Текст книги "Детство Скарлетт"
Автор книги: Мюриэл Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Глава 4
Когда в какой-нибудь из усадеб случается что-нибудь, то об этом вскоре узнают все соседи. Супруги О’Хара рассказывали эту историю всем, лишь только предоставлялся удобный случай.
Вскоре о них заговорили по всей округе.
На землях северной Джорджии еще не так давно было совсем мало белых людей, а черные рабы, привезенные из далекой Африки, знали свои тайны, привезенные ими из далеких краев. Это были тайны, известные им одним, наследство древних шаманов и колдунов. И по всей округе ходили рассказы о случаях, происшедших с кем-нибудь из жителей.
– Я видел это собственными глазами. Это был укус змеи. Рука негра вздулась до самого локтя, словно большой черный пузырь. Через минуту он уже едва стоял на ногах, он уже умирал. Но тут к нему подбежал другой негр, в руках у него был пучок травы. Он помазал чем-то больное место, и на другой день парень уже работал. А на руке у него кроме двух маленьких царапин, ничего не было видно.
Такую историю рассказал мистер Макинтош Джеральду О’Хара, когда тот поделился с ним несчастьем, которое случилось с дочерью и рассказал о ее чудесном выздоровлении.
О таких случаях белые люди всегда говорили с некоторым раздражением, потому что они знали, что существует очень много ценных пород деревьев или растений, в коре или в корнях которых или даже в обыкновенных на вид листьях содержатся целебные соки.
Но узнать об этих растениях белые не могли, ведь индейцев тут уже давно не было. Черные же рабы, лишенные дорогих лекарств и врачей, смогли применить свои таинственные знания, унаследованные от предков и разобрались, какое растение или дерево для чего годится, но они свято хранили свои тайны. И узнать об этих растениях у них было абсолютно невозможно.
Когда их расспрашивали о чудесном выздоровлении кого-либо из их соплеменников, те недоуменно пожимали плечами и отвечали, как повар Геркулес:
– На все воля божья, он – выздоровление.
В конце концов, история, происшедшая со Скарлетт, стала известна во всей северной Джорджии. Она не давала покоя доктору Фонтейну. Теперь ему не так легко было отмахиваться, говоря:
– Наверное, яд змеи не попал в глаза девочки. И лишь испарения этого яда стали причиной вздутия глазных яблок.
Он понимал, что его репутация врача серьезно подорвана, и он должен ее исправить. К тому же, если он сам свято верил раньше, что яд не попал в глаза Скарлетт, то после того как ему на каждом шагу рассказывали о чудесном исцелении девочки, он и сам стал сомневаться.
Правда, гордость не позволяла ему это делать публично. И он почти всегда отвечал:
– Ерунда, такие вещи всегда преувеличивают. Сколько раз я ни проверял подобные истории, всегда они оказывались пустым вымыслом.
Но как бы то ни было, однажды у дома Джеральда О’Хара остановилась двуколка доктора Фонтейна. У него были с собой ящички с пробирками и химическими препаратами.
Эллин и Джеральд радостно встретили доктора, слуги засуетились.
И господа, и их прислуга были довольны и польщены тем, что доктор Фонтейн проявляет к их дому такое внимание. Его пригласили к завтраку и снова уже в сотый, должно быть раз, рассказали, как было дело.
Скарлетт сидела тут же за столом и ее большие глаза, как бы в подтверждение достоверности рассказанного, искрились весельем.
Доктор Фонтейн говорил о пользе, которую могло бы принести человечеству новое лекарство, если бы его могли выделить из корня, найденного Геркулесом, и пустить в продажу.
Джеральд и Эллин радовались еще больше. Они были добрыми, отзывчивыми людьми. Им было приятно осознавать, что благодаря им человечеству может быть принесена большая польза.
Но когда доктор Фонтейн заговорил о деньгах, которые Джеральд может получить, если поможет отыскать этот корень, то мистеру О’Хара стало немного не по себе – он ведь относился к происшедшему, как к чуду. Иначе об этом ни он, ни его жена и не думали.
У Джеральда О’Хара возникло глубокое, почти религиозное чувство, и мысль о деньгах была ему неприятна.
– Это же сущий клад, – восклицал доктор Фонтейн, – вы обязательно должны помочь мне отыскать этот корень.
– Но, доктор Фонтейн, я не понимаю, почему вы говорите о деньгах, ведь нам это ничего не будет стоить.
– Мистер О’Хара, все должно оплачиваться.
– Но это чудо! – восклицал Джеральд.
– Чудес в мире не бывает, – резонно замечал доктор Фонтейн, – все имеет свое реальное объяснение. Я, конечно же, хочу надеяться, что в самом деле существует чудодейственный корень, который вылечил глаза вашей Скарлетт, но у меня есть и сомнения, яд змеи мог и не попасть в глаза девочки, а воспаление вызвали его пары.
– Я все-таки не понимаю, почему вы говорите о деньгах? – недоумевал Джеральд.
Он хоть и был удачливым торговцем, хорошо знал цену деньгам, но все равно не мог смириться с мыслью, что за чудесное выздоровление, ниспосланное им небом, он еще может и получить деньги.
Заметив выражение лиц Джеральда и Эллин, доктор Фонтейн поспешил вернуться к первоначальной теме разговора – к пользе на благо человечества.
Возможно, он относился ко всему этому слегка иронически. Ведь он не впервые охотился за тайными знаниями чернокожих рабов. Но почти никогда ему не удавалось достичь успеха, и он привык к разочарованиям.
– Вы даже не можете себе представить, мистер О’Хара, какие перспективы сулит это лекарство, конечно, если оно существует, – с ироничной улыбкой замечал доктор.
Джеральд же, который относился к исцелению своей старшей дочери, как к чуду, не мог разделять восторгов доктора Фонтейна. Он верил, что чудеса невозможно повторить, что исцеление ниспосылается небесами только тому, кто его достоин.
Когда завтрак был окончен, Джеральд О’Хара позвал Геркулеса в столовую и сказал ему, что доктор Фонтейн приехал специально, чтобы увидеть его.
Услышав это, повар испугался и никак не мог взять в толк, чего от него хочет доктор Фонтейн.
– Я не понимаю, сэр, – качал головой гигант, – чего вы от меня хотите. Я всего лишь повар.
Этот негр-гигант казался настолько растерявшимся, что скорее напоминал маленького ребенка, чем человека, способного взвалить на плечи лошадь.
Он так искусно притворялся ничего не понимающим, что это начинало злить доктора Фонтейна, а Эллин поспешила объяснить своему повару, что доктор Фонтейн приехал расспросить его о чуде, которое он совершил с глазами Скарлетт.
Эллин не узнавала своего слугу, он стал каким-то непонятливым и растерянным. Она не могла понять, почему Геркулес не хочет сказать, что за корень он употребил для лечения глаз Скарлетт. А тот все повторял и повторял, что он ничего не знает, кроме кухонных рецептов.
Геркулес переводил взгляд с хозяйки на хозяина, потом на Скарлетт, а та сидела, переполненная важностью, чувствуя себя героиней дня.
Наконец, Геркулес с неохотой проговорил:
– Вы, сэр, хотите знать, какое лекарство я употребил?
Доктор Фонтейн смотрел на него сузив глаза. Его раздражало, что какой-то негр отнимает у него столько драгоценного времени вместо того, чтобы сразу назвать растение.
А Геркулес вновь растерянно переводил взгляд с хозяйки на хозяина, потом на Скарлетт, словно не верил, что его господа, которых он так любит, могли предать его.
Тогда Джеральд принялся втолковывать Геркулесу о том, какое полезное лекарство можно сделать из этого корня, как его можно будет пустить в продажу и как тысячи людей белых и черных, повсюду можно будет спасать этим лекарством, если яд змеи попадет в глаза.
Доктор Фонтейн терял терпение, он-то прекрасно знал повадки негров. Если они решили о чем-то не говорить, то будут держаться до конца. Он уже понял, что все его попытки разузнать секреты негра – бесплодны.
Среди негров было поверье, что если рассказать кому-либо из белых о чудодейственной силе растения, то те утратят свою способность лечить.
Негры никогда не отказываются помочь белому или любому другому человеку, но выдать секреты?! На это они не пойдут никогда.
Геркулес слушал, опустив голову и недовольно наморщив лоб.
Наконец, красноречие Джеральда О’Хара было исчерпано, и в разговор вступил доктор Фонтейн. Он говорил еще красноречивее, даже принялся жестикулировать, что для благовоспитанного джентльмена было недопустимо.
Но злость уже поднималась в душе доктора Фонтейна. Ведь он, дипломированный доктор, ничего не мог сделать против яда древесной змеи. А какой-то неграмотный негр, пожевав корень, трижды плюнул в глаза девочки – и та исцелилась в течение часа.
Но какие аргументы ни приводил доктор Фонтейн, что ни сулил Геркулесу, тот все равно молчал, не выдавая свой секрет, он не произнес ни слова.
Когда мужчины замолчали, Эллин решила подействовать на лучшие чувства своего повара.
Она говорила:
– Геркулес, ты пойми, ты спас Скарлетт, потому что оказался рядом. А сколько детей потеряли зрение из-за того, что рядом с ними не оказалось знахаря. И ты, рассказав свой секрет, поможешь всем, кто окажется в такой беде.
Доктор Фонтейн уже потеряв надежду, сидел, откинувшись на спинку большого кресла и со скептичной улыбкой потягивал кофе.
Когда уговоры Эллин не поимели действия, он вновь начал объяснять Геркулесу, но уже в других словах.
Доктор Фонтейн говорил так, словно обращался к своему коллеге, а не к темнокожему рабу. Он рассказывал, какое можно сделать из корня лекарство и как важно это будет для науки. А в заключение он пообещал Геркулесу подарок – золотые часы на золотой цепочке. Такие часы мог позволить себе далеко не каждый белый человек. Конечно, соблазн был велик, но Геркулес был хранителем тайны и мог расстаться с ней только вместе с жизнью.
Наступило молчание. Доктор Фонтейн уже внутренне ликовал, уверенный, что Геркулес не сможет устоять против такого соблазна, но негр угрюмо пробурчал, что не помнит, какой это был корень.
Доктор Фонтейн разочарованно вздохнул, Скарлетт набросилась на Геркулеса с упреками.
– Как ты можешь так поступать? Сколько людей страдают из-за яда этой проклятой древесной змеи, – пыталась она воззвать к лучшим чувствам повара.
Но достигнуть каких-либо результатов было чрезвычайно трудно. Геркулес предпочитал хранить молчание, а если что и отвечал, то это была полнейшая чушь.
– Мэм, – говорил он, – это моя слюна вылечила глаза вашей дочери.
– Но я же видела все своими глазами, – возражала Эллин.
– Говорю вам, мэм, – стоял на своем Геркулес, – это моя слюна и больше ничего.
– Но я видела корень в твоих руках, видела, как ты жевал его. Почему, Геркулес, ты не хочешь помочь другим людям?
– Я бы с удовольствием им помог, – отвечал повар, – но, в самом деле, это всего лишь слюна.
Доктор Фонтейн не мог скрыть улыбки. Ему уже не раз приходилось сталкиваться с подобным упорством чернокожих знахарей и он понимал, что все уговоры бесполезны. Если не подействовало обещание подарить золотые часы на золотой цепочке, то значит дело пропащее.
К тому же Геркулес был настроен довольно враждебно ко всем расспрашивающим его, как будто они хотели у него что-то отнять. Выражение его лица было сердитым и враждебным даже тогда, когда он смотрел на своих господ, к которым всегда относился с большим почтением.
Джеральд, не выдержав, ударил кулаком по столу.
– Геркулес, я приказываю тебе показать доктору Фонтейну этот корень!
Геркулес недоуменно пожал плечами и посмотрел на своего господина.
– Я не понимаю, сэр, о чем вы говорите? Это всего лишь моя слюна. Если доктор хочет, я могу плюнуть в одну из его пробирок, но это Всевышний хотел, чтобы Скарлетт излечилась.
Джеральд устыдился своего поступка. Ведь стольким был обязан Геркулесу, а отплатил ему криком и руганью.
Но Джеральд был упрям и поэтому не терпел упрямства в других. Он подавил в себе жалость и воскликнул:
– Геркулес, если ты не послушаешься, я велю продать тебя с торгов.
Эллин в изумлении посмотрела на мужа, она никак не ожидала от него подобного.
– Джеральд, что ты говоришь? – вскричала она, хватая мужа за руку, – ведь Геркулес спас Скарлетт зрение! Как ты можешь?
– Не надо, Эллин, – руки Джеральда дрожали от негодования, – не сдерживай меня. Неужели ты не видишь, он издевается над нами.
– Геркулес, – голос Эллин звучал умоляюще, – ну скажи, пожалуйста, где растет этот корень. Это так важно.
– Если бы я знал, мэм, я бы показал вам его, но я не привык обманывать, – и Геркулес с деланной открытостью посмотрел в глаза доктору Фонтейну.
Тот уже устал от этого бесконечного бессмысленного разговора и мечтал только об одном, как бы поскорее уехать домой. Он понимал, что этот Геркулес – хитрая бестия, и прекрасно знает, что такой корень существует.
Но желание прославиться изобретением нового лекарства придало доктору Фонтейну новые силы.
– Геркулес, – вкрадчивым голосом сказал он, – а что бы ты хотел в обмен на свою тайну?
Негр пожал плечами.
– Никакой тайны нет. Это все слюна, сэр.
И Эллин, и Джеральда начинало раздражать поведение повара. И от этого раздражения уже исчезло неясное чувство вины, которое они испытывали под укоризненным взглядом Геркулеса. Им стало казаться, что он ведет себя чрезвычайно глупо и даже нагло.
В то же время они понимали, что чернокожий раб ни за что не уступит.
А значит, чудодейственное средство так и останется без применения, никому неизвестным, за исключением немногих негритянских знахарей, обладающих этой тайной.
А с таким положением вещей никак не мог смириться доктор Фонтейн.
«Эти черномазые, – рассуждал доктор Фонтейн, – знают больше, чем я. Они ходят в изодранных рубахах, в залатанных штанах и копаются в земле, обрабатывая плантации. А мы, белые люди, властелины мира, должны унижаться пред ними, выспрашивая секреты, случайно доставшиеся им в руки».
Доктор Фонтейн чувствовал свою ущербность перед сыновьями и внуками старых знахарей. Он прекрасно понимал, что под безобразными масками, ожерельями из костей и прочими нелепыми атрибутами их магии, у предков Геркулеса пряталась какая-то настоящая сила и мудрость, недоступная белому человеку.
Но как каждый ученый он не признавал существование тайн. Он считал, что все поддается анализу и расчету и что каждого человека можно склонить на свою сторону. Не посулами, так угрозами.
А больше всего раздражало доктора Фонтейна то, что, возможно, он и хозяева Тары, пытающиеся сейчас уговорить Геркулеса показать чудодейственный корень, по сто раз на день наступают на это невзрачное с виду растение, проходя из дому в парк или же навещая скотный двор. Может, это растение простой сорняк на хлопковой плантации. Но наступая на него ни он, ни мистер О’Хара, ни Эллин, не догадываются о его силе.
Доктор Фонтейн посмотрел в окно. Оттуда было далеко видно и он почувствовал, что взгляд его скользит среди безбрежного моря растений и лекарственных свойств половины из них он не знает.
«А этот неразговорчивый негр прекрасно представляет себе, какое из них чему может служить. А ведь они белые люди, – думал доктор переведя взгляд на хозяев Тары, – обосновались на этих землях, куда раньше чернокожих рабов. И все равно не смогли постичь тайны здешней природы. Все-таки эти негры – дикари. Они как звери, чувствуют, какое растение нужно есть во время болезни».
Думать можно было что угодно, от этого не становилось легче.
И супруги О’Хара, и доктор Фонтейн продолжали безрезультатно уговаривать Геркулеса. Они уже даже не понимали, чего в них больше – усталости, раздражения или отчаяния.
А Геркулес все твердил, что не может вспомнить, что такого корня вообще не существует в природе, то он начинал уверять, что это растение не растет в это время года, а то вновь принимался повторять, что вовсе не корень, а его слюна возымела лечебное действие, посланное Всевышним. Он говорил все это подряд, явно не смущаясь того, что одно его утверждение противоречило другому.
Всегда ласковый и сдержанный, Геркулес был теперь груб и упрям.
Эллин и Джеральд, а главное, Скарлетт не узнавали в нем своего доброго, любящего, старого слугу. Сейчас перед ними стоял невежественный, тупой и упрямый черномазый, который, опустив глаза и теребя фартук, приводил все новые и новые отговорки, одну нелепее другой.
Наконец, уже боясь сорваться, доктор Фонтейн попросил мистера О’Хара выйти в коридор.
– Мистер О’Хара, – обратился он, – я прошу прощения за свою настойчивость.
– Что вы, доктор Фонтейн, это я должен просить у вас прощения за нахальность моего слуги. Я все-таки вытрясу из него то, что вам нужно. Он расскажет нам, где растет корень.
– Я думаю, не стоит этого делать, – попытался урезонить Джеральда доктор Фонтейн.
– Это еще почему? – изумился Джеральд, – ведь я понимаю, как важно вам узнать целебные свойства растения.
– Да, это очень важно, – согласился доктор Фонтейн, – но я думаю, если мы будем настаивать, то Геркулес вообще откажется нам помогать.
– Но я могу его заставить.
– Как видите, мистер О’Хара, этого нам еще не удалось, – доктор Фонтейн специально употребил вместо слова «вам», довольно расплывчатое «нам». Он пощадил самолюбие Джеральда О’Хара.
– Тут нужно действовать хитрее, – предупредил он хозяина Тары.
– С ними нельзя быть ласковыми, – заметил Джеральд О’Хара, имея в виду своих рабов.
– Я с вами абсолютно согласен, мистер О’Хара. Но эти черномазые – продувные бестии. Они так хитры, что от них невозможно ничего добиться. И мы тоже должны действовать хитростью.
– Я с вами согласен, – подхватил Джеральд.
Но с какой стороны подступиться к Геркулесу он еще не представлял.
А тот все это время, теребя край передника, стоял в гостиной и невинным взглядом смотрел в глаза своей хозяйки Эллин. Та, уже отчаявшись уговорить Геркулеса, лишь горестно качала головой.
А Скарлетт задумчиво смотрела на негра. Ей было жаль этого могучего мужчину, к которому взрослые пристают с расспросами.
«Ну не хочет человек отвечать и не нужно, – думала девочка, – придет время, и он все расскажет сам. Дался же им этот корень».
Скарлетт конечно же, помнила боль, пронзившую ей глаза, помнила размытый мир, увиденный ею сквозь туман змеиного яда.
Но детская память коротка, она уже не помнила своего испуга, да вряд ли тогда девочка понимала, что может ослепнуть. Ей было достаточно сейчас и того, что она здорова, прекрасно видит.
А Геркулеса, которому приходится выслушивать угрозы и упреки, ей было жаль.
Ноги Скарлетт еще не доставали пола, когда она сидела на высоком стуле и от нечего делать, девочка принялась болтать ими.
Внимание Эллин тут же переключилось на дочь.
– Скарлетт, сейчас же перестань болтать ногами. Неужели ты не понимаешь, это неприлично.
«Ну вот, – подумала Скарлетт, – теперь мама будет учить меня, как нужно себя вести».
Она поставила ноги на перекладину и примерно сложила руки на коленях.
Геркулес сочувственно посмотрел на девочку, словно бы говоря, вот видишь, и тебе досталось.
А доктор Фонтейн в это время в коридоре уже втолковывал Джеральду О’Хара свой новый план.
– Мистер О’Хара, попросите дочь, пусть она выведает у Геркулеса его тайну.
– Я не знаю, получится ли у нее? – засомневался Джеральд.
– Но ведь он ее очень любит. И вряд ли откажет ребенку.
– Не знаю, пойдет ли это на пользу Скарлетт? – сказал Джеральд О’Хара, явно готовый согласиться с предложением доктора Фонтейна.
А тот, почувствовав слабину в хозяине, становился все более настойчивым.
– Но вы понимаете, мистер О’Хара, у нас нет другого выхода. Я просто не имею права упускать из рук такой случай. Это будет огромным открытием в медицине. Насколько мне известно, подобных препаратов в природе не существует.
Джеральд, не любивший втягивать детей в дела взрослых, нехотя согласился.
Когда он и доктор Фонтейн вернулись в гостиную, там, казалось, ничего не изменилось. Геркулес все также стоял, понуро опустив голову.
Эллин извелась в нетерпении. Она чувствовала себя не очень-то уютно, оставшись вместе со Скарлетт и Геркулесом. Она облегченно вздохнула, увидев приветливую улыбку мужа.
Джеральд уселся за стол и с полминуты молчал, словно бы раздумывая, стоит ли говорить при девочке. Потом негромко позвал:
– Геркулес.
Гигант медленно поднял голову и посмотрел в глаза своему хозяину.
– Я слушаю вас, сэр.
– Хорошо, я даю тебе два часа на размышления. А после этого ты расскажешь мне и доктору Фонтейну, где растет корень. Иначе…, – Джеральд запнулся, понимая, что угроза прозвучит не к месту.
– Хорошо, сэр, – сказал Геркулес и посмотрел долгим, полным злобы взглядом на белых людей, которые окружили его, как свора собак, и набрасывались на него с громким лаем.
– Можешь идти, – не выдержав взгляда своего раба, бросил Джеральд и махнул рукой.
– Слушаю, сэр, – бесстрастным голосом повторил Геркулес и покинул гостиную.
Скарлетт удовлетворила свое самолюбие сполна. Ведь ей уделяли сегодня столько внимания. Конечно, конкретно никто не обращался к ней с вопросами. Но девочка понимала, что все, происходящее сейчас в усадьбе, связано с ней. И теперь она, пресыщенная впечатлениями, уже хотела бы побыть одна.
Она вопросительно посмотрела на отца, как бы спрашивая, может ли она пойти.
Но Джеральд подманил ее пальцем. Эллин, почуяв неладное, спросила:
– Что ты хочешь, дорогой?
– У меня есть к Скарлетт пара вопросов.
Джеральд взял дочь за руку и вывел из гостиной.
Эллин не решилась последовать за ними, на юге послушание считалось одной из самых больших добродетелей женщины.
Джеральд привел Скарлетт в свой кабинет, куда ей редко доводилось попадать. Последний раз Скарлетт была здесь месяца два тому назад, когда отец распекал ее за очередную шалость.
Сейчас Джеральд держался с дочерью ласково. Он усадил ее в глубокое кресло, а сам устроился за письменным столом.
Скарлетт всегда приходила в восхищение от одного вида письменного прибора своего отца. Больше всего ей нравилось тяжелое мраморное пресс-папье с блестящей бронзовой ручкой наверху. Оно было отлито в форме дракона, который сжимал своими когтистыми лапами края верхней мраморной плитки.
Тут же на столе Джеральда стояла и томпаковая дырчатая коробочка – старинная песочница, подлинная вещица восемнадцатого века. Из таких в былые времена посыпали песком чернила для просушки. Это была довольно бесполезная вещь в век промокашек, но Джеральд очень дорожил ею и не упускал случая похвалиться своей реликвией перед гостями.
А Скарлетт больше привлекало сверкающее бронзовой ручкой пресс-папье. Джеральд, улыбнувшись, протянул его девочке.
– Хочешь подержать?
Обычно отец никогда не позволял ей прикасаться к его вещам. Скарлетт осторожно приняла в свои руки тяжелый, прохладный предмет. Она погладила дракона, словно он был маленькой живой ящерицей. Она задерживала указательный пальчик на зазубринах его хребта, вкладывала мизинец в раскрытую пасть.
Но вот девочка уловила сходство раздвоенного языка дракончика с жалом змеи и ей сделалось не по себе. Она поставила пресс-папье на край стола и осторожно отвела руки.
Дело было сделано. Скарлетт уже чувствовала себя обязанной отцу. И тот не упустил случая воспользоваться этим.
– Скарлетт, ты должна мне помочь.
– Тебе? – удивилась девочка.
– Да, мне и доктору Фонтейну.
Скарлетт сразу поняла, о чем пойдет разговор. Но больше всего в жизни она не терпела обман и поэтому, ей совсем не хотелось выведывать у Геркулеса с помощью какой-нибудь хитрости его секрет.
– Так ты поможешь нам? – спросил Джеральд, слегка нахмурив брови.
– Я боюсь, у меня ничего не получится, – сказала Скарлетт.
– Но ты понимаешь, как это важно?
– Конечно, понимаю, – согласилась девочка.
– Я могу пойти на кухню и спросить у Геркулеса, где растет этот корень, но он мне все равно не ответит. Ведь не сказал же он ни тебе, ни доктору Фонтейну…
– Я думаю, если ты попросишь хорошенько, то тебе он расскажет.
– Да-а, – протяжно сказала девочка, – он мне расскажет, но только в одном случае.
– Когда же?
– Взяв с меня обещание никому не говорить об этой страшной тайне. Ведь иначе, Геркулес в это верит, корень потеряет свою чудодейственную силу. И тогда уже больше никого не спасут от страшного яда этой змеи.
– Это все чепуха, – сказал Джеральд.
Но Скарлетт оказалась рассудительнее своего отца.
– Это все колдовство. Ведь Геркулес колдун, так говорят все негры, а колдовство может потерять свою силу.
– Это все ерунда, – уже не так уверенно повторил Джеральд, – и ты должна узнать у Геркулеса, где растет этот корень. А потом покажешь доктору Фонтейну. А тот сможет приготовить из растения лекарство, которое сможет помочь очень многим людям. Ведь ты хочешь помочь больным? – пытаясь задеть чувствительные струны в душе дочери, продолжал Джеральд О’Хара.
Скарлетт все еще сомневалась.
Она-то знала, что сможет выпытать у Геркулеса секрет корня в обмен на обещание никому ничего не рассказывать.
Она могла уговорить старого негра научить ее капельку колдовать. Но колдовство, девочка свято верила в это, всегда теряет свою силу, если о нем будут знать многие. Колдун должен быть один на округу.
– Значит, ты поможешь? – не дождавшись ответа дочери, подытожил Джеральд О’Хара.
Скарлетт опустила голову. Ей не хотелось никого обманывать, но и противоречить отцу она тоже не хотела. Она знала, что тот вспыльчив и может ее наказать.
– Хорошо, – тихо проговорила она, – я помогу. Но Геркулес может мне и не сказать.
– Тебе он скажет, – Джеральд поднялся из-за стола и протянул руку дочери.
Та, взявшись за его горячую ладонь, поднялась из кресла.
– Иди и все разузнай.
Скарлетт нехотя покинула отцовский кабинет. Она шла по дому так медленно, словно бы следовала на казнь, пытаясь отсрочить ее исполнение. Но как медленно ни идешь по немилой дороге, она всегда кончается.
Скарлетт остановилась возле дверей кухни. Она оглянулась назад, словно бы ища спасения, но в дверях гостиной стояла, скрестив руки на груди, Мамушка. В душе старая негритянка была, конечно же, на стороне Геркулеса, но противоречить хозяевам она не решалась. Ведь желание белого человека, каким бы сумбурным и несправедливым оно ни казалось чернокожему, всегда должно было быть выполнено.
Скарлетт передернула плечами, словно показывая Мамушке, что она совсем не хочет принимать участие в несправедливости, взялась за дверную ручку и медленно приоткрыла кухонную дверь.
Геркулес в это время орудовал возле плиты, он заготавливал топором из полена тонкие лучины, собираясь развести огонь. Он посмотрел на Скарлетт и не проронил ни слова, словно не заметил ее.
Топор скользил по полену, откалывая тонкие полоски древесины. Они были ровные, почти одинаковые, и Геркулес складывал их возле печной дверцы одну подле другой.
Скарлетт не решалась начать разговор. Она стояла возле приоткрытой двери и ждала, пока Геркулес окончит свою работу.
А он не спешил, неспешно откалывал одну щепку за другой и складывал их, хотя для того, чтобы развести огонь, их было уже предостаточно.
Наконец, он отколол последнюю лучинку, положил ее и оставшуюся в руках тонкую щепочку у дверцы. И руки его сжимали только один топор.
– Я знаю, зачем ты пришла, Скарлетт, – грустно сказал Геркулес, – тебя послали разузнать о волшебном корне.
– Да, – тихо проговорила девочка, – ты скажешь мне?
– Но тогда волшебство потеряет свою силу. А это секрет моего отца. Это он рассказал мне о силе, заключенной в растениях, и если я не сохраню этот секрет, то Бог проклянет меня.
Геркулес хоть и был очень набожным человеком, но имел явно искаженное представление о том, как Бог поступает с грешниками.
Скарлетт подошла к повару и опустилась на низенькую скамеечку возле плиты.
Геркулес принялся складывать щепки в топку, и девочка, как завороженная, следила за его движениями. В них не было ничего лишнего, каждая щепка ложилась на свое место, сверху Геркулес пристроил дрова. Потом принялся раздувать еще теплящийся в углях жар.
Вспыхнула тонко расколотая сухая древесина, огонь взобрался по щепкам выше и вот уже в топке загудел огонь. Его оранжевые отблески заиграли на блестящем от пота лице Геркулеса. Он вытер рукавом вспотевший лоб и устроился на такой низенькой скамеечке напротив Скарлетт.
– Я понимаю, – вздохнула Скарлетт, – что колдовство пропадет, если ты о нем расскажешь. Но ни мой отец, ни доктор Фонтейн этого не понимают.
Геркулес сжал кулаки, на его шее вздулись жилы. Скарлетт было страшно смотреть на этого гиганта, ведь он выглядел сейчас таким беспомощным.
– Это мистер Джеральд прислал тебя? – спросил Геркулес.
Но Скарлетт не была намерена обсуждать дела своего отца со слугой.
– Я сама пришла, – сказала она, – доктору Фонтейну очень важно знать, где растет этот корень.
Геркулес глубоко вздохнул, прекрасно представляя, что и у Скарлетт он не найдет понимания. Понять его мог только негр.
– Неужели тебе не жалко людей, которым больше нельзя будет помочь? – спросил Геркулес.
– Мне будет их жалко, – девочка опустила голову, – но доктор Фонтейн должен знать, где растет корень.
– Но колдовство потеряет силу, – напомнил Геркулес.
– Ты можешь получить за это золотые часы, – негромко произнесла Скарлетт, – такие же, как у моего отца.
Геркулес рассмеялся. Он представил себя в заплатанных полотняных штанах, из драного кармана которых тянется золотая цепочка.
– Да я и не разбираюсь в часах. Я все равно не смогу понять по ним который час. Я определяю время по солнцу.
– Но ведь у тебя всегда обед приготовлен вовремя! – изумилась Скарлетт.
– Часы могут остановиться, – заметил Геркулес, – а солнце никогда.
– Но ведь на небе бывают тучи, и тогда солнца не видно.
– А я вижу его и сквозь тучи, ведь я колдун.
– Ты добрый колдун, – сказала девочка.
– Колдуны, Скарлетт, не бывают добрыми или злыми. К добрым людям они добрые, а к злым относятся по злобному. Вот поэтому я и не хочу говорить секрет корня.
– Но доктор Фонтейн не оставит тебя в покое, – шепотом сказала Скарлетт, – он все равно придумает способ, как выведать у тебя про этот корень.
– Я знаю еще много секретов, – сказал Геркулес, – но если я нарушу обещание, данное моему отцу, вся моя колдовская сила исчезнет. И я больше не смогу никому помочь. А ведь стольким людям нужно мое умение.
– Я не смогу их уговорить, – вздохнула Скарлетт.
В глазах Геркулеса вновь вспыхнул огонь злобы, но тут же погас. Его сменила искорка смеха.
– Я покажу доктору Фонтейну, где растет корень.
Скарлетт изумилась.
– Но ведь ты нарушишь обещание!
– Тише, – сказал Геркулес, прикладывая указательный палец к своим влажным, очень красным на фоне темного лица губам, – я покажу, где растет этот корень.
Больше, как ни допытывалась Скарлетт, Геркулес ей ничего не сказал. Она понимала, что тот задумал какую-то хитрость, но девочке все-таки стало легче.
Вся ответственность теперь перекладывалась с нее на Геркулеса.
Когда настал назначенный мистером О’Хара час, Геркулес поднялся в гостиную.
