Текст книги "Чемодан из Гонконга (Межавт. сборник)"

Автор книги: Марк Арно

Соавторы: Томас Бланчард Дьюи,Деннис Линдс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Я оставил его говорить с самим собой. Здесь, видимо, побывал Гаццо, который, несмотря ни на что, продолжал расследование. Капитан был хорошим полицейским.

Я ехал по извилистым улицам Ист-Виллиджа. Гроув-стрит была темной и тихой, заваленной снегом. Гроув-Мьюс оказался маленьким переулком, поворотом под арку. Одной стороной арка примыкала с стене шестиэтажного дома, другой – к ряду домов с галереей. Номером 2 был помечен второй проход по галерее. В темном подъезде мне пришлось воспользоваться своей зажигалкой, чтобы разобрать на разбитом почтовом ящике квартиры 5-В имя Бена Марно.

Я поднялся по узкой лестнице наверх и нашел квартиру 5-В в самом конце грязного каменного коридора. За дверью ничего не было слышно. Я постучал, но никто не отозвался. Никто ниоткуда не пришел. В коридоре было так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце. Я попробовал дверь. Она была заперта. Почти рядом со мной в коридоре было окно. Пришлось выглянуть в него.

Мимо окна квартиры 5-В проходила пожарная лестница. Я вылез наружу под снег, намочив штаны на коленях. Окно было закрыто, но не заперто, квартира погружена в темноту.Приподняв раму, я перевалился внутрь.

И оказался в комнате, где стояли четыре кушетки с пестрыми покрывалами, на которых громоздились подушки. Оранжевые ящики служили стульями и столами. Паучья сеть изтолстых пеньковых канатов с гигантским желтым пауком посередине висела под потолком. Сладкий тяжелый запах марихуаны стоял в помещении – не свежий, а просто пропитавший здесь все.

Там были еще две комнаты.

Одна оказалась гостиной с внушительной книжной полкой и дорогой стереоустановкой. Это было мне знакомо – жилище интеллигента, где позволяют себе потратить на всюмебель двадцать семь долларов пятьдесят центов – и полторы тысячи долларов на музыку, фотопринадлежности, книги, живопись.

Может быть, это и правильно?

В третьей комнате вплотную друг к другу от стены до стены лежали матрацы. Ночное пристанище для тех, у кого не было крыши над головой.

Никого здесь не было. Даже трупов.

Я ушел оттуда через дверь и спустился к своей машине. Было все еще слишком рано для первого выхода Мисти Даун. Съев где-то две сосиски, я поехал в свою контору. Снегу,между тем, навалило уже по щиколотку. Если так будет продолжаться и дальше, город должен приготовиться к худшему.

У меня в конторе было теплее, чем обычно. Снег засыпал карниз окна и частично закрыл щели. Я сел и уставился на телефон. Мне хотелось позвонить Марте, но для нас двоих время еще не пришло. Еще мне хотелось позвонить капитану Гаццо, но тот не мог знать ничего нового, иначе позвонил бы сам. И потому я позвонил Агнес Мур. В конце концов, она платила за мою работу. Но ответа я не дождался. День истекал, как песок в усталых песочных часах.

Я как раз курил третью сигарету, чтобы скоротать время до выступления Мисти Даун, когда послышались шаги в коридоре – торопливое постукивание высоких каблуков.

Моими соседями по коридору были два пожилых господина, которые продавали специальную литературу, агентство по набору поваров и официантов и астролог. Дама могла направляться к одному из них, но в такой поздний час это было сомнительно.

Я оказался прав.

Моргана Редфорд открыла мою дверь и остановилась, как вкопанная. Я думаю, дело было в том, что она еще никогда не оказывалась в конторе без приемной. Это явно испугало ее, и она не решалась сразу подойти ко мне. В тяжелой коричневой накидке она выглядела как Флоренс Найтингейл.

– Пожалуйста, входите, мисс Редфорд, – вежливо пригласил я.

Она, видимо, оправилась от удивления. В конце концов, она все-таки привыкла к мужчинам с руками. Когда она уселась напротив, то смотрелась точно как в своей келье в Нортчестере, только глаза казались более живыми.

– Дидра Фаллон убила моего дядю, а мать и Уолтер знают об этом, – объявила она. Объявила так категорично, словно всегда твердила это мне, а я был настолько глуп, чтосомневался.

– Как вы узнали?

– После того как вы у нас побывали, я постоянно подглядывала и подслушивала. Вела собственное расследование, можно сказать.

– Это вы подслушивали, когда я звонил?

– Да. Но послушайте! Я заметила, что они часто говорят между собой, мать и Уолтер. Всегда тайком, когда они думали, что меня нет поблизости. Вчера после обеда я увидела, как они что-то обсуждали в резких тонах незадолго до того, как Дидра ушла из дома и поехала в Нью-Йорк. Уолтер ушел, сел в свой «ягуар» и последовал за ней. Он следил за ней!

– Вчера? В четверг?

– Да. Через несколько часов после похорон. Она уехала в своем красном «фиате», и Уолтер следовал за ней. Я думаю, что он потерял ее, так как меньше чем через час вернулся.

Мне припомнилось сегодняшнее настроение Уолтера.

– Что дало вам повод заключить, что Дидра Фаллон убила вашего дядю? Почему вообще мать с сыном должны были о ней говорить?

– О чем же еще? И, похоже, мать еще защищала Дидру! Знаете ли вы вообще, что она из себя представляет?

– Что значит «что она представляет»?

Она с досадой сверкнула глазами.

– Мать сегодня мне все о ней рассказала. Я полагаю, с тем чтобы я не получила неверное представление, слушая других. Я уже догадывалась, что Дидра испорченная.

Да, она, несомненно, была девушка со странностями и, на мой взгляд, слишком часто употребляла слова «испорченный» и «злой». Люди, которые любят такие слова, очевидно, не совсем здоровы. Где-то глубоко внутри они любят развращенность и зло, они размышляют над ними и даже любуются…

– Если вы имеете в виду прошлое мисс Фаллон, я в курсе. Уолтер тоже. Она, похоже, этого не скрывает.

– Она хитрая. Своей мнимой откровенностью она прикрывает все. Потому все считают ее прямой и честной, но я вижу ее темную сторону. Я замечаю, как она пытается сдерживаться. В ней есть что-то, что она не в состоянии контролировать, что-то животное.

– И вы полагаете, что это – неизвестно, что именно, – заставило ее убить вашего дядю? Почему? Он любил ее, вы сами говорили.

Она махнула рукой, словно отметая и логику, и рассудок.

– Я не представляю. Допустим, он мог что-нибудь о ней узнать. Вижу только, что мать и Уолтер озабочены и напряжены. Думаю, у Дидры что-то есть на руках против матери.

Она была само рвение. Она защищала своего Уолтера, причем с беспощадностью, унаследованной от своих предков. Только в отличие от них она направила свои усилия не наэксплуатацию, а на спасение. Это было отнюдь не ново, фанатичный спаситель может быть столь же смертоносен, как и эксплуататор.

– Что, например, мисс Редфорд? – спросил я. – Если она убила Джонатана, то должно быть, в сущности, наоборот.

– Почему тогда мать озабочена? Почему она притворяется перед Дидрой?

Ее слова повисали в воздухе и обвиняли ее саму. Она угодила в ловушку. Сначала из поведения Гертруды Редфорд заключила, что Дидра Фаллон убила Джонатана, а теперь говорила, что если Дидра убила Джонатана, то поведение миссис Редфорд остается непонятным. Сначала она обвиняла свою мать в том, что та защищает убийцу, а теперь задавала себе и мне вопрос, почему ее мать должна защищать убийцу.

– Вот именно, – кивнул я, – почему же? Я не могу себе представить, чтобы она притворялась перед Дидрой Фаллон, если считает ее убийцей.

Я ожидал, что она что-нибудь добавит, но ничего подобного. В ней действительно было много упрямства Редфордов. Она просто сидела и смотрела на меня.

– Ну хорошо. Возможно, мать ничего не знает о Дидре, но что-то она знает, – сердито продолжала Моргана. – Мать ездила в понедельник ночью в Нью-Йорк. Очень поздно и одна. Мать никогда раньше не ездила вечером одна в город.

– B понедельник? После того как было обнаружено тело?

– Да. Именно в тот вечер, в другие дни она никогда не покидала дом без достаточных оснований. Она ждала дальнейших известий об Уолтере и Джордже, которые еще давалипоказания в полиции.

– Откуда вы знаете? Раньше вы об этом не упоминали.

– Я узнала только сегодня. Говорю же, я следила за матерью. Я знала, что она в тот вечер уезжала, но считала, что к соседям. Она даже не переодевалась, только набросила шубу на домашнее платье. Но сегодня мне вспомнилось, что она, перед тем как выйти, с кем-то говорила по телефону. Я спросила Маклеода, нашего дворецкого. Он меня любит, у нас довольно близкие взгляды. Он сказал, что в понедельник вечером отвез мать к поезду, отходящему в восемь двадцать. А вернулась она поздно ночью на такси.

– Вы спрашивали мать об этом?

– Нет. Она никогда не говорит, где была. Значит, она только солгала бы мне.

– Какая на ней была шуба?

– Ее норка. И красное домашнее платье.

– Вы еще что-нибудь раскопали?

Она покачала головой и встала. Но не собиралась уходить.

– Они его уничтожат, мистер Форчун. Дидра уничтожит Уолтера, я это знаю. Я знаю, что она как-то погубила Джонатана, а теперь уничтожит Уолтера.

– Она не могла убить вашего дядю, – терпеливо сказал я. – У нее не было оснований, кроме того, у нее алиби. Это невозможно.

– Мне это безразлично. Как-то она это сделала. Как, я не знаю. Факты мне безразличны. Факты неверны.

– Не может быть. Вы знаете Кармина Коста? Некую Мисти Даун? А может быть, Пола Барона?

– Нет.

– Хорошо. Если что-то появится, дайте мне знать, о’кей?

Она кивнула.

– Да, да, конечно.

Я проводил ее взглядом и медленно выдохнул. Моргана Редфорд выглядела твердой и готовой на все. Возможно, это объяснялось лишь тем, что она видела, как исчезают ее последние надежды сохранить для себя Уолтера, если тот женится на Дидре Фаллон. Тут она была права. Дидра Фаллон заставит Уолтера плясать под свою дудку, а Уолтер будет безмерно счастлив этим. Но я не считал, что Моргана права во всем остальном.

Нет, выводы, которые она сделала из своих наблюдений, не выдерживали никакой критики, что, безусловно, не означало, что сами наблюдения были неверны. Она видела то, что видела, и теперь я хотел знать, где была Гертруда Редфорд в понедельник вечером.

Тут я снова услышал шаги в коридоре. И они принадлежали не Моргане Редфорд. Нет, они принадлежали мужчине, который двигался по-кошачьи мягко. Я подкрался к двери, запер ее и прислушался. Человек был в этот момент еще в другом конце коридора. (Вот преимущество таких старых зданий, как то, в котором я обосновался, – они скрипят!) Он мог направляться к кому-нибудь другому, в другую контору, но «мог» – недостаточно, чтобы рисковать своим здоровьем.

Я хотел достать из сейфа свою антикварную «пушку», но ее там не было – оставил дома. Тогда я проверил окно. Те, кто мог быть с ним в сговоре, не подкрадывались. Существует по меньшей мере одно правило, которого следует придерживаться. И я вылез из окна. Если я и ошибался, то ничего не терял, лишь имел шанс показаться не в своем уме. Но это еще никогда не было смертельным.

С карниза окна, снаружи, я вниз не смотрел. Я и так знал, что было внизу – узкая черная шахта с невидимым сейчас бетонным дном. Я знал также, что было надо мной. Если выбираешь такую работу, при которой нужно совать нос в дела других людей, следует знать, как выходить из окна. И второе преимущество старых домов в том, что из наружной стены торчат всевозможные кронштейны, украшения и карнизы.

Уцепившись за железный кронштейн, я поднялся до середины рамы, нащупал ногой глубокую щель и дотянулся до бетонного карниза над моим окном. Там я положил подбородок на другой выступающий кронштейн и схватился за край крыши надо мной. Часть лепнины давала мне достаточную опору, и теперь я смог опереться на кронштейн коленями. Ухватившись изо всех сил за ограждение, подтянулся и перевалился через занесенный снегом парапет на крышу.

Подо мной трещала дверь моей конторы. Он мог сразу заметить открытое окно. Я двинулся к соседней крыше. Первые три спуска я пропустил, потому что эти выходы находились слишком близко от моего здания, и я не исключал, что мой визитер пришел не один. Я как раз достиг четвертой крыши, когда услышал позади его топот. Изо всех сил я помчался по лестнице вниз, не слыша за собой погони, пока не добрался до первого этажа. Там прислушался. Он, кажется, был еще наверху. Тогда я вышел на Восьмую авеню.

Я намеревался затеряться в толпе. Но никакой толпы не было. Ветер усилился, снег шел уже не так густо, и ветер нес его по улице, которая была пустынна, как тундра. Я метнулся вправо, спустился на несколько ступеней вниз в узкий подвальный проход под домами и вбежал во двор позади здания, где размещалась моя контора. Огляделся в поисках оружия, но все, что нашел, – это кучу кирпичей. Я подобрал один, прижался к темной стене справа от ступеней, ведущих в подземный проход, и стал ждать.

Прошла минута, три. Медленнее, чем самый медленный отсчет времени перед запуском ракеты. Пять минут. Все тихо. Он не пошел за мной. Десять минут. Я бросил кирпич, перелез через несколько заборов и выбежал через другой подвальный ход на Двадцать седьмую улицу. Там подозвал проезжавшее мимо такси.

Глава 20

Через некоторое время таксист обернулся ко мне.

– Куда, приятель? Или тебе только погреться?

Хороший вопрос – куда? К Мисти Даун? К Карле Девин? Уже стало известно, что я интересовался обеими дамами.

– На вокзал Грейт Централ, – сказал я.

Шофер круто развернулся, а я отодвинулся в угол, чтобы поразмыслить. Лео Цар? Версия номер один. Лео искал Карлу Девин, я тоже. Я знал, что он ее ищет, и он знал, что я ищу. Неприятный вариант, но другие были еще хуже. Если меня преследовал не Лео Цар, то я не представлял, кто бы это мог быть. А незнание – самая большая опасность. Это мог быть любой: Коста, один из Редфордов, или наемный бандит, может быть, тот неизвестный третий, который тоже везде спрашивал о Карле Девин, или один из приятелей Карлы Девин, скажем, Бен Марно.

Во всяком случае, это было связано с делом Редфорда. Не было других причин убивать меня или калечить. Я не строил никаких иллюзий относительно намерений моего преследователя. Он вломился, выбил дверь и долго меня преследовал.

У вокзала я рассчитался с шофером и принялся за работу. У меня не было фото, но Гертруду Редфорд легко было описать; если она брала такси, ее кто-нибудь вспомнит. Моей самой большой надеждой были таксисты, которые изо дня в день обслуживали Грейт Централ. Но понадобилось почти два часа, чтобы опросить массу водителей. И все времямне мерещился в каждом углу мой преследователь.

Работать со страхом невозможно. В моей работе нужно постоянно исходить из того, что ты хитрее противника, что ты всегда на два шага впереди, иначе надо эту работу бросать.

Осторожно, но без нервотрепки. Да, легко сказать…

К концу второго часа я более или менее справился с нервами и к тому же мне повезло. Молодой шофер, которого я расспрашивал, откинулся на сиденье и кивнул:

– Припоминаю. Вы из полиции?

– Частный детектив. Вы действительно вспомнили?

– Раз я это говорю, мистер, то вспомнил! Покажите-ка вашу лицензию.

Я уже говорил – не следует пренебрегать удачей. Она – случайность, благоприятный шанс, просто везение. Верно говорят, что каждый – кузнец своего счастья, если у него, к примеру, хватает нахальства расспрашивать двадцатидвухлетнего таксиста о том, что произошло пять дней назад. Да, всегда и постоянно рядом с нами живет простая,чистая случайность. Иногда я думаю, что только она и есть в действительности.

Шофер вернул мне мою лицензию.

– Она была смешно одета. В чем-то длинном красном, сверху норковое манто. У нее даже не было при себе сумочки. Платила, достав из кармана манто двадцатку. Грейт Централ – интересное место для таксистов. Я, знаете ли, всегда начеку. В понедельник ночью она была у меня единственным ненормальным пассажиром. Будь она помоложе, я бы подумал, что она убегает от парня или он ее выгнал. Но такая старая карга… Волосы седые, и без шляпы. Тощая. Нервная. Я уже хотел позвать копов. Думал, что она могла улизнуть из сумасшедшего дома.

– Куда вы ее отвезли?

– На Восточную Шестидесятую улицу. Поехали?

– Да, конечно.

Он тронул с места. Вероятно, в эту ночь я стал его ненормальным пассажиром. Он, наверное, немало веселился, представляя себе сумасшедшую жизнь своих пассажиров.

Насколько я мог заметить, за нами никто не следил. Через некоторое время мы оказались перед большим жилым домом вблизи Третьей авеню. Я дал шоферу пятерку за услуги. Он уехал, не оглядываясь. Позже он устроит из этого большое шоу для своих друзей.

На почтовом ящике в вестибюле я нашел фамилию, которую ожидал: Барон Пол Рагоцци. Она была напечатана по европейской моде на элегантной визитной карточке. Итак, здесь была штаб-квартира Пола Барона. Здесь, в пентхаузе. Это можно было счесть еще большей удачей. Ведь прислуга да и весь персонал всегда живо интересуются тем, что происходит наверху, притом здание было довольно старым и лифт обслуживал лифтер. Лифты самообслуживания перекрыли сказочный источник информации!

Дежурным лифтером оказался молодой парень с ясными, живыми глазами и интеллигентным лицом. Он сразу же заметил, что я не собирался подняться наверх. Придержав изящными коричневыми пальцами дверь лифта, он улыбнулся:

– Чем могу служить, сэр?

– Не могли бы вы мне помочь кое в чем разобраться?

– Пожалуйста. Если смогу…

Он открыл дверь и присел на свой табурет. Я вошел. Он оставил дверь открытой – ему нечего было скрывать.

– Вы дежурили в понедельник вечером около половины десятого?

– Да. А в чем дело?

– В это время здесь была одна дама? Около шестидесяти, седая, в норковом манто и красном домашнем платье, без шляпы.

– Я ее припоминаю, – кивнул он. – Настоящая леди. С безупречными манерами. Таких видишь здесь не часто. Вы хотите знать, к кому она приходила?

– Верно.

– Полиция?

Он покосился на мой пустой рукав. Я показал свою лицензию. Изучил он ее тщательно и с интересом. Затем вернул мне.

– Полиция здесь уже была. Но они спрашивали не о понедельнике, а о вторнике и среде.

– О Поле Бароне? Я имею в виду Барона Пола Рагоцци.

– Да, верно.

– Значит, дама поднялась в пентхауз Барона?

– Да.

– Одна?

– Да.

– Она раньше здесь бывала?

– Никогда не видел.

– Долго она пробыла наверху?

– Около часа.

– Выходила тоже одна?

– Да.

– Вы ее видели вместе с Бароном?

– Нет.

Я задумался. Около восьми вечера Гертруда Редфорд кому-то звонила. После этого она навестила Пола Барона. Спустя несколько часов после того, как узнала об убийстве Джонатана, и в то время, когда, видимо, никто в семье Редфордов, кроме Уолтера и Дидры Фаллон, не знал, что Пол Барон замешан в убийстве.

– Как давно Барон здесь живет?

– Примерно год. Часто уезжает.

– Он живет один?

– Да. Но у него все время гости. Иногда и живут у него.

– Женщины?

– Оставались обычно женщины.

– Кто-нибудь особенно часто? Регулярно?

– Регулярно появлялись очень многие. Кто из них особенно – не знаю.

Я описал ему каждую из женщин, которых связывал с делом Редфорда: Мисти Даун, Карлу Девин, Дидру Фаллон, Моргану Редфорд и еще Агнес Мур – я уже не раз бывал обманут клиентами.

– Вполне могут быть все, – сказал он. – Я припоминаю двух рыжеволосых красоток, которые приходили довольно регулярно, и маленькую брюнетку, вроде той, которую вы упоминали, тоже. Она была здесь совсем недавно. Большего сказать не могу – слишком много бывает людей.

– А мужчины? – не отставал я. Описал Коста и Стрега, он не вспомнил. Описал Уолтера Редфорда и Джорджа Эймса – тоже напрасно. И, наконец, попытался описать неизвестного мужчину с волосами песочного цвета, который тоже искал Карлу Девин, и еще худощавого бледного юношу в сером спортивном автомобиле. Для полноты коллекции я добавил приметы дворецкого Маклеода.

Он покачал головой.

– Мужчины его редко посещали поодиночке. Они приходили группками. Покер, я думаю. – Он улыбнулся. – Мне мужчины не запоминаются.

– Я понимаю. Когда в ту ночь Барон пришел домой? Я имею в виду понедельник.

– Я дежурю г, девяти и не видел, как он приходил.

– Значит, тогда вы не знаете, был ли кто у него наверху?

– Я никого не видел.

– Кто дежурил перед вами?

– Сомневаюсь, что они могли запомнить. Оба пожилые и едва ли обращают внимание на пассажиров. С пяти до восьми и без того тут оживленно, работают оба лифта.

– Все равно я завтра с ними переговорю, – я полез в карман.

– Спасибо, но я получаю плату, – возразил он.

Я поблагодарил и вышел. Снег опять перестал, и сразу же похолодало. Я дошел до Стюйвезан-парка, сел на морозе на скамейку и закурил. В парке не было никого, кроме мужчины, который выгуливал собаку. Точнее, собака таскала его по парку. Мужчина выглядел закоченевшим, но собака прыгала бодро.

Итак, у меня в кармане была первая явная ложь. Гертруда Редфорд в понедельник вечером навестила Барона. Внезапно и спешно. Почему?

По моей теории Барон мог в тот вечер, сразу после убийства Джонатана, попытаться опять заняться шантажом. Но мне казалось, что в понедельник было еще слишком рано. Ему предстояло укрываться по меньшей мере до тех пор, пока Вайса не посадят за убийство. Значит, миссис Редфорд приходила к Барону по какой-то другой причине, или же Барон вовсе не убивал Редфорда. Телефонный звонок, за которым последовал визит, позволял предположить, что Барон отнюдь не боялся связываться с Гертрудой Редфорд.

Но почему тогда он потратил столько сил, чтобы обвинить в убийстве Вайса? Ради кого-то другого? Ради неизвестного партнера? Что, если Барон пытался прикрыть своего партнера, а тот его убил, потому что он слишком много знал, потому что слишком велик был риск?

Только я не понимал, как мужчина вроде Барона мог настолько доверять убийце, пусть даже партнеру, что в решающий момент отослал Лео Цара. Барон никогда бы не позволил так легко себя убить, и тем не менее он был мертв…

Если двоих недостаточно, берут третьего. Джонатана убил третий. Барон знал об этом. И гипотетический партнер убил Барона. Почему и, вообще, – кто? У меня было ощущение, что «почему» и «кто» тесно связаны между собой. Если я узнаю почему, то узнаю кто, а если выясню кто, буду знать почему.

В конце концов, если Барон не убивал Джонатана, это должно противоречить всем фактам и алиби кого-то другого. Это мне уже говорила Моргана Редфорд. Факты неверны, Барон хотел кого-то прикрыть. После этого его убили. В этом был ключ: убийство Барона.

Раздавив сигарету, я пошел к Третьей авеню, чтобы найти такси.

Глава 21

Из такси я вышел на Шеридан-сквер и влился в пятничную людскую сутолоку. В толпе люди казались плотно закутанными и нетерпеливыми. Девушки на морозе и в неоновом свете смахивали на очаровательных медвежат. То тут, то там смело вышагивали решительные одиночки в тонких куртках и без шарфов, демонстрируя свое презрение к стихии ико всему миру.

Я шагал по темным боковым улицам. Окна домов были ярко освещены, для меня они принадлежали к другому миру. Гроув-стрит была пуста, а Гроув-Мьюс лежала за аркой, как покинутый средневековый двор.

Снег лежал на мостовой, белый, плотный и почти девственно чистый. Я поднялся по лестнице до каменного коридора на пятом этаже. Меня встретил ледяной порыв ветра. При первом визите я оставил окно в коридоре открытым, и никто его с тех пор не закрыл.

Ветер донес глухой стук.

Легкие, однообразные удары в постоянном медленном ритме. Монотонные, но вибрирующие. Траурные удары далекого барабана. Мягкие, как приглушенные барабаны за лафетом мертвого героя. Только это был необычный барабан: тон был низким, удары легкими. Слабый, бесконечно одинокий звук на ветру.

Дверь квартиры 5-В была полуоткрыта, медленные барабаны звучали оттуда. Я широко распахнул дверь. Тонкий бледный юноша, которого я видел последний раз за рулем серого спортивного автомобиля рядом с Карлой Девин, сидел на кушетке. Меня он, казалось, не заметил. Кроме него, в комнате никого не было. Я закрыл за собой дверь.

Бен Марно, если это был он, сидел, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги перед собой, зажав маленький барабан коленями. На нем были грязные китайские брюки, слишком тонкие для нью-йоркской зимы, и старый китель, такой же тонкий, как и брюки.

Плечи были так сведены, словно ему пришлось мерзнуть всю жизнь. Лохмы волос спадали на лицо, я мог видеть только его нос, сжатый рот, острый подбородок. Он отстукивал ритм настолько мягко, что едва ли замечал движения своих рук.

Я вдруг понял, почему барабан звучал так чуждо, легко и монотонно. Это был еврейский барабан или, если хотите, арабский – они похожи друг на друга, эти еврейские и арабские барабаны; обычаи и культура подчиняются другим законам, нежели политика. Барабан был величиной с маленькое банджо, похож на глиняный кувшин, верхнее отверстие которого затянуто кожей с узким вырезом.

– Марно? – спросил я.

Парень вскинул на меня глаза без удивления или любопытства. Он смотрел на меня, но я не был уверен, видел ли он меня, хотел ли видеть вообще. Неосмысленный взгляд былне здесь, но руки не прекращали отбивать на барабане медленный ритм.

– Где Карла? – спросил я.

Его безжизненные глаза, маленькие темно-коричневые кружки, устремились к причудливой паучьей сети под потолком. В бесконечность не только от меня – ото всех. Невыразительные, мертвые, безучастные. В самом деле? Его руки непрерывно выстукивали мягко звучащий ритм, а в мертвых глазах стояло что-то еще – может быть, шок? Жили только руки, остальное ушло, затаилось глубоко внутри.

– Где она, Марно?

Глаза уставились на меня. Потом мигнули, совсем слабо, дернулись куда-то влево. Крохотное движение темных глаз. В сторону двери, ведущей в другую комнату. Непроизвольный рефлекс, который я в конце концов все-таки вызвал в его подсознании, что-то там затронув.

В соседней комнате лежала она.

Она совершенно неестественно повисла на кушетке, зацепившись одной рукой и коленом стройной ноги. На ней был только прозрачный голубой нейлоновый халат, под ним детское тело, упругое и совершенное, оставшееся красивым и в смерти. Широко раскрытые глаза без зрачков, тонкая струйка крови изо рта, засохшая на подбородке… Смертьпришла в виде колоссального шока, и она в этот момент прокусила себе язык. На ее лице мадонны не было следов страдания, лишь черты искажены, как от сильного удара. Я узнал действие сверхдозы героина.

Я проверил ее руки, но мне даже не нужно было видеть крошечный вспухший след укола в вену, чтобы понять, что случилось. Я нашел еще несколько следов уколов, не слишком много. Она, видимо, употребляла наркотики не так часто или только время от времени. Но достаточно долго. Это мог быть несчастный случай: наркоманы умирают из-за передозировки каждый день. Или это могло быть самоубийство. Но я-то знал, что это не было ни тем, ни другим: это было убийство. Только никакой возможности когда-нибудь это доказать.

Я поднял ее из этого неестественного положения, положил на кушетку и накрыл голубым халатом. Потом вернулся к Марно. Тот сидел все в той же позе, пялился в пустоту и отбивал свой реквием на барабане.

– Когда она умерла? – спросил я.

Его пальцы стучали. Он смотрел на меня. Он вернулся в настоящее время, в комнату с паучьей сетью. Возможно потому, что я теперь тоже знал то, что всего несколько минут назад знал только он.

– Кто знает? – прошептал он. Голос звучал хрипло и тонко. – Кого это беспокоит? Он спрашивает когда. Навсегда, мистер.

– Я уже был здесь четыре часа назад.

– Меня не было. Я пришел, может быть, с час назад. Она уже была здесь. Такая, как сейчас.

– И вы оставили ее лежать?

– Глупая. Глупая маленькая девочка.

– Вы оставили ее лежать просто так?

Его пальцы не переставали отбивать ритм. Он склонил голову, прислушался к тихим ударам и сосредоточился.

– Я должен положить ее на носилки, старик? Сложить ей руки, и закрыть глаза, и надеть лучшее платье? Лживый вздор. Она мертва, старик. Эта лживая чушь ее больше не трогает.

Пальцы барабанили тяжело и медленно. Он покачал головой.

– Кто знает, может быть, она сможет услышать это. В Валгалле. Вы верите, что есть Валгалла для девушек такого сорта. Она жила, как хотела, – а теперь?

– Ладно, – сказал я, – оплакивайте свою потерю, а я…

Он приглушил барабан ладонью.

– Сострадание, старик? Не тратьте его на меня. Для меня это просто неудача. Она была славной маленькой пчелкой. Теперь мне придется подыскать что-то новое. Разве это не мелочь для старого Бена Марно!

Он был потрясен глубже, чем это могло показаться на первый взгляд. Он кровоточил всеми ранами и скрывал свои страдания. Он страдал. Не о себе, а о мертвом полуребенке рядом.

– Кто поддержит меня теперь? Пчелка сыграла со мной плохую шутку. Вы не находите? Кто купит теперь поесть Бену Марно?

Кровь лилась из него ручьем. Если он будет так продолжать, боль может пройти быстрее.

Я спросил:

– Кто ее убил, Марно?

– Убил? Ошибка. Слишком много «снега» для такой маленькой пчелки.

– Убил! – повторил я. – Это не ошибка. Кто, Марно?

– Кто! Кто! Святой дух, вот! Мы все умираем, старик. Мы все будем убиты. Все – гигантская шутка, старик. Прихлопните мух!

– Это вы сказали. Вас прихлопнут, как муху?

– Мы все мухи, старик, раньше или позже нас всех прихлопнут. Но пока мы летаем высоко, ох как высоко!

Его голос и звук барабана становились громче. Впервые я по-настоящему увидел его глаза. Зрачки были сужены. Его истерия была не только страданием. Он был под действием наркотика, и не только.

– Вы на игле, Марно. Хотите пропасть из-за этого?

Он отбил быстрый такт на барабане.

– Совсем немного, старик. Маловато для мухи. У меня не хватает. Бену Марно недостает «снежку». И сейчас ничего больше не осталось, даже маленькой пчелки, которая меня снабжала.

Он мне что-то хотел доверить. Я понял.

– Она рискнула? Она ушла, чтобы достать вам еще?

– Для меня, для Бена Марно, которому нужно еще больше «снежку», приносящего счастье. Да, она ушла, чтобы найти продавца. И она нашла, старик, – он отбросил барабан, вонзив в меня свои суженные зрачки. – Кто, старик? Скажите мне! Вы детектив.

– Если вы это знаете, вы знаете больше меня.

– Я кое-что знаю и не знаю ничего, понял, старик? Она кое-что знала и не знала ничего. Но вполне достаточно, чтобы ее убили. Они очень осторожны. Моя милая, маленькая, ласковая пчелка, приятельница Пола Барона, потому что у Барона было то, что ей нужно. Она была при нем, понимаете. Она ничего по-настоящему не знала, но она знала, что Барон был жив после того, как ваш Вайс ушел.

– Она говорила вам, что Пол Барон был жив, когда Вайс ушел в среду ночью?

Его глаза были мертвыми.

– Она боялась, старик. О Боже, она была пугливой, робкой пчелкой. Но для меня она пошла, и я ей позволил. А ее предупреждали: держать рот на замке и нигде не показываться. Но она предчувствовала, что этим все не обойдется. – Он смотрел на меня в упор. – Потому что она была замешана! Виноваты вы, старик. Она была убеждена, что полиция ей поверила, но когда вы стали ее выслеживать, она испугалась, что ей не поверят. Вы и я виноваты, старик.