Текст книги "Мы мертвые (ЛП)"

Автор книги: Майк Шэкл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Кара снова сложила бумагу, но оставила ее на столе. Она посмотрела на Яс взглядом, холодным как лед:

– Тебе не обязательно знать, кто что ест. Положи яд во все блюда. Отрави всех. Этого более чем достаточно. Через час они умрут.

– Отравить всех?

– Да.

– Ты сумасшедшая. Треклятая сумасшедшая. Ты такая же плохая, как и они. – Яс почувствовала тошноту. Она попыталась представить, как делает то, о чем просила Кара. Убить триста человек? Не только Черепа, но и ее друзей?

– Нет. Я не буду этого делать. Я не убийца. Я не могу этого сделать.

Кара уставилась на нее своим лицом надменной суки:

– Мы не можем оставить его там. Он наш лидер, и он нужен нам свободным.

– Нет. – Яс вытерла слезу со щеки. – Должен быть другой способ. Прости, но должен быть.

– Это все. Ты – это все. Ты – это все, что у нас есть.

– Прости. Даже если бы я захотела, к этой телепатке я даже близко не подойду. Они и так подозревают всех. Они поймут, что́ я пытаюсь сделать, как только я войду в дверь.

– Ты побила ее вчера. Как тебе это удалось?

– Я думала о своем сыне. О том, как сильно я хочу быть с ним. Как сильно я его люблю. Это заслонило все остальное.

Кара взглянула на Малыша Ро, затем снова на Яс:

– Вот. Думай о своем сыне. Ты можешь побить ее снова.

– Нет. Я не могу. Мне очень жаль.

Кара посмотрела на Яс так, словно собиралась что-то сказать, но передумала. Она встала, и Яс сделала то же самое:

– Прости, Яс. Я бы хотела, чтобы ты сказала да.

– Я не убийца. – Яс смотрела, как Кара идет к двери, ее сердце бешено колотилось, испытывая облегчение от того, что шулка наконец-то смирилась с тем, что Яс не могла этого сделать. Было безумием, что она вообще спросила. Затем она заметила, что Кара оставила яд на столе. Она подняла его и пошла за Карой:

– Ты его забыла.

Кара открыла дверь:

– Нет. Нет, не забыла.

В квартиру вошли пятеро мужчин. Суровых мужчин. Вооруженных ножами и готовых ими воспользоваться.

– Я не хотела действовать таким образом, но ты не оставила мне другого выбора, – сказала Кара. – Либо ты отравляешь Дом Совета и вытаскиваешь Джакса, либо я убью твою мать и твоего сына.

– Сука! – закричала Яс и бросилась на Кару. Она не прошла и половины пути, как один из головорезов схватил ее, вздернул в воздух и бросил на землю. Яд вылетел из ее руки, когда она скользила по полу.

– Оставьте ее в покое, – крикнула Ма, вставая, чтобы помочь, но другой мужчина помахал ножом перед ее лицом. Ма села обратно.

Потасовка разбудила Малыша Ро, и он заплакал. Яс, пошатываясь, поднялась на ноги, но Кара первой добралась до мальчика и подхватила его на руки.

– Не делай глупостей, – сказала Кара, приставляя нож к горлу Ро. – Никто не хочет причинить боль тебе или твоей семье.

– Тогда отпусти его, – прорычала Яс.

– Отпущу, если ты сделаешь так, как тебе говорят, – сказала Кара.

– Ты причинишь ему боль, и, клянусь всеми Богами, я тебя убью.

Кара улыбнулась:

– Да? Ну, сначала тебе нужно убить еще триста человек.

– Я не собираюсь этого делать.

– Не испытывай меня, Яс. Не испытывай меня. – Кара подала знак одному из своих мужчин, который схватил Ма и заломил ей руки за спину.

– Отстань от меня, – закричала Ма, но мужчина просто усадил ее на стул.

– Она – старая женщина, – закричала Яс. – Оставь ее в покое. – Мужчина ее проигнорировал. Яс пришлось просто стоять и смотреть, как он привязывает Ма к стулу. Она чувствовала себя такой беспомощной.

– Скажи да, – сказала Кара, – или мы убьем твою мать прямо сейчас. Ты можешь смотреть, как она умирает, а потом думать о том, что почувствуешь, когда следующим мы убьем твоего сына.

Яс никогда никого не ненавидела так сильно, как она ненавидела Кару в тот момент. Даже Черепа, убившего ее мужа:

– Ты – гребаная сука.

– Да или нет, Яс. Что это будет?

– Да.

40

Тиннстра

Гора Олиисиус

Черепа были повсюду. Они кричали друг другу, продираясь сквозь подлесок, даже не пытаясь вести себя тихо. Тиннстра понятия не имела, сколько человек пережило нападение Аасгода, но, похоже, их было много. Слишком много.

Тиннстра и Зорика бежали так быстро, как только могли – или, скорее, так быстро, как только могла Зорика. Спотыкаясь в темноте и пошатываясь, скользя по снегу и слякоти, Тиннстра пыталась вспомнить этот район со времен своей студенческой жизни. Должен был быть путь из подлеска. Путь к горе.

Где-то есть река. Если бы они смогли ее найти... Она знала, что река ведет на юг – но Черепа не давали ей ни времени подумать, ни времени отдохнуть.

Зорика зацепилась ногой за корень и тяжело упала. Слезы хлынули потоком.

Тиннстра ее подняла:

– Все в порядке. Ты просто упала. Нам нужно продолжать идти.

– У меня болит нога.

– Я знаю, любовь моя. – Тиннстра провела руками по лодыжке девушки. Похоже, ничего не сломано. – Будь сильной еще немного, ради меня. Нам нужно идти.

Зорика покачала головой, оттопырив нижнюю губу:

– Я не могу.

– Ты такая храбрая. Мы отдохнем минутку, а потом сможем продолжить. – Тиннстра прислушалась к приближающейся погоне. У нас нет ни минуты.

– Я хочу пить.

Тиннстра полезла в сумку с едой, которую все еще несла, за бурдюком с водой и поняла, что у нее его нет. Дерьмо.

– Извини. Я оставила воду в комнате. Мы скоро найдем немного. Нам просто нужно снова двигаться.

Зорика вызывающе покачала головой:

– Я не могу.

– Ты должна. Черепа приближаются. Нам нужно уходить. Не волнуйся, поблизости есть речка. Там мы будем в безопасности. – Клянусь четырьмя богами, сколько раз я повторяла девочке эту ложь? Нигде не безопасно. Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной, скрыть страх, бушующий внутри нее. Панику. – Мы можем отдохнуть минуту или две и перевести дыхание, а затем снова пойдем.

Один. Два. Она взяла Зорику за руку и выдавила из себя улыбку, в то время как девочка изо всех сил старалась перестать плакать. Двадцать пять, двадцать шесть. Каждая секунда на счету. Черепа приближались. Сорок. В темноте их голоса эхом отдавались от деревьев. Шестьдесят.

– Пора уходить.

– Я не хочу. – Девочка скрестила руки на груди, отказываясь двигаться.

– Я знаю, что ты не хочешь, но мы должны. – Тиннстра оглянулась на Котеге. Времени на споры или дискуссию не было. – Они убьют нас, если поймают.

– Нет, не пойду.

– Зорика...

– Нет!

У них не было времени. Тиннстра посадила ее на бедро и крепко держала, пока Зорика извивалась и лягалась, и побежала изо всех сил. Девочка была тяжелой, и ее сопротивление усложняло задачу в десять раз, но другого выбора не было. Все, что она могла сделать, это держаться впереди Черепов и молиться. Она оставила сумку с едой, не в силах нести его и девочку одновременно. Если они не уйдут, еда будет наименьшей из их неприятностей.

Они производили слишком много шума, но что еще могла сделать Тиннстра? Они не могли умереть вот так, не после всего, через что им пришлось пройти. Она рискнула оглянуться – и земля исчезла под ней.

Они упали, крича и скользя вниз по склону. Тиннстра держала Зорику и молилась. Было так темно. Мир был просто размытым пятном деревьев, листьев, снега и обрывков неба.

Колено Тиннстры ударилось о камень, ее закружило. Она перестала держать Зорику. Еще один камень врезался ей в локоть. Вспыхнула боль, но не было времени как следует ее осознать. Тиннстра царапала землю, цепляясь за что попало, но ее пальцы натыкались только на слякоть и лед. Она набрала скорость.

Где-то вскрикнула от боли Зорика, но Тиннстра ничего не могла поделать. Что-то треснуло сбоку по ее голове, заставив Тиннстру прикусить язык, и соленый привкус наполнил ее рот.

Она сильно ударилась о землю, от удара у нее задрожали колени, воздух из легких выбило; затем ее снова швырнуло вперед. Она приземлилась в лужу ледяной воды, ударилась головой и откинулась назад, хватая ртом воздух. Она выплевывала кровь, грязь и снег. Она перестала двигаться, перестала падать. Все еще жива.

И она нашла реку.

Вода была ледяной, и это заставило Тиннстру действовать. Она вскочила на ноги, потянулась за спину и обнаружила, что меч все еще на месте. Она схватилась за рукоять, чувствуя, как его магия борется с худшим. Спасибо тебе, Аасгод. С мечом у нее все еще был шанс. Ей просто нужно найти принцессу, не обрушив на них все Черепа.

– Зорика! Зорика! – позвала Тиннстра так громко, как только осмелилась.

Молчание. Девочка, должно быть, все еще на склоне, зацепилась за дерево или куст. Во имя всех Богов, Тиннстра на это надеялась. Она оглянулась назад, туда, куда упала, но там были только тень и мрак. Она начала подниматься, морщась от боли при каждом движении. Ребра ныли, а лодыжка пронзала ее острой болью каждый раз, когда она переносила на нее вес. Мечу требовалось время, чтобы исцелить ее, но времени у нее не было.

Она взбиралась на ярд, и, казалось, соскальзывала на два. Холод и мокрая одежда отнимали у нее те крохи тепла, которые у нее еще оставались, и вскоре зубы стучали, а конечности неудержимо дрожали. Она оглядела весь склон, но Зорики нигде не было видно. Тиннстру охватил холод иного рода, крошечный комочек страха, что девушка может быть схвачена или мертва. Я не могла ее потерять. Она должна где-то быть, живая.

Однако наверняка она знала только одно – Черепа были поблизости. Она слышала их крики и проклятия, когда они продирались сквозь подлесок, но из-за падающего снега было очень трудно определить их местонахождение.

– Зорика! Зорика!

Потом ее взгляд что-то поймал. Она ждала, неподвижная, как камень, не дыша, с колотящимся сердцем, наблюдая, надеясь, что это Зорика – молясь, чтобы это было так, – но ничего не двигалось. Ничего.

Она сдвинулась вбок, чтобы лучше рассмотреть то, что увидела, и тут что-то с треском проломилось сквозь подлесок наверху. Она отпрянула назад, ища тени, – по склону спускались Черепа. Их было трое, не более чем в десяти ярдах над ней. Из-за белой брони за ними было трудно следить на заснеженном склоне, но это не имело значения. Они скоро будут на одном уровне с ней.

Тиннстра прижалась к склону, слишком напуганная, чтобы пошевелиться, пытаясь не обращать внимания на холод, пробирающийся сквозь ее промокшее пальто. Не шуметь. Они не смогут меня увидеть, если я не буду двигаться. Она крепко сжала челюсти, чтобы остановить предательский стук зубов, когда снег обжег ей спину. Клянусь Четырьмя Богами. Будь неподвижной. Я могу это делать. Выжить. Я нужна Зорике. Меч меня защитит. Тиннстра протянула руку и схватилась за рукоять меча, висевшего у нее на спине. Это вызвало боль в руке, но магия Аасгода могла исцелить любой нанесенный урон. Пока у нее была эта магия, она могла терпеть.

– Пустая трата времени, – сказал один из Черепов на эгриле. – Девчонка либо мертва, либо уже давно ушла.

– Может быть, но Монсута сказал проверить реку, вот мы и проверяем реку, – ответил второй. – Если только ты не чувствуешь себя достаточно храбрым, чтобы сказать ему, что тебе этого не хочется.

– Ни за что.

– Тогда перестань ныть и топай дальше.

– Ты видел, как у него снова отросла кожа?

– Никогда не видел ничего подобного. Этот Избранный пугает меня до смерти.

– Тихо, – приказал третий солдат. – Его способности – дар самого Кейджа. То, что он делает, – воля Кейджа. То, что он приказывает, – воля Кейджа. Мы ищем неверующих, потому что этого хочет Кейдж, и мы последуем за ними в саму Великую Тьму, если нам прикажут это сделать. «Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю тебе свою жизнь».

– «Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю тебе свою жизнь», – пробормотали в ответ остальные, менее убедительно, чем их товарищ.

Тиннстра смотрела, как они спускаются мимо нее и достигают реки внизу. Она держала руку на рукояти меча, впервые в жизни готовая – жаждущая! – его обнажить. Гнев наполнил ее, ненависть к мужчинам, которые ее преследовали, ненависть за то, что они сделали с ее жизнью, за то, что они хотели сделать с Зорикой.

– Вы двое встаньте по бокам, я буду в центре.

– Давайте покончим с этим. – Черепа с плеском поплыли вниз по течению, оставив Тиннстру цепляться за склон, спрашивая себя, что делать. Если бы только она знала, где Зорика.

Приступ дрожи ослабил ее хватку, и она проскользила добрых десять ярдов, прежде чем смогла ухватиться за камень и при этом чуть не вывихнула руку из сустава.

Она преодолела остаток пути вниз и присела на камень, чтобы перевести дыхание. Ей просто нужно было немного отдохнуть. Обрести второе дыхание. Собраться с силами. Ей больше не было так холодно. Меч сделал свое дело. Сработало его магия... Может быть, она может на мгновение заснуть… Может быть, сон поможет ей прийти в себя… Может быть... она начнет искать Зорику... потом. Веки затрепетали. Мысли унеслись в ночь. Просто немного поспать…

Раздался звук рога, заставивший ее проснуться.

– Сюда!

– Не двигайся.

– Мы ее нашли.

Эти солдаты нашли Зорику! Снова зазвучал рог, призывая Избранных спуститься к реке вместе с остальными Черепами.

Тиннстра, пошатываясь, поднялась на ноги и выхватила свой меч. Она сразу почувствовала себя лучше, когда на нее подействовала его сила. Она побежала вдоль реки, не пытаясь прятаться. Время для этого прошло.

Она нашла их за поворотом реки. Они удерживали Зорику, которая пиналась, царапалась, била кулаками и извивалась изо всех сил.

Тиннстра бросилась вперед, не раздумывая ни секунды.

Ее удар пришелся по первому Черепу, когда тот повернулся. Меч скользнул между наплечником и шлемом, вскрыв ему шею. Хлынула кровь, горячая и красная, но Тиннстра уже забыла о нем и перешла к следующему солдату.

Второй Череп держал Зорику за руку. Его глаза под маской расширились от удивления, когда он увидел, как умирает его друг. Хорошо. Она сделала выпад, и ее меч скользнул сквозь его открытый рот к тыльной стороне шлема. Он уронил Зорику и рухнул, когда Тиннстра выдернула свой меч. Еще больше крови. Еще больше смертей.

Последний Череп отпустил Зорику и вытащил свое оружие, один из изогнутых скимитаров, которые унесли так много жизней Шулка. Но клинок Тиннстры был магическим, и ей нельзя было причинить вреда. Теперь, когда она избавилась от своего страха, в ней ожили все ее тренировки, все часы занятий с отцом. По сравнению с ней Череп двигался как черепаха. Он был никем.

Когда он занес скимитар над головой, Тиннстра нырнула под его руку и, проносясь мимо, рубанула мечом вниз, перерубив подколенное сухожилие мужчины. Падая, он выбросил руку, пытаясь остановить падение, обнажив щель между грудной и спинной броней. Меч Тиннстры снова метнулся вперед, как будто знал, что ему нужно делать. Через подмышку и в сердце. Сделав свое дело, он вылетел наружу так же быстро, и она стряхнула кровь с лезвия в реку. Красное на белом снегу. Пар в холодном воздухе.

– Тинн! – Зорика обхватила ногу Тиннстры руками. Тиннстра вложила меч в ножны и подняла девочку, не чувствуя ее веса.

– Ты в порядке?

– Я ударилась головой, – ответила девочка. – А потом не смогла тебя найти.

– Сейчас я здесь.

– Ты убила этих людей.

– Да. Они были плохими людьми. Они собирались причинить тебе боль.

– Я рада.

– Скоро появятся новые. Нам нужно двигаться.

На этот раз Зорика не стала спорить. Солдаты спускались по склону в ответ на рог Черепов. Слишком много, чтобы с ними сражаться, даже с магическим мечом. У них было не так много времени.

Тиннстра побежала вдоль реки с Зорикой на руках, вся ее усталость исчезла. Ее тело пело от силы. Зорика крепко держалась за нее, когда она вошла в реку. Тиннстру не волновала температура воды. Она не обращала внимания на ледяные иглы, вонзающиеся в ее ноги. Меч ее защитит.

– Солдаты идут, – сказала Зорика.

Тиннстра оглянулась. Черепа были разбросаны по реке от берега до берега. Скелеты выходят из темноты. Их было десять, может быть, больше. Она ускорила шаг, поскольку вода вокруг нее потекла быстрее. Сердитый рев становился громче, оглушая своей интенсивностью.

Они завернули за поворот, и Тиннстра, споткнувшись, остановилась. Река заканчивалась водопадом, который каскадом низвергался в долину, по обе стороны которой росли сосны. Вдалеке она могла видеть черную тень Олиисиуса. Так далеко. Она не понимала, как они смогут добраться до вершины вовремя, но они должны были попытаться.

– Что мы собираемся делать? – Из-за рева водопада Зорике пришлось кричать.

Черепа позади них сомкнулись.

Тиннстра наблюдала, как вода на дне превращается в бешеную пену. Обрыв был около двадцати футов. Не так уж и плохо, но достаточно плохо. По краям было много камней, но центр казался достаточно чистым – достаточно глубоким. Беспокоиться стоило только об обрыве.

– Ты умеешь плавать? – спросила она.

Зорика тряхнула головой.

– Умею, так что не волнуйся.

– Не двигаться! – крикнул Череп в дюжине ярдов от нее. Они приближались полукругом, обнажив оружие, готовые к сражению с ней. На этот раз никого нельзя будет застать врасплох.

– Держись за меня. – Тиннстра направилась на середину реки. От холода у нее перехватило дыхание – он был таким острым, что ранил. Когда она двинулась вперед, русло реки опустилось, вода поднялась Тиннстре до шеи. Она держала голову девочки над поверхностью и пыталась заставить свои легкие снова работать, пробираясь сквозь воду, борясь с течением. Пальцы Зорики впились в ее шею, и она чувствовала, как девочку трясет от холода и страха.

– Стой! – закричали Черепа, но Тиннстра не обратила на них внимания. У них не было ни стрел, ни копий. Они не могли причинить ей вреда.

– Меч меня защитит. Меч меня защитит. Меч меня защитит. – Она шептала эти слова снова, снова и снова, не позволяя себе ни одной другой мысли, не позволяя никакому страху ее остановить.

Ветер хлестал вокруг них, когда они достигли края водопада. Вода проносилась мимо, дергая ее за ноги. Не было никакой передышки от холода, ветер швырял снег мимо них и цеплялся за их мокрую одежду.

Теперь, когда она была близка к краю, обрыв казался больше тридцати футов. Слишком высоко. Каждая ее частичка кричала повернуть назад, отдать себя и Зорику на растерзание Черепам – каждая ее частичка, кроме одной. Ее веры в Аасгода и его магию.

– Меч меня защитит, – в последний раз сказала она и прыгнула вниз с Зорикой на руках.

41

Дрен

Киесун

Дрен всегда верил, что он крутой. Его следователи показали ему правду. Дрен верил, что он мужчина. Эгрилы показали ему, кем он был на самом деле. Дрен верил, что он не боится умереть. Черепа показали ему, что это не так.

Его первый визит в комнату для допросов был простым: они задавали вопросы, а он все отрицал.

Они ему не поверили. Или, может быть, им просто было все равно.

Вопросы последовали за избиением, за вопросами последовало новое избиение, за которым последовали новые вопросы.

Они перебили ему пальцы.

– Что ты знаешь о Ханране?

Удар кулаком по ребрам.

– Ты в Ханране?

Удар в лицо.

– Что ты сделал для Ханрана?

Они выбили ему зубы и потоптали ногами.

А затем вернули его в камеру. Оставили его там, страдающего от боли и унижения.

Во второй раз они отрезали половину уха, потому что сказали, что он не слушал. Они хотели знать имена. Дрен не знал ни одного. Они хотели знать об оружии. Они хотели знать, кто убил губернатора. Дрен держал рот на замке. Все его хвастовство теперь казалось не такой уж хорошей идеей.

Как и сказал Джакс, боль только начиналась. Он держался, как мог. Проблема была в том, что это было не так легко, как он надеялся. Это было совсем не похоже на избиение, которому его подвергли Шулка. Теперь он понимал, насколько мягко они с ним обошлись.

При третьем посещении они избили его сильнее. Они знали, как причинить ему боль, но каким-то образом он придерживался своей истории. Дрен плакал и умолял. Он был вором. Лжецом. Уличной крысой. Он был никем!

Когда его бросили обратно в камеру, он лежал на полу, в вони и дерьме, и плакал, как ребенок. Чего бы он только не отдал, чтобы его мать еще раз обняла его и сказала, что все будет хорошо. Чтобы ее поцелуи прогнали боль. Но она была мертва, и никто не собирался его спасать. Он умрет в той комнате наверху. И это не будет легендой. Это будет медленно и болезненно, а потом они бросят его где-нибудь гнить. Забытого.

Он баюкал левую руку, поскуливая, поскольку каждый вдох вызывал у него дрожь агонии. Он ронял кровь на пол, проводя языком по промежуткам, где когда-то были его зубы. И он знал, что это еще не конец.

Дрен, должно быть, потерял сознание, потому что, когда он снова открыл глаза, Джакс вернулся, а его сына не было. Старик лежал, прислонившись спиной к стене, еще более избитый, чем раньше.

– Ты проснулся, – сказал Джакс.

Единственным ответом, который смог выдавить Дрен, было сплюнуть еще немного крови на пол и застонать.

– Не двигайся. – Джакс, пошатываясь, поднялся на ноги и подошел к Дрену.

Дрен вздрогнул. У него не осталось сил бороться:

– Чо... чо ты делаешь?

– Не волнуйся. – Дрена перевернули на спину и выпрямили. – Боль будет легче, если ты не будешь горбиться. Как твое дыхание? – Старик осмотрел его.

– Больно дышать.

– Я ничего не могу сделать с твоими ребрами, но я собираюсь исправить твой нос. Секунду будет больно, но потом станет лучше, и ты сможешь легче дышать.

Джакс рванул и нос Дрена хрустнул, прежде чем он смог ответить, поэтому вместо этого он закричал. Старик улыбнулся:

– Ты никогда больше не будешь красивым, малыш, но рана заживет хорошо – если они позволят.

– Какой в этом смысл? – Дрен потер лицо. Он ненавидел, когда Джекс видел его таким. Он должен быть сильнее. – Все кончено. Мы никогда отсюда не выберемся.

– Я этого не знаю, как и ты. Надежда все еще есть. Держись за нее и черпай из нее силы.

– Я не хочу умирать.

– Никто не хочет, малыш. – В глазах старика не было жалости. Только честность. – Но это произойдет. Рано или поздно. Здесь или там. Не прячься от этого и не поддавайся этому. Борись с этим. Каждый твой вдох – это победа. Каждой минутой, которую ты переживаешь, нужно дорожить, особенно в этой комнате. – Джекс прошаркал к ведру у двери и вернулся с чашкой воды. – Выпей это. Ты почувствуешь себя лучше.

Вода была старой, застоявшейся и горькой, но Дрен все равно выпил ее залпом:

– Почему ты так добр ко мне? Ты пытался меня убить. Ты меня ненавидишь.

Джакс покачал головой:

– Я не ненавижу тебя, малыш. Я был зол на тебя и хотел помешать тебе убивать невинных людей. Достаточно того, что нас убивают Черепа – и совсем не обязательно, чтобы мы делали это с собой.

– Идет война, и я на ней сражался, – сказал Дрен, но его пыл, его вера угасли. Он вытер кровь с подбородка.

– Есть разница между солдатом, сражающимся на войне, и убийцей, убивающим людей, потому что он ненавидят мир, в котором оказался. Я пытался сказать тебе, но ты не хотел слушать, и на карту было поставлено слишком много жизней, чтобы позволить тебе продолжать в том же духе. Ты не оставил мне выбора.

– Я не убийца.

– Скажи это семьям людей, которых ты убил, потому что они оказались не в том месте не в то время.

– Вы ничем не лучше. По крайней мере, я хоть что-то делал. Вы, гребаные Шулка, просто сидели и несли всякую чушь. Вы тоже позволяете людям умирать. Если бы вы сделали то, что обещали... – Дрен моргнул. Он ни за что не собирался плакать перед Джаксом. – Мои мама и папа были убиты Дайджаку, потому что вы не смогли их остановить. Весь мой район разрушен. Город потерян. Почему я должен доверять тебе сейчас?

– Я сожалею о твоих родителях. Много людей погибло во время вторжения. Гораздо больше после. И их будет еще больше, прежде чем все закончится.

– Тогда, черт возьми, сделайте что-нибудь, вместо того, чтобы ходить вокруг да около и притворяться, что вы все еще главные.

– Малыш, если бы ты знал, что происходит... на самом деле происходит... Мы пытаемся освободить страну, а не просто собрать несколько шлемов в качестве трофеев. Я должен был бы сейчас быть там и пытаться добиться успеха, вместо того чтобы торчать здесь из-за тебя.

Дрен повернул голову, посмотрел на Джакса и его избитое лицо:

– Не жди, что я извинюсь.

– Никто от тебя этого не ожидает, но, клянусь Четырьмя Богами, парень, я надеюсь, ты начнешь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Мне бы не помешала твоя помощь – твоя и всех твоих друзей, – но раньше я должен тебе поверить. Ты должен выполнять приказы.

– И делать что? Вы никогда ничего не делали, только сидели и разговаривали.

– То, что ты не видишь город в огне, совсем не значит, что мы ничего не делаем. Последние несколько дней мы провели, доставляя семьи, ложно обвиненные в том, что они входят в Ханран, в безопасные места. Мы собираем оружие, разведданные, проникаем к врагу. Твои атаки на Черепов для них не что иное, как небольшие раны, царапины. Мы делаем то, что может действительно навредить им, в долгосрочной перспективе.

Эти слова задели Дрена. Он судил о Ханране только по количеству убитых. Он не думал ни о чем другом. Он не рассматривал картину в целом – только то, что было у него перед глазами:

– Теперь уже слишком поздно. Нам не выйти из тюрьмы.

– Пока не сдавайся. Ты все еще жив. Я все еще жив. Ничего не кончено, пока мы не умрем.

Когда Дрен сел, тысяча ножей вонзилась ему в грудь.

Джекс помог ему лечь обратно:

– Лежи спокойно. Пока не дави на ребра.

– Я все испортил.

– Да – но ты молод. Именно это и делают молодые люди. Вопрос в другом: сможешь ли ты извлечь из этого урок?

– Что они собираются с нами сделать?

– Не думай об этом. Думай только о настоящем. Отдыхай. Пей больше воды. Что будет, то и будет. Беспокойство ничего не изменит. На самом деле, твои мысли сделают все только хуже.

Деревянные двери в конце коридора со скрипом открылись, заставив их замолчать. Шаги приближались. Звук, словно кого-то тащили по полу. Черепа открыли дверь камеры и бросили Кейна внутрь. Он промок по пояс и был почти без сознания. Джакс бросился к нему:

– Гребаные ублюдки. Вам приятно избивать калеку?

В ответ он получил удар ботинком в лицо, затем Черепа схватили Дрена.

– Нет. Нет. Оставьте меня в покое. – Он извивался и пытался вырваться. Бронированный кулак врезался ему в грудь, скручивая Дрена и ломая ребра. Он бы закричал, если бы в его легких было хоть немного воздуха. Вместо этого он рухнул, и они потащили его наверх. Внезапный свет резанул по глазам, мольбы о пощаде сорвались с его губ. Каким большим человеком он был. Король гребаного ничто.

Офицер ждал его в комнате. Пол был мокрый. За стулом с ремнями стояло большое ведро с водой. Дрен уперся пятками, чтобы его не затащили внутрь, но удар дубинкой по ноге положил этому конец.

Офицер улыбнулся:

– А. Другой молодой человек. Скажи мне... ты когда-нибудь тонул?

– Пожалуйста… пожалуйста... – взмолился Дрен. – Все это большая ошибка. Я просто глупый вор.

Черепа привязали его к стулу и заняли позицию рядом с ним.

– Мы знаем, кто ты и что сделал, – сказал офицер. – Другие рассказали нам все. Я хочу только одного – чтобы ты подтвердил факты.

– Я пытался украсть из их магазина, вот и все. – Дрен перевел взгляд с офицера на Черепа и обратно. – Вы должны мне поверить.

Офицер кивнул Черепам. Стул Дрена откинулся назад, и его голова погрузилась в воду. Он бился, но Черепа держали его крепко. Гул в его голове быстро нарастал вместе с потребностью дышать. Когда его бросили в море было не так. Здесь не было спасения. Не было ножа.

Они подняли его, и он хватал ртом воздух. Вода текла по его лицу, скрывая слезы.

– Итак, – сказал офицер. – Что ты хочешь мне сказать?

– Пожалуйста, – взмолился Дрен. – Я был голоден. Мне нужна была еда.

Офицер кивнул. Они опустили голову Дрена обратно в ведро.

Не теряй надежды, сказал старик.

Вода сомкнулась над его лицом.

Надежды на что?

42

Дарус

Котеге

Дарус и Скара стояли на плацу перед руинами Котеге. Тело Аасгода лежало между ними, но Дарусу от этого не стало легче. Маг-ублюдок умер слишком легко; он должен был больше страдать за то, что сделал. Как он посмел ударить благословенного Кейджем? И как посмела сестра позволить Аасгоду это сделать?

– Ты не торопилась, – рявкнул Дарус. – Держу пари, тебе показалось забавным наблюдать, как я горю.

– Брат, брат, – ответила Скара. – Почему ты всегда думаешь обо мне самое худшее? Я добрался туда так быстро, как только могла. И убила его при первой же возможности.

– Это ты так говоришь. – Дарус не поверил ни единому слову. – Я ненавижу умирать. Ты знаешь, как это больно?

Скара отвела взгляд:

– Нет.

– Узнаешь, однажды. – Пусть Кейдж придаст ему сил, но он хотел сделать это здесь и сейчас. Убить ее. Это заставило бы ее замолчать. Каждая частичка его существа кричала в агонии. Если бы она была быстрее… Боль была почти невыносимой. Это было неправильно.

И девчонка сбежала. Он свирепо посмотрел на Скару. Она сделала это нарочно. Ей нравилось наблюдать за его страданиями. Она позволила магу его убить, а теперь собиралась унизить его перед Кейджем. Сука. Сука. СУКА.

Вдалеке солнце пробивалось сквозь деревья. Еще один день, проведенный в этой жалкой глуши. Солдаты все еще могли вернуться с девчонкой... даже мертвой, и ночь бы удалась. Если нет... не будет никаких дополнительных подарков от Рааку, никаких повышений по службе, никакой славы. Он только надеялся, что труп Аасгода удовлетворит Императора.

Скара положила руку ему на плечо.

– Ты слышал звук рога. Люди ее нашли. Как только они приведут ее к нам, мы сможем покинуть это место и вернуться в Эгрил. – Она оглянулась на Осмера, все еще оплакивающего своих мертвых гончих. Его детей. – И потеря двух Киориу не будет иметь ни малейшего значения.

Он напрягся. Она должна была об этом заговорить. Напомнить ему о его неудаче. Ведет ли она список? Была ли ее жажда власти настолько велика, что она бы пожертвовала собственным братом? Клянусь яростью Кейджа, он хотел бы посмотреть, как она истекает кровью до смерти. Тогда она не была бы такой самодовольной. Тогда ее список был бы бесполезен:

– Где же солдаты? Они уже должны были вернуться.

– Из-за снега это затруднительно.

– Если они ее не схватили, то с таким же успехом могли бы перерезать себе глотки до того, как это сделаю я.

– Ты всегда такой раздражительный после возвращения. Это так ужасно?

– Этот человек меня поджарил. Конечно, это было чертовски ужасно. – Он пнул Аасгода по голове сбоку. – Ублюдок. Все чешется. Я хочу содрать с себя кожу.

Скара подняла обе руки, словно сдаваясь:

– Помни, я на твоей стороне.

Верно. Скара, должно быть, думает, что он, дурак, в это поверит. Дарус мило улыбнулся. Она могла подождать. Как только он заполучит девчонку, славу, расположение Рааку, тогда он обсудит с ней, на чьей она стороне. Он позволит ей испытать свои ножи. Это поможет ей понять, насколько на самом деле болезненной была почти смерть.

Он сосредоточился на деревьях, желая поджечь их, спалить дотла этих ублюдков, но снег делал это невозможным. С детства ему нравились пожары. Он начинал с малого, с крыс и мышей, потом перешел к бродячим кошкам и собакам. Они растерянно смотрели на него, когда он бросал их в огонь. Одна дворняжка сбежала, ее шерсть горела, и чуть не подожгла семейный за́мок. Отец был недоволен. Урок был не из приятных, но сослужил ему хорошую службу. После этого он заботился о том, чтобы сначала перерезать им подколенные сухожилия. Никому не было позволено сбежать.