Текст книги "Детство Скарлетт"
Автор книги: Мюриэл Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
Все бандиты и с одной и с другой стороны стремились как можно скорее заполучить в свои руки раненных кавалеристов, совсем не подозревая, что те уже двое суток, как мертвы.
Но предрассветные сумерки делали свое дело – рассмотреть что-либо было невозможно.
Роман Рохас вновь вскочил со своего места и с криком: «Чико, Алехандро!» бросился вперед.
Пули так и свистели над ним, но он не обращал на них внимания.
Действительно, Рамон был настоящим бойцом, закаленным и пули его не брали, хотя они пролетали у самой его головы.
Наконец, он понял, что уже достаточно близко подобрался к солдатам. Встав за невысоким серым камнем, он взвел свой карабин и, почти не целясь, выстрелил. Один из солдат вздрогнул и медленно завалился на бок.
– Есть! Так ему и надо, – воскликнул Рамон, передергивая затвор карабина.
Бакстер выругался, когда увидел, что фигура одного из солдат упала.
– Черт! Одного уже убили. Но, может быть, тот второй жив.
Сам Джон Бакстер лезть под пули не собирался. Он приказал своим людям, надеясь на то, что они успеют выполнить его приказ и успеют захватить такого необходимого свидетеля.
Если этот солдат окажется в его руках и заговорит, то тогда всем Рохасам конец.
Как страстно Джон Бакстер этого желал! Тогда он, шериф этого маленького городка, Сан-Мигеля, будет здесь полновластным хозяином, будет творить все, что захочет. Тогда вся контрабанда будет идти только через его руки, и все деньги будут принадлежать только ему, Джону Бакстеру. И ему ни с кем не придется делиться, он один будет управлять всеми этими людьми.
Рамон же, выглядывая из-за серого камня, вновь напряженно целился в затылок сидящего солдата. Он нажал на курок, из камня у самой головы солдата брызнули искры.
– Дьявол! Чертовы сумерки. Невозможно прицелиться, – Рамон бросился на землю и несколько мгновений выжидал, потом вновь приподнялся на колено, тщательно прицелился и нажал на спусковой курок. Второй солдат вздрогнул и тоже завалился на бок. Рамон Рохас спрятался за камнем и громко закричал:
– Эй, Бакстер! Ты меня слышишь?! Это говорю я, Рамон.
– Слышу, – ответил Бакстер и выстрелил в камень, за которым прятался Рохас.
– Так вот, можешь теперь их забрать! Мне они не нужны. Надеюсь, они много чего смогут тебе рассказать! Очень много! Поздравляю тебя, Джон!
И Рамон, бросившись на землю, как кошка, крадучись, двинулся в сторону от серого камня.
А Джон Бакстер продолжал стрелять туда, где по его расчетам должен был прятаться Рамон.
– Мерзавец! Мерзавец! – выкрикивал Джон Бакстер. – Я тебя, грязная свинья, достану и продырявлю твою башку. И тогда ты будешь беспомощным и бессильным и ничего не сможешь мне сделать.
А Рамон, уже благополучно выбравшись к ограде, тяжело перевалился через нее и громко расхохотался.
– Молодец, молодец, Рамон, – Мигель хлопал по плечу своего брата. – Я знал, что ты и твой карабин выручат нас.
– Ха! Мой карабин без меня ничто.
– Конечно, Рамон, ты просто молодчина! – кричал Эстебан, стреляя в ту сторону, где прятались люди Бакстера.
– Чертовы Бакстеры! Чуть не успели, чуть не захватили этих недобитков. Скорее по коням! – скомандовал Рамон, и все Рохасы бросились к лошадям.
Двое из людей Рохаса были убиты, один серьезно ранен. Трупы перебросили через седла, и вся кавалькада помчалась к Сан-Мигелю.
Бакстер, убедившись, что солдаты мертвы и, поняв, что здесь им больше делать нечего, тоже направился к городку, но другой дорогой, той, которая не пересекалась с дорогой Рохасов.
А в это время Ретт Батлер выносил на руках потерявшую сознание от его удара Морисоль. Увидев небольшой фонтанчик посреди двор, Ретт поднес женщину к нему, опустил на землю и, зачерпнув пригоршню воды, плеснул ей в лицо.
Вдруг своим чутким ухом он уловил приближающийся топот лошадей.
– Дьявол! Они уже здесь. Я слишком долго возился в этом складе, слишком долго искал золото. Теперь надо уносить ноги. Это единственное, что я обязательно должен успеть сделать.
И он с женщиной на руках бросился туда, где был привязан его конь. Через несколько мгновений разгоряченная толпа вооруженных мужчин влетала во двор. Они, возбужденные и радостные, соскакивали с лошадей, хохотали, пожимали друг другу руки, зло ругались на Бакстеров и на всех тех, кто когда-нибудь еще осмелится пойти против Рохасов.
Пока мужчины вспоминали перестрелку, двое притащили полуживого Чика с залитым кровью лицом. Тот находился в полуобморочном состоянии, его подволокли к тому же фонтанчику, у которого еще несколько минут назад стоял Ретт Батлер с Морисоль. Чико плеснули в лицо воды, и он открыл глаза.
– Меня кто-то обстрелял, – произнес он и вновь потерял сознание.
– Дьявол! – закричал Мигель Рохас. – Что такое? Обыскать весь дом! Обыскать!
Но Рамон уже и так обо всем догадался, он метался по дому, заглядывая из одной комнаты в другую.
– Морисоль! Морисоль! – разносился его дикий крик. – Где ты, Морисоль? Где ты? Отзовись. Я же ищу тебя, где ты?
Он заглядывал в кладовки, даже взбежал по лестнице, ведущей на чердак. Но люк был плотно задраен.
Эстебан хлопал по плечу младшего Рохаса.
– Ты вообще отлично поработал.
– Да я и сам знаю, уж я постарался.
– Пока Антонио будет у нас в руках, Бакстеры будут беспомощны и мы будем полновластными хозяевами городка.
– Да, брат, – злорадно усмехаясь улыбкой отъявленного мерзавца, ответил ему Эстебан. – Уж я бы этого мальчишку из своих рук ни за что не выпустил.
– Не могу взять в толк, как это ты смог его захватить?
– А, Мигель, как-нибудь потом я тебе расскажу.
В это время наверху, на галерею выскочил Рамон. Он разъяренно сжимал над головой сжатые кулаки.
– Дьявол! Дьявол! Где Морисоль? Срочно найдите ее, переверните вверх дном весь этот чертов городок и найдите Морисоль! Иначе я всех перестреляю!
Он хватался за свой карабин, все люди во дворе испуганно шарахались в разные стороны.
– Морисоль! – разносился дикий крик Рамона.
– Чего ты кричишь, Рамон? Может быть, она куда-нибудь ушла? – прокричал, стоя посреди двора Эстебан.
– К черту, ушла! К черту! Ее украли, я даже догадываюсь, кто во всем этом замешан.
А Морисоль в это время уже лежала на кровати в доме Джона Бакстера. Супруга Бакстера приподняла ей веки, приложила ухо к ее груди, послушала.
Ретт Батлер стоял в двери положив руку на рукоятку револьвера.
– По-моему, ничего страшного, – немного ехидно заметила супруга Бакстера, – это просто обморок, наверное, она просто сильно ушиблась. Поболит голова и все пройдет.
– Что ж, тогда все нормально, – заметил Батлер.
– Да-да, все будет нормально.
Женщина вышла из комнаты и еще раз довольно враждебно взглянула на Морисоль, ведь та была удивительно хороша собой. И даже сейчас, бесчувственная, она выглядела просто восхитительно.
– А она хороша, у Рамона неплохой вкус, – заметил Ретт Батлер.
– Да, ничего, – холодно ответила миссис Бакстер. – Я в ее годы была не хуже.
– Вполне вам верю, – заметил Ретт Батлер и улыбнулся.
Женщина немного снисходительно посмотрела на Ретта, но он в ответ ей улыбнулся той своей обезоруживающей улыбкой, которая могла пленить любую женщину.
И супруга мистера Бакстера смутилась.
– Ты, – подозвала она одного из людей, который сидел с револьвером на коленях на галерее.
– Слушаюсь! – сказал тот, вскакивая.
– Я хочу, чтобы ты открыл свои глаза пошире и следил, чтобы пташка не упорхнула из этой комнаты. Ты меня понял?
– Понял, – ответил парень, взводя курок револьвера.
Ретт Батлер перехватил руку с револьвером и медленно перевел курок на прежнее положение.
– Я думаю, что она еще не скоро придет в себя, а револьвер, приятель, может случайно выстрелить и тогда…
Парень смутился.
Хозяйка дома посмотрела на него довольно зло, и он смутился еще больше.
– Мне жаль всегда вот таких молоденьких парней, – заметил Ретт Батлер.
– К черту! – произнесла супруга мистера Бакстера. – Пойдемте вниз.
Женщина вдруг остановилась и пристально посмотрела в глаза Ретту Батлеру.
– Мне странно…
– Что вам странно?
– Странно, что вы всегда ухитряетесь попасть в нужное место и в нужное время.
– Талант… – Батлер развел руками.
– Да, несомненно, у вас есть талант.
– Что ж поделаешь, с этим приходится жить, – Ретт Батлер улыбнулся и почесал плечо.
– А за нее вы можете не волноваться, – женщина кивнула головой вверх, – у нее все пройдет. Головная боль успокоится, она придет в себя. Не переживайте за эту женщину.
– Нет-нет, по-моему, за ее здоровье я должен поволноваться.
– Ну что ж, дело ваше, – заметила женщина.
– Знаете, – довольно тихо сказал Ретт Батлер, – мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь в городке узнал, что Морисоль в ваш дом доставил именно я.
– Это еще почему?
– Мне не хотелось бы, чтобы Дон Рохас подумал, что я на вашей стороне.
– А, понятно, думаю, об этом никто не догадается, есть тысячи других способов, какими я могла заполучить Морисоль. И к тому же я достаточно богата, чтобы ценить мужчин, которых я могу купить за свои деньги.
Жена мистера Бакстера подошла к конторке, открыла ее и достала толстую пачку долларовых банкнот.
В это время в гостиную вбежал Джон Бакстер. Он был явно возбужден, по лицу катились крупные капли пота.
Его супруга оглянулась на мужа, всем своим видом показывая, что он ей неприятен.
– Я только что поговорил с Рохасом, и он согласен обменять Морисоль на нашего сына. Обмен произойдет утром.
– Что ж, прекрасно, – бросила женщина, передавая деньги Батлеру.
Тот взял их, как бы взвесив в руке.
– Мне кажется, что очень скоро ты станешь очень богатым, – лукаво произнесла женщина, и Батлер вновь заметил, что она все еще очень хороша собой, кожа у нее нежна, губы яркие, глаза сверкают, а крылья тонкого носа трепещут.
Он улыбнулся ей в ответ такой же признательной улыбкой.
Возможно, я и стану очень богатым, но знаете что, сердце мое от этого не разобьется, – сказал Батлер и приложил палец к полям своей шляпы.
Женщина немного растерянно улыбнулась.
А Батлер улыбнулся ей, глядя прямо в глаза, своей самой обезоруживающей улыбкой.
Джон Бакстер от этого диалога и от этих взглядов своей супруги и Ретта Батлера, явно смутился. Но он чувствовал, что ему не потягаться с таким ловким, удачливым и сильным мужчиной, как Ретт Батлер. Поэтому он сокрушенно покачал головой, отгоняя ненужные тяжелые мысли и плюнул себе под ноги.
Жена, заметив это движение супруга, недовольно скривилась, выражение ее лица вновь стало напоминать красивую хищную птицу.
Ретт Батлер покинул дом Бакстеров и направился в таверну, где хозяин уже поджидал своего постояльца.
На стойке уже стояла пара высоких бутылей, оплетенных лозой. Хозяин что-то крошил на большое блюдо.
Увидев Батлера, он засмеялся.
– Ты жив еще, приятель? Ты не на том свете?
– Как видишь, – заметил Батлер, всовывая в рот сигару и прикуривая ее.
– А я-то уже думал, что мне придется завтра везти на бричке гроб, в котором будешь лежать ты.
– Что ж, можно представить и подобное, но мне, честно сказать, еще не хочется умирать. Я люблю выпить, вкусно поесть, да и долг я тебе должен отдать.
– А, забудь о долге, Батлер, я просто рад, что познакомился с тобой. Что там произошло?
– Где? – спросил Батлер.
– Ну как это где – на кладбище, говорят, там была большая стрельба.
– Интересно, кто это говорит? – произнес Батлер, глядя в глаза хозяина таверны.
– Да в общем-то никто не говорит, я сам слышал, стрельба была изрядная, палили почти четверть часа.
– Честно говоря, я не знаю, меня там не было, да и тебя там не было.
– Да, слава Богу, нас там с тобой не было. Так кто же там стрелял все-таки? – поинтересовался хозяин таверны у своего постояльца.
– Наверное, те солдаты, которых мы с тобой привезли от реки на кладбище.
– Что, солдаты стреляли друг в друга?
– Нет, они, наверное, отбивались вначале от Бакстеров, потом от Рохасов. Они оказались посредине между Бакстерами и Рохасами, помнишь?
– Да-да, я это помню, – хозяин расхохотался и наполнил две глиняные кружки вином. – Это самое лучшее, какое у меня есть?
– Самое? – сказал Батлер, поднял кружку и сделал большой глоток. – Действительно хорошее вино.
– Хорошее-хорошее, я хранил эти бутылки для очень важного события.
– И ты считаешь, это событие пришло?
– Кажется, да. И вдруг завтра нас с тобой не станет, и мы не сможем выпить это вино.
– Правильно говоришь, – заметил Батлер и допил свою кружку до конца.
А хозяин тут же услужливо наполнил ее вновь.
– Так все же, из-за чего они там подрались, эти Бакстеры и Рохасы? Что не поделили?
Батлер пожал плечами.
– Наверное, два трупа. Хотя можно было прекрасно разойтись – Бакстеры взяли бы один, а Рохасы второй. И все могли бы решить полюбовно без стрельбы и пальбы.
– Батлер, я знаю, что Рохасы захватили сына Бак-стеров.
– Действительно, я тоже об этом слышал.
– А зато Бакстеры захватили Морисоль и завтра утром будет обмен.
– Наверное, будет, если ты говоришь.
– Точно будет, – сказал хозяин таверны, делая большой глоток.
– Приятель, – хозяин таверны поднял свою кружку с вином, – а откуда ты такой взялся интересный в наших местах? Судя по всему, ты чистокровный янки, как ты оказался на границе с Мексикой?
– О, это длинная история, – задумчиво произнес Ретт Батлер, глубоко затягиваясь дымом сигары, потом он выпустил его и следил, как дым поднимается к потолку и там, растворяясь, исчезает.
– У нас ведь целая ночь, можешь рассказать.
– Честно говоря, мне не хочется вспоминать. Но если ты так хочешь, расскажу. Я действительно издалека, с другой стороны континента.
– Что, прямо-таки с другой стороны? – хозяин таверны с недоверием посмотрел на Ретта Батлера.
Но тот говорил серьезно, без всякой тени шутки, и хозяин участливо закивал головой.
– Ну и забросила же тебя судьба так далеко от дома! У тебя, наверное, родители есть.
Ретт Батлер напрягся и три горизонтальные морщины пролегли по его лбу.
– Да, есть у меня родители: мать, отец.
– Наверное, они очень переживают, не зная, что происходит с тобой?
– Наверное.
– Батлер, почему молодежи совершенно не сидится дома? Все им надо куда-то ехать, испытывать судьбу… Ведь у тебя, наверное, родители не бедные, судя по твоим манерам.
– Да, они у меня довольно богатые, они живут в Чарльстоне.
– А где это?
– Черт подери, это дьявольски далеко и мне пришлось пересечь весь континент, чтобы попасть в ваши края.
– А что ты ищешь? Зачем ты мечешься по земле? Почему не сидишь дома?
– Если бы я знал, – Ретт Батлер пожал плечами, – что ищу, тогда бы я рассказал тебе, но я и сам не знаю. Мне просто не сидится на одном месте.
– Как это не сидится? Вот я, если бы мне не мешали, развернул бы здесь такую торговлю! У меня было бы полно гостей, я всех бы угощал, развлекал, жизнь бы кипела, было бы весело и интересно, и мне никогда бы никуда не хотелось отсюда уехать.
– А что, если хочется? – Ретт Батлер взглянул на хозяина и отхлебнул из своей кружки.
– Да, к черту этот Сан-Мигель, хотя я здесь родился и вырос. Мне дьявольски все это надоело. Надоело слышать каждую ночь выстрелы, крики, грохот фургонов с оружием, бряцанье железа, визг, вой, пожары… Надоело. Тем более, что всех моих друзей, которые были более-менее порядочными людьми, убили.
– А почему ты жив? – вскинул глаза на хозяина таверны Батлер.
– Я? Черт его знает, просто, наверное, смерть как-то обходит меня стороной. Но чувствую, недолго мне осталось ходить на этом свете, ох, недолго.
– Ладно, не надо заводить эту заунывную песню, может, всем нам недолго осталось жить на этой земле.
– Ты-то, Батлер, совсем еще молод, к чему тебе все это? Чего ты хочешь добиться? Кому ты хочешь доказать?
– Никому и ничего, кроме одного человека.
– Кто же этот человек? – хозяин таверны посмотрел на Батлера с нескрываемым интересом.
А Батлер вновь затянулся сигарой и ткнул пальцем себя в грудь.
– Я этот человек. Понимаешь, я хочу доказать самому себе, что я настоящий, что я чего-то стою в этом мире.
– Самому себе? Зачем это доказывать? Ты же и так уверен, что ты хороший человек.
– Нет, если бы я не доказывал, то не был бы уверен. А так мне приходится рисковать, побеждать самого себя и доказывать, что я еще жив, что я не мерзавец.
– Откуда в тебе это? Для чего все это? Наверное, ты не самому себе пытаешься доказать, а кому-то еще, наверное, когда-то тебя очень сильно обидели?
– Да, ты прав, обидели и очень сильно.
– Кто же этот человек?
– Мне не хочется о нем говорить и вспоминать, если быть честным, не хочется…
– А ты расскажи, тебе сразу же станет легче, – хозяин таверны взял бутыль, оплетенную лозой и наполнил кружки.
– Нет, не надо, как-нибудь в другой раз. Может быть, мы встретимся, и я тебе расскажу.
– Навряд ли, уже много хороших людей появлялось у меня в таверне, они сидели, говорили со мной, обещали появиться еще когда-нибудь, но не появились. Кое-кто из них лежит на кладбище, на котором мы с тобой были, где похоронен только один человек, умерший от воспаления легких, а все остальные покойники – это жертвы.
– Да, городок у вас хоть куда, – посмотрев на хозяина таверны, заметил Батлер.
По площади кто-то проскакал.
– Как ты думаешь, – сказал Батлер, – это Бакстеры или Рохасы?
Хозяин задумался, почесал пальцем висок.
– Наверное, это Бакстеры. Ведь они переживают за сына, Рохасам и переживать нечего, только этот сумасшедший Рамон мечется из-за Морисоль.
– Красивая женщина, эта Морисоль, – улыбнулся Батлер.
– Тебе понравилась?
– Да, очень красивая женщина, я давно не встречал подобных. Она мне удивительно напоминает одну мою знакомую.
– И что же ты решил предпринять? – поинтересовался хозяин таверны.
– Предпринять? А почему я должен что-то предпринимать? А если серьезно, то я сейчас предприму, смотри, – Батлер поднял кружку и выпил ее до дна. – Видишь, я уже предпринял.
– Я не об этом у тебя спрашивал, хотя я уверен, что ты бы мне не сказал.
– Если бы я знал, что предприму сегодня или завтра, то наверняка рассказал бы тебе. Но поверь, я еще и сам не знаю.
– Ладно, давай, Батлер, пойдем ляжем спать. Ведь завтра наступит утро, и бандиты будут обмениваться захваченными людьми. Так что, думаю, зрелище нас ждет довольно интересное.
– Да, думаю, там обязательно произойдет что-нибудь запоминающееся, обязательно.
– А я боюсь, – сказал хозяин таверны, – как бы они не начали стрельбу, ведь и Бакстеры и Рохасы, особенно последний – сумасшедшие. Они могут из-за одного слова, из-за одного взгляда развязать настоящую бойню – и тогда в этом городке никому несдобровать.
– Думаю, до этого дело не дойдет, – сказал Батлер, – обменяются захваченными и все. Я считаю, еще не пришло время для открытой войны, но оно наверняка близко, я это чувствую, поверь.
– Даже если бы ты мне этого и не сказал, то я сам знаю, близится скорая бойня и к ней надо подготовиться.
– Вот и готовься заранее, – расхохотался Батлер.
Встав из-за стола и тяжело ступая, он направился вверх по лестнице в спальню.
Хозяин таверны тоже поднялся в спальню.
Батлер слышал, как тот долго не мог уснуть, нервно ворочался, вскрикивал во сне. Наконец, Батлер и сам не заметил, как уснул.
Глава 5
Колокол на выбеленной часовне начал раскачиваться, и весь городок заполнил его звон; он плыл над низкими домами, висел над всем притихшим, молчаливым городком.
Казалось, что все его жители знают, что на площади рядом с таверной должно произойти какое-то очень важное событие.
Многие из жителей выглядывали в щели, окна, смотрели на площадь, пытаясь рассмотреть, что же все-таки там происходит.
Но покидать свои дома, появляться на улице жители боялись, опасаясь выстрела, окрика, опасаясь того, что на выжженной солнцем площади их подстерегает смерть.
Казалось, что звон колокола на часовне разбудил немногих, а именно семейство Рохасов и семейство Бакстеров, которые должны были обменяться захваченными вчера пленниками.
Колокол продолжал раскачиваться, когда от дома Рохасов отделились четыре всадника и от дома Бакстеров тоже отъехали четыре всадника.
Остальные зрители этого странного спектакля стояли вокруг выжженной солнцем белесой площади, сжимая в руках револьверы и ружья.
Все были готовы к любым неожиданностям, каждый ожидал, что начнется пальба, и пуля может угодить именно ему в голову или в сердце, поэтому все были настороже, следили за движениями своих противников, опасаясь, что вот-вот у кого-то сдадут нервы, и он нажмет на курок.
Ретт Батлер проснулся задолго до того, как начал звонить колокол. Он обменялся с хозяином таверны несколькими несложными предложениями насчет погоды, насчет каких-то мелочей совершенно незначащих в этот день.
Он взял в полутемном помещении таверны стул с высокой спинкой и вынес его на крыльцо, поставил и сел. В руках Ретта Батлера была бутыль с вином, оплетенная тростником. Он пристально следил за малейшим движением на площади, он знал, что, кто и как приготовил сегодня.
Но и ему было очень интересно, чем же закончится все это представление, которое не было предназначено для посторонних зрителей.
Он сидел, раскачиваясь на своем стуле, доски крыльца скрипели, его рука крепко сжимала горлышко бутылки. В другой руке он держал небольшой стаканчик, который время от времени наполнял и подносил к губам, поправлял полы своей шляпы, чтобы солнце не так сильно било в глаза.
Он видел, как от дома Рохасов отделилось четыре всадника. В середине кавалькады ехал сын Бакстера, он был безоружен, на белом жеребце. Мужчины, сопровождавшие его, держали руки на поясах с револьверами, каждое мгновение готовые выхватить свое оружие и открыть стрельбу.
Батлер, наверное, был единственным человеком, который воспринимал все это зрелище спокойно. Он совершенно не волновался, как будто бы чувствовал, что все пройдет, как и должно было быть.
Всадники остановились ярдах в сорока от центра площади. От дома Бакстеров подъехала такая же кавалькада – четыре человека, трое из которых были вооружены. В центре на лошади сидела Морисоль. На ней был темный платок, она неторопливо оглядывалась по сторонам. Ее взгляд как бы искал защиты, просил помощи.
Только один раз Ретт Батлер встретился со взглядом женщины, его сердце дрогнуло, ему захотелось рвануться со своего удобного места, выхватить револьвер и начать стрельбу. Но он сдержал это свое мимолетное желание.
Ведь он прекрасно понимал, что только в том случае, если он будет соблюдать все правила этой игры, он сможет выиграть.
Хотя, на первый взгляд, казалось, что единственный, кто в этой игре ничего не понимает, так это он, Ретт Батлер.
На его лице блуждала загадочная улыбка. Он то и дело наполнял свой небольшой стаканчик, подносил его ко рту и опустошал, стряхивая капли на пыльные доски крыльца.
Всадники застыли ярдах в двадцати друг от друга, как будто бы они были конными памятниками, так и не решаясь сделать последние шаги.
От дома Бакстеров отделились муж и жена. Джон Бакстер поддерживал свою супругу под локоть, но та то и дело отталкивала руку мужа, дескать, не надо – не время. Сейчас все должно пройти чинно и важно.
И Джон Бакстер, казалось, понял всю эту сложную ситуацию. Его правая рука застыла над кобурой с револьвером, готовая молниеносно рвануться к рукоятке, выдернуть револьвер, взвести курок и начать стрельбу.
Но жена время от времени бросала на него такие взгляды, что у него сразу же пропадало желание хвататься за оружие. Они медленно шествовали по пыльной площади, и маленькие тени плыли у ног.
Все это напоминало Ретту Батлеру, сидящему на крыльце таверны, какой-то странный танец с перехватами рук, с обменами, со странным кружением в центре зала.
Он ожидал финала.
Как же все произойдет? Ведь он был одним из участников спектакля, он играл немаловажную роль. Правда, ни с той, ни с другой стороны никто об этом не догадывался или, возможно, догадывались, но не хотели подать виду.
Сын Бакстера, сидевший на белом жеребце, казался мрачным, его тонкие губы кривились в едкой усмешке. Время от времени он смотрел на тех, кто его захватил, но потом его взгляд останавливался на скорбной фигуре матери, на фигуре отца, на тех людях, которые были ему близки.
Зоркий взгляд Ретта Батлера отметил, как Рамон передернул затвор своего карабина, едва встретившись с голубоглазым взглядом Морисоль.
Женщина, казалось, не обращала внимания на происходящее, казалось, что ее мысли блуждают где-то очень далеко от этой выжженой солнцем площади.
«Скорее всего, она думает о своем сыне, может быть о муже, возможно даже, она проклинает свою долю, проклинает Рамона Рохаса, проклинает всех тех, кто живет в этом странном городке Сан-Мигель», – подумал Ретт Батлер и выпил следующий стаканчик вина.
Тут раздался пронзительный крик ребенка. Оглянувшись, Ретт Батлер увидел его ноги в белых штанишках.
Ребенок стоял за дверью таверны и пронзительно кричал.
– Где же она? Где же? Где моя мамочка? Почему я не могу ее увидеть?
Ретт Батлер отвернулся, не в силах выдержать крик этого ребенка. Он услышал громкий голос хозяина таверны, который уговаривал мальчика отойти от двери и не выходить на улицу.
«Боже, – подумал Ретт Батлер, – как же он хочет быть вместе со своей мамой. Такой малыш и такой несчастный».
– Я хочу ее увидеть, хочу увидеть! – кричал ребенок.
– А ну-ка, вернись! – послышался грозный окрик хозяина таверны, и Ретт Батлер увидел, как тот, подойдя к двери, поднял ребенка на руки и внес назад в помещение.
Ретт Батлер вскочил со своего стула и вошел в полутемную таверну. Там посредине зала ребенок спорил с хозяином таверны. Мальчик упрашивал, уговаривал пожилого мужчину, чтобы тот отпустил его к матери. Хозяин таверны был неумолим и удерживал ребенка в руках.
– Я хочу ее увидеть, я хочу ее увидеть, – упрашивал малыш. – Почему мне нельзя увидеть маму? Ну, почему? Скажи, скажи…
Ретт Батлер, заглянув в глубину таверны, понял, что рядом с малышом стоит не хозяин, а стоит его отец. Мужчина склонился на колени рядом с мальчиком, обнял его за хрупкие плечики, прижал к себе и исступленно гладил по темным курчавым волосам.
– Не надо, успокойся, малыш. Мы ее увидим. Успокойся. Побудь пока со мной, малыш.
– Нет-нет, – кричал ребенок, колотя кулачками в грудь мужчины, – я хочу ее увидеть, она моя мама. Она там, на площади!
– Туда нельзя, ты видишь, там злые люди, они все вооружены.
– Нет, я хочу ее увидеть, – не унимался малыш.
Ретт Батлер не в силах больше слышать таких слов, вышел.
А на площади все участники странного спектакля, казалось, замерли. Никто не решался сделать первое движение навстречу друг другу.
Губы Морисоль дрогнули:
– Будь ты проклят, – прошептала женщина.
Но Рамон, который находился ярдах в сорока от нее, крепко сжимая свой карабин, не расслышал ее шепота. Ему показалось, что женщина говорит: «Я люблю тебя, Рамон». И он, дернув поводья лошади, подался вперед, его рука еще крепче сжала карабин. Он приподнял левую руку и взмахнул «Пошли».
На площади началось странное шествие. Пленники вместе со своей охраной двинулись друг на друга. Казалось, что сейчас, когда они поравняются, должно что-то произойти – стрельба, а может, и еще что-то худшее.
Лошади неслышно ступали по выжженой солнцем пыльной площади. Всадники держали правые руки над рукоятками револьверов, готовые спрыгнуть с лошади, затаиться и начать стрельбу.
Один из охранников Антонио ткнул его стволом револьвера в бок.
– А ну-ка, поезжай к Морисоль. Только неспешно, спокойно, не гони свою лошадь.
То же самое сказал один из охранников Морисоль.
– Поезжай навстречу Антонио.
Женщина согласно кивнула головой и натянула поводья. Лошадь пошла мерным шагом.
На крыльцо таверны вышел хозяин таверны, на этот раз наряженный в пончо и вывел, крепко держа за руку, мальчика, откуда тот мог наблюдать спектакль.
Ребенок, увидев, как лошадь мерно везет его мать, вдруг заплакал:
– Мама, мама, – но его голос был настолько тих, что женщина даже не услышала.
Она смотрела вперед, туда, где сидел Рамон Рохас, сжимая в руках карабин, готовый тут же нажать на спусковой крючок.
И Морисоль понимала, что никому не будет пощады от его пули, что даже ей, Морисоль, которую Рамон Рохас так безоглядно любит, в случае чего уготована та же доля – пуля может впиться в ее сердце.
Вдруг женщина вздрогнула – она, наконец, услышала слабый крик своего ребенка.
– Хесус! – воскликнула она и резко повернула голову.
Увидев мальчика на крыльце, она отпустила поводья.
– Хесус, Хесус, – негромко повторила она.
Все, кто стоял на площади, тоже вздрогнули, мужчины положили руки на свои револьверы, крепко сжав их.
А мальчик снова крикнул:
– Мама, мамочка!
Голубые миндалевидные глаза Морисоль наполнились слезами. Казалось, что безоблачное небо отражается в них.
Только лицо Романа Рохаса осталось непроницаемым и спокойным. На его голове на этот раз было сомбреро и глубокая тень скрывала его глаза. Только изредка его губы вздрагивали, на скулах ходили желваки.
И только пристальный взгляд мог заметить, насколько крепко и цепко, стальной хваткой сжимает его правая рука ложе карабина, и как подрагивает указательный палец на отполированном курке.
А на лице Морисоль отражались всевозможные чувства. Ей хотелось спрыгнуть с лошади, броситься к ребенку. Но она опасалась, что как только она сделает хоть одно опрометчивое движение, палец Рамона Рохаса нажмет на спусковой крючок и пуля остановит ее жизнь, не позволит прикоснуться ее рукам к лицу любимого сына, не позволит погладить его темные курчавые волосы, не позволит поцеловать его в щечку и услышать дыхание родного сына.
Чувства боролись в женщине – ей хотелось одновременно и броситься к ребенку и остаться невозмутимой.
Ее полные яркие губы дрогнули. Казалось, что вот-вот сорвется с них душераздирающий крик. Но женщина подавила его в себе, он остался в ее душе, разрывая сердце на части.
Женщина собралась и вновь крепко сжала поводья.
А ребенок, ни о чем не задумываясь, воскликнул:
– Мама, мамочка!
И на этот раз сердце женщины не выдержало, она бросила поводья, соскользнула с седла и, уже не думая о том, что ее ожидает, бросилась через пыльную выжженную солнцем площадь к сыну.
Хозяин таверны тоже разжал свои крепкие пальцы, и мальчик стремглав бросился навстречу матери.
Они встретились посреди площади – женщина и ребенок…
Морисоль упала на колени и прижала сына к своей груди, а он обнял ее за шею, уткнулся в плечо и зарыдал.
– Хосе, Хосе! – вскрикивала женщина.
– Мама! Мамочка! – отвечал ей сын.
Женщина чувствовала, как горячие слезы ребенка текут по ее плечу. А ребенок слышал, как бьется сердце его матери рядом с ним.
Морисоль зарыдала.
Ретт Батлер смотрел, сощурив глаза на эту сцену. Его пальцы подрагивали, но сам он оставался спокойным. Слегка повернув голову, Ретт скосил взор и увидел мужа Морисоль.
