Текст книги "Сны в Улье (СИ)"

Автор книги: Мария Потоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Поднимайся. В мой кабинет пойдем, поговорим.

Он суетливо поднимается, будто под ним лед, а он на каблуках, а не в кроссовках. Стоит в нерешительности, то ли идти ему нужно, то ли подождать, пока я вперед пройду, чтобы замельтешить за мной. А я стою и смотрю, чего выберет. Думаю, пойдет вперед, хоть какая-то надежда будет на его состоятельность, как личности. Но нет, он, мышь бесполезная, стоит, мнется на месте.

– Я разве не сказал тебе идти в мой кабинет!?

Он почти подскакивает на месте, зашевелил своими жирными бочками, но я прошел вперед него. Пусть идет за мной. Он мог бы сотворить себе молот и, как бычку, прорубить мне голову им сзади,  вогнать мне нож в спину, накинуть пакет на голову и придушить. Так ведь и стоит себя вести в большинстве случаев, если я прихожу к кому-то. Только вот меня понизили, и бояться за свою жизнь парню нечего. Да не знает он, наверняка, этого. Так что, надеюсь, хоть мысли о моем убийстве у него появились.

Идем мы с ним через гигантскую комнату, смесь школьного спортивного зала и офисного помещения. Пол обит матами, чтобы эти идиоты, не дай бог, не разбили себе нос,  упав со стула, если совсем перенесутся своим сознанием в Небо. Равномерно, на одинаковом расстоянии друг от друга (Эйвар же любит все под линеечку), стоят мягкие офисные стулья, где восседают наши Творцы. Не знаю, на кой черт они такие мягкие, их хоть на кол насади, им будет все равно. Может, только новички еще способны оценить, на чем они сидят на работе. Остальные уже сидят крепко. У стен стойки с кофе и чаем, да редко кто к ним встает. И самый нелюбимый атрибут всех здешних трудяг, это настенные часы, которые мерзко извещают всех, когда обед, а когда рабочий день окончен. Нужны, чтобы не сдохли без  еды и сна. Вне работы даже есть несколько часов, чтобы делами заняться личными-неприличными, да только не нужны им они. У дверей стоит Денис, хороший парень, из моих ребят. Скучает он здесь, но его работа следить за этими идиотами. Он не жалуется, все понимает. Когда мы проходим мимо, Денис козыряет мне. Выражает свое подчинение и исполняет долг вежливости передо мной. Молодец.

Раньше мой кабинет был моим лишь формально. Там я чай пил, да подарки принимал. Основным моим рабочим местом был подвал. Сейчас же большую часть времени просиживаю  в кабинете.  На нем табличка висит «Кнуд Кьельберг». Должность не указана, разъяснений не требуется.

Мы заходим, и этот идиот снова мнется, не знает, нужно ли ему сесть. Тыкаю ему пальцем прямо на стул, даже стучу по мягкой обивке, чтобы уж точно дошло до него. Сам беру себе другой стул, ставлю его спинкой вперед, и сажусь так, чтобы мое лицо было близко к Ефремову, чтобы залезть в его зону комфорта. Не люблю я эти разговоры через стол, не по-человечески это как-то. Будто не родные люди любимого Строя.  А так, сидим мы прямо душа в душу, смотрим друг другу в глаза, как влюбленные,  и сразу можно понять, что он сказать хочет, да не может.

– Гав.

Его слезливые глазки замирают в заплывших веках. А взгляд такой, уступчивый-уступчивый, как у девочки на первом свидании. Я беру со стола его дело и медленно начинаю листать. Жду. Ждать я могу не слишком долго, но все же могу. Наконец, он говорит:

– Простите, но в чем я обвиняюсь?

Начинаю игру.

– А что, раз я привел тебя в свой кабинет, значит, сразу в чем-то обвинить?

– Нет, просто вы...

– Просто я что?

– Не знаю, я просто так подумал, вы могли забрать меня и по какой-то другой причине. Это просто пришло в голову.

– Ага.

Снова жду.

– Учитывая вашу работу, я мог предположить, что я в чем-то обвиняюсь, но я вовсе не думаю, что вы только этим и занимаетесь...

– А  тебя есть в чем обвинить?

– Нет! Мне кажется, я все делал по уставу!

Аж завизжал. Нет, не смотря на его толстую морду, на свинью не похож. Запищал, как раздавленная мышь. Я снова смотрю в папку. Самому даже противно говорить его обвинение. Не я этой мелочью должен заниматься.

– Море должно быть красным. Красным, как кровь врагов Строя, понимаешь? Таким, как, когда топор в шею вгонишь, и за борт тело кинешь, вот таким вот должно быть море! А ты, мышь тупорылая, каким цветом его сделал на своем участке Неба? Рвотного желтого цвета? Это вот объясни мне, какого хрена тебе только такое в голову могло прийти? Может, ты копрофил? А?

– Я дальтоник! Простите, я не знал, я думал, я делал все верно!

Дальтоник, зашибись. Так этот придурок еще не виноват выходит.  Мой день испортить надумал, значит. А вот нет, как говорится, дайте мне всего шесть строк, написанных рукой самого честного человека, и я найду причину его повесить. Я лично придерживаюсь мнения, что честных людей нет, так что мне хватит и трех строк. Да и причину это можно найти постфактум, если человек молчит как сука и ничего не пишет, например.

Вижу, что он  тоже осознал все, поплыл, складки все выпрямлялись, брови расслабились,  позвоночник скрутился.  Думает, победил, скотина. Я ему улыбаюсь еще шире,  мол, какое недоразумение вышло. И смотрю, как уголки его рта вот-вот поползут вверх.

– А что ж ты, падла, никому не сказал о своем дальтонизме?

– Так в моем досье написано! Вы можете сами убедиться!

– Так ты хочешь сказать, что ошибка была кого-то из твоего начальства!? Что, может, это Эйвар ошибся? Что это ошибка системы Строя!?

Тут я взорвался, разорался на него. Схватил его за ворот его вонючего свитера и затряс. Смотрю в его глаза тупейшие, в которых ничего не осталось от жизни, одно лишь Небо, так что меня самого до дрожи злость пробрала. Пустышка. Зияющее ничто в омерзительной оболочке.  Да хоть бы ты из себя сотворил нормально человека, урод, прежде чем на Небо лезть! Так бесит меня, что если бы не стук в дверь, я бы, наверное, размазал его, как жука.

– Я занят!

Голос за дверью что-то промямлил извиняющееся,  Илья видимо. Я знаю, что после моего возвращения ему поручено приглядывать за мной. Как ему повезет, если он притащился в мой кабинет не потому, что услышал крики из коридора. По шее от меня получит, если так. Полжизни будет ходить и оглядываться, не смотрю ли я на него.

Дверь открывается, и в комнату тихо заходит несчастье в виде Ильи. Я опускаю Ефремова, и он сползает на стул. Но руки от него не убираю, пусть знает, я не закончил. Илья поправляет очки, и взгляд свой близорукий сразу в пол кидает, будто он и не видел ничего.

– Кнуд, прости, что отвлекаю, но Эйвар вызывает тебя к себе в кабинет.

 Эйвар не вызывал меня не разу с тех пор, как я выбрался  из плена.  Даже все приказы передавал через других. В основном через Илью, он же его комнатная шавка. Это Эйвар таким образом злость выражал. Глаза бы его меня больше не видели. С глаз долой – из сердца вон. Повезло еще, что в живых меня оставил. Пленных мы берем, но и своих из плена не забираем. По всем законам логики Эйвара, а значит и моей логики, я должен был быть убит. Но вот ведь незадача, я слишком успешно справлялся со своей собачьей работой ищейки и палача в Строю. Но, несмотря на то, как мне несказанно повезло, было и слегка обидно. Не то чтобы хныкать и жаловаться собирался, и даже не стал бы рассказывать об этом за рюмкой. Но какое-то мутное грузное ощущение заползало в мой мозг, когда я слышал его имя. Вроде и всю жизнь ему посвятил, вроде верно служил, а он и видеть меня не желает. Поэтому, когда узнал, что Эйвар зовет к себе, я практически хвостиком завилял и запрыгал с высунутым языком.

 – Вон пошел!

Я заорал, и Илья тоже дернулся в попытке уйти за дверь. Когда он осознал, что это я не ему, снова стал смешно поправлять свои дебильные очки и нос чесать. Интеллигент зашуганный.

Ефремов же не такой дурак оказался, как я думал про него изначально. Сразу понял, что это я ему, и метнулся к двери.

– Могу ли я вернуться к своей работе? – спросил он уже у порога. Не мог не спросить, наркоман небесный.

– Удачного рабочего дня! – рычу я.

Скрылся. Мы с Ильей выходим из кабинета, и я вижу, смотрит на меня неодобрительно. Прямо хочется ему сказать, что нельзя так себя вести с другими людьми, даже если они в чем-то виноваты, что это не по-человечески. Хочет, да не может. Он шугается даже от скрипа двери, от меня так и подавно. Вообще Илья мой друг. Только он об этом не знает. Это информация не подлежит к огласке, поэтому пускай думает, что я его ненавижу. Пускай боится меня, это убережет его от неверных поступков. Ирония еще заключается в том, что Илья даже выше меня по должности теперь. Хотя точно его должность я сформулировать не могу. Вроде он и с людскими физиками, химиками и прочими очкариками контакт ведет до сих пор, и в ядерном проекте он задействован, на котором успел прославиться в свое время, и связывает для Эйвара работу других отделов, и бумажки его туда-сюда перекладывает. Но все равно он чмо бесхребетное, и все это знают.

Мой кабинет  находился довольно далеко от кабинета Эйвара. Причина  не в его злости на меня, мой кабинет остался тем же, что и до плена.  Тогда все у нас с Эйваром было хорошо. Только вот крики из моего кабинета ему не хотелось слушать. Это раз. А два – комната злой собаки и благоразумного нашего великого правителя Эйвара должны находиться далеко друг от друга. А то вдруг какому-нибудь нерадивому Творцу покажется, будто бы мы с Эйваром в чем-то замешаны вместе, будто бы дело у нас общее.  Длинными коридорами и короткими лестницами мы почти уже дошли с Ильей до его кабинета, как Илья останавливается.

– Давай остановимся на минутку и покурим.

– А чего ты, к Эйвару не торопишься? Хочешь заставить его ждать?

Только сейчас замечаю: нервничает. Обычно проблем у меня с этим нет, все подмечаю.  Но по моему невротичному другу хрен поймешь, когда его нервы играют больше обычного. Сигаретку достает, был бы не со мной, руки бы тряслись. Да и прикуривает не с первого раза.

– Нет, не хочу, он и так не в настроении, думаю. Мне так показалось.

– Может, война намечается, а? Раз меня-то позвал после того, как я предал его?

Я тоже прикуриваю, чего зря стоять.

– Ты не предавал Эйвара, Кнуд, просто он теперь тебе доверяет куда меньше.

Щелчок. Пропадаю.

В моей груди что-то копошится,  прямо между ребрами, взрезая мышцы, сосуды, нервы и прочую шелуху. Легкие тоже вскрыты, воздух поступает в них с двух сторон. Задыхаюсь, нечем дышать, не могу вздохнуть, захлебываюсь кровью. Но не подыхаю.

– Ты так и не предал Эйвара, Кнуд. Это забавно, ведь доверие к тебе все равно потеряно навсегда.

Это говорит Юдит. Голос, как у Снежной Королевы. Она сотворяет что-то мне, из-за чего я все еще в сознании. И сотворяет мне кровь, поэтому я не подыхаю от кровотечения.  А может, еще что-то сотворяет, чтоб не подохнуть от болевого шока. Или это просто я такой упрямый. Хрен тебе, боль терпеть я смогу. Все мы в Строю терпим, так что выкуси.

Мне хочется заорать на нее, какая же она дрянь, но сказать ничего не выходит. Только хлюпающие гортанные звуки, будто вода в сапоге. Тогда посмотрим, на что ты еще способна, злая царевна.

Юдит вытаскивает свою ручку из меня, медленно, так чтобы я прочувствовал каждый миллиметр ее движений.  Умелица. Хотя и не думаю, что она пытала людей раньше, скорее это был анатомический интерес. Она поднимает руку, всю в моей крови, и вижу, какие пальцы у нее занятные. Кости прорастают сквозь кожу, образуя еще одну лишнюю фалангу. Заточены на концах так, чтобы резать и рвать.  Она прикасается к нетронутой части моей груди рукой, и рана немного затягивается. Чувствую, ее кожа мягкая, будто ее руки никогда не притрагивались к работе. Даже сквозь боль, которая должна быть вроде как эпицентром всех моих мыслей, я ощущаю, какие нежные у нее руки.

– Кнуд, ты же понимаешь, что я делаю это не из-за того, что ты посмел убить нескольких моих людей из Сладострастия? Уверена, ты лишь исполнял приказ Эйвара. Я делаю это потому, что хочу, чтобы ты мне рассказал, как попасть на Небо, и что Эйвар узнал по поводу богов Падальщиков? Расскажи мне, и все прекратится. Иначе же нам придется провести с тобой еще не один подобный вечер. Предай Эйвара, ты ему больше ни к чему. Ты сам прекрасно осознаешь, что его паранойя не позволит вернуть тебя после того, что ты был у меня. Даже учитывая, что мы с ним не враги. Расскажи, и я предоставлю тебе убежище.

Самые большие суки – люди, говорящие правду. Она была права. Только вот  самоуверенная дрянь думает, что я могу предать Эйвара, которому я служу почти четыре века.

– Да я просто счастлив буду провести с тобой еще несколько интимных вечеров! – хриплю я и улыбаюсь. Совершенно зря, губы уже занемели от засыхающей крови.

Мне становится чуть лучше. Думаю, плюну ей кровью прямо в лицо. Когда я был на месте палача,  меня это всегда бесило. Я поднимаю глаза. Сука с красивым лицом. Не могу.

– Кнуд, с тобой все в порядке? Кнуд?

Илья орет мне на ухо. Не сразу понимаю, какого черта здесь происходит. Рефлекторно хотел ему сразу вмазать, но он неожиданно успевает отскочить от меня. Будто готов был. Вижу, моя сигарета в руках догорела до фильтра, и я вспоминаю, что это я дошел до лампочки. Я несколько раз ударяю кулаком о стену, и чувствую, что в который раз выбил пару костей. Вроде, как и дошло все, а выпустить себя нужно было, иначе, как к Эйвару идти. Илья смотрит на меня, как на помешанного. Ему-то штабной крысе меня не понять.

– Что?! Что смотришь на меня, хочешь оказаться на месте стены?

– Нет. Конечно, нет. Пожалуйста, давай пойдем уже в кабинет Эйвара.

Значит, к Эйвару он боялся идти. Но стоило мне психануть, так уж лучше спрятаться за него. Логично.

Я заканчиваю со стеной, не так уж она и плоха на самом деле. Рука ноет, пускай, это будет моей палкой в реальный мир, чтобы вновь не провалиться в воспоминания. Со мной такое часто бывает в последнее время. Все из-за Юдит. Это из-за нее я с катушек слетел. Из-за еще одной главы гуманной организации с многообещающим названием Сладострастие. А никто и не знает, что я сейчас свихнулся. Все думают, я это сделал давно. Так что никто ни о чем не догадается. Разве что Эйвар. Он-то все знает.

Илья открывает кабинет карточкой – вот она высшая форма доверия. Это даже мощнее, чем ключи от квартиры. Илья сразу убирает карточку в карман пиджака, видимо, сумев понять мои мысли. Стыдно ему стало. Думает, я ему завидую. Дурак, он, конечно. Эту карточку нужно показывать всем, как доказательство своей элитарности.

Двери расползаются, и я весь выпрямился, заглядываю в дверной проем, лишь бы побыстрее увидеть своего мудрейшего правителя, честнейшего человека, сильнейшего Творца, справедливейшего Бога.

Но кабинет оказывается пустым. Когда двери открылись полностью, я еще раз с нетерпением все осматриваю, но не заметить кого-то в его кабинете сразу было бы невозможным, в нем кроме стола, шкафа и двух кресел ничего нет. А счастье было так возможно, так близко.

– Я думаю, он куда-то вышел, – растерянно говорит Илья.

– Что, правда?!

– Подождем его здесь.

Я подхожу к столу и сажусь в кресло для собеседника Эйвара. В каменном черном полу видно мое мутно отражение, похожее на моего злого брата-близнеца из параллельного порочного мира. Мой брат-близнец стучит ногой о наш общий пол, как студент перед экзаменом, который он точно провалит. Как неуравновешенный осужденный в очереди на виселицу. Как фанатик в ожидании своего запаздывающего кумира. Илья  стоит рядом, уткнувшись в папки с бумагами, свой неотъемлемый атрибут.

– Садись на его место.

Илья делает круглые глаза, будто я сказал какую-то неслыханную ересь. А ведь это всего лишь долбаный стул.

– Его же еще нет, садись пока.

Кажется, вот это уже злокачественное сумасшествие у меня, в глазах Ильи. Смешно, и свой смех я не сдерживаю.

– Я не хочу сидеть, я постою.

– Нет, нет, нет, нет. Нет! Перебор. Садись!

Илья прикладывает руку к лицу, мол, что за бред, но садится. В кожаном кресле он тонет, чувствует себя неуютно.

– Сидеть, хорошо. А теперь, как коллега коллеге, покажи-ка мне,  что там в двоих бумажках на меня. Наверняка, ведь с собой прихватил на всякий случай, когда за мной послали.

Прежде чем Илья успевает ответить, я перегибаюсь через стол и выхватываю у него папки. Он пытается их удержать, но вместо этого лишь смешит меня.

– Кнуд! Отдай! Эти документы не подлежат огласке!

Илья вздергивает руку, напрягает пальцы, и я понимаю, он чуть было не сотворил в ней нож или пистолет. Первое, что приходит на ум мне, а значит, и ему, скорее всего. Еще огонь, но он родился в двадцатом веке, когда это уже перестало быть актуальным. Но он ничего не сотворяет. Не знаю, просто ли не решился, меня испугался или подумал, что не стоит устраивать кровавую баню в кабинете Эйвара.

Я отталкиваюсь ногой от ножки стола и отъезжаю от него на стуле на метр. Не стоит недооценивать оппонента, это всегда плохо заканчивается во всех геройских историях. А я чудище если не мудрое, то опытное, расчетливое и живучее.

Я нахожу свое дело. Листаю страницы, дойдя до пункта «преступления» останавливаюсь. Убийство двоих членов независимой организации Сладострастие.  Какие поразительные члены видно были, я убивал всю жизнь, а в моих преступлениях только убийство этих двоих. Да кому к черту были нужные все другие жизни, погребенные моими руками? А вот эти кому-то оказались нужными. Забавно, выдрессированного убийцу обвинять в убийстве. Словно пекаря обвинить в выпекании хлеба. Или собаку обвинить в лае на команду «голос!».  Написано здесь неверно, мое преступление было не в этом. Мое преступление было попасться. До Эйвара дошли слухи, что четверо членов Сладострастия собирают мятеж против Строя. А это значит, что они могут подтолкнуть на это и других. По правде говоря, мятежниками были трое из них, четвертый лишь предоставлял для них помещение своего клуба. Но и он был опасен, значит. Лучше убрать человека, если сомневаешься в его невиновности. Загвоздка вся заключалась в том, что у Эйвара с Юдит как бы мир. Он не имел никакого права убивать ее Творцов. Но у него оставалось право свободы выбора – сделать это тайно. А я – тайник всех грязных дел Строя. Только в этот раз я облажался.  Юдит остановила меня, и я, включив все свое обаяние и актерство, разыграл это так, будто это моя личная прихоть. Не поверила. Но политика дело лживое, сказала Эйвару, что он здесь не при чем, и она имеет право разделаться со мной, как она хочет. Дело твое, конечно, решил Эйвар. И, разумеется, я принял его решение. И я понимал, что он злится на меня. И что несколько лет в подвале Юдит нисколько не искупают мою вину, а лишь дополняют. Коготок увяз – всей птичке пропасть.

Я протягиваю папки обратно Илье. Дальше читать не хочу, это действительно информация не для меня. Правила нарушать нельзя, а я уже перешагнул черту. Илья устал от меня, и он оскорблён.

Дверь начинает открываться, и я вскакиваю со стула даже раньше, чем Илья. Я весь выпрямлен и напряжен, homo erectus, прямая ладонь к голове. Эйвар заходит и меньше, чем за секунду, сканирует нас своими внимательными голубыми глазами. Прошли мы проверку или не прошли, по его лицу все равно не понять. Хотя я за годы службы научился разбирать любое самое незначительное колебание его мимики. Сейчас ничего не поменялось. Но вижу, общий фон – злость. И страх. Эйвар из всех, кого я встречал за свою долгую жизнь – сильнейший Творец,  но слово «страх» ему знакомо прекрасно. Он поступил, как мудрейший человек, и изучил его досконально.

Величие Эйвара идет за ним тенью, поэтому за ним я даже не сразу замечаю, что он зашел вместе с Виктором – уродом, занимающим мою старую должность. Он очень тщательно старается запугивать Строй, чтобы доказать Эйвару, что и его новая злая собака способна уследить за овцами. Этот дебил даже сотворил себе кинжал, вылезающий из его запястья для устрашения. Меня боялись и с зубочисткой в руках.

Эйвар подходит к своему месту, и Илья виновато отодвигается.

– Адель получила мою кровь, – я вижу, он обращается ко мне, так как я единственный, кто действительно знает ее. Илья что-то крутил с ней, но он точно не мог утверждать о ней что-либо, – Тем самым, она объявила войну Строю. Конечно, война шла все эти годы, но отныне мы переходим к активным действиям. Кнуд, собери столько Творцов, сколько сможешь. Виктор и Илья помогут тебе. Можете требовать любые ресурсы, которые вам понадобятся для осуществления поставленной задачи. Вы должны найти и убить Дациана, Адель и всех, кто с ними связан. В папках на столе есть подробно изложенные материалы по этому поводу.

Манна небесная, пролитая в чистом поле во время грозы. С одной стороны это был шанс на реабилитацию. Эйвар и припас меня на этот случай. Лучше меня никто не справится с тем, что касается вынюхивания и убийства. Это был мой шанс еще раз доказать, что коэффициент моей полезности высок. С другой стороны – это было самоубийство. Дациан – глава Анойи, такой же древний и почти такой же сильный, как Эйвар.  По крайней мере, самый сильный из Падальщиков. К тому же выдумщик и подонок. Последний раз, когда Эйвар встречался с ним в бою, они дрались семь часов. Плюс его сука Адель. Строила она из себя порядочную дуру, да только, к сожалению, ею не была. Великая симулянтка. Хитрая, как еврюга, и злая, как шлюха. Что касается остальной Анойи, ее можно взять количеством. Но, в общем-то, любого можно убить, если достаточно подкосить до этого. Подрубить корешки, сосущие из земли органику, и закрыть солнце, запретив фотосинтез. Тем более, если Эйвар говорил о любых ресурсах и всех своих людях, он не преувеличивал. Значит, так надо. И значит, он гоним страхом. Надеюсь, это только я один такой умный, а остальные этого не понимают.

Эти двое, что со мной, точно ничего не догнали. Илья сглотнул, горлышко от страха наверняка сжимало. Он привык останавливать войны, а не начинать. Но ничего, мы его научим. Будет еще у меня полководцем. А если нет, то пусть бумажки носит и что-нибудь научное щебечет, тоже полезно. Бесполезных у нас нет. Виктор же разозлился. Раньше он и подумать не мог, что будет начальником Особого Отдела. Моя должность, казалось, срослась вместе со мной. Но теперь, почувствовав вкус власти, он не хотел с ней прощаться. А сам-то был из моих ребят. Это я его слепил, вставил ему мозг в черепную коробку, нарастил зубы, одел панцирь. Только лепил не как замену себе, а как солдата с головой на плечах. Сам-то он этого не понимает. Ненавидит меня. Думает, я жизнь ему сломал. Ха-ха. А так и есть, наверное. Хочется посмотреть ему в глаза, отбирая погоны, и навалять ему хорошенько, чтобы больше не звездился. Да только не время и не место для злорадства. Каждый из нас должен принять свою роль, как само собой разумеющееся.

– То есть, Кнуд снова возвращается на свою должность?

А, нет, все-таки головы у него на плечах нет. Только самомнение. Эйвар смотрит на него долго и пронзительно. Теперь Виктор ему не нравится, если нравился вообще.

– Он возглавит  это задание.

Мы с Эйваром не изменились в лице, но прекрасно все поняли. Тем не менее, Виктор принял свое поражение достойно. Не стал плакать и кричать, что это несправедливо. Кивнул головой. А вот Илье происходящее нравилось все меньше. Вижу, так и тянутся его тонкие пальцы к своим бумажкам, хочется закутаться в них, и не видеть назревшую войну. Не видеть меня в качестве вышестоящего. С Виктором-то я удержался, а вот с ним не могу. Поворачиваюсь к Илье и улыбаюсь ему, как можно более обаятельно. Встречаю его взгляд, напряженный, серьезный. Как же тяжело, наверное, живется людям, не воспринимающим войну, как долгожданный праздник. Языческий, с прыжками через огонь и воспеванием кровожадных  богов.

– Виктор и Илья, свободны. Ознакомьтесь с материалами и начните поиск Творцов для задания. Кнуд, останься.

А вот это я уже не понял. Я страстно надеялся, что разговор пойдет о будущем, а не о прошлом. Кто прошлое помянет, тому глаз вон. В данном случае, это будет мой глаз, вне зависимости от того, я ли начну эту тему или нет. А без глаза я бесполезен. Как же я смогу уследить за всеми, как увижу, кого пора отправить на эшафот, а кого просто встряхнуть. Враг останется незамеченным.

Илья и Виктор ушли. Эйвар сел за стол и указал мне на кресло напротив. Все так, будто в старые времена. Либо я и правда, реабилитирован, либо это жестокая насмешка.  Мало, кто знает, но Эйвар и так умеет.

– Падальщики должны быть уничтожены.  Но среди них будет девушка по имени Лидия Белинская. Она должна быть доставлена ко мне нетронутой. Остальные должны быть убиты.

А вот после этих слов мне захотелось закричать, выражая тем самым свое удивление.  Я мог бы понять, окажись, она его старой знакомой. Нет, на самом деле, нет ни одной старой знакомой, которую бы он не смог убить. Может быть, только Юдит, и то, пока ее смерть не является жесткой необходимостью. Но ни о  какой Лидии Белинской я в жизни не слышал. Может, красивая больно женщина? Балерина, например.  Это бы я бы еще понял, хотя и не без удивления. Или, может, талантливая и полезная? Но к черту, ото всех умников лучше избавляться.

Эйвар достал из стола фотографию и протянул ее мне. На фотографии была Лаура – единственная женщина, которую Эйвар когда-то любил. Я готов был поклясться, что это она, если бы моя клятва могла бы хоть чего-то стоить. Только выглядела Лаура моложе и была одета как траурная циркачка, а не в монашескую рясу. Конечно, в этом не было бы ничего удивительного, она могла сотворить себе более свеженькое личико, а одеваться, как шлюшка, хочет любая женщина. Но  только вот проблема в том, что она мертва. Окончательно и много-много лет назад. Дациан лично ее убил.

– Это что, она?

– Узнаем, когда ты доставишь ее мне. В ее существовании в любом случае замешана разрушительная магия. Она может представлять опасность или интерес. Я должен выяснить. Адель сделала ее Падальщиком. Она хотела, чтобы я увидел ее.

Все складывалось. Дациан с Адель откуда-то достали ее и решили поиздеваться над Эйваром, развязав войну девчонкой, как брошенной перчаткой. Не знаю, понимал Эйвар это или нет, но он не мог потерпеть такое оскорбление. И я сделаю все, чтобы перегрызть им горло теперь. И раньше бы, конечно, лез вон из кожи, но сейчас, когда игра стала еще занятнее, я сделаю это с большим энтузиазмом. Только вот интересно, Дациан заработал себе идиотизм, решив кинуться в Эйвара этой перчаткой, или он просто хочет развлечься.

– Юдит и Сладострастие не подключай. Мои источники доложили, что они переезжают из Варшавы в Москву. Я еще не знаю зачем, так что займись этим параллельно.

На самом деле знал я. Поэтому поспешил уйти.  Я всегда думал, что Эйвар может читать мысли. Я не понимал механику, как можно было бы сотворить себе такое умение, но мне казалось, что Эйвар обязательно придумал бы как. Он-то способен на все. И я никогда не боялся этого раньше, я был открыт и чист перед ним, будто ребенок. Ни одной неверной мысли против Эйвара или Строя. Все мои опасные мысли были в рамках моей роли. А теперь я знал, что Юдит собирается разрушить Небо и всю нашу структуру.  И не говорил я этого не потому, что поддерживал ее в благих начинаниях, а потому, что хотел оттянуть день ее смерти. Узнай об этом Эйвар, он бы убил ее. Может, скрипя сердцем, но исход бы был летальным. Конечно, в случае подобного распоряжения от Эйвара, я бы сам ее убил, если бы хватило сил. Но, о, как я не хотел этого приказа. Юдит была избалованной королевной, холодной недотрогой, начитанной сукой, некогда названной сестрой Эйвара. К тому красивейшей женщиной, с этими ее длинными ногами и чернильными волосами. Когда-то ее интересовали только буквы, колбы и магия.  Весь жизненный опыт она набирала из книг, хотела все знать. В то время, как Эйвар придумывал структуру устройства Творцов, крутил европейскими королями и русскими царями, воевал на ближних и дальних землях, она сидела за своими книгами, воспринимая происходящее вокруг, как не слишком занятный эксперимент. Даже когда они с Эйваром разделились на две организации, она не отрывала  взгляд от книг, пуская деятельность Сладострастия на самотек, что, в общем-то, оправдано, ввиду названия.  Но в последние годы что-то заставило ее оглядеться. То, что делал Эйвар, ей не понравилось. И, о, как она оказалась прекрасна в своем гневе.

Если Эйвар узнает, он убьет и меня, это будет правильно. У нас правильная политика, из плена не возвращаем. Но пока он не в курсе, я еще поработаю на благо нашего великого Строя. А может, Юдит погибнет слишком быстро, и моя шкурка останется невредимой – драной и грязной, как и раньше, зато толстой.

В кабинете я долго ору на Илью. Даже не помню причину, она не важна. Агрессия, страх – трудоспособные сотрудники, выполняющие все в срок. Хотя Илья у нас и так прилежный, иначе Эйвар бы его не выбрал. Тем более, Илья болен с рождения хронической болезнью, передающейся по наследству от интеллигентных родителей – совестью, которая не позволяет ему работать плохо. Эйвар вылечил его хромоту, но в данном случае, горбатого исправит  только могила.

На Виктора не ору. Этот придурок болен гордостью, которая сейчас и так перешла в фазу обострения. Продолжу я давить и дальше на эту его болевую точку, придется сделать выбор в пользу эвтаназии. Сейчас мне нужны люди, так что прижму его потом, если выживем. Да, потом вытрясу из него все дерьмо и выкину на мороз. Может, подберем потом. Если выживет.

Мой дражайший друг Илья собрал для меня информацию по тому, кого мы можем задействовать. Ситуация оказалась плачевная, не так много было Творцов, способных воевать.  Я так расстроился, что обвинил в этом Илью. Я решил, что если Творцов не будет хватать, возьму и часть тех, кто сотворяет Небо. Конечно, торчащих на нем уже десятки лет трогать не буду, но новичков еще можно затронуть.

– Завтра, если Эйвар одобрит, пойдем, навестим одного парня из Сладострастия. Он довольно безобидный, но якшается со всякой дрянью и сам выглядит, как дрянь. Тебе, Илья не понравится,  если ты вдруг не любитель гомункулов, чье лицо пропустили через мясорубку. Андрей Кащенко его имя. Посмотрим, послушаем, может чего и знает. А если не знает, то пускай подумает, чтобы не оставить нас с тобой, Илья, неудовлетворёнными. Виктор, ты  проверишь со своими людьми несколько точек, где может скрываться Анойя.

– А можно мне отправиться вместе с Виктором? – слова у Ильи на губах дрожат. Материт меня мысленно наверняка. Смешной он все-таки.

Следующие ночи будут бессонными, и надеюсь, это окажется потому, что мы будем нагибать Анойю. Нужно бы выспаться, но по пути домой я беру бутылку водки. Не могу быстро засыпать трезвым. Вот повезло-то быть Творцом. Умер бы я еще в семнадцатом веке, не открой Эйвар во мне магию, так еще бы и от цирроза печени подох, желтый и надутый, как воздушный шар, залитый кровью и желчью.