Текст книги "Детство Скарлетт"
Автор книги: Мюриэл Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
Тот от этого проявления дружеских чувств закашлялся.
– Совсем дохлый, Джон, а мечтаешь охотиться за бандитами. Да тебя пристрелят в первой же переделке.
– Но в меня еще попасть надо, видишь, какой я худой, все пули будут лететь мимо.
– Не волнуйся, Джон, пуля попадет тебе прямо в лоб, и тогда из твоей башки сразу же улетучатся эти дурацкие мысли. Шел бы ты лучше погонщиком скота, хоть бы деньги имел, все был бы при деле.
– Мне это не нравится, я хочу жить красиво.
– Глядя на тебя, нетрудно догадаться, что ты, Джон, даже умереть красиво не сможешь, а будешь корчиться в пыли как червяк, вылезший из-под земли на солнце.
– Если ты не прекратишь надо мной издеваться, то я пристрелю тебя! – голос Джона зазвенел от негодования.
– Эй, хорош! – послышался окрик шерифа, и мужчины сразу же успокоились.
Шериф, наконец-то, вышел на крыльцо.
К огромному его удовольствию, горожане были заняты тем, что слушали пререкания пожилого джентльмена с худосочным Джоном, никто и не вспомнил о звезде шерифа.
Зато Хромой Джек подкрался к шерифу сзади и дернул его за рукав. Тот обернулся.
Подобострастная, но в то же время хитрющая улыбка застыла на губах Хромого Джека.
– Чего тебе? – рявкнул на него шериф. – Убирайся!
– У меня есть кое-что для вас, сэр, – сказал Хромой Джек, вытаскивая из своего дырявого кармана звезду и тут же отвел руку в сторону, боясь, что шериф вырвет ее у него из пальцев.
– Ну-ка дай ее сюда! – приказал шериф голосом, не терпящим возражений.
Но улыбка не исчезла с немытого лица Хромого Джека.
– Я думаю, сэр, не стоит поднимать из-за этого шум, ведь нас могут услышать.
– Что ты хочешь? – уже тихо спросил шериф.
– За стаканчик виски, сэр, я бы охотно уступил вам эту вещицу, ведь она мне, в общем-то, не нужна, – Хромой Джек, поплевав на звезду, протер ее о свою грязную куртку.
Шериф не мог стерпеть такого и глаза его налились кровью. Но кричать он не решился. Он только схватил Хромого Джека за шиворот и прижал к стене.
– Слушай, калека, я тебя так отделаю, что ты вообще больше не сможешь появляться в нашем городке.
– Сэр, я пошутил, – сказал Хромой Джек, разжимая ладонь.
Шериф принял из заскорузлых пальцев нищего свою звезду. Теперь она уже не казалась ему такой блестящей и манящей.
Он тут же приколол ее себе на грудь и, казалось, стал выше ростом. Расправив плечи, и лихо сдвинув шляпу на бок, упер одну руку в бедро, а вторую положил на рукоять своего револьвера.
– Сэр, – напомнил ему Хромой Джек, – а как же стаканчик виски?
– Пошел к черту! – рявкнул шериф на нищего и толкнул его в спину.
Тот свалился с высокого крыльца прямо в пыль лицом. Горожане, заслышав грохот, обернулись и засмеялись.
Ведь так бывает всегда после сильных потрясений – все кончается смехом. Даже Джон и его собеседник забыли о своей размолвке и смотрели, как барахтается на земле Хромой Джек, не в силах подняться.
– Шериф, дай ему еще пинка! – выкрикнул кто-то из толпы.
– С него уже хватит. Он и так сует нос не в свои дела.
Вскоре толпа разошлась, а шериф отправился на конюшню. Он стоял перед телами Копало и двух его подручных. Он всматривался в безжизненное лицо бандита и морщил лоб.
«Ну что такого в этом человеке? Почему он два года был сильнее меня? Ведь по лицу видно, что он тупица и трус».
Площадь уже опустела, когда шериф вышел из конюшни.
На небе среди облаков появились разрывы и солнце, казалось, то и дело вспыхивает над городом, заливая его крыши веселым золотистым светом. А жаркие лучи уже принялись слизывать лужи с площади и улочек. Им помогал ветер. Темные пятна, оставшиеся после луж, прямо на глазах шерифа светлели – и вскоре уже ветер гнал по городу вечную пыль, без которой даже невозможно было себе представить здешние города.
Но тут шериф увидел Хромого Джека, который ковылял по площади к салуну.
– Эй, иди сюда! – крикнул ему шериф.
Джек остановился, как бы решая, послушаться ему или же броситься бежать. Конечно, далеко убежать со своей хромой ногой он не мог, да и незачем ему было убегать, ведь он еще не сделал ничего плохого.
Но шериф уже более дружелюбным голосом прокричал:
– Эй, Джек, я налью тебе стаканчик виски, чтобы ты не думал, будто я жадный.
Хромой Джек радостно заковылял к шерифу. От волочащейся ноги на земле оставался странный след, напоминающий пунктирную линию. Верхний просохший слой почвы ярко оттенял нижний, влажный.
Подойдя к шерифу, Хромой Джек кивнул в сторону салуна.
Шериф отрицательно покачал головой.
– Нет, Джек, мы пойдем в другую сторону, только не вместе. Подожди пять минут и входи, – и шериф скрылся в своем доме.
Джек долго стоял, смотря на остановившиеся часы на церковной колокольне. А потом, наверное, мысленно отсчитав время, двинулся к дому шерифа, оставляя за собой все такой же пунктирный след.
Когда Джек взобрался на высокое крыльцо дома шерифа и вошел в кабинет, его ожидал большой стакан виски, налитый до краев, и начатая бутылка.
Джек остановился на пороге и сглотнул слюну, моментально заполнившую ему весь рот. Острый кадык резко дернулся на худой щетинистой шее так, что шерифу даже показалось, что он разорвет кожу.
Дрожащей рукой Хромой Джек потянулся к стакану, но замер в нерешительности. Он все еще не верил своему счастью, не верил, что такой уважаемый в городе человек сам предлагает ему выпить и угощает.
Наконец, стакан оказался в его руке и боясь, что может расплескать спиртное, Хромой Джек не поднес стакан к губам, а сам наклонился к нему и, как показалось шерифу, всосал в себя крепкую жидкость.
Потом благодарно поклонился к шерифу и его рука потянулась к бутылке.
– Наливай, наливай, Джек, не стесняйся, – и шериф посмотрел на свою сверкающую звезду.
Глава 3
Но сколько ни лови преступников, сколько их ни отправляй на виселицу, все равно на их месте возникают новые.
Ведь в этих краях многие были падки до легкой наживы.
Но то ли полковник Брандергас, то ли Ретт Батлер перестарались. На какое-то время наступило затишье. Нельзя сказать, что преступники перевелись вовсе, но они как-то измельчали, ни за кого власти не обещали более тысячи долларов.
А рисковать за такие деньги ни Чарльз Брандергас, ни Ретт Батлер уже не хотели, они считали это ниже своего достоинства.
К тому же деньги у них были, правда, их не могло хватить надолго, но в общем-то жить можно было сносно, почти ни в чем себе не отказывая. И оба охотника за людьми решили подождать лучших времен, когда объявится какой-нибудь крупный злодей, за голову которого предложат подходящую сумму.
Правда, полковник Брандергас не мог себе простить, что Копало увели у него из-под носа, ведь он опоздал в Голд-Сити всего на полдня.
Он приехал туда под вечер, когда весь городок шумел, повторяя уже в сотый раз то, как какой-то Ретт Батлер в нелепом пончо с белыми узорами, смог за десять минут покончить с Копало и его подручными.
А шериф, к которому зашел полковник Брандергас, даже не пожелал говорить о Ретте Батлере.
И полковник не солоно хлебавши вынужден был двигаться дальше.
Ни Ретт Батлер, ни полковник Брандергас не подозревали, что в то же самое время, когда они бездельничают со стаканом в руках или за карточным столом, остатки банды грозного убийцы и злодея Альфаро Сикейроса решили вызволить из неволи своего главаря, просидевшего в тюрьме уже полтора года.
Не то, чтобы они его очень любили, но без него они не могли начать крупное дело, а грабить почтовые фургоны им уже надоело. Они, как и ловцы людей, томились, мечтая о больших деньгах.
Утром, пятого сентября, пятеро всадников мчались по направлению к мексиканской границе, где всего лишь в паре миль от самой границы, в каменистом ущелье, располагалась, как считали власти, неприступная тюрьма Лас-Пасос, где содержались самые опасные преступники.
Одним из этих преступников был Альфаро Сикейрос.
До зубов вооруженные люди остановились под прикрытием скал. Двое из них вскарабкались на вершину скалы и долго сверху изучали то, как сменяются караулы, тщательно пересчитали всех солдат-охранников. Только поздним вечером они спустились к своим сообщникам.
– Солдат там ровно двенадцать.
– Многовато, – сказал один из бандитов, возглавлявший временно банду.
– Ну что ж, – вздохнул моложавый Хуан, подсчитывавший солдат, находящихся в тюрьме, – другого выхода у нас нет, но я думаю, стоит рискнуть.
Заменявший главаря Мануэль, согласился со своим молодым товарищем и, вытащив револьвер, покрутил барабан, проверяя, не испортилось ли оружие за время пути. Но механизм работал исправно, щелчки были ровными и отчетливыми.
– Ну что ж, тогда с богом, – сказал Мануэль, подталкивая вперед моложавого Хуана.
Тот поправил свое сомбреро и отцепил от сапог шпоры. Его примеру последовали другие бандиты. Ведь в самом деле, когда идешь на подобное дело, лишние звуки не нужны.
Когда уже смеркалось, бандиты незамеченными подкрались к тюремным стенам. Веревка с крюком была заброшена, и бандиты один за другим беззвучно вскарабкались на тюремные стены.
Собравшись под прикрытием угловой башни, Мигель отдавал приказания, указывая направления стволом револьвера.
– Хуан, бери двоих и снимите вон того охранника. Но только без шума, мы должны расправиться с ними по частям. А ты, Мигель, возьмешь на себя вон того охранника, – ствол револьвера указал на солдата, охранявшего противоположную стену тюрьмы.
Бандиты беззвучно растворились в сумерках.
А сам Мануэль, сжав в руке нож с хищно изогнутым лезвием, спрыгнул со стены во двор.
Прижавшись к стене, он начал красться в сторону входных ворот, где стояли вооруженные карабинами двое часовых. Он приблизился к ним и прижавшись к стене, застыл за углом.
До ушей Мануэля долетали обрывки разговора двух часовых. Мануэль, подцепив носком сапога камень, выкатил его из-за угла.
Разговор часовых тут же оборвался.
– Эй, посмотри-ка, – обратился сержант к солдату, – что там такое.
– Наверное, со стены сорвался камень или кусок штукатурки обвалился.
– Все равно, иди посмотри.
Мануэль вжался в стену, заслышав спокойные шаги солдата. Вскоре из-за угла показался ствол карабина.
– Да ничего здесь нет, – сказал солдат, заходя за угол.
Мигель тут же полоснул своим остро отточенным ножом ему по горлу. Солдат даже не успел вскрикнуть, как лезвие, перерезав горло, проскрежетало по позвоночнику. Солдат качнулся, но Мигель успел схватить его за отвороты мундира и осторожно положил на землю, ведь ему не нужно было, чтобы сержант услышал падение мертвого тела.
– Эй, что ты там делаешь? – послышалось из-за угла, голос сержанта явно звучал настороженно.
Мигель носком сапога выкатил еще один камень. На этот раз послышались уже осторожные шаги. Сержант крался, оттягивая тот момент, когда ему придется зайти за угол.
Мигель ждал, готовый к прыжку. Ему хорошо была видна тень сержанта, скользившая по земле.
И наконец, когда ствол карабина показался из-за угла, Мануэль, ориентируясь по тени, ударил сержанта сапогом в живот.
Тот не успел вскрикнуть, рука бандита закрыла ему рот, а нож вошел в грудь по самую рукоятку.
Сержант еще несколько раз судорожно дернулся и затих.
Мануэль так же осторожно положил его рядом с солдатом к стене.
Через четверть часа бандиты, решившие вызволить своего главаря из неволи, собрались на плоской крыше тюрьмы.
– Ну как? – спросил Мануэль у своих людей.
Хуан показал ему один палец.
Мигель повторил движение своего приятеля. Зато Мануэль молча показал им два пальца. На лицах бандитов появились довольные улыбки.
– Остальных уничтожим, когда будем выходить, – прошептал Мануэль, – никого нельзя оставлять в живых.
Бандиты согласно кивнули.
Хуан вытер окровавленное лезвие о штаны и сталь вновь сверкнула.
Мануэль движением руки приказал своим людям следовать за ним. И бандиты, крадучись, двинулись к лестнице, ведущей в коридор тюрьмы.
Ночью здесь не было охранников, здание тюрьмы запиралось решетчатыми воротами.
– Альфаро в большой камере в центре, это я знаю точно, – сказал Мануэль, – ведь я сам когда-то сидел здесь, правда, не так долго, как Сикейрос.
Бандиты, стараясь не шаркать ногами, двинулись по темному коридору. Не было слышно ни малейшего шороха. Казалось, что это идут не люди, а скользят по стенам бесплотные тени.
Альфаро Сикейрос, который крепко спал, вздрогнул и открыл глаза. Он каким-то шестым чувством понял, что сейчас что-то должно произойти. Он огляделся по сторонам.
Его сокамерник, пожилой плотник, сидел в углу на дощатых нарах и полировал кусочком шерстяной ткани странную игрушку. Его игрушка напоминала маленькую шкатулку. Но если присмотреться и немного подумать, то было несложно догадаться, что это модель шкафа.
Старый плотник так старательно и тщательно полировал плоскости, что на его лбу вздулись жилы, а на крючковатом носу висела капля пота, готовая вот-вот сорваться.
Но старик-плотник почувствовал это, остановил движение руки и клочком шерстяной материи вытер пот, а потом приподнял игрушку над головой, и довольная улыбка появилась на его небритом изможденном лице.
– Эй, – окликнул плотника Альфаро Сикейрос, – подойди-ка к двери, взгляни, что там.
Плотник тут же вскочил на ноги, спрятал свою игрушку за пазуху и почти бегом бросился к толстой решетчатой двери. Он попытался выглянуть сквозь маленькие квадраты кованых полос.
Но то, что он увидел, было таким же как вчера, позавчера, год, а может быть, полстолетия тому назад – белая шершавая стена и серые каменные плиты.
Старый плотник отрицательно покачал головой.
– А мне кажется, что что-то не так, – проворчал Альфаро Сикейрос.
– Да что здесь может быть не так, – тихо ответил плотник, но все еще стоял, прижимаясь щекой к холодным кованым полосам.
И тут до его слуха донесся едва различимый шорох. Казалось, полчища тараканов движутся по коридору, а под их лапками шуршит песок.
– Ты прав, Сикейрос, там что-то есть, – затряс головой старик-плотник.
Альфаро Сикейрос поправил сомбреро и поднялся со своих нар. Он стоял посреди камеры, широко расставив ноги, и смотрел на зарешеченную дверь.
– Отойди от двери! – приказал Сикейрос и плотник семенящими шажками заспешил к своим нарам, где сразу же накинул на плечи какие-то лохмотья, заменявшие ему одеяло.
Шорох постепенно приближался, и Альфаро Сикейрос увидел, как мелькнула у двери одна тень, потом вторая, потом третья.
Он хоть и ждал этого дня уже полтора года, все еще был не в силах поверить, что решающий момент уже наступил.
Альфаро Сикейрос молчал, боясь спугнуть это видение, боясь окликнуть своих людей за решетчатой дверью.
А один из бандитов тихо подошел к тяжелому замку и принялся ковыряться в нем.
Лязгнул металл. Раздался щелчок, и кованый ригель с визгом отошел в сторону. Дверь со скрипом отворилась и в камере появились Мануэль, Хуан и Мигель.
– Я уже слишком давно вас жду, – зло сказал Альфаро Сикейрос и на его небритом лице появилась презрительная улыбка.
– Мы не могли раньше, это не так просто, – спохватившись и испугавшись, принялся оправдываться Мануэль.
– Ну ладно, об этом поговорим потом.
Мануэль вытащил из кобуры револьвер и бросил Альфаро Сикейросу. Тот поймал оружие и тут же проверил барабан: все шесть патронов оказались на месте. Он держал револьвер перед своим лицом так, как священник держит распятие. А потом он поцеловал ствол револьвера и большим пальцем взвел курок.
– А что с ним? – Мануэль кивнул на сокамерника Сикейроса.
– Это мой друг, он очень хороший человек, – обронил Альфаро. – Подойди ко мне, – поманил он указательным пальцем старого плотника, и тот обрадованно вскочил со своих нар и заспешил к главарю бандитов.
– Вот, вот, Альфаро, ведь я не зря делал это, – и старый плотник с радостным выражением на лице подал Альфаро Сикейросу модель шкафа.
Тот ехидно улыбнулся, но подарок принял. А потом, осмотрев своего приятеля по камере с головы до ног прошептал:
– Прощай, амиго.
И не было в его голосе ни сожаления, ни ненависти, ни жалости. Он звучал спокойно и равнодушно, как у священника, привыкшего исполнять каждый день один и тот же обряд.
– Альфаро, так ты меня оставишь здесь? – заплетающимся языком произнес старый плотник.
– Прощай, амиго, – Альфаро Сикейрос прижал ствол револьвера к левой стороне груди старого плотника и его палец нажал на курок.
Раздался приглушенный выстрел, и старик-плотник с дымящимся отверстием в груди распластался на каменных плитах пола.
– Я вижу, ты в форме, – сказал Мануэль, обращаясь к Сикейросу.
– Да, когда у меня в руках вот эта штука, я чувствую себя вполне сносно, – ответил главарь бандитов и резко скомандовал, – вперед!
Хуан и Мигель двинулись впереди своего главаря, Мануэль следовал рядом.
– Что, сразу уходим? – спросил Мануэль у Альфаро Сикейроса.
– Нет, я должен отдать долги.
– Зачем? Это опасно, – сказал Мануэль.
– Теперь я ничего не боюсь, – и Альфаро Сикейрос вытащил из патронташа на груди Мануэля один патрон и втолкнул его в барабан своего револьвера.
Теперь его револьвер был полностью заряжен.
Конечно же, солдаты, охраняющие Лас-Пасос, услышали негромкий выстрел в камере Альфаро Сикейроса, они тут же подняли тревогу, схватили свои карабины и бросились по гулкому коридору.
Но они никак не могли ожидать, что в тюрьме столько много вооруженных бандитов. Ведь силы теперь почти были равны – шестеро на восемь.
И бандиты без особого труда перестреляли всю охрану, кроме одного сержанта, спрятавшегося под лестницу.
Альфаро Сикейрос мысленно пересчитал трупы, потом обернувшись к Мануэлю, крикнул:
– Где-то должен быть еще один, ищите!
И бандиты бросились врассыпную, осматривая все закоулки.
Бандиты не обращали внимания на просьбы заключенных открыть двери и выпустить их на волю, они выполняли приказ своего главаря.
И вскоре сержанта нашли. Трясущегося от страха сержанта подвели к Альфаро Сикейросу и тот, оскалив зубы, нагло расхохотался, глядя прямо ему в лицо. Теперь преимущество было на его стороне, ведь сержант стоял перед ним безоружный, а в руках Сикейроса был револьвер.
Он приставил револьвер ко лбу сержанта и тот рухнул на колени.
– Не убивайте меня, сеньор Сикейрос!
– А кто тебе сказал, гнида, что я собрался тебя убить? – Альфаро Сикейрос за волосы поднял сержанта и поставил его на ноги. – Я тебя не буду убивать, мне это ни к чему.
– Спасибо, спасибо, сеньор Сикейрос, – взмолился сержант.
– Мне твоя благодарность, мерзавец, ни к чему. Я хочу, чтобы ты рассказал всем о том, что произошло в Лас-Пасосе, я хочу, чтобы все знали по ту и по эту сторону границы, что Альфаро Сикейрос вновь на свободе.
– Я все сделаю как прикажете! – клялся сержант, складывая перед грудью руки и шепча слова молитвы.
– Смотри, не забудь, а не то я достану тебя из-под земли и продырявлю твою башку. Ты веришь мне, сержант?
– Да, да, сеньор Сикейрос, я верю вам, верю.
Альфаро Сикейрос рукояткой своего револьвера ударил сержанта по голове. Тот вскрикнул и, потеряв сознание, рухнул на землю.
– Может, лучше его пристрелить? – спросил Мануэль.
– Нет, я хочу, чтобы все знали, что Сикейрос вновь на свободе – все. Ты понял меня, Мануэль?
– Да, да, я с тобой согласен, Альфаро, ты вновь на свободе и все карты тебе в руки.
Альфаро Сикейрос истерично захохотал, глядя в ночное небо.
– Звезды! Звезды! – вдруг взревел он. – Я вас не видел целую вечность! Целую вечность вы не смотрели мне в глаза, – и он принялся стрелять в черное небо, сжав револьвер двумя руками.
Не прошло и недели, как стены всех окрестных городков буквально пестрели плакатами, на которых была изображена гнусная рожа Альфаро Сикейроса, а внизу под портретом крупным жирным шрифтом была набрана баснословная сумма – десять тысяч долларов, которую обещали власти за голову Альфаро Сикейроса, живого или мертвого.
Ретт Батлер и полковник Чарльз Брандергас увидели портрет Альфаро Сикейроса в разных городках, но решили они одно и то же.
– Вот это именно то, о чем я так долго мечтал, – сказал каждый из них самому себе, – вот это тот соперник, с которым стоит потягаться.
Но ни Ретт Батлер, ни полковник Чарльз Брандергас не предполагали, что потягаться им предстоит вначале между собой.
Они еще даже не догадывались, что им придется выяснять отношения с помощью револьверов, но, видно, над ними обоими горела одна и та же звезда удачи, и ее лучи одинаково ласкали седую голову полковника Брандергаса и небритые щеки Ретта Батлера.
Прежде чем взяться за большие дела, Альфаро Сикейрос решил поквитаться со своим заклятым врагом, с тем человеком, который сдал его в руки властям и упрятал в тюрьму, на полтора года уложив на жесткие тюремные нары, посадив на хлеб и воду, лишив самого главного, что было в жизни Альфаро – лишил его свободы.
Еще не успели выгореть под палящими лучами солнца плакаты, расклеенные по стенам окрестных городов, еще не успели заржаветь шляпки гвоздей, которыми эти плакаты были приколочены к стенам, а Альфаро Сикейрос уже добрался до своего обидчика и заклятого врага.
Бандиты ворвались в дом Круза Мартиноса. Их не остановил ни плач ребенка, ни горестные восклицания молодой жены Круза, которая прижимала к груди сына.
Круз, с побелевшим от страха лицом, сидел на колченогом стуле с руками, связанными за спиной, а Альфаро Сикейрос, широко расставив ноги в белых полотняных штанах, стоял напротив него и презрительно смотрел в глаза предателю.
– Я понимаю, Круз, что ты не хотел бы меня видеть, но я, – и Альфаро Сикейрос стукнул себя кулаком в грудь, – я мечтал об этом моменте все те бессонные ночи, что провел на нарах, глядя в грязный потолок камеры. Я ждал этого момента, как грудной ребенок ждет молока матери, и, как видишь, дождался и стою перед тобой живой и невредимый. А ты даже представить не можешь, что ждет тебя.
Круз что-то попытался произнести побелевшими от страха губами, но язык его не слушался, зубы стучали, а глаза были готовы вывалиться из орбит. По его лицу струился холодный пот.
– Ты получил деньги за то, что засадил меня за решетку, грязный предатель, – и Альфаро Сикейрос плюнул в лицо Крузу. – Тебе надо было убить меня тогда, когда ты мог это сделать.
Круз попытался встать, но Мануэль схватил его за волосы и прижал к спинке стула.
– Сиди и не двигайся, ублюдок! – бросил Крузу Мануэль.
А Альфаро Сикейрос присел на корточки перед своим обидчиком и принялся говорить довольно спокойным и даже ласковым голосом, но от этого Круз испугался еще больше, ведь он понимал, что пощады ждать ему не приходится.
Ребенок громко заплакал.
Альфаро Сикейрос поднялся во весь рост, вытащил из кармана золотые часы с толстой блестящей цепочкой и повертел их перед лицом ребенка. На губах мальчика появилась радостная улыбка, и его розовые ручонки потянулись к сверкающему предмету.
Альфаро Сикейрос тоже улыбнулся, а Круз Мартинос, увидев эту улыбку, мгновенно похолодел – она не предвещала ничего хорошего, ведь Круз отлично знал Альфаро Сикейроса и отлично знал, что тот всегда улыбается перед тем, как решится кого-то убить.
– Сколько твоему ребенку? – поинтересовался Альфаро Сикейрос у женщины.
Та срывающимся голосом промолвила:
– Восемнадцать месяцев, сеньор, – она, еще не поняв, надеялась разжалобить бандита.
– Это ровно столько, – прикинул в уме Альфаро Сикейрос, – сколько я просидел в камере, – его голос стал напоминать звон металла. – Я понимаю, Круз, что ты использовал деньги, заработанные на предательстве, чтобы прокормить свою семью. Не так ли?
Тот согласно кивнул головой.
– Так вот, теперь твоя семья принадлежит мне, и я ее заберу себе. Увести! – бросил он Мигелю и тот, схватив женщину и ребенка, вытолкал их из комнаты.
– Они ни в чем не виноваты, – с мольбой в голосе обратился к Альфаро Сикейросу Круз Мартинос. – Ни в чем! Ни в чем, Альфаро! Это я во всем виноват.
– Я сам решу, кто виноват, а кто нет, – и он растрескавшимся ногтем большого пальца отковырнул крышку часов.
Щелкнула пружина и раздался мелодичный звон. Механизм играл, повторяя одну и ту же несложную мелодию.
Из соседней комнаты слышался плач ребенка и доносились исступленные возгласы женщины: она умоляла пощадить хотя бы сына.
А Альфаро Сикейрос, казалось, забыл обо всем и как завороженный слушал механическую музыку.
И вдруг прогремело два выстрела. Тишина, казалось, рассыпалась на тысячи острых осколков и все они впились в душу Круза Мартиноса.
– Нет! Нет! – выкрикнул он, пытаясь подняться с колченого стула, но крепкая рука бандита буквально вдавила его в сиденье.
А Альфаро Сикейрос, как завороженный, поднеся часы к самому уху, продолжал слушать переливы механической музыки. На его лице была блаженная улыбка, губы нервно подрагивали, веки были прикрыты.
Круз Мартинос, понимая, что все для него кончено, попытался вскочить со своего места, но один из подручных Альфаро Сикейроса набросил на его шею тонкий кожаный ремешок и стянул его на затылке. Лицо Круза Мартиноса побагровело и налилось кровью, глаза готовы были выскочить из орбит, на лбу вздулись жилы.
– Нет! Нет! – хрипя выкрикивал Круз Мартинос.
– Не волнуйся, амиго, вот теперь, мне кажется, ты ненавидишь меня настолько, что будешь в состоянии убить.
И вновь щелкнула золотая крышка часов. Музыка смолкла.
Альфаро Сикейрос отошел шагов на двенадцать к дальней стене и сбросил с плеч черную запыленную куртку. Он остался в белых штанах и белой рубахе. В его руке были маленькие золотые часы, на которые главарь бандитов время от времени бросал косые взгляды. На его лбу пролегли две глубокие морщины, выражение лица было сосредоточенным.
И бандиты, и Круз догадались, что Альфаро Сикейрос над чем-то сосредоточенно думает.
Альфаро Сикейрос любил все делать картинно и театрально.
Вот и сейчас, широко расставив ноги, он остановился у противоположной стены, глядя прямо в лицо Крузу Мартиносу.
– Когда музыка закончится, хватай свой револьвер и стреляй. У тебя есть шанс убить меня, но не в спину, как раньше ты собирался сделать. Мануэль, отпусти его.
Волосатые руки Мануэля разжались и кожаный ремешок повис на шее Круза Мартиноса.
Из-за голенища сапога сверкнул нож с хищно изогнутым лезвием и одним, почти неуловимым, движением стальное лезвие перерезало веревку, стягивающую руки Круза Мартиноса.
Тот уже все понял. Он несколько раз сжал и разжал затекшие пальцы и застыл, выжидательно глядя на своего заклятого врага, на того человека, который лишил его семьи, а сейчас собирается лишить жизни.
Мануэль поднял с пола револьвер и сунул его в кобуру Круза.
– Если только, амиго, ты это успеешь сделать, – перебросив патронташ через плечо, резко сказал Альфаро Сикейрос, и его голос, хотя и был негромким, мгновенно заполнил все помещение.
Все бандиты напряглись и подались к стенам, положив руки на рукоятки своих револьверов.
Альфаро Сикейрос заскорузлым большим пальцем отщелкнул крышку золотых часов, и маленький механизм заработал, наполняя гулкую комнату переливами механической музыки.
Глаза Альфаро Сикейроса превратились в две узких щелки, в глубине которых кипело пламя ненависти к предателю.
А лицо Круза Мартиноса дергалось. Казалось, губы не находят себе места и не могут остановиться.
– Круз, когда музыка кончится, хватай свой револьвер и убей меня, если сможешь.
Круз прекрасно понимал, что от него требуется, и он также понимал, что это его последний шанс.
Но не шанс остаться в живых, потому что он знал, что бандитов слишком много, и живым ему отсюда не выбраться. Это был шанс поквитаться с тем человеком, по приказу которого была убита его жена и маленький сын. И поэтому он весь подобрался, готовясь к смертельному броску.
Да, это и был смертельный бросок, бросок навстречу собственной смерти.
Указательный палец Круза медленно сгибался, как бы ища в воздухе курок револьвера, опущенного в кобуру.
Музыка повторялась и повторялась, звучала одна и та же музыкальная фраза. Всего лишь каких-то четыре такта музыкального звона, но Крузу Мартиносу казалось, что это уже звенит тяжелый погребальный колокол.
Щелкнула пружина и еще висел в воздухе звон стальных пластинок, но Круз Мартинос уже бросился навстречу своей смерти. Револьвер взметнулся в воздух, щелкнул курок, но палец Альфаро Сикейроса уже успел нажать на спусковой крючок и пуля револьвера главаря бандитов оставила дымящееся отверстие в груди Круза Мартиноса.
Он качнулся и как бы не понимая, что произошло, посмотрел вокруг себя. Его широко открытые глаза почти мгновенно затянула белая пелена смерти. Револьвер с грохотом выпал на каменные плиты из ослабевшей руки Круза Мартиноса, а его указательный палец все еще сокращался, пытаясь нажать на курок невидимого оружия.
Наконец, ноги подкосились, и Круз Мартинос грохнулся плашмя на каменные плиты рядом со своим револьвером, который ему на этот раз не помог.
Щелкнула крышка золотых часов, сверкнул на ней пронзительный блик, и Альфаро Сикейрос, подняв с пола свою черную куртку, перекинул ее через плечо и улыбнувшись, посмотрел на своих подручных.
Те, окаменев, стояли прижавшись к стене.
Альфаро Сикейрос картинно крутанул револьвер вокруг указательного пальца и, не глядя, бросил его в кобуру.
Все облегченно вздохнули. И только сейчас, после того как безжизненное тело предателя за руки и за ноги утащили из комнаты, оставив на каменных плитах кровавую полосу, Альфаро Сикейрос ощутил, насколько сильным было напряжение.
Он посмотрел на свои руки: пальцы нервно подрагивали. И тогда он поднял голову и резко бросил, обращаясь к Хуану.
– Закурить!
Тот недоуменно повертел головой.
– Ты что, оглох? – гаркнул Альфаро Сикейрос на самого молодого из своих подручных. – Ведь я знаю, у тебя есть.
Хуан оглянулся на Мануэля, тот согласно кивнул головой. И тогда Хуан вытащил из нагрудного кармана самодельную сигарету, набитую индейской коноплей.
Альфаро Сикейрос трясущейся рукой вставил сигарету себе в зубы и трясущейся рукой щелкнул пальцами.
Хуан тут же чиркнул спичкой о спинку стула и поднес трепещущий огонек.
Жадно прикрыв глаза, Альфаро Сикейрос затянулся и не спешил выпускать дым, чтобы он весь всосался в его легкие.
На скулах главаря бандитов выступили пунцовые пятна, а в глазах появился сумасшедший блеск. Он смотрел на кончик своей сигареты и по его лицу было видно, что он жалеет, что огонь, оставляя после себя серый след, так быстро подбирается к его губам.
Наконец, он почувствовал желанное облегчение и запрокинул голову, не выпуская окурок из плотно сжатых побелевших губ. Кадык дергался на небритой шее, как будто маленькая мышь бегала в грубом холщовом мешке, не находя себе выхода.
А кровь на серых каменных плитах пола медленно запекалась, из ярко-красной она превращалась в вишневую, а потом постепенно стала коричневой, а еще через несколько минут сделалась черной. Она поблескивала, как крышка рояля.
