Текст книги "Чемодан из Гонконга (Межавт. сборник)"

Автор книги: Марк Арно

Соавторы: Томас Бланчард Дьюи,Деннис Линдс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Чемодан из Гонконга

[Картинка: i_001.png]

[Картинка: i_002.png]

[Картинка: i_003.jpg]

Марк Арно

Чемодан из Гонконга

Глава 1

Джованни Мартелло вышел из лифта, сделал несколько шагов и остановился, чтобы неторопливо закурить.

В тот час в огромном мраморном холле «Мандарина» было немноголюдно. Десяток европейцев, несколько китайцев с птичьими голосами и группа деловых японцев. Последние собирались покинуть отель в сопровождении двух очаровательных переводчиц, чтобы нанести традиционный визит в местные ночные клубы.

Ни одного знакомого лица…

Попыхивая сигаретой, Мартелло направился к выходу. Гигантского роста усатый индус-швейцар с хитроумно закрученным тюрбаном на голове распахнул дверь. Мартелло ответил на его приветствие кивком и спустился по ступенькам на тротуар Копнаут Роуд.

После кондиционированной атмосферы отеля он словно попал в самую жаркую парную и тотчас стал задыхаться. Небрежным щелчком отправил сигарету в водосток и зашагалв сторону центрального почтамта.

Высотные дома вдоль моря сверкали сотнями огней неоновых реклам. Потоки разноцветного света обрушивались на уличную толпу и автомобили. Ночь не умерила шума бурлящего города. Непереносимый гвалт давил на уши.

Пройдя с полсотни метров, Мартелло свернул на Педдер-стрит, затем на Ви-роуд. Его вроде бы заинтересовали роскошные витрины «Пасифик энд Ориентал», он закурил новую сигарету и зашагал вдоль ярко освещенных магазинов.

Как будто за ним никто не следовал, но все же, зная, как трудно разглядеть «хвост» в толпе азиатов, Мартелло еще несколько раз останавливался.

Товары, выставленные в витринах, завлекали ценами, исключавшими любую конкуренцию, часто не выше тридцати процентов от тех, что приняты в странах-производителях. Найти там можно было абсолютно все, от швейцарских часов или японского фотоаппарата до французской парфюмерии лучших сортов.

Но Мартелло интересовало лишь одно: не следует ли кто-нибудь за ним. Перейдя улицу, он укрылся под сводами торговой галереи, позволявшей выйти на Куин-роуд почти напротив чрезмерно разукрашенного здания «Чайна Эмпориум».

Излишне обрюзгший для своих сорока лет, с большой головой и посеребренными висками Джованни Мартелло был крупноват для мальтийца, и потому возвышался над большинством китайцев на добрых полголовы. К тому же на фоне их простых рубах его прекрасно сшитый по фигуре бежевый тропический костюм был виден издалека. Его трудно было потерять из виду даже на расстоянии.

Вообще-то Мартелло не думал, что кто-нибудь за ним следит. Но осторожность не помешает…

Увидев свободного рикшу, он остановил его, устроился на пластиковом сиденье и назвал адрес. Китаец принялся крутить педали, что-то при этом насвистывая.

Вытирая лицо, Мартелло незаметно оглянулся, чтобы удостовериться, что никто не последовал на ними.

Воздух был удушающим, плотным, вязким, насыщенным тяжелыми и стойкими запахами, застоявшимися в закоулках или поднимавшимися над сточными канавами. Местами казалось, что плывешь в аквариуме, полном миазмов.

Мартелло поморщился. Ароматы Востока, нечего сказать…

Если Гонконг по-китайски означает «Благоуханная гавань», то это явно восходило к тем временам, когда остров в бухте Кинтон насчитывал всего несколько хижин рыбаков да горстку пиратских джонок.

В наши дни «Благоуханная гавань» предлагает тем, кто спускается с корабля, вонь мазута, тления, грязи, застарелой пыли и кишмя кишит людьми, которым не хватает воды.Ничего лакомого для деликатных ноздрей. Порт, похожий на любой другой…

Между тем неточно и несправедливо ставить Гонконг в один ряд с другими портовыми городами Дальнего Востока. Если гавань и не соответствует своему прелестному названию, она все же остается одной из лучших в мире.

Чтобы убедиться в этом, достаточно подняться на вершину пика Виктории и насладиться несравненным зрелищем острова и его окрестностей, окруженных холмами с кобальтовым отблеском. Видимый с высоты залив принимает то небесно-голубой, то зеленовато-изумрудный цвет, на котором выделяются сотни парусов джонок цвета опавших листьев.

На другом берегу залива расположен Коулун, город Девяти Драконов, относящийся к континентальному Китаю. А между берегами шныряют десятки катеров, китайских плоскодонок и прочих ржавых консервных банок, вспенивая воду между стоящими на якорях лайнерами, пакетботами или военными кораблями VII американского флота.

В глубине, за окружающими холмами, залитыми багряным закатом, начинается угрожающая громада красного Китая. Последние свободные города, примостившиеся у края коммунистического колосса, Гонконг и Коулун, сохранили образ жизни, исчезнувший в огне революции. И теперь сотни тысяч беглецов оседают на утесе с миллионным населением, где разжег в прошлом веке опиумную войну авантюрист Уильям Жарден, прозванный Старой хромоногой крысой.

Но лишь с наступлением ночи Гонконг предстает во всем блеске. Темнота скрывает пыль и грязь, прячет кварталы трущоб, лепящиеся по склонам холмов. И в заливе, словно бросивший якорь великолепный корабль, возникает город, сверкающий беспрестанно обновляющимися искусственными огнями, где каждый всполох стремится превзойти другие.

Джованни Мартелло как раз спрашивал себя, на сколько еще лет хватит у Мао терпения, когда рикша свернул в улочки, ведущие к порту.

Всю дорогу Мартелло оглядывался, но так и не заменил ничего подозрительного. Приказав рикше остановиться, сунул ему деньги и зашагал в сторону бухты, где в воде отражалось мерцающее многоцветье рекламы.

Неподалеку находилась пристань для «виллы-валлы» – катерков, служивших морскими такси. Мартелло спустился по скользким от влаги ступеням и прыгнул в первый попавшийся.

– Коулун Паблик Пьер, – бросил он, усаживаясь.

«Вилла-валла» вмещал шесть пассажиров, но цена не менялась, даже если пассажир был один. Рулевой-китаец повторил место назначения, чтобы избежать ошибки, и запустил мотор. Катер медленно отошел от причала, прежде чем устремиться на полной скорости к середине бухты.

Десятки судов сновали в проливе, отделяющем остров от континента: большие пузатые джонки с перепончатыми парусами, подобными крыльям летучих мышей; медленные, окрашенные в темные цвета китайские лодчонки, узкие и низко сидящие на воде; скоростные катера, сигнальные огни которых словно исполняли танец светлячков. Несколько грузовых судов и огромный американский авианосец сияли всеми огнями на рейде.

«Вилла-валла» не потребовалось и десяти минут, чтобы достичь набережной Коулуна на стрелке полуострова. Мартелло расплатился и сошел на берег, направляясь к автостоянке между пристанью Стар Ферри и высоким, в викторианском стиле, зданием железнодорожного вокзала Коулун-Кантон.

Тарахтящая и пританцовывающая толпа кипела на площади, выгружаясь из автобусов, чтобы тут же загрузить паромы и паромчики, снующие по бухте. Шум стоял невероятный.

Мартелло пробежал глазами по бурлящей человеческой массе, пытаясь узнать человека, который должен был его ждать. Он прибыл вовремя, но не в состоянии был отличить муравья от муравья в муравейнике.

Для него все эти чертовы китайцы были похожи друг на друга, словно братья. Вдобавок ночные отблески от яркого, мерцающего люминесцентного водопада огней рекламы сводили с ума.

Китаец, с которым была назначена встреча, появился неожиданно рядом. Он был в простых холщовых штанах и полотняной рубашке, в сандалиях, с застывшей на лице улыбкой, одновременно вежливой и непроницаемой.

Уже не в первый раз приходя на встречу, Мартелло до сих пор не мог сказать уверенно, что это именно тот, кто нужен. Впрочем, вот маленький шрам в форме звезды внизу нашее… Но попробуй его разгляди…

– Меня зовут Хав-Чан, – пропел тот на манер флейты. – Если вы изволите последовать за мной…

Джованни Мартелло был выше азиата на целую голову, но опыт научил его, что внешность обманчива. У восточных народов очень часто их сила обратно пропорциональна росту. И Хав-Чан был живым подтверждением этого: с виду просто мешок костей, только кости эти покрыты были жилистыми и твердыми, как сталь, мускулами.

Когда китаец направился к пристани Стар Ферри, Мартелло счел уместным кое-что уточнить.

– Куда мы идем? Было договорено, что встреча пройдет в Коулуне, как в последний раз.

Хав-Чан вежливо поклонился.

– Небольшое изменение произошло в последний момент, – объяснил он. – Лучше не встречаться часто в одном и том же месте.

Мартелло был готов потребовать объяснений, но передумал. Какова бы ни была причина изменения программы, налет полиции или что-то другое, китаец без сомнения уйдет от ответа. Объяснять он не обязан, его дело – проводить до места.

– Ладно… – буркнул Мартелло.

Паром только что причалил. Они поднялись на борт. Вместе с ними на судно грузилась живописная толпа убогих кули, рабочих, лоточников, изможденных женщин и кричащих детей. Палубы стремительно заполнялись группами людей всех видов, одеяний и ароматов.

Переполненная до краев посудина покинула причал и стала прокладывать себе путь среди скопища лодчонок, рассыпавшихся в стороны от настойчивых звуков ее сирены.

Оба не проронили ни слова. Говорить им было не о чем.

Уже не впервые Мартелло приходилось доверяться сопровождающему, Хав-Чану или другому, но каждый раз у него сосало под ложечкой. Долларовое содержимое его бумажника хоть кого толкнет на крайние меры, если о нем станет известно. У него, конечно, был пистолет в кобуре под мышкой, но обойма-то не бездонная. А китайцев…

Нет, Мартелло не боялся. Он повидал всякое, о чем и не расскажешь. Просто он жалел, что Лам Фу-Чен считал необходимым устраивать такого рода комедию каждый раз при подписании контракта. Куда проще встретиться для деловых переговоров в одном из салонов «Мандарина» или «Хилтона»! Но у Лам Фу-Чена, несомненно, были свои причины для таких предосторожностей, и не все с ним можно было обсудить при свете дня. Не говоря уж о британской полиции, немало людей мечтали о том дне, когда смогут занять его место.

Паром вновь причалил к Стар Ферри в Гонконге, почти напротив импозантного сверхсовременного здания рядом с «Мандарином». Вытирая пот с лица и шеи, Мартелло недовольно подумал, стоило ли тратить столько сил, чтобы вернуться к месту отправления. Но в конце концов…

Он пошел следом за Хав-Чаном, прокладывавшим себе дорогу сквозь толпу спускающихся по трапу соплеменников. Вместо такси на причале ждали полуголые рикши. Двое из них по знаку китайца вскочили, подхватили оглобли своих колясок, торопливо приблизились и согнулись в поклоне, призывая занять места.

На их потных лицах кожа туго обтягивала кости, руки были едва ли толще оглобель. В отличие от более удачливых коллег, обзаведшихся велоколясками, эти обходились собственными ногами.

Хав-Чан назвал адрес, и рикши пустились в путь, с натугой тронув с места. Ноги их, обутые в уродливые каучуковые сандалии, казалось, летели, не касаясь земли. Вскоре бег их стал размеренным и спокойным, и они направились к китайскому кварталу Ванчай.

Уличное движение становилось менее интенсивным. Мартелло бросил вокруг оценивающий взгляд, пытаясь запомнить дорогу. Тротуары были забиты все той же пестрой толпой, слоняющейся от бара к бару или по всевозможным торговым лавкам. Рикши и торговцы съестным вразнос пронзительно кричали, зазывая клиентов. Все радиоприемники работали на полную мощь. Десятки проституток в коротких юбчонках приставали к одиноким мужчинам или подвыпившим матросам.

За китайским театром на Хеннеси-роуд оба рикши повернули на узенькую невзрачную улочку и остановились, пробежав по ней не больше десятка метров.

Хав-Чан спустился на землю, Мартелло последовал за ним.

– Скоро будем на месте, – сообщил китаец, расплачиваясь с рикшами.

Его близко посаженные глаза под сросшимися бровями, казалось, с иронией смотрят на блестящее от пота лицо Мартелло, но лицо оставалось непроницаемым.

– Сюда, пожалуйста…

Они пошли вверх по улице. Потом Хав-Чан повернул налево, во тьму переулка между магазинчиком торговца фонариками и аптекарской лавкой, полной всяческих флакончиков.

Метров через пятнадцать он свернул еще в один такой же закоулок, еще более узкий и темный. Затем в третий. Здесь дома образовали настоящий лабиринт.

Магазинчики сменились глухими, грязными и сочащимися сыростью стенами. На скользкой и неровной мостовой валялись отбросы. Там и сям в проемах виднелись поникшие фигуры. Отсюда было так далеко до главных артерий центра, залитых светом и обрамленных роскошными магазинами…

Мартелло прижал руку к груди, чтобы почувствовать ободряющую тяжесть оружия. Слабое утешение. Если китайцы собрались устроить западню, он будет лежать с дюжиной ножей в теле, не успев и шевельнуть рукой.

Хав-Чан остановился перед каким-то входом, потом сделал несколько шагов внутрь. В глубине виднелась дверь. Он условным стуком постучал, и она тотчас открылась.

Очень слабый свет освещал что-то вроде грязного прохода. По запаху Мартелло тут же определил, где они находятся.

Открывший им худой китаец проводил их до второй двери и впустил в полутемную комнату. Он, должно быть, получил инструкции и знал Хав-Чана, ибо не произнес ни слова. Запах, тяжелый и сильный, заполнял комнату. Около десятка людей полулежали друг на друге. В центре клубка тел тлела жаровня с углями. Дымящиеся трубки источали характерный запах опиума. Тела, раскинувшиеся на грязных циновках, не пошевелились при появлении двух мужчин. Ничто, даже налет полиции, не могло вырвать курильщиков из ихискусственного рая. Для них земные тяготы перестали существовать.

Содержатель курильни жестом пригласил Хав-Чана и Мартелло следовать за ним. Приподняв убогий занавес, он провел их тесным проходом в стене.

Мартелло рад был покинуть одуряющую атмосферу курильни. Он знал о неутолимой страсти этих отбросов общества. Многочисленные рикши в Гонконге зарабатывали всего несколько гонконгских долларов в день – стоимость одной-двух трубок. Многие предпочитали остаться без еды, но выкурить трубку…

По сравнению с курильней даже осклизлая лестница, ведущая в подвал, казалась приветливее. Они спустились в узкую кишку, освещенную электрической лампой мощностью не более десятка ватт.

Мартелло спускался вслед за Хав-Чаном, а китаец закрывал за ними двери. Ход вел почти горизонтально, часто петляя. Мартелло уже не смог бы определить, где осталось место, куда их доставил рикша. Впрочем, это было уже неважно. Пожелай они его убрать, сотню раз успели бы это сделать в первом же переулке. Наконец они добрались до другой лестницы, ведущей наверх. У хозяина курильни явно были средства связи, ибо люк открылся прежде, чем Хав-Чан поставил ногу на последнюю ступеньку.

Их ждал, кланяясь, довольно высокий китаец.

– Если достопочтимые гости позволят мне показать дорогу… – произнес он нараспев.

Его чрезмерная вежливость не помешала заботливо закрыть люк, отделявший лестницу от тоннеля, прежде чем двинуться дальше.

Мартелло хотел бы знать, что ему еще приготовили.

Долго ждать не пришлось. Хозяин провел их по коридору, затем они попали в обширный зал с театральным убранством. Сидевшие там полсотни китайцев внимательно смотрели на приподнятую сцену, обрамленную тяжелыми красными занавесями.

На сцене три женщины и двое мужчин демонстрировали «живые картины».

Глава 2

Хав-Чан указал Мартелло на одно из оставшихся свободными кресел.

– Если вы можете немного подождать…

У Мартелло не было выбора.

– Спасибо.

Он уселся. Оба китайца исчезли за дверью, через которую вошли.

В помещении стояла напряженная тишина. Зрители, казалось, были целиком захвачены тем, что происходило на сцене.

Постоянно запрещаемые британской полицией «живые картины» стали специализацией Гонконга, весьма ценимой китайцами, и не только ими.

Принцип прост и высоко артистичен с точки зрения любителей. Несколько мужчин и женщин в одеяниях, ограничивающихся в основном фиговыми листками, создают различные варианты того, что сумеют вообразить на тему, не требующую дополнительного определения. Чем больше участников, тем выше ценится «спектакль» у посвященных. Некоторые сцены столь содержательны, что занимают до пятнадцати – двадцати персонажей одновременно.

Многочисленные фотоснимки, представляющие различные композиции, продаются из-под полы. Не означает ли это, что порнография когда-нибудь станет искусством? Ведь немало частных библиотек подумывают обзавестись такими сборниками.

Китайцы взирали на забавы, происходившие на сцене, внимательно, но бесстрастно. Мартелло же, напротив, испытывал серьезные трудности, пытаясь сохранять такое же безразличие. Три женщины на двоих мужчин – это делало картину особенно пикантной, и его латинский темперамент с трудом смирялся с вынужденной пассивностью простого зрителя.

Незаметный приход Хав-Чана вернул его на землю.

– Я прошу извинить меня за надоедливость, – прошелестел китаец. – Если вы еще раз изволите последовать за мной…

Мартелло постарался изобразить на лице безразличие и поднялся. Он чувствовал, что весь побагровел, но Хав-Чан, казалось, не заметил этого.

Они вернулись к двери на лестницу, потом, спустившись на первый этаж, китаец проводил его в контору и отошел в сторону.

Лам Фу-Чен поднялся, приветствуя его коротким поклоном.

– Счастлив видеть вас в этом скромном жилище, мсье Мартелло, – начал он вежливо. – Как вам наш спектакль?

– Интересно, – ответил мальтиец. – Очень интересно…

– Мои соотечественники – созерцатели, – продолжал тот с тонкой улыбкой. – Но из этого не надо делать вывод, что они только такие…

– Я понимаю, что актеры – безусловно не только… – согласился Мартелло.

Лам Фу-Чен кивнул и указал на кресло.

– Садитесь, прошу вас, – сказал он.

Китаец был высокого роста, борцовского телосложения, с наголо бритой головой. Он был одет, как европеец, и, несмотря на зрелый возраст, сохранил безбородое лицо. Дышал он затрудненно, но разительно отличался от людей, которых Мартелло видел в курильне. Казалось, он был поглощен внутренним миросозерцанием, но Мартелло знал, что это не так. Достаточно было сделать чуть резковатый жест, например, потянуться рукой к кобуре под мышкой, как китаец тут же вернется к реальности.

– Чему мы обязаны счастьем вновь видеть вас в Гонконге? – вежливо осведомился Лам Фу-Чен.

Мартелло мог бы возразить, что тот прекрасно это знает, но правила игры такого не позволяли. Китаец никогда не переходит прямо к цели визита.

– Кое-какие дела нужно уладить…

Они вежливо обменялись мнениями по различным темам, ходя вокруг да около и исподволь приближаясь к сути дела. В конце концов Мартелло спросил:

– Возможно, у вас сейчас найдется немного товара, который вы могли бы уступить?..

В глазах Лам Фу-Чена появился слабый отблеск жизни.

– Это невозможно…

Господи, как все надоело: ведь Мартелло пустился в это путешествие с единственной целью, предварительно согласованной с китайскими представителями.

Теперь необходимо соблюсти церемониал торговли, главный элемент сделки. Лам Фу-Чен вскользь обронил, что он действительно владеет тем, что нужно гостю, но цена просто баснословная. А тот, со своей стороны, предложил жалкие гроши.

– Опиум очень хороший, очень чистый, – нахваливал китаец. – С лучших высокогорных долин, не то, что получают в Бирме.

– Не сомневаюсь, но мне хотелось бы морфий, а не опиум.

Ничто, казалось, не давало повода усомниться в корректности его слов, но Лам Фу-Чен изобразил возмущение.

– Вы жалеете о предыдущих поставках?

– Конечно нет, но…

Китаец прервал его жестом левой руки. Другой он покопался в столе и достал оттуда маленький ларчик. Хав-Чан приблизился и взял его, чтобы передать Мартелло.

Тот открыл его с величайшей осторожностью, будто там хранились великолепнейшие драгоценные камни. На дне ларчика лежали несколько белых кристалликов.

Крайняя белизна – признак высокой чистоты. Мартелло кивнул в знак удовлетворения.

– Если весь товар таков…

– Таков, таков, – серьезно подтвердил Лам Фу-Чен. – Люди, производящие опиум для меня, знают гное дело.

– Я в этом никогда не сомневался…

Переговоры, по сути, должны были на этом закончиться. Оба уже знали, на какой окончательной цифре они остановятся. Тем не менее для проформы нужно Ныло продолжить торг и обсудить мельчайшие детали. Ибо иначе китаец не был бы китайцем…

Хав-Чан вновь отошел в сторону и замер, неподвижный и отсутствующий. Торг его никоим образом не трогал. Между тем Мартелло был уверен, что тот способен повторить все до мельчайшей детали.

Лам Фу-Чен все сетовал на трудные времена, жалуясь на эффективность британской полиции и таможни. Послушать его, так можно подумать, что джонки с опиумом не могут больше покинуть Кантон или Жемчужный берег, не нарвавшись на подстерегающие их патрули. Оставалось только уточнить, не исчезли ли окончательно с карты сотни островов, где традиционно укрывались наркотики.

Только к двум часам утра Лам Фу-Чен и Мартелло пришли, наконец, к согласию. Китаец оказался несговорчивым. Повышение цены на восемь процентов, которого он потребовал, прошло.

Впрочем, Мартелло готов был идти до десяти процентов. Так что все закончилось великолепно. Каждая сторона оказалась удовлетворенной.

Хав-Чан достал из буфета бутылку рисовой водки, две маленькие фарфоровые чашечки и поставил все это на стол, чтобы были под рукой.

Мартелло широко распахнул полы пиджака, чтобы китайцы не восприняли неверно его действия. Из внутреннего потайного кармана, застегнутого на молнию и два ряда пуговиц, он достал бумажник и извлек откуда солидную пачку купюр.

– Американские доллары, – сказал он, кладя пачку перед Лам Фу-Ченом.

– Я доверяю вам, пересчет ни к чему, – улыбнулся китаец, небрежно сбрасывая ее в один из ящиков стола.

– Остальное будет перечислено в течение двадцати четырех часов на ваш счет, – уточнил Мартелло.

– В американских долларах, надеюсь?

– Естественно, – подтвердил мальтиец.

Лам Фу-Чен довольно фыркнул.

– Сорок кило морфия вам доставят, как обычно…

Он поднялся, Мартелло следом.

– Я приготовил для вас приятный сюрприз, – объявил хозяин. – Смею надеяться, что он вас не разочарует…

Видя удивление Мартелло, он, улыбаясь, уточнил:

– Хав-Чан проводит вас и останется в вашем распоряжении…

Они обменялись вежливыми фразами, сожалея, что предстоящие дела не позволят им встретиться еще раз, но условились о встрече, если дела Мартелло вновь приведут его в Гонконг, и долго прощались.

Затем мальтиец следом за Хав-Чаном вернулся в коридор, по которому они пришли. Вместо того чтобы подняться по лестнице, китаец повел его в противоположную сторону и откинул занавес, скрывавший дверь. Открыл ее и, слегка склонившись, вошел.

Заинтригованный Мартелло переступил порог и остолбенел.

Комната была роскошно обставлена, в центре красовалась огромная кровать с игривым балдахином.

На кровати ожидали три девушки, виденные им на сцене, обнаженные и улыбающиеся.

– Звонок слева, если что-то понадобится, – Хав-Чан снова поклонился.

Усмехнувшись, Мартелло оглядел маленькие, но твердые груди, задержал взгляд на тщательно выбритых лобках.

– Я не думаю, что мне понадобится что-то еще, – сказал он слегка поплывшим голосом.

Хав-Чан уже закрывал за собой дверь. *

Английский таможенник попросил Джованни Мартелло открыть чемоданы. Гонконг пользовался неизменным статусом открытого порта, речь шла о прости формальности. Проверялось наличие товаров, запрещенных к вывозу, – а их можно пересчитать по мальцам.

Впрочем, Мартелло давал слово чести быть чистым при проверке на границе. На него не падало и малейших подозрений. В его профессии это абсолютно необходимо.

Таможенник приподнял несколько засаленных рубашек, закрыл чемодан и поставил мелом свой каббалистический значок.

– Проходите, сэр…

Тут же носильщик, ждавший сигнала, засуетился и занялся багажом. Кроме двух чемоданов, у него был еще портфель. Таможенник на него не обратил никакого внимания.

Идя впереди китайца, Мартелло покинул зал, где осуществлялся досмотр и проходил полицейский контроль, пересек набережную, загроможденную тюками и ящиками, и направился к трапу норвежского судна «Тор Ярфальсен».

До сих пор все шло как по маслу. Только бедра устало гудели после ночи, проведенной в доме Лам Фу-Чена. Согласно заключенному договору он по всем правилам расплатился, едва вернулся в «Мандарин». Путешествие пока без проблем…

Стюард ждал наверху у трапа. Он проводил Мартелло и носильщика до каюты, которая была заказана.

Расплатившись с носильщиком, мальтиец начал спокойно распаковывать свои вещи, раскладывая их на кушетке. Наконец-то он мог расслабиться и переодеться… Стюард тутже развесил одежду в шкафу.

Мартелло тем временем поднялся на палубу, чтобы посмотреть, как поднимают якоря. Закурив тонкую филиппинскую сигару, он принялся рассматривать залитый солнцем рейд.

Гонконг действительно соответствовал своей репутации, но он не сожалел, что отплывает с острова, покидая весь этот муравейник. Морское путешествие доставляло ему больше удовольствия.

Правда, оставалось уточнить одну деталь…

Через несколько часов, в обеденном зале, Мартелло взял меню, которое стюард положил между тарелкой и бокалом.

Бегло просмотрев, он принялся внимательно его изучать и удовлетворенно вздохнул.

Маленький крестик, поставленный ручкой с зеленой пастой на сгибе, указывал, что наркотики находятся на борту.

Отлично…

Лам Фу-Чен сдержал обещания, и плавание предстояло без происшествий.

Мартелло склонился к соседке, чтобы завязать разговор. Эффектная брюнетка, эдакий тридцатилетний цветок, и, видимо, опытная, знающая толк в посеребренных висках…

– Что за приятное совпадение…

Глава 3

Марсель…

В конце осени ночами уже становится свежо. Облака заволакивают небо так, что даже шквальный ветер не может разогнать их. Хмурая погода соответствует сезону, без видимых улучшений или ухудшений.

Док Жольетт был освещен только прожекторами, нужными для разгрузки нескольких судов. Грязная и неприветливая вода пестрела пятнами мазута.

С помощью двух буксиров «Тор Ярфальсен» уже миновал первые доки, подойдя к своему причалу меж двух судов, стоявших без огней.

Джованни Мартелло в своей каюте не спал. Приближался ответственнейший момент всей операции.

Путешествие проходило без малейшего намека на инциденты, со свойственным долгим морским круизам однообразием. Дородная брюнетка сошла на стоянке в Коломбо, Мартелло видел, что ушла она с сожалением. Пассажирок было немного, а одиноких еще меньше.

Тем не менее он нашел замену на стоянке у мыса Кейп-Код – замужнюю разряженную южноафриканку с вулканическим темпераментом. Самовлюбленность ее мужа была непереносима. Бесконечные партии в бридж, занимавшие все послеполуденное время и большую часть вечеров, позволили Мартелло и любвеобильной супруге спокойно предаваться другим играм, куда менее невинным, но более темпераментным. Вопреки расхожему мнению, мужу в картах везло очень редко.

Два дня назад, во избежание сентиментальных осложнений в конце путешествия, Мартелло дал понять партнерше, что шутки закончены, и та рьяно принялась за одного из судовых офицеров.

За все время плавания Мартелло ни разу не контактировал со стюардом, хранившим наркотики. Это было одним из правил работы. Что бы ни случилось, никто не мог заподозрить между ними ни малейшей связи.

Почти все пассажиры, покидавшие судно в Марселе, были свободны в выборе: оставаться в каюте или тотчас сойти на берег.

Половина первого. Мартелло оделся и бросил взгляд в иллюминатор. По чистой случайности его каюта оказалась с противоположной от пирса стороны. Он улыбнулся – удача оставалась с ним до конца.

Ввиду ночного прибытия, суеты особой не было. Буксиры, сделав свое дело, ушли к другому причалу.

Мартелло ненадолго задержался у иллюминатора. Суда, пришвартованные к противоположному пирсу, не подавали признаков жизни. В той части порта, где находился «Тор Ярфальсен», не было вообще никакого движения. Невозможно представить более выгодной ситуации.

Прошло какое-то время. Затем вдоль корпуса медленно прошел баркас. Едва слышно плеснуло кормовое весло.

Конечно, матросы на палубе были слишком заняты, чтобы обратить внимание на такую скорлупку. Что до пассажиров, то они либо спали, либо готовились сойти на берег.

Едва баркас остановился, два больших продолговатых мешка вывалились из иллюминатора один за другим, были ловко подхвачены на уровне воды и в ту же секунду исчезли под брезентом в глубине баркаса.

Никакого окрика, никакого шума.

Мартелло удовлетворенно смотрел на удалявшуюся лодку, скрывающуюся в тени корпуса соседнего корабля. Отныне морфий был в надежных руках. Широко улыбаясь, он закурил сигарету и выпустил длинный клуб дыма. Табак показался ему вкуснее, чем обычно.

Теперь ему оставалось только сойти на берег, как всякому порядочному пассажиру, каким он и являлся…

Его багаж был готов. С портфелем в руке он покинул каюту и направился к салону.

В обеденном зале стюард болтал с розовощеким таможенником. Портовые службы делали все для удобства пассажиров; чиновники разбрелись по судну, чтобы обслужить тех,кто желал покинуть судно, не дожидаясь утра.

Мартелло высказал желание сойти на берег. Стюард тут же отправился в каюту, чтобы забрать вещи.

Занялись документами. Портовый чиновник пролистал паспорт мальтийца и поставил штамп. Таможенник ограничился беглым взглядом на содержимое портфеля, который мальтиец держал в руке, даже не удостоив вниманием два его чемодана.

Традиционные конверты, предназначенные для прислуги, были розданы накануне вечером. Держа сложенную купюру номиналом кверху, Мартелло попросил стюарда отнести на причал его чемоданы и сам вступил ни трап. *

Труднее всего было поймать такси. Из-за позднего нремени на стоянке не оказалось ни одной машины. К счастью, у дежурного на причале был телефон, и такси удалось вызвать.

Когда Мартелло устроился на заднем сиденье, по его лицу нельзя было сказать, какие противоречивые чувства его сейчас раздирали.

До сих пор все шло как по маслу, но долго ли ему будет так везти?

Пока ждали такси, ему бросились в глаза два болтавшихся поблизости типа, как ему показалось, с явным интересом приглядывавшихся к нему.

Куда вас отвезти?

– Вначале выедем из порта, – бросил Мартелло. – Там видно будет.

Шофер, выругавшись, рванул с места. Сделав вид, что роется карманах в поисках сигарет и зажигалки, Мартелло обернулся, чтобы взглянуть в заднее стекло.

Метрах в пятистах от них следом тронулся черный «DS»…

Мартелло нахмурился. Задумавшись, он вновь сел поудобнее и закурил.

Шпики? Это в порядке вещей, хотя маловероятно. И не только потому, что он не засвечивался во Франции, – было бы логичнее заставить таможенников покопаться в его багаже, чем устраивать ничего не дающую слежку.