Текст книги "Шок тьмы (НОВАЯ ВЕРСИЯ) (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

   – А солнечный свет? – резко перебила фея. – Кому достанется его волшебство, когда оно восстановится в мире?

   – Солнечный свет? – весело переспросил волшебник, внезапно вернув себе душевное равновесие. – Думаю, он достанется нашей дочери, моя дорогая.

   Женщина вздрогнула, как будто её ударили.

   – Нашей дочери? – повторила она. Волшебник кивнул и осторожно взял её руки в свои. – Это предложение?

   – В некотором роде, – признался он. – Солель, дорогая моя, я понимаю, что уже не молод, да, в сущности, и в молодости не был...

   Фея солнечного света осторожно высвободила руку и закрыла рот волшебника.

   – Я согласна, – просто сказала она.

   За её спиной отворилась дверь, и в комнату ворвались ликующие феи.

   В большой светлой зале, где мраморные колоны, такие высокие и тонкие, словно вот-вот переломятся под тяжестью потолка, творилось чудо. Чудо возвращения радуги. Волшебство солнечного света изливалось из рук Солель и падало в призму, откуда выходило уже преобразованным, в самом деле разложенным на семь составляющих, и всё-таки единым. Волшебство солнечного света превращалось в волшебство радуги, но не в виде моста выходило оно. Семицветная воронка раскручивалась, пока цвета не стали сливаться, а после сделалась шаром, и из центра его раздался высокий пронзительный звук. Детский плач. Волшебник убрал призму в широкий рукав и хлопнул в ладоши. Шар как будто слегка сплюснулся, закрылся от глаз семицветным облаком пыли, а, когда она рассеялась, на месте шара стояла колыбель. Радужная колыбель, в которой лежал самый обычный ребёнок, вот только пелёнки были разноцветными, но чего в этом такого уж странного?

   Волшебник опустил руки и обернулся к Солель. Женщина как будто потускнела, словно солнце заслонилось облаками, и лицо её осунулось, но мужчина, казалось, не замечал этого.

   – Вот она! – гордо указал он на колыбель. – Дитя-радуга, дитя волшебства, моего и вашего. Покуда у нас не родится дочь, она – наш единственный ребёнок и моя наследница. Разве она не прекрасна? Я нарекаю её Иридой и предрекаю...

   Солель наклонилась и вынула девочку из колыбели. На вид дитя ничем не отличалось от других младенцев и плакало, требуя еды.

   – Если бы рождение детей поручили мужчинам, они так бы и появлялись на свет, – одновременно и ласково и устало произнесла она. – Родной мой, ты подумал, чем мы будем её кормить?

   Волшебник смутился.

   – Признаться, я не ожидал, что результатом моего экспери... волшебства будет именно девочка, да ещё и такая маленькая, – осторожно признался он. – Но я мог бы...

   – Не стоит, – мягко прервала его жена. – Лучше доставь нас к дому феи молочных рек, без её помощи нам пока не справиться.

   Всё та же зала с высокими и тонкими колонами, которые не ломаются лишь благодаря чуду. Прямо в центре этой залы стоит семицветная колыбель, у изголовья которой сидит Солель в ослепительно-белом платье. Вокруг толпятся феи и демоны, бесчисленные толпы фей и демонов... и по одному встают у колыбели.

   – Клянусь, я никогда не причиню вред этому ребёнку.

   – Клянусь, никогда, ни помыслом, ни делом, я не оскорблю ребёнка этой колыбели.

   – Клянусь, никогда не причиню вред этому ребёнку.

   – Клянусь, никогда...

   – Клянусь...

   – Клянусь...

   Комната. Просто обставленная просторная комната. Посреди неё на полу сидит маленькая девочка в коротеньком жёлтом платье, а над ней склоняется Солель. Склоняется и гладит по растрёпанной макушке. Девочка поднимает голову. В её глазах застыли слёзы.

   – Не надо плакать, Соль, – ласково произносит Солель и прижимает девочку к сердцу. – Не надо плакать.

   – Он... умер?.. – с замиранием спрашивает маленькая фея солнечного света. Солель улыбается и качает головой.

   – Нет, дочь моя, нет. Папа не умер. Он просто... ох, ты такая маленькая, как же я тебе объясню?

   – Я всё пойму! – заверяет девочка, и мать снова гладит её по голове.

   – Конечно, дитя моё. Твой папа очень долго изучал природу света, ты знаешь, моя дорогая. Ну, и вот... изучал-изучал, и слился с ним полностью, чтобы узнать то, чего не мог понять, оставаясь гуман... похожим на человека. Это не смерть, моя хорошая. Это просто... шаг вперёд для него, ведь всё, что он мог узучить, он уже узнал.

   Соль всхлипнула и утёрла нос рукавом.

   – Он вернётся?

   – М-м-м... Боюсь, что нет, девочка моя дорогая. Видишь ли, как он мне говорил, некоторые процессы необратимы, так что...

   – Что?– непонимающе моргнула Соль, и Солель спохватилась.

   – Я хочу сказать, некоторые вещи нельзя поменять обратно. Папа больше не вернётся, но, при этом, он всегда будет с тобой, в каждой капельке света ты теперь найдёшь его воплощение. Ты теперь никогда не будешь одинока, моя дорогая.

   – А... – потянула Соль и подняла на мать глаза. – А ты?

   Солель как будто смутилась и отвела взгляд.

   – Видишь ли, дитя моё...

   – Не вижу! – перебила её девочка.

   – Да-да, конечно, – вздохнула женщина. – Попробуй понять, хоть тебе это и будет сложно... я ведь больше не фея. Моё волшебство поделено между Иридой и тобой, а свой век я отжила много лет назад...

   – Ты умрёшь? – спросила Соль очень серьёзно. Солель покачала головой.

   – Я не могу умереть, дитя моё, – заверила она и погладила дочь по голове. – Я живу так долго, что уже не могу умереть. Я присоединюсь к твоему отцу, как только ты перестанешь во мне нуждаться, деточка. В ту же минуту... если не истаю раньше.

   Последние слова Солель произнесла еле слышно, так, что сама себя не услышала, но её дочь уже была светлой феей. Соль всхлипнула и бросилась обнимать мать.

   – Ох, мамочка!

   ...в то же утро Солель растворилась в свете и присоединилась к своему мужу, чтобы уже никогда с ним не разлучаться.

   Всё та же зала. Лдокл, очень юный, почти ребёнок, преклоняет колена у пустой колыбели.

   – Клянусь, никогда, ни помыслом, ни действием я не причиню вреда ребёнку этой колыбели! – говорит он срывающимся юношеским голосом и поднимается на ноги. – Но почему её скрывают от меня – до сих пор? Я ведь поклялся!..

   – Почему?– улыбается Соль, соткавшаяся из солнечного света возле него. – Ты спрашиваешь? Ты забыл, кто был твой прадед?

   – Прадед, – с нажимом напомнил Лдокл, но фея солнечного света только засмеялась.

   – Никому из демонов тьмы никогда не увидеть Ириду, пока живы те, кто видел, как появилась серая пустыня.

   – Это глупо! – возмутился Лдокл. – И глупо всё время трястись над ней, не давая...

   – Т-ш-ш-ш, Лдокл, – приложила палец к губам фея и немедленно повзрослела. – Не нарушай свою клятву сразу же, как дал её. Ты знаешь, без неё наш мир развалится.

   – Но ведь она может...

   На этом глава обрывалась, и больше про фею радуги во всей книге не сказано было ни слова.

  – Глава тридцать пятая. Наследник

   Я подняла голову от книги и недоумевающее посмотрела на Карасу, которая никуда не ушла, а осталась рядом со мной и теперь наблюдала за тем, как я читаю.

   – Почему в этой главе описана смерть прошлой феи радуги и рождение новой, но ни слова нет о появлении серой пустыни? Как фея радуги вообще попала в книгу про темношок? Что это за слово такое – темношок? И...

   – Тш-ш-ш, – погрозила пальцем Караса с доброй улыбкой. – Не так быстро, дитя моё. Про серую пустыню нет во всей этой книге – просто потому, что её появление не имеет никакого отношения к темношоку.

   – Но как же...

   – Тш-ш-ш, – повторила фея. – Смерть феи радуги сделала наш мир непрочным, но серая пустыня никогда не образовалась бы, если бы демоны своими безрассудными заклинаниями не порвали ткань бытия.

   Она тяжело вздохнула.

   – До последней минуты они думали, что Силета жива, и демон тьмы её только похитил.

   – Но отчего она умерла? – воскликнула я. – Ведь демон не собирался её убивать! Ведь...

   – Не собирался, Ристиль, – предостерегающе подняла руку Караса, останавливая поток моих вопросов. – Он... не рассчитал силы. Видишь ли, эта книга... Нет, начну не с того. Тьма, Ристиль. Тьма меняет людей, едва коснувшись их душ. Мы всё это знаем, и часто говорим об этом, но ты подумай, каково будет не мимолётное прикосновение, а длительное объятье? Тяжело смертному вынести его, но и фея не всегда переживёт. Радуга не может существовать без света – вот Силета и погасла от прикосновения тьмы.

   – Так, значит, темношок...

   – Да, темношок или ещё говорят шок тьмы – то, что происходит со всяким, когда его касается эта чудовищная стихия, – спокойно пояснила фея знаний. – Я пережила его, ты тоже, и до сих пор ещё не излечилась. Кто знает, быть может, ты и не излечишься никогда.

   – А Лдокл? – вырвалось у меня в тот самый миг, когда я хотела спросить о Дрипе. Ведь он, наверное, тоже...

   – А Лдокл – демон тьмы, моя дорогая. Он принадлежит ей и противостоит ей, он пускает и не пускает её в мир, он дружит с ней и враждует, любит и ненавидит. Его так же может ранить прикосновение тьмы, как тебя – прикосновение плоти тебе подобных.

   – Но ведь человек может ранить другого человека! – запротестовала я.

   – Об этом ты прочтёшь в другой главе, – обещала фея знаний и поднялась на ноги.

   ...Караса проснулась ночью, проснулась внезапно, как будто кто-то звал её. Кто-то – её ребёнок, её единственный сын, которого она оставила в замке тьмы, когда на кону стояла свобода. Он выбрал сам – это женщина повторяла себе каждый день, на рассвете и на закате, в светлый полдень и мрачную полночь. Он выбрал сам. Но сейчас...

   Она перенеслась в башню тьмы, в самое сердце замка, и поняла, что опоздала. За спиной сына лежала без чувств женщина, даже в темноте поражающая какой-то трогательной, светлой красотой. Возле женщины, в кровь кусая губы, на коленях стоял мальчик, похожий, и не похожий на демона тьмы. А впереди – там, где обычный смертный не смог бы разглядеть ни зги, толпились потерянные души, и их крики сливались в ужасающий хор. И между женой и ними, между светом и тьмой, радостью и горем, любовью и страхом стоял демон тьмы с обнажённым мечом. Стоял, но как будто едва держался на ногах. Караса видела: сын смертельно ранен, тьма уже подточила основу его жизни, и часы, нет, минуты его сочтены.

   – Вы её не получите, – процедил он, и эхом отозвался злобный смех потерянных душ. Демон поднял меч, но словно тяжесть гнела его к земле. Демон сделал шаг, пошатнулся и упал навзничь. Тьма разразилась хохотом и рёвом.

   – Отец! – вскочил на ноги мальчик – слишком юный ещё, чтобы принять бой. Слишком юный ещё, чтобы поднять отцовский меч, и тогда Караса бросилась вперёд, магией призывая оружие. Что было дальше – фея вспомнить была не в силах. Там, во тьме, к ней вернулась вся колдовская сила, там, во тьме ей принадлежала и волшебная мощь демонов тьмы, утерянная сейчас умирающим сыном. Сыном. Которого она носила под сердцем, которого кормила грудью, которого пестовала долгие годы одиночества и которого бросила на пороге его юности. Сыном, которого у неё больше никогда не будет.

   – Мама?..

   Какой у него слабый голос. Этот звук заставил Карасу очнуться. Потерянные души не могли вновь умереть, и лишь поэтому пол не был выстлан трупами врагов. Но они отступили. Отползли, шипя угрозы, попрятались, словно змеи, в свои норы, высматривая, выжидая, когда можно будет снова напасть. А где-то вдалеке белые стены волшебного города опоясались чёрной полосой. Нельзя принять в себя тьму и не измениться.

   – Сын! – Караса, забыв обо всём, отбросила меч и упала на колени. И прежде бледный, сейчас её сын посерел и осунулся, и в чёрных глазах не было ни капли жизни. Фея смотрела на него и проклинала свою глупость и себялюбие. Как она могла бросить своего мальчика? Как она позволила, чтобы он вырос без неё, женился без неё... без неё воспитывал сына и без неё принял свой последний бой. Судя по ладоням, никогда не знавшим рукояти меча – и первый. Как она допустила, чтобы это случилось?

   – Мама... ты пришла, – сын слабо улыбнулся. – Благослови нас... с Фьойе.

   – Отец, – подал голос ребёнок, державшийся возле лежавшей на полу матери. – Мама... она...

   – Умирает, – закончила за него Караса. Её глаза были совершенно сухи, а сердце разрывалось от скорби.

   – Хорошо... – всё так же улыбался демон тьмы. – Потому что и я... умираю...

   – Нет, сын мой! Ты не умрёшь! Я знаю средство, я владею магией, сейчас, здесь, я не дам тебе...

   – А Фьойе? – спросил сын, и Караса опустила голову. Любая магия имела свои ограничения. Демон тьмы и его жена были равно на пороге смерти, но фее дано вернуть только родную кровь. – Вот видишь... мама...

   Караса положила руку ему на голову, и он прикрыл её своей.

   – Ты знаешь... средство... – с трудом выговорил сын, – и владеешь... помоги... нам... дай час... всего час... для двоих... Лдокл... я... Фьойе... мы хотим... попрощаться... Негоже демону... уходить... вот так... внезапно... А потом... благослови... нас... и сына... мама...

   – Сын мой! – повторила Караса, и слёзы потекли из её глаз. – Мальчик мой! Дитя...

   – Поторопись... – отозвался демон тьмы. – Мои силы... истекают...

   Не утирая текущих по щекам слёз фея принялась за колдовство, за последнее колдовство в своей жизни. Магия, которую она тогда творила, возможна лишь в башне тьмы, и даже потерянные души не смели ей помешать, так сильно и ужасно было её колдовство. А где-то вдалеке белые стены волшебного города опоясались второй чёрной полосой, чуть повыше первой.

   Я снова подняла голову от книги и сердито шмыгнула носом. Глаза жгло от просящихся слёз. Караса улыбнулась мне материнской улыбкой, от которых сочувствие описанному несчастью совершенно превратилось в злость.

   – Тогда Лдокл и стал демоном тьмы, заменив отца, – сказала она, вытирая уголки глаз. – Едва мой сын и его жена умерли, вся сила перешла к внуку. А уж он, владея ею единолично, сумел запереть тьму и оградить от неё наш мир. И каждое мгновение готов принять бой. Ты очень подвела его, девочка, когда открыла дорогу тьме там, в Эроде. Если бы не Соль...

   – А почему этим не занимается Соль? – спросила я, не желая отвечать на упрёки. – Ведь она фея солнечного света, а кому же ещё...

   – Слишком опасно, – просто ответила Караса. – Феи слабее демонов, а чтобы отогнать тьму, требуются все силы её демона. Мой сын пытался довольствоваться половиной и погиб, как все демоны, от любви.

   – Все демоны? – непонимающе переспросила я.

   Караса тяжело вздохнула.

   – Демоны – тёмные создания, совершенно несхожие с людьми. Ты видишь перед собой оболочку, которую они приняли вслед за феями в подражание смертным. Но для чудесных созданий облик человека – всего лишь дань вежливости, так же как и людская пища, и то, что они не висят в воздухе верх ногами, а ступают по земле или по любой другой поверхности. И ночной сон, и одежда, и чувства, подобные тем, которые испытывают люди – не более чем правила этикета для нас. Демонам доступны только любовь и ненависть, остальное – приросшая к лицу маска. Отдавшийся ненависти демон погубит мир, если не может убить врага, отдавшийся любви – погибнет сам, если будет отвергнут. Но кто-то, как мой сын, гибнет и от любви счастливой.

   – О... – протянула я, с трудом проглотив тугой комок в горле. – Однажды он катал меня на свой колеснице и, когда я... отпустил меня, когда колесница летела в небо... я тогда чуть не погибла.

   Караса кивнула.

   – Он просто забыл, что тебя тянет к земле, – пояснила она.

   – Он грозился отдать меня тьме, если не покорюсь, – прошептала я.

   – Демон не может лгать, – усмехнулась Караса, – но может обманывать. Девочка, тьма не получит тебя, пока мой внук сможет хоть пальцем шевельнуть ради твоей защиты.

   – Он хочет запереть меня в замке тьмы, как тебя когда-то его дед, – выговорила я.

   – Он прав, – с неожиданной сухостью отозвалась Караса. Взгляд её сделался настороженным, как будто она знала какую-то тайну, но не хотела ею делиться. – Он прав, дитя моё. Ты опасна для мира, ты была во тьме и пользуешься её силой без ума и разбора.

   – Но... – запротестовала было я. Караса как-то презрительно усмехнулась, и меня прорвало. – Вы это так говорите, оба, как будто я нарочно искала этой силы, как будто я одна получила эту силу, как будто!.. Разве хоть один из вас мне помог? Разве вы объяснили мне, что я теперь такое, как мне жить дальше, как управлять своим волшебством, как мне... Что мне делать теперь?!

   – Пока ничего, деточка, – так же суховато отозвалась фея знаний. – Поживёшь у меня, здесь ты найдёшь безопасность и ответы на свои вопросы.

   – Вы объясните мне?.. – со слабой надеждой спросила я. Караса покачала головой.

   – Нет, дитя. Читай эту книгу, там написано всё, о чём ты хочешь знать, и даже больше того. Читай, дитя. Больше Лдокл тебя здесь не потревожит.

  – Глава тридцать шестая, рассказанная от третьего лица. Размышления демона тьмы

   Весь день после неудачного разговора с бежавшей пленницей Лдокл провёл в разъездах. Каждого демона и каждую фею лично позвал в свой замок на Совет, и нигде не встретил отказа. Даже волшебники, создания от политики далёкие, согласились к нему прибыть. Совет обещал быть самым полным со времён появления серой пустыни. Кого влекло любопытство, а кого и страх. В Эроде пели арфы, человеческая дочь рвёт ткань бытия, прокляты уже две деревни, и никому не удалось снять проклятья. Как тут не собраться?

   Не позвали только фею радуги, как будто кто-то до сих пор верил, что, стоит демону тьмы увидеть её, как он тут же схватит бедняжку и утащит в самое тёмное подземелье своего замка. Недоверие собратьев было унизительно, но, вообще говоря, нечего на Совете делать этой вечной девочке. Говорят, если фея пробудет ребёнком более ста лет, она уже никогда не станет взрослой. А Ирида выглядела так же, как сейчас, не менее пяти веков и была гораздо старше самого Лдокла. И эта девочка, как утверждала Караса, способна залечить ткань бытия? Безумие!

   А вот почтеннейшая Йорунн от визита не отказалась. И много-много наговорила и о демоне тьмы, и о фее солнечного света, и о Ристиль, и о всех демонах, феях и смертных. Свойственная её сёстрам правдивость у феи вечерних сумерек превращалась в самую настоящую бестактность. Будь воля Лдокла, без этой дамы они прекрасно бы обошлись, но именно она занимала видное положение в Совете.

   Лдокл устало вздохнул при мысли о завтрашнем сборище. Все эти волшебные существа вели себя не более и не менее невоспитанно, чем толпа невоспитанных смертных. Невозможно не устать от бесконечных ссор Рекки, демона грозы и Сьор, феи облаков, по поводу уведённых овец, а то ещё у Скати, демона огня, испортится настроение, и он начнёт выяснять, как смеет Рекки своими молниями разжигать пожары. Страшно представить, что будет, если Скати узнает, какой зверушкой обзавелась сбежавшая Ристиль. Какой виры он потребует за это оскорбление, и что бы ему подарить, чтобы позволил оставить собаку у себя?

   Видры, конечно, будет председательствовать. Демон воздуха, он повелевал заодно и разносящимся по его стихии звуком, и никто лучше него не мог установить тишину в зале. Демон земли – Лдокл всё время забывал, как его имя, впрочем, этого не помнил никто из чудесных существ – демон земли будет записывать каждое сказанное слово, и всё, что будет произнесено собравшимися, окажется выбито на камне. Оспорить решение Совета невозможно, разве что перехитрить демона земли... но за десять тысяч лет это не удавалось никому. Говорят, когда-то тьма скрывалась в недрах земли, устрашённая солнечным светом – до того, как мир устоялся, и день стал сменяться ночью. Красивая легенда, кто же спорит.

   Цветочные феи – легковесные существа, их сочувствие несложно завоевать, но голоса они почти не имеют. Гораздо важнее мнение таких особ, как Йорунн, Сьор, Эйр, феи дождя, Вар, феи лунного луча, Вёр, феи звёздного блеска... Ненадёжные создания, капризные и со скверными характерами. Впрочем, Соль за свою подругу Эйр ручалась: она хлопот им не доставит. Из цветочных стоит привлечь на свою сторону лишь фею сирени. Молодая, но, после победы над Карабосс она пользуется немалым влиянием на Совет. Забавно, что смертные не знают, что главной заслугой феи сирени было не сломанное проклятие, а возвращение несчастной Карабосс молодости и красоты. Люди до сих думают, что "старая карга" лопнула со злости, когда её коварные планы провалились, и никто не спрашивал, что за красивая молодая фея танцевала на свадьбе юной принцессы и принца... Но на то они и смертные, чтобы не понять главного.

   Фею солнечного света Лдокл нашёл у себя в замке, и сразу понял, что пора ждать неприятностей. Дрипа следовало сейчас укрыть понадёжнее, пока он не привлёк к себе внимания Совета. Тьма великая, пленницу он мог защитить, пусть бы и ценой больший уступок. Пленница – это собственность, вещь, имущество демона, так было, и так будет всегда. Ристиль они не тронут, хоть крика будет много. Но Дрип, что делать с Дрипом? Как вытащить двоих из той ямы, которую они себе оба вырыли? Лдокл усмехнулся. Дрип ни в чём не был виноват – пока. Виноват был он сам, демон, а всё потому, что не пустили к нему фею радуги. Сказать это? Бесполезно. Его воля была спасать смертного, кто ему помогать обязан? Жаль, феи пленников не держат. Ребёнка – да, но только тёмная фея. Хотя светлая могла бы защитить воспитанника не хуже, чем пленника тёмная. Но Дрип познакомился с Соль уже взрослым, и, как взрослый человек, должен был сам отвечать – за что? За то, в чём виноваты другие.

   Лдокл был ещё слишком молодым демоном, чтобы его не коробила подобная несправедливость. Обвинять было некого, кроме себя и судьбы, но судьбу бесполезно, а себя не хотелось. Соль со своим внезапным желанием оградить человека от опасностей (или мир от опасности, которую нёс этот человек?) была и кстати, и некстати. Стыдно предавать друга, но сказать всё?.. Не время. Пусть посидит, подождёт. В доме феи лучше, чем в замке, ещё тёмного волшебника миру было бы не перенести. Пусть посидит. На крайний случай можно ему и правду открыть, только б ничего не выкинул, сидел бы тихо. Потому Лдокл и не стал вмешиваться ни во что, поручив друга заботам приятельницы. Но едва она отбыла домой – не то привыкать к незнакомой ранее роли тюремщицы, не то мириться с возлюбленным, демон почуял: не уследили. Пока Дрип ломал сад феи, Лдокл ещё ничего не чувствовал, но, едва новоиспечённый волшебник выбрался за калитку, демон тьмы немедля почувствовал, как рвётся ткань бытия. Снова. Как укрыть Дрипа, как его защитить? Ристиль сидит за белыми стенами Фарога (что-то задумала бабушка, приютив "несчастную"?), а Дрип всякой помощи скитается где-то один. И помочь ничем нельзя: только привлечёт внимание Совета.

   А тьма никак не успокаивалась после той «прогулки», которую устроила потерянным душам Ристиль. Стихия билась о стены, в которых была заперта, а давно умершие люди шептали-шептали-шептали, что давно уже они терпят своё заточение, и скоро терпеть будут уже не в силах. Скоро-скоро-скоро они бросятся на приступ – неуязвимые существа, которые невозможно убить, можно только остановить... но зачем? Не слишком ли долго демон тьмы был в небрежении? Не слишком ли долго он творил добрые дела? Не слишком ли мало его влияние на Совете? И к чему всё это? Зачем? Одна-единственная вещь, которую он желал, всё, к чему стремилось его сердце – любовь смертной девушки, разве он получил её? Разве Ристиль здесь, рядом с ним, в его замке? Зачем, о, зачем демону тьмы быть человечным? Ведь одно прикосновение может самую холодную смертную заставить трепетать от страсти, одна улыбка закружит голову. Так мало... всего лишь позволить себе... подавить волю девушки, она так легко поддаётся влиянию тьмы, всего один шаг... объятье... поцелуй... Так легко. Так просто.

   – Идите прочь! – вскочил Лдокл на ноги в своём кабинете. Сумрачные тени прошлого, обступившие демона со всех сторон, отхлынули, отступили, как отступает вода от берега во время отлива. – Прочь! И не смейте ко мне приближаться! Дождался! Демона искушают души смертных! Вон отсюда! Убирайтесь в свои норы, непокорные твари!

   – Не горячись, демон, – выступил вперёд погибший давным-давно тиран. – Ты думал о нас – и мы пришли, твои покорные вассалы и слуги.

   – Очень смешно, – нахмурился Лдокл. – Как будто я не помню, кто вы такие, и у меня нет к вам счёта. Думаете, я не знаю, чего вы дожидаетесь?

   – Ты умён, маленький демон! – засмеялась любовница тирана и послала ему воздушный поцелуй. – Ну же, не хмурься, я старше тебя, хоть и прожила на земле меньше, чем ты. Но зачем ты отвергаешь совет и помощь?

   – Если бы ты хотел прогнать нас, – вышел из-за спин мудрец, – мы бы ушли, но, как видишь, мы здесь, а ты не хватаешься за меч.

   – Старо, – хмыкнул Лдокл, но всё же уселся обратно в кресло. – Ну, что же, искушайте, коли вам так уж приспичило. Но знайте: я не верю ни единому вашему слову.

   – Не верь, но выслушай, – поклонился мудрец.

   – Ты говорил это когда-то своему учителю, – поморщился демон. – Не стоит повторять на мне старые остроты, я достаточно образован.

   – Учителю я говорил иначе, – покачал головой мудрец.

   – Мальчик, – перебил их тиран. – Ты желаешь любви женщины и защиты для неё и своего друга.

   – Я прекрасно сам знаю, чего я желаю, – нетерпеливо бросил Лдокл. – Нет смысла повторять мне это.

   – Ты желаешь любви женщины, – повторил тиран, – но она уже принадлежит тебе.

   – Я знаю и об этом, – вышел из себя Лдокл, – но ни на шаг не приблизился к своей цели. И мне неинтересны любые способы, которые вы можете предложить! Игрушек у меня в замке хватает, ещё одна кукла мне ни к чему. У вас всё?

   – Ты надеешься отстоять на Совете двоих? – как ни в чём ни бывало продолжал тиран. – Молчишь. Сам знаешь, это невозможно. Но есть и другой способ. К нему прибегал твой прапрадед, когда была в том нужда.

   – И из-за этого замечательного способа я унаследовал серую пустыню, – оборвал тирана Лдокл. – Следующего мир не переживёт – к вашему полному удовлетворению.

   – Как ты собираешься победить, не обратившись к своей стихии? – резонно возразил тиран. – Как долго ты собираешься отвергать свою природу?

   – Тьма великая! Тебе не ясно, смертный? Ещё мой дед клялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах не поднимет против собратьев волшебную силу тьмы.

   – Твой дед, – улыбнулась любовница, – давно мёртв. Он слился с тьмой, и с него никто не спросит нарушение твоей клятвы. А лично ты обещал только не убивать фею радуги.

   – Тьма и бездна! – взорвался Лдокл. – И я сижу и слушаю ваш бред! Возвращайтесь в свои норы, или я загоню вас туда силой!

   – Не отвергай мудрого совета, мальчик, – перебил демона старый учёный, – только потому, что он дан твоими врагами. – Не прогоняй нас. Когда придёт время сражения, призови свою стихию – и появимся мы. Мы не владеем волшебством, мы не давали клятву. Мы придём на поле боя, как твои вассалы, и честно исполним свой долг.

   – А потом разлетитесь по миру, – фыркнул демон, но его глаза загорелись.

   – А потом ты выступишь против нас, – веско ответил тиран. – И если сумеешь покорить свою армию, с того часа и навсегда никогда тьма не будет восставать против своего демона, будь то юноша, девушка или ребёнок. Докажи, демон, что достоин вести нас в бой.

   Тиран исчез, словно растаял в воздухе.

   – Докажи, – шепнула любовница тирана, тая следом за своим властелином.

   – Докажи, мальчик, – поклонился мудрец, растворяясь в сгущающейся темноте.

   – Докажи, парень! – грубо рявкнул палач.

   Докажи-докажи-докажи, шептали, кричали, пели, шелестели тени, по одной исчезая из кабинета.

   Докажи, что достоин. Что можешь. Докажи, что ты властелин тьмы, а не её тюремщик.

   Докажи.

   Кабинет опустел, Лдокл остался один, и в руке его сам собой появился отцовский меч.

   – Я слишком долго общался с людьми, – задумчиво проговорил демон тьмы. – И слишком долго был вежливым.

   Он подкинул меч в воздух, и тот блеснул, но не отблесками света, а отражениями тьмы. Поймал, перебросил из руки в руку и нахмурился.

   – Во всяком случае, это интересней, чем унижаться перед капризной девчонкой, – заметил Лдокл. – Но что сделать с Ристиль, можно решить и потом.

  – Глава тридцать седьмая, рассказанная от третьего лица. Полёт на одуванчике

   Дрип и сам не мог понять, каким чудом он нашёл выход из волшебного сада. Увы, юноша ошибался, думая, что чудесная красота этого места может заставить человека забыть обо всех горестях. Кого-то и заставит, кто знает, но сам Дрип ненавидел ловушки во всех их проявлениях, и не собирался мириться с заточением. Однако в этой истории была какая-то загадка, тайна, мешающая и оскорбиться внезапным предательством феи и демона, и мешающая их простить. Почему? Почему они так хотели запереть его здесь? Почему не сказали прямо, в чём дело? И – как они могли? Во что превратилась Соль после всей этой истории?

   Соль...

   От одного имени защемило сердце. Она предала его, она, светлая фея, повела себя как самая тёмная из демонесс. Да что там! Она повела себя как самая настоящая...

   Дрип споткнулся, и так и не выговорил, пусть и мысленно, того слова, которым уже было хотел обозначить фею. В памяти слишком было живо объятье, доверчивые детские глаза, поцелуи, нежные как первый луч солнца... и во всём этом не было лжи!

   А теперь? Она, что же, боится его? Неужели – справедливо? Но разве...

   Дрип снова споткнулся и ускорил шаг. Сейчас, днём, Соль могла отыскать его в любой момент, и оставалось только гадать, почему над ним ещё не хлопают крыльями белые голуби. Но гадать не хотелось. В душе юноши была уверенность, что преследовать его никто не будет. Или – не сможет. Как будто он внезапно постиг некие правила игры, нарушить которые не в силах ни одна фея. Но что же произошло? Погасив солнечные слёзы возлюбленной, он достаточно бродил вчера, чтобы вспомнить, что на столе не стояло кружки с водой. И, хоть и не глядя на неё, по ручке Дрип мог узнать и на ощупь: такую отец привёз когда-то из своих путешествий. Глиняная, грубой лепки, кружка была сделана не одну тысячу лет назад, и ценилась на вес золота. После гибели родителей юноша отдал её в музей, и больше не хотел вспоминать.

   А плющ?!

   Ведь на стенах дома солнечной феи нет и не было никогда никакого плюща! И калитка, открывшаяся перед ним... в том месте, где мгновение назад не было никакой калитки!

   А как легко отыскалась дорога! Прежде, даже с феей, Дрип никогда не мог выйти на неё раньше, чем полностью потеряет терпение, а сейчас?