Текст книги "Русская история XVII-XVIII веков"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)

Заботы об увеличении населения

Препятствием к раскрепощению крестьян служила незначительность населения на весьма значительной территории. На вольнонаемном труде у нас нельзя было построить ни частного, ни казенного хозяйства, и поэтому правительству поневоле приходилось «приписывать» крестьян, а помещикам укреплять за собой рабочие руки. Мы увидим, что без крепостных крестьян трудно было обходиться даже торговому и промышленному классу. Екатерина хорошо понимала это, и с самого начала царствования стала заботиться об увеличении населения России.

Указом 15 октября 1762 года Екатерина разрешила Сенату принимать в Россию без доклада всех желающих селиться иностранцев, кроме евреев. Ввиду того, что иностранцы боялись ехать в Россию, опасаясь притеснений, была устроена особая канцелярия «опекунства иностранных» (22 июля 1763 года), президентом которой был назначен граф Григорий Орлов. Иностранцам по приезде в Россию разрешено было записываться в купцы и в цеховые любых городов или селиться особыми колониями на свободных землях. Они получали гарантию о свободе исповедания, разрешение строить церкви и колокольни, иметь потребное число пасторов и даже вести пропаганду среди магометан, Им запрещалось только строить монастыри (это относилось к католикам) и совращать православных. Колонисты, поселившиеся на свободных землях, получали льготы на 30 лет, а поселившиеся в городах лет на 5-10, каждому из них было обещано денежное вспомоществование с уплатой в 3 года, и то по прожитии 10 лет. Все колонии получали самоуправление.

Так было положено начало иноземной колонизации Поволжья и южных степей.

Предоставляя льготы иноземцам, Екатерина, очевидно, имела в виду не только одно численное увеличение населения, но и культурное их влияние на русских. Но эта надежда ее не оправдалась: иностранцы устраивались отлично, но до самого последнего времени жили особняком, не сообщаясь с остальным населением. Только учреждения императора Александра II связали иностранных колонистов с окружающим русским населением.

В интересах гуманности и увеличения населения Екатерина заботилась и о «зазорных детях», то есть о незаконнорожденных, которых бросали куда и где попало. В начале 1763 года Екатерина утвердила план Императорского Воспитательного дома, составленный И. И. Бецким. Через год Воспитательный дом был открыт в Москве, а несколько позже и в Петербурге.

Меры к упорядочению внутреннего управления

Мы видели, что Панин как на одну из причин крестьянских побегов указывал на страшное неправосудие и нерадение администрации. На это зло указала и сама императрица в своем красноречивом манифесте от 18 июля 1762 года «Мы уже от давнего времени слышали довольно, – писала Екатерина, – а ныне и делом самым увидели, ищет ли кто места – платит, защищается ли кто от клеветы – обороняется деньгами, клевещет ли кто на кого – все происки свои хитрые подкрепляет дарами. Напротив того: многие судящие освященное свое место, в котором они именем нашим должны показывать правосудие, в торжище превращают, вменяя себе вверенное от нас звание судии бескорыстного и нелицеприятного за пожалованный будто им доход в поправление дома своего, а не за службу, приносимую Богу, нам и отечеству, и мздоимством богомерзким претворяют клевету в праведный донос, разорение государственных доходов в прибыль государственную, а иногда нищего делают богатым, а богатого нищим. Таковым примерам, которые вкоренилися от единого бесстрашия в важнейших местах, последуют… и самые малые судьи… и берут с бедных самых людей не токмо за дела беззаконные, но и за такие, которые не инако, как нашего благоволения достойны, так что сердце наше содрогнулось, когда мы услышали, что новгородской губернской канцелярии регистратор Яков Ренбер, приводя ныне к присяге нам в верности бедных людей, брал и за то с каждого себе деньги»…

Господство лихоимства Екатерина объясняла плохим выбором должностных лиц и тем, что «люди не только с некоторым достатком, но ниже имея дневное пропитание, отсылались к делам, не получая при том никакого жалованья, и немного лучше, как бы неимущие в богадельне для одного только пропитания, а не для исправления дел». Действительно, после Петра I у нас водворилась еще более откровенная система кормлений, чем в былое время в Московской Руси, где дьяки, подьячие и разные приказные люди, какое-никакое, но все же получали денежное жалованье, а после Петра люди определялись на должности совершенно без жалованья, с тем, чтобы они кормились от дел. 15 декабря 1763 года Екатерина издала манифест о назначении жалованья чиновникам по штату, служащим не только в столице, но и в провинции. Этот манифест нельзя не признать крупным шагом вперед в деле упорядочения внутреннего управления России. Но одним назначением жалованья нельзя было ограничиться, нужно было отнять у чиновников желание копить деньги на черный день. Последовательность требовала назначения пенсий. Это и было сделано: за 35 лет службы была назначена пенсия. Вот когда получил начало закон о пенсиях, действующий и поныне.

Кроме лихоимства, управление в России страдало от страшной пассивности и полного индифферентизма чиновников; подчиненные органы не проявляли никакой инициативы.

Такую индифферентность Екатерина склонна была объяснять тем, что Сенат лишил подчиненные органы инициативы. Но дело заключалось не только в этом; еще в Московском государств подчиненные органы были исполнителями приказаний свыше: централизация – это давнишний злой факт русской жизни. Екатерина считала централизацию крупным недостатком и старалась противодействовать ему.

В 1764 году она издала инструкцию губернаторам, объяснявшую им их права и обязанности. Здесь Екатерина исходит из того положения, что губернатор есть хозяин губернии, который ответствен за нее перед государем, который должен заботиться о населении вверенной ему губернии, о процветании в ней земледелия, торговли и промышленности, о размножении производимых здесь продуктов, должен следить за дорогами, ловить воров и разбойников, заботиться о лесосохранении и т. д. Всех чиновников, изобличенных в лихоимстве, он должен отстранять от должностей и предавать суду. В экстренных случаях – при пожаре, голоде, наводнении, моровой язве, сильных разбойничьих движениях или вовремя народного мятежа – губернатор должен принять на себя «главное начальство над всеми служащими и неслужащими, находящимися в его губернии людьми, до тех пор, пока такое приключение прекратится». «Все учреждения, до сих пор не подчиненные губернской канцелярии (таможни, магистраты, ямские правления и пр.), переходят в ведение губернатора, как истинного опекуна врученной ему от нас губернии». Губернатор получает точные рапорты и известия о порядках в губернии, имеет право представлять о пользах и нуждах общественных и должен защищать бедных. Так выдвинуты были идеи, которые нашли точное выражение в «Учреждении об управлении губерниями»; инструкция 1764 года была теоретической прелюдией закона 1775 года.

Все эти мероприятия Екатерины не были радикальным разрешением вопросов, но они показывают, что Екатерина ясно сознавала очередные задачи, видела положение дел в государстве. Желая ближе ознакомиться с положением дел в своей стране, Екатерина предпринимала путешествия. Так, в 1763 году она ездила из Москвы в Ростов и Ярославль, в 1764 году – из Петербурга в Малороссию, а в 1767 году – по Волге вплоть до Симбирска. Все эти путешествия не могли дать ей полного понятия и всестороннего знакомства с внутренним состоянием государства. Более пользы принесла ей созванная ею «Комиссия для составления проекта Нового Уложения».

Комиссия для составления нового уложения и ее значение

В СВОИХ записках, относящихся к 1779 году, Екатерина рассказывает, – что из разных прошений, сенатских и коллежских дел, из рассуждений сенаторов и других лиц она постоянно усматривала «неединообразные о единой вещи установления и правила», то есть видела, что законы, изданные в разное время, противоречили друг другу, и задалась целью привести законодательство в лучший порядок.

Действительно, трудно представить себе что-либо более хаотичное, чем русское законодательство, действовавшее в начале царствования Екатерины II. Здесь мы видим и Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года, и многие новоуказные статьи, изданные в дополнение к Уложению, и разные Петровские регламенты, и указы, которые изменяли их, и, наконец, разнообразные указы Сената и Верховного Тайного Совета, которые отменяли петровские указы, и т. д. Прибавим к этому, что все эти указы даже внешним образом не были собраны и были мало известны правительственным органам, кроме немногих старых подьячих, которые из своей монополии знания законов извлекали всяческие для себя выгоды.

Попытки кодификации до Екатерины II

Хаотичное состояние законодательства озабочивало и предшественников Екатерины, которые не раз делали попытки привести в систему и порядок русские законы, но все их попытки остались без результата или имели очень слабый успех. В 1700 году Петр учредил «Палату» для исправления уложения, в состав которой вошли бояре, окольничьи, думные дьяки – всего 71 человек. Эта палата должна была написать «Новоуложенную книгу», то есть свести старое Уложение 1649 года со всеми новоуказными статьями, изданными до 1700 года, то есть за 5 лет. Палата исполнила возложенное на нее поручение и составила «Новоуложенную книгу». Но эта книга явилась простым механическим сводом статей Уложения с новыми статьями, между которыми не было никакого согласия. Познакомившись с Новоуложенной книгой, Петр велел, чтобы судьи судили по старому Уложению, а из новоуказных статей пользовались лишь теми, которые были изданы «не в перемену, а в развитие и дополнение старых». Вместе с тем Петр приказал Сенату составить новый систематический кодекс законов. Сенат в исполнение этого приказания выделил из себя особую комиссию под председательством сенатора Апухтина. По предположению Петра новый кодекс должен был появиться к 1 720 году, но к этому времени комиссия успела проработать лишь 10 глав.

Наскучив ожиданием русских законов, Петр решил взять иноземный кодекс, дополнить его и приспособить для русской жизни. Но откуда взять иноземные законы? Наиболее подходящими Петру казались шведские законы. Тогда была создана новая комиссия, в которую вошли 3 иностранца и 5 русских. Комиссия эта работала до конца 1725 года, но исправила всего только 4 книги Уложения. Большинство ее членов по разным причинам со временем выбыло, а другие работали не спеша. Екатерина I приказала пополнить комиссию 2 духовными, 2 военными особами, 2 гражданскими чиновниками и 2 из главного магистрата. Но прибавка новых членов не помогла делу.

Отчаявшись в возможности составить новое Уложение при помощи чиновников, правительство решило обратиться с этим к общественным силам. В мае 1728 года Верховный Тайный Совет издал указ об образовании новой комиссии для сочинения уложения, а для этого велено было «выслать в Москву из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии, кроме Эстляндии, Лифляндии и Сибири, по 5 человек, за выбором из шляхетства». Выборные должны были собраться в Москве к 1 сентября 1728 года. Но дворяне не спешили с выборами, а выборные депутаты не спешили ехать в Москву. Очевидно, те и другие смотрели на это дело, как на прихоть правительства и не усвоили себе его точки зрения. Устное начальство для производства выборов должно было прибегнуть к репрессивным мерам: чтобы дворяне охотнее выбирали и чтобы выборные скорее ехали в Москву, арестовывали их жен и захватывали их крепостных. В результате были выбраны непригодные к делу лица; дворяне послали не «добрых и знающих» людей, а глухих, хромых, старых, дряхлых и бедных. Когда эти выборные собрались, то правительство поспешило распустить их по домам и предписало губернаторам произвести новые выборы под своей ответственностью.

Тем временем Петр II умер. При Анне Иоанновне приказано было произвести выборы, кроме дворян, от духовенства и от купцов. Но общество и на этот раз упорно отказывалось от всякого участия в законодательстве. К декабрю 1730 года съехалось только 5 депутатов из дворян. Видя такое упорное нежелание общества, правительство велело отпустить и этих. Работа опять была поручена одним чиновникам. Но и чиновники тоже не выполнили своей задачи, так как она, кроме того, была еще осложнена. С одной стороны, по мысли Петра Великого, приказано было выбрать новый материал из иностранных законов, а с другой стороны, требовалось сделать сводку русским законам и систематизировать их. Такие требования действительно могли казаться капризом правительства. Чиновники были совершенно поглощены текущей работой, и не имели времени на составление кодекса.

Но жизнь настоятельно требовала составления Свода законов, и правительство Елизаветы не могло не пойти навстречу этому требованию жизни. В 1754 году Сенат постановил для составления сиода законов учредить общую комиссию из 8 лиц, и, кроме того, приказал отдельным ведомствам организовать целый ряд (35) частных комиссий. Из плана работ комиссий видно, что задачей общей комиссии было уложить главы судную, уголовную, вотчинную и о правах состояния, иначе говоря, общая комиссия должна была выработать гражданское и уголовное уложение и положение о правах состояния; а частные комиссии должны были составить специальные законы по отдельным отраслям управления. Ко времени 1755 года общая комиссия разработала 2 части – судную и криминальную, то есть устав судопроизводства и уложение о наказаниях, а когда приступила к выработке закона о правах состояния, нашла необходимым привлечь к делу выборных от дворян, духовенства и купечества и в этом смысле подала рапорт Сенату. Сенат согласился с мнением членов комиссии и издал указ о производстве выборов от дворян и купцов. В указе Сената обстоятельно объяснялось, как необходимо для общества в его собственных интересах принять участие в законодательстве. Но общество и на этот раз осталось глухо, избиратели и депутаты прибегали ко всяким уловкам, чтобы только не явиться в Петербург, громадное большинство не прибыло, а прибывших после первого заседания пришлось отпустить, так как это были глухие старцы. Но как-никак выборные на этот раз приняли участие в кодификационной работе, хотя, к сожалению, у нас имеется мало сведений для определения степени их участия в работе. Комиссия работала при Елизавете и в первые годы царствования Екатерины до 1767 года, пока не умерла естественной смертью, будучи заменена новой комиссией.

Деятельность елизаветинской комиссии не была безрезультатной. Она составила 3 главы предполагавшегося кодекса: 1) о суде, 2) о розыскных делах и «как за словесные преступления казнить» и 3) о состоянии подданных, то есть о юридическом положении отдельных сословий и разрядов населения, об их правах и обязанностях, об отношении их друг к другу и правительству. Анализ содержания разработанных глав показывает, что это были не простые своды, а проекты, по многим вопросам предлагавшие новые ответы и вводившие начала. Любопытно, что многое из постановлений елизаветинского уложения повторялось в депутатских наказах, присланных в Екатерининскую комиссию; очевидно, что эти поправки в Елизаветинское уложение были внесены по инициативе выборных, В этом и состоит характерная черта Елизаветинской комиссии, объясняемая участием и влиянием выборных, Но дело Елизаветинской комиссии не было окончено; она не составила нового кодекса, а оставила после себя исторический памятник кодификационных попыток.

Екатерине оставалось воспользоваться трудами своих предшественников, но она предпочла идти не проторенной дорогой, а самостоятельным путем: задумала составить кодекс новых законов. Это соответствовало взглядам Екатерины, последовательницы французской просветительной литературы. Она хотела дать идеальные законы, основанные на разуме и любви к человечеству, а их она совсем не видела в старых русских законах, которые представлялись ей варварскими. Смотря гуманным взглядом на преступление и наказание, Екатерина не соглашалась со строгими нормами Елизаветинской комиссии. Самоуверенная по природе и вдохновляемая французскими авторами, Екатерина считала составление новых законов, основанных на здравом смысле и любви к отечеству, делом легким; она не пожелала продолжать дело своих предшественников и порвала преемственность в кодификационной работе.

Наказ Екатерины

Для выработки нового кодекса Екатерина считала необходимым сначала найти общие правила, принципы, а затем уже установить детали, которые являлись бы выводами из найденных аксиом.

Выработку общих принципов законодательства Екатерина взяла на себя и приступила к делу в 1765 году. Для этого она обратилась к изучению западноевропейской литературы того времени, и в частности к знакомому ей уже «Духу законов» Монтескье. Теперь, изучая эту книгу с определенной целью, вдумываясь в каждое слово, Екатерина пришла в восторг, ее прямо очаровывало это произведение, которое, по ее словам, должно быть молитвенником монархов, – и она полной рукой стала черпать мысли Монтескье для своего труда. Екатерина писала д'Аламберу (в 1765 году): «Скоро я пришлю вам тетрадь, из которой вы увидите, как я там, на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его. Но я надеюсь, что если бы он с того света увидал меня работающей, то простил бы мне эту литературную кражу во благо 20 миллионов людей, которое из того последует. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться тем, его книга служит для меня молитвенником». Анализ содержания екатерининского «Наказа комиссии для составления проекта нового уложения» вскрывает, что из 526 статей его около 260 действительно заимствованы из «Духа законов» Монтескье. Кроме «Духа законов», Екатерина много заимствовала еще из сочинения итальянского юриста Веккариа «О преступлении и наказании», отсюда она взяла до 100 статей. Затем она пользовалась сочинением Гельвеция «О разуме, о человеке» и др. Таким образом, Наказ Екатерины есть, в сущности говоря, простая компиляция. Сама Екатерина, посылая экземпляр Наказа Фридриху II, писала: «Ваше Величество не найдет здесь ничего нового, не известного для себя. Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит только расположение материала и, – то здесь, то там одна строчка, одно слово; если собрать все, что я прибавила, я не думаю, чтобы вышло более 2–3 листов». Труд Екатерины был трудом исключительно литературного характера.

Итак, первая часть задачи была решена, общие принципы были найдены Екатериной, но тут ее постигло первое разочарование. Когда Наказ был уже готов, Екатерина по частям раздала его разным лицам, желая знать их мнение. Только один Орлов был в восторге, а другие держались совсем иного мнения. Никита Панин, воспитатель Павла Петровича, поразился радикализмом Наказа, совершенно не соответствовавшим русской действительности, и прямо заявил его автору: «Се sont des axiomes a renverser des murailles» [17]17
  Ведь это такие аксиомы, от которых стены дрогнут.


[Закрыть]. Подобные замечания были сделаны и другими лицами, но только более определенно. Все это заставило Екатерину переделать свой Наказ. И вот в 1767 г. она пишет д'Аламберу: «Я занимаюсь непохожим на то, что желала бы отослать вам. Более половины моей работы мной зачеркнуто, разорвано и сожжено, и Бог ведает, что станется с остальными – однако придется окончить к означенному мной сроку». Перед изданием уже сокращенной редакции Наказа Екатерина созвала в село Коломенское, где она тогда находилась, разных «вельми разномысленных людей» и заставила их слушать сочиненный ею Наказ. Тут при обсуждении каждой статьи возникали сильные прения. «Я дала им волю чернить и вырезать все, что хотели, – писала потом Екатерина, – „и они более половины написанного мной помарали, и остался Наказ, яко оный напечатан“». В общем можно сказать, что едва ли четверть всего, написанного Екатериной, попало в печать.

Сохранился, однако, рукописный черновик Екатерины, и по этому черновику можно установить, какого рода сокращения сделаны были цензорами; эти сокращения чрезвычайно интересны, так как они указывают на настроение той дворянской среды, которая окружала Екатерину. Так, например, в первой редакции Екатерина писала: «два рода есть покорностей, одна, существенная, другая личная, то есть крестьянство и холопство, существенная привязывает крестьян к участку земли. Такие рабы были, например, у германцев; они не служили при домах своих господ, а давали им определенную часть урожая или скота, или своего изделья, и далее этого рабство их не простиралось. Так дело обстоит и сейчас в Венгрии, в Чехии, во многих местах Германии и других странах. Личная служба или холопство связано со службой в доме господина. Великое злоупотребление бывает, когда смешиваются вместе покорность личная и существенная». Это рассуждение очень ясно обнаруживает, что Екатерина имела правильное представление о сущности крепостного права и холопства, и справедливо осуждала смешение их.

Все это рассуждение, правильное с точки зрения исторической и юридической, было вычеркнуто цензорами и в печатный Наказ не попало. Цензоры оставили только следующую затем фразу: «какого бы рода покорство ни было, надлежит, чтоб законы гражданские с одной стороны злоупотребление рабства отвратили, а с другой стороны предостерегали бы опасности, могущие оттуду произойти», то есть цензоры выпустили все ядро рассуждения Екатерины и оставили лишь одну скорлупу.

Цензоры целиком выпустили рассуждение Екатерины о том, что всякий человек должен иметь пищу и одежду по своему состоянию, и что надо определить законом, чтобы рабы в старости и в болезни не были бросаемы, что господин должен пользоваться правом наказывать своих рабов не как господин, а как судья, и что надо установить правильный порядок производства помещичьего суда, для чего можно воспользоваться примером Финляндии, где 7–8 выборных крестьян судят своих односельчан.

Ясно, что Екатерина думала об освобождении крестьян, и можно подметить целый ряд мыслей, направленных в эту сторону. «Законы могут чинить нечто полезное для собственного рабов имущества, – писала она, – и привести их в такое состояние, чтобы сами они себе купили свободу. Надлежит, чтобы законы гражданские определяли точно, сколько рабам за освобождение своим господам по уговору уплатить». Из этого видно, что Екатерина в своем Наказе не прочь была исподволь подготовить эмансипацию крестьян, обеспечив законом имущественные права крестьян, чтобы они не только не разорялись, а могли бы накопить имущество для своего выкупа, право которого должно быть оговорено.

Но на деле оказалось, что далеко не все принципы рационального законодательства можно поставить в руководство при составлении кодекса новых законов. За всем тем Екатерине все-таки удалось в своем Наказе установить ряд правил, отвечавших идеалам современных западноевропейских мыслителей. В печатном Наказе мы встречаем целый ряд ультралиберальных положений. Приведем некоторые из них для иллюстрации: «Ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу» (Гл. VI, 41). Законы «не с иным намерением установлены, как только, чтобы сделать самое большое спокойствие и пользу людям, под сими законами живущим; надобно, чтобы всяк несомненно был уверен, что он ради собственной своей пользы должен сохранить нерушимыми сии законы». Говоря о суде, Екатерина высказывалась против таких средств получения признания, как пытка, утверждая, что она «противна здравому естественному рассуждению». Рассуждая о мерах пресечения, Екатерина говорила, что предварительный арест обвиняемого есть по существу своему наказание, и потому «закон должен стараться точнее определить знаки преступления, по которым можно взять под стражу обвиняемого: при этом самое заключение должно быть возможно короче и снисходительнее, ибо обвиняемый не есть обвиненный». Таким образом, те принципы, которые были положены в основу судебных реформ Александра II, высказаны были 100 лет тому назад. Екатерина высказывалась и против смертной казни, говоря, что применение ее не приносило пользы, также она была против всяких наказаний, уродующих человека, и вообще за мягкие наказания. Наказание – это только паллиатив, «гораздо лучше предупреждать преступления, чем наказывать»; «приложить должно более старания к тому, чтобы вселить узаконениями добрые нравы во граждан, нежели привести дух их в уныние казнями». «Хотите ли предупреждать преступления? – спрашивает она. – Сделайте, чтобы просвещение распространилось между людьми» (Гл. X, 245). Вопросу о воспитании Екатерина посвящает целую главу, в которой излагает наставления воспитателям. Я не буду передавать вам этих наставлений, так как они представляют собой общие, банальные места. Само общество, по мнению Екатерины, должно быть в таком состоянии, чтобы все граждане были равны между собой в том смысле, «чтобы все подвержены были тем же законам» (Гл. V, 34). Установление такого порядка возможно только при существовании такого закона, «чтобы один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов» (Гл. V, 39). Но Екатерина не останавливается на том общем определении свободы, а говорит и о разных видах свободы: о свободе слова, печати и вероисповедания. Так о печати она пишет: «Весьма беречься надобно изыскания о сочинениях язвительных далече распространять, представляя себе ту опасность, что умы почувствуют притеснение и угнетение: а сие ничего иного не произведет, как невежество, опровергнет дарования разума человеческого, и охоту писать отнимет»; Екатерина советует, следовательно, не угнетать свободу слова и не особенно преследовать язвительные сочинения, а рекомендует по отношению к ним терпимость. Веротерпимость Екатерина считает обязательной для правительства такого государства, как Россия, в которой живет столь много разных народов. «Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца, и отводит их от заматерелого упорства, утишая споры их, противные тишине государства и соединению граждан» (Гл. XX, 496).

Я нарочно подробно остановился на разборе Наказа Екатерины. Из приведенных выдержек вы видите, что он вносил в обиход русского общества множество тех либеральных воззрений, из которых слагается теперешнее, уже обычное мировоззрение интеллигенции. Наказ Екатерины можно считать таким образом праотцем современного русского либерализма.

В свое время Наказ стоял в решительном противоречии не только с фактами русской жизни, но и с преобладающим строем мыслей и чувств русского общества. Екатерина не могла этого не видеть, и потому старалась оправдаться интересным рассуждением. «Россия есть европейская держава, – писала она в начале своего Наказа. – Доказательство сему следующее. Перемены, которые в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали с климатом, и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. Петр Первый, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал». Екатерина и хочет продолжать дело Петра; она вносит европейские начала в русские законы, которые, по ее словам, не могут не привиться на Руси, хотя вначале могут казаться чуждыми. Таким образом, Екатерина зажигала веру в русский народ как в народ европейский, в его способность воспринять европейские начала, хотя на первых порах они могут быть и не всегда удобными.

Этими доводами Екатерина старалась убедить всех в исполнимости ее намерений. Ей не приходило в голову только одного, что ее европейские начала нигде тогда в Западной Европе не применялись, были лишь принципами философии, а не началами быта. Но Екатерина верила, что эти начала должны и могут найти себе применение в реальной жизни. К составлению нового Уложения Екатерина решила приступить в 1767 году при помощи депутатов от народа на началах, которых не отвергнут те, кто любит человечество.

Но Екатерина жестоко ошибалась: депутаты не только не приняли ее основных начал, но и самое Уложение не было составлено.