Текст книги "Русская история XVII-XVIII веков"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 45 страниц)

Лекция вторая

ТЕНДЕНЦИЯ к оседанию среди князей, к присвоению ими безграничной власти в своей области обнаружилась уже в Киевской Руси. Неизбежным следствием размножения князей явилось то, что области стали мельчать, доходы с волостей уменьшаться, дани и пошлин, собираемых с населения, уже не хватало на княжеский обиход, и князьям пришлось искать иные средства к существованию. Тогда князья становятся сельскими хозяевами. У них появляются села, населенные челядью, с большими запасами хлеба и скота и со всем хозяйственным обзаведением. При таких условиях перекочевание для князей становилось уже невозможным. Князья стараются держаться ближе к своим селам. Когда наступает татарский погром, население разоряется от набегов и уплаты «выхода», князья начинают еще больше заниматься хозяйством. Теперь и им приходится выступать в роли организаторов народного труда. Они собирают бродячее население, прикрепляют его к земле, помогают обзаводиться хозяйственным инвентарем. Мало-помалу окончательно устанавливается удельная система, так как князья уже не переходят, а владеют наследственно своими волостями, которые раз и навсегда достаются им в удел.

Установление удельного порядка повлекло за собой, в свою очередь, своеобразные последствия. Вот что случилось: волости дробились, уделы мельчали, и в конце концов княжества по размерам стали близко подходить к типу простых частных владений. У Ключевского в его «Курсе русской истории» приводится характерный пример такого князя-землевладельца. Все его владения состояли из одной «веси» на берегу Кубенского озера. Многие простые землевладельцы-бояре нередко имели большие владения. При таких размерах княжества деятельность князей состояла уже не в суде и не в управлении, а в распоряжении хозяйством. Прежние помощники, советники князя – бояре, выступали уже не как правители, а как приказчики. Они носили и соответственные титулы – дворецкого, то есть заведующего княжеским двором, всеми службами и слугами, казначея – заведующего домашней казной князя и так далее; все эти стольники, то есть заведующие столом князя и людьми, работающими для кухни – рыболовами, пчеловодами и прочими, ловчие, начальники княжеской охоты и другие должностные лица были, по большей части, просто слуги князя, часто его холопы.

Многие удельные княжества походили на частные владения не только по размерам, но и по всему внутреннему порядку и строю, а с другой стороны и одновременно с этим, вотчины бояр и церковных учреждений стали походить на княжества. Раз суд и управление не стали давать уже много доходов князьям, они перестали дорожить этим правом и стали жаловать частным землевладельцам право судить и рядить в своих владениях и облагать данью население своих земель. Землевладельцы хлопотали о получении грамот, которые освобождали их земли от подсудности князю; особенно охотно такие грамоты давались тем землевладельцам, которые устраивались вновь, занимали пустые земли, с которых князья все равно не получали никаких доходов и которые они, следовательно, не жалели отдать. Выходило, таким образом, что владельцы имений, снабженные правом дани и суда были похожи на князей. Значит, князья стали походить на вотчинников, а вотчинники – на князей. При таких условиях затмевалось представление о князе как о государе, как о политическом властителе, князь стал рассматриваться как владелец земель, которые он непосредственно эксплуатировал в свою пользу; вместе с тем и подчинение князю в глазах населения приобретало договорный характер: люди, жившие на землях князя, стали считать, что сидят на них добровольно, подобно тому, как на землях церковных и частновладельческих. Служилые люди стали переходить свободно с княжеских земель на земли частных владельцев и на земли монастырские или, как говорили тогда, стали «закладываться за бояр и за монастыри». Свободно переходили и крестьяне. Князья, конечно, не могли быть равнодушны к этому, так как им было важно обеспечить за собой необходимый контингент слуг; к тому же требовалось платить обременительный «выход» в Орду; поэтому князья боролись с правом отъезда служилых людей и со свободой перехода крестьян, уговариваясь друг с другом не принимать людей, записанных в писцовые книги в той или другой местности, и не пускать своих людей на земли бояр и духовенства. Но на землях князей жили и те элементы населения, которые изначально считали себя слугами вольными: бояре и дети боярские, которым прямо запретить переход было нельзя, почему князья всегда оговариваются в своих договорных грамотах: «а бояром и слугом межи нас вольным воля».

Все эти отношения объединяются в одном порядке явлений: господствовавший у нас в XIII, XIV и XV веках общественно-политический строй близко подходит к западноевропейскому феодализму. У нас мы находим те же элементарные черты, которые характеризуют феодальную систему: во-первых, и у нас замечается дробление власти не только между князьями, но и между князьями и частными землевладельцами, а также между князьями и церковными учреждениями; во-вторых, и у нас было соединение политических прав с землевладением, и в-третьих, у нас также существовала система частного подданства, вассальных отношений. Значит, самые главные признаки феодализма у нас были налицо. Вся разница заключается в том, что у нас они не развились в стройную систему социально-политических отношений. У нас не сложился феодальный «coutume [1]1
  Обычай (имеющий силу закона, обязательный для применения).


[Закрыть]», действия которого в истории Западной Европы сказались, например, в устройстве Иерусалимского королевства. У нас господствующие общественные отношения не вылились в прочную юридическую форму: ленные учреждения у нас были в эмбриональном, зачаточном состоянии; однако можно сказать, что и Русь все-таки прошла ту фазу исторического развития, которую проходили все народы Европы. Это является необходимым и естественным ходом истории. Феодальному порядку отношений положило конец возвышение Москвы и объединение вокруг нее удельных княжеств. На этом факте мы теперь и остановимся и попытаемся осветить причины, которые создали это возвышение Москвы.

Московское княжество во второй половине XIII века было одним из самых мелких княжеств, почему и досталось одному из младших сыновей Александра Невского. В последующее время в распределении власти над княжеством наблюдается градация, обычный порядок владения по старшинству, в течение более чем 50 лет, пока один из московских князей не получил от хана ярлык на великое княжение. За это время Москва успела возвыситься и окрепнуть. Что же произошло за эти годы и каковы причины такого быстрого усиления? В ряду причин на первое место, конечно, нужно поставить выгодное географическое положение в середине северо-восточной Руси, на дороге между Киевской землей с одной стороны и Владимирской и Суздальской – с другой. Это главная, если не единственная причина быстрого роста Московского княжества. Во второй половине XIII века в Киевской Руси шла страшная усобица между сыновьями Александра Невского Дмитрием Переяславским и Андреем Городецким. Князья приводили на русскую землю татар, которым было все равно, кому помогать и служить, лишь бы представлялась возможность пограбить и обогатиться за чужой счет. Из-за этого население уходило из Киевской Руси туда, где было безопаснее: на верховья Волги и в бассейн реки Москвы. Тогда это был глухой лесистый край, но зато он был безопасен в смысле татарских нападений. В результате Киевская земля запустела; был упразднен ряд княжеств в бассейне Клязьмы и по Волге; зато появляются новые в бассейне реки Москвы и верхней Волги. Особенно видное место между ними занимают два: Тверское и Московское. Некоторое время между ними происходит соперничество, завязывается борьба за первенство и главенство над остальными землями. Одержало верх княжество Московское. Московский князь воспользовался критическим моментом, когда тверской князь Александр Михайлович не только не смог удержать население от бунта против татар, от избиения татарских баскаков, пришедших для сбора дани, но и сам стал во главе движения. Баскаков заперли в деревянные срубы и сожгли. Тогда хан предпринял большой поход на Тверь, в котором приняли участие и русские князья. После понесенного удара, после разорения от русско-татарского ополчения Тверь уже более не могла оправиться. Тогда Москва осталась без соперников и утвердила свое господство в северо-восточной Руси. У московских князей было много и денег, и войска; они и начинают, благодаря этому, «примышлять» разными способами чужие земли и расширять свои владения. Иногда они просто отнимали уделы у более слабых князей. Так, в 1301 году князь Даниил Александрович Московский напал на рязанского князя Константина и захватил у него Коломну, а в 1303 году Юрий Данилович захватил у смоленского князя Можайск. Кроме того, много княжеских владений было выкинуто на рынок с возрастающим обеднением князей и населения от татарских погромов, вследствие чего князья стали несостоятельными плательщиками «выхода»; в особенности это резко сказалось в потомстве Константина Всеволодовича Рязанского. Известно, что когда частное лицо оказывается не в состоянии платить необходимые налоги, оно продает свое имущество. Так поступали и князья со своими княжествами: они продавали свои владения по частям или целиком, а сами поступали в разряд слуг московского князя, что в политическом отношении было спокойнее, нежели положение владетельных князей. Бывало иногда и иначе: уделы несостоятельных плательщиков хан передавал московскому князю, который всегда платил исправно. Так были переданы княжества Суздальско-Нижегородское, Муром, Таруса, Мещера; все это – одновременные присоединения.

Московские князья все родились и воспитывались в этой атмосфере стяжательства и соперничества, все выросли в одинаковой обстановке, потому все они была похожи друг на друга, как две капли воды, и в политике все шли по одному пути.

Успеху Москвы много содействовала «дружная» работа московского боярства. Московские князья и бояре были дружными сотрудниками. Чем более росли владения московского князя, тем выгоднее было у него служить. Бояре других княжеств, видя, как хорошо живется у московского князя, сами переходили на его земли, чтобы радеть о его интересах. Духовенство тоже стало содействовать торжеству московского князя. Оно желало видеть на Руси единого государя, подобно царю греческому, желало объединения Руси и в церковной организации, вот почему духовенство деятельно помогало всем московским князьям стремиться к объединению власти.

Народные массы тоже тяготели к Москве, потому что думали, что легче содержать одно большое государство, нежели несколько мелких, которые, как известно, всегда стремятся больше великих обременять подданных; кроме того, у московского князя было спокойнее жить: он – друг хана и всегда может предотвратить его гнев и охранить от набегов. Особенные симпатии населения к Москве проявились после первой победы над татарами на Куликовом поле, где московский князь явился со значением национального государя, так как выступил от лица всей земли бороться за ее самостоятельность и свободу. И действительно, в конце концов из соединения самостоятельных крупных княжеств – Тверского, Смоленского, Рязанского, Новгородского и других, выросло великое национальное государство.

Вот в общих чертах процесс его возвышения и объединения. Первые присоединители волостей, сел и княжеств вовсе и не думали сначала об установлении единодержавия, они хотели лишь увеличить свое семейное достояние, умирая, по-прежнему делили свои владения и выделяли вдовам «опричнину» на «прожиток». Но хотя в первое время тенденции к объединению еще не было, процесс объединения уже совершался. Владения скапливались в руках одного княжеского рода, хотя в пределах этого рода они по-прежнему дробились, и в наследовании частей наблюдалась градация по старшинству. Главной заботой князя было то, чтобы поддержать в своем, роде мир и согласие, обеспечить подчинение и повиновение старшему, а для этого ему нужно было дать перевес и в материальном отношении. И так было не в одной Москве. Обычным явлением при делении княжеских владений был излишек «на старейший путь». Этот излишек мало-помалу стал достигать непомерных размеров и подавлять величиной владения других членов княжеского рода. В таком случае у князей начинал уже действовать инстинкт династического самосохранения: желая обеспечить власть за своим родом, князь давал старшему его представителю и необходимые средства для того, чтобы держать в подчинении других князей. Особенно этот инстинкт, хотя в несколько иной, более сознательной форме, проявился у Ивана II, уже в форме стремления к сохранению государства. Однако наблюдается, что этот излишек «на старейший путь» не давал гарантий порядка: во все время княжения Василия Васильевича продолжалась усобица, причем великого князя даже ослепили, татары вторгались и разоряли землю. Вот почему Иван III решил, что борьба возможна лишь тогда, когда великий князь объединит всю Русь под своей властью и сделается единым полноправным государем; поэтому он позаботился сосредоточить выморочные уделы братьев в своих руках, отобрал также мало-помалу уделы и у живых братьев. Старший сын Ивана III, Василий III, был, можно сказать, первым настоящим государем: в его руках оказались 66 городов, то есть ²/з всего государства, а на долю четырех его братьев досталась всего только ¹/ ₃, то есть приблизительно 30 городов. Кроме того, он получил и Политические преимущества: исключительное право вести дипломатические сношения, чеканить монету и наследовать выморочные уделы братьев. Иван III еще при жизни венчал сына царем и великим князем всея Руси, и этот факт можно рассматривать как установление единодержавия и прекращение древнего суверенного порядка феодальной эпохи. В начале XVI века феодальный порядок прекратил свое существование. Правда, уделы еще оставались, но они уже не были самостоятельными княжествами, а имениями, владельцы которых имели право суда и дани над населением. Это было то же, что и аналогичное право частных вотчинников, которое еще существовало при Иване III, Василии III и даже Иване Грозном.

Последним уделом был Углицкий. Сделавшись единодержавным государем великого государства, московский князь почувствовал себя более важной персоной и стал смотреть на себя иными глазами, чем прежде. Это возвышение самосознания сказалось в изменении всей обстановки, придворного быта и в новом титуле. Князь отстроил заново свою столицу, обнес каменной стеной и башнями свою резиденцию – Кремль, построил каменные палаты для приемов и для жилья, развелся со своей прежней супругой и женился на знатной византийской принцессе, завел роскошь при дворе, а в сношениях с другими государями стал называть себя царем, что тогда было равносильно титулу цесаря, кесаря, императора, в смысле независимого властителя. Осмыслить свое новое положение князю помогла тогдашняя церковная интеллигенция, которая внушала князю взгляд на себя как на единого защитника от внешних и внутренних врагов, как на правителя.

Превращение вотчинника в государя всея Руси, в царя всего православного мира вело к изменению отношений князя к обществу, к уничтожению последних пережитков феодальной эпохи, в частности к уничтожению господства договорных отношений с обществом, которые нашли себе наиболее яркое выражение в праве вольного отъезда бояр и слуг. Право отъезда было выгодно до поры московским князьям, потому что отъезд совершался к ним, а не от них, однако вместе с тем они были заинтересованы в том, чтобы удержать военных слуг за собой; поэтому, оговаривая по-прежнему в своих договорных грамотах «а боярам и слугам межи нас вольным воля», московские князья принимали меры, направленные к тому, чтобы не пускать от себя бояр, брали с них записи о не отъезде и притом с крепким денежным поручительством за их верность от приятелей и родных. Таким образом, например, в 1474 году была взята запись с князя Даниила Дмитриевича Холмского, причем за него поручилось 8 бояр, всего на сумму 8 тысяч рублей. Такие же укрепленные грамоты брались с отдельных лиц и позже, при Василии III и при царе Иване Васильевиче Грозном, причем вошло в обычай брать поручителей даже за тех, кто ручался, то есть поручителей за поручителей.

Не довольствуясь этим, московское правительство старалось положить-конец переходу и некоторыми общими распоряжениями, и своими договорами с удельными князьями: так, уже великий князь Семен Иванович, сын Калиты, обязал своих братьев не принимать к себе на службу боярина Алексея Петровича и заставил их признать, что волен в нем великий князь и в его жене и в его детях, а Иван III в своем завещании обусловил: «Боярам и детям боярским Ярославским со своими вотчинами и куплями от сына моего Василия не отъехати никуды, а кто отъедет – земли его моему сыну». Так исподволь уничтожалось право вольного отъезда бояр и слуг к своим удельным князьям, так что отъезд мог совершиться лишь в чужое государство, а такой отъезд раньше трактовался как измена. Прежние вольные слуги стали, таким образом, невольными, а невольными слугами по тому времени были холопы. Удельные князья и бояре это сознали и сами стали называть себя холопами и, обращаясь к великому князю, писали о себе: «холоп твой Петрушка князишка челом бьет тебе». Понятие государя стало, таким образом, соотносительно с понятием землевладельца и рабовладельца. Со всех вотчин стала обязательной служба, и сами вотчины стали средством содержания служилых людей. «А городняя осада, кто где живет, тому туто и сесть», – встречаем в княжеских договорах, значит, нельзя было жить у одного князя, а служить у другого. Мало-помалу московский князь стал искоренять и другие пережитки феодального строя – политические права удельных князей, которые стали его слугами, но в своих вотчинах все еще оставались государями: судили, рядили, собирали подати, имели своих бояр и слуг. Московские Князья под разными предлогами начали отбирать вотчины, а владельцев сажать в других местах, но уже без княжеских прав.

Изменилось и отношение московского князя к боярам, своим ближайшим сотрудникам. В удельное время бояре имели большое значение, были сотрудниками и советниками князя, с мнением, которых князь должен был считаться, и которые, будучи свободны, не сойдясь с князем, не поладив с ним, могли во всякое время отъехать от него на сторону. Теперь князь стал смотреть на бояр как на исполнителей своей воли и налагать опалы и наказания на тех, которые начинали противоречить ему, «высокоумничали», как тогда говорили, то есть шли наперекор князю в своих мнениях и действиях. Таких, впрочем, было мало. Барон Сигизмунд Герберштейн, который посетил Москву во второй четверти XVI века, говорит, что московский государь властью своей превосходит всех монархов Европы, перед всесильным московским великим князем склонялись все головы, смолкали все голоса.

Московский государь, как мы видим, становится самодержавным не только по отношению к другим государям, но и по отношению к подданным. Исчезают вольности и свободы. Московский государь превращается в абсолютного национального монарха. Общественная среда благоприятствовала развитию монархического абсолютизма. Удельная эпоха разбила общество на множество мелких мирков, которые при подвижности населения лишены были внутренней стойкости, – это были отдельные сгустки населения, которые легко рассыпались. Над этими малоустойчивыми мирками московскому властителю легко было утверждать свою власть. Не было солидарных и сильных общественных классов, которые поставили бы предел развитию монархического абсолютизма. У бояр и удельных князей и были шансы сгруппироваться против московского государя: в их руках были военные и финансовые средства и крепостные слуги, но дело в том, что этот общественный класс еще не успел сплотиться и достигнуть солидарности. После постигшего их житейского крушения удельные князья чувствовали себя в Москве чужими и начали соперничать, конкурировать друг с другом, начали стремиться поправить свои семейные дела, опасаться, как бы их не затерли; между ними вошло в обычай местничество, обычай считаться местами по службе и родовитостью. Это не только не сплачивало их, а, наоборот, разъединяло. Обстановка этих исторических споров и дрязг делала князей неспособными к общественному делу, к дружной деятельности в одном направлении. Что касается самого московского властителя, то он осторожно обращался с опальным общественным классом: до поры великий князь московский вел политику, которая не затрагивала интересов класса в целом и не возбуждала к дружному противодействию. Первый московский самодержец распространял на отдельных лиц лишение политических прав, имущества и жизни, но не трогал целого класса, поэтому возмущались отдельные лица, а не целый правительственный класс. Боярство проявило политические стремления в сторону известной сдержки развития абсолютизма лишь в 1553 году. К этому времени абсолютизм уже успел обнаружиться в значительной степени в отрицательную сторону. После полновластного монарха в 1533 году остался ребенок, который не мог пользоваться властью, поэтому власть захватила его мать с фаворитами и некоторыми боярами. Они от имени царя-ребенка делали что хотели и ознаменовали свое правление своекорыстием и несправедливостью, рядом насилий и жестокостей. Самодержавие ребенка сменилось, таким образом, самовластием и произволом боярских фамилий. Самовластие оказалось вредным и тогда, когда власть сосредоточилась в руках дурно воспитанного государя-юноши. Обнаружился недостаток в постоянном и устойчивом учреждений, которое гарантировало бы последовательность и твердость во внутренней и внешней политике и устраняло бы опасность от дикого произвола и беспримерных насилий в правлении, В это время нашлись наверху у царя люди, которые сплотились, чтобы спасти государство от падения. Это были царский духовник монах Сильвестр, царский постельничий Алексей Адашев, митрополит Макарий и некоторые благомыслящие люди из боярской знати, как князь А. М. Курбский и другие. После пожара и мятежа 1547 года, событий, которые произвели сильное впечатление на царя и благодаря которым он впал в удрученное состояние, считая их наказанием за свои грехи, эти люди воспользовались изменением в настроении царя, чтобы повлиять на него и оказать ему нравственную поддержку. С тех пор они составили его постоянный совет, или «избранную раду», и ставили своей задачей ввести текущие дела в настоящую колею. Подумали они и об установлении доброго порядка управления. По их инициативе был составлен новый Судебник, в котором определялся порядок судопроизводства в центре и в областях, доходы и, как основное правило, устанавливалось: «а которыя будут дела новыя, а в сем Судебнике не писаны, и как те дела с государеву докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике приписывати». Предполагалось, следовательно, что закон не есть дело усмотрения одного государя, а совместной его деятельности с думой, постоянным совещательным учреждением при государе. Не удовольствовавшись этим, «избранная рада» привлекла и остальные классы населения к участию в управлении. Одним боярам оказалась не по силам задача управлять великим государством.

Внушениям «избранной рады», несомненно, обязан своим созывом первый Земский собор 1550 года. Задачей первого Земского собора предполагалось всеобщее примирение и сложение тяжб и недовольств, накопившихся в обществе за время боярского правления и царского произвола и тирании. Предполагалось выслушать и разобрать все жалобы, удовлетворить все желания.

Внушениями рады созван был и церковный собор, так называемый Стоглавый (по книге «Стоглав» – сборник правил церковного порядка и благочиния, составленный собором), для устроения церкви. Судя по признаниям членов «избранной рады», признаниям, рассеянным в тогдашней литературе (ем. «Беседы валаамских чудотворцев»), созыв Земского собора предполагал «в обычай дать царю пользоваться не только от мудрости бояр высокородных, но и всенародных человек, дар бо духа дается не по рождению, а по правости духовной». Так легко установлено было ограничение абсолютизма, благодаря влиянию благомыслящих людей, а не в результате борьбы против него общества. Это ограничение не было закреплено конституционной хартией и было поэтому непрочно и недолговечно. Впоследствии настала еще горшая тирания. «Избранная рада», окружив царя опекой, не удержалась на высоте своего положения. Опека приняла мелочный, докучливый характер. Опеке подвергалась не только политическая, но и личная, семейная жизнь царя. Члены «избранной рады» не сумели остаться и совершенно беспристрастными и не могли иной раз удержаться от того, чтобы не покровительствовать своим близким. В вопросе о престолонаследии члены «избранной рады» заняли положение, которое дало повод царю усомниться в их преданности ему и его семье: в 1553 году они выставляли кандидатуру князя Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата царя, против Дмитрия I, младшего сына Грозного от Анастасии Романовны, умершего в младенчестве. Все это подготовило разрыв царя с «избранной радой». Смерть Анастасии Романовны нарушила душевное равновесие царя: он обрушился на боярский класс, стал истреблять без милости своих прежних советников, однако он не считал все-таки возможным удалить их вовсе от управления государством. Тут ясно сказалось сознание идеи государства: государство есть не простая княжеская вотчина и должно быть управляемо не просто единой царской волей, а советом бояр и всей земли; но править вместе с боярами царь не мог и решил поделиться с ними: он выделил известную часть государства в свое единоличное распоряжение, а остальную отдал боярам. Государство разделилось на опричнину и земщину. В опричнину отошел ряд волостей и городов, по преимуществу в центральных и северных уездах (Вязьма, Козельск, Суздаль, Галич, Вологда, Старая Руса, Каргополь и др.). Владение особой частью царь оставил за собой и стал называться просто московским князем, сняв с себя даже титул царя, а остальную землю предоставил в управление боярам, поставив им даже особого царя – крещеного татарина князя Симеона Бекбулатовича. Но затея этого обособления не могла удаться. Даже современниками она рассматривалась как комедия, и бояре не могли отнестись к этому делу серьезно и по-прежнему в больших делах обращались к царю, а Грозный, забывая, что он уже не царь, а просто Иван, князь Московский, отдавал приказания боярам «сидеть» с ним вместе о делах и решать всем «сообча». Опричная часть не составила особого государства уже потому, что опричные владения не были сосредоточены в одном месте, а были разбросаны в разных местах и сносились с земщиной по необходимым общим делам: военным, ямским, дипломатическим, так что вскоре и сам царь перестал смотреть на опричнину как на нечто отдельное, а стал в ней видеть простое учреждение для борьбы с внутренними врагами, учреждение, которое помогало ему утверждать свою власть в государстве. С помощью этого своего рода корпуса жандармов Грозный стал истреблять бояр, боярские ряды поредели. Многие княжеские и боярские вотчины были конфискованы, владельцы их были заменены другими. Таким образом произошла перетасовка землевладельцев, причем прежние удельные князья и бояре, которые должны были выйти из своих старых гнезд на новые земли, уже не могли там, конечно, приобрести такого уважения и авторитета в глазах населения, как у себя в прежних вотчинах. К этому политическому разгрому присоединились и неблагоприятные экономические условия, которые разорили массу боярства: с половины XVI века занятие новых плодородных земель на востоке и юге вызвало усиленный отток землевладельческого населения из центральных областей Московского государства, где расположены были вотчины князей и родовитых бояр, на окраины в Казанские и Астраханские земли, в дикие поля и южные степи.

Таким образом, не стало сильной аристократии, которая могла бы помешать торжеству развивающегося монархического абсолютизма. При Грозном, по сравнению с правлением великого князя Василия III, сделала большие успехи идея ограниченной монархической власти, но средств осуществить ее оказалось еще меньше, чем прежде.