Текст книги "Чемодан из Гонконга (Межавт. сборник)"

Автор книги: Марк Арно

Соавторы: Томас Бланчард Дьюи,Деннис Линдс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Глава 7

Когда я пришел в себя, солнце садилось. Они перевалили меня на край дороги, к скалистой стене и придорожному хламу. Панчо и Бонни не было. Моя машина стояла там, где был грузовик, только была развернута задом к шоссе. В голове у меня словно работали кузнечные меха, раздуваясь и плотно сжимаясь, а свой рот я ощущал как кусок сырого гамбургера. Один глаз затек и не открывался, а нос, по всей видимости, был свернут набок, хоть и не сломан. Я испытывал сильнейшую потребность сунуть все это в воду.

Я медленно перевернулся. Тщательно, одно за другим, я подтянул колени и оперся на руки. Моя голова висела так низко, что волосами я подметал гравий. Подняв голову выше, я пополз через шоссе со скоростью околевающего мерина. Это, наверное, заняло у меня минут пять. Наконец я добрался до противоположной обочины и высунулся достаточно, чтобы взглянуть вниз на прибой. Он был в сотне футов внизу за отвесными скалами, стоящими частоколом. Пришлось отказаться от мысли спускаться к воде.

Но мое путешествие оказалось не напрасным. В уже неярком дневном свете, далеко внизу, среди омытых прибоем камней, я увидел «ягуар» – в том месте, где они его спустили под откос. Вместе с ним они спустили и запятнанное кровью заднее сиденье, и, вполне вероятно, хотя я не собирался лезть вниз, чтобы это проверить, – тело тореро Эль Лобо. Наконец-то он нашел успокоение. Я никогда не знал Эль Лобо, но то, как обошлись с его телом, было позором для небесно-голубого «ягуара» и моей Золотой Девушки. С этого момента золотую девушку придется спасать кому-нибудь другому. Трудно будет сказать об этом Кэрол, но ясно, что это работа для кого-то более достойного, чем я. Может быть, на уровне совместного проекта департаментов здравоохранения и социальной защиты Мексики и Соединенных Штатов.

Я прополз полпути до машины, потом поднялся на ноги. Равновесие я стал терять прежде, чем достиг ее, поэтому последние несколько шагов пролетел рывком. Открыл дверцу, сел на край сиденья, высунув голову наружу, и сидел так, пока не прошел приступ тошноты. К тому времени, когда я расположился за рулем и завел мотор, уже стемнело.

Я начал выводить машину обратно на шоссе, пользуясь одним здоровым глазом. В голове все еще шумело так, что я не услышал бы реактивного самолета, взлетающего прямо над головой. По крайней мере, это послужило мне оправданием, что я не услышал шум грузовика. Я проехал десять-двенадцать футов, когда с южной стороны на дороге неожиданно вспыхнули фары. Я услышал дикий скрежет тормозов и скользящих шин; мне удалось сбросить скорость и свернуть с шоссе, но было слишком поздно. Последовал удар, треск и лязг заднего бампера, повисшего в воздухе. Как оказалось, одно из задних крыльев тоже было сильно повреждено.

Я осторожно выполз из машины, цепляясь за дверцы, и двинулся к ее задней части, где стал ждать, пока выйдет кто-нибудь из грузовика. Это был большой грузовик, доверхугруженный чем-то, похожим на овощи. Шофер не спешил. Я слышал, как он бормотал что-то по-испански, и это что-то звучало как очень грязные ругательства.

Наконец он выбрался из кабины в ленивой, разболтанной манере, и вдруг мне стало казаться, что я смотрю один и тот же фильм второй раз за ночь и без всякого перерыва. Это был тощий темноволосый юнец со шрамом, которого я видел в то утро вместе с Панчо на въезде к Кэрол. Я бросил взгляд на грузовик. На правом борту в отраженном светепередних фар я разобрал слова:

«РАНЧО ДЕ ЛОС КОМПАДРЕС, ТЕКАТА, НИЖНЯЯ КАЛИФОРНИЯ».

Юнец вразвалку вышел на середину дороги, сунул руки в карманы и сплюнул.

– Сеньор… – сказал он.

Грузовик почти не пострадал. Я был не в состоянии драться с этим парнем. Я только хотел в гостиницу и в постель.

– Очень сожалею, – сказал я и полез в карман. – Сколько?

Он пожал плечами, передернувшись.

– Но хабло инглес.

– Кванто динеро? – повторил я.

Я вынул те несколько мелких купюр, которые были при мне. Даже если он не читал и не говорил по-английски, он, несомненно, был обучен узнавать портреты американских президентов на зеленых бумажках. Я помахал парой пятерок и несколькими однодолларовыми. Для таких, как он, это был ощутимый улов, но он посмотрел на них, как на пригоршню сушеных бобов.

Где-то позади грузовика стукнула дверь автомобиля. Мы занимали довольно много места на проезжей части, и я надеялся, что тот, кто намеревался проехать, окажется дружелюбным американским туристом на пути домой. На долгом пути домой.

Темноволосый юнец отступал в сторону по мере приближения шагов позади грузовика. Звук шагов был слабый, сухой. Они принадлежали высокому худощавому человеку лет, может быть, восьмидесяти. Он был одет в строгом испанском стиле высшего класса: узкие черные брюки, белая рубашка с черным галстуком-шнурком, черный пояс и черная плоская широкополая шляпа. Он был похож на фигурку из проволоки и нес себя так прямо, что я бы мог его использовать в качестве измерительной линейки. Он был как пришелец из другого мира – старого мира гасиенд, вакерос и пеонов. Но лицо его говорило о том, что он может стать крепким, настоящим другом или самым безжалостным врагом, в зависимости от обстоятельств.

Он выпалил какое-то стаккато по-испански, из которого я уловил только то, что он называл шофера грузовика Мигелем. Хорошо, когда знаешь хоть имена, подумал я.

Мигель пробурчал что-то в ответ, и старикан повернулся ко мне. Каблуки его щелкнули.

– Сеньор, – сказал он на прекрасном английском, – имею честь представиться: дон Луис Альварес, ваш покорный слуга.

Я попытался тоже щелкнуть каблуками и чуть не упал лицом вниз.

– Пит Шофилд, – сказал я. – Рад познакомиться с вами.

Это прозвучало довольно бледно.

– Сожалею об этом происшествии, – сказал дон Луис. – Разрешите мне помочь вам.

– О, не думаю, что это серьезно, – сказал я. – Просто…

Но он привык быть главным.

– Я настаиваю, – сказал он. – Это был мой водитель, и, следовательно, я отвечаю.

Это было очень любезно с его стороны, решил я. Такое нынче не часто встречается.

Мигель стоял рядом с кислым видом, но когда старикан заорал на него, отдавая распоряжения, он подпрыгнул. Я не понимал приказов, я просто стоял рядом с сеньором доном Луисом Альваресом и старался удержаться на ногах.

Я видел, что для дона Луиса процесс помощи мне оказался не таким простым. Сначала Мигель сел в мою машину и отогнал ее поближе к скалистой стене, развернув по направлению к Тихуане. Затем он сел в грузовик, выровнял его на дороге, медленно проехал вверх мимо моей машины и поставил его впереди. Это было труднее сделать, чем сказать, потому что к грузовику буксирными тросами был прицеплен длинный черный лимузин. Лимузину было лет двадцать пять, но он был очень блестящим и хорошо ухоженным, со всеми атрибутами, включая стеклянную перегородку между передним и задним сиденьями.

Мигель вышел из машины и пошел отцеплять лимузин.

– Вы должны быть моим гостем, – заявил дон Луис.

– Ну что ж, – сказал я, – большое спасибо, но мне действительно нужно вернуться в Тихуану…

– Я настаиваю. Очевидно, вы ранены. Вы не сможете получить медицинскую помощь в Тихуане. Вы должны поехать на мою гасиенду.

– О, ранения, – отмахнулся я, – я их получил не…

– Эль Ранчо де лос Компадрес, – сказал дон Луис. – Вам будет там уютно.

Я заткнулся насчет моих ранений.

Мигель отцепил лимузин и вывел его на свободную часть дороги. Потом сел в мою машину, завел ее и поставил позади грузовика, там, где до того стоял лимузин.

– Есть одно неудобство, – сказан дон Луис. – Я не вожу автомобиль. Если бы вы были так любезны…

– О, конечно, – сказал я. – Но вам не стоит так беспокоиться…

Он пролаял что-то Мигелю, который снова подпрыгнул.

Дон Луис щелкнул каблуками и поклонился.

– Если вы будете так добры присоединиться… – сказал он, указывая на лимузин.

Мы пошли вместе. Мигель держал дверь открытой с другой стороны от водителя, и дон Луис немного неуклюже забрался на переднее сиденье. Мигель закрыл дверь, обошел машину и открыл для меня другую. Я сел за руль и несколько секунд вспоминал, как управляли этими старыми автомобилями. Мигель держал дверь, наблюдая за мной. Я ему широко улыбнулся.

– Мучас грасиас, – сказал я.

Он что-то пробурчал и закрыл дверь. Когда мы отъезжали, он доставал проволоку подвязать бампер моей машины, чтобы тот не тащился по мостовой.

Когда я приспособился, старичок-лимузин побежал хорошо. Дон Луис сидел очень прямо на своем сиденье и, помимо указаний, как проехать к ранчо, хранил молчание. Видимо, в порядке особой любезности он не задавал вопросов. Потому и мне было не очень удобно его расспрашивать, хотя масса вопросов вертелась у меня на языке.

Ворота Эль Ранчо де лос Компадрес появились через пятнадцать миль по дороге к Тихуане и приблизительно в трех милях от самого города. Это были два высоких столба с перекладиной и чем-то вроде гербового щита, показывавшего, кто был владельцем этого места. Мы свернули на грязную дорогу и, проехав по ней, оказались в широкой пустынной долине. Строения ранчо стояли в двух милях от дороги и, насколько я мог различить в свете фар, представляли собой хаотично разбросанные покосившиеся хижины, сараи и корали по обе стороны «касы» – поместья в испанском стиле. По всем мыслимым стандартам, это ранчо из всех, которые я когда-либо видел, меньше всех походило на процветающее хозяйство.

Дон Луис указал на сарай по одну сторону касы, я заехал и выключил мотор. Выходя из машины, он с достоинством объяснил мне, что гасиенда находится не в лучшей форме. И, может быть, я смогу его извинить за это.

– Это приобретение было сделано для удобства, – сказал он. – Мне нужно было быть рядом с вашей границей.

Мы пошли по направлению к касе. Та была в очень неплохом состоянии, хотя нуждалась в покраске, да и на крыше стоило заменить несколько черепиц. К касе была пристроена веранда, увитая растениями, а входная дверь глубоко утоплена в алебастровую арку. Над ней висел старый чугунный колокольчик со свисающим шнуром, привязанным к язычку. Дон Луис дотянулся и дернул шнурок, и колокольчик громко зазвенел. Мы ждали у дверей.

– Сеньора Альварес, – сказал он, – будет рада приветствовать вас – соотечественника.

Жена – американка. Старичок был весьма жизнедеятельный.

Открылась дверь, и толстяк Панчо выглянул, всматриваясь. При виде дона Луиса он сдернул свое сомбреро и кинулся придерживать дверь. Меня он проводил взглядом, но несказал ни слова.

Дон Луис вошел, и Панчо закрыл дверь. Он держал сомбреро двумя руками, прижимая его к груди.

– Сообщи сеньоре, – сказал дон Луис, – что у нас американский гость. Сеньор Шофилд.

Панчо поклонился, отступая назад.

– Си, сеньор, – сказал он.

– Проходите в мой кабинет, – пригласил дон Луис и зашагал по голому дощатому полу гостиной, почти свободной от мебели. У одной стены стоял старый сундук, покрытый ярким мексиканским одеялом, и два жестких стула. Больше ничего.

Он провел меня через узкую дверь в нише в свой кабинет. В отличие от гостиной это была теплая, хорошо меблированная комната. Там был камин с широкой полкой, над которой висел написанный маслом портрет испанского дона начала восемнадцатого века. Остальная часть стены была покрыта картами, схемами; висело несколько фотографий, очень старых, с пожелтевшими краями. Карты были, в основном, крупномасштабными планами участков, и почти все они, похоже, изображали одни и те же владения. Но некоторые были старыми, выцветшими и схематичными, а другие – новыми, современными и очень подробными. На отдельных картах булавками были приколоты полоски бумаги, так чтоих можно было передвигать, обозначая границы участков. Старые карты были на испанском, новые – на английском. Я увидел имя Альвареса на старых. На более поздних я узнал некоторые географические точки, например, города и населенные пункты округа Оранж в Калифорнии, Санта-Анна фривей и некоторые другие.

Я нашел кресло, чтобы сесть, и он внимательно посмотрел вблизи на мое лицо.

– У вас сильные ссадины. Я чрезвычайно сожалею.

– Пустяки, – бросил я.

– Сеньора окажет вам помощь так скоро, как это возможно, – сказал он, усаживаясь за массивный, орехового дерева стол, заваленный тоже картами, схемами и пачками писем.

Затем на пару минут он, казалось, впал в некий транс. Мы просто продолжали сидеть. Глаза его смотрели вдаль, и он медленно переводил взгляд, словно, сидя в поезде, рассматривал отдаленный ландшафт. Я бы выпил чего-нибудь, но не хотел просить его об этом. Интересно, где же сеньора?

Неожиданно дон Луис включился в реальность. Он взял длинную указку и, повернувшись в кресле, начал объяснять мне про карты. Это был предмет, к которому он питал живой, если не сказать безумный, интерес.

– Эти земли в Калифорнии, – сказал он, – когда-то принадлежали семейству Альварес, и нас их несправедливо лишили.

Он очертил владения, занимавшие около трети Южной Калифорнии, которые в наши дни представляли собой рыночную стоимость приблизительно в сто миллионов долларов. Дон Луис начал рассказывать об истории семьи Альварес, но мне было трудно сосредоточиться, поскольку шли сплошные имена и генеалогия.

Затем он сказал:

– В течение ста лет мы вели бесконечную тяжбу в попытке вернуть эти земли их законным владельцам. Я – последний в роду Альваресов, и я поклялся довести эти усилия до успешного конца. Полагаю, могу с уверенностью сказать, что такое время наступает. Собственность семьи Альварес снова должна перейти мне в руки.

Я застыл на своем кресле, смотрел на него и твердо знал: сеньор дон Луис Альварес рехнулся.

Он слегка улыбнулся, похлопывая большой указкой по ладони.

– Вы думаете, я сумасшедший, сеньор.

Я едва не подскочил. Он еще и мысли умел читать.

– Позвольте мне объяснить, – сказал он мягко. – Я не один в этой борьбе. Вы, очевидно, удивляетесь, как тщедушный старик мог надеяться выиграть сражение с огромными силами в Соединенных Штатах и в штате Калифорния – особенно иностранец, как я. Уверяю вас, я не одинок. У меня есть партнер.

Он улыбнулся, как кот, съевший сметану.

– Я знаю, что в вашей романтической стране на это смотрят искоса, – сказал он, – но браки по расчету в традициях моей страны и в Испании. Мне повезло заключить такой брак.

– Не поймите меня неправильно, – торопливо продолжил он, – я больше, чем просто расчетливый человек. Я почитаю и уважаю сеньору Альварес и, по-своему, я люблю ее. Но я одинокий человек и долго в этом мире не задержусь, степень моего чувства покажут владения, которые я завещаю ей, владения, которые у меня почти в руках, благодаря ее неустанной и преданной помощи. Может быть, вы этого не понимаете, сеньор, но я считаю, что это правда – в партнерстве с гражданкой Америки я непобедим!

Его глаза сияли. Его жесткие седые волосы распушились на висках. Он хоть и был не в своем уме, но в нем жила огромная жажда борьбы. Я не мог не восхищаться им.

– У вас огромная воля, сеньор, – сказал я. – Но это очень дорогостоящее предприятие, не так ли?

– Невероятно дорогое, – кивнул он. – Но я не беден. Владения семьи Альварес в центральной Мексике, хоть их и душат налогами, дают достаточно для моих нужд.

– Значит, вы ничего не производите на этом ранчо?

– Нет, это бросовые земли. Но, как я объяснил, мне нужно было организовать штаб-квартиру вблизи границы Соединенных Штатов. Это место для жизни, сеньор. У меня есть небольшое производство. К сожалению, штат не отвечает потребностям. Но у меня есть грузовик, и мы достаточно прибыльно торгуем в Энсенаде. Поскольку Мигелю пришлосьпо делам сегодня утром ехать через границу, мне было необходимо лично отправиться в Энсенаду, чтобы присмотреть за отгрузкой. Именно потому вы встретили меня сегодня вечером на шоссе.

Мигель, конечно, был «при исполнении» по ту сторону границы, припомнил я. И интересно, насколько внимательно дон Луис «присматривал» в этом направлении.

– Понимаю, – сказал я. – А что вы производите на других плантациях в Мексике?

Какой-то миг было неясно, собирается ли он мне отвечать. Его снова увлекло в мир мечты, и он пристально глядел оттуда на одну из своих карт. Затем, не сразу он вернулся назад и посмотрел на меня.

– О чем вы? А, в основном цветы.

– Цветы?

– Да, сеньор. Маки.

Меня как будто ухватили за шею и слегка встряхнули. Мак – сырье для производства опиума, который можно превратить в продукт, известный как героин, который, в зависимости от места сбыта, может стоить колоссальные деньги.

– О-о, – протянул я и огляделся вокруг.

Раздался стук. Дон Луис посмотрел в сторону двери с мягкой улыбкой.

– Это сеньора, – сказал он.

Он встал и в изысканной манере направился к двери. Я не особенно представлял, что там надо было по этикету, поэтому остался в кресле. Дверь позади меня отворилась, и дон Луис сказал что-то по-испански. Нежный голос ему ответил.

– Сеньор Шофилд, – сказал дон Луис, и я встал. – Имею честь представить, сеньора Альварес.

Я поставил каблуки, чтобы щелкнуть ими с поворота. Но я не щелкнул. По правде говоря, я стоял как вкопанный. Потому что сеньорой Альварес оказалась Гретхен Уайли.

Глава 8

– Сеньор Шофилд, – она грациозно склонила голову, и я выдавил что-то в ответ.

Пульс у нее не зашкаливал, насколько я мог заметить, – ну конечно, ведь был Панчо, который мог ее предупредить. Это была совершенно не та пляжная девочка, которую я встретил первый раз. Одета она была с иголочки – в красивое, безупречного покроя платье слегка в испанском стиле. Волосы стянуты в узел сзади на шее. В ней не было ничего от того томного и ленивого существа. Лицо ее было подгримировано так, чтобы подчеркнуть римскую правильность черт. Но ошибки быть не могло. Это была Гретхен Уайли.

Дон Луис начал объяснять ей, что произошло, она слушала молча. Когда он закончил, она снова кивнула мне.

– Очень сожалею, сеньор. Вы пройдете со мной?

Дон Луис щелкнул каблуками.

– Если вы меня извините, – сказал он, – сеньора присмотрит, чтобы вам было удобно.

Я тоже щелкнул каблуками. Это у меня получилось впервые и было забавно. Такой резкий щелчок, как у него, у меня, конечно, не получился. Я последовал за Гретхен из комнаты, но в дверях задержался.

– Кстати, сеньор, – сказал я. – Вы случайно не знакомы с тореро по имени Эль Лобо?

Глаза его загорелись.

– Внук одного из моих самых старых друзей! – воскликнул он. – Он, между прочим, сейчас гостит здесь. Вы его знаете?

– Нет, – ответил я. – Не имел удовольствия. Счел бы за честь с ним познакомиться.

– К сожалению, сегодня его здесь нет, – сказал дон Луис. – Он вчера уехал в Лос-Анджелес. Но вскоре должен вернуться. Может быть, у вас будет возможность познакомиться с ним до вашего отъезда.

– Мне доставило бы большое удовольствие. Благодарю вас, сеньор, за ваше гостеприимство. Буэнас ночес.

– Буэнас ночес, сеньор Шофилд.

Выходя из комнаты, я взглянул на «сеньору» Уайли. Лицо ее не изменилось, но руки были крепко сжаты в кулачки. Я закрыл дверь и широко ей улыбнулся. Она повернулась и пошла прочь.

Я последовал за ней через пустую гостиную и по неширокому холлу в комнату в самом конце. Это была маленькая спальня, достаточно уютная для гостя. Гретхен ждала в дверях, пока я вошел и сел на высокую старомодную кровать.

– Вам нужна медицинская помощь? – спросила она.

Я провел руками по разбитому лицу.

– Не-а, – сказал я, – все будет в порядке. Если бы ты просто принесла мне небольшой свисток…

Она пристально смотрела на меня с минуту, потом закрыла дверь и облокотилась на нее.

– Он безобидный старик, которому осталось немного, – сказала она. – Почему вы хотите причинить ему боль?

– Я не хочу. Он мне нравится. Я не желаю его видеть жертвой такой стервы.

– Я привожу ему карты, – сказала она, – и делю с ним его воспоминания. Он счастлив.

– А как же старина Джордж?

– Джордж тоже счастлив.

Аргументы она привела неотразимые. Трудно было отрицать, что Джордж был счастлив. Дон Луис тоже, хоть и был немного не в себе, вовсе не выглядел опечаленным.

– Поэтому, если вы дунете в ваш маленький свисток, – сказала она, – вы не добьетесь ничего, только сделаете двух счастливых людей несчастными.

– Ну ладно, пока, – сказал я. – Я отдохну немного, подожду, пока вернется Мигель с моей машиной, и потом уеду.

– Вы можете переночевать как желанный гость.

– Я знаю. Желанный, как лиса в крольчатнике.

Она посмотрела на меня неприязненным взглядом.

Она знала, что я ее провоцирую, но не была уверена в том, как много мне известно. Я чуть было не попытался развить эту тему дальше, но вовремя остановил себя – пока. Я сомневался, что дон Луис умышленно сказал мне о плантациях маков.

– Почему Эль Лобо поехал через границу? – спросил я.

Она рассматривала свои длинные пальцы.

– Я не знаю. Существует вероятность – я просто предполагаю, – что он был, скажем, слишком любопытным.

– О-о, – протянул я.

– А теперь, пожалуйста, разрешите мне уйти, – сказала она. – Вы хотите, чтобы я вам сообщила, когда вернется Мигель с грузовиком?

– Полагаю, я его услышу, – сказал я.

– Хорошо.

Она вышла, элегантная юбка прошелестела вокруг точеных ног танцовщицы. Я вытянулся на кровати и попытался поразмыслить о некоторых вещах. Но усталость оказалась сильнее, и через минуту я спал. К счастью, я начал храпеть и разбудил себя в самое подходящее время.

Каса была тиха, как мавзолей. Снаружи проникали голоса ночных птиц и реже – животных. Вдалеке перекликались койоты. Я не знал, сколько я проспал, но сон не мог быть долгим.

Встав с кровати, я подошел к дверям и выглянул в холл. Там было темно, двери с обеих сторон закрыты. Я прошел к парадной двери, открыл ее и вышел наружу. Низкая луна бросала серый свет на поросшую чахлой растительностью пустынную землю.

Я пошел по гравию за угол касы, назад, к навесам, которые заметил по приезде. Тут и там попадались глинобитные развалины, казавшиеся призраками в лунном свете. Навесы были в ужасном состоянии, за исключением одного чуть подальше с тыльной стороны касы. Перед навесом стоял большой грузовик, все еще груженный. В нескольких футах от него, капотом к ведущей на ранчо дороге и шоссе стоял мой автомобиль.

Ключи были на месте. Я осмотрел задний бампер; он был стянут проволокой – Мигель сделал это на шоссе. Они облегчили мне обратную дорогу.

Я услышал неожиданный раскат хриплого мужского смеха. Позади, на заваленном мусором участке стоял небольшой домик с освещенными окнами. Внутри я смог различить фигуру Панчо, откинувшегося на шатком стуле, сомбреро его удерживалось на спине шнурком, надетым на шею. На столе рядом с ним стояла бутылка пива емкостью в кварту. Я услышал другой, не смеющийся голос. Мигель.

Я обошел грузовик и заглянул в сарай. Было темно, но через минуту глаза привыкли, и я смог в тусклом свете луны кое-что разглядеть. Вдоль одной стены стоял верстак, а на нем весы в стеклянном ящичке. Весы были очень чувствительные и выглядели так, словно за ними хорошо ухаживали.

Я прошел дальше и обнаружил какое-то оборудование. Оборудование для замены шин. Это был тот мощный кронштейн с вращающимися рычагами, который заменил допотопные монтировки. Теперь такие кронштейны использовались на каждой заправочной станции от Майами до Калифорнии.

Но заправочная станция или гараж обычно имеют и другое оборудование. Я мог предположить, что какие-то механические работы на ранчо производятся. Но в сарае были только съемник для шин и ручной насос. Никаких инструментов на большом верстаке.

Там была шина, на колесе со снятым колпаком, приваленная к съемному механизму. Узкая небольшая шина. Колпак я заметил на скамейке. Взглянув в направлении открытых дверей домика, я увидел, что Панчо все еще сидит со своим пивом. Тогда я подошел к скамье и взял крышку. Та принадлежала машине марки «ягуар». Как тот «ягуар» Бонни, который сбросили под откос по дороге к Энсенаде.

Зачем было оставлять одну шину? Одно колесо?

Я еще раз бросил взгляд на домик и двинулся вдоль скамейки к весам. Это были прекрасные весы, с точностью до граммов, а может быть, миллиграммов. Я полюбовался ими сквозь стеклянный колпак.

Под весами, под скамьей были какие-то ящички. Я осторожно вытянул один из них, не спуская теперь глаз с открытой двери домика напротив. Сунул руку в ящик и нащупал что-то мягкое, как кусок шероховатой ткани. Я вытащил – это был замшевый мешочек, один из многих, аккуратно сложенных в ящике. Мешочек был с завязками. Я распустил их и просунул пальцы внутрь. Изнутри он был выстлан вощеной бумагой. И пуст.

Неожиданно в домике воцарилась тишина. Я посмотрел туда – широкая фигура Панчо закрыла свет в дверном проеме. Пока я смотрел, он вышел наружу, направляясь к сараю. Я сунул мешочек обратно в ящик, задвинул его, выскользнул наружу и пошел, стараясь держать грузовик между мной и приближающимся Панчо. Когда я обошел переднюю часть грузовика, к Панчо присоединился Мигель. Они шли наперерез к моей машине. Я подошел первым, открыл дверь; они остановились, наблюдая за мной.

– Спокойной ночи, – сказал я. – Я как раз уезжаю.

Они ничего не ответили. Мигель бросил взгляд на сарай, затем снова посмотрел на меня.

– Спасибо за заботу о моей машине, – сказал я.

Мигель стоял молча. Панчо потряс животом.

– Вы сейчас уезжаете, сеньор? – спросил он.

– Си, сеньор, – сказал я. – Я уезжаю сейчас.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– Спокойной ночи.

Я сел за руль, а эти двое стояли, пока я заводил машину, прогревал ее и, наконец, отъехал. Машина шла хорошо, только одно из помятых крыльев слегка скребло по шине.

Я выехал на грунтовую дорогу и проехал две мили до шоссе. Там я остановился и поразмыслил. Я мог повернуть направо, проехать три-четыре мили, пересечь границу, и я был бы дома, подальше от всего этого. Или я мог повернуть налево, проехать пятнадцать миль и опять оказаться в Тихуане, ну, а там – кто знает? Первый путь означал, что и бросаю Золотую Девушку. Второй путь означал, что я, вероятнее всего, снова буду связан с ней. До того я был готов бросить ее, так как она, совершенно очевидно, сделала все возможное, чтобы отбить у меня всякое желание ей помогать. Но теперь, увидев Ранчо Добрых Друзей и старого дона Луиса, а также Гретхен в ее новой роли, я чувствовалсебя неловко в отношении Бонни. Будет тяжело сказать Кэрол, что ей придется искать для нее другую няню, но в сто раз труднее будет объяснить, почему я вышел из игры именно в этот момент.

Я сидел и раздумывал минут десять, не меньше, потом повернул налево и поехал назад, в Тихуану.

Было не поздно, и жизнь на главной улице еще бурлила. Я поставил машину за углом у гостиницы и прошел пару кварталов. Одежда моя была в плачевном состоянии, пришлосьзайти в магазин и купить себе пару рубашек, носки и шорты, а также длинные шорты-бермуды, поскольку я не хотел дожидаться, пока на мои обычного покроя брюки пришьют оторванные манжеты.

Я пошел в гостиницу и, поднимаясь в номер, обнаружил, что потерял ключ, который получил, когда регистрировался. Я вернулся к стойке и получил другой. В комнате я уселся на кровать и взялся за телефон. Сделав заказ, после продолжительного ожидания на том конце линии раздался голос Мамаши Фразелини. Связь была неважная, и нам пришлось кричать. Я прокричал, что хочу поговорить с Дженни.

– Ты сумасшедший, Пит Шофилд! – прокричала Мама.

– Как там Дженни? – прокричал я.

– Ее здесь уже нет!

– Куда она уехала?

– Она не сказала. Почему ты не…

– Мама, ты передашь ей кое-что?

– Конечно. Говори.

– Скажи ей, что я люблю ее и скоро буду дома.

– Что?

Я еще раз прокричал ей. Она ничего не ответила.

– Ты поняла? – закричал я.

– Поняла, поняла. Что еще?

– Дай я поговорю с другой женщиной, миссис Данди…

– Ее здесь нет.

– Куда она уехала?

– Не сказала.

– Они уехали вместе?

– Да.

– Хорошо, Мама, береги себя.

Она положила трубку. Я сел на кровать и посмотрел в окно на противоположную сторону главной улицы. Взгляд мой уткнулся в «Бомба Клаб», где Бонни с Гретхен останавливались в тот вечер. Интересно, почему?

Что я должен сделать, так это пойти туда и попытаться что-то разнюхать. Но я знал, что это выше моих сил. На сегодня я полностью иссяк.

Я разделся до трусов, залез в постель и уснул. Спал я очень хорошо. Я спал, пока не наступил день, и когда я, наконец, разлепил набухшие веки и не торопясь оглядел комнату, все в ней было так же, как прежде, за исключением нескольких мелких деталей.

Белые кружевные трусики, белый бюстгальтер, коротенькие носочки, среднего размера розовая маечка и легкое розовое летнее платье беспорядочной кипой громоздилисьна кресле к юго-западу от моей кровати. Дверь в ванную была закрыта, оттуда доносился шум включенного душа.

Я перебрался на край постели, достал свой ключ и осмотрел его. Он был прицеплен к большой пластиковой бирке, на которой написан номер комнаты и название гостиницы. Читалось это легко, как и номер на двери. Без сомнений, это был мой номер.

Я положил ключ, перевалился на дальний край постели и стал ждать. Я прождал около пяти минут, а затем дверь ванной открылась и вышла Бонни Данди – розовая, чистенькая и совершенно голая.

Глава 9

Мы смотрели друг на друга; она стояла неподвижно, держа ручку двери, – вот и вся ее реакция.

– О, извините, что разбудила вас, – сказала она.

– А я что, не должен был проснуться?

– Ну вот опять, мистер Шофилд, – сказана она, – с вашей стороны некрасиво так говорить.

– Извини.

Мы еще немного посмотрели друг на друга.

– А теперь, когда я в сознании, – сказал я, – ты мне кое о чем расскажешь?

– Конечно, – кивнула она.

– Как это получается, что каждый раз, когда я натыкаюсь на тебя, ты раздета?

– Я не знаю, – потупилась она. – Просто совпадение, я думаю. Вас это беспокоит?

– О нет, – сказал я. – Это вроде даже приятно, на самом деле. Но – необычно.

Она почесала свою левую ступню розовыми пальчиками правой.

– Я вообще-то необычная девушка, – сказала она. – Такой и нужно быть, чтобы чего-то достичь.

– А как ты, черт возьми, достигла этой комнаты? – спросил я. – Просто остановилась, идя мимо, и взяла ключ со стойки?

– Ну, не совсем так. Понимаете, получилось, что я узнала, где вы остановились, и захотела поговорить с вами, поэтому я поднялась, но вы спали, и я решила принять душ.

Это объясняло все и ничего. Не то, чтобы это было слишком загадочно, когда я припомнил, как все было. Она могла взять мой ключ, когда Панчо послал меня в нокаут на дороге в Энсенаду.

– О-о, – протянул я. – Понимаю.

На полу возле стула лежала большая белая сумка. Она наклонилась и начала что-то искать. Меня начало покалывать, словно я только что сунул большие пальцы рук в розетку. Когда она выпрямилась, в руке у нее была пачка сигарет; она вытряхнула одну и закурила. Я первый раз увидел ее курящей.