем и кричали, может быть, как я кричу: где же ты? И у нас, и по нашей земле ходит богочеловек, и вот я ищу его, и зову его: боже, где ты? Когда ты приехал, я во сне тебя видел, будто бы стоишь ты в поле и смотришь на мир, и все знаешь. Откройся мне, не молчи. Не молчи, Лев, не смейся. Слышишь?! Я веровать хочу.

Богородица зарыдал, забился в припадке. Лев упал на него, скрутил ему руки; Богородица извивался, хрипел, страшно скрипел зубами. На мгновение он утихал, потом снова начинал биться.

Наконец затих.

2

Он еще спал, когда Лев проснулся, тихонько соскочил на пол и открыл ворота сарая. Они были обращены к полю; по жнивью стлался клочковатый туман. Только у самого горизонта зажглось маленькое, невидимое до этого мгновения, облачко. Где-то солнце уже стояло высоко в небе, где-то уже началась жизнь, начались дневные заботы, но здесь, на краю зеленого оврага, с вершины которого были видны поля и деревушки, хутора и дальние рощи, – было еще сумрачно. Потом теплый солнечный круг поднялся над землей, и вдруг все засверкало, туманы испарились, загорланил петух, собака, свернувшаяся клубком в соломе, блаженно потянулась, загоготал гусь, вытянув к солнцу длинную шею, на речке блеснула золотая рябь, ветерок сдул с овсов и проса ночную росу.

В селе поднялся говор, застучали колеса, заржали лошади. Пастух щелкнул кнутом, точно выстрел прокатился по лощине и замер где-то в дальних камышах; пыль, улегшаяся за ночь и смоченная росой, высохла и побежала вслед за первой подводой. На токах уже плясали цепы, завывали барабаны молотилок. Начался день.

…Проснулся Богородица. Он не помнил о вчерашнем, щурясь оглядывался вокруг, прислушивался к шуму, наполнившему село.

Попадья позвала их завтракать. Они поели и двинулись в путь. Вскоре они были в Двориках.

Оказалось, что мать Богородицы уехала по каким-то делам в Тамбов, в доме осталась глухая кухарка Аксинья. Богородица этому обстоятельству откровенно обрадовался.

– Вот уж теперь мы насчет баб смекнем! – Он противно облизнулся, и Льву стало не по себе.

«Бога ищет и баб не забывает, – мелькнуло в мыслях. – Уж не сумасшедший ли он?»

Богородица водил его по селу, рассказывал о боях и пожарах во время антоновского восстания, показал дом Петра Ивановича.

– Да, – вспомнил он. – Помнишь, я давал тебе адрес Сторожева. Он бежал сначала в Румынию и служил там в сигуранце, потом перебрался в Польшу. Там он до сих пор служит в разведке, в дефензиве. Это точно, это мне по секрету сказали. Пригодился тебе его адрес?

– Нет, потерял.

И чтобы переменить разговор, Лев спросил:

– А это чья изба?

– Брата Петра Ивановича – Семена. Он председателем в здешней артели. Они тут затеяли сообща обрабатывать землю.

– Коммуна, что ли? – спросил Лев.

– Нет, до коммуны не дошло. У них и без того война идет. Погоди, мы еще на сход с тобой отправимся. Послушаем, как мужики ругаются.

После ужина Лев и Богородица вышли на крыльцо. Мимо поповского дома шел человек в военной форме. Он вел за руку мальчишку.

– Шельмец, – приговаривал он. – Я тебе покажу озорничать.

– Это вот и есть Ленька! – шепнул Богородица.

– Что ты? Ведь он молодым должен быть.

– Говорю – поседел.

Ленька остановился у крыльца, поздоровался с Богородицей и пристально посмотрел на Льва, словно что-то припоминая.

– Из города? – спросил он, свертывая цигарку.

– Оттуда.

– Жарынь-то какая, благодать. Да не верещи ты, – цыкнул он на мальчика – тот стоял, ухватившись ручонкой за отцовскую рубаху, и хныкал.

– Хороша погода.

– Почем хлеб в городе?

Богородица ответил.

– А ты что, на побывку приехал?

– Вот их хочу к себе перевезти. И так забот полно, а я тут еще в артельные дела ввязался.

– Как там у них?

– В артели-то? Они себе землю, ту, что вокруг озера, требуют. Земля сторожевская, а они все – красные партизаны. По праву им принадлежит земля. Так нет, уперлись, кулаки чертовы. Не дадим, кричат, больно-де жирны, и озеро им, и землю им.

– Жадничают.

– Не говори. Как волки вцепились. И кто? Пантелей Лукич да Селиверст Петров. Чуть не в драку. Бандитское семя. Зря я их в антоновщину не стукнул.

– Это что за Селиверст? – безразлично спросил Лев.

– Заместителем председателя бандитского комитета был, – ответил Ленька. – И тогда над нами глумился, и сейчас глумится. Ох, шкура! Не знаю, что это с ними канителятся. Ну, пойдем! – Ленька взял сына за руку.

– Как Наташа? – спросил Богородица.

Ленька махнул рукой.

– Плохо. Две недели здорова, месяц больна. Измучился.

– Ты бы ее в город повез.

– Вот хочу взять к себе в часть. Лечить буду. Ну, прощайте.

– Н-да, – протянул Лев. – Вот так стегануло Леньку!

Темнело. В селе кончили ужинать, девки собирались «на улицу». Где-то уже пели под гармошку.

– Идем, – предложил Богородица.

Вдоль Большого порядка шла «улица». На бревнах против школы сидела толпа. Гармонист играл «страдание», девушки пели:

 
Ах ты, милый, где ты, где ты,
Про тебя идут газеты…
 

Едва успевала окончить прибаску одна, другая затягивала свою:

 
Ах ты, милый, где ты тама,
Отзовись хоть телеграммой.
 

Третья пела следующую:

 
Дайте, дайте мне наган с ручкою зеленою,
А потом меня найдете в саду застреленную,
 

Лев давно не слыхал прибасок; он, улыбаясь, слушал состязание девушек:

 
Ты не думай, милый мой, что гонюсь я за тобой.
Я гонюся за другим, за товарищем твоим.
 

Лев оглянулся, Богородица исчез.

«Вот подлец, – подумал Лев. – Кралю ищет».

 
Вы разрежьте мое сердце, вы разрежьте поперек,
Вы разрежьте поперек, посмотрите, кто завлек…
 

– Мишка! – крикнул он. Ответа не было.

 
Пойду в лес, я стану к дубу,
Обниму я свою Любу.
 

Другая пела:

 
Пойду в лес я, стану к вязу,
Завлеку обоих сразу.
 

Состязание длилось больше часа. Казалось, запас прибасок у девушек неиссякаем. А гармонист все так же скучающе, положив голову на гармонь, выводил «страдание».

Лев поискал среди девушек и парней Богородицу, не нашел и побрел по селу. У речки он встретил новую «улицу». Эта направлялась в соседнее село. Впереди шагал гармонист, по бокам его, словно охрана, шли певуньи. Остальные растянулись по дороге, спорили, грызли семечки, притоптывали каблуками.