Текст книги "Бижутерия"

Автор книги: Мередит Рич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Она осторожно, чтобы не испачкаться, вынула из кроватки дочь и положила на пеленальный столик.

– Несносный день. А что, если нам пройтись – сходить в парк и по магазинам? Может, почувствуем себя лучше?

Оливия от удовольствия загукала.

– Решено. Я так и знала, что ты согласишься. Попробуем найти тебе что-нибудь необычное, чтобы надеть на крестины Лили Хендерсон в эти выходные.

Анна переодела дочь в летнее платьице с аппликациями в форме земляничин, ботиночки и чепчик от солнца. Потом сняла с полки шкатулку с детскими украшениями.

– Давай-ка покажемся в браслетике, который тебе сделала тетушка Мадлен. – Анна натянула украшение на пухленькое детское запястье. – Правда красивый? Сияет всеми цветами радуги.

Оливия поднесла ручонку к лицу и попыталась попробовать золото на вкус.

– Нет! Пет! Это не для еды, а для красоты. Надо тебя сфотографировать и послать снимок Мадлен.

Анна отнесла дочь на кухню и покормила смесью, которую приготовила Нэнни. Сделала пару снимков Оливии и наполнила для гулянья другую бутылочку яблочным пюре.

Направляясь по Мэдисон от Восемьдесят шестой улицы, они задержались на Восьмидесятой и купили на распродаже крохотную французскую маечку и детское бикини. А для крестин – кружевное розовое платьице. На Семьдесят восьмой выбрали серебряную рамку и в качестве подарка на крещение отправили по почте. А затем повернули во взрослые магазины. Анна посчитала, что это справедливая награда за то, что она была такой дисциплинированной матерью.

Но не успели мать и дочь добраться до «Метаморфоз» – нового бутика, который Анна безумно мечтала осмотреть, – как в воздухе распространился слишком знакомый детский запах.

– Что же ты, Оливия? Третий раз за день! Ну ладно, девочка. – Анна вынула ребенка из коляски. – Придется заняться туалетом. – Она полезла в кармашек коляски за подгузником. Однако там, кроме яблочного пюре, ничего не оказалось. – Черт! – процедила Анна сквозь зубы. Она забыла пачку с подгузниками, когда выходила из дома.

Но она хотела пройтись по магазинам и не намеревалась катить Оливию обратно домой. Решение пришло быстро – квартира родителей располагалась в нескольких кварталах. А мать еще давно запаслась всяким детским имуществом.

В квартире никого не было, однако у Анны хранился ключ. Мать проводила лето в Саутгемптоне. А отец мотался туда-сюда, уезжая на выходные, и, вероятно, теперь находился в пути.

Толкая коляску по пышущей жаром улице, Анна решила, что, прежде чем продолжить поход по магазинам, ей необходим прохладный душ. Лифтер оказался незнакомым, скорее всего подменой на лето. Он придержал дверь и не спускал с нее внимательного взгляда, пока Анна не открыла вход своим ключом. Из коляски, которую собиралась оставить в холле, она осторожно вынула задремавшую Оливию.

– Ну вот, – сказала она дочери и понесла ее по застеленной ковром лестнице в свою бывшую спальню.

И тут с удивлением услышала голос отца, который громко говорил по телефону. Ладно, поздоровается с ним потом, а сначала займется Оливией. Она положила дочь на середину кровати, обтерла и подложила новый подгузник. Девочка так и не проснулась.

Анна решила, что, прежде чем принимать душ, надо сказать отцу, что она пришла. И стала спускаться по лестнице. Уатт все еще говорил по телефону. Подойдя поближе к комнате родителей, она начала разбирать слова.

– Но, дорогая, все уже улажено. Мы встречаемся во Флоренции, а потом летим в Барселону, где у меня назначены встречи.

Анна замерла. Мать не упоминала о поездке в Европу. Напротив, Анна отчетливо помнила, что Элизабет хотела посвятить лето выращиванию орхидей. Но если отец говорил не с матерью, тогда кто же эта дорогая?

– Хорошо, – продолжал Уатт, – есть запасной план. Сначала я лечу в Барселону один, а потом направляюсь в Париж. А ты меня ждешь там. Август не лучшее время, но все равно красиво. Я заказал номер в «Ритце». Хорошо, поговорим после выходных. Я позвоню тебе в понедельник вечером. Я тебя люблю.

Анна не могла пошевелиться. Ее отец? С любовницей? Она почувствовала головокружение и тошноту. И тут услышала:

– Мадлен, ты слушаешь? Подожди, вот еще что…

Мадлен!

Анна бросилась в свою комнату, выхватила Оливию из кровати и вместе с дочерью быстро сбежала по лестнице вниз. Закрывая дверь, она поняла, что отец все еще говорил по телефону.

На улице Анна бешено замахала рукой, останавливая такси, швырнула сложенную коляску в багажник и со спящей дочерью на коленях поспешила домой.

Глава 11

– Я хотела бы провести каникулы с вами, но это невозможно, – заявила Мадлен, допивая пепси. Они с Кристофом и Катриной отдыхали во время дневного перерыва в пивной рядом с институтом. Летний семестр почти завершился, но до начала нового учебного года предстояли двухнедельные каникулы.

– Мадлен, – настаивал Кристоф, – тебе стоит съездить с нами на море. Лето пройдет, а ты не загоришь.

– Ну пожалуйста, – поддержала его Катрина. – Нам будет без тебя одиноко. – Миниатюрная голландка погладила Кристофа по руке. Они влюбились друг в друга во время летнего семестра и теперь поговаривали о женитьбе. – Вот уж славно повеселимся. Приедут Бригитта и Антон… а может быть, и Петр.

– Поверьте, я бы с удовольствием. – Мадлен, словно бы сдаваясь, подняла руки. – Но не могу отменить поездку в Париж.

– Ах, Мадлен, – затараторила Катрина, – когда ты только с ним порвешь? Этот Уатт просто крутит тобой!

– Ничего подобного! – ощетинилась девушка. – Он показывает мне Европу. По высшему классу. Он необыкновенно щедр.

– Но ты его не любишь, – настаивала голландка. – Разве можно провести жизнь с человеком, которого не любишь?

Мадлен покачала головой:

– Я не собираюсь проводить с ним жизнь. Но сейчас мне хорошо.

– Мадлен! Мадлен! – донесся с улицы женский голос.

Девушка обернулась и увидела, что к ним спешит фрау Фишер.

– Я так и знала, что найду вас здесь. – Дородная женщина запнулась и перевела дыхание. – Пойдемте быстрее… У вас дома гостья.

– Кто такая? – спросила Мадлен по-немецки.

Фрау Фишер пожала плечами:

– Молодая дама. Довольно суровая. Имени не говорит.

– Надо посмотреть, что там такое, – озадаченно произнесла девушка, поспешно передавая Кристофу деньги за напиток. – Увидимся на занятиях. – И заторопилась с фрау Фишер домой. На углу они расстались. Хозяйка пансиона свернула на рынок за покупками для ужина.

Странное предчувствие нахлынуло на Мадлен, когда она входила в калитку. Напротив дома Фишеров был припаркован черный «мерседес» с шофером. Девушка не имела представления, кто ее гостья, но чутье подсказывало, что что-то тут не так. Она ворвалась в открытую парадную дверь и бросилась в гостиную, где фрау Фишер оставила гостью.

Там спиной ко входу стояла рыжеволосая плотная молодая женщина и рассматривала книги на каминной полке. На ней было свободное платье и туфли на высоких каблуках, чтобы подчеркнуть оставшиеся стройными ноги. Услышав, что кто-то пришел, она быстро повернулась.

– Анна! – Мадлен расплылась в улыбке и бросилась к подруге. Ее полнота удивила девушку: на последних снимках Анна выглядела гораздо более стройной. – Какой великолепный сюрприз! Почему ты не сообщила, что приезжаешь? Оливия с тобой?

Анна Макнил Фергюсон отпрянула и, чтобы избежать объятий, загородилась руками.

– Я приехала одна и уеду, как только скажу то, что должна тебе сказать.

Мадлен прокрутила в голове разные предположения, но в мозг закрадывалось отвратительное подозрение. Анна между тем сохраняла непроницаемое выражение лица.

– Хотя бы присядь, – нервно предложила Мадлен. – Выпьешь чего-нибудь холодненького?

– Нет. Это не займет много времени.

– Что случилось, Анна? Я никогда тебя такой не видела.

– Ты превосходно знаешь, что случилось. – Голос гостьи звучал абсолютно бесстрастно. – Я проделала весь этот путь, чтобы сказать, что никогда в жизни не встречала настолько аморальную личность, как ты. Мне хочется ударить тебя по лицу. Хочется сделать гораздо больше. Но я не опущусь до этого.

Слова хлестали Мадлен, как бичи. Девушка отшатнулась, сделала шаг назад и наткнулась на стул. Уатт! До нее наконец дошло. Анна все знает. Мадлен почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

– Я не жду, что ты что-нибудь скажешь в свое оправдание, – продолжала Анна. – Возможно, ты даже не считаешь, что поступила дурно. – Она замолчала и порылась в сумочке в поисках сигарет и зажигалки.

– Анна, – мягко начала Мадлен, – пойми, все настолько запутано. Ну нельзя же так сразу…

– Заткнись! – Анна затянулась и нетерпеливо выдохнула облачко дыма. – Не смей произносить ни единого грязного слова! Ты здесь для того, чтобы слушать. А говорить буду я. Я знаю про тебя и папу. А он не знает, что я знаю. И я не хочу, чтобы знал. Конечно, я обо всем рассказала Хэдли, и он согласился со мной на все сто процентов. Никто из нас не желает больше тебя видеть. Никогда!

– Пожалуйста, Анна, дай мне объяснить…

Анна быстро пересекла комнату – в ее серых глазах горела ненависть – и остановилась в футе напротив Мадлен. Рыхлое после родов тело содрогалось от возмущения.

– Нечего объяснять! Сука! Мы тебя приняли в семью. Дали тебе все. А ты!.. Ты нас всех перетрахала! В буквальном смысле слова. Сначала меня в Боулдере. Потом брата. А теперь милуешься с отцом. Никогда не думала, что способна так ненавидеть. – Анна толкнула Мадлен в грудь, та качнулась назад, потеряла равновесие и растянулась на полу. – Убила бы! – закричала Анна. – Но раз не могу убить, когда-нибудь сделаю твою жизнь такой же несчастной, какой ты сделала мою.

Оглушенная, Мадлен села и увидела, как исказилось от – отвращения лицо подруги. Анна продолжала тараторить без умолку. Мадлен воспринимала только отдельные фразы и слова. Но постепенно до нее стал доходить смысл.

– …не смей больше с ним встречаться. Ты меня слышишь? Ты должна порвать с ним так, чтобы он не понял, что Хэдли и я знаем. Нам надо оберегать мать. Бедная мамочка… Она тебя любила как дочь. А ты…

Именно этого Мадлен все время боялась. Голова стала тяжелой. Она закрыла глаза и попыталась вдохнуть. Едкие слова подруги пролетали мимо и падали где-то поодаль.

Конечно, она была совершенно права. Но Анна идеализировала отца. Считала, что, когда дело касалось ее, он не мог совершить несправедливости. Мадлен не должна была вступать в связь с этим человеком. Но в конце концов, Уатт сам все спровоцировал. Она была одинока, он оказался рядом, протянул руку, предложил любовь. Анне никогда не понять. Ее не бросали ребенком, не заставляли выживать одной в голоде и холоде. Анна всегда имела все, что хотела.

– …самая испорченная, порочная женщина… – Слова Анны ворвались в ее мысли. – Попробуй только приблизиться к кому-нибудь из нашей семьи, и ты, развратница, об этом пожалеешь. – Снова щелкнул замок сумки. На этот раз Анна достала завернутый в салфетку браслет, который Мадлен изготовила для Оливии, и, сорвав обертку, швырнула на пол. – Надеюсь, тебе все ясно? Если ты немедленно порвешь с моим отцом, ты больше обо мне не услышишь. Но если посмеешь продолжать интрижку, я найду способ засадить тебя на всю жизнь за решетку.

– Анна, пожалуйста… неужели ты не захочешь выслушать меня? – взмолилась Мадлен. – Ты ничего не понимаешь. И заходишь слишком далеко.

– Слишком далеко? Кто бы говорил! Ты поступишь так, как я сказала! Подумай о нас. Подумай о том, что ты совершила. Узнав об этом, Хэдли был совершенно раздавлен и плакал. – Анна ударила Мадлен под ребра заостренным носком модельной туфли. – Прочь с дороги, шлюха! – процедила она с отвращением. – Проклятая шлюха! Надеюсь, ты когда-нибудь получишь то, что заслужила.

На этой ноте Анна покинула сцену. Мадлен слышала, как хлопнула сетчатая дверь. До нее донесся звук удаляющихся шагов подруги по дорожке. Сетчатая дверь стукнула снова.

– Мадлен, что случилось? – Фрау Фишер испугалась, увидев, что ее постоялица лежит на полу.

– Все, – ответила девушка и подобрала миниатюрный браслет, сделанный для Оливии.

Да, именно так. Рухнуло все на свете.

Не прошло и часа после визита Анны, как Мадлен услышала, что зазвонил телефон. Девушка свернулась в коконе одеял на сбившейся постели в комнате с опущенными шторами и подсчитывала, сколько времени в Нью-Йорке. И до того как фрау Фишер позвала ее вниз, она поняла, что звонил Уатт. Наступил понедельник – он так и обещал.

Прежде чем спуститься, Мадлен проглотила таблетку аспирина, надеясь, что лекарство уймет нестерпимую головную боль. Избавиться бы от всего! Ну что ж, через несколько минут настанет желанное избавление.

– Мадлен, дорогая, – раздалось в трубке. – Как прошел уик-энд?

– Э-э… нормально. – Она продумывала, как сказать то, что требовалось.

– Хорошо. Запиши номер моего рейса – «Эр Франс», 534. Оказывается, я прилетаю в Париж всего через час после тебя. Ты можешь подождать меня в Орли. Я возьму такси, и мы вместе поедем в «Ритц».

– Уатт, я не смогу приехать в Париж, – как можно мягче ответила девушка.

– Что? Почему?

– Потому что не могу. Не хочу тебя больше видеть.

На другом конце провода воцарилось молчание.

– В чем дело, дорогая?

– В нас. Во всем, – увильнула от ответа Мадлен и прокашлялась. – Я много думала о нас. Ничего не выходит. Меня гнетет чувство вины. – Мадлен помолчала. Она задыхалась и хватала воздух ртом. – О, Уатт, ты знаешь, как я тебя ценю. Но я не могу приехать в Париж… не могу выйти за тебя замуж. Анна и Хэдли нам этого не простят. Ты с ними рассоришься навек. Я не могу этого допустить.

– Ничего подобного, дорогая. Доверься мне. После первого потрясения все войдет в свою колею. В конце концов, они же взрослые люди. Мы должны думать о нас.

– Я думаю, – печально отозвалась Мадлен. Ей нестерпимо хотелось рассказать про Анну. Тогда бы Уатт понял. Но она не могла. – Я не выйду за тебя замуж. Нам нельзя больше видеться.

– О, Мадлен! Приезжай в Париж. Мы все обговорим. Нельзя так сразу порвать. Я тебя люблю.

– Уатт, если я приеду в Париж, будет еще тяжелее, чем сейчас. Поверь, мне тоже нелегко. Постарайся понять.

– Понять? Что? После всего, что между нами было, ты вдруг почувствовала себя слишком виноватой перед моими детьми, чтобы продолжать отношения? Мы это уже обсуждали. Мадлен, приезжай в Париж. Мы обсудим все лично.

– Нет. Я не могу.

– О'кей. – Уатт начинал злиться. – Все дело в том, что ты меня не любишь. Признайся, я угадал?

Мадлен не отвечала. Она ненавидела себя, ненавидела его. Но больше всего ненавидела эту минуту.

– Что ж… возможно.

– Дорогая… – Теперь Макнил умолял. – Пожалуйста… Все слишком серьезно, чтобы оборвать по телефону. Я тебе не позволю. Я должен тебя увидеть.

– Нет. Мы больше не можем видеться. – Чтобы набраться решимости, Мадлен вспомнила ненависть на лице Анны. – Я уезжаю с друзьями на итальянскую Ривьеру.

– Да? Тут что-то кроется. – В его голосе зазвучало возмущение. – У тебя есть другой? Из института? Твой ровесник? Скажи правду!

– Нет. У меня никого нет. Ах, Уатт, извини. Я так тебе благодарна. Ты был такой замечательный.

– Удели мне минутку.

– Ничего не могу с собой поделать – я тебя не люблю. – Слова выходили какие-то неестественные. Если бы было больше времени, чтобы подготовиться и все отрепетировать.

– Значит, человек вдвое старше тебе не подходит? – насмешливо хмыкнул Макнил.

– Нет, ты прекрасно знаешь, возраст тут ни при чем. Дело в твоей семье. Мне не следовало во все в это влезать.

– Судя по всему, мне тоже. Жаль, что ты так считаешь. В последние месяцы я был счастливее, чем за многие годы. Думаю, что и ты тоже.

– Я была счастлива… Прости меня, Уатт. У нас нет будущего.

– У нас было будущее. Неужели ты не поверила, что я собирался развестись с Элизабет? Из-за этого распсиховалась?

– Нет, Уатт. Не хочу делать тебе больно. Мы можем остаться друзьями?

– Не можем, – просто ответил Макнил. – В создавшейся ситуации ты меня поймешь, если я прекращу оплачивать твое образование.

– Но это заем, – запротестовала Мадлен. – Я возвращу тебе все до цента.

– Сомневаюсь. Ты слишком привыкла к тому, что тебя содержат, так что вряд ли сумеешь сделать карьеру. – Его тон стал ледяным. – По крайней мере карьеру ювелира-дизайнера.

– Это ложь! Ты говоришь чудовищные вещи!

– Я другого мнения. Каким же я был глупцом! – Уатт повесил трубку. Голос в мембране умолк, слышался только шорох помех.

Мадлен медленно повесила трубку и, будто в трансе, отправилась к себе в комнату. В коридор выскочила младшая дочка Фишеров.

– Мадлен! Пойдем, посмотришь мою новую игру.

Девушка покачала головой:

– Нет, Урсула, я сейчас не могу играть. Мне надо отдохнуть. Я плохо себя чувствую. – Она даже не сообразила, что говорила по-английски.

Урсула проводила ее взглядом до двери. Девочка не поняла, что она сказала. Но почувствовала, что с этой симпатичной американкой случилось что-то очень нехорошее.

Глава 12

Шеренгу домов на северной стороне Девяносто девятой улицы между Бродвеем и Вест-Энд-авеню украшали наружные ящики для цветов с петуньями и английским папоротником. В отверстиях в тротуаре задыхались, пытаясь выжить, тщедушные, только что посаженные тополя. От поползновений собак их оберегала проволочная сетка. Всякая мелкота разъезжалась по соседним улицам. То, что недавно было обветшалыми, сдаваемыми в аренду домами, переделывалось в просторные, роскошные жилища для одной семьи.

Южная сторона, наоборот, все еще ждала мановения волшебной палочки. И оставалась теми трущобами, которые благополучно изжила противоположная сторона. Мадлен сверилась с вырванным из «Нью-Йорк таймс» объявлением об аренде – номер триста восемьдесят. Как она и опасалась, четные номера находились на южной стороне улицы.

Девушка прошла мимо сидевших на ступенях гаитян – включенный на полную мощность транзистор извергал оглушающие звуки национальной музыки. Она никак не могла поверить, что снова оказалась в Нью-Йорке. И хотя раньше любила этот город, возвращение в него было вызвано скорее экономическими соображениями: так не хотела тратиться на авиабилет до Калифорнии, а мысль о возвращении в Колорадо казалась невыносимой.

Конечно, Мадлен обдумывала, не остаться ли ей в Европе. Но после стычки с Анной и Уаттом не могла ни на что решиться. И вообще потеряла способность здраво мыслить после разговора с Гэри Поллоком – смышленым сынком брокера Уатта, который намеревался превратить ее пятнадцать тысяч наследства в бесценную несушку золотых яичек.

– Привет, крошка, – гундосил Гэри по межконтинентальному проводу. – Ты же сама жаждала, чтобы твой маленький взнос вырос. Я вложил его в два роскошных дельца – «Вуазин моторс» и «Дейтатракс». Через несколько лет заживешь припеваючи.

– Это здорово, – заволновалась Мадлен. – Но мне деньги нужны сейчас. Заплатить за институт.

Пауза длилась так долго, что она заподозрила, что оборвалась связь. Затем Гэри начал объяснять, что не может продать акции именно теперь. Пока компании не встанут на ноги, они ничего не стоят.

– Что? – переспросила Мадлен. – Ты не хочешь отдать мне мои деньги?

– Слушай, крошка, не сердись. Все отлично. У тебя на десять тысяч акций в «Дейтатракс». Но они пошли на расширение компании. Через несколько лет все, что мы заплатили, вырастет раз в пятьсот. А сейчас хрен что продашь.

– А другая компания? Как ее – «Вуазин моторс»?

– С ней небольшая проблема. Она реорганизуется. Речь шла о банкротстве. Но ничего серьезного. Все придет в норму. К сожалению, вот именно теперь…

– Значит, из моих пятнадцати тысяч ничего нельзя продать, чтобы заплатить за институт? – Мадлен была потрясена.

– Подожди… У тебя есть несколько акций «Ай-би-эм». Это Уатт настоял, чтобы я их купил. – Гарри помолчал. – Сегодня на рынке они стоят полторы тысячи. Я могу продать их.

– О'кей, – пробормотала девушка. – Продавай «Ай-би-эм» и пришли мне эти чертовы полторы тысячи. – Она положила трубку в слезах. Полторы тысячи и на год не покроют расходы на обучение, плюс на комнату и на стол. Будь он проклят, этот Уатт со своими финансовыми советами.

Она ему верила – такому богатому и везучему. Еще задолго до того, как началась их связь, он обещал, что поможет ей. Деньги, которые он давал, Мадлен воспринимала как долг. И собиралась отдать. И отдаст – черт бы его побрал!

Собирая вещи в своей комнате в доме Фишеров, она усваивала последний преподанный жизнью урок: верить никому нельзя.

– Извините, – обратилась Мадлен к чернокожему в рубашке с печатным гавайским рисунком, – вы мне не подскажете…

– Следующий квартал, мисс, – вежливо ответил он и указал в сторону Вест-Энд-авеню. – Между Вест-Энд и Риверсайд-драйв.

Оказавшись в Верхнем Вест-Сайде, Мадлен испытала настоящий шок. До этого ей приходилось бывать в благоустроенном, ухоженном Ист-Сайде, где жили Макнилы. Но эта часть города, севернее Восемьдесят шестой улицы, отличалась такой самобытностью, которая и превращала Нью-Йорк в эклектичный мегаполис. Солисты филармонии жили бок о бок с таксистами из Доминиканской Республики. Корейцы – владельцы фруктовых лавок – с хозяевами магазинов – индийцами. Отремонтированный кинотеатр, где крутили не первой свежести иностранные фильмы, располагался между большим универмагом и скупкой, продававшей старые, грязные ботинки. Кубинские и китайские рестораны соседствовали со странными маленькими заведениями, которые, по слухам, служили фасадом для многочисленных рэкетиров. Еврейские кулинарии, ирландские бары, мексиканские кухни на вынос, магазинчики латиноамериканской музыки – все это сосуществовало если не в гармонии, то не мешая друг другу.

Приехав из идеально чистого, заново отстроенного Пфорцхайма, Мадлен никак не могла привыкнуть к тому, что с Гудзона ветром приносит мусор. Или к вони, исходившей от огромных пластиковых пакетов, которые сотнями выставляли у черных ходов многоквартирных домов.

Девушка пересекла Вест-Энд и стала спускаться к Риверсайд-драйв. Следующий квартал оказался гораздо хуже предыдущего. А комната, которую она собиралась посмотреть, в объявлениях значилась самой дешевой. Какой-то музыкант владел этажом с тремя спальнями, две из которых сдавал. Жильцы имели свои полки в холодильнике и возможность пользоваться ванной и кухней по заранее согласованному графику. Но их не пускали в гостиную и не позволяли развлекаться у себя.

Остановившись напротив номера триста восемьдесят, Мадлен размышляла, входить или не входить. Часть дома перестраивалась, и складывалось впечатление, что в здание угодила бомба.

Ну и черт с ним, решила девушка. Не время привередничать. Ей не по карману долго оставаться в грязном номере гостиницы «Челси».

В подъезде Мадлен поискала глазами почтовый ящик с фамилией человека, который давал объявление. Вот она… 3В… Сэнберг. Вверху карандашом было накарябано еще несколько имен. Она нажала кнопку звонка, и через минуту дверь зажужжала и впустила ее внутрь. В темном холле стоял потертый диван. На грязных подушках в беспорядке лежали номера «Дейли ньюс». Рядом с диваном красовался приставной столик из искусственного дерева, а на нем – аляповатая лампа с приклеенными к подставке настоящими ракушками.

Мадлен прошла в глубину холла и вызвала работавший без лифтера лифт. Вдруг его дверь распахнулась, и девушка шарахнулась в сторону. Из кабины выскочил молодой человек с кучей коробок, пластиковым пакетом и краном-смесителем.

– Извините, милашка, не подержите? – произнес он с южным акцентом. – Мне надо вытащить чемодан и пальму.

Он был худощав, белокур, курчавые волосы волнами разметались по плечам. Мадлен придержала дверь.

– Вы, случайно, не из 3В переезжаете?

– Именно оттуда, милашка. Можете отпустить. – Он вытащил из лифта чемодан. – А вы для этого пришли? Посмотреть?

Девушка кивнула.

– И как местечко? Ничего?

– Скажу так: если вы собираетесь здесь жить, значит, вам вовсе туго. Хозяин ночи напролет играет электронную музыку. И еще клопы… Таракашки то прописываются, то выписываются. А клопы всегда здесь. Жизнь как на азиатской кухне.

Сердце Мадлен екнуло.

– Да, мне совсем туго. Две недели бегаю по городу, ищу.

– Вам здесь не понравится. – Незнакомец помолчал и присмотрелся к Мадлен. – Ладно, вы вроде симпатичная девчушка. Пошли со мной. У меня найдется кое-что получше. Вот, держите кран и этот пакет.

– Но я не могу…

– Делайте, что вам говорят. Вы угодили в нужное место в нужное время. Я ищу компаньона. В моей новой квартире две спальни, а объявление в «Войс» давать было некогда. – Он улыбнулся. При этом его голубые глаза сощурились так, что совершенно исчезли за тяжелыми веками. Он был одет на лондонский манер и не походил на извращенца. Мадлен потребовалась всего секунда, чтобы принять решение.

– О'кей, – проговорила она. – Посмотрим. Но ничего не обещаю, пока…

– Справедливо, – отозвался он. – Пойдем искать такси.

После того как они уселись в машину и молодой человек назвал водителю адрес – где-то недалеко от авеню А на Манхэттене, – он протянул ей руку.

– Эдвард Рэндольф. Рад познакомиться.

– Я Мад… То есть, я хотела сказать, Джуэл Драгумис. – Тогда впервые она употребила новое имя, которое придумала для себя. Было странно называть себя по-другому. Но Мадлен решила, что привыкнет. И Макнилы ее никогда не найдут.

– Не стесняйся, дорогуша. Мы же собираемся стать соседями. Выкладывай… настоящее имя.

– Я не уверена, что мы станем соседями, – запротестовала Мадлен. – Мы совершенно незнакомы.

– Познакомимся, пока доедем до Нижнего Ист-Сайда, – пошутил Рэндольф. – Ну, давай, колись.

– Хорошо… я недавно изменила имя… Для карьеры.

– Значит, ты актриса?

– Нет.

– Надеюсь, не наркодилер? И не скрываешься от копов? Если так, говори сразу. Я не желаю больше в жизни неприятностей.

– Ничего похожего. Все очень сложно. Я только что вернулась из Европы. – Мадлен вытерла вспотевшие ладони о пакет на коленях. В такси не было кондиционера, а в Нью-Йорке стояло в разгаре влажное бабье лето. – Есть люди, с которыми я не хочу встречаться. И не хочу, чтобы они меня нашли.

– Ладушки! – восхищенно осклабился Эдвард. Он был ниже Мадлен, со свежим мальчишеским лицом. – Обожаю интригу. А чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Я ювелир-дизайнер. – Мадлен показала руку с браслетами и кольцами, которые сделала в институте.

– Теперь понял. Джуэл! Великолепно!

– Но у меня нет работы. Долгая история. Если мы станем соседями, я тебе все расскажу.

– Мы станем соседями – у меня нет никаких сомнений. Товарищами по жилью. Возможно, по духу. У меня такое чувство, что я знал тебя всегда, таинственная мисс Джуэл.

– По духу? – Мадлен вскинула голову. – Я считала, что товарищи по духу – это любовники.

– Не обязательно. То есть мы можем быть любовниками, но в другой жизни. А в этой не станем – я тебе гарантирую. Я голубой, – объявил он обыденным тоном.

– Да ну? – не слишком удивилась Мадлен. – Меня это устраивает. Сама я спала с мужчинами. – Она поколебалась. – Так что там с другой жизнью? Ты веришь в реинкарнацию?

– А разве кто-нибудь не верит? – Эдвард вгляделся Мадлен в лицо и понял, что такой человек есть. – Я считаю, что все мы жили раньше и будем жить опять. Мой теперешний любовник – большущий дока в метафизике. Очень большой, и точка. – Эдвард хихикнул. – Культурист Деметриус. Как тебе нравится? Богом клянусь, имя настоящее.

Такси подкатило к обшарпанному дому на Шестой улице между авеню А и авеню В. К немалому огорчению Мадлен, это место выглядело не лучше прежнего. Эдвард расплатился с шофером, и она помогла разгрузить вещи и поднять на три пролета лестницы вверх. На четвертом этаже они остановились перед исцарапанной дверью – одной из двух в коридоре.

– Вот здесь. Домик, наш милый домик. – Эдвард достал четыре ключа и открыл замки сверху вниз.

У Мадлен перехватило дыхание: в коридорах стояла аммиачная вонь, то ли от мочи, то ли от дезинфицирующих средств.

Дверь в квартиру со скрипом отворилась.

– Voila! – Эдвард отступил в сторону, пропуская Мадлен вперед. Большая комната являла собой настоящий взрыв белого цвета – даже пол был покрашен. Мебель в стиле технологического искусства, казалось, попала сюда прямо из мастерской дизайнера. Сквозь три окна помещение заливал яркий солнечный свет. Металлические от пола до потолка полки отделяли кухню и обеденную зону от гостиной. Секционная необъятных размеров софа была обита тканью с растительным черно-красным орнаментом. Во всей комнате это было единственное цветовое пятно, за исключением большой драпировки на дальней стене, вобравшей красное и черное в свободных абстрактных формах.

Мадлен не верила собственным глазам.

– Сказочно!

– Я знал, что тебе понравится. Кроме гостиной, есть еще две комнаты-крохотульки, так что у каждого будет свой угол. Они такого размера, что можно поставить односпальную кровать и туалетный столик. Или двуспальную кровать, но без столика. Я промерял. Сам я выбрал двуспальную, с ящиками, вделанными в основание.

– Потрясающее место, – похвалила Мадлен. – Но боюсь, я его не потяну.

– Не забывай, речь идет о Нижнем Ист-Сайде. Чтобы сюда добраться, нужно одолеть множество улиц. Я возьму с тебя сотню, пока ты не работаешь. А потом сто пятьдесят. Телефон и удобства пополам. – Эдвард помолчал. – Ну как… решилась?

Мадлен улыбнулась и кивнула:

– Это первое хорошее событие, случившееся со мной после того, как я вернулась в Штаты.

Оказалось, что Эдвард Рэндольф тоже дизайнер. Окончив Парсонс, он начал карьеру в «Блуминдейле» на складе и дослужился до помощника заведующего отделом, пока не поступил на Седьмую авеню учеником итальянского модельера ремней и кожаных сумок. Работа приносила неплохие деньги, но в двадцать шесть Эдварда вновь потянуло на другое место. Он постоянно выискивал новые возможности.

Мадлен, которая уже привыкла называть себя Джуэл, радовалась его обществу. Он был остроумен, с прекрасными манерами, и с ним было просто ужиться. Он помог ей перевезти скромные пожитки из гостиницы «Челси». Они распили бутылку кьянти, и слегка захмелевшая девушка рассказала ему свою историю – правдивую несокращенную версию вплоть до последних событий в Пфорцхайме.

– Бедняжка, – сочувственно заворковал Эдвард, когда она разрыдалась в платок. – Ты просто потеряла контроль над ситуацией. Будет тебе урок. А теперь подбери осколки и двигайся вперед.

Джуэл шмыгнула носом.

– Мне всего двадцать один, а уже столько людей хотят сжить меня со света. Я не желала никому делать больно. Даже Брейди в Боулдере. Но обалдела от Анны и ненароком его обидела. Откровенно говоря, это случилось тысячу лет назад. Я ощущаю себя так, будто после двадцати одного мне стукнет пятьдесят.

– Основательный опыт за столь короткое время, – согласился Эдвард. – Но такова жизнь: живешь и учишься. И при этом развлекаешься.