Текст книги "Наковальня"

Автор книги: Николас ван Палланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

ПРИЗРАКИ ТОРА

Дневник Элспет:

Kaйджa оказался моим любовником надолго. Он летал со мной далеко. Он согревает мою холодную постель. Наполняет меня огнем. Дает мне боль, которая мне нужна. Я – Молонга, несущая в утробе maнец мести…

Терпение – это добродетель, но эта добродетель Габриела быстро истощалась. Он ждал в переулке, идущем от Макгаррет-зала на Площади Психов, уже больше двух часов. Полночь пришла и ушла, и последняя жизнь утекла с улиц, исчезнув в тысячах дверных проемов и нор. Те редкие исключения, что еще бродили по дорожкам, были того сорта, с которым Габриел предпочел бы не встречаться.

Прислонившись спиной к стене, землянин втянул себя в неподвижность, которая позволяла ему стоять невидимым среди стада лесных оленей. Неподвижность, сохранять которую становилось все труднее. Переулок был темен. Площадь Психов освещалась в лучшем случае единичными фонарями. Тут и там яркие настенные надписи – зеленые, и красные, и золотые – на, минуту прорезали темноту.

«Еще один тупик, – устало подумал Габриел, – еще один проклятый, дурацкий, гнусный, мерзкий, пакостный… тупик!» Шансов на успех было мало, но он надеялся…

Фрагмент оранжевой надписи выпрыгнул из-за угла и приблизился к нему как светящийся уличный кот.

«Сколько еще ты проживешь, прежде чем один из этих маленьких убийц Организации найдет тебя и слижет в свою металлическую глотку?» – с сочувствием подумал он.

Надпись в ответ вспыхнула:

ИДИ СЮДА

– Уже пришел, – прошептал Габриел и мысленно добавил: «Совсем как ты, мой друг, я пробираюсь по лесу, надеясь, что большая, злая Организация будет смотреть в другую сторону, когда мы с ней встретимся».

Слова проскользнули мимо, бессмысленно направляясь к сердцу Кроличьих нор.

Бессмысленно?

Землянин нахмурился. «Иди сюда»? Большинство настенных надписей, которые он видел в Кьяре, не отличались избытком ума, но Габриелу было как-то трудно представить, чтобы человек стал тратить свое время, уродуя городские стены такими бессодержательными посланиями. Большинство из них имело хоть какой-то смысл. Что, если и это имеет?

Габриел оглядел переулок, надежда боролась в нем с тревогой. Надпись исчезала за дальним поворотом. Нужно решать быстро.

«Иди сюда».

Что он теряет? Да в общем-то ничего. С этой успокоительной мыслью Габриел отлепился от стены и, следуя загадочному призыву, бесшумно отправился за надписью в утробу ночи. Слова неторопливо ползли по стене, и землянин с трудом сдерживался, чтобы не. забежать вперед.

Надпись все ползла и ползла, и вскоре Габриелу стало казаться, что он снова пошел по ложному следу, но тут он наконец попал на Т-образный перекресток и очутился лицом к лицу с еще одним посланием:

Кто это, скорбный годовой,

Идem по стрелке часовой?

Убийца надписей уже нашел ее и поедал букву «ч» в слове «часовой». На глазах у Габриела маленький робот слопал все послание. Приди Габриел минутой позже…

«По стрелке часовой». Улочка перед ним плавно загибалась, уходя в обе стороны. По часовой стрелке – это значит… налево. Габриел ощутил невольное восхищение автором послания. Если не знаешь, что ищешь, никогда не заподозришь, что здесь есть смысл.

Если только там действительно был смысл й он не ткал в уме воображаемые гобелены. Габриела охватило внезапное сомнение, но он оттолкнул его. Иногда надо просто действовать, или будешь, как тот безногий скорпион в одной из мерзких игр Диг-Дига, жалить себя до смерти в безумии тщетности.

Настороженно прислушиваясь и приглядываясь, Габриел шел по улочке, пока не прибыл на перекресток, где два переулка расходились под углом в шестьдесят градусов. Несколько настенных надписей – две потускневшие и уже почти безжизненные – кружили на каждом из четырех углов. Когда землянин нашел то, что искал, то уже не сомневался, что он нашел правильное:

Уcmaлый путь возлюбленной моей,

Ужалена рука змеиным зубом,

Но светит мне маяк ее последних дней.

«Возлюбленная… змеиный зуб… Остерегайся змеи в пустыне?» А как умерла Элоиза? От укола в запястье. Габриел скорчил удовлетворенную гримасу.

Значит, я иду правильно.

«Но светит мне маяк…»

Высоко над головой, между зданиями, виднелась узкая полоска неба и Штопор – яркая щепка слева от Габриела, а в центре этой щепки – Маяк. Быстро проверив, не следят ли за ним, землянин пошел по переулку, в направлении звезды. И снова расчет времени, казалось, был на его стороне: пройди еще полчаса, и Штопора отсюда не было бы видно.

Один-единственный раз землянин видел, чтобы Киппер проявлял настоящее беспокойство, и было это при упоминании Кроличьих нор. Теперь Габриел понял почему. Для человека, привыкшего смотреть на Наковальню с макушки Кьяры, войти в Кроличьи норы было все равно что сунуться в пасть ловушки для омаров. Здесь и собственная дремлющая клаустрофобия Габриела уже просыпалась и сжимала его дыхательное горло, так что приходилось сознательно замедлять дыхание.

Переулок, по которому шел сейчас землянин, превратился почти в туннель, но впереди виднелся еще один Т-образный перекресток, а за ним – колышущаяся яркость, словно масса горячих углей за вертикальной щелью почтового ящика.

Выйдя на перекресток, Габриел оказался перед громадной стеной. Она протянулась больше чем на полсотни метров влево и вправо и уходила вверх так высоко, что ему пришлось изогнуться назад, чтобы увидеть верхушку. В ней не было ни одного окна, и надписи покрывали каждый дюйм ее поверхности яркой, корчащейся массой свечения. Она сияла, она пульсировала, как расплавленная стена утеса, тысячи оттенков букв, каракулей, символов наползали друг на друга, перебираясь с места на место.

– Вот дьявол! – благоговейно прошептал Габриел.

Запрокинув голову, он пошел вдоль стены, ведя по ней руками. «Вот дьявол!» Кто-то, должно быть, работал сверхурочно, чтобы держать голодных маленьких убийц надписей Организации подальше от этого пира.

Могучий Микu встал поутру,

Cунул свой нос в чужую нору,

Ниннеземельцы omкpыли лаз

И ткнули Могучего Мики в глаз.

Дemu Родины

Бей стукачей,

Громи их богатства!

Воины Атсека

С огнем борись огнем, жги факелами шпиков насквозь!

Вот дьявол! Как ему искать смысл в этом месиве? Ответ пришел к нему глыбой льда, упавшей в желудок. Нечего ему искать. Заманили!

Габриел круто повернулся, чтобы бежать назад, но было уже поздно. Первый бандит уже загородил переулок. Его лицо в пылающих отсветах надписей мерцало и переливалось красным, желтым, зеленым. По выбритому черепу ползли зловещие тени. Его улыбка была как глубокая рана, заточенные зубы светились собственным белым светом. За ним в тротуаре разверзся прямоугольник люка, и второй бандит вылезал наверх с такой же заточенной алой усмешкой.

Нижнеземельцы. Больше некому быть.

Шарканье туфель позади сказало землянину, что он в западне.

Первый нижнеземелец пошел на него леденяще расслабленной, неторопливой походкой.

– Не туда свернул, плоскоземелец? Ты смотришь на мою стену?

Пульс Габриела стучал в ушах.

– Я не ищу проблем, – ответил он, заставляя свой голос звучать ровно. Нельзя показывать страха.

Не показывать, мать его, страха.

– Но ты смотришь на мою стену, плоский, – повторил первый нижнеземелец. – Это очень собственная стена Сына Родины, а ты на нее смотришь.

– Твоя стена – это твоя стена, приятель, – спокойно ответил Габриел, – и я не смотрю.

Но только землянин это сказал, как его глаза непроизвольно метнулись к ней. А, блин!

– Вот опять смотришь.

Бандит остановился перед ним в двух шагах. За его спиной Габриел чувствовал еще не меньше троих. Его кулаки сжались.

– Что скажешь, если я просто пойду, своей дорогой и не взгляну больше на твою стену?

Насмешка.

– Теперь плоскому не нравится моя стена. Да, влип!

– Он, понимаешь, смотрит, но ему, понимаешь, не нравится…

Из кулака нижнеземельца раскрутилась серебряная лента, выпрямилась и затвердела. Свитковый клинок. Такие же клинки вытекли, словно струйки масла, из рук его сообщников.

Больше всего Габриела испугала мысль, что его противникам ничего не нужно. Их ничем нельзя ублажить. Землянин для них – развлечение; скольжение клинка и долбление кулака по расщепленной плоти добавят приятную остроту скучному вечеру. Габриел перекатился на носки и приготовился к боли прежде темноты.

Но боль так и не пришла. Вместо этого знакомый и желанный голос каркнул:

– Это тот самый. Которого надо пропустить.

Третий глаз Эрзи расцвел радугами, когда она скользнула мимо собравшихся нижнеземельцев. Габриел едва сдержал вздох облегчения.

Первый нижнеземелец не шелохнулся.

– А точно он?

– Так же точно, как то, что у тебя генинжевый червяк вместо пиписьки, мальчик, – фыркнула Эрзи.

Габриел вздрогнул, но нижнеземелец и ухом не повел. Он только чуть отклонился назад – жест неохотного отпускания.

– За мной. – Эрзи ущипнула Габриела за руку. Нижнеземельцы не сдвинулись с места, и ему пришлось

протискиваться между ними, вздрагивая всякий раз, когда их клинки поворачивались следом за ним, как ножки смертоносного циркуля. Облегчение Габриела было так велико, что он даже не испугался, когда Эрзи спустилась в дыру в тротуаре. Ее ведьмина клешня вновь появилась и поманила его вниз.

Десять минут спустя клаустрофобия Габриела вернулась с утроенной силой, и стены туннеля навалились на него, стискивая легкие.

– Ты не потерялся, парень?

– Я здесь, не беспокойся, – хрипло ответил Габриел.

– Ты принес что-нибудь поесть?

– А? Нет. Нет, я ничего не принес. Прости. Эрзи высокомерно фыркнула:

– Ничего и не хотела. Просто спрашиваю. Сюда…

Они повернули в еще один туннель, тускло освещенный бледно-зелеными спиралями, вмонтированными в пол. Там Эрзи остановилась и тихо свистнула.

– Мак, – прошипела она, – мы здесь. Детки Родины караулят наверху.

Седая, согбенная фигура вышла из ниши. Глубокие морщины рассекали твердое лицо, зеленое, как малахит, в свете спиралей. Глаза старика слезились, а нос и щеки покрывали фиолетовые прожилки непросыхающего пьяницы. В руке он сжимал флягу с выпивкой.

– Дальше не подходи, плоскоземелец, – проскрежетал старик, обдавая Габриела парами джина. – Ты искал Старого Мака. Вот он.

Землянин внимательно его рассматривал.

– Я ищу не Старого Мака. Я ищу Эллиса Куинна Макинтая. Я нашел его?

Старик сглотнул.

– Если ты шпик, Дети Родины подадут тебя вместо протеиновых кубиков.

– Этим они окажут большую услугу шпикам.

Старик нервно хлебнул из фляги и вытер губы тыльной стороной руки.

– Расскажи мне насчет того послания.

– Сначала скажи, с тем ли человеком я говорю? Старик, казалось, боится. Он сделал еще глоток, облизнул губы, затем резко кивнул:

– Я Эллис Куинн Макинтай.

Будто по условленному сигналу Эрзи повернулась и пошла назад, туда, откуда они с Габриелом пришли.

– Я подожду снаружи. Безопаснее не знать, а? – Она хитро посмотрела на Габриела и исчезла за углом.

– Послание, – повторил Эллис.

– Послание было такое… найди людей, которые меня убили, – сказал Габриел.

Эллис смотрел на него, не понимая. Габриел глубоко вдохнул и начал объяснять:

– Двадцать лет назад исследовательский корабль под названием «Далекий Крик» отправился в частную экспедицию в Штопор. Там они что-то нашли и привезли с собой на Тор. Что-то, что скрыто вот уже двадцать лет. И множество людей идут на множество хлопот, чтобы прятать это и дальше. Они так отчаянно хотят это скрыть, что ради этого убивают, начав с каждого члена экипажа той экспедиции… кроме вас. Вы – последний выживший. – Габриел с надеждой наблюдал за Эллисом, ожидая какого-то намека, подтверждения.

Ничего не увидев, он сказал:

– Моя сестра была из тех, кого они убили. Думаю, Элоиза Амие рассказала ей что-то, что стоило ей жизни. А позже это убило Элоизу.

Ответа не было.

– Послушайте, меня ищут все проклятые цурзовцы в этом городишке. Если найдут, я никогда не покину эту планету, не считая билета в один конец на Приют. Я прошу вас помочь мне узнать правду. А правда имеет какое-то отношение к голубому ящику. Тому голубому ящику, – повторил Габриел. – Я прошу вас помочь мне.

Пауза была долгой. Потом Эллис вздохнул:

– Значит, это название так и приклеилось?

– Вы знаете, что это такое? – возбужденно воскликнул Габриел.

Эллис кивнул:

– Так его назвала Эм Делани. – Он снова вздохнул и посмотрел вдаль. – Это был, конечно, артефакт. На самом деле никакой не ящик, он больше был похож… не знаю, на два тетраэдра, скрепленных в основании. Представь себе сапфир размером со стул и синий-синий… как океанская синева… Он… в него можно было смотреть часами… Казалось, он меняется сам собой. Это Эм сообразила, что мы видим символы. Конечно, мы понятия не имели, что они означают. Они менялись так быстро, что на них даже не удавалось толком сфокусироваться.

У тебя когда-нибудь бывали плавающие точки в глазу? Кажется, будто они как раз в уголке твоего зрения, но когда ты поворачиваешь глаза, чтобы на них посмотреть, они все время уплывают с линии взгляда.

Он посмотрел на Габриела. Землянин кивнул.

– Ну вот так же и там. Если пытаться смотреть достаточно долго, начинаешь сходить с ума. Мы все пытались на обратном пути, если были не на вахте. Эм называла его «смотрельный ящик».

Эллис глотнул из фляги, скривился и выпустил нитевидную струю джина из щели между передними зубами. Бисеринки влаги заискрились на стене. Старик задумчиво посмотрел на Габриела.

– Надеюсь, ты знаешь, что такое Маяк?

– Он привел меня сюда. Пульсар, нет?

– Да. Это все, что осталось от мамаши Маяка, звезды класса G. Мамаша Маяка стала новой около восьмидесяти тысяч лет назад. Это и есть Штопор, во всяком случае, большая его часть. Расширяющаяся газовая туманность от того взрыва. Не весь он, заметь. До взрыва мамаша находилась в центре плотного межзвездного пылевого облака… – Эллис прервался, по-видимому, сознавая, что начинает сбиваться с темы. Как будто шлюзы к его прошлому были внезапно проломлены в десятке мест, создавая большие и малые водовороты памяти, которые рвались на свободу, отпихивая друг друга.

Старику потребовалась минута, чтобы упорядочить мысли.

– В общем, вокруг него крутилась планета, поменьше Земли, а на поверхности ничего, кроме замерзшего пепла. Ха! – Он ухмыльнулся, блеснув смоченными джином дырками. – Во всяком случае, такой она представлялась мне. Фил Муабия, он любил ее. Геолог, он месяц сидел, ковыряя в носу, и вдруг – удача! Фил может копать! Единственный человек, у кого на борту было меньше работы, это Фонг. Кэм Фонг. Черт, этот парень шесть недель только и делал, что ловил частички межзвездной пыли, надеясь отыскать что-то органическое, хоть что-нибудь!

Эллис покачал толовой, с восхищением вспоминая.

– Голубой ящик вы нашли на планете? – напомнил ему Габриел.

Старик виновато посмотрел на него, как будто припрятал лакомый кусочек.

– Да. Ага. Мы поймали сигнал на… я думаю… пятнадцатом или шестнадцатом витке. Фонг все время держал свои приборы наведенными на поверхность, и Фил донимал капитана, Жан-Клода, чтобы он высадился, и мы поймали… радиосигналы. Ты не поверишь, настоящие… настоящий радиосигнал. Просто «пип», равномерное «пип-пип-пип». Черт побери, как мы злились! Он же был настолько слабый, что мы могли год проторчать на орбите и не поймать его, если бы не были точно ориентированы.

Дрожащим пальцем Эллис провел в воздухе длинную линию к полу.

– И вот мы садимся… черт побери. – Его взгляд стал далеким, словно он до сих пор не верил себе, даже спустя все эти годы. – Там была пещера, целый пещерный комплекс, огромный, мы так и не дошли до конца… и он был заполнен телами.

Старик испустил долгий вздох.

– Не человеческими, – вставил Габриел.

– Да, – подтвердил Эллис, – не человеческими. Черт возьми, знаешь, как давно мы ищем жизнь, парень? Я имею в виду разумную жизнь… и не просто разумную, но технологически развитую, по крайней мере как мы. Ищем, ищем, ищем.

– А они все это время были тут, прямо на нашем пороге. И все мертвые. Все.

Эллис продолжал:

– Весь комплекс был одним большим холодильником в километрах под поверхностью. Но время… кто знает, сколько времени он действовал? Туда, глубоко, мы так и не добрались.

Габриел не думал, что еще большая горечь может просочиться в изрезанное разочарованием лицо Эллиса. Но он ошибся.

– Мы не беспокоились, мы думали, что будет еще одна экспедиция. Мы вернемся. Проклятие!

Эллис закашлялся. Этот сухой кашель длился несколько минут. Габриелу хотелось протянуть руку к старику, стоящему на коленях перед ним и выкашливающему свою жизнь на пол туннеля. Но землянин удержал себя. Он знал, что Эллис не потерпит его сочувствия и не найдет утешения в его сострадании.

Когда приступ кончился, Эллис успокоил горло несколькими глотками джина и продолжил:

– У тебя умирал кто-нибудь из близких? И ты видел их? Вблизи?

Габриел сглотнул.

– Да, – хрипло ответил он. Эллис кивнул:

– Тогда ты, возможно, видел, как боль оставляет их. Внезапно они теряют возраст. Семь лет, семьдесят или семьсот – ничто из этого не приложимо. Как-то они переходят за грань арифметики. И там было так же. Нет, они не были приятны на вид. Уж поверь мне, вымороженная мумия инопланетянина не украсит твою гостиную. А эти и живые-то не были симпатичными. И все же они были… красивые, что ли? Я не знаю, как это объяснить.

Голубой ящик стоял посреди центральной камеры. Мы взяли его с собой, когда улетали… Думаю, потому, что он выделялся, не знаю чем… нет, – поправился Эллис, – знаю чем. Он выделялся тем, что был живой… в каком-то непонятном смысле.

– Но, – спросил Габриел, несколько озадаченный, – почему вы улетели?

Эллис презрительно фыркнул:

– А ты как думаешь? Причина одна. День-ги. «Заарон» получил грант на восьминедельное исследование. Каждый день сверх этого срока обошелся бы компании в целую кучу кью. Жан-Клод сделал то, что должен был сделать. Он вытащил нас оттуда через четыре дня… хо, парень! – Эллис хихикнул при этом воспоминании. – Фил и Элоиза и о-о-о… Фонг! Они спятили! Жан-Клоду пришлось запереть кислородные баллоны – это был единственный способ вернуть их на борт. Но, чудо, если бы любой из нас… и я тоже… если бы любой из нас сумел придумать способ дышать вакуумом, мы были бы сейчас там.

Ну, короче, мы полетели домой. Чуть не погибли на обратном пути… дьявол. Их… нас надо было видеть! Мы держались. – На миг в глазах старого Эллиса вспыхнула гордость. – У меня была масса работы, и у Жан-Клода. Остальные придумывали себе работу, лишь бы быть занятыми. Смотрели на Наковальню, Эм Делани измеряла допплеровское смещение звезд вблизи горизонта, Сайан снимал наши жизненные показатели – у нас у всех, секунда за секундой, и передавал их на Орбиту-3, чтобы там могли зафиксировать, что происходит с человеческим организмом, когда он хлопается на поверхность Тора. Как будто есть какие-то сомнения! – фыркнул он. – Кэм Фонг держал все свои приборы включенными – буквально все! Черт подери. Мы прошли в трех километрах от поверхности. Незащищенные. Но мы держались, – подивился он.

В общем, мы вернулись и… началась потеха. Охрана, какой ты никогда не видел. Мы ничего не передали в эфир заранее, не хотели затевать лихорадку, но… парень, это было что-то другое. Я говорил: «Отвалите, придурки, мы штатские!»

Только это было глупо. Надо было сразу понять. Они заморозили нас крепче, чем корабельные пайки. Куда бы я ни шел, везде были они. Угрожали нам… нет, не угрозами, а… любящими напоминаниями. Говорили, что в точности выполняют пункты о конфиденциальности в наших контрактах. Сбросили этот проклятый Закон о неприкосновенности частной жизни на наши головы, как пятнадцатитонную подвесную машину с треснувшего рельса. Я, когда вставал по утрам, проверял свои трусы – нет ли там шпиков из безопасности Заарона. Конечно, так было, пока они еще оставались любезными.

– Но почему? – спросил Габриел, досадуя на собственную непонятливость. – Ну, ладно, мавзолей. Изношенные кабины для заморозки. Но это интересно только археологам. Что там еще было?

Эллис посмотрел на него с мрачным юмором, маскирующим триумф.

– Ты кто? Последний из невинных? До тебя еще не дошло? Трупы. Это были куеринцы!

Целую минуту Габриел бессмысленно таращился на старика, затем все встало на свои места.

– А-а-а – Триумф Эллиса расцвел. – Теперь мы поняли! Это было за шесть месяцев до первого голосования КЗС по статусу Куерина. Кьяра была средоточием воротил, жаждущих открыть Куерин для освоения, а «Байрон Системс» стояла во главе этой своры. Ты знаешь, что бы стало с их шансами? Вот мы возвращаемся с доказательством в кармане, что куеринцы – это остатки вышедшей в космос цивилизации, регрессировавшей в варварство. Никакой там не тупик. И мы считали, что парни в правлении будут рады? Каким чертовски глупым может быть человек! Каким наивным!

Ну, ладно, мы просекли картинку. Ждем голосования. КЗС устанавливает двадцатилетний мораторий на заселение Куерина, и мы думаем: отлично! Вопрос больше не рассматривается.

Но нет, снова. «Байрон Системс». «Байрон Системс» не была бы тем, что она есть, без долгосрочного плана, без предвидения. Ты смотришь вперед. А Саксон Рейнер? Мы, знаешь ли, встречались с ним. Это далеко мыслящий человек. Этот человек знает, как планировать путь через лабиринт. Долгий путь.

Ты знаешь, чем была бы Кьяра без «Байрон Системс»? Ее бы не было. Ее бы просто не было: Акаш Чандра Левинсон – поцелуй ее Всевышний! – она, может, и заложила первый административный камень, но это Рейнеры и им подобные создали Кьяру. И не обманывай себя, «Байрон Системс» не взросла бы как на дрожжах без Кьяры и ее Законов о неприкосновенности частной жизни. И наоборот, Законы о неприкосновенности частной жизни не были бы тем, что они есть, без «Байрон Системс». Кьярские конгломераты нуждаются в Законах для собственной защиты. Так что… подумай об этом. Старик Рейнер, он там, в Конклаве. Трое судей Верховного Суда посажены туда им и его стороной Конклава. Президент? Сам мистер Разрубатель Узлов? Поднят наверх благодаря любезности лобби Саксона Рейнера.

В прошлый раз они были готовы к поражению. И уже смотрели вперед. На двадцать лет вперед. – Эллис изумленно покачал головой. – До следующего голосования КЗС. И собирались в нем победить.

Эллис порылся за пазухой, вытащил пищебрикет. Отломив кусок, он сунул его в рот и шумно зачавкал. Потом облизал губы, разглядывая прилипшие к пальцам крошки.

Задумчиво раздавил их между большим и указательным пальцами, размазывая взад-вперед, пока от них не осталось ничего, кроме жирного пятна.

– Ты когда-нибудь думал, каково это – чувствовать молот Тора? Сорок «же», давящих на тебя? – Его взгляд стал холодным. – Я почувствовал. В первое же утро после нашего возвращения я проснулся с молотом Тора на своем хребте. Мы все почувствовали. Мы пытались сопротивляться, мы пытались поговорить с парнями наверху. Черт, Жан-Клод даже уговорил их финансировать еще одну экспедицию. Я не полетел, я к тому времени понял достаточно. Как и Джаап, и Элоиза и… старик Фонг. Его они сломали пополам. Очень медленно. Держали замурованным. Никогда один. Уши на фоне. Вешать им на уши лапшу – даже не думай! Они на Законы наплевали и растерли, и ни один из нас – ни один – не посмел жаловаться. Черт, какую прорву они бросили на него! Я видел Фонга за несколько дней до самоубийства. Он смеялся про себя и говорил, как они остались в дураках. Он собирался быть их Локи, натянуть им нос. Господи, Фонг, прости меня.

Старик теперь трясся от ярости.

Габриел перебил, внезапно насторожившись:

– Что он имел в виду насчет Локи? Как он их обманул? Эллис усмехнулся:

– Ученый-биолог в экспедиции, которая открывает разумную жизнь! И они остались в дураках! А затем вторая экспедиция… – продолжил он. – Отказ гиперпространственного щита. Вранье! Все было подстроено! Они разделались с ними. Разделались бы и с нами… да они и разделались.

А знаешь, что самое смешное? Я был согласен с ними. К черту куеринцев! У них был шанс, но они промотали его. Кроманьонец прогнал неандертальца, неандерталец турнул австралопитека. Это так, как должно быть. Никто ведь не говорит об уничтожении куеринцев, но у них больше места, чем они могут использовать…

Габриел тревожно заерзал, и Эллис посмотрел на него с опаской:

– Ты беспокоишься, парень? Что-то кусает твои яйца? Габриел объяснил с резкостью усталости:

– Мой… народ. Они еще жили в каменном веке, когда первая технически развитая цивилизация достигла их земель.

Колонистам тоже не нужно было много земли, в конце концов, у аборигенов ее было больше, чем надо. Пятьдесят тысяч лет наши святые люди расписывали стены пещер по всей Австралии, но за каких-то два поколения росписи прекратились. Я видел немногие из последних пещерных рисунков. Они изображали европейские корабли, прибывающие из-за моря. Эллис понимающе кивнул:

– Нарисовали пулю, которая убила их, а? – Он харкнул. – Да. Ну, может, это судьба. Не все получают шанс.

– Вы получили.

– Да. Все еще жду, чего будет, – проскрежетал Эллис. – Но я здесь. Я здесь, – повторил он с оттенком вызова. – Выходит, им не так повезло.

– Ты слушаешь, – вдруг заметил старик. – Ты умеешь слушать. Что ты делал до того, как пришел сюда?

Габриел поднял брови и медленно покачал головой: – Я… слушал. Это спасало мне жизнь во множестве странных мест. Вам тоже надо попробовать когда-нибудь послушать.

Эллис фыркнул:

– Думаешь, я не пробовал? А что ты слышишь сейчас? Габриел увидел вызов в глазах старика. Поэтому он пожал плечами и отступил в тишину внутри себя.

– Я слышу… подвесная машина едет там, наверху… слышу толпу… другие звуки… не знаю, это не мои звуки, поэтому трудно сказать, что они означают. Еще гудение… слишком низкое, чтобы воспринимать ущами, ты слышишь его здесь, – он постучал себя по груди, – и еще… – Он остановился, желая удостовериться, потом, не удержавшись, улыбнулся. – И я слышу Эрзи, которая узнает намного больше, чем собиралась.

Зловещее хихиканье донеслось из-за угла, эхом отозвавшись в туннеле.

– Объясните мне кое-что, – попросил Габриел. – При всех этих кошмарах, почему вы не улетели?

– Улететь? – Удивление раскололо лицо старика. – Улететь? Куда? Кьяра – мой дом, парень. Это мое. – Он похлопал стену. – Мое. У каждого есть свое место, парень. Оно там, где ты слышишь его голос. Я родился здесь. Куда я должен лететь?

– Куда угодно. Есть Семнадцать…

– …каменных шаров, я знаю. Но ни на одном из них нет Наковальни, парень. Ты говоришь мне о земле твоего народа…

– Земля моего народа не принадлежит ему. Никто никогда не понимал этого. Земля ничья…

– К черту! – яростно выплюнул Эллис. Габриел вздрогнул, когда брызги попали ему на щеку. – Это место мое! Я вижу солнце… Я вижу, как оно растет, год за годом, по мере того как Тор приближается к нему! Когда я был ребенком, оно было чуть больше всего остального в небе, просто маленькая точка, как… как звездный свет на женских губах. Теперь оно как ягода с быстрофермы. Зажженная ягода. Оно дает тени. Ты знаешь, что, когда я был ребенком, у меня не было тени? Теперь есть. Днем я хожу снаружи, и смотрю вниз, и вижу себя – вымазанного в земле, часть земли. Она моя… и я люблю ее. Я принадлежу Наковальне. Она никогда не отпустит меня. Она убивает все, к чему прикасается. Но она все равно моя.

Габриел понял. Однажды Элспет посмотрела вниз и увидела свою тень, свое темное «я»? Своего вечного преследователя. Не он ли и убил ее?

– Расскажите мне о той ночи, когда погибла моя сестра. Эллис, казалось, смутился. Он обхватил себя за плечи, избегая взгляда Габриела.

– Проклятые цурзовцы, – пробормотал он. – Я ничего не видел, я так им и сказал.

– Но с вами что-то случилось.

– Да. На меня напали. Обычно я встречался там с Элоиэой, как стемнеет. Она оставила Тор. Оставила на годы. Но не смогла жить вдали. – Старик сжал губы с мрачным удовлетворением. – Она вернулась, и ее тоже сломали пополам. Убили в конце концов.

Он внимательно изучал Габриела.

– Я и тебя видел, однажды, – пробормотал Эллис.

– Меня?

– В парке. Поздно вечером.

– Да. Я говорил там с Элоизой пару ночей назад. Габриела вдруг пробрал холод, когда он понял, что не может вспомнить, сколько ночей назад это было.

– Нет… это было… несколько месяцев назад. Ты лежал на спине, голый, с камнем в руке.

Эллис смущенно потер глаза.

– С камнем?.. – моргнул Габриел. – Вы уверены, что говорите не об Элспет?

– Я знал твою сестру, – презрительно ответил старик. – Видел, как Элоиза разговаривала с ней… но сам я с ней не был знаком, – добавил он, будто защищаясь.

– Я знаю.

– Да? Откуда? – яростно огрызнулся Эллис. – Ты думаешь, Старый Мак – ничтожество? Ты думаешь, я слишком большое ничтожество, чтобы быть с ней знакомым!

– Нет, – как можно спокойнее сказал Габриел. – Нет. Я знаю потому, что, если бы вы были знакомы, вы бы мне об этом уже сказали.

– Хм. Ну, мы не были знакомы. – Эллис как будто смягчился. – Но я видел ее… пару раз. Издалека. Ну, короче, я нашел путь нижней землей в парк, в пару ремонтных выключений. Хе-хе-хе. – Он озорно захихикал. – Чертова система безопасности скопытилась. Ха! – Эллис пожал плечами. – Заснул, целуя эту жидкую леди. – Он поднял фляжку с джином и радостно потряс ее, так что содержимое заплескалось внутри. – Проснулся уже ночью. Пришлось понаблюдать. Не рискнул выходить наружу – вдруг сигнализация работает, – но ноги, парень, проклятые ноги. О-хо-хо. Кровь не циркулирует, а я дрых несколько часов. Поэтому я встал и ходил там, взад-вперед, взад-вперед, ноги просыпались и кусали меня, и вдруг – бац! – кто-то прыгает на меня, и – бац! – я на полу. Потом очнулся, а всюду шпики и…

Габриел перебил:

– Но вы сказали, что слушаете. Вы никого не слышали? Не слышали, чтобы кто-то подходил?

Эллис покачал головой.

– Они были умелые. Ничего не видел, ничего не слышал. Умелые. Ничего. Вдруг они прыгают мне на спину, и пол мчится к лицу, и затем… затем… шпики, руки, как большие жирные тонконоги, хватают Старого Мака с головы до ног.

Эллис с нарочитым вниманием осмотрел свою фляжку. Землянин молча ждал. Пальцы старика дрожали, но эта дрожь не имела ничего общего с джином, и глаза Эллиса блестели от влаги, которую он не мог сморгнуть.

– Проклятие… – прошептал старик, – они убили ее. За что? За то, что сидела себе в парке каждый день… пытаясь злить… Рейнера и его этих… пустыми коробками и фантиками от конфет?.. Чертовы цурзовцы! – Он сплюнул. – Ты знаешь, каково это – узнать, что ты – ничто? Пылинка. Шпики – муниципалы – они подняли меня… подали свою Твердую шпикову руку, пытаясь убедить меня им что-нибудь рассказать. А потом пришли цурзовцы и… черт побери, я и думаю: «Ага, вот они и добрались до меня…» А они вдруг берут и отпускают. И никаких вопросов. Никакого: «Кто ты?» Ничего. Они выплюнули меня. Какой-то старый пьянчуга не имеет ни-че-го, он – ничто.