Текст книги "Русская история XVII-XVIII веков"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

Формируя вокруг себя партию, Екатерина подверглась страшной опасности, которая чуть было не положила конец ее стремлениям. В 1757 году генерал-фельдмаршал Апраксин, после битвы при Гросс-Егерсдорфе, вместо того чтобы воспользоваться плодами своей победы, зачем-то отступил; это было связано с болезнью Елизаветы и с возможностью перемены престола и приписано было инструкции канцлера Бестужева. По настоянию английского и французского посланников, канцлер был арестован; у него была захвачена секретная переписка, которую вела Екатерина с Бестужевым и с Апраксиным, вопреки прямому запрещению Елизаветы. К счастью Екатерины, наиболее опасные, компрометирующие бумаги, касавшиеся престолонаследия, были уничтожены, а попались одни пустяки, по которым на нее нельзя было возвести обвинения, так что она осталась только на подозрении. Но и это обстоятельство сопряжено было с большой опасностью. Приближенные давно нашептывали великому князю, что пора «раздавить змею», а приближенные Елизаветы советовали ей выселить Екатерину в Германию. Екатерина поспешила опять сблизиться с Елизаветой, что ей до некоторой степени удалось; императрица не выслала Екатерину в Германию, потому что не могла примириться с мыслью о передаче престола Петру. По-видимому, она хотела, отстранив Петра, назначить императором Павла, а его мать объявить регентшей до его совершеннолетия. Но это намерение не было осуществлено. 25 декабря 1761 года Елизавета скончалась, и на престол взошел Петр III.

Царствование Петра III

С восшествием на престол Петра положение Екатерины стало в высшей степени опасно. Император оказывал явную ненависть к Екатерине и проводил все время с Елизаветой Воронцовой. В день празднования заключения мира с Фридрихом II – 1 мая 1762 года – Петр за торжественным столом публично назвал Екатерину дурой и приказал ее арестовать. На этот раз Екатерину выручил дядя Петра, принц Жорж, который уговорил Петра отменить приказ вследствие праздника. Но это было только отсрочкой. В последних числах июня Петр возложил орден св. Екатерины на свою любовницу Елизавету Воронцову и снова распорядился арестовать Екатерину, которую вторично спас принц Жорж. Екатерина убедилась, что ей нельзя жить и царствовать вместе с мужем, и что кто-нибудь из них, она или он, должен погибнуть. Екатерина, конечно, предпочла последнее.

Петр со своей стороны сделал все, чтобы облегчить супруге достижение этой цели. Правда, первые распоряжения правительства, хотя и внушенные Петру своекорыстными людьми, но направленные к упрочению его на престоле, произвели на общество благоприятное впечатление: по указу Петра было возвращено из ссылки много лиц, подвергнутых опале в прежнее царствование: Бирон, Миних, Лесток и другие.

18 февраля 1752 года был обнародован знаменитый манифест о вольности дворянства. В нем говорилось, что при Петре Великом нужно было принуждать дворян, чтобы они служили и учились, отчего произошло искоренение грубости и невежества и умножилось число сведущих людей; но теперь уже нет нужды в принудительной силе. Манифест и объявлял всем дворянам, служившим в гражданских и военных чинах, что они могут служить, но могут и выходить в отставку, когда того захотят, кроме военного времени и за 3 месяца до начала войны. Все неслужащие дворяне беспрепятственно могут ехать за границу и вступать в службу к дружественным государям, с обязательством вернуться на родину по первому требованию правительства. Манифест выражал уверенность, что дворяне не будут злоупотреблять дарованной им свободой, не будут уклоняться от службы, а детей своих будут учить наукам; ослушникам манифест грозит «презрением» и запрещением приезда ко двору.

Освобождение от обязательной службы было общим желанием дворян, и некоторые шаги к нему были сделаны еще до Петра. Мысль об освобождении дворян от обязательной службы была подсказана Петру Романом Воронцовым, который стремился сделать новое царствование популярным, так как намеревался выдать за Петра свою дочь Елизавету.

Этими людьми была проведена и другая мера – уничтожение Тайной канцелярии и запрещение выкрикивать ненавистное «слово и дело». В конце января 1762 года издан был указ, который позволял раскольникам, бежавшим в Польшу и другие заграничные страны, возвратиться в Россию и поселиться в Сибири, в Барабинской степи и других подобных местах, причем приказано было не делать им никакого препятствия в содержании закона по их обыкновению и по старопечатным книгам. Кроме того, была понижена цена на соль, составлявшую казенную монополию.

Общественное недовольство

Но все эти меры не достигали своей цели: дурными поступками император вооружил против себя все классы русского общества и тем подготовил свою гибель.

Прежде всего Петр восстановил против себя духовенство. Монастырские и архиерейские крестьяне были отобраны от духовенства и отданы в ведение Монастырского приказа, тогда как при Елизавете, государыне старорусского вкуса, любившей монашеский чин, они были возвращены в ведение духовенства. Указом 16 февраля 1762 года Петр заменил церковную власть над крестьянами властью отставных штаб– и обер-офицеров, подчиненных Коллегии экономии – другими словами, секвестрировал у монастырей и архиерейских кафедр их имущество. Все доходы с церковных имений должны были поступать в казну и идти на нужды церковных учреждений, а духовенству предположено было выдавать жалованье по штату: 3 архиерея должны были получать по 5000 руб., а остальные – по 3000 руб. в год, архимандриты 10 важнейших монастырей – по 500 руб., а архимандриты остальных монастырей – по 100–150 руб., простые монахи – по 6 руб. и 5 четвертей хлеба в год и т. д. Духовенство, таким образом, переставало быть хозяином в своих имениях и, понятное дело, не могло быть довольным этими распоряжениями Петра.

Белое духовенство было в претензии на Петра за его указ, предписывавший брать в солдаты поповских и дьяконских детей, не выучившихся грамоте, а также тех, которые живут при родителях без определенных занятий, дожидаясь дьяконских мест.

Но раздражение еще более увеличилось, когда Петр обнаружил посягательство на православную веру. Призвав митрополита Новгородского Дмитрия Сеченова, он приказал ему, чтобы в церквах были иконы только Спасителя и Божьей Матери, а остальные иконы приказал вынести и, кроме того, распорядился, чтобы священники обрили бороды и носили рясы лютеранских протестантов, и чтобы все домовые церкви были запечатаны. Русские люди ясно увидели, что император хочет уничтожить православную веру и заменить ее верой «люторскою».

Кроме духовенства, императором была возмущена и гвардия, так как еще в бытность великим князем Петр не скрывал своего отвращения к гвардейцам и называл нх янычарами. Когда Петр сделался императором, то стал говорить, что гвардии скоро настанет конец, что она будет раскассирована по армейским полкам, и стал везде и всюду отдавать предпочтение голштинцам. Больше всего национальное чувство русских было задето преклонением Петра III перед Фридрихом II, который был несколько раз бит русскими войсками. Негодовали также на прекращение Семилетней войны, на которую было потрачено столько русских денег и жизней. Вступив на престол, Петр не только велел прекратить военные действия против Фридриха II, но заключил с ним мир и вернул ему все завоевания и даже готов был воевать с ним против своих вчерашних союзников. Петр повесил над своей кроватью портрет Фридриха, не расставался с прусским орденом Черного Орла и во всеуслышание говорил, что для него воля Фридриха – воля Божья. Петр отнял у гвардии старые удобные зеленые мундиры, данные ей еще Петром I, и заменил их разноцветной узкой формой прусского образца. Он ввел строгую дисциплину и ежедневные экзерциции, чем отягчил все войска и особенно гвардию. Ни возраст, ни чин не избавляли от участия в упражнениях; старые офицеры наравне с молодыми солдатами должны были месить и топтать грязь. Все это в общей сложности имело вид какого-то издевательства. Гвардия начала открыто и громко роптать. «В Петербурге, – говорит очевидец, – ходят люди, особливо гвардейцы, и въявь ругают государя». Действительно, все гвардейцы были против Петра III и готовы были пролить кровь за Екатерину.

Наряду с этим, всех шокировала личная жизнь Петра: не довольствуясь Елизаветой Воронцовой, император стал проводить ночи в кутежах с итальянскими актрисами и певицами второго сорта, и это тогда, когда Елизавета лежала еще в гробу. Ежедневно до обеда Петр напивался пьяным, а за обедом говорил «такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровью от стыда перед иностранными министрами, видящими и слышавшими то, и несомненно, смеющимися внутренне». «Но особенно было тяжело, – пишет современник, – когда Петр наезжал куда-либо в гости. Он возил с собою целую корзину голландских глиняных трубок и множество картузов с кнастером и другими табаками; и не успеем куда приехать, – говорит очевидец, – один миг вся комната наполнится густейшим дымом, а государю то было и любо, и он, ходючи по комнате, только что шутил, хвалил и хохотал… Но сие куда бы уж ни шло, если б не было ничего дальнейшего и для всех россиян постыднейшнего… Не успеют, бывало, сесть за стол, как и загремят рюмки и бокалы, и столь прилежно, что вставши из-за стола, сделаются иногда все как маленькие ребяточки и начнут шуметь, кричать, хохотать, говорить нескладицы и несообразности сущие… А однажды, вышедши с балкона прямо в сад, ну играть все тут на усыпанной песком площадке, как играют маленькие ребятки; ну все прыгать на одной ножке, а другие согнутым коленом толкать своих товарищей. А посему судите, каково ж нам было тогда смотреть на зрелище сие из окон, и видеть сим образом всех первейших в государстве людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкающихся и друг друга наземь валяющих?»…

Негодование на государя было сильно не только у знати, но сделалось почти всенародным. Тупой, упрямый, невоздержанный, Петр III, став самодержцем, искренне был убежден, что весь мир существует для удовлетворения его желаний и капризов, был ослеплен своей властью и потерял способность правильно мыслить.

Переворот 28 июня 1762 года. Смерть Петра III

Напряженная атмосфера, создавшаяся за короткое царствование Петра III, разрядилась, наконец, июньским переворотом. Ближайшим поводом к этому перевороту послужили приказы, отданные императором. Первый касался выступления русской гвардии в поход против Дании, который был предпринят исключительно в интересах Голштинии: русским не было решительно никакого дела до голштинско-датских споров. Гвардия была охвачена негодованием, когда узнала о предстоящем походе. Второй приказ касался ареста любимой всеми императрицы. Друзья императрицы стали просить ее, чтобы она стала во главе преданных ей людей и низвергнула Петра. Этот совет, давно уже продуманный ею самой, Екатерина выслушала благосклонно, но медлила. В это время был арестован Пассек. Арест Пассека вызвал опасения, что он выдаст кого-либо из заговорщиков; надо было торопиться, и Екатерина согласилась на переворот.

Переворот благополучно был совершен 28 июня 1762 года. Екатерина осуществила заветную мечту, которую лелеяла целых 18 лет, – стала самодержавной русской императрицей.

Петр III, застигнутый врасплох и не имевший поддержки, отрекся от престола и власти. Временно его отправили в Ропшу, пока для него готовилась камера в Шлиссельбургской крепости. Но 6 июля вечером Екатерина получила от Алексея Орлова письмо, написанное нетвердым почерком, в котором сообщалось следующее:

«Матушка, милосердная Государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному рабу своему; но как перед Богом скажу истину. Матушка, готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда Ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете… Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, совершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором (Барятинским); не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить, Свет не мил: прогневили тебя и погубили души навек».

Екатерина была огорчена и убита этим известием, но же велела производить следствия. «II faut marcher droit, – сказала она, – je ne doit pas etre suspects [16]16
  Надо идти прямо – я не должна быть подозреваемой.


[Закрыть]». В манифесте она объявила, что бывший император Петр III, «обыкновенными прежде часто случавшимися ему припадками гемороидическими впал в прежестокую колику и, несмотря на поданную ему врачебную помощь, волею Всевышнего Бога скончался».

Современное мнение обвиняло Екатерину в смерти мужа. Но приведенное письмо Орлова, сделавшееся известным после смерти Екатерины, показывает, что если Екатерина в чем и была виновата, то только в сокрытии истинной причины смерти Петра III. Павел, как известно, подозревал свою мать в преступлении против отца и был очень обрадован, когда Безбородко принес ему ларец с письмами Екатерины, среди которых было и письмо А. Орлова. Известно, что Павел устроил торжественное венчание своего умершего отца; в этом венчании должен был принимать участие и Алексей Орлов, который по необходимости снова пережил печальное событие.

Правительственная деятельность Екатерины до созыва комиссии 1767 года

ИСПОЛНИЛАСЬ заветная мечта Екатерины: она стала самодержавной русской императрицей; но удержаться в этом положении было так же трудно, даже труднее, чем достичь престола.

Прежде всего, трудно было подчинить и дисциплинировать тех лиц, которым она обязана была восшествием на престол, трудно было ввести их в определенные границы, внушить должное уважение к особе государыни, держать их так, чтобы они не забывались. На первых порах Екатерине это не удалось; с ней обращались не как с императрицей, а как с участницей заговора; к ней лезли со всевозможными претензиями, просьбами и советами, и Екатерине приходилось всех выслушивать, всем угождать. Французский посланник доносил своему правительству, что интересно наблюдать, как в больших собраниях Екатерина хочет нравиться всем, как все толкуют ей разные вещи, а она старается всем угодить – значит, замечает посланник, она зависима. Екатерина сама писала Понятовскому, что ей необходима величайшая осторожность, что за ней следят. «Меня принудят, – писала она, – сделать еще тысячу странностей; если я уступлю, меня будут уважать; если нет, то я не знаю, что случится». Положение Екатерины, по ее собственному признанию, было таково, что каждый солдат гвардии возведение ее на престол считал делом своих рук.

Для удовлетворения заговорщиков Екатерине пришлось раздать им до 180 000 душ крестьян и до 180 000 руб. единовременно, не считая постоянных пенсий от 5000 руб. и менее. Особыми милостями были осыпаны братья Орловы, из которых трое (Григорий, Алексей и Михаил) были возведены в графское достоинство. Но и на этом пути Екатерины стояли опасности. Возвышение Орловых вскружило голову другим, и некоторые стали думать, как бы устроить другой переворот в целях собственного возвышения. Так произошла всем известная попытка поручика Мировича возвести на престол Иоанна Антоновича, содержащегося в тюрьме; еще ранее были аналогичные попытки поручиков Гурьева и Хрущева. Затем многие говорили, что короновать следует Павла, а Екатерину объявить регентшей до его совершеннолетия. Некоторые из участников переворота – Рославлев, Хитрово, недовольные возвышением Орловых, стали интриговать. Иноземные наблюдатели считали положение Екатерины шатким. Английский посол писал своему правительству, что Екатерина сделала большую ошибку, возложив корону на себя, а не на Павла.

Но английский дипломат ошибался: Екатерина не только не ошиблась, но и установила сильную и авторитетную власть, которой не пользовался никто из ее предшественников, кроме Петра Великого. Ее выручили ее природный ум, тактичность, знание среды, приобретенное в бытность великой княгиней, и необыкновенное искусство применяться к людям и обстоятельствам. Задача ее облегчалась тем, что ей приходилось иметь дело с разрозненными людьми и с частными интересами и стремлениями, а не с какой-нибудь солидарной общественной оппозицией, не с определенным политическим движением, а с политическим брожением. Не удивительно поэтому, что Екатерина в конце концов и восторжествовала почти над всеми препятствиями и прочно уселась на престол, на который она не имела решительно никаких прав.

При вступлении на престол Екатерины русское общество не проявило никаких политических конституционных стремлений, которые обнаружились при вступлении на престол императрицы Анны Иоанновны в 1730 году. В 1762 году добивались смены лица, а не смены политического порядка. Чем же объясняется такой шаг назад в сравнении с 1730 годом? Для объяснения этого факта можно указать несколько причин. Прежде всего, необходимо отметить гибель вожаков конституционного движения; вы помните, какая учесть постигла инициаторов «затейки» 1730 г. Затем нужно указать и на то обстоятельство, что дворянство, примкнувшее к движению 1730 года, получив удовлетворение своих сословных интересов, совершенно охладело к политической программе. Вожаки этого дворянства, с князем Черкасским во главе, занимая высшие места в государстве, не чувствовали нужды в перемене правления. Кроме того, царствование Елизаветы было совершенно неблагоприятно для развития конституционных вожделений среди высшего класса русского общества. Обожаемая государыня совсем не занималась управлением, и знать фактически держала все в своих руках, всем распоряжалась в государстве. При Елизавете возвысилось значение Сената, где заседала та же знать и дворянство; но из этих лиц никто не достигал того положения, которым раньше пользовались фавориты. Можно сказать, что Елизавета без конституции только царствовала, а не управляла государством. Царствование Петра III могло бы, конечно, возбудить общественную позицию, но оно было слишком кратковременно для того, чтобы общественное возбуждение могло превратиться в сознательное политическое движение. Поэтому Екатерина при вступлении на престол должна была считаться не с конституционными домогательствами, а с беспорядочным хозяйничаньем знати, которому она и решила положить конец, ввести его в определенные границы.

6 июля 1762 года Екатерина издала манифест, чрезвычайно хитро составленный, который можно было толковать как угодно. В этом манифесте Екатерина писала: «Наиторжественнейше обещаем нашим императорским словом узаконить такие государственные установления, по которым бы правительство любезного нашего отечества в своей силе и принадлежащих границах течение свое имело так, чтобы и в потомки каждое государственное место имело свои пределы и законы к соблюдению доброго во всем порядка». Эта неопределенная фраза подавала повод к толкованиям, что Екатерина введет известное конституционное устройство. На самом же деле под именем «государственных управлений» Екатерина разумела знать, сосредоточившуюся в Сенате, которая делала в царствование Елизаветы, что хотела.

Проект панина об учреждении императорского совета

В исполнение предначертаний Екатерины Никита Иванович Панин выработал и представил Устав верховного правительства. В объяснительной записке к Уставу Панин вооружился против совмещения в Сенате законодательной, исполнительной и судебной власти (Сенат на самом деле, как видно из практики, писал императорские указы). Панин резко подчеркнул, что Сенат – учреждение подзаконное и должен лишь блюсти законы, а не создавать их, и указывал, что при Елизавете он несправедливо присвоил себе функции законодательной власти. Чтобы восстановить значение верховной власти, Панин предлагал учредить «Верховное место лежисляции» (то есть верховную законодательную власть), «из которого, яко от единого государя и из единого места, истекать будет собственное монаршее изволение», и которое «оградит самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оныя». Здесь, как видно, Панин намекал не только на Сенат, но и на фаворитов. Таким верховным местом, которое должно было во всем способствовать самодержавной верховной власти, является Императорский Совет из 6 или 8 персон под председательством императрицы.

Из 6 членов Императорского Совета – 4 министра (иностранных дел, внутренних дел, военный, морской); ведению его подлежит все, что по существу своему подлежит ведению верховной власти; что идет на решение государя, то теперь должно идти на решение Императорского Совета, который должен составлять с государем неразрывное целое. По определению проекта, «Императорский Совет не что иное, как то самое место, в котором мы об империи трудимся, и потому все доходящие до нас, яко до государя, дела должны быть по их свойству разделяемы между теми статскими секретарями (министрами), а они по своим департаментам должны их рассматривать, вырабатывать, в ясность приводить, нам в Совете предлагать и по ним отправления чинить нашим резолюциям и повелениям» (ст. 5). На будущее время проект устанавливал такой порядок управления: дела, подлежащие ведению какого-нибудь министра, докладываются им и обсуждаются в Совете, а государь «самодержавным повелением определяет последнюю резолюцию».

С учреждением Императорского Совета Сенат должен был ведать одним только текущим управлением на основании закона; должен был стать их исполнителем и блюстителем. Панин предлагал разделить Сенат на 6 департаментов и между ними поделить все дела; общему собранию Сената должны были докладываться лишь дела, вызывавшие разногласия в департаменте.

Сначала Екатерина очень сочувственно отнеслась к проекту, составленному Н. И. Паниным, и даже подписала манифест об учреждении Императорского Совета, но затем переменила свое решение. Хотя Панин и подчеркивал совещательный характер Императорского Совета, Екатерина не могла не видеть, что все-таки учреждением этого совета создается ограничение самодержавной власти. Ведь все-таки все дела должны были направляться в Совет и через Совет; государь не мог ничего делать без Императорского Совета. В раздумье Екатерина отдала проект на рассмотрение приближенным лицам, которые отнеслись к нему не сочувственно. Генерал-фельцегмейстер Вильбуа сказал ей, что автор проекта склонен к аристократическому правлению. Ведь императрица, рассуждал он, – и так усвоила себе взгляд, что личные распоряжения государя не могут идти против мнения Государственного Совета, но зачем же делать обязательным проведение закона через него. Ведь дело в том, что «обязательный и государственным законом установленный Совет и влиятельные его члены (особенно если обладают недостаточным к тому своеволием, честолюбием и смышлением), с течением времени весьма удобно могут подняться до значения соправителей». Вильбуа находит, что «разум и дух императрицы не нуждаются ни в каком особенном совете, только здравие Ее Величества требует облегчения от невыносимой тяжести необработанных и восходящих к ней дел»; поэтому он и предлагает разделить личный кабинет императрицы на департаменты, секретари которых должны принимать входящие бумаги, отпускать исходящие бумаги и докладывать дела и бумаги императрице для резолюции и подписания, а затем уже чинить исполнение.

«Императрица, замечает Вильбуа, может выбирать коего ей угодно из умных и полезных людей, а между тем в случае учреждения Императорского Совета Ее Величество будет связана. Для русского монарха, заключает Вильбуа, необходима неограниченная власть. Императорский же Совет слишком приблизит подданного к государю, и у подданого может явиться желание поделить власть с государем».

Против проекта Панина решительно высказался и канцлер Елизаветы Бестужев-Рюмин. Он указал Екатерине на опасность учреждения Совета, с которым она должна будет разделить свою власть.

Екатерина последовала этим указаниям и надорвала манифест об учреждении Императорского Совета. Она организовала совет, но не постоянный, без определенного состава и круга ведомства. В этот совет вошли: Бестужев-Рюмин, Панин, вице-канцлер Голицын и др.