Текст книги "Детство Скарлетт"
Автор книги: Мюриэл Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
– Что же это такое?
Старик осмотрелся по сторонам, словно бы их кто-то мог подслушивать.
– Я припрятал бочонок пороха.
– Бочонок пороха? – изумился Ретт Батлер. – Зачем гробовщику порох?
– Я его не покупал, – подмигнул старик.
– Ты его украл? – с недоверием спросил Ретт Батлер.
– Нет, братья Рохасы как-то потеряли его. Бочонок свалился с фургона, когда его подбросило на выбоине в мостовой напротив моего дома. Они были так пьяны, что не заметили потери. А я припрятал, мало ли что, может пригодиться в хозяйстве. И думаю, Ретт, этот день настал, ведь тебе он пригодится?
Ретт задумался.
– По-моему, это самый хороший подарок, когда-либо полученный мной в жизни. Во всяком случае, самый своевременный.
Старик счастливо засмеялся, показывая Ретту Батлеру свои беззубые десны. Конечно, зрелище это было не из приятных, но Ретт Батлер был так благодарен старику, что ему показалось, более приятной улыбки он никогда в жизни ранее не видел. Он даже тяжело поднялся и похлопал старого Билла по плечу. Тот не отличался сильным телосложением и поэтому чуть не упал, ведь Ретт Батлер явно не рассчитал силы.
– Ого, я смотрю, у тебя, Ретт, рука вновь крепкая.
– А это мы сегодня проверим.
– А что я буду делать? – спросил старый Билл.
– Во-первых, ты подвезешь меня, а во-вторых, тебе предстоит уйма работы.
– Где? – спросил старик.
– Как это, где? В твоей мастерской. Тебе предстоит сделать очень много гробов и для очень хороших людей. Ведь я знаю, Билл, – Ретт подмигнул старому гробовщику, – ты уже давно мечтаешь изготовить для них дюжину гробов.
– Целую дюжину? – с недоверием в голосе воскликнул старик. – Но ведь столько людей осталось у Рохасов вместе с самими братьями.
– Именно это я и имею в виду.
– Я с удовольствием выполню эту работу, – старик радостно потер руки, как будто бы они уже ощущали инструменты. – Они этого не стоят, – сказал старик, – но я изготовлю для них добротные и дорогие гробы.
Ретт Батлер напомнил Биллу.
– Порох – это как раз то, что нужно. Надеюсь, он у тебя не отсырел?
– Да нет, что ты, Ретт, я прекрасно знаю, как хранить такие вещи. Он у меня в сушилке, где сохнут доски для самых лучших гробов.
– Тогда я спокоен, – Ретт Батлер нагнулся, поднял одну из бутылок и одним ударом в дно выбил из нее пробку. – Выпьем за удачу!
– С удовольствием, – согласился гробовщик, – ведь мы с тобой, Ретт Батлер, еще никогда не пили вместе.
– Ничего, Билл, это легко исправить.
Ретт Батлер наполнил глиняную кружку, единственную в этой каменоломне, и подал старику. Тот припал губами к неровному краю и жадно принялся пить. А сам Ретт Батлер пил прямо из горлышка, жадно глотая красное вино.
Глава 9
Братья Рохасы, после того, как расправились со своими заклятыми врагами Бакстерами, дотла сожгли их дом, всех уничтожили, уже никого не боялись ни в Сан-Мигеле, ни в его округе.
Хотя по одну и по другую сторону мексиканской границы шлялось множество всякого сброда, никто из преступников и контрабандистов не решался в открытую схватиться с Рохасами, все выжидали удобный момент.
А Рохасы чувствовали свою безнаказанность и силу. Они буквально упивались открывшимися возможностями. Ведь городок лежал у их ног, жители трепетали, лишь только слышали голос или видели кого-нибудь из братьев Рохасов или из их подручных.
Сан-Мигель, казалось, вымер.
Люди отваживались только на то, чтобы выглянуть в узкую щель ставни и тут же прятались назад, боясь, что кто-нибудь из бандитов мог заметить тень в окне или за дверью.
Братья Рохасы обнаглели до того, что выволокли беззащитного хозяина таверны на крыльцо его заведения, связали руки, и повесили через перекладину, на которой обычно болтался фонарь.
– Так ты скажешь, где прячется грязный гринго?
– Я не знаю, – едва шевеля окровавленными губами, шептал хозяин таверны.
– Говоришь, не знаешь? – кричал Эстебан, дергая за веревку.
– А мне кажется, что тебе придется признаться во всем, во всех грехах, даже в тех, которых ты не совершал, – сказал Рамон, затягиваясь сигарой.
Эстебан отпускал веревку, и Солутас падал на землю. Он был весь перепачкан в кровь и пыль и его глаза с трудом открывались, из носа текла кровь.
Но все равно он продолжал говорить:
– Я ничего не скажу, я ничего не скажу…
– Ах, ты такой упрямый как и твой приятель гринго? Что ж, нам придется попотеть, мы будем избивать тебя до тех пор, пока ты не признаешься, – сказал Мигель, поглаживая рукоять своего револьвера. – Но ты устанешь и не выдержишь раньше, чем мы, ведь нас видишь сколько, целая дюжина, – Мигель самодовольно осмотрел своих подручных.
На лицах бандитов были ехидные и самодовольные улыбки, им нравилось глумиться над беспомощным человеком.
Рамон взглянул на свой полусгоревший дом. Мигель перехватил взгляд старшего брата.
– Не волнуйся, Рамон, денег у нас теперь хватит, мы отстроим наш дом, он будет лучше прежнего. И вообще, мы можем захватить теперь и дом Бакстеров, ведь он по праву теперь принадлежит нам.
– Конечно, – сказал Рамон, – я думаю, мы отдадим тот дом Эстебану, пусть развлекается в нем. Эстебан, ты согласен?
– Что ж, я не против, – ухмыльнулся Эстебан, но потом, сплюнув себе под ноги, произнес. – А на кой черт он мне нужен, Рамон, мне и с вами неплохо.
– Но ты же должен, в конце концов, Эстебан, стать самостоятельным человеком.
Эстебан Рохас пожал плечами.
– По-моему, я и так самостоятельный, ведь я единственный из всех вас, кто осмелился пристрелить эту стерву Бакстер.
– Для этого большой смелости не надо было, – прошипел сквозь зубы Мигель, обращаясь к Рамону.
Тот утвердительно кивнул в ответ.
– Значит, этот грязный недобитый гринго прячется где-то рядом, а ты, старик, не хочешь сказать?
– Я ничего не скажу… – с трудом ворочая языком, сказал хозяин таверны.
– Я вижу, ты не хочешь жить хорошо, не хочешь, чтобы в твою таверну приходили люди, пили, гуляли, веселились? Наверное, ты хочешь отправиться на кладбище. Но запомни, тебя же в гробу хоронить никто не будет. Мы убьем тебя и бросим посреди площади, чтобы все видели, что бывает с теми, кто идет против нас, – и Рамон ткнул пальцем себе в грудь. – Запомни это. Вообще-то, я был уверен, что ты поумнее, а ты на деле оказался глупцом и упрямцем.
– Я все равно ничего не скажу, – сказал хозяин таверны и по его лицу потекла кровь.
– Это ты так думаешь, что ничего не скажешь, а вот мы с Мигелем и Эстебаном уверены, что ты не сегодня так завтра заговоришь, а поболтавшись на солнцепеке ты очумеешь от боли и сам станешь звать нас. Но мы не придем, ведь ты не желаешь помочь нам, а мы не пожелаем оказать дружескую услугу тебе. Рубио, поднимай его! – приказал Рамон Рохас и подручный, навалясь всей тяжестью своего тела на веревку, принялся медленно поднимать тело хозяина трактира за связанные руки.
Когда ноги Сильвенито оторвались от земли, Рамон подошел к Рубио и помог закрепить веревку. Сейчас хозяин таверны беспомощно болтался в воздухе. Его лицо искривляла гримаса боли, а по телу пробегали судорожные конвульсии.
– Что, не нравится тебе вот так висеть на виду у всего городка? Но ты виноват сам. Глупец, – обратился Рубио к Сильвенито, – скорее развяжи язык и это истязание кончится.
Но хозяин таверны уже был не в состоянии говорить. Единственное, что он смог, так это отрицательно покачать головой.
– Значит, не хочешь? Будешь молчать? Ну что ж, повиси немного, может, поумнеешь.
– Мы не такие страшные, как ты думаешь, Сильвенито, – сказал Рамон, сплюнул на землю и вытащил изо рта окурок сигары.
Он подошел к хозяину таверны, затянулся поглубже, выдохнул в лицо Сильвенито струю едкого дыма, а потом, перевернув в пальцах несколько раз сигару, поинтересовался:
– Может быть, ты хочешь пару раз затянуться или нет?
Сильвенито в ответ не проронил ни звука.
– Ну что ж, я добрый человек, затянись, – и он сунул в распухшие от побоев окровавленные губы хозяина таверны зажженную сигару горящим концом в рот.
Хозяин таверны искривился, но продолжал упорно молчать. Он хотел выплюнуть горящую сигару, но та прилипла к окровавленной губе. Запахло паленым.
Эстебан, глядя на старшего брата, подобострастно заржал, довольный находчивостью Рамона, ведь ему в голову подобное не могло прийти.
И тогда, словно для того, чтобы все смогли видеть унижение хозяина таверны и по достоинству оценить шутку Рамона, Эстебан спрыгнул с крыльца, подошел к хозяину таверны и резко крутанул его. Он завертелся над землей, а из глаз покатились слезы. Но седоусый мужчина не проронил ни звука.
– Рубио, – крикнул Рамон Рохас, обращаясь к своему подручному.
Тот по взгляду догадался, чего от него требует хозяин и, схватив за ложе карабин, стоящий у кресла, бросил Рамону. Тот ловко поймал его и погладил отполированный приклад ладонью.
Все присутствующие с недоумением посмотрели на Рамона. Неужели он сейчас, так и не дав толком поиздеваться и помучить, пристрелит этого упрямого хозяина таверны.
Но Рамону даже и в голову не пришла подобная мысль. Он размахнулся и нанес прикладом резкий удар в низ живота несчастному Сильвенито.
Тот дернулся, его тело закачалось из стороны в сторону, а изо рта хлынула кровь. Все подобострастно заржали.
– Рамон, – сказал Мигель, – зачем ты гробишь карабин, пусть лучше им займется Эстебан.
Рамон посмотрел на младшего брата. Тот сразу понял, чего от него требуется, схватил плетеный из кожи кнут и спрыгнул с крыльца.
– Сейчас я им займусь. Ты, Сильвенито, будешь буйволом, а я буду погонщиком, твоим хозяином.
Рамон кивнул головой, явно одобряя то, что задумал младший брат. Тот развернул кнут и несколько раз щелкнул им в воздухе. Щелчки, подобные на выстрелы, гулко разлетелись по пустынной площади.
И когда Эстебан Рохас поднял кнут, чтобы стегануть беспомощного Сильвенито, произошло что-то уж совершенно невероятное: раздался громкий взрыв, и сноп огня взметнулся к небу.
Все вздрогнули и посмотрели туда, где поднимались густые клубы темного дыма и летели обломки камней и досок.
– Дьявол! – проговорил Рамон Рохас.
Полуобгоревший дом Рохаса исчез в клубах дыма и пыли.
Все замерли, открыв от удивления рты. Никто не решался первым произнести слово, все смотрели туда, где еще совсем недавно стоял дом.
Клубы пыли и дыма медленно оседали, рассеивались. На том месте, где еще несколько мгновений тому возвышались закопченные дымом стены, зияла пустота.
Лицо Рамона окаменело, а пальцы впились в ложе карабина так сильно, что даже суставы побелели. Казалось, еще несколько мгновений такого невероятного напряжения, и из-под ногтей Рамона брызнет кровь.
Пыль и дым медленно рассеивались. Когда порыв ветра, внезапно налетевший на Сан-Мигель, унес последний клок седоватого дыма, все стоящие у крыльца таверны вздрогнули: на краю площади стоял Ретт Батлер.
Он выглядел как всегда: в уголке рта тлела сигара, на его плечах было черное пончо с белыми узорами. Пончо скрывало руки Ретта Батлера.
Все сразу же сдвинулись со своих мест, как будто перед ними стоял воскресший мертвец.
Напряжение, воцарившееся на площади, казалось, достигло своего апогея.
Подручные Рохаса переминались с ноги на ногу, готовые в любой момент броситься врассыпную, ведь они знали, что револьвер Ретта Батлера не дает осечек и стреляет без промаха.
Ведь многие из людей Рохаса были свидетелями того, как Ретт Батлер отправил на тот свет четверых отъявленных головорезов Бакстеров. Все прекрасно еще помнили размозженное тело одного из самых верных людей Рохаса – тело Чико, к смерти которого явно приложил руку гринго.
Но сейчас они находились на площади вместе с Ра-моном Рохасом и его братьями. Они понемногу пришли в себя и на их лицах появились злые улыбки, глаза сузились, а руки дрогнули, готовые тут же рвануться к рукояткам револьвера, ведь их была целая дюжина, а Ретт Батлер был один.
И он стоял перед ними, как на ладони.
Сильвенито, услышав грохот взрыва, приподнял вспухшие веки. Вначале все плыло и качалось перед его взором, но потом он сообразил, что это клубится уносимый ветром дым.
А когда дым рассеялся, то он увидел Ретта Батлера и догадался, что Ретт Батлер не оставил его в беде. Скупые мужские слезы благодарности выкатились из его глаз, а на распухших губах появилась улыбка.
Он облизал языком распухшие обожженные губы и едва слышно прошептал:
– Господи, ты услышал меня, спаси и его…
Никто из бандитов не услышал этого тихого, как шелест листвы в знойный безветренный день, восклицания Сильвенито.
– Говорят, Рамон, ты хотел меня видеть? Так вот он я, – послышался спокойный и уверенный голос Ретта Батлера. – Я перед тобой.
– Дьявол! – выдавил из себя Рамон Рохас и передернул затвор карабина.
Рамон застыл на месте, а все остальные отступили на несколько шагов в сторону, как бы оставляя наедине двух заклятых врагов – этого гринго Батлера и своего хозяина дона Рамона.
Холодный пот выступил на лбу Рамона. Он крепче сжал ложе карабина и как завороженный следил за малейшим движением Ретта Батлера.
А тот сделал еще несколько очень уверенных шагов навстречу. Расстояние между Реттом Батлером и бандитами сократилось.
– Ну вот мы и встретились вновь, – раздался уверенный и абсолютно спокойный, будто бы даже бесстрастный голос Ретта Батлера.
– Считай, что ты мертв, американец! – Рамон Рохас вскинул карабин, крепко прижал его к плечу и нажал на спусковой крючок.
В тишине прозвучал оглушительный выстрел. Ретт Батлер качнулся, рухнул на колени.
На губах Рамона Рохаса появилась самодовольная улыбка, ведь его выстрел достиг цели.
Но здесь вновь произошло что-то невероятное.
Ретт Батлер поднялся с выжженной солнцем земли на ноги и застыл, глядя прямо в лицо убийц.
– Что такое, Рамон? – вновь послышался голос Ретта Батлера. – Рука дрожит или кровь невинных туманит твои глаза?
– Дьявол, ведь я же стрелял ему явно в сердце! Ведь я же не мог промахнуться с такого расстояния! Это просто невероятно, какой он живучий, наверное, у этого грязного гринго девять жизней, как у кошки.
– Ну что ж ты испугался, Рамон? – послышался зычный голос Ретта Батлера, – он стоял, широко расставив ноги, крепко упираясь в землю, как будто она давала ему силы.
Он был прекрасной мишенью – один посреди выжженной и выбеленной солнцем площади, в черных сапогах, черных штанах и черном пончо. Ветер развевал его волосы, окурок сигары тлел в уголке его рта. Единственная деталь, которая отсутствовала в его гардеробе – это широкополая шляпа.
Бандиты, недоумевая, переглянулись друг с другом, ведь подобного они никогда не видели, ведь после выстрела Рамона Рохаса почти никогда жертва не поднималась на ноги.
Но Ретт Батлер был не видением, он был реальностью из плоти и крови. Все даже видели улыбку, которая блуждала на его разбитом лице.
– Наверное, ты боишься меня, Рамон, а я тебя не боюсь. Стреляй, стреляй, только хорошенько целься, в самое сердце, целься, убийца!
И Рамон от этих слов вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Вновь взвизгнула пуля. Ретт Батлер качнулся, но на этот раз он устоял на ногах.
Старый гробовщик с замиранием сердца следил за тем, что происходит на площади. Но после второго выстрела он улыбнулся, догадавшись, в чем дело.
– А я-то думал, что это колдовство, что этот Ретт Батлер заговоренный от пуль, – и старик широко улыбнулся, обнажив розовые десны.
Его глаза под кустистыми седыми бровями сияли, а на щеках выступил румянец. Он потирал руку об руку, приговаривая:
– Господи, помоги ему, господи, помоги, не оставь этого смелого человека, не оставь, я буду тебе благодарен всю оставшуюся жизнь, помоги ему, помоги.
Ретт Батлер вновь невозмутимо стоял посреди площади, приблизившись к Рамону еще на несколько шагов. Он всем своим видом глумился и изгалялся над беспомощным стрелком.
Холодный пот заливал глаза Рамону Рохасу, желваки ходили по его скулам, он прикусывал губу, а рубашка прилипла к спине.
Он вновь нажал на спусковой крючок, вновь громыхнул выстрел и взвизгнула пуля. На этот раз Ретт Батлер качнулся и опустился на землю. Но праздновать победу и веселиться было рано. Ретт Батлер, покачиваясь, поднялся на ноги и застыл на месте.
Налитые кровью глаза Рамона Рохаса готовы были выскочить из орбит. Он был напуган, подобного он не испытывал никогда в жизни. Ведь никто после трех выстрелов в сердце не оставался в живых. А то, что пули попадают прямо в сердце Ретту Батлеру, в этом Рамон Рохас был абсолютно убежден.
– В сердце, Рамон, в сердце, целься прямо мне в сердце, – зычно выкрикнул Ретт Батлер, – в самое сердце, только тогда, может быть, ты сможешь лишить меня жизни.
С кончика носа Рамона Рохаса продолжали падать на отполированное дерево крупные капли холодного пота. Рамон безумно вращал глазами, его рот дергался, губы стали белыми как мел.
– Спокойнее, Рамон, спокойнее, – уверенно выкрикнул Ретт Батлер, – иначе ты опять промахнешься.
– Я никогда не промахиваюсь! – срывающимся голосом прокричал Рамон и медленно, дюйм за дюймом стал поднимать карабин к плечу.
А Ретт Батлер сделал еще несколько уверенных шагов, приблизившись к своему убийце.
– Я подойду поближе, чтобы ты, Рамон, не промахнулся, а иначе над тобой все будут смеяться. Ведь все в окрестностях говорят, что ты хороший стрелок, но я пока этого не замечаю.
Рамон Рохас судорожно дернулся, вскинул карабин, тщательно прицелился и нажал на курок.
Ретт Батлер качнулся, как будто кто-то с силой ударил его в грудь, но вновь устоял на ногах.
А Рамон Рохас снова передернул затвор карабина и выстрелил. Свистнула пуля и Ретт Батлер вновь качнулся и упал на колени, но тут же поднялся на ноги.
В карабине оставался последний патрон, а Ретт Батлер стоял, покачиваясь из стороны в сторону, он был виден настолько отчетливо, что, казалось, протяни руку – и можно прикоснуться к шершавой ткани его пончо, ощутив кончиками пальцев выпуклость узоров.
– Получи! – прохрипел Рамон Рохас, выпуская последнюю пулю.
На этот раз Ретт Батлер качнулся и рухнул на выжженную солнцем площадь.
Рамон, еще не веря до конца в удачу, робко улыбнулся и посмотрел на своих братьев. Его взгляд был таким, как у провинившегося ребенка. Но тут же он увидел, как улыбка медленно сползает с лиц бандитов и на них появляется смертельная бледность.
Рамон резко обернулся и увидел, что Ретт Батлер вновь встает на ноги.
В этот момент Рамон Рохас был готов расплакаться от собственного бессилия, от своей беспомощности. Он держал в руках уже ненужный карабин, понимая, что сейчас оружие ему не поможет.
Старый гробовщик поднял голову с клочковатой седой бородой к небу и запрокинув ее, посмотрел прямо в ослепительный сверкающий диск, даже не зажмурив глаза. Его губы шептали благодарность, ведь Ретт Батлер был жив, а гнусный убийца Рамон Рохас был бессилен против него.
– Это колдовство, – прошептал Мигель трясущимися непослушными губами.
– Да, колдовство, – согласился с ним Эстебан.
Остальные Рохасы вообще потеряли дар речи и только переминались с ноги на ногу, готовые броситься врассыпную.
Рамон Рохас, обливаясь холодным потом, был, как пьяный. Короткая тень копошилась у его ног.
Рамон глянул на землю и увидел тень карабина в своей руке. Сейчас этот карабин был уже бесполезен, и он зло отшвырнул его в сторону так, как прозревший слепой отбрасывает свой посох.
Рамон встал, широко расставив ноги и отведя назад плечи, подставив лицо солнцу. Он готовился принять смерть, он знал, что она неизбежна.
А Ретт Батлер левой рукой медленно перебросил край пончо через плечо и на его груди сверкнул стальной лист, в котором было шесть неглубоких вмятин – следов от выстрелов Рамона Рохаса.
Ретт дернул за ремень, узел развязался и железо с грохотом упало к ногам Батлера. Он отбросил его ногой в сторону и все увидели, что на поясе Ретта Батлера в кобурах блестят рукоятки двух револьверов.
Но бандиты так и не пришли в себя после потрясения. Они замерли, стоя на своих местах, как соляные столпы. Было слышно в наступившей тишине, как судорожно они вдыхают горячий воздух, как срывается ветер с карнизов домов, сдувая желтоватую пыль, и как шелестит песок, скользя по пересохшей и растрескавшейся от засухи земле.
Ретт Батлер мерил презрительным взглядом одного бандита за другим и каждый из них холодел под этим пристальным взглядом спокойных глаз американца, каждый чувствовал в этом взгляде неизбежное приближение смерти. Никто из этих людей не привык легко расставаться с жизнью, хоть каждый из них уже отправил на тот свет множество безвинных.
Ретт Батлер опустил руки, остановив их на уровне пояса.
Старый гробовщик ощутил, что наступил самый ответственный момент, он отвел взгляд от одинокой фигуры Ретта Батлера и зажмурил глаза. Ему показалось, что тишина длится уже целую вечность. Добрый старик даже забыл слова молитвы, он стоял неподвижно, ожидая самого худшего.
Первым не выдержал самый нетерпеливый младший Рохас – Эстебан.
Он нервно дернулся, выхватив револьвер из кобуры, но всего лишь успел взвести курок. Ретт Батлер опередил его на какое-то мгновение, но этого было достаточно: один за другим прогремели одиннадцать выстрелов.
И когда Рамон Рохас, не поняв, почему он еще остался жив, оглянулся, за его спиной лежали мертвые братья и все его люди.
Еще даже не успела рассеяться пыль, поднятая от падения тел, как Рамон вновь повернулся к Ретту Батлеру, ожидая последнего, двенадцатого выстрела.
Но Ретт Батлер не спешил, его револьверы были опущены вниз.
Старый гробовщик, наконец-то, нашел в себе силы открыть глаза. Он посмотрел на площадь, готовый к самому худшему, но тут же улыбка появилась на устах старика: он вновь увидел Ретта Батлера живым и невредимым. Из стволов его револьверов голубоватыми струйками стекал голубоватый дым.
Ретт Батлер медленно приподнял один из револьверов, направив его ствол в сторону Рамона. Тот вздрогнул, готовый принять смерть.
Но Ретт Батлер не оправдал его ожиданий. Вместо того, чтобы выстрелить, он произнес ровным спокойным голосом любимую фразу Рамона Рохаса, которую тот любил повторять при каждом удобном случае:
– Когда человек с револьвером встречается с человеком, у которого в руках карабин, то тот, у которого револьвер – труп, – ведь кажется так ты говорил, Рамон, мне? Давай-ка проверим. У тебя был в руках карабин, а у меня в руках револьвер. Ведь ты же свято веришь в правильность своих слов? Ты сам говорил мне, что эта поговорка никогда тебя не подводила.
Рамон молчал.
– Но так будет нечестно, – скривил губы Ретт Батлер, – ведь у тебя в руках нет сейчас карабина, а у меня есть револьвер, – и он медленно отвел ствол в сторону.
Ретт посмотрел на хозяина таверны, подвешенного за связанные руки к перекладине.
– Я сделаю по-другому, – сказал Ретт и нажал на спусковой крючок револьвера.
Прогремел выстрел и пуля перебила веревку. Хозяин таверны упал на пыльную землю, а гробовщик тут же бросился ему помогать. Он присел возле хозяина таверны на корточки и стал развязывать ему руки. Тот едва нашел в себе силы, чтобы улыбнуться и приоткрыть глаза.
– Спокойнее, – приговаривал Билл, дрожащими пальцами развязывая узел на веревке.
Наконец, ему это удалось и он принялся растирать затекшие кисти своего приятеля. А потом, чтобы тот лучше видел, приподнял ему голову.
– Смотри, смотри, – говорил Билл, – сейчас этому мерзавцу Рохасу конец, не пропусти такой случай, ведь об этом ты мечтал, но никогда не верил, что этот день придет.
Ретт Батлер отбросил револьвер на несколько шагов от себя и показал старшему Рохасу свои пустые руки.
– Рамон, теперь и я, и ты безоружные. Давай проверим, правду ли ты говорил. Но у нас обоих есть патроны, заряжай!
Рамон Рохас, еще не веря тому, что развязка откладывается, а Ретт Батлер дает ему шанс остаться в живых, сжал в кулаке патроны. Он все время ожидал какого-то подвоха, но Ретт Батлер смотрел на него спокойно и невозмутимо.
Они оба подошли к своему оружию, лежащему на земле, и застыли. Напряженное ожидание длилось несколько мгновений.
Первым не выдержал Рамон. Он схватил свой карабин и молниеносно зарядил его. Но когда он, передергивая затвор, поднял глаза, то Ретт Батлер уже стоял с нацеленным на него револьвером, он успел быстрее.
Казалось, Ретт Батлер смотрит не на Рамона Рохаса, а куда-то совершенно в другое место. Указательный палец Рамона Рохаса дернулся, нажимая на спусковой крючок, но выстрел Ретта Батлера уже прозвучал и отбросил Рамона Рохаса.
Карабин Рамона выстрелил и пуля умчалась в безоблачное голубое небо.
Еще не веря, что он смертельно ранен, Рамон Рохас попытался приподняться с земли, но руки ослабели, пальцы разжались и карабин упал в горячую пыль, туда же упало несколько капель крови.
Рамон Рохас смотрел на то, как блестящие капли превращаются в грязь. Потом он запрокинул голову, тяжело качнулся, и весь мир перед его глазами поплыл.
Но где-то там, на самом краю этого зыбкого мира, безвозвратно уходящего от него, он видел застывшую как восклицательный знак на чистом листе бумаги, фигуру Ретта Батлера. Ветер шевелил его волосы, а край пончо взлетал как черное крыло.
И Рамон уже бескровными губами прошептал:
– Это крыло смерти.
Его голова безвольно упала на грудь, глаза закрылись, и черное крыло смерти погасило его сознание, задув, словно свечу.
Прошло несколько тягостных мгновений. Старик-гробовщик расхаживал по площади, глядя на распластанные в пыли тела убийц.
– Ой, Ретт, что ты наделал? – радостно восклицал старик, на глаз снимая мерки с трупов.
И вдруг городок ожил.
Первым очнулся колокол на часовне. Он закачался.
Ретт Батлер повернул голову и увидел безумного звонаря, который раскачивал колокол, дергая веревку.
Над Сан-Мигелем плыл радостный звон, оповещавший, что мрачные дни кончились. Люди покидали свои убежища, выходили на пыльные, выжженные солнцем улицы, пока еще не веря своему счастью.
А уже через час Ретт Батлер вышел на крыльцо таверны, собираясь в дорогу. Лошадь самого Рамона Рохаса стояла у крыльца, нетерпеливо стуча точеным копытом о выжженную землю. Она косилась влажным бархатистым взглядом на своего нового хозяина, словно бы подгоняла и звала его в дорогу.
Ретт Батлер подошел к лошади и нежно погладил ее по шелковистой шее, подмигнул хозяину таверны, который стоял, опершись плечом о косяк двери и вскочил в седло. Лошадь радостно заржала и понесла своего седока по пыльной улице приграничного городка.
– Как ты думаешь, Билл, – обратился хозяин таверны к старому гробовщику, – куда поедет Ретт Батлер?
Тот развел руками.
– Для таких молодцев все дороги открыты.
А фигура всадника уже исчезала в клубах пыли.
