Текст книги "Детство Скарлетт"
Автор книги: Мюриэл Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)
Тебе, Элеонора, по-моему, доставляет наслаждение терзать себя и меня.
– Да, я в этом искусна, – улыбнулась женщина.
Мужчина вновь взял руку женщины в свои ладони.
– Давай не будем ссориться, сядем и поговорим откровенно, подумаем, что нам делать дальше.
– По-моему, ты, Рональд, все решил за нас двоих. Ты помолвлен, скоро будет твоя свадьба.
– Нет, не все так просто. Клеопатра все время оттягивает день свадьбы, а я боюсь, что могу передумать.
– А ты будь более уверен в себе, – посоветовала Элеонора, – ведь ты такой самоуверенный и гордый.
– Да, я хотел забыть тебя, хотел составить счастье этой бедной девочке.
– Ну так и составляй, при чем здесь я?
– Элеонора, ведь это ты сделала меня таким, каков я есть. Ведь ты была моей первой женщиной.
– Ну и что? Первая любовь никогда не кончается женитьбой.
– Ты знаешь, что мне сказала Клеопатра?
– Догадываюсь.
– Она говорила, что меня видели с какой-то женщиной в Новом Орлеане.
– А ты что, был там один? – улыбнулась Элеонора.
– Нет, но я нашел в себе силы признаться Клеопатре, что не люблю эту женщину, да оно так и есть на самом деле.
– Вот это ты зря, – Элеонора поправила прическу. – Лучше бы ты сказал, что любишь ту женщину, тогда бы Клеопатра смогла поверить в слова о твоей любви.
– Я сам не знаю, что делать, – Рональд подпер голову рукой. – Я стараюсь понять, но чем больше думаю, тем тяжелее мне становится. Я хочу быть с тобой – и в то же время я обязан Клеопатре, я не могу ее обмануть.
– Ты должен решить для себя, Рональд, о ком ты заботишься: обо мне, об этой девочке или о себе. Сделать счастливыми всех одновременно невозможно.
– Да, но тут все сложнее, – Рональд сидел задумавшись, – ведь для меня смысл всей этой драмы в том, что каждый из нас – я, ты, Клеопатра – напрасно воображают себя одним неизменным единым, цельным, в то время, как в нас сто, тысяча и больше разных видимостей, словом, столько, сколько их в нас заложено.
– Ты любишь пофилософствовать, – сказала Элеонора.
– Да, но рассуждения иногда приводят к здравым выводам, иногда они помогают выжить в сложной ситуации. Ведь в каждом из нас, Элеонора, сидит способность с одним человеком быть одним, с другим – другим, а при этом мы все тешим себя иллюзией, что остаемся одними и теми же для всех, что сохраняем свое единое нутро во всех наших проявлениях.
– Это совершеннейшая чепуха, – расхохоталась Элеонора, – ты хочешь сказать мне, что ты сумасшедший и не можешь отвечать за свои поступки, и ты хочешь обвинить меня во всех своих бедах. Нет, Рональд, за себя нужно отвечать самому, а не сваливать на других. Я сама понимаю и ловлю себя подчас на том, что совершаю поступок, в котором отнюдь не отражается вся моя суть и что это было бы вопиющей несправедливостью судить по нему обо мне. И в этот момент мне кажется, будто меня выставили у позорного столба пожизненно, будто вся моя жизнь выразилась в одном этом мгновении.
– Вот в этом моя беда, – согласился Рональд с Элеонорой. – В моей жизни есть несколько таких постыдных поступков, и меня бесит, что люди хотят закрепить за мной этот образ, который мне несвойственен, образ, который мне принадлежал лишь в позорные минуты моей жизни, а я переживаю это особенно тяжело.
Рональд говорил настолько проникновенно, его голос дрожал так сильно, что даже Скарлетт ощутила неописуемое волнение и, выглянув из-за портьеры, увидела, как резко обернулась Элеонора и положила свои руки на голову Рональда.
Женщина прижала молодого человека к себе.
– Успокойся, успокойся, я все понимаю, все пони маю, Рональд. Это я виновата во всех твоих бедах и несчастьях, только я. Ведь все началось с меня. Ты действительно был таким наивным и настолько невинным, что это меня восхитило, восхитило тогда. И я, сама не зная почему, решила овладеть тобой. Ты помнишь те наши встречи, помнишь?
– Да, – едва промолвил Рональд, прижимая женщину к себе.
– Мне кажется, что не стоило тебе приезжать сюда, – Элеонора гладила волосы Рональда, – тем более, с Клеопатрой. Я понимаю, что ты хотел испытать свою решимость, но ты, Рональд, поверь, еще слишком слаб, чтобы устоять перед соблазном. И не ты откажешься от меня, а мне придется сделать выбор и принять это трудное решение.
– Не надо! Не надо! – воскликнул Рональд. – Я хочу, чтобы ты была со мной, чтобы ты всегда была со мной.
– Рональд, но ведь это невозможно, – Элеонора присела рядом со своим возлюбленным, – это совершенно нереально, ведь у меня есть муж, у тебя есть невеста, и наши отношения никогда не будут приняты в свете. А обманывать, я тебе честно признаюсь, мне уже надоело.
– Но ведь ты не любишь своего мужа! Ведь это страшный человек!
– Да, я не люблю мужа, – довольно холодно произнесла Элеонора, – но он при всех своих недостатках человек достойный и обманывать его мне не хочется. А так же и у тебя, Рональд, есть обязательства перед Клеопатрой.
– Но я хочу любви! – уже задыхаясь, прошептал Рональд. – Я хочу любви с тобой, я хочу владеть твоим телом, слышать твой голос! Я хочу прижимать тебя к своей груди, целовать и вдыхать твой аромат! Элеонора, ты слышишь? Ведь ты та, кто разбудил во мне мужчину, а это, поверь, очень много значит.
– Нет, нет, – воскликнула Элеонора. – Рони, у тебя еще будет много женщин.
– Но у меня никогда не будет такой, как ты, Элеонора!
– Ты должен думать только о Клеопатре, – Элеонора резко встала с дивана, а Рональд тут же бросился к ее ногам, упал на колени и принялся целовать ее туфли.
– Что ты делаешь? Остановись! – попыталась удержать Рональда Элеонора.
Но он ползал у ее ног, продолжая шептать:
– Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне, я не хочу тебя делить ни с кем. Ни с кем!
– Не надо, Рональд, – уже явно теряя над собой контроль, грудным голосом прошептала Элеонора.
Рональд вскочил на ноги и крепко прижал к себе Элеонору. Та вначале пробовала отстраниться, но как-то сразу обмякла в руках мужчины и всецело отдалась ему.
Скарлетт слышала звуки страстных поцелуев, слышала глубокие вздохи и непроизвольно прикрывала глаза.
Ей одновременно и хотелось смотреть на безумства и в то же время она боялась.
А до нее долетал горячий шепот Рональда:
– Элеонора, обращайся со мной как с бродячей собакой, которая случайно пристала к тебе.
– Что ты говоришь? Что ты говоришь, Рони? – шептала Элеонора.
– Да-да, так, как будто бы ты не можешь отделаться от меня и поневоле вынуждена взять к себе. Если ты поверишь в это, поверишь, что я бродячая собака, то ты будешь презирать меня, будешь унижать. Но в то же время, видя, что все это я переношу с кротостью, со смирением, может быть, ты пожалеешь и не оставишь меня.
– Это невозможно, – ответила Элеонора, целуя Рональда.
– Ведь я знаю, Элеонора, ты хочешь делать все наоборот, ты хочешь, чтобы вокруг тебя сиял ореол святости, ты не хочешь никого обманывать.
– Я не хочу обманывать? – рассмеялась женщина. – Я только и делаю, что всех обманываю, и поэтому мне горько и не хочется жить.
– Ты святая… – шептал Рональд.
– Я святая? – смеялась женщина. – Я порочная и ничего с собой не могу поделать. Я самая порочная женщина в мире.
– Но все равно, ты святая, – говорил Рональд, становясь перед Элеонорой на колени и обминая ее ноги, – я люблю тебя, люблю, – шептал он в легкие складки ее платья.
Скарлетт видела, как от дыхания Рональда трепещет шелк, видела, как Элеонора, запрокинув голову, тяжело вздыхает. Она видела как вздымается грудь миссис Берлтон. А Рональд, стоя на одном колене, обнимал женщину за талию.
– Я люблю тебя, – повторял он, поднимаясь все выше и выше.
А Скарлетт вспомнила, как Рональд убежденно говорил Клеопатре, что любит только ее.
Руки Элеоноры сомкнулись на спине Рональда. Она видела, как нервно дрожат руки миссис Берлтон, как поблескивают перстни на ее тонких пальцах.
«Боже мой, почему я здесь? Как я смогу завтра смотреть в глаза, когда они чинно за завтраком будут сидеть друг напротив друга и делать вид, что едва знакомы?»
– Поцелуй меня! Поцелуй сильнее! – шептала Элеонора, и Рональд жадно припадал к ее губам.
«Боже, что я наделала! – думала Скарлетт. – Почему я не осталась в спальне? Почему я пошла сюда? Ведь я никогда не забуду этого зрелища, я теперь никогда не смогу верить мужчинам!»
Но она не в силах была оторвать свой взгляд от происходящего.
Она с нескрываемым восхищением смотрела на обнимающихся Рональда и Элеонору. Она следила за тем, как нервно пробегают изящные пальцы женщины по волосам мужчины, как страстно он прижимает Элеонору к себе, как его губы находят губы женщины и как сладостно вздыхает Элеонора.
– Я хочу, дорогая, чтобы ты принадлежала мне всецело, всецело и сейчас!
– Нет, нет, только не это, Рони, только не это и не сейчас. Возможно, когда-нибудь потом… где-нибудь в другом месте…
– Нет, дорогая, сейчас, сейчас! – шептал Рональд, исступленно целуя плечо Элеоноры.
Та, не в силах освободиться от его объятий, вздрагивала и сама прижимала мужчину к себе.
Наконец, обессиленная, Элеонора опустилась на диван и Скарлетт уже видела только точеные плечи Элеоноры, видела как они вздрагивают, видела запрокинутую ее голову, приоткрытый рот.
Губы Элеоноры продолжали шептать:
– Нет, не сейчас… не сейчас… не здесь…
Наконец, она услышала глубокий вздох Элеоноры.
– Нет! – воскликнула Элеонора, вырвалась из объятий Рональда и отбежала к стеллажу.
Мужчина в нерешительности остановился перед ней.
– Нет! – Элеонора выставила перед собой руки, словно защищаясь от Рональда. – Я не хочу этого, все кончено, все в прошлом. Пойми это и прости.
Рональд сделал шаг вперед, Элеонора бессильно опустила руки.
– Уйди! – попросила она. – Не заставляй меня прогонять тебя, ведь я этого не хочу.
– Но почему ты не хочешь слушаться своего сердца? – спросил Рональд. – Ведь оно говорит тебе совсем о другом.
– Я слишком много грешила в жизни, – сказала Элеонора, – я слишком часто прислушивалась к своему сердцу и наделала много ошибок, непоправимых ошибок.
– Неужели, ты меня презираешь? – спросил Рональд, потупя взор.
– Я презираю себя, – ответила женщина и в ее голосе было столько неподдельной грусти, что Скарлетт захотелось плакать.
– Ты хочешь этого? – спросил Рональд.
– Нет, не хочу, но ты должен уйти.
Рональд еще раз попробовал обнять женщину, но та зло вырвалась.
– Не заставляй меня прогонять тебя, – повторила она.
– Я уйду, – вздохнул Рональд, – но буду всю жизнь жалеть об этом.
– И я буду жалеть, но зато нам будет о чем вспомнить.
Рональд встал на одно колено и поцеловал подол платья Элеоноры.
Та избегала смотреть на него, и Скарлетт поняла, почему женщина так поступает. Ведь та из последних сил пыталась совладать с собой. Еще немного, и Элеонора, не выдержав, бросилась бы в объятия Рональда.
Но тот пожалел ее, быстро поднялся и не поворачиваясь, вышел из библиотеки.
Элеонора тут же бросилась к двери, закрыла ее на задвижку и опустилась в кресло.
Скарлетт было видно, как вздрагивают ее плечи. Женщина плакала навзрыд.
Скарлетт, сама не понимая почему, отодвинула портьеру. Элеонора не заметила этого, она продолжала безудержно рыдать.
Элеонора даже не услышала, как Скарлетт подошла к ней сзади. Скорее всего, девочка инстинктивно понимала, что нельзя сейчас оставить женщину одну.
Скарлетт протянула руку и прикоснулась к плечу миссис Берлтон.
Та вздрогнула и резко обернулась, в ее глазах был испуг.
– Скарлетт, ты? – в изумлении воскликнула женщина. – Уже ночь, что ты тут делаешь?
– Извини меня, Элеонора, но я все видела, – призналась Скарлетт, и по ее щекам потекли слезы.
– Не надо жалеть меня, – сказала миссис Берлтон, – я сама во всем виновата.
Она обхватила Скарлетт за шею и прижала к своей груди.
Скарлетт плакала, не стесняясь, она жалела Элеонору и уже ненавидела Рональда.
– Он плохой! – сказала Скарлетт. – Он очень плохой!
– Нет, ты его совсем не знаешь, – сказала Элеонора, – ты даже не можешь себе представить, какой он нежный и добрый.
– Но он же заставил тебя плакать! – изумилась Скарлетт.
– Я сама заставила себя плакать, – ответила ей Элеонора и погладила девочку по голове.
Скарлетт понемногу успокоилась и посмотрела в глаза Элеоноре. Глаза женщины были полны слез и Скарлетт вновь охватила жалость.
– Только не нужно жалеть меня, – предупредила миссис Берлтон, – я сама во всем виновата, я сама испортила свою жизнь. Только и осуждать меня не надо, ведь ты не знаешь, почему это произошло.
– Я люблю тебя, Элеонора, – сказала Скарлетт, прижимаясь к ее щеке.
– Вот это хорошо, хотя меня любить не за что.
Элеонора поднялась и привела в порядок волосы.
Глядя на эту светскую женщину уже невозможно было сказать, что всего несколько минут назад она была полна страсти и безудержно рыдала.
Вновь Скарлетт почувствовала легкую отчужденность между ней и миссис Берлтон, как будто между ними пролегало тонкое стекло, невидимое, но непроницаемое.
И Скарлетт сама изумилась тому, как спокойно Элеонора сообщила ей:
– Завтра я уезжаю.
– Куда? Почему? – спросила девочка.
– В чужедальние края, дорогая, здесь мне больше делать нечего.
– А почему ты не хочешь остаться?
– Разве можно оставаться после такого? Только не вздумай ничего говорить Клеопатре. Она еще будет счастлива с Рональдом, ведь все, что ты видела – это прошлое, его отзвук, далекое эхо. Этого ничего не было, Скарлетт, запомни. Ты спокойно спала, лежа в постели, и никого в библиотеке этой ночью не было.
– Но ведь так не бывает, – сказала Скарлетт.
– Так должно быть, – поправила ее Элеонора Берлтон. – Так будет лучше для всех – для меня, для Рональда и, главное, для Клеопатры. А еще так будет лучше для тебя.
– Но я не смогу забыть, – заупрямилась девочка.
– А никто этого и не просит, – улыбнулась Элеонора, – ты просто никому ничего не расскажешь. Научись скрывать свои, а главное, чужие секреты, и тогда тебя будут любить, тебе будут доверять самые страшные тайны.
– Будут любить, как тебя, Элеонора?
– Не дай бог, чтобы тебя любили так, как меня, – улыбнулась женщина. – Пойдем, я тебя провожу, ты, наверное, боишься ходить одна по темному дому.
Скарлетт медленно поднялась с кресла и приблизилась к Элеоноре. Та взяла ее за руку, словно она была маленькой девочкой, и они вдвоем, крадучись, пошли по охваченному сном молчаливому дому.
Скрипел паркет, в дом из открытого окна залетал ветер, принося с собой ночную прохладу и запахи цветов.
– Ночью так чудесно! – сказала Элеонора. – Это словно бы время, украденное у других.
Она подвела Скарлетт к самой двери ее спальни, поцеловала на прощание и пожелала спокойной ночи.
Девочка вошла в комнату. Она быстро забралась под одеяло и мгновенно уснула, утомленная переживаниями.
Но сон ее был странным. Он уже более не походил на те сны, которые она видела раньше.
В ее сегодняшнем сне иступленно целовались мужчина и женщина. И, самое странное, Скарлетт не могла разглядеть их лиц.
Скарлетт вздрагивала и не могла проснуться.
Глава 6
Скарлетт проснулась. Ее комнату заливали яркие лучи солнца. У ее кровати стояла Салли.
– Мисс Скарлетт, вставайте, вставайте, уже скоро завтрак, – Салли казалась озабоченной.
Скарлетт протерла глаза.
– Мне еще хочется спать.
– Нет-нет, мисс, надо вставать, миссис Макинтош не любит, когда кто-нибудь из гостей опаздывает к завтраку.
– Хорошо, – промолвила Скарлетт, вставая с постели.
Салли быстро помогла ей одеться.
Когда Скарлетт спустилась к завтраку, она сразу же увидела пустое место за столом, где еще вчера за ужином сидела миссис Элеонора Берлтон.
– Моя сестра уехала, – предупредила вопрос девочки миссис Макинтош.
Скарлетт даже не удивилась. Она заняла свое место.
За завтраком царило напряженное молчание.
И как миссис Макинтош ни пыталась завести светский разговор, у нее ничего не получалось.
Рональд и Клеопатра отвечали односложно, а мистер Макинтош, извинившись и предупредив, что его ждут неотложные дела, по-хозяйски быстро покончил с завтраком, поднялся со своего хозяйского места и удалился.
– Скарлетт, как тебе спалось? – поинтересовалась миссис Макинтош.
– Хорошо, спасибо…
Остальные два дня, проведенные в усадьбе Макинтошей, прошли, как в тумане.
Девочку больше не радовал пруд с лебедями, все здесь напоминало ей миссис Берлтон, которая так неожиданно уехала.
Скарлетт никак не могла забыть ее грустные глаза и то и дело поглядывала на колечко с изумрудом на своем безымянном пальце. Это колечко словно согревало ее, и Скарлетт иногда даже разговаривала с ним, обращаясь мыслями к миссис Берлтон.
Она спрашивала у нее совета, исповедовалась перед ней, а перед самым отъездом, вечером, она, почувствовав приступ жалости, даже всплакнула.
А потом, поздно ночью, зажгла свечу и взяла с полки библию.
Она принялась читать главу, в которой говорилось о том, как Христу привели женщину, взятую в прелюбодеянии.
Прочитав, Скарлетт закрыла лицо руками. По ее щекам струились слезы, и она молилась, чтобы Бог простил Элеонору.
Эта безыскусная молитва могла бы растрогать кого угодно, и Скарлетт была уверена, что Бог простит эту заблудшую женщину…
Дорога в Тару показалась Скарлетт уже не такой утомительно-длинной, к тому же ехала она утром, когда еще не спала ночная прохлада.
Когда экипаж взобрался на перевал, она увидела родной дом, и ее настроение сделалось сразу же радостным в предчувствии встречи с родителями и сестрами.
А больше всех она хотела увидеть Мамушку, чтобы похвалиться ей подарком миссис Берлтон.
Конечно же, Скарлетт никому не собиралась рассказывать о том, что видела. Это теперь была ее тайна, которую она не имела права никому раскрыть. Тем более, что пообещала миссис Берлтон хранить вечное молчание.
Все не скрывали своей радости, когда Скарлетт выходила из экипажа. Она попала в центр всеобщего внимания. Казалось, она отсутствовала долгое время.
Мать обняла ее и принялась целовать.
Отец, хоть и не выставлял напоказ свои чувства, но тоже был явно обрадован возвращению дочери.
– Тебя хорошо принимали Макинтоши? – единственное, что спросил Джеральд.
– Да, очень хорошо.
– А ты, Скарлетт, вела себя хорошо? – поинтересовалась Мамушка, придирчиво разглядывая одежду Скарлетт.
Она как ни старалась, не нашла какого-нибудь изъяна, ведь Салли перед отъездом Скарлетт постаралась на славу. Все шнуровки были идеально затянуты, все банты были завязаны ровно и аккуратно.
Но Мамушка все равно осталась недовольной:
– По-моему, ты похудела, – сказала она Скарлетт.
– Но ведь ты сама запретила есть мне по нескольку пирожных в день.
– А может они их тебе не давали? – Мамушка недолюбливала Макинтошей.
Скарлетт засмеялась и показала ей свой безымянный палец со сверкающим перстеньком.
– Какая прелесть! – воскликнула Сьюлен, а Мамушка недовольно поинтересовалась, чей это подарок.
– Его мне подарила младшая сестра миссис Макинтош Элеонора Берлтон.
Мамушка все равно осталась недовольной Скарлетт.
– Нельзя принимать такие дорогие подарки, – наставительно заметила она, – а то еще чего доброго, эти Макинтоши подумают, что мы бедные.
– Но ведь она сделала этот подарок от чистого сердца, она очень красивая женщина.
– Все равно она из Макинтошей, – заметила Мамушка, хоть в глаза не видела Элеонору Берлтон.
– Ты ничего не понимаешь, Мамушка, – обиделась Скарлетт, – она очень хорошая и относилась ко мне лучше всех.
– Все Макинтоши одинаковые, – приговаривала Мамушка, укладывая Скарлетт волосы.
Мамушке, конечно же, не терпелось узнать, как провела время Скарлетт, находясь в усадьбе Макинтошей. Но гордость не позволяла ей спрашивать это.
А Скарлетт, словно бы испытывая терпение служанки, отделывалась невразумительными ответами, а спрашивать напрямую Мамушка не решалась.
Скарлетт расспрашивала о том, что произошло в Таре в ее отсутствие. Мамушке, собственно говоря, и похвалиться-то было нечем. Ведь жизнь в Таре текла размеренно, и за несколько дней не могло случиться ничего такого, что бы стоило рассказать.
Но тут Мамушка вспомнила: как раз вчера Эллин закончила большую вышивку и служанка принялась расписывать красоты этой последней работы миссис Эллин.
И тогда Скарлетт невпопад сказала:
– Мамушка, а у Макинтошей такие красивые картины, ты даже не можешь себе представить!
– Какие еще картины? У нас тоже есть картины.
– Нет, у нас таких нет. У них все картины в золотых рамах и очень красивые.
– А что толку с этих картин? – заметила Мамушка, но Скарлетт не обратила на ее слова никакого внимания.
– А еще у них такое столовое серебро! Такие сервизы, что просто загляденье!
– И у нас хорошая посуда, – словно бы пыталась оправдаться за своих хозяев Мамушка. – Правда, его забывают чистить, но я за этим буду следить пристально.
– Мамушка, а еще у Макинтошей есть парк, а в парке пруд. По нему плавают лебеди, белые и черные. Ты когда-нибудь видела черных лебедей?
– Черных не видела, – призналась Мамушка, – но по-моему, белые куда лучше.
– А у них есть и белые и черные, совсем как люди, ведь они тоже бывают белые и черные.
Мамушка задумалась над таким странным выводом, сделанным Скарлетт из увиденного.
– А скажи, у них много прислуги в доме? – поинтересовалась Мамушка.
– Да у них целых три лакея.
– Ничего, – сказала Мамушка, – наш Порк стоит целых трех.
– Зато у нас нет оранжереи, – сказала Скарлетт.
– А что это такое?
– Ну, такой застекленный дом. В нем стеклянные стены, стеклянный потолок и растут всякие пальмы, цветы. Ты таких, наверное, не видела.
– А к чему все это? – вполне резонно заметила Мамушка, – проку от этого никакого.
– Как это нет проку? Миссис Макинтош срезает цветы, и они с садовником составляют букеты, ставят их в вазы и украшают дом. Это так красиво, Мамушка!
– Ну и что, на наших клумбах тоже растут прекрасные цветы, а на кустах много роз.
В общем, как ни старалась Скарлетт, она так и не смогла убедить Мамушку, что у Макинтошей прекрасное имение и образцовые слуги.
Мамушка была свято уверена, что дома, лучшего чем Тара, нет на целом свете.
– А еще у Макинтошей было очень много гостей.
– Сколько?
– Ну, знаешь… – Скарлетт задумалась. – Была миссис Элеонора, потом мисс Клеопатра и ее жених мистер Рональд Киссинджер. Они все очень хорошие люди.
– А как они относились к тебе, Скарлетт? – поинтересовалась служанка.
– Очень хорошо. Миссис Элеонора гуляла со мной, рассказывала мне о чужедальних краях, рассказывала о том, как она жила там, как она плавала на большом корабле через океан. Это были очень интересные разговоры.
– А как себя вела миссис Макинтош, она ничем не обижала тебя и не поучала?
– Нет, миссис Макинтош была очень гостеприимна, она тоже со мной разговаривала обо всякой всячине, показывала мне свой дом, оранжерею, обо всем рассказывала и приглашала еще в гости.
– Так что, Скарлетт, в имении Макинтошей тебе нравится больше, чем в Таре?
– Да нет, Мамушка, что ты, дома куда лучше! Я здесь могу пойти, куда хочу, с кем угодно разговаривать, могу вести себя так, как хочу. А там я чувствовала себя немного неловко, я все время боялась, что сделаю какую-нибудь оплошность и все будут смеяться.
– Они нехорошие люди, если могли себе позволить смеяться над такой хорошей девочкой, как ты.
– Нет, они не смеялись, Мамушка, я вела себя очень хорошо.
– Ну, Скарлетт, тогда ты просто молодец, все наши соседи будут говорить о том, что у Джеральда О’Хара замечательная старшая дочь.
К Скарлетт подошла Сьюлен.
– Покажи мне, пожалуйста, колечко.
Скарлетт повертела рукой перед лицом сестры, та с восхищением смотрела на сверкающий камень.
– Оно такое маленькое и такое красивое.
– Да, но это, Сьюлен, подарок, мне его сделала одна очень замечательная красивая женщина.
– Красивая? – воскликнула Сьюлен.
– Да, очень.
– Она даже красивее нашей мамы?
Скарлетт задумалась.
– Нет, она просто не такая, как наша мама, вот и все.
– А какая она? Расскажи нам об этой миссис Берлтон.
– Ну, – Скарлетт посмотрела в потолок, – она очень красиво одевается. У нее такие блестящие платья, на них очень много складок, цветов… И у нее на всех пальцах кольца, а в ушах красивые тяжелые серьги.
– Наверное, эта Элеонора Берлтон очень богатая, – заметила Мамушка.
Скарлетт пожала плечами. Ведь она не могла ответить на подобный вопрос, а Сьюлен продолжала заглядывать на безымянный палец своей старшей сестры.
Но, наконец-то, не выдержала:
– Скарлетт, дай померить перстень.
Скарлетт несколько мгновений подумала, потом сказала:
– Сьюлен, этот подарок сделан мне.
– Ну и что, я же его не заберу и не потеряю. Дай, пожалуйста, Скарлетт, примерить.
Скарлетт великодушно сняла перстень с пальца и дала сестре.
– Только примеряй при мне, никуда не уходи.
Сьюлен быстро надела колечко и принялась вертеть рукой перед глазами.
– Красиво? – спросила она у Мамушки.
– Да, красиво, – согласилась служанка, взяла руку Сьюлен и принялась рассматривать изумруд. – Такой маленький, а так сверкает! – произнесла она и посмотрела на свои толстые пальцы.
После того, как Скарлетт поговорила с Мамушкой и Сьюлен, она спустилась в гостиную, где сидела ее мать и занималась новым рукоделием.
Скарлетт уселась напротив.
– Ты скучала? – спросила Эллин. – Ты хоть иногда вспоминала меня, отца, Тару?
– Конечно, я все время помнила о вас, о сестрах, мне очень хотелось домой, несмотря на то, что у Макинтошей было очень хорошо.
Мать как раз натягивала на пяльцы материю для новой вышивки.
Скарлетт уже не представляла себе мать без рукоделия. Казалось, она постоянно занята вышивкой.
– А что ты будешь вышивать? – спросила Скарлетт.
– Я хочу вышить большую розу.
– А какого она будет цвета?
– Алая, – сказала Эллин.
– Я видела очень красивые розы, они растут в оранжерее, таких больших не бывает на улице, – и Скарлетт показала, сведя ладони, какой величины была роза в оранжерее. – А миссис Макинтош позволила мне брать все цветы, которые только мне понравятся. Я составляла букеты и каждый день в моей комнате был новый букет.
– Это, наверное, было красиво? – задумчиво сказала Эллин.
– Конечно, мама.
– А кто тебе прислуживал?
– Молодая девушка по имени Салли.
– Она старалась?
– Конечно, но все равно Мамушка лучше.
– Чем же тебе так нравится Мамушка? – поинтересовалась Эллин.
– Не знаю, нравится и все. С ней никогда не думаешь, о чем говорить, ей можно рассказывать все, что угодно и она поймет. Она знает ответы на все вопросы.
– И мне тоже когда-то так казалось, – вздохнула Эллин, – но потом я поняла, что и Мамушка не все знает.
– Я тоже уже многое знаю, – сказала Скарлетт и осеклась, ведь разговор подбирался к той черте, за которую не стоило переходить.
Ведь теперь Скарлетт оставалось лишь рассказать об увиденном, а она твердо решила хранить молчание.
– Что же ты такое знаешь? – встревожилась Эллин.
– Я знаю о том, что лебеди любят друг друга, – нашлась Скарлетт.
– А кто тебе об этом рассказал?
– Миссис Берлтон. Мы сидели с ней на берегу пруда и смотрели, как целуются лебеди.
Миссис О’Хара улыбнулась:
– Это, наверное, очень красиво?
– Да, мама, это очень красиво, они такие грациозные, такие большие. А еще у Макинтошей посреди пруда стоит беседка, и мы однажды с миссис Берлтон плавали туда на лодке, а лебеди такие ручные, что их можно кормить с рук.
– А теперь расскажи мне немного о гостях, ведь я так редко выбираюсь из дому, что мне интересно будет узнать о других людях. Они, наверное, рассказывали о том, что происходит в Новом Орлеане, в Саване, в Чарльстоне?
И Скарлетт тут же принялась рассказывать о Рональде и его невесте Клеопатре.
– Она такая молодая и такая красивая! – с восхищением говорила Скарлетт. – Я тоже хочу быть невестой.
Эллин улыбнулась.
– Придет время и станешь.
– Миссис Берлтон говорила мне то же самое.
– Значит, она правильно говорила. Не надо спешить, Скарлетт, все должно прийти само собой. Ты постепенно вырастешь, научишься многому и обязательно выйдешь замуж.
– Мама, я обязательно хочу научиться хорошо читать по-французски, так же, как миссис Берлтон.
– И этому ты научишься, нужно только стараться.
– Я буду стараться, потому что мне очень хочется прочитать много книг.
– Я вижу, поездка к Макинтошам пошла тебе на пользу.
Вернувшись в Тару, Скарлетт почувствовала странное желание, которого раньше почти никогда не испытывала: ей непреодолимо хотелось побыть одной.
Ее уже не радовали ни расспросы Мамушки, ни вопросы отца, ее уже не радовало то, что сестры восхищаются подарком миссис Берлтон.
Скарлетт все-таки многому научилась от Элеоноры.
Сославшись на головную боль, она покинула дом и направилась в небольшой парк, лежащий на склоне холма. Она остановилась у цветочной клумбы и стала рассматривать цветы.
Не менее сотни стебельков, тянулись раскрываясь почти над самой землей веером листьев в форме сердца или загнутых язычков и разворачивали на своих вершинах чаши красных, синих, желтых, оранжевых лепестков, усыпанных темными густыми пятнышками. А из красных, синих, желтых воронок со дна чаш, поднимались твердые и прямые ростки, шершавые от золотистой пыли и чуть закругленные на конце.
Скарлетт с удивлением смотрела на цветы.
Никогда раньше ей не доводилось так глубоко заглядывать в их чаши. Только теперь она рассмотрела их устройство, желтоватую пыльцу, твердые упругие ростки. Лепестки были достаточно крупными, чтобы чувствовать легкий ветерок и, когда они колыхались, красные, синие и желтые огни, казалось, набегают друг на друга, бросая на красноватую высохшую землю невиданные ранее отсветы.
Блики, отраженные цветами, ложились то на гладкую серую высыпку дорожки, то на раковину улитки в матовых грязных разводах.
Или вдруг, попав в каплю нектара, взрывались половодьем красного, синего и желтого, что казалось, тонкие водяные стенки капли вот-вот не выдержат и разлетятся вдребезги, как тонкий бокал.
Но ветер вновь качал цветы – и через мгновение капля вновь становилась серебристой, а цвета играли уже на мясистом листике, обнажая глубоко запрятанные прожилки.
И снова перепархивали и разливали свой чудесный свет на верхних листьях в форме сердца или в форме загнутых язычков.
Потом налетал еще более решительный порыв ветра, и взметнувшись вверх, цветы склонялись к самым ногам Скарлетт.
Она присела на корточки и принялась разглядывать улитку, лениво ползущую по стеблю. Это была точно такая же улитка, как и увиденная ею в поместье Макинтошей.
Но теперь она надолго приковала внимание Скарлетт.
Перед улиткой, наверное, была твердая цель – она ползла по стеблю вверх. И все было бы хорошо, если бы не сухой лист, встретившийся на ее пути. Улитка остановилась, нащупывая усиками преграду.
«Наверное, она обдумала уже все пути, – решила Скарлетт, – все пути, какими только можно достигнуть цели, не обходя сухой лист и не влезая на него.»
Скарлетт, сжалившись над улиткой, отломала этот сухой лист, преграждающий ей дорогу к цели.
