Текст книги "Русская история XVII-XVIII веков"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 45 страниц)

М. К. Любавский
Русская история XVII–XVIII веков

Матвей Кузьмич Любавский (1860–1936)

Матвей Кузьмич Любавский (1 августа (12 августа) 1860, село Большие Можары Рязанской губернии – 22 ноября 1936, Уфа) – российский историк. Ректор Московского университета (1911–1917). Академик АН СССР (1929, член-корреспондент с 1917).

Родился в семье сельского диакона Кузьмы Ивановича и его супруги Матрёны Федотовны. В юности из-за несчастного случая потерял глаз.

Окончил Сапожковское духовное училище, Рязанскую духовную семинарию, историко-филологический факультет Московского университета (1882). Занимался в семинариях у профессоров В. О. Ключевского, В. И. Герье, Н. А. Попова, окончил университет в один год с П. Н. Милюковым. Кандидатское сочинение: «Служилые люди Московского государства, городовые дворяне и дети боярские» удостоено премии им. Н. В. Исакова и золотой медали. Был оставлен при кафедре русской истории для приготовления к профессорскому званию.

Магистр русской истории (1894; тема диссертации: «Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания литовского статута», удостоена Малой премии графа Уварова). Доктор русской истории (1900; тема диссертации: «Литовско-русский сейм»).

Работал в средних учебных заведениях Москвы: с 1886 преподавал историю в частной гимназии О. А. Виноградовой. С 1887 преподавал географию во 2-й женской гимназии императрицы Марии, в Мариинском училище дамского попечительства о бедных, на Высших женских курсах, организованных В. И. Герье и В. А. Полторацкой. В 1904–1907 – инспектор Мариинского училища.

Одновременно с преподаванием работал в Московском архиве министерства юстиции, где разбирал материалы древнелитовского архива (Литовской метрики).

С 1894 – приват-доцент Московского университета, читал лекции по истории Литовско-Русского государства, с 1897 – по исторической географии, с 1899 – по истории западных славян.

С 1901 – экстраординарный профессор, с 1902 – ординарный профессор Московского университета. Непрерывно преподавал в университете до 1930. Также читал лекции на Высших женских курсах профессора Герье.

В 1902–1904 и 1906–1908 – секретарь историко-филологического факультета Московского университета, в 1908–1911 – декан этого факультета.

В 1911 был уволен ректор Московского университета А. А. Мануйлов и, вслед за этим, университет покинули более 100 профессоров и преподавателей, принадлежавших к кадетской партии, а также симпатизировавших ей или более левым политическим силам. В том же году ректором университета был избран М. К. Любавский, близкий к партии «Союз 17 октября». Выступал против политизации учебного процесса, за сохранение университетской автономии, стремился сохранить университетские традиции и высокий уровень преподавания после ухода многих талантливых учёных. В 1913 был избран председателем Общества истории и древностей российских при Московском университете.

После Февральской революции организовал возвращение в университет ушедших в 1911 коллег. На очередных выборах ректора весной 1917 не выставлял свою кандидатуру (был слишком консервативно настроен для революционного времени).

С 1919 – заслуженный ординарный профессор, с 1922 – сверхштатный профессор факультета общественных наук, с 1925 – сверхштатный профессор этнологического факультета МГУ.

В деятельности Любавского как историка можно выделить три основные составляющие. Первая – история Литовско-Русского государства – считал, что она «является в известном смысле прямым продолжением, дальнейшим развитием истории Киевской Руси». Полагал, что в дальнейшем оформились два центра объединения русских земель: московский и литовский. Причём, как и Киевская Русь, «Великое княжество Литовское, включившее значительную часть бывших древнерусских территорий, имело характер федерации».

Вторая – история западных славян. Любавский считал, что история Литвы не может быть понята без знания исторического опыта соседей – Польши и Чехии. Его курс истории западных славян был единственным фундаментальным исследованием в этой области в русской историографии в течение многих лет (первый советский учебник по этой тематике появился лишь в 1957).

Третья – историческая география. Показал важную, порой даже решающую государства в колонизационных процессах. Подчёркивал взаимосвязь проблемы расселения русского народа с различными аспектами региональной политики российского государства – военно-стратегическими и политическими интересами, комплексом мероприятий в национальной, конфессиональной, сословной, экономической политики и элементами демографического регулирования в регионах.

Многие университетские курсы, прочитанные Любавским в начале ХХ века, сохранили свою актуальность и спустя столетие, когда они были переизданы.

После Октябрьской революции пошёл на сотрудничество с властью во имя спасения историко-культурного достояния страны – её архивов. В 1918 – руководитель Московского отделения Главархива – Московского областного управления архивным делом, до 1920 – член коллегии, заместитель председателя Главархива. В 1920 был экспертом-консультантом по архивным вопросам Наркомата иностранных дел, участвовал в Рижской конференции по заключению мирного договора между РСФСР и Польшей. В 1920–1929 – директор Московского отделения юридической секции Единого государственного архивного фонда (с 1925 – Древлехранилища Московского отделения Центрального исторического архива РСФСР; ныне Российский государственный архив древних актов), много сделал для проверки и организации сохранности документов, описания уникальных архивных фондов русских дворянских фамилий Шереметевых, Голицыных, Пазухиных, Архива старых дел и Дворцового архива.

Выступил с проектом организации в Москве и Петрограде двух архивно-археографических институтов (уже после ареста М. К. Любавского этот проект был частично реализован в результате создания Историко-архивного института). С 1929 преподавал на архивном цикле при этнологическом факультете МГУ, автор пособия «История архивного дела в России».

9 августа 1930 был арестован по так называемому «академическому» делу («дело академика Платонова»). Год находился в предварительном заключении, затем выслан на пять лет в Уфу и лишён звания академика (восстановлен в 1969). Его сын Валериан, преподаватель Московского института растениеводства, был расстрелян в 1931 за «контрреволюционную деятельность».

Находясь в ссылке, активно сотрудничал с Институтом национальной культуры Башкирской АССР, где работал над историей землевладения и классовой борьбы в этих землях в XVII–XVIII вв. чему посвящены две его последние неопубликованные монографии – «Очерки по истории башкирского землевладения в XVII-XVIII и XIX веках» и «Очерк башкирских восстаний в XVII и XVIII вв.».

Русская история XVII века и первой четверти XVIII века

Часть первая

Лекция первая

ПРЕДМЕТОМ курса является история России XVII и первой четверти XVIII века, Эта, по-видимому, некоторая хронологическая раздробленность возмещается внутренним единством, которое заключается в том, что курс включает в себя переходную эпоху в жизни нашего общества. Изложение курса начнем как раз с момента превращения русского государства на востоке в государство европейское, а потому надо сделать хоть в кратких чертах обзор предшествующей истории. В V веке до Р. X., около полутора тысяч лет тому назад по русской равнине стало разбрасываться славянское племя, основа русской народности. Да того времени славяне врезались в нашу страну клином лишь в одном месте: у верховьев Западного и Южного Буга и Днестра и отчасти в бассейне рек Припяти и Березины. Это и была исконная славянская территория. Остальное пространство нашей страны населяли другие племена: на западе жили литовские племена, на востоке – очень многочисленное племя финнов, а на юге бродили кочевники. До V века это были, главным образом, народы иранского племени, родственные лидийцам, персам и т. д. Это были так называемые скифы, а потом сарматы.

Мало-помалу славяне размножились, им стало тесно жить у себя на прародине, и тогда началось расселение их по равнине. Этому содействовало и великое передвижение народов, начавшееся в то время. Вторжение тюркских кочевых орд в IV, V и начале VI века смело население наших степей, оседлое и полуоседлое. Степи запустели. Кочевники удалились в Приднепровье и в низовья Волги. Но природа не терпит пустоты, и лишь только наши степные пространства освободились, как туда хлынули потоки населения из Прикарпатья, с Припяти и Березины. Скучившиеся на юге массы славянства расползлись по степным рекам, под защитой лесов проходили они и в лесные области, раздвигая литовские и финские племена и оттесняя их в дебри, отчасти истребляя, отчасти ассимилируя. Но и в лесных областях они селились именно по рекам, в речной поросли, где можно было обзаводиться разными промыслами: тут можно было найти дичь, разводить пчел, ловить рыбу. Таким образом леса служили естественной защитой и заключали в себе громадные богатства. В лесных областях, среди дебрей и топей, реки служили естественными и удобными путями сообщения, по которым летом поселения удобно внедрялись в лесную чащу. Кроме того, около рек всегда лежали луговые пространства, а мелкую приречную поросль легко было расчистить под пашню. Наши славяне уже на прародине стали земледельцами, и вопрос о нивах, о посеве ставился ими всегда. В начале VI и VII веков они заняли пространства по Южному Бугу, Днепру, Дону, Западной Двине, Днестру, Оке, Волге и по озеру Ильмень. Расселение славян произвело переворот в их экономическом быту и общественной организации. До расселения по равнине среди них определенно господствовала родоплеменная организация. Основной клеточкой этой организации был род, то есть разросшаяся из нескольких поколений семья. Роды соединились потом в братства, а братства – в племена. Организация эта уцелела в форме исторического пережитка у боснийских и герцеговинских сербов и у черногорцев. Остатки этих институтов и учреждений дают повод с уверенностью утверждать, что эта форма родоплеменной организации была общеславянской. Когда славянское расселение разбило основную ячейку, когда прежние племенные связи неминуемо должны были разрушиться, сложился более или менее устойчивый родовой строй. Родственные связи оказались более устойчивыми, нежели племенные, да и обстоятельства и условия жизни не позволяли селиться слишком дробно. Не было еще прочной государственной организации, поэтому родичи в силу необходимости и по инстинкту самосохранения должны были селиться вместе для общей защиты от внешних врагов. Что родовой быт сохранялся еще долгое время после расселения славян по русской равнине, свидетельствует и обычай родовой кровной мести, которая была отменена только при сыновьях Ярослава Мудрого. Мало-помалу, однако, вследствие расселения родственные роды смешались, перетасовались и образовали группы поселений, члены которых были уже связаны только узами соседства; даже группы родственных родов соединялись с иноплеменными, и организация стала исключительно территориальной. Этот процесс не везде протекал одинаково быстро и успешно. Наибольшей успешностью отличался он в бассейне озера Ильмень и по великому водному пути «из варяг в греки». Тут возникали крупные поселки, в которых были представлены различные роды и племена. Эти пункты были рынками для местного населения. Между ними и торговыми городами завязывались уже не родственные, а чисто политические связи. Мелкие поселки стали жить заодно с городами, в которых имели общее вече, заодно оборонялись от общих внешних врагов. Так возникла первая у нас политическая форма – городовая волость. Таких волостей возникло тогда несколько: Киевская, Черниговская, Переяславская, Смоленская, Полоцкая, Новгородская. Наряду с этим кое-где в стороне от великого водного пути уцелела и прежняя племенная организация. Остатки ее, например, находим у вятичей, у радимичей и древлян. Резюмируя все изложенное, мы должны сказать, что славяне, размножившись, двинулись из своей прародины, заняли южные степи и расселились по главным рекам русской равнины, а так как этот процесс расселения совершался не везде с одинаковой быстротой и успешностью, то и получилась такая дробность и несходство в общественной организации по местам.

Когда туземцы, сначала покоренные и раздробленные, освоились с новыми пришельцами, они вскоре сами стали нападать и завоевывать. С юго-востока двинулись хазары, кочевые орды смешанного состава, но главным образом тюркского племени. Они заняли низовья Волги и Дона и открыли оживленную торговлю. С севера надвигались нормандские конунги со своими дружинами. Этих новых пришельцев называли варягами. Хазары сжились со славянами, покорили некоторые их племена и удовольствовались скромной данью, которую они брали со славян. Завязались деятельные торговые сношения с хазарами. Предметами обмена были мед, воск и невольники. Пришельцы с севера разбрелись по городам и занялись сбором и отправкой в Грецию сырых продуктов. Удалые витязи-мореходы превратились таким образом в мирных купцов, которых нанимали для сбора дани «мира деля», то есть ради мира (и сама дань называлась тогда «мира») и для защиты. Норманны являлись господствующим элементом и в политическом, и в экономическом отношении. Они были деятельными экспортерами сырья и составляли вооруженную силу на Западе. От них и восточные славяне стали называться Русью, Будучи в постоянном общении со славянскими народностями, норманны и сами стали славянами. Слияние это подтверждается тем фактом, что норманны из дружины Игоря клялись Перуном, а Перун был богом славянским, а не нормандским.

С IX века новые кочевые орды прорывают хазарскую плотину. Южные степи опустошают сначала венгры, за ними печенеги, в X веке турки, в XI веке – половцы. Восточные славяне отодвигаются на север. До того же времени они жили по северным берегам Черного и Азовского морей, к северу от Азовского моря, по обе стороны реки Дон; теперь они вынуждены были покинуть низовья Днепра, Волги и Дона. Многие из них были истреблены, остальные почувствовали острую потребность в объединении для борьбы со степными кочевниками. Ранее других эту нужду в объединении почувствовали большие торговые города, так как пресеклось морское торговое движение, и вот тогда городовые волости начали соединяться под военным прикрытием Киева, одни добровольно, Другие – «примученные» киевским князем – конунгом.

Таков был ход русской истории до X века. Сначала союз славян отличался крепостью и преуспевал в этом направлении. Киевский князь подчинил себе других князей и держал их у себя под рукой, покорял остальных князей или вовсе изгонял их из областей. Он набрал себе дружину, отчасти из варягов, отчасти из туземных элементов, и с ее помощью, с помощью своих княжих мужей держал в повиновении население в покоренных охраняемых областях. Власть князя сделала успехи за это время. Прежде князь занимал подчиненное положение, играл роль предводителя войска, распорядительная же власть принадлежала местному вечу. С объединением городовых областей под своей властью князь стал вне городского общества, над ним – из наемного сторожа сделался правителем и хозяином области, распорядителем ее судеб, стал смотреть на нее как на свою вотчину, как на личное достояние, стал собирать подати и водить в поход ополчение. Распространение христианства с его высокими воззрениями на княжеский сан закрепило и усилило этот порядок, но не создало прочной долговечной государственной организации. Само возвышение власти не шло параллельно с успехами осознания ею своего государственного значения, что создало опасность для государственного единства. Киевский князь применяет к своем княжеству приемы пользования частным имуществом: дробит власть, раздает волости детям и внукам; так появляется много князей, но все они осознают, что они – «единого деда внуки», поэтому они поддерживают между собой единение, повинуются старшему в роде, меняются волостями в зависимости от порядка старшинства; однако идеальным стремлениям князей не удалось возобладать над реальными эгоистическими побуждениями. Князья много и часто ссорились: в XI, XII и XIII веках шли непрерывно княжеские усобицы. Государственное единство распалось. От власти великого князя, старшего на Руси, осталась только тень. Младшие князья не слушались старшего и не почитали. В XII веке русское государство распадается на ряд «земель», одни из этих «земель» появляются еще до образования великого княжества Киевского, другие – уже при киевском князе, как земли Переяславская, Черниговская, Суздальская, Новгородская, Витебская, Волынская, Галицкая, Муромская и Рязанская. Князья стали держаться особняком, лишь о порядке и благе внутри своего только княжества «промышлять и радеть» и действовать только в союзе с немногими соседями, а не сообща, не всей землей. В эту пору приобрели особое значение веча главных городов, за которыми стояли пригороды. На вечах пользовались влиянием члены княжеской дружины, осевшие на местах и положившие основание влиятельному земскому классу, превратившись из перехожих дружинников в землевладельцев. Мало-помалу с размножением князей, что послужило естественной причиной их обеднения, князья уже не были в состоянии содержать свою дружину на всем готовом у себя на княжеском дворе, и принуждены были искать для нее иных средств к жизни: князья начинают тогда раздавать в пользование дружинникам земли с домашним скотом и челядью. Прежние перехожие дружинники благодаря этому оказались тесно связаны с князем. Они стали теперь местными обывателями, прочно усевшись на одном месте. Таким образом, тут уже не князь, явившийся со стороны, примкнул к обществу, а общество сгруппировалось вокруг князя.

Распад Киевского союза был вызван не только усобицами, но и некоторыми другими причинами. Он явился отчасти следствием географического разобщения русской земли в XII веке, когда население разбрасывалось в разные стороны. Киевский союз был еще крепок, когда восточные славяне пробивались к озеру Ильмень, в Приднепровье и в бассейн Волги, а отсюда они уже разбрасывались отдельными полосами в степной области. Но здесь в XII веке учащаются княжеские усобицы и половецкие нападения. Случалось, что князья сами приводили половцев на русскую землю. При таких условиях жизнь в Приднепровье стала невозможна. Население расходилось отсюда в разные стороны, большей частью в Суздальскую землю – в междуречье Оки и верхней Волги и на запад – в земли Волынскую и Галицкую, а также на север в бассейн верхнего Днепра и Западной Двины, так что в XIII веке получилось три ядра славянской народности. За географическим разобщением следовало раздробление экономическое и политическое.

Когда был крепок еще Киевский союз, тогда всех славян связывал единый экономический интерес: держать великий водный путь чистым от внешних нападений и оберегать его от кочевников. Теперь внешняя торговля прекратилась, и прежняя торговая дорога запустела. Торговля направлялась теперь в разные стороны и разными путями: из Суздальской земли она шла в Новгородскую землю через ильменский и ладожский бассейны; с верхнего Днепра и Западной Двины, из Смоленской и Полоцкой областей – по Западной Двине, из Чернигова и Киева – Волгой, из Галича – тоже на запад, через Польшу и Венгрию.

Прежде был и единый политический интерес, так как был всего только один враг – степняки; теперь у разных политических центров появились и разные враги: в Киевской и Черниговской Руси – степняки; Волынь и Галич должны были бороться больше с венграми, поляками, литовцами и меньше с кочевниками; Муромо-Рязанская и Суздальская области имели дело с финнами, мордвой и болгарами и никогда – со степными кочевниками. При таком разобщении Киевский союз уже не мог существовать. Татары довершили его разрушение. Они разгромили Приднепровье, изгнали и истребили население Малой Руси. Затем стала возвышаться Суздальская область. Тут жизнь шла особым путем, и порядок строился на новых основаниях. Здесь вокруг Москвы выросло и окрепло русской государство. На истории этой Суздальской северо-восточной Руси мы теперь и остановим наше внимание.

В Суздальской Руси в деле устройства народной жизни первую роль играл князь. В Киеве и Новгороде князья пришли уже на готовое: они нашли области уже заселенными, нашли готовый политический порядок, который отроился без них и до них, так что в Киеве и Новгороде князья не могли играть видной роли, не могли быть там полными хозяевами. Большое значение там получили веча. В Киевской Руси мы видели борющимися две политические силы: вече и князя. В Новгороде возобладала одна из них – вече. Совсем иное находим в Суздальской земле. Когда она досталась Юрию Долгорукому, одному из младших сыновей Владимира Мономаха, она представляла собой почти сплошную лесную пустыню. Население было редкое, больших городов не было, если не считать старинных пунктов Ростова и Суздаля; изредка встречались рассыпанные тут и там финские поселки. На редкие полянки, затерявшиеся среди лесов, и направлялась русская колонизация. Такова была Суздальская Русь. Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо устраивали эту пустыню. Заселяли земли, строили города. В конце XII века благодаря колонизаторской деятельности князей эта пустынная земля начала заселяться, появились многочисленные славянские поселения, но это было совсем не то, что в Киевской Руси, это были не большие торговые города, а села, деревни, починки. Русское население тут было не торговое, как в Приднепровье, а хлебопашеское. Крупный торговый экспорт не свил себе гнезда в Суздальской Руси. Тут князь не примкнул к обществу, а наоборот, сам явился на новом месте устроителем и начал властвовать и повелевать. Не встретил он тут и сильных земских миров с их вечами, как в Киевской и Новгородской Руси. Единственные старинные города не были достаточно сильны, чтобы бороться с самовластием князя; известно, как была неудачна их попытка выступить против первого русского самовластца Андрея Боголюбского: когда они вздумали было по собственному усмотрению выбрать ему преемника, то встретили энергичное сопротивление со стороны людей «молодших, мизинных, володимирцев», жителей пригорода. Таким образом, из двух политических сил в Суздальской Руси возобладала княжеская власть, а вече мало-помалу исчезло совсем. В виде исключения оно удержалось еще в Новгороде и Пскове, Упадок веча обнаруживается постепенно еще до татарского нашествия. Татарские погромы лишь ускорили и обострили этот процесс порабощения народной массы. Это в значительной степени было обусловлено хроническим обеднением населения вследствие необходимости платить «выход», постоянную дань татарам. Таким образом, капитал уплывал из страны, а при таких условиях не могли развиваться ни промышленность, ни торговля. Единственным ресурсом в руках населения оставался личный труд, и притом труд, прилагаемый к земле. Заботы о материальных интересах поглощали все внимание, а между тем этот труд не мог быть организован без помощи и содействия княжеской власти. Когда улеглась тревога после татарских погромов, князья принялись за организацию народного хозяйства. Те крестьяне, которые не могли восстановить своих хозяйств, начали прилагать труд на чужих землях, сделались перехожими съемщиками чужой земли. В такой общественной среде князь нашел больше простора для своей власти и деятельности. С обедневшего бродячего населения нельзя уже было получить больших доходов, поэтому князья начинают организовывать собственные хозяйства. Эти княжеские поместья, их личная собственность, стали привязывать их к месту, благодаря чему становятся реже, а потом и вовсе прекращаются перемещения князей по старшинству. Таким образом, татарские погромы оказали на князей действие, обратное тому, которое они имели на население: население стало бродячим, князья же сделались более оседлыми. Так окончательно установился удельный порядок в северо-восточной Руси.