Текст книги "Шок тьмы (НОВАЯ ВЕРСИЯ) (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

   И – Соль.

   Что за тайны у неё были с Лдоклом?

   Почему фею так волнует та сбежавшая девица, ведь это не просто забота о попавшем в беду человеке, здесь другое.

   И зачем этим двоим потребовалось запирать его?

   Комната, где его поселили – единственная, которую нельзя открыть изнутри без позволения хозяйки. Откуда-то Дрип знал и это. Откуда?!

   И почему его следы на дорожке были такими чёрными, как будто он только что прошёлся по вспаханному полю?

   Дрип сжал виски кулаками.

   Вопросы, вопросы, вопросы.

   Как далеко он успеет уйти прежде, чем за ним вышлют погоню?

   Погоню?

   Но кто же будет его преследовать?

   Только не Соль, в этом Дрип был уверен.

   Лдокл?

   Если фея предала любовь, испугавшись того, что творится с ним – а что же с ним творится?! – то почему демону не предать дружбу? Да ведь он уже предал – когда оставил его в доме феи! Но погоня...

   И всё же Дрип знал – погоня будет.

   Откуда знал?

   Что с ним творится?

   Почему мир вокруг как будто затянулся серой пеленой, такой знакомой и... ненавистной.

   Будто выцвели все краски, а ухо ловит отдалённый шелест песка.

   Дрип потряс головой и протёр глаза. Наваждение как будто отступило, но краски ярче не стали. Ах, да! Приближается вечер. Как странно, сумерки не скрывают очертания предметов, а только лишают их цвета.

   – Как сон! – произнёс Дрип вслух, надеясь собственным голосом отогнать шелест песка. – Как сон, от которого нет пробужденья мне... Нет пробужденья мне...

   Стихи пришли сами, накатив, словно морская волна.

   – Нет пробужденья мне!

   Так тяжек сон и лёгок в одночасье!

   Как будто на тончайшем льне

   Я задыхаюсь к жизни безучастен.

   Как будто в горле поперёк мне стало счастье.

   Дрип невесело усмехнулся. Счастье! Как недолго оно было, на краткий миг фея солнечного света – загадочная, могущественная, непонятная, – вдруг стала обычной девчонкой, которая пришла к нему за поддержкой, помощью, защитой... И вновь, едва миновала гроза, снова стала недосягаемой в своём могуществе волшебницей, которая сама решает, что хорошо, а что плохо для неразумных смертных.

   А теперь? Свобода? Или изгнание? И как объяснить непонятное знание, непонятное исполнение желаний... Всё, что с ним происходит! Что же ждёт его за поворотом?

   – Мир вопрошаю вновь:

   Свободен ли? Мерило что – свободы?

   Я потерял и дружбу, и любовь.

   Как прежде я один средь непогоды,

   Что принесёт с собой звучанье коды?

   Чьей воле служит, силой чьей дано

   Могущество – мой неподвластный дар?

   Чья кисть напишет полотно,

   В котором жизнь моя – одной из красок жар?

   И от кого приму судьбы удар?

   От кого ждать погони, от возлюбленной, от друга или от им подобных? Что им может противопоставить человек, до сих пор не подозревающий о том, что однажды мир будет меняться по его слову? Как назвать случившиеся чудеса? Простое совпадение? Неожиданная помощь волшебного дома, не согласного с волей хозяйки? Или вернулась на землю древняя магия смертных, о которых рассказывал Лдокл? А, может, мир попросту разваливается на куски, и от того-то ему и слышится шелест серого песка, погубившего родных и друзей? На что она ему тогда, такая свобода?

   – Свобода – это в сердце пустота.

   Могущество – чудес слепая вязь.

   Что солнца свет, а что глухая тьма,

   Едва ли разобрать смогу на раз.

   Мне чистых вод родник и тот теперь – как грязь!

   Как грязь... грязь, которую он принёс в сад феи, одним своим присутствием там! Не на беду ли его странная сила? Или он спит?

   Как Дрипу хотелось проснуться у себя в комнате, которая так не понравилась Соль, и узнать, что всё это было лишь тягостным сном! Но пробуждения нет и не будет...

   – Нет пробужденья мне!

   Я силой наделён, но силе – грош цена.

   Где нет сторон, на чьей быть стороне?

   Где нет нужды, как отыскать дела?

   Над чашею пустой я – аромат вина.

   Произнеся эти слова, Дрип почувствовал, что ему не помешало бы выпить. Но у него не было ни вина, ни денег на его покупку, а вокруг на десяток-другой вёрст не было никакого человеческого жилья, это-то сын путешественников знал точно. Зато сгущались сумерки, и мир вокруг поблёк так, как будто Дрип шёл не по пересекавшей лес дороге, а по серой пустыне, где не может выжить ни человек, ни фея, ни демон. Кроме одного, конечно.

   Юношу передёрнуло. Убраться бы отсюда подальше, только вот как? Он же не фея, чтобы перелетать по воздуху на стае голубей, гусей или кого там ещё они запрягают? Дрип растерянно обвёл взглядом округу, словно надеясь, будто его осенит, и он найдёт способ быстро улететь, уехать или ускакать отсюда. Хоть оседлав лягушку, хоть прицепившись к пушинке одуванчика! Юноша засмеялся своим мыслям. Какие одуванчики ночью в лесу? Есть предел чудесам, и законы природы...

   Додумать мысль Дрип не успел. Споткнулся о корень – это на широкой дороге, по которой в ряд может проехать четыре телеги и два всадника! – и рухнул на обочину. Поднимаясь, зацепился за стебелёк росшей у дороги травинки, дёрнул, мельком взглянул на неожиданное приобретение...

   – Тьма и бездна! – выдохнул Дрип любимое ругательство своего друга демона. Как на заказ – не простая травинка, а одуванчик, готовый разлететься от малейшего чиха... Большой, пушистый, и словно приглашающий дунуть. – Вздор какой!

   Но дунул. Что ещё с одуванчиком делать?

   В тот же миг из-под ног Дрипа как будто выбило почву. Он напрягся в ожидании удара, но удара не последовала, а, когда юноша огляделся по сторонам, он увидел, что дорога осталась внизу, и поспешил поджать ноги: башмаки едва не задевали верхушки деревьев. В руках как будто был зажат толстый гладкий шнур... Дрип посмотрел вверх.

   Он летел – в самом деле летел! – сжимая в руках огромный одуванчик! Вверху на посеревшем небе проплывали белёсые облака, а внизу всё быстрее и быстрее мелькали чёрные силуэты деревьев.

   – Не может быть... – пробормотал юноша, и одуванчик, как будто обиженный, рванул вперёд ещё быстрее.

   Дрип летел, то и дело ударяясь ногами о деревья, и поминал то своего друга, то фею солнечного света, то древних магов, то вообще весь мир с его чудесами и загадками. Закат уже отпылал, и всё вокруг выцвело, сделавшись таким же бесцветным, как в серой пустыне. Юноша не сразу сообразил, что теперь он видит в темноте, и так проявляется ночное зрение. Становилось прохладно, устали руки, а одуванчик всё нёс человека над лесом, уже не придерживаясь дороги. Нёс, как будто знал, куда хочет попасть. Дрип уже начал сомневаться, что их желания совпадают, как вдруг заметил в стороне от своего пути огонёк. Как будто посреди деревни... но одуванчик пронёс пассажира мимо, и вскоре впереди загорелся новый огонь... Да, совершенно точно, там село, но как будто вымершее, и посреди огнём горит... колодец?!

   Словно по наитию Дрип потянул стебель одуванчика вниз, и начал медленно снижаться. Вскоре каблуки коснулись земли, и огромный цветок уменьшился до своих естественных размеров. Юноша пошатнулся, но сумел сохранить равновесие.

   Он оказался на деревенской площади, возле колодца, пылающего огнём. Стоящие вокруг дома вовсе не вымерли, но в них почему-то не топили печи, не жгли лучины и свечи... Как будто единственный источник пламени остался здесь, в колодце. Но что могло заставить колодец гореть?

   А темнота вокруг сгущалась, словно и не разгонял её огонь... и в этой темноте мелькали тени, похожие на потерянные души, о которых когда-то рассказывал Лдокл. Дрип смутно уловил исходящую от них угрозу...

   – Назад! – прокричал он в темноту. Здесь, в деревне его словно оставило ночное зрение, и юноша был скорее рад: хоть он и сделался слепым, но мир вокруг больше не походил на кошмар его юности, серую пустыню. – Назад! Каждый, кто перейдёт эту черту, погибнет!

   И поспешно очертил носком башмака полукруг.

   – Мало им, фейным отродьям! – прозвучал из темноты женский голос. – Снова нас мучить явились!

   Мимо лица просвистел камень. Дрип запоздало сообразил, что, стоя у огненного колодца, прекрасно виден спрятавшимся в темноте людям, а они остаются для него невидимыми. Понял он и то, что враждебность жителей деревни как-то связана с этим невиданным доселе чудом. И даже неведомо как догадался, что люди считают свою злость справедливой, но именно за злость-то они и были наказаны. А потом сообразил, кто придумал такое. Было в пламени что-то... знакомое, что-то такое, от чего на ум сразу приходил резковатый голос (намного ниже, чем у феи солнечного света), пышные волосы и горящие негодованием тёмные глаза.

   – Вы прогнали от себя девушку, которую искал демон тьмы? – спросил Дрип в темноту и поспешно пригнулся от следующего камня. – В отместку она прокляла вас, ведь так? Но я не имею к ней ни малейшего отношения! Я даже могу помочь вам! Да перестаньте же!

   Юноша отскочил, едва не ожёгшись при этом пламенем из колодца, и летящие в него камни столкнулись в воздухе.

   – Убирайся прочь! – всё с той же злобой прокричал женский голос. – Ничего нам от вас не надо, ни помощи, ни проклятий!

   Дрип проглотил брань, уже клокотавшую в горле, снова увернулся и поспешно хлопнул в ладоши. Чего он ожидал от своего поступка, юноша и сам бы не мог сказать, но уж точно не того, что вместо камня ему в голову полетит громко квакающая жаба! Дрип поспешно поймал животное: если бы он пригнулся, бедняга угодила бы прямиком в колодец. Вокруг послышались ругательства и кваканье: в жабы обратились все камни, припасённые людьми для разговора. Юноше задумался, не произнести ли ему что-нибудь напыщенное и величественное, подходящее для этого случая, но внезапно он ощутил рывок наверх, и в следующий миг уже продолжал полёт на огромном одуванчике.

  – Глава тридцать восьмая, рассказанная от третьего лица. Географ

   Жабу Дрип успел выпустить, и она, в окружении своих товарок, поспешила убраться с площади. Позднее юноше приходилось слышать, будто бы камни в Неприютном селе квакают всякий раз, когда к ним приближается злой или хотя бы рассерженный человек, а то и ускакивают от забияки со всех лап. Но так никогда не собрался проверить. Нечего ему было делать в той мрачной деревне, и незачем возвращаться.

   Одуванчик нёс Дрипа немного бережней, чем до спуска на сельскую площадь. Не то решил пожалеть хозяина, не то испугался его могущества. А, может, сам Дрип привык и успевал вовремя поджать ноги при приближении особенно высокой ели. Далеко ему улететь не удалось. На пути снова мелькнул огонёк, и одуванчик начал спускаться, хоть юноша и пытался, теребя стебель, погнать упрямое растение дальше. Объясняться с жителями ещё одной проклятой деревни Дрипу не хотелось, и он был твёрдо уверен, что взбалмошная пленница его друга успела набедокурить в каждом селении на пути в Фарог.

   По мере снижения Дрип понимал, что огонь совершенно не похож на пылающий колодец. Скорее он похож на пылающий фонтан. Да, это пылающий фонтан и есть, понял юноша, коснувшись земли башмаками. Синеватые, золотистые, алые, янтарные искорки вскидывались к тёмному ночному небу и с шипением опадали на землю. Приглядевшись, Дрип внезапно увидел в огне – так в капельках росы остаются осколки отражения – девичье лицо. Тёмные глаза, смотрящие ласково, с непонятной тихой грустью, копна чёрных волос, а в треске пламени слышался низковатый женский голос, не резкий, а мягкий, нежный, но оставляющий острый привкус разочарования.

   – Зачем вы пришли? – Резкий окрик заставил путешественника почувствовать себя бесконечно усталым... и отчего-то очень старым. Ровесником Лдокла, не меньше. – Уйдите!

   Дрип сообразил, что голос принадлежит мальчишке, и рядом с ним никого нет, и заставил себя медленно оглянуться. После случившегося в Неприютном селе толпы он не боялся, но превращать камни в жаб на каждом шагу не хотелось. Мир от этого чуда почему-то выцвел ещё больше. А, может, это к Дрипу вернулось ночное зрение, пропавшее у огненного колодца.

   Мальчишка был высок, худ и взъерошен. Скорее отрок, чем дитя, сообразил Дрип, но ещё не юноша. Хотя сейчас отроками никого не называют. Зря, если подумать. Ведь не дитя же, судя по тому, как мальчик смотрит на отразившееся в фонтане лицо, и не юноша, судя по тому, как это лицо ещё совсем недавно смотрело на него.

   – Если я пришёл – значит, так было надо, – ответил Дрип с незнакомой самому себе внушительностью.

   Мальчишка посмотрел на него со странным выражением и отвернулся. Дрип готов был поклясться, что его за что-то внезапно возненавидели, но не мог понять за что. Но совершенно точно – это работа бестолковой Ристиль, не зря тут её лицо отражается. Интересно, в замке она никогда не была такой... доброй?..

   – Тогда не стойте тут, – пробурчал мальчик. – Вы всё портите!

   – Что я порчу? – не понял Дрип.

   – Её! – резко кивнул на огонь мальчишка. – При вас она меньше улыбается.

   Юноша похолодел. Всякого можно ожидать от Ристиль, но лишить ребёнка разума...

   – Ты... ты думаешь... что она улыбается тебе из фонтана? – осторожно спросил Дрип. Мальчишку всего передёрнуло, как будто эти слова причиняли ему боль или страшно злили. – На самом деле?

   – Да нет же! – нетерпеливо закричал мальчик. – Это как портреты в музеях, неужели не видно?!

   – Видно, – поспешил согласиться Дрип. – Я хотел знать, видно ли тебе.

   – Не ваше дело! – без толку огрызнулся подросток. – Убирайтесь! Вы тут мешаете.

   – Да ты влюбился в неё! – догадался Дрип и чуть не расхохотался.

   – Не ваше дело! – снова огрызнулся мальчишка. – Надоели!

   – Я тут проездом, – вместо ответа сообщил Дрип. – Случайно. Но давно знаю эту девушку. Может, увижу снова.

   Как Дрип и думал, мальчишка вздрогнул и уставился на него во все глаза. Пытался понять, не влюблён ли этот незнакомец в его красавицу, и не пользуется ли взаимностью. Что подростку удалось разглядеть, Дрип не понял, но мальчишка внезапно резко кивнул и отвёл взгляд. А вот сам путешественник понял очень отчётливо, что дела ребёнка плохи и сам с собой он, конечно, не справится. Что-то новое, неведомое прежде, принуждало Дрипа остаться тут и хотя бы попытаться помочь.

   – Все смеются надо мной, – поделился ребёнок. – Думают, я с ума сошёл. Фонтан всем нравится, а её только я вижу.

   – Конечно, – усмехнулся Дрип. – Ведь только тебя она целовала.

   – Вы видели? – вскинулся мальчишка. – Она вам сказала? Что она?..

   – Нет, – покачал головой Дрип – или то старое и мудрое существо, в которое он зачем-то превратился. – Только по тебе и так видно. Поцелуй феи...

   – Она в самом деле фея? – тут же спросил мальчик.

   – В самом деле, – подтвердил Дрип, сам поражаясь и ужасаясь своей уверенности.

   – А вы – её друг? – немедленно спросил ребёнок. – Вы тоже волшебник?

   – Нет, – улыбнулся Дрип. – Я друг демона тьмы.

   – Вы враг ей? Вы её ищите? – сжал кулаки мальчишка. Как будто ждал честно признания. Впрочем, Дрип вдруг понял, что не мог бы солгать даже ради спасения жизни, и не только своей, но и феи солнечного света. Это открытие пугало ничуть не меньше, чем предыдущие

   – Нет, – снова произнёс он. – Я здесь случайно. И я не враг фее странствий, хоть и вечный её противник.

   "Тьма и бездна! – в ужасе подумал Дрип. – Что за околесицу я несу?!"

   Но странное мудрое существо продолжало вещать.

   – Я Географ. Ты знаешь, что такое география? – Ошеломлённый, мальчик покачал головой, и Географ без помех продолжил. – Это наука об описании земли, обо всём, что только есть на белом свете. Сколько пальм на островах в южных морях и когда лёд сковывает северные океаны. Когда солнце встаёт в дальних восточных землях и долго ли ему добираться до западных. Всё это знаю я или узнаю со временем. И когда последняя правда о мире будет описана, когда последняя дорога нанесена на карте, странствиям придёт конец, они превратятся в путешествия. Ведь странствия хаотичные, бессмысленны, и странник никогда не знает, где будет завтра. Страннику ни к чему карты и книги, они бродят налегке без цели и толка. Путешественник всегда возьмёт с собой атлас, и разговорник, и много вещей, полезных и не очень, и каждый вечер приходит туда, куда решил попасть утром.

   – А... она? – спросил подросток, растерявший весь свой воинственный пыл от этой долгой нотации. Географ с неудовольствием отметил, что ребёнок понял хорошо если половину сказанного. – Фея странствий? Она... умрёт?..

   Дрип с удовольствием рассмеялся, и у мальчишки покраснели уши.

   – Она не умрёт, – объявил юноша, и подумал, что Ристиль, пожалуй, не стоит столь трепетного преклонения. – Только станет не нужной. Никому и ни зачем.

   – Неправда! – вскинулся мальчик. – Никогда! Я... всегда...

   Его голос сорвался, и он залился пунцовой краской.

   – Она поцеловала тебя, – с лёгким сочувствием проговорил Географ. – Кого фея поцелует, тот вовек на другую не взглянет – по себе знаю.

   – А вы?.. – настороженно спросил мальчик.

   – Я тоже, – подтвердил Дрип, покачав при этом головой. – Фей множество, если ты не знал.

   Подросток метнул в собеседника злой взгляд, и ничего не ответил. А Дрип внезапно понял, что тут можно сделать.

   – Вот что, парень, – сказал он, осторожно выдёргивая из одуванчика пушинку. – Ночь не такая длинная, и мне недосуг с тобой разговаривать. Любуйся сколько хочешь на лицо в волшебном фонтане. Но, если тебе надоест однажды без толку тратить время, захочется пожить как все люди – на вот, возьми.

   С этими словами Географ дунул на пушинку, и она превратилась в целый одуванчик.

   – Он не потеряется, но его и не выкинешь, даже если захочешь, – сообщил волшебник мальчишке. – Когда понадобится, только подумай – и он будет у тебя в руках, а до той поры не вспоминай. Потом спасибо скажешь. Ну, прощай.

   Дрип дунул на свой одуванчик, и тот вырос в размерах, но уносить владельца не торопился.

   – Постойте! – закричал мальчик, как будто Географ уже скрывался из глаз. – А что мне с ним делать?!

   – Как – что? – удивился Дрип, поднимаясь в воздух. Только сейчас он понял: когда он рассказывал мальчику о себе и нёс всю эту чушь, мир словно замер, а потом изменился неожиданно и непоправимо. Обдумать эти изменения было важнее, чем продолжать бессмысленный разговор, в котором лично ему всё давно было ясно. – Дунуть, конечно!

   – А зачем?! – не отставал мальчишка.

   Географ поморщился и немного задержал подъём, чтобы не кричать.

   – Сделай это только если тебе надоест вздыхать по фее, – посоветовал он вместо ответа. – Или не жалуйся потом.

   Третий подъём был самым приятным, и Дрип летел, почти не натыкаясь ни на какие деревья, летел быстро и так спокойно, что мог сколько угодно ломать голову над тем, в кого он превращается и почему назвался Географом. Он-то думал, что после гибели родителей и странного лечения, которому подверг его демон тьмы, с путешествиями покончено навсегда. Но ведь Географу необязательно путешествовать, осенила юношу новая мысль. Этим могут заняться другие, а ему останется только рисовать карты, сочинять книги и писать стихи на досуге. Дрип уже представил себе дом – пока ещё незнакомый дом, а вернее, квартиру в доме, где на первом этаже пекут свежие булочки, через дорогу уютная забегаловка – не трактир, но и не кафе, – а за углом продают газеты. Окна в квартире большие, и по вечерам на них присаживаются самые разные гости, а днём посетители, конечно, заходят через дверь, поднявшись по старой и ужасно скрипучей лестнице. Юноша увидел всё это совершенно ясно, и успел представить ласковую, как весеннее солнце, улыбку своей жены, когда рассвет тронул белые стены далёкого ещё города. Одуванчик неожиданно полетел вниз, уменьшаясь в размерах, и, падая, Дрип увидел стоящую на дороге крылатую колесницу.

   – Дальше лететь нельзя, – сообщил его друг, демон тьмы, спрыгивая на землю.

  – Глава тридцать девятая, рассказанная от третьего лица. Совет демонов и фей

   Когда демоны и феи договариваются, днём или ночью им собраться на Совет, решение зависит от того, кто именно всех созвал. Поскольку на этот раз приглашение исходило от Лдокла, гости начали слетаться в замок тьмы в полночь, и старые стены наполнились разноголосым эхом. Молоденькие феи щебетали как птички, пожилые высказывались с резкостью, соответствующей их характерам (ведь ещё никто не видел, чтобы добрая фея старилась), демоны пытались их перекричать. Сам Лдокл не принимал участия во встрече гостей. Он сидел в кабинете за письменным столом, прислушивался к отдалённому шуму голосов, и смотрел прямо перед собой. В кресле сидела заплаканная Соль и рассеянно перебирала листки "Вестника свежих событий".

   – Нет там ничего, – не глядя на фею, проговорил Лдокл. – Никого не интересуют новости из таких заброшенных деревенек. А в город Дрип не пойдёт.

   – Ты же помнишь, Каприз теперь не деревня! – воскликнула Соль, но её поправка вышла какой-то слишком вялой. Демон повернулся и внимательно посмотрел на старинную приятельницу и противницу. Заплаканная, с покрасневшими глазами и немного распухшим носом, совсем ещё молоденькая девчонка в своём коротеньком платье. Это было до крайности непривычно. Такая несчастная и такая молодая. Для феи – немыслимо. А, с другой стороны, чему он удивляется? Есть и в этом правиле исключение. Фея перестаёт менять возраст из-за настроения в тот день и час, когда начинает развиваться её собственная сказка. Из тех, в которых "и жили они долго и счастливо" куда важнее всяческих приключений. А это означало, что теперь от жизни избранника Соль зависит и её жизнь тоже. Потому что у красивой формулы есть зловещее продолжение "и умерли в один день". И оно даже важнее, чем долгая счастливая жизнь. Феи слишком много значения придают формальностям.

   – В любом случае, новостей нет, – вслух сказал демон. – Смертные ничего не узнают. Из наших никто не успеет разведать. Дрип ушёл ещё до обеда, а для них весь день прошёл в приготовлениях к Совету. Переживать не из-за чего.

   – Ты так спокойно об этом говоришь! – возмутилась фея.

   – Что толку плакать? – пожал плечами Лдокл.

   – А если он продолжит пробовать свои силы? – не унималась Соль. – Он ведь вылез из окна! Открыл калитку! Испортил дорожку!

   – Мир пока не рухнул, – отозвался демон. – Нам остаётся положиться на его благоразумие.

   – А Ристиль?

   Лдокл вздохнул. Высокий голосок феи ввинчивался в уши, требуя внимания к каждому слову. Сейчас демону не хотелось думать о Ристиль. Будто мало Совета, который спросит обо всех действиях и обвинит в каждой ошибке.

   – За Ристиль ты не боишься? Ты ведь знаешь, как наказали Карасу, а сейчас...

   – Сейчас совсем другая история, – призвав на помощь всё своё терпение, отозвался демон. – Ристиль в Фароге, а я пользуюсь немалым влиянием в Совете...

   – Которое ты немедленно растеряешь, мальчик, если будет и дальше заставлять себя ждать! – заявила Йорунн, фея вечерних сумерек, появляясь на пороге. – Мы знаем всё про твою игрушку, и в другое время я надрала бы тебе уши...

   – Йорунн, как вы можете?.. – вскочила на ноги Соль.

   – Цыц, девочка! – цыкнула фея вечерних сумерек. – В другое время, дорогуша, в другое время. Сегодня я окажу мальчишке поддержку.

   – Очень мило с вашей стороны, – отозвался Лдокл, вставая из-за стола и подходя к феям и предлагая руку старшей из них. – Вы позволите проводить вас в зал Совета?

   – Ишь! – фыркнула Йорунн, но руку приняла. – Если бы за тебя не просила сестрица, никогда бы...

   – Тем больше у меня оснований быть довольным вашим заступничеством, – поклонился демон. Сегодня вежливость давалась ему с особенным трудом, но пока удавалось держаться. Сестрой Йорунн была Никта, фея безлунной ночи. Её редко видели в обществе. По слухам, Никта приходилась Лдоклу прабабкой, матерью его деда, но покинула замок тьмы задолго до происшествия с прежней феей радуги. Редкий случай, чтобы чудесные создания разлюбили друг друга и остались живы. Кто-то уверял, что чувствами в их отношениях и не пахло, и рождению сына предшествовал обычный расчёт. Но в это поверить было ещё сложнее. Так или иначе, Никта жила, избегая общества себе подобных, и ни словом, ни делом никогда не давала понять, будто претендует на какие бы то ни было родственные чувства со стороны демонов тьмы. И вот сейчас она приходит правнуку на помощь.

   – Не радуйся раньше времени, – оборвала правнучатого племянника фея.

   Зал, отведённый дедом Лдокла для собраний Совета, был переполнен. Иных Лдокл знал по именам, иных по стихиям, третьих едва ли мог вспомнить лицо. Видры, демон воздуха, уже занял место председателя. Рядом с ним сидел демон земли, а по другую руку Рекки, повелевающий грозой. Рядом с ним сидела Эйр, фея дождя, возлюбленная Рекки и лучшая подруга Соль, а возле неё примостилась и раздражённая таким соседством Сьор, фея облаков. Место феи солнечного света было возле сестёр Вар и Вёр, фей лунного луча и звёздного блеска. Они приходились Соль родными тётками. С другой стороны от них сидела закутанная в чёрную шаль Никта: Вёр и Вар считались, как и она, феями ночи. Видно было, как собравшиеся косятся на мрачную фигуру старой феи, её ведь не видели в обществе триста лет, да и до того она не часто появлялась. Возле Никты оставалось два свободных стула, к ним-то Лдокл и подвёл свою даму. Дождался, когда Йорунн займёт своё место, и сел сам. Рядом с демоном земли сидел Скати и отчего-то улыбался. Или он не знает о собаке Ристиль, или это его не раздражает. Демон огня был не из тех, кто скрывает свои чувства.

   – Не хватает только Карасы, – звучным голосом проговорил Видры, обведя зал пристальным взглядом.

   – Она никогда не приходит, – ответила молодая фея в светло-фиолетовом платье. Фея Сирени до сих пор считалась ещё девчонкой, но приобрела право говорить на Совете после той истории с Карабосс. Недоброжелатели намекали, что это фея Сирени посоветовала тому королю не звать в гости соперницу. Но вслух о таком не говорили. – К чему нам её ждать?

   – В самом деле, – хором поддержали Вар и Вёр. – Она не сестра нам ни по крови, ни по поведению. Заперлась в своём городе...

   – Много вы понимаете в поведении феи, – отозвалась на это Йорунн своим громким, хоть и старчески-надтреснутым голосом. Вар и Вёр умолкли, с изумлением уставившись на фею вечерних сумерек: она всегда терпеть не могла Карасу, и только и ждала повода поставить под вопрос статус Фарога. Например, почему бы там не провести ночь демонов?.. Чем Фарог хуже других городов?

   Воздух в зале колыхнулся, заставив спорщиц замолчать. Видры не было нужды прибегать к стуку молотка для поддержания порядка.

   – Сегодня нас созвал молодой Лдокл, – произнёс демон воздуха, добившись тишины. – Ещё не пришло время обсуждать договор с союзом городов, но молодой Лдокл заверил меня, что ему есть о чём заявить. Но прежде, чем я передам ему слово, пусть выскажутся старшие.

   Соль состроила страдальческую гримасу, но промолчала. Если демоны ещё помнили, кто из них раньше пришёл в этот мир, то среди фей "старшая" означало "самая злая". О, да, эти выскажутся! Феи ведь не считают прожитых лет, и ни одна женщина не будет настаивать на старшинстве.

   Сухонькая морщинистая старушонка, одетая в серые лохмотья, поспешно вскочила на ноги и тотчас затравленно оглянулась. Выглядела она, без сомнения, намного старше всех присутствующих.

   – Сэндр, – шёпотом назвала имя Йорунн. – Фея остывшего пепла. Младшая дочь демона огня от какой-то смертной женщины. Говорят, ей едва минуло полвека, а выглядит будто вдвое меня старше.

   И фея вечерних сумерек презрительно фыркнула.

   – Мы тебя слушаем, – кивнул председатель, и фея остывшего пепла, будто боясь, что её остановят, выпалила так же поспешно, как и вскочила на ноги:

   – Мой отец молчит, молчит и демон воды, но совет должен узнать! Подлая кража и подмена свершилась в мире! Я буду говорить, раз они молчат, и раскрою гнусный обман!

   Председатель поморщился. Демон воды уже давно не посещал Совет, и от его имени обычно выступала Эйр, которая приходилась ему не то ученицей, не то приёмной дочерью, не то любовницей. Сам же демон воды никогда и ни во что не вмешивался: не мог определиться со своей позицией по любому из рассматриваемых его собратьями вопросов, ведь его стихия принимает любую форму. Среди чудесных созданий он последний нуждался в заступнике.

   – Сэндр, не нужно громких слов, – мягко произнёс Скати, обращаясь к старушонке как к маленькой девочке. – Говори, дитя моё, мы тебя слушаем.

   Фея остывшего пепла улыбнулась детской простодушной улыбкой и на мгновение помолодела. Но лишь на мгновение, а после состарилась пуще прежнего.

   – В землях смертных трижды вода заменилась огнём! – рявкнула старушонка. – Огненный колодец, и огненный фонтан – злая насмешка над природой! На дороге видели собаку, чьей плотью было пламя, и девушка скакала на ней! В городе смертных пели арфы на стенах! Кто-то из них украл волшебство! Кто-то из них должен быть наказан!

   – И это могут быть совершенно разные люди, – тихонько шепнула Вар своей сестре, и они обе рассмеялись. Никта недовольно покосилась на них, а Видры нахмурился.

   – Твои обвинения очень серьёзны, Сэндр, – произнёс демон воздуха. – Я слышал, что в Эроде пели арфы, и я слышал, что там тьма прорвалась в тот город. Соль, ты была там в тот день?

   Соль густо покраснела и встала, едва не опрокинув стул. Как это бывает с чересчур добрыми людьми, в минуты волнения фея частенько становилась неуклюжей.

   – Я была в Эроде в тот день, – честно ответила она, – но меня не было возле стен, когда пели арфы, и я не видела ни собаки, ни скачущей на ней девушки.

   Председатель только головой покачал. Феи не могут лгать, но столь уклончивый ответ был равносилен самой наглой лжи.

   – Скати, что скажешь ты? – обратился Видры к демону огня.

   – А что тут говорить? – пожал плечами Скати, ласково и чуть виновато улыбаясь младшей дочери. По странному стечению обстоятельств он не унаследовал огненного темперамента своего отца, и взволновать его могло лишь немногое. – Я не видел ни колодцев, ни фонтана, ни собаки, ни девушки. Я видел тьму, и видел живое пламя, которое прогнало тьму. Если оно приняло форму собаки – что за беда? Смертные всегда разжигают огни, почему бы им не разжечь волшебство?

   Всё собрание удивлённо уставилось на демона огня, который отказывался от виры за преступление, но тут Скати продолжил:

   – Я ничему не удивляюсь. Когда преступница будет схвачена, пусть её выдадут мне головой – её и собаку, которую она взяла без спросу из моего пламени.