Текст книги "Наковальня"

Автор книги: Николас ван Палланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– О да, – быстро подтвердил Лазарус, – потому-то и началось гниение. – Он постучал себя по лбу над переносицей. – Знаешь про этот маленький имплантант? Пока мы тут говорим, они проталкивают через Конклав законопроект, который добавит к обонятельному имплантанту следящий чип. Так Могучий Мики сможет следить, где находятся все его непослушные дети. И ты думаешь, что это остановится на нас, вонючках? Нет, парень, плохие старые времена возвращаются, и это происходит здесь! Это начинается здесь! выкрикнул он. – Не на Октавии, не на Зулейке, не на Терра-Нове, не в Колокольной стране на Отраде, не на Лас-Пальмасе, не на Лагранже в Солнечной системе, не на Сером Пейзаже, здесь, именно здесь! В системе Тора, в Кьяре! А знаешь почему? Ты знаешь почему? – Лазарус перешел на шипение. – Потому что ты не можешь запретить основной императив, приятель! Люди будут иметь то, что они хотят! Пусть на это потребуется тысяча поколений, они получат это! А власти хотят этого, они хотят знать все, они хотят знать, где находится каждый, и зачем, и когда, потому что это – ключ! Твоя сестра ошибалась, парень! Власть – не конечная цель, она только средство, чтобы обладающий властью мог чувствовать свою задницу прикрытой! Они хотят чувствовать себя в безопасности! И они получат то, что хотят! И не тома резиновых законов сдержат эти чертовы полчища, парень! Это будут не пустоголовые «Спасем Куерин» с их плакатами. Нет, парень… это будем мы, народ Кила! Посмотри вокруг, приятель, потому что это мы! – Теперь он кричал. – Мы – революция! Мы – воины дождевых туч! Мы отмоем все дочиста! Мы вернем все обратно к земле! Обратно к земле… живой земле Творения, парень. Живой земле Творения. – Голос Лазаруса упал до шепота. – Дух Кила показал нам дорогу. Дорогу назад.

Долгий вздох прокатился по пещере:

– Назад к земле.

«Боже, – ужаснулся Габриел, – дух кого?» Все оказалось хуже, чем он предполагал. Нет ничего опаснее мессианских заблуждений. Генинжевое растение тем временем обвивало само себя. Его листья и усики гротескно переплетались. «Как будто решило удавиться», – подумал землянин.

Лазарус Уайт снова повернулся к нему. Теперь лицо вонючки стало твердым как гранит.

– Возможно, ты тот, кем они считают тебя. А может быть, и нет. Возможно, Элспет Кайли действительно твоя сестра и ты всего лишь еще один беглец, как она. Просто беглец и больше ничего. Так какова твоя цена, чтобы остановить свой бег, Кайли?

Габриел с трудом сглотнул, стараясь не позволить гневу отразиться на своем лице.

– Моя цена, – твердо ответил он, – правда. Кто убил мою сестру?

Лазарус медленно покачал головой: – Я не знаю. Но достань мне то, что хочу я, и я помогу тебе получить то, что хочешь ты.

– Чего ты хочешь? – осторожно спросил Габриел.

В ответ Лазарус царственным жестом поднял правую руку. Он сжал кулак, и землянин моргнул от удивления, когда над ним возникла голографическая проекция Кьяры. Она была почти три метра диаметром и медленно вращалась. Город выглядел именно так, каким увидел его Габриел из иллюминатора орбитального челнока. С одной его стороны был обведен красным Рейнер-парк. Примерно в трети пути вдоль границы города еще один выступ также был обведен красным. Космопорт, догадался Габриел.

Лазарус поднял руки и погладил проекцию. Его пальцы погружались в городские купола, словно взбалтывая рябь в световой лужице. Его лицо светилось страстным желанием.

– Я хочу… – забормотал он, – анонимности. Я хочу идти сквозь толпу, задевая людей, и чтобы они даже не подозревали, что я тут. Я хочу достоинства незамеченным проходить по комнате. Я хочу уединения. Святости уединения с собой. – Он рассеянно потер лоб над переносицей, как бы стирая пятно. – Я хочу… столько всего, – смущенно проговорил он. Затем наступило долгое молчание.

Габриел воспользовался случаем, чтобы посмотреть на собравшихся. Тестолицый вонючка рыдал, сидя на корточках в дальнем конце пещеры. На его толстых губах пузырилась слюна.

Лазарус уронил руки.

– Я многого хочу. Но Кил выбрал меня для другого пути. – Он снова впился глазами в Габриела. – Ты спросил, чего я хочу? Я хочу Рейнер-парк.

– Рейнер… – Габриел непонимающе пожевал это слово. – Ты хочешь Рейнер-парк? Но как я могу достать тебе Рейнер-парк?

– В том-то и трудность, не так ли? – На лице Лазаруса отразилось слабое веселье. – Любой человек, связанный с Икаровым полем, имеет принудительный психический блок, установленный психозондированием – единственное исключение из кьярских законов о неприкосновенности частной жизни. Это касается всех в инженерном подразделении, наблюдающих за строительством и ежедневным функционированием Рейнер-парка, и в первую очередь главного инженера. Ты не сможешь получить от них копию планов – даже, смею заметить, такими варварскими методами, как пытка. Но твоя сестра утверждала, что нашла другой источник.

Понимание низошло на Габриела.

– Элспет… собиралась достать тебе планы Рейнер-парка? Лазарус кивнул.

Озадаченный, Габриел сказал:

– Но если она не могла получить их от Джапалджарайи и его людей…

– Где-то еще, чудо, – неожиданно встрял Киппер. – Вопрос: кто, кроме работников парка и самого Саксона Рейнера, имеет доступ к этим планам?

– Но почему не Рейнер… нет, конечно нет, он не отдаст свою гордость и отраду. – Габриел покачал головой. – Я не могу достать тебе Рейнер-парк.

Лазарус шагнул вперед, так что землянин оказался на самой границе его обонятельного поля. Волоски в носу у Габриела задергались, но Уайт, казалось, с точностью до сантиметра знает радиус действия своего ОТУ. Он наклонился, как бы стремясь силой желания преодолеть то расстояние, которое еще разделяло их.

– Достань мне Рейнер-парк, и я добуду тебе убийцу твоей сестры.

Кровь отхлынула от лица землянина. В первый раз кто-то сказал это. Первый раз кто-то выразил словами то, в чем он сам он до сих пор не был уверен.

Габриел опустил голову, пытаясь упорядочить мысли. Тысячи образов закружились перед его мысленным взором при упоминании Элспет. Землянин едва обратил внимание, что Киппер опустился возле него и прошептал:

– Ну, каков твой следующий шаг, парень?

– Следующий шаг? – рассеянно отозвался Габриел.

Дядя Буль не всегда был мертв, но он был мертв сейчас.

Старик тоже однажды умер, когда духи Айрантаринии извлекли его кишки и печень. Конечно, сначала они убили его копьем в голову и еще одним в шею через язык, а уж потом разрезали и вложили аметист в его живот и магические камни в суставы рук и ног. Затем они вложили обратно кишки и разбудили его, свежего и яркого, как новая ручка. С той поры он умел высасывать плохой дух из кожи, исцелять мужчин или женщин, которые прокляты их врагами, и орло-ястребом летать Над землей.

Теперь Старик стоял возле тела брата, и глаза его были сухи. Но Габриел видел его ярость в том, как он не показывал никакой ярости. Потому что дядя Буль не оживал снова. Никакие ухищрения не могли залатать прожженную лазером дыру в его лбу или прогнать пустую страницу, которую смерть сделала из его лица. И только кадайтджа, тропа мести, облегчит боль утраты.

Это были заезжие браконьеры, охотники на кенгуру. После того как генинжевая Чума выкосила диких животных Австралии, рыжий кенгуру – чистокровный, не запятнанный генинжевыми подделками – насчитывал жалкие несколько сотен. Никто не мог объяснить, почему, через два столетия после окончания Чумы, число этих животных, которые в прежние времена считались быстро размножающимся бичом, так и не превысило тысячи.

Наказания за браконьерство были строги по всей планете, и никто, кроме очень богатых, очень самоуверенных или очень глупых, не рисковал быть пойманным ради владения шкурой, которую никогда нельзя будет выставить публично. Или частным образом, коли на то пошло.

Но вот, на двенадцатом году жизни Габриела, в первый раз за много лет, кто-то рискнул. И глупый старый дядя Буль случайно наткнулся на них, вероятно, когда пел свой путь через камедные деревья или выслеживал игуану по охровой пыли.

А Старик пристально смотрел своими сухими-сухими глазами. Всю неделю смотрел и так и не моргнул.

– Габриел? Габриел? – Киппер все еще ждал ответа. – Что ты собираешься делать?

Землянин поискал глазами Лазаруса, но вожак бегунов по крышам, казалось, потерял к нему интерес и жадно Поглощал свою порцию ужина.

– Думаю поговорить с одним стариком, – медленно ответил Габриел. – Если сумею найти его.

Генинжевое растение в цветочном горшке превратилось в мешанину сухих, ломких волокон, погибшее от своей собственной руки.

– Эй, чудо, – внезапно прошептал Киппер. – Что скажешь, если мы пойдем вешать хлопалки, глядя в четыре глаза, а? – Он вложил что-то в руки Габриела. Это были пропавшие хлопальные туфли.

– Вешать хлопалки?

– Ты и я, парень.

Никто, казалось, не заметил и не забеспокоился, когда они выскользнули из пещеры, и вскоре землянин шел за Киллером по изогнутой верхушке рельса. Снизу доносился городской гул, заглушаемый шипением случайной подвесной машины, проходящей прямо под ними. Киппер играл сам с собой в игру угадывания марки каждой машины.

– Ламонт-22, «Мститель», – сообщил он самодовольно. – Думаю, три пассажира среднего веса или два бугая.

– Как ты определяешь?

– Чувствую подошвами, парень. Это легко, когда движение небольшое, а оно всегда небольшое в темноте, – хихикнул коротышка, продолжая вприпрыжку бежать впереди.

В своем роде Киппер Гиббонс – тоже настоящий лесной житель, понял Габриел. Его территория – просто иного рода лес.

– Думаю, у тебя тоже получится, если попробуешь, – заметил коротышка. – У твоей сестры это было.

– Она действительно была такой, как сказал Лазарус?

– Тебе не слишком нравится старина Лаз, а?

Габриел заколебался. Он ощутил внезапное напряжение в маленьком бегуне по крышам и понял, что ступает на опасную почву.

– Может, оставим в покое Лаза и ты расскажешь мне еще немного о сестре? – предложил он.

– А может, оставим в покое твою сестру и ты объяснишь мне, на кой черт тебе тот старик из парка? – бросил в ответ Киппер. – Ты ведь не думаешь, что это он оторвал ее три точки? Никакому старому пьянчуге не сбить бы ее с насеста. Она была исключительной верхней дамочкой, эта Элспет. Едва не отправила Снаппер в плоскую страну там, на конечной К, а это не так-то просто, чудо.

– Снаппер? Из-за чего они подрались?

– Ха! Две сердитые дамочки на одной крыше – это перебор. У сладких была собственная повестка дня. Остальным в таких случаях надо посторониться и дать им разобраться самим… – Он замолчал, сосредоточиваясь. – Ланс, «Рельсовый бегун 204» и за рулем псих. Чудо вызовет аварию, если будет так гнать.

– Киппер, мне надо узнать, что случилось с Изадорой.

– Твоей девчушкой с орбитального челнока? Что там за интерес? Хотя ты ведь не получил свое сладкое время.

– Есть больше… вещей, чем просто сладкое время, – терпеливо ответил Габриел, не уверенный, что сможет объяснить. – Она… доверяла мне.

– Я доверяю тебе! – экспансивно возгласил Киппер. Землянин глянул на него скептически.

– Не думаю, что ты бы доверил своей матери кормить тебя ее собственной грудью.

Киппер очень радостно ухнул:

– Тут ты попал в точку, чудо!

– Ладно, тогда скажи, как мне передать весточку Изадоре? Киппер пожал плечами.

– Из плоской страны дошли слухи, что какая-то парочка была заперта в той же норе, из которой мы с таким трудом извлекли тебя. Шпики выпустили их сегодня утром.

– Изадора?

– Клещам не разрешается публиковать имена подозреваемых, но языки обмолвились, что она сама клещ. Так что, я думаю, она в расцвете и на виду.

– Мне надо знать наверняка.

– А мне надо знать, почему ты так интересуешься этим старым пьяницей.

Глаза Киппера опасно заблестели.

И Габриел вдруг подумал: а нет ли у Киппера другой причины идти с ним? Другой, чем просто «вешать хлопалки, глядя в четыре глаза»? Как можно небрежнее землянин огляделся – не прячется ли где еще одна фигура, готовая столкнуть его, если он даст неверный ответ.

– Я думал, это очевидно. Ведь никого другого нет. Озирания Габриела не ускользнули от глаз коротышки.

– Здесь только мы, парень.

– И Лаз.

– Да, он везде.

– Тогда скажи мне еще кое-что. Кто такой Кил? Киппер чуть отпрянул.

– О, ну, это тот, кто руководит Лазарусом. – Лицо коротышки стало вдруг озабоченным. – Учти, он доверился тебе, – с нажимом сказал Киппер. – Ты мог бы донести Могучему Мики и привести к нам шпиков. Лаз – Первый, чудо. Он поведет нас обратно к земле. – Киппер положил руки на грудь. – Кто я? Я – торянин в пятом поколении. Вышел из холодных подносов, вырос в загонах. Мать сошла с ума, папаша был номером донора. Я – человек Железного мира до мозга костей, никогда не забредал дальше орбиты и обратно. Что я знаю, кроме сварных швов? Да, черт побери, Шэрри видела в два раза больше меня… а-а-ах. – Он нежно улыбнулся. – Мы счастливы с ней, я и Тох, мы счастливы. И Ката. У нее будет верхняя жизнь благодаря Лазу. – Лицо Киппера снова стало серьезным. – Вот он повидал в два раза больше Шэрри. Он был во многих местах, видел тысячи путей. Он не какой-нибудь задрипанный вонючка, чудо! Нет, они сваляли дурака, когда вставили ему ОТУ и отпустили, потому что он вышел, чтобы срезать рога Могучему Мики. Он хочет привести нас обратно, чудо, обратно к… земле, понимаешь?

– И как он собирается это сделать, Киппер? Киппер заговорщицки подергал себя за бровь.

– Мы не психи, парень. Та Площадь, – он иронично фыркнул, – это плоская страна. Ты видел здесь кого-нибудь на акроваке? На фабиане? Ты видел, чтобы кто-нибудь здесь играл во ВНУТРИмир? Нет, чудо, мы не такие. Это верхнеземелье. – Он раскинул руки во всеобнимаюшем жесте. – Мы снаружи. И Лаз… он знает дорогу, потому что был там. Он пробежал через кишки Могучего Мики и знает их изнутри.

– Взгляни, чудо. – Руки Киппера охватили целиком всю Кьяру. – Скажи мне, что это… Нет, я скажу тебе. Это я. И Шэрри. И малышка Ката. Нигде в Семнадцати нет ничего подобного. Нас не должно быть здесь, никого из нас. Плоская страна старается не думать об этом, – он презрительно махнул рукой на улицы далеко-далеко внизу, – но мы думаем. Мы знаем, что Железный мир хотел бы раздавить нас, стереть в порошок, превратить Кьяру в отпечаток пальца на Наковальне. Но Кьяра здесь. Мы здесь, потому что у нас есть философия! – Он подошел вплотную к Габриелу. – Философия, парень, в двух словах: «верх» и «твое». – Киппер согнулся от хохота. Отсмеявшись, он снова стал серьезен. – А-ах, мы собираемся закрутить стрелку назад, парень! Лаз обещал нам это. О да!

Габриел спросил:

– А при чем тут я, Киппер? Почему он думает, что я могу помочь?

Киппер развел руками и ухмыльнулся ухмылкой перочинного ножика:

– Не знаю, парень, не знаю. Ты мудреное чтение. Но мне сдается, что сам ты точно знаешь, при чем туг ты. И Могучий Мики, похоже, знает. И шпики. Они загребают подонков со всех углов и закоулков, пытаясь взять тебя за глотку, парень. Они бы не надрывались так из-за какого-то дешевого туриста.

– Неужели? – Внешне спокойный, Габриел шагнул вперед и по-братски обхватил коротышку за плечи. – В таком случае я бы, не моргнув глазом, бросил тебя за борт.

Киппер лукаво хихикнул:

– Попробуй – и мы полетим вместе.

– А с чего ты взял, что меня это заботит? Один раз я уже бросился вниз, вчера ночью, думая, что отправляюсь в долгое падение.

– Нет, ты так не думал, – проницательно возразил коротышка. – Ты знал, что тебя поймают. Ты вовсе не был готов освободиться.

Габриел убрал руку с плеч своего спутника.

– Ты прав, – признал он. – Так к чему же мы пришли?

– К тому, что я готов тебе помогать… не задавая вопросов. Конечно, если на самом деле ты тот, кем, по твоим словам, ты не являешься, моя помощь тебе не потребуется.

– Так кто я, Киппер?

– Целый чертов муравейник вылезает из всех щелей, спрашивая себя о том же.

Представив вдруг эту картину, Габриел тихо засмеялся:

– Ты знаешь, кто я, Киппер? Я – дожди. Я просто дожди. Киппер смотрел на него недоуменно.

Но Габриел смеялся сам с собой… и не объяснил.

ИГЛА

Изадора стащила с головы одеяло и раздраженно посмотрела на светящийся циферблат.

– Четыре пятьдесят восемь, – простонала она и снова закрыла глаза. Раскинув руки, Изадора лежала, убеждая себя, что спит, что спала всю эту ночь и что ее мочевой пузырь вовсе не полон.

Но карусель в ее голове не останавливалась. «Габриел, бегуны по крышам, голубой ящик, Локи, «Байрон Системс», Чуен, ЦУРЗ», – образы прыгали и скакали перед ее мысленным взором, скаля ей зубы. Она до поздней ночи сидела над дневником Элспет, пробираясь по лабиринту бессвязных каракуль, чтобы выудить из них островки смысла. Изадора горько жалела, что не распечатала финансовые записи Элспет и план Рейнер-парка, который они нашли на чипе. Что сказала Чуен о плане в ту первую ночь? Что этот файл в два раза больше, чем нужно? Что же они пропустили? Эх, ну почему они не сделали еще одну копию файла, хоть где-нибудь, где угодно, где до нее можно было бы добраться.

Ее глаза резко открылись.

– Дьявол! – выдохнула Изадора. – Они сделали!

Несколько секунд она тупо смотрела в потолок, потом мочевой пузырь вновь напомнил о себе. Ночник автоматически включился, когда женщина вылезла из кровати и, спотыкаясь, потащилась в ванную. Слишком большой файл мог что-то скрывать. Понадобится кодовое слово или число, чтобы получить доступ. Впрочем, спохватилась Изадора, она опережает события. Еще неизвестно, есть ли этот файл там, где она думает. Вымыв руки, Изадора плеснула тепловатой воды в лицо и уставилась в зеркало, включив его на перевернутое отражение, чтобы видеть себя такой, какой ее видят другие.

Невысокая, полная женщина смотрела на нее оттуда, глаза маленькие, опухшие от сна, лицо круглое, с ямочкой на подбородке, над левым соском вытатуировано крошечное птичье крылышко – след юных лет, проведенных с Клубом Свободы Хаузера, когда мир был свеж и полон обещаний. Пока не сжался, словно вечно убывающая спираль раковины улитки.

Изадора так и не смогла заставить себя свести татуировку. Сделать это значило бы признать свой полный провал, окончательное поражение в поисках чего-то, что она не могла даже толком определить. Изадора не в силах была побороть свой скептицизм настолько, чтобы уйти в какую-нибудь из многочисленных религий или культов – Церковь Рога Изобилия, например, или Общество Пустого Неба, или Храм Адамова Яблока, – чьи громкие, красивые обещания вечного веселья и довольства собой изо дня в день засовывались в ящик ее электронной почты. Нет, Изадора была девушкой другого склада. Несмотря на три года работы в «Д.Н. Амикс», она в конце концов стала… исследователем. Одним из тех безымянных людей, что сидят, скрытые за своей функцией, пока не сольются с ней настолько, что сами перестают различать, где – они, а где – эта функция.

Изадора скорчила досадливую гримасу. Не хватало еще жалеть себя. Назло своей жалости она установила воду на один градус выше нуля и погрузила в нее лицо, ртом и носом выдувая воздух, так что ледяные брызги полетели за уши и на шею.

Обсушившись, Изадора заставила себя улыбнуться над слезливым ладом, который приняли ее мысли. Чего еще можно ожидать в пять часов утра? С ней ничего такого не случилось, что не исцелил бы сон.

Женщина открыла дверь ванной и замерла.

Спальня не изменилась. Тускло горел, ночник. На стенах, словно причудливые картины, лежали мягкие тени. Реймонд и Скунс двумя темными бугорками виднелись в ногах кровати, и гелиосская ласка возилась в своей клетке. Но где-то слабо жужжала оса.

А в Кьяре нет ос.

Присмотревшись, Изадора увидела ее. Крошечный отблеск, плывущий сквозь мрак над террариумом Вонг Фу. Ее рука, лежащая на дверной пластинке, непроизвольно дернулась, и тут вторая ртутная капелька вплыла в поле зрения. Дверь ванной начала закрываться. В тот же миг тихое жужжание возросло до комариного писка, и Изадора, не в силах пошевелиться, успела увидеть раздвоенный кончик серебряного жала, направленный на нее как змеиный язык. Дверь закрылась. Раздалось два легких удара, будто кто-то бросил в нее два шарика. Только тогда женщина отскочила назад, словно ужаленная.

Что же она увидела? Ювелирное насекомое размером с большой палец, с двумя рядами вертикальных заостренных зубов и одним черным глазом-слезинкой в центре головы. Его хилые, тонкие ножки были свернуты под телом. Что бы это ни было, Изадора не сомневалась, что оно смертоносное. Оно? Они! Их два!

Ее забила дрожь, и потребовалось сознательное усилие, чтобы замедлить дыхание до нормального ритма. Звать на помощь бессмысленно, каждое жилье в Кьяре абсолютно звуконепроницаемо, а окон в ее ванной нет. Вся одежда, а значит, и фон остались снаружи, в спальне. Она оказалась в ловушке. Путаясь в рукавах, Изадора влезла в купальный халат, чтобы прикрыть наготу. Может, если она подождет достаточно долго?.. Ее руки замерли на поясе, когда она уловила слабое царапанье по двери ванной. Ее живот сжался от страха.

– О дьявол, – проскулила Изадора. – О дьявол. Усилием воли женщина заставила себя подойти к двери и осторожно, словно к раскаленной плите, приложить к ней ладонь. Вибрация. Слабое-слабое гудение, ощущаемое кончиками пальцев. Изадора прижала ухо к двери и тотчас отпрянула. Это было не царапанье. Твари пробивали себе путь через дверь. Она слышала, как их крошечные зубы грызут, размалывают хрупкопену в пыль.

Женщина лихорадочно огляделась. Оружие. Нужно какое-то оружие. Что-то, чем можно ударить их, когда они выйдут из своих самодельных туннелей. Изадора зачем-то схватила с пола грязный носок, брошенный к утилизатору, и снова отшвырнула его в досаде.

– Черт побери, Из, думай, думай, думай!

Внезапно в нижнем правом углу двери появилось маленькое черное пятнышко, растущее прямо на глазах. Через несколько секунд показались острые зубы и блестящий глаз. С пронзительным криком Изадора выхватила из раковины кружку и ударила ею по дыре. Голова тотчас отдернулась, потом высунулась снова. Изадора перевернула кружку и накрыла ею проход. Последний хруст разгрызаемой хрупкопены – и что-то ударилось о донышко кружки и загремело внутри. В ту же самую минуту появилось второе пятно, высоко вверху на двери, куда женщина не могла дотянуться.

– О нет, – в ужасе прошептала она. Дребезжание внутри кружки прекратилось, сменившись скрежетом. Что-то коснулось кожи Изадоры между указательным и средним пальцами. Оцепенев, женщина смотрела, как оттуда высунулась длинная, блестящая игла и крохотные капельки жидкости брызнули на ее запястье.

Изадора с криком отшвырнула кружку. Та ударилась о стену, но, не долетев до пола, взмыла вверх и полетела прямо на нее.

Всхлипывая от ужаса, женщина бросилась к душевой кабине. Ввалившись внутрь, она хлопнула по ладонной пластинке, и в этот самый момент кружка со стуком упала на пол, и раздался уже знакомый комариный писк. Изадора повернула голову. Двери кабинки смыкались, обозначенные сужающимся прямоугольником света. В центре этого прямоугольника что-то неслось к ней, а из дырки в верхнем левом углу выходила вторая тварь.

Двери душа захлопнулись, и Изадора съежилась на дне кабины.

Бум! Бум!

Их было видно сквозь полупрозрачные двери душа, два черных неясных пятна как два отпечатка пальцев. Они ползли, один – вверх, другой – вниз.

– Убирайтесь от меня! – закричала Изадора. – Убирайтесь!

Она слышала постукивание их многочисленных ножек по двери. Но вот оно прекратилось, и снова раздался скрежет. Они справятся с тонким пластином за несколько секунд.

«Думай! – приказала себе Изадора. – Думай!»

Эти твари вошли в ее квартиру ночью, вероятно, через вентиляцию. Они не тронули животных, а это значит… Что? Что они знали, что ищут?

Контуры шершней становились резче по мере того, как они шли на нее сквозь полупрозрачный пластин, словно выходили из тумана.

Изадора схватилась за волосы, пытаясь не смотреть. Должен быть выход, должен быть! Как работают их глаза? Реагируют на движение? Нет, не то бы шершни погнались за животными. Может, они, как полицейские роботы, тоже видят в инфракрасном диапазоне? Изадора постаралась вспомнить все, что читала на эту тему.

Скорее всего так. Если они пришли ночью… кто бы ни послал их, он ожидал, что в квартире будет темно. Они должны искать тепловое излучение ее тела. Возможно, есть шанс.

Судорожно дыша, Изадора завертела ручки настройки душа. Она установила воду на «вертикальное одеяло» и на самую высокую температуру, которая была на шкале, затем хлопнула по пластинке «Пуск».

Ничего не произошло, только спокойный женский голос сказал:

– Вода установлена на температуру выше человеческой переносимости.

– Открывай! Пускай эту чертову воду, ты, скотина! – Изадора заколотила по пластинке «Пуск». – Убрать защиту! Убрать защиту! – закричала она и бросилась спиной к задней стенке. Крик застрял в ее горле.

Из двух дырок в дверях душа высунулись две головки, пожирая ее своими блестящими глазами-бусинками, как у миниатюрных циклопов.

– Температура установлена на семьдесят восемь градусов Цельсия, – бесстрастно известил голос. – Пожалуйста, подтвердите.

– Подтверждаю, – прошептала Изадора. Ничего не случилось.

Из-за голов вывернулись ножки, зацепились за края дыр и потянули серебряные тела вперед. Между дьявольских маленьких зубов нетерпеливо высовывались и всовывались иглы.

– Подтверждаю! – выкрикнула Изадора.

Мгновенно с потолка в центре душа обрушился полуметрового диаметра цилиндр обжигающей воды. За считанные секунды кабину заволокло паром. Изадора вжалась в стену, но горячая вода больно брызгала по ногам, и женщина встала на цыпочки. Стон, сорвавшийся с ее губ, звучал наполовину болью, наполовину страхом.

Сквозь клубы пара и водяную пыль она разглядела двух шершней, парящих на уровне плеча. Они были от Изадоры меньше чем на расстоянии вытянутой руки. По тому, как они вращались то вправо, то влево, было ясно, что горячая вода и пар сбили с толку их теплочувствительные глаза. Они сместились немного влево, потом, казалось, передумали и снова остановились в дверях.

Ее уловка сработала. Во всяком случае, на несколько секунд. Изадора не сомневалась, что скоро они полетят вокруг воды, чтобы отыскать ее.

Один из шершней медленно полетел вправо. Если бы только второй двинулся в ту же сторону. Пока он остается на месте, ей не выйти. А через три секунды тот, Что летит, обогнет водяной столб и увидит свою добычу.

«Пожалуйста, пусть второй движется, – взмолилась Изадора. – Пусть движется».

И он двинулся. Прямо сквозь воду к ней.

Плача от боли и ужаса, Изадора бросилась вдоль стенки кабины, следя, чтобы между ней и шершнями оставалась вода. Она добралась до дверей, нащупала ладонную пластинку. Едва двери за ее спиной разошлись, женщина повернулась и побежала, снова хлопнув по пластинке, чтобы кабина закрылась. На третьем шаге мокрые ноги выскользнули из-под нее, и Изадора упала на пол, ударяясь о дверь ванной.

– Нет! – закричала она, дотягиваясь до пластинки. Как только дверь начала открываться, женщина на четвереньках протиснулась в щель и помчалась к входной двери. Сзади донесся высокий писк – твари выбирались из своих дыр.

Изадора бросилась на дверь, исступленно царапая ее ногтями, пока та неторопливо открывалась. После комнатного полумрака коридор казался очень ярким. Ныряя в проем, Изадора уже знала, что не успеет. Писк над ее ухом вырос до пронзительного визга. Легкий ветерок коснулся шеи, словно бабочка взмахнула крыльями.

Упав, Изадора проехалась по гладкому полу и затормозила, ударившись о противоположную стену. Инстинктивно она подняла колени, зажала локтями голову, свернулась в эмбриональный комочек, как будто это могло ее защитить. Не дыша, она ждала укола первой иглы, входящей в ее плоть. А затем…

Ничего.

Изадора боязливо высунула голову и оглянулась. Они были там. Парили в дверном проеме, два зловещих скарабея, ножки поджаты, глаза сфокусированы на ней. Твари не пытались напасть на нее, они просто парили, ожидая. Ожидая чего?

Постепенно до нее дошло. Должно быть, их запрограммировали не покидать ее квартиру во избежание случайных жертв.

Изадора не знала, смеяться ей или плакать. Ей хотелось показать им нос, строить рожи, издеваться над их внезапным бессилием. Взяв себя в руки, женщина встала. Ее халат промок, ступни были ярко-красные, ошпаренные. С опаской она приложила ладонь к пластинке. Дверь закрылась. Только тогда Изадора дала волю слезам, прижавшись лицом к холодной мрамелиновой стене. Ее тело затряслось от рыданий. Она жива. Она уцелела. Но тут новая мысль пришла к ней, и женщина задохнулась.

– Чуен!

Ли Чуен купалась в Дебюсси. Ноктюрн «Сирены» был ее любимым. Маленькое «Звук-Облако» на шее создавало оболочку музыки вокруг головы, а звукозаглушающее поле блокировало все наружные шумы.

Возвращаться домой в подвесном такси в полшестого утра было для Ли Чуен обычным делом. Она вообще предпочитала работать ночью, когда город тих и омыт серым светом, а единственная яркость – это Штопор, кровоточащая феерическая пыль поперек ночного неба.

Этот вечер Чуен провела с Анжелой, флегматичной Анжелой, которая крепко держалась сепаратистского идеала, никогда не питая сомнений, которые мутили минуты раздумий Чуен. Однажды Чуен побывала на родине Сестер Таниты на Зулейке – в этом однополом Эльдорадо, свободном от патриархата и посвященном единственному истинному принципу природы – принципу гинократии.[2]2
  Гинократия – политическая власть женщин.


[Закрыть] Чуен два года копила деньги, чтобы попасть туда, а попав, увидела маленькую неряшливую страну, наполненную той же мелочной завистью, пороками и политикой эгоизма, которые остались дома. Велись кампании с решительными обещаниями прав свободного оплодотворения, скрещивались мечи в дебатах по нравственности процедур внематочного оплодотворения и экзогенеза.

Чуен выдержала шесть месяцев, пока разочарование не заставило ее собрать вещи и тащиться домой на Тор на древнем грузопассажирском корабле.

Но Анжела, которая никогда не была на Зулейке, по-прежнему оставалась сторонницей Сестер, обращалась к мужчинам в третьем лице и презрительно писала мужское местоимение с большой буквы. И когда Чуен нуждалась в ней, она всегда была под рукой.

После того как они позанимались любовью, Чуен уселась за компьютерный терминал Анжелы и окунула свою душу в сеть, протягивая волоконно-оптические пальцы, чтобы пролистать банки данных Центральной библиотеки, Реестра корпораций, Реестра малых компаний и обшарить другие, более знакомые площадки для игр. В это время ночи уже не осталось никого бодрствующего, с кем она могла бы общаться, но это не имело значения. В Сети ответ от человека мало чем отличается от ответа банка исследовательской библиотеки – разве что поменьше догматизма и побольше остроумия.