Текст книги "Иудаистские праздники, комментарий"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 64 страниц)

Рав Кук, реинтерпретировав действительность, выдвинул концепцию, новую для обеих сторон. Он воплотил в себе точку их духовного, а не просто практического соприкосновения. Вначале обе стороны воззрились на него с удивлением, и это вызвало его конфликт со всеми; и лишь по прошествии многих лет его концепции стали принятыми во многих кругах, и заставили обе стороны измениться.

После смерти р.А.-И.Кука духовным лидером религиозно-сионистского движения стал его сын, рабби Цви-Иеhуда Кук (1890, Литва – 1982, Иерусалим). Р.Ц.-И.Кук требовал от религиозных кругов однозначной поддержки провозглашения Государства Израиль, возглавлял иешиву Мерказ hа-Рав, где его учениками было большинство нынешних сионистских раввинов Израиля. После Шестидневной войны он был категорически против возвращения арабам занятых Израилем территорий и был духовным лидером поселенческого движения "Гуш Эмуним".

2.2 Отрывки из статей р.А.-И. Кука и р.Ц.-И.Кука

р.Авраам-Ицхак Кук

Мы приведем здесь лишь несколько отрывков из статей р.А.-И. Кука, показывающих его отношение к нерелигиозному сионистскому течению и к современной культуре.

* * *

Существуют три наиболее оформившиеся группы в жизни нашей нации: одна, как ее принято называть, ортодоксия, несущая знамя святости, отстаивающая с упорством, непримиримостью и горечью учение Торы и заповеди, веру и все святое, что есть в еврейском народе; вторая – новое национальное движение, сражающееся за все то, к чему склонна национальная устремленность, содержащая внутри себя многое из искренних требований народа, жаждущего обновленной национальной жизни, столь долго скрываемой в его глубине от жестокой руки галута, ищущей повода, чтобы напасть; третья группа – либеральная, поднявшая в недавнем прошлом знамя "hаскалы" (просвещения) и до сих пор занимающая сильную позицию в самых широких кругах, она не довольствуется лишь узко-национальным определением, но требует внутреннего содержания универсального, общечеловеческого, как в просвещении, так и в культуре, морали и прочем. Понятно, что при нормальном положении дел есть необходимость во всех этих трех силах вместе. И мы всегда должны стремиться к тому, чтобы они властвовали над нами во всей их полноте, осуществляя гармонию без ущерба и избытка, когда эти три силы святое, народ и человек – сольются вместе в любви бескорыстной и действенной, и объединятся группы и группировки, когда каждая из них обнаружит способность действовать вместе эффективнее, чем по отдельности, с подобающей тому дружелюбностью, щедро признавая положительную роль своего помощника.

* * *

Следует стремиться быть связанным со всем обществом Израиля во всей его совокупности. Чем больше удастся еврею сделать нравственно чистыми свои мысли и поступки, тем в большей мере он будет способен соединиться с самыми высокими и самыми низкими из ступеней общества Израилева. Ибо сила этой связи соответствует мере снисхождения. При отсутствии связи с самой низкой ступенью будет отсутствовать также связь с самой высокой. Ибо целостность и совершенство достигаются только объединением со всем обществом во всех его воплощениях и проявлениях.

* * *

Суть главного спора в наше время, когда увеличилось число сторонников распущенности и отказа от заповедей Торы, заключается в следующем: следует ли людям благочестивым, несущим знамя Господа, отделиться от них, чтобы у них не было соприкосновения с теми, кто сбросил с себя бремя заповедей; или же нам следует отдать предпочтение силе всеобщего единения. Разногласия возникли из-за общего упадка и потому, что еще не завершена работа по очищению основ характера народа, внешней стороны его души. Но процесс очищения продолжается.

Спорящие стороны подобны двум женщинам, пришедшим судиться к царю Соломону относительно того, кому принадлежит живой ребенок. Слова царя Соломона "подайте мне меч" – это испытание, ведущее начало от Божественной мудрости, которой наделен царь Израиля. Женщина клевещущая требует: "Рубите!" В озлоблении своем выявляет она ненависть, переполняющую ее сердце, ее беспокоит одно: "Пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите". А милосердная мать, мать истинная говорит: "Дайте ей ребенка этого, живого, и не умерщвляйте его". И божественная истина возглашает: "Отдайте ей живое дитя; она его мать".

* * *

...Но если Вы, подобно многим, полагаете, что следует оставить на произвол судьбы тех сыновей, которых бурное время увело в сторону от Торы и веры, я заявляю открыто, что такое решение не является путем, угодным Господу... "Соблазняющей рабыне" временного потока дана определенная власть перед тем, как она исчезнет, развеется, словно дым; она старается с помощью колдовства совратить и увлечь за собой наших молодых сыновей, и они подвергаются такому психологическому давлению, которое есть насилие в полном смысле этого слова, и не дай нам Бог судить за совершенное по принуждению, как за совершенное по доброй воле. Отсюда надежда на будущее. Душа святости Израиля таится в их сердцах в виде присущих им добрых свойств. Ведь зло [отрицание Торы] сумело овладеть их сердцами, воспользовавшись их внутренним тяготением к добру и милосердию. Когда им указывали на то (согласно их пониманию) беззаконие и несправедливость, которые властвуют в государственных системах (т.е. в области политической и социальной), то они становились борцами за общественные интересы. Но даже если они глубоко заблуждаются, их нельзя сравнивать с обычными грешниками, которые следуют за своими животными страстями и которым чужда всякая добрая цель. Если мы не будем бросать камни в этих споткнувшихся, но напротив, приблизим их к себе, насколько это в наших силах, тогда вместе с изменениями в потоке времени они осознают существенную ошибку, содержащуюся в идее, ради которой они покинули дом своей жизни, и тогда они будут готовы к возвращению и исправлению, а благодаря этому грядущие поколения станут весьма великими и возвышенными, верными величию Израиля и могучему свету Господа в нем.

* * *

...Главное в подходе к этим юношам теперь – это поддержать и укрепить в них любовь к народу, из которого они вышли... И благодаря пробуждению любви к нации разгорится искра веры и тяготения к святости, заложенная в глубинах израильской души, и совершится то, что сможет принести исцеление полного возвращения. Нельзя отчаиваться, терять надежду из-за поступков одного из сынов святого племени, и нужно помнить, что "мирт среди шипов есть мирт, и миртом зовут его".

* * *

...Я уже говорил неоднократно, что именно это поколение, кажущееся таким пустым и сбрасывающим с себя бремя заповедей, больше других подготовлено к восприятию света истинного возвращения с любовью и святою силою... Поэтому мы должны привлекать всех узами любви и милосердия, всеми силами держаться этого доброго пути Господа и не поддаваться влиянию тех, кто желает усилить сторону строгого правосудия, даже если они праведники и великие знатоки Торы. Ибо в нашем поколении, живущем в период обнаружения признаков приближающегося избавления, восходит светило Авраама [т.е. проявление милосердия] и приводит избавителя к сынам сыновей ради имени Его, с любовью. И на верующих Израиля возложен долг и заповедь обратиться душою и разумом к этому святому служению, проявлению милосердия и любви ко всему, что носит имя Израиля, устремиться к этому в молитве и в исполнении заповедей. И тогда свет Господа явится над добрыми и благочестивыми, над каждым по достоинствам его души, и от Его света возгорится свет святости и блага Господнего для всех отдаленных. И говорит пророк: "И в отдаленных странах вспомнят они обо Мне и будут жить с сыновьями своими, и возвратятся"...

* * *

...Мы должны с милосердием взирать на сынов нашего поколения, заблуждающихся в мыслях и действиях своих, мы должны поддерживать их всем, чем возможно, приближать их к Торе и иудаизму всеми добрыми путями, какие только существуют в мире. Я полагаю, что нам должна быть дорога каждая капля добра, которую мы получим от них, даже если нам не удастся достичь многого... Я полагаю, что в каждой израильской душе есть искра святости, и когда еврея приближают к Торе с любовью, искра добра вспыхивает и разгорается в святое пламя... И в связи с приближением к Торе мы возлагаем надежды на всю молодежь. Ибо когда они увидят, что связь между отцами и сыновьями расторгнута не из-за ошибок, которые сыновья совершают, идя по путям своей жизни в потемках века, тогда в их сердцах вспыхнут чувства покаяния-возвращения, чувство же ведет к действию, а действие – к вере. Таков путь спасения душ и поколений. Да будет на то помощь Господа благословенного.

* * *

Любовь к Израилю и выступление в качестве защитника общества в целом и его отдельных членов не являются исключительно неформальными эмоциональными побуждениями. Это важная область Учения, глубокая и обширная мудрость с многочисленными ветвями [законами и правилами], которые разрастаются и получают жизненные соки из росы и света милосердия.

* * *

...Мы пережили разрушение Храма – а вместе с нами был разрушен и весь мир – из-за беспричинной ненависти между евреями; поэтому мы восстановим разрушенное [построим Третий Храм], а вместе с нами и весь мир будет восстановлен через бескорыстную любовь между евреями.

* * *

р.Цви-Иеhуда Кук

Возвращение предшествует раскаянию

Сказано у Мудрецов, что разница между днями Мессии и нашим временем в том, что не будет подчинения народа Израиля нееврейским царствам. Получив независимость, т.е. устранив чужое государственное закабаление на части нашей географической территории, мы приблизились к дням Мессии. Разумеется, мы еще далеки от окончательного вызволения. Однако, когда евреи живут в этой стране, дарованной им Божественным указом, то в самом этом факте уже заключается частица "нормализации" ("тикун"). Пока что это нормализация земная, материальная, но она совершенно необходима для того, чтобы в конечном итоге могла прийти нормализация духовная. Ибо сам факт возвращения физического постепенно повлечет за собой исправление духовное, а не наоборот, как думают некоторые (что духовное и моральное исправление якобы должно предшествовать физическому).

Среди полутора с лишним тысяч евреев, которые вернулись из первого Вавилонского – изгнания в Эрец-Исраэль во времена Эзры, многие не соблюдали заповедей, но и тогда расцвет избавления и сияние Торы были вызваны самим фактом возвращения. И свет избавления воссиял с такой силой, что многие из них исправились. Аналогичное явление будет наблюдаться в наши дни в период массового вызволения, тем более, что сейчас мы намного ближе к конечному освобождению, чем во время Эзры.

* * *

Отношение "харедим" к сионизму

В этой связи я хочу коснуться вопроса, который многие задают с недоумением. Как это получилось, что движение практического избавления, включающее заселение страны и ликвидацию галута, не нашло достаточной поддержки в религиозных кругах?

Попытаюсь на это ответить.

Следует прежде всего уточнить, что с исторической точки зрения процесс освобождения в наши дни начинался не с Герцля, а с движения "Хибат-Цион" ("Палестинофильство"), идея которого прозвучала со стороны раввинов Ц.-Г.Калишера и Э.Гутмахера. Вдохновленные Божьим духом, они делали все для подготовки переселения в Сион, самоотверженно взрыхляя для этого почву. Но впоследствии движение настолько расширилось, что многие перестали замечать влияние зачинателей.

Наше столетие замечательно тем, что сбываются вещие слова знаменитого пророчества Иехезкеля (37:9), когда, обращаясь к ссохшимся костям мертвецов, которые, по слову Божьему, должны облечься плотью и воскреснуть, пророк призывает: "От четырех ветров приди, дыхание жизни". Я имею в виду, что на создание сионизма повлияли самые разнообразные "ветра" материализм, антисемитизм, национальное пробуждение других народов, эмансипационные тенденции. Разумеется, все эти факторы возникли по воле Божьей, как и все, что делается в мире. Однако, еще рабби Эльазар в Талмуде в трактате Сота говорит, что в тот день, день, когда будет происходить избавление, "праведники будут опозорены, ибо они перестанут уповать на Всесвятого, благословен Он" – т.е. даже праведники не поверят, что все, что творится вокруг, происходит по Его воле.

Как же все-таки случилось, что семена идеи избавления, которые из поколения в поколение несли религиозные евреи, в сердцах которых горел огонь веры, в наше время облеклись плотью и кровью главным образом стараниями светских кругов? Более того – как случилось, что среди религиозных евреев раздаются голоса, отмежевывающиеся от сионизма, а отдельные группы даже активно противодействуют этому движению?

Мне кажется, что причина этого кроется в чувстве страха, который связан с тем, что освобождение Израиля и приход Машиаха представляются ими не как процесс естественный, земной, а как нечто чудесное, должное снизойти к нам с небес. Такого взгляда придерживались не только широкие народные массы, но и выдающиеся ученые, несмотря на то, что подход к этому вопросу наиболее значительных источников раввинской письменности совершенно иной. А именно, – что процесс геулы должен протекать естественно, ведь все естественное в жизни и природе также подчинено воле Божьей.

Другая причина пассивности некоторых религиозных кругов, а у отдельных из них и даже воинственного противодействия процессу начавшегося избавления кроется в том, что в сердцах этих людей созрела и выкристаллизовалась картина одномоментного окончательного избавления, а не длительного и поэтапного процесса. Они убеждены, что полное и всеобъемлющее избавление наступит сразу, с самого начала, и что это не будет процессом, нуждающимся в развитии и завершении. [И поэтому, поскольку по их мнению сегодняшнее государство не соответствует тому, что обещано у Пророков, они отказываются считать его "началом избавления".]

* * *

А в ответ на вопрос: "Неужели это то государство, о котором пророчествовали пророки?" – я отвечу: "Да, именно, такое государство имели в виду пророки". Конечно, государство наше несовершенно. Но наши пророки и мудрецы и не утверждали, что государство сразу будет совершенным. Они пророчествовали о том, что потомки Авраама, Ицхака и Яакова вернутся, заселят страну и будут жить на ней независимой жизнью. Но нигде не сказано, будут ли они при этом великими праведниками, или не будут таковыми.

Последние девятнадцать лет со дня провозглашения государства мы являемся свидетелями неустанного каждодневного развития. Мы удостоились увидеть собственными глазами чудеса, которые совершает для нас Господь – в строительстве, в сельском хозяйстве, в политике, в обороне государства и в духовной сфере нашей жизни. И неважно, помогают ли претворять эти чудеса в жизнь люди, осознающие святость и Божественность происходящего, или же люди, не осознающие это. Еврейский народ занимает в мироздании центральное место, он удостоился Божественной Торы, и грандиозно то впечатление, которое он производит на все миры. Но истинный еврейский народ – это освобожденный еврейский народ: царство Израиля, армия Израиля, народ в целостности своей, живущий в своей стране, а не в странах изгнания. Поэтому, когда еврейский народ был изгнан из Страны Израиля, то содрогнулись все сферы мироздания. И то же самое произойдет и с приходом избавления – содрогнется вселенная, волна судорог прокатится по миру... Однако процесс этот – поэтапный и длительный. И сейчас, на девятнадцатом году существования нашего государства [когда в Шестидневной войне мы овладели Иерусалимом и другими частями Святой Земли], можно сказать: от земного, материального, мы постепенно поднимаемся к небесному, духовному. Мы строим в будничных категориях, а потом происходит освящение [как это и должно быть при построении Храма].

Разумеется, мы не собираемся оправдывать безбожников. В Государстве Израиль есть вещи, оскверняющие имя Божье и причиняющие нам немалую боль. Но даже это осквернение имени Божьего ("хилуль hа-Шем") не умаляет освящения Его имени ("кидуш hа-Шем") в Государстве Израиль. На первый взгляд может показаться, что с одной стороны стоит "кидуш hа-Шем", выражающийся в строительстве царства Израиля, а с другой – "хилуль hа-Шем", который происходит в процессе этого строительства. О подобной ситуации сказано нашими мудрецами в Иерусалимском Талмуде в трактате Кидушин: " 'Кидуш hа-Шем' больше (важнее), чем 'хилуль hа-Шем' ". Мудрецы наши подразумевали тут следующее: если освящение и осквернение переплетены вместе в одном деле, то из этого не следует, что из опасения осквернить Имя Божье, не нужно вообще браться за это дело. Напротив, в такой ситуации "кидуш hа-Шем" важнее и обязует к действию. Это тем более верно, когда мы говорим о таком великом освящении Имени Божьего, как возрождение еврейской независимости.

Чем строже и полнее станем мы исполнять заповеди и чем быстрее обустроим и заселим Эрец-Исраэль, собрав в ней евреев из стран рассеяния, тем раньше все мы возвратимся к вере в Господа и Его деяния и тем скорее удостоимся того, что "хилуль hа-Шем", во всех его проявлениях, исчезнет навсегда.

2.3.Шмуэль Йосеф Агнон: Из воспоминаний о рабби Аврааме-Ицхаке hа-Коhене Куке

(лето 1967 года)

Печатается с сокращениями

Ш.-Й.Агнон – крупнейший еврейский писатель нашего века, лауреат Нобелевской премии по литературе.

1.

В Страну я прибыл в Лаг ба-омер в 1907 году и вначале поселился в Яффо, в Неве-Шалом, недалеко от моря. Жили там в основном люди старого ишува, которых, правда, так еще не называли, ибо они в то время составляли большинство в Стране. На протяжении всего года здесь останавливались, приезжая по делу, а в жаркие летние дни для того, чтобы купаться в море. А еще были там новоприбывшие, которых хозяин гостиницы "выуживал" прямо из моря. Он договорился с владельцем лодок, коренастым арабом, и тот переправлял к нему всякого еврея, у которого не было разрешения на въезд в страну. А делалось это так: араб прятал еврея у себя в лодке и высаживал его на берег где-нибудь в стороне, подальше от глаз портовых служащих, и передавал там сыновьям хозяина гостиницы, которые отводили гостя к отцу. Таким репатриантом оказался и я благодаря золотой монете, называемой наполеоном.

2.

В субботу после полудня я вышел на улицу, чтобы осмотреть город и его синагоги, особенно хотелось мне увидеть сефардскую синагогу. С тех пор, как я узнал из книг о золотом веке Испании и познакомился с его поэзией, я горел желанием увидеть его отражение. А где можно это увидеть? В субботу в их молитвенном доме. Хозяин гостиницы собирал у себя миньян и, боясь, что может не хватить десятого для миньяна, не отпустил меня ни в пятницу вечером, ни в субботу утром. В субботу после полудня, когда все в гостинице спали, как обычно по субботам, я поднялся и вышел.

3.

Я вышел из гостиницы, утопавшей в песках и изнывавшей под лучами палящего солнца, и направился к центральной улице Неве-Шалом, от которой ответвлялось множество переулков из двух-трех домишек среди песков, которые, казалось, хотят их проглотить. Из-за субботы все магазины были заперты, а из-за жары на улице не видно не единого человека. Я шел, шел, и не у кого было спросить, где находится молитвенный дом сефардов.

Так я бродил в одиночестве: ни лица человеческого, ни голоса. Кроме жирных бродячих собак, которые лениво дремали, не желая даже тявкнуть, не видно ни живой души. Куры во дворах и у торговца птицей и птицы небесные тоже молчали. Не то зной действовал так на них, не то просто лень. Жара и безмолвие слились воедино, так что их не отделить друг от друга. Вдруг в тишине раздался плеск волн, они сталкивались, обрушивались друг на друга, пока, обессилев, не падали, и тогда тишина безмолвствовала по-прежнему и по-прежнему палило солнце.

4.

Я забыл уже, куда я иду и зачем я изнываю среди этого зноя и тишины в моей тяжелой и жаркой субботней одежде, привезенной из дому, и в тяжелых башмаках, в которых я пришел из моего города и страны, никогда не видевших и не знавших, что есть такое солнце.

5.

Вдруг откуда-то появилась фигура в черном. Я присмотрелся: ко мне приближалась женщина. На одном глазу у нее было бельмо.

Я обратился к ней с субботним приветствием на священном языке и спросил у нее, не помню – на священном языке или на идиш, где находится здесь сефардская синагога.

Она закрыла здоровый глаз, посмотрела на меня незрячим и ответила мне вопросом на идиш с каким-то чужим и странным акцентом: "Разве ты сефард, чтобы искать сефардскую синагогу? Вот там идет сефард, спроси у него, он тебе укажет".

Спустя некоторое время мне пришлось побывать в доме уполномоченного Ховевей-Цион. Там я во второй раз увидел ту женщину: арабка была прислугой в доме. Узнав меня, она сказала при всех: "Я сразу поняла, что господин из наших евреев, а не из франков".

И потом она всегда смотрела на меня доброжелательно, потому что узнала во мне "нашего" еврея, не принадлежащего к сефардам, которых она уважала не больше, чем арабов.

Сефард, услышав, какую синагогу я ищу, пригласил меня идти с ним. На священном языке с приятным акцентом он сказал мне, что идет в свою синагогу слушать хахама.

6.

Я шел рядом с моим провожатым, который тем временем шептал стихи псалмов. Я не мешал ему, шел молча и думал, что, быть может, он из сыновей Абарбанеля или великих кодификаторов, живших в Испании. Преклоняясь перед поэтами Испании, я не решался думать, что, вероятно, рядом со мной идет их потомок.

Мы свернули в один из переулков Неве-Шалом и подошли к синагоге. Двери были раскрыты, возле них стояли два мальчика и по очереди подпрыгивали, чтобы поцеловать мезузу. Внутри людей было немного.

Одежды на них разноцветные, на головах уборы из полос ткани или тарбуш. В неярком свете внутри выделялись красные тарбуши и голубые головные повязки, разноцветная одежда, завеса на кивоте, ковры на скамьях и на полу. Горели свечи в белых и синих светильниках, и все вокруг представляло собой единое целое: синагога, предметы в ней и люди, пришедшие сюда.

Были открыты окна с той стороны, где море, и сквозь них проникал приятный морской запах и даже как будто легкая прохлада. Между Песахом и Шавуотом морские волны еще не согрелись, и море плескалось в прохладе. Я убеждался в этом ежедневно, по утрам. В Яффо говорили, что пока не приехали элулские, морские волны не согрелись. Элулскими называли жителей Иерусалима, потому что в элуле, когда жара, пыль, лихорадка и другие болезни становятся невыносимыми, а недостаток воды в городе особенно ощутим, иерусалимские жители отправлялись в Яффо, к морю. А потому, что благочестивость кипит в них и носят они тяжелые теплые одежды, в Яффо говорили, что из Иерусалима приехали греть море.

7.

Человек, с которым я пришел, сел недалеко от входа, достал из кармана небольшую книжку и стал читать с напевом, напоминавшим колыбельную песню. Позднее мне не раз приходилось слышать такие напевы, которыми сопровождают молитву, как бы желая усыпить дурное побуждение.

Я сел рядом с ним. Постепенно собирались люди, занимали свои места. Одни читали псалмы, другие сидели с закрытыми глазами, как незрячие, и губы их двигались сами по себе.

8.

Синагога постепенно заполнялась. Я присмотрелся к одному из вошедших и решил, что это хахам, которого имел в виду мой спутник, говоря, что идет слушать хахама. Я не успел разглядеть его как следует, когда вошел другой. Тогда я подумал, что хахам он.

Я повернулся к двери, чтобы посмотреть, стоят ли там мальчики, которых я видел, входя в синагогу, и удалось ли им дотянуться до мезузы. На стене я заметил объявление, написанное каллиграфическим почерком.

Я поднялся, подошел к объявлению и стал читать: "Муж великий среди великих, ясный свет в небесах, совершенный мудрец, украшение святых, досточтимый мудрец рабби Авраам Ицхак hа-Коhен Кук и т.д., раввин общины наших братьев, сынов Израиля, ашкеназим, да будет с ним Превечный, выступит с проповедью в святую Субботу, раздела "Эмор"..."

Мне хотелось увидеть раввина. Глазами я искал его повсюду, но не находил. Я стал беспокоиться, не прошла ли уже та Суббота. Но сегодня раздел "Эмор". Значит, тот день не прошел, и если раввина еще нет, то он вот-вот будет здесь.

9.

Поднялись два старика, хорошо одетые, с темно-синими головными повязками, подошли к боковому помещению, задержались там недолго и возвратились с молодым еще человеком, годившимся им в сыновья, он был высокого роста, представительный, с меховой шапкой на голове. Почтенные старики – один по правую руку, другой по левую – проводили его до самого возвышения. Все собравшиеся в молитвенном доме поднялись. Одни приветствовали его, другие стояли и смотрели на него пристально, словно пытаясь запомнить каждую черту. Какое-то удивительное скромное величие окружало его. Величие, отличавшее его до тех пор, пока Бог не отнял его у нас, как отнимает тех, кто ходит с Богом.

10.

Из-за непривычного для моего уха произношения или потому, что мысли его били ключом, находя выражение в словах возвышенных, я не понял ничего, кроме стихов Танаха и высказываний мудрецов, приведенных в проповеди. Не знаю, понимали ли остальные больше, чем я, но все до одного стояли неподвижно, стояли и слушали, не так, как обычно люди слушают проповедь, а так, как слушают песнопения и восхваления из святых уст, когда всякая душа воспринимает соответственно силе своей.

Нередко, по прошествии лет, когда я сидел перед ним, а он, уносясь душой в небесные высоты, делился со мной своей мудростью, я вспоминал тот субботний день и ту проповедь в сефардской синагоге в Яффо. Мысли его устремлялись неудержимым потоком на языке возвышенном, но к тому времени ухо мое привыкло к различным произношениям и в том числе к его произношению, которое к тому же изменилось немного, так что всякий человек в Стране Израиля понимал его речь, чего, к сожалению, не скажешь о его мыслях, ибо не всякий их постиг.

11.

Когда рабби умолк, к нему подошел старик-хахам, наклонился, взял его руку и поцеловал. Наш учитель со свойственной ему беспредельной скромностью видел в этом поцелуе знак преклонения не перед ним, а перед Торой, которое порой обращают к изучающим и исполняющим ее, когда любовь разверзает затворы уст и выражается в поцелуе.

12.

Когда делятся воспоминаниями о великом событии или явлении, которое видели собственными глазами, обычно говорят: этого мне вовеки не забыть. Я не знаю, что значит "вовеки" и что означает обещание человека "вовеки" не забывать. Прошло шестьдесят лет с тех пор, а я все еще помню.

13.

Расскажу теперь о происшедшем восемнадцать лет спустя.

В Иерусалим приехал знаменитый художник. Однажды он пришел навестить меня, а потом бывал у меня ежедневно, пока оставался в Иерусалиме. Днем он работал где-то в городе и его окрестностях, а вечером приходил к ужину. Работать ему приходилось под палящими лучами солнца, на теле появились ожоги, на пальцах волдыри, и он не мог больше держать в руке ни кисть, ни карандаш. Я видел это и предложил ему побродить по улицам Иерусалима.

Я стал водить его по синагогам и учебным домам. Было это до событий двадцать девятого года, когда евреи жили еще на святой земле Старого города, а синагоги и учебные дома не пустели. С чувством благословения он оставался стоять у дверей домов Торы и домов молитвы, не решался войти внутрь святыни, а только смотрел со стороны. Казалось, глаза его жадно вбирают в себя святость, пребывающую в святых местах, которая порой открывается также и неевреям.

За ужином мы говорили о тех домах Торы и домах молитвы. Он рассказывал о португальской синагоге в Амстердаме и о евреях Амстердама, запечатленных и прославленных на полотнах Рембрандта.

Я рассказал ему о старике-хахаме, которого я видел в синагоге в Яффо, как он склонился перед нашим учителем, который был намного моложе его, и поцеловал его руку. Я видел, как художник мысленно представлял себе то, о чем я ему рассказывал.

Я говорил о художнике-нееврее, теперь – о еврейском художнике.

Однажды Марк Шагал попросил меня познакомить его с рабби Куком. Я пошел с ним к рабби. О том, что говорил Шагал и что отвечал ему наш учитель, расскажу как-нибудь в другой раз.

Когда мы вышли из дома рабби, Марк Шагал тряхнул головой, как бы желая освободиться от неотступного видения, и сказал: "Откуда у человека такое святое лицо?"

14.

Вот я рассказываю о событиях нескольких лет и еще не сказал, как я сблизился с рабби и что сблизило меня с ним.

Я жил в Яффо и добывал средства к жизни, работая секретарем Ховевей-Цион и секретарем гражданского суда и получая 60 франков в месяц за работу, которая не отличает дня от ночи, потому что нередко заседания продолжались далеко за полночь и особенно заседания суда, ибо обратившиеся в суд прибегают к многословию, чтобы оправдать себя и возложить вину на противную сторону.

15.

Говорят, что разум людей обычных отличается от разума мудрецов Торы. Нередко обращавшиеся в раввинский суд удивлялись решениям рабби и даже говорили, что он не разбирается в таких делах, как "наши". Однажды хозяин гостиницы в Иерусалиме был заподозрен в том, что он обманул одну из своих постоялиц и покушался на ее честь. Поднялся шум повсюду в стране и особенно среди нового ишува. Там говорили: "И это Иерусалим с его хасидами!" Потому что владелец гостиницы был хасидом. И вот, не доверяя раввинским судам в Иерусалиме, обратились к рабби Куку, который в то время был раввином Яффо и окрестных поселений.

Рабби принял у себя многих свидетелей и, изучив все досконально, увидел, что речь идет о ложном обвинении и что владелец гостиницы ни в чем не виновен. Волновался весь Яффо. Одни удивлялись решению, другие говорили, что такое решение вынесено не случайно, раввин из Яффо хотел угодить старому ишуву. А еще говорили в Яффо: "Что понимает раввин в светских делах? Если бы он разбирался в них, не стал бы оправдывать виновного и обвинять невинного".

16.

Решение рабби в пользу владельца гостиницы, которого новый ишув в Яффо считал виновным, вызвало бурные споры среди образованных людей в Яффо, и наконец пришли к выводу, что "нельзя полагаться на такого раввина и на такое решение". Тогда же постановили создать гражданский суд. Избрали двенадцать человек из числа всех жителей, и был создан суд. Чтобы придать ему юридическую силу, каждый обращавшийся в этот суд давал письменное обязательство исполнить приговор, даже если дело выиграет противная сторона.

Среди судей были д-р Артур Рупин, д-р Хаим Хисин, Менахем Шейнкин, Яаков Штрук и другие.