Текст книги "Сны в Улье (СИ)"
Автор книги: Мария Потоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Илья обернулся и посмотрел на него то ли удивленно, то ли недовольно.
– Не отвлекайся от дороги.
– Как скажешь, Эйвар, ищу дом.
Мы подъехали к двадцатипятиэтажке из красного кирпича. На этот раз машину пришлось припарковать. Мы поднялись на двадцать пятый этаж, но лестница на крышу оказалось закрытой. Илья подошел к замку, рассмотрел его, а потом в руке у него появился ключ. На сотворение ключа у него ушло меньше времени, чем на попытки вставить и прокрутить его в замке.
– Жди нас внизу.
Илья ушел, но я успела заметить, что взгляд у него перед уходом был разочарованный. Мы с Эйваром поднялись на крышу. Я как-то лазила с друзьями на крышу, но никогда – на такую высокую. Мне не терпелось получить свою магию, но я не удержалась и подбежала к краю посмотреть вниз. Отсюда можно было рассмотреть весь мой район. Все эти плиточные дома, редкие деревья и бегущие машинки. Я забралась на парапет, чтобы быть еще выше. Я стану Творцом, кем бы они ни являлись, а эти маленькие человечки внизу, которых даже почти нельзя рассмотреть, так и останутся проживать свои скучные жизни.
– Осторожно, – голос Эйвара в этот момент мне показался даже чуточку напуганным. Я обернулась к нему. Его лицо по-прежнему ничего не выражало. Может, стало чуть более напряженным. Я смотрела ему прямо в глаза, и увидела в них небо, а вовсе не лед, как раньше. Я стала спускаться, и Эйвар придержал меня за плечо.
– Ты чего?
Он отвернулся от меня. Мне показалось, будто я сделала что-то очень нехорошее, и мне даже стало как-то неловко перед ним. Обычно я не переживаю за предоставление кому-то неудобств, но сейчас мне даже самой неприятно было. И дело было не в том, что я боялась, что он не откроет во мне магию
– Ты мне напоминаешь одну мою знакомую.
– Какую?
Он не ответил. Эйвар подошел ко мне очень близко, так что мне пришлось задрать голову вверх, чтобы смотреть на него. Я ему и до плеча не доставала.
– Тебе может быть немного больно, прости.
– Прямо как в первый раз?
Я не знала, каким бывает первый раз, но хотелось как-то разрядить обстановку. Эйвар не оценил. Он взял меня за руку. И тут я все вспомнила. У меня уже была магия. Но я не была Творцом. Я была Падальщиком, воплощением разрушающих сил. И память моя была стерта с одной целью: подобраться к Эйвару, нашему заклятому врагу, и заполучить его кровь.
Эйвар резко поднял на меня взгляд, еще до того, как я начала делать то, что должна была. Кожа на части его руки, которая соприкасалась со мной, в мгновение расплавилась, и кровь из нее хлынула на меня. Я никуда не собирала ее, капель крови, что попали на мою руку и одежду, хватило бы. Я почувствовала, как кто-то тянет меня назад, и я проваливаюсь в пустоту. Все произошло настолько быстро, что Эйвар не успел ничего сделать. Но прежде чем исчезнуть из этого пространства, я заметила, с какой болью он посмотрел на меня.
Чьи-то острые ногти впивались мне в грудь, таща меня назад. Когда я, наконец, почувствовала под ногами твердую землю, я едва смогла устоять, но меня поддержали. Перед глазами все кружилось, картинка окружающей меня комнаты накладывалась на образ глаз Эйвара, которые я все не могла выкинуть из головы. На своей щеке я почувствовала прикосновение длинных ногтей, но на этот раз очень нежное.
– Кто у меня здесь самая талантливая волшебная шпионка? Ты справилась, куколка. Я успела увидеть его, перед тем как забрать тебя, это потрясающе! Я и правда думала, ничто не способно заставить Эйвара измениться в лице. Теперь мы с тобой уничтожим его к чертям. Но для начала отпразднуем!
Чарующий голос моей наставницы был то ли очень восторженным, то ли пьяным. Пока она говорила, она стирала кровь с моих пальцев и стала растягивать мне молнию на платье. А я все, как отмороженная, не могла прийти в себя. Она сняла с меня платье и отрезала от него кусок промокшей в крови юбки.
– О, ну что ты? Не вижу искры в твоих глазах. С тобой все в порядке?
Капля крови Эйвара осталась на коже моих бедер. Она провела пальцем, стирая и ее.
– Я и правда была очень крута! Искупаем ублюдка в собственной крови!
Наконец, я смогла заговорить. Ко мне возвращался энтузиазм. Было только слегка жалко платье. А может, это была сублимация, и мне было жалко Эйвара. Но наставница была права, сейчас нужно было праздновать, а не думать.
Она взяла палец в рот и облизала кровь.
***
Мои друзья – сброд и мусор. С такими не общаются. Так говорит Надя про них, и, наверное, родители остальных моих друзей про нашу компанию. Но они ошибаются. Большинство из них умнее других людей своего возраста, они, по крайней мере, читают книжки. У взрослых, наверное, складывается впечатление, будто они вообще читать не умеют. А еще мои друзья не боятся выражать свое мнение, что редко встретишь за пределами интернета. Вообще, конечно, только делают вид. Взять хотя бы Артема. Он носит на голове ирокез, ходит с рюкзаком с анархией и сочиняет стишки с грубой социальной иронией. Только никому кроме нас их не показывает.
– Эй, Артем, когда ты был последний раз на митинге?
– А когда ты последний раз призывала демонов?
Нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга, музыка играла на всю квартиру.
– Только что. Не наступи на отрезанную голову козы и пентаграмму из ее крови, когда будешь заходить в свою комнату.
Я показала ему средний палец. Так мы с Артемом и шутили постоянно, что он панк, а я гот. Только вот панком он никаким не был, а я готом даже не пыталась. Мне просто нравилось так выглядеть.
Артем подсел ко мне на диван и подлил виски и колу в мой стакан.
– Родители решили дать мне возможность напиться на свое совершеннолетие, поэтому вернутся только днем. Останешься на ночь? Коля с Настей остаются, может быть, кто-нибудь еще.
– Только если бы мы остались вдвоем.
Я говорю это вычурно пошлым голосом, чтобы Артем понял, что это шутка. Почему-то пошлые намеки всегда ставят всех в тупик. Вот и обычно говорливый Артем не нашелся, что ответить. Я достала у него из-за уха сигарету и встала с дивана.
– Приходи играть в мафию, как покуришь.
По пути я взяла пачку мармеладных мишек со стола, которые непонятно почему попали в список того, чем можно закусывать. На самом деле на балкон я шла с целью не покурить, а придумать для Нади причину остаться здесь на ночь. Если сказать, что все остаются, не разрешит, она ведь и так недовольна была, что я иду к парню домой. Можно сказать, что мне плохо стало, и я не могу никуда выйти. Или что Настя подавилась косточкой от оливки, и я еду ее сопровождать в больницу. Мне кажется, Бог бы оценил такой хороший поступок, так что и Надя должна. Все равно не прокатит. Легче просто не прийти домой. Взрослым нравится придумывать ограничения, чтобы мы учились врать с раннего возраста.
На балконе Лена целовалась с каким-то парнем с тяжелой цепью на штанах. Я надеялась, не знала его имени только я. Они меня не смущали, так что, слегка задев ногой этого безымянного парня, я просочилась к окну. Они оторвались друг от друга, и лицо у парня оказалось даже ничего, а Лена посмотрела на меня, недовольно сжав губы.
– Дура, – сказала она, и ушла с балкона, забрав парня с собой.
Территория завоевана, осталось объявить себя королевой балкона. Я сделала победный глоток из стакана, подожгла сигарету и отправила несколько разноцветных мишек в рот. Достав телефон, вместо того, чтобы позвонить Наде, я сфотографировала эту композицию: балкон, стакан с виски и мармелад. Это я называю романтикой.
На соседнем балконе зажегся свет. Через матовое стекло, разделяющее балкон Артема с соседским, было видно плохо, но я различила, что туда вышла женщина с такой фигурой, что когда она повернулась в профиль и облокотилась на край балкона, ее можно было сфотографировать для календаря. Наверное, так казалось из-за искаженного восприятия через стекло. Женщина тоже закурила. Странно, насколько я знала, по соседству у Артема жил одинокий дед, единственной целью в жизни которого, было придираться к каждому встречному. Наверное, это его дочь. Может, она чувствовала себя со своим сварливым отцом также, как я с Надей. Несмотря на то, что все это были лишь домыслы, я почувствовала в ней родственную душу.
Только я подумала об этом, как она обернулась в мою сторону и подошла к разделяющему нас стеклу. Я уже могла различить, что волосы у нее светлые и уложены жесткими волнами. Интересно, если я с утра трачу двадцать минут на выпрямление своих волос, сколько тратит она на такую прическу? Женщина приложила ладонь к стеклу, и я уже хотела удивиться такому странному жесту, как произошло кое-что еще более странное: стекло рассыпалось на множество мелких осколков. Я вскрикнула, но никто меня не услышал.
Женщина оказалась молодая, смазливая и одетая в малиновое вечернее платье с открытыми плечами. В районе декольте у нее была приколота золотая брошь с янтарем в виде пчелы. Она выдохнула сладковато пахнущий сигаретный дым и улыбнулась.
– Ты не порезалась? Прости за это, я искала тебя и перепутала квартиры. Не надо пугаться, я не буду нагонять таинственности и сейчас все тебе объясню. Меня зовут Адель. Я пришла забрать тебя из твоего житейского заключения в мир, наполненный адреналиновым весельем и волшебством. И я говорю не о наркотиках.
У нее был образ стервы, но говорила она сладко и смотрела на меня доброжелательно. Причем действительно так, а не как притворные злодейки из фильмов. Моя первая мысль после мысли о том, что здесь вообще происходит, была о том, а не моя ли это настоящая мама. Каждый раз, когда со мной заговаривали без очевидной причины, я думала об этом. Но эта женщина была слишком молода для моей мамы.
– Мне кажется, либо ты, либо я сейчас под дурью.
– Ах, если бы. Так разговаривать довольно неудобно. Давай кто-то из нас перелезет к другой. В этой квартире пахнет старостью, а я ненавижу все, что с ней связано, так что поговорим в квартире твоего друга.
Адель встала одной ногой на что-то с другой стороны балкона, а вторую поставила на подоконник. Она оказалась в туфлях на высоком каблуке и толстой платформе, о которых все мечтают, но никто не покупает. В таких не лазают по балконам, к тому же не застекленным.
– Ты в курсе, что упасть с шестого этажа будет прямо больно?
На самом деле мне было куда страшнее за нее, чем я показала. Наверное, сама бы я сделала это с легкостью и почти без страха, но смотреть на человека, который в случае одного неверного шага разобьется на смерть, было страшно. Неожиданно для меня Адель спустилась удачно.
– Я могла бы разрушить перегородку между балконами полностью, но я и так доставила этим людям проблем в виде разбитого стекла. Тем более я прожила не одну сотню, меня пытались убить много-много раз, так что это было бы слишком иронично, если бы мне случилось умереть, упав с балкона.
– Ты точно под чем-то.
Адель будто машинально взяла с подоконника мой стакан и сделала большой глоток. Только недовольно скривившись от вкуса, она посмотрела на стакан. Тут же она снова улыбнулась мне, так и не выпустив стакан из руки.
– А теперь давай я тебе все по-быстренькому расскажу, ты не будешь меня перебивать, а выразишь все свое недоумение, недоверие или восторг, как я закончу. Идет?
– Ага.
Я проглатывала весь бред, который она несла мне. Но увлечена я была больше не ее словами, а ее голосом, манерой говорить и ее внешностью. Мне стало казаться, что мы с ней знакомы, но я все не могла вспомнить, где мы могли видеться. Я даже думала, что знаю, какая на ощупь ее кожа и что пахнет она розами. Идиотские мысли, конечно, но мне захотелось проверить. Делая вид, что я просто хочу скинуть окурок с балкона, я подалась к ней довольно близко, но почувствовала лишь запах виски. Самое странное, что я видела, что она тоже рассматривает меня. Из-за этого мои подозрения о нашем знакомстве только подогревались. Хотя может, мне казалось, и дело было в том, что я пялилась на нее, а она решила делать тоже самое в ответ.
Пока мы пытались сообщить друг другу что-то взглядом, Адель рассказала, что она – Падальщик, но ей не нравится это унизительное название, придуманное не ими. Ей нравилось название их организации Падальщиков – «Анойя». Она обещала и меня туда взять. По ее словам я поняла, что это круто, я смогу разрушать всякое, подпитываясь грехами людей. Я буду разрушать стены, города, людей, а если буду умницей, то может даже время. А еще на нас объявлена охота какой-то другой волшебной организацией. И все в ней козлы.
– Научи меня всему, что знаешь.
Адель была довольна моей реакцией. Мне даже показалось, что она сейчас меня обнимет, но тут дверь на балкон открылась, и в проеме показался Артем. Он тупо уставился на Адель.
– Здравствуйте?
– И чего ты сюда пришел? – рявкнула я на него.
– Не злись. Раз нас прервали, наступило время фокусов.
Адель вышла с балкона, и все еще ничего не понимающий Артем, пропустил ее. Дурак он видно совсем, незнакомая женщина в его доме, а он даже не нашел в себе смелости разобраться с этим. Или, может, воспитан слишком хорошо.
– Это кто вообще такая!? – все-таки он решил спросить хотя бы меня.
– Она пришла ко мне.
– Нет, она пришла ко мне домой!
– Это моя наставница.
– Чего?
Я прошла за Адель в комнату. Все столпились вокруг нее, рассматривая ее в недоумении или с пьяным интересом.
– Сейчас я тебе продемонстрирую кое-что простое, раз уж у нас есть компания.
Я испугалась, что Адель что-то может сделать им, хотя она и не была похожа на ту, которая может причинить кому-то вред. Но учитывая, что у нее была сила «разрушения», это в любом случае пугало. Но прежде, чем я успела ей что-либо сказать, она опередила меня:
– Не волнуйся, куколка, части этих мальчиков и девочек останутся на своих местах. Разрушение чужой плоти я тебе показывать не буду.
На мгновение все замолчали, а потом вдруг разом заговорили, в основном, спрашивая, кто она или под чем она. Я их не замечала, и Адель тоже. Она прохаживалась между моими друзьями, пока не остановилась перед Настей.
– Хотя кое-что все-таки покажу. Но для этого мне нужно хоть чуть-чуть пищи.
Адель резко развернулась к Лене и ее безымянному парню дотронулась до них кончиками пальцев. Лена вскочила с дивана и сев к нему на колени, поцеловала его так развратно, как не ожидаешь увидеть на людях.
– Ты же не против? Я всего лишь убрала их дурацкие предрассудки по поводу влечения друг к другу. Я, конечно, могла убрать их по другому поводу, и активировать, например, их пищевой инстинкт, но это же не зрелищно, не правда ли?
– Мне все нравится.
Я почти не соврала. Я была за свободу отношений, но мне все равно было странно смотреть на свою подругу в роли порнозвезды. Адель смотрела на них снисходительно, все были настолько пьяны или тупы, чтобы не понять, что это инициатива Адель, а не Лены, и только Артем среагировал так, как требовала ситуация.
– Как ты это сделала? И главное, зачем?
Адель сладко улыбнулась ему и пожала плечами. Она снова подошла к Насте и дотронулась до черного уродливого пятна на ее шее. Там у нее была огромная родинка, которую она все никак не решалась удалить. Конечно, она не обязана подчиняться канонам красоты, поэтому я успокаивала ее тем, что это ведьмина отметина.
Пятно под пальцами Адель начало исчезать.
– Теперь ты очень красивая.
Кто-то завизжал, а Настя с выпученными глазами стала искать телефон, чтобы посмотреться во фронтальную камеру. Я же была восхищена.
– Пока что мой небольшой перформанс закончился. Я сотру им память о сегодняшнем удивительном вечере. Это очень полезная способность. Творцы так не могут, им приходится напрягать свои умишки, чтобы люди не узнали о них.
Нам что-то говорили, но Адель пошла к выходу, а я, еще раз посмотрев на Лену, которая была уже без футболки, побежала за ней. Пока я зашнуровывала свою обувь, с остальными что-то происходило: сначала замерли, как на незапланированной фотографии, со смешно открытыми ртами и в незаконченных позах, а когда вышли из оцепенения, растерянно заморгали и стали оглядываться по сторонам. Адель дернула меня за дверь.
Мою магию мы будем открывать дома у Адель, пообещала она. Адель снимала квартиру в центре, поэтому мы поехали на такси. Было совсем немного страшно и еще меньше стыдно. Адель обещала проделать то же самое с памятью Нади, только я все не могла решить, стереть ли ей воспоминания полностью обо мне. Наверное, так нельзя было, слишком многим людям бы тогда пришлось это сделать. Вроде я не так много с кем общаюсь, но и мои друзья, учителя, ее родственники и даже консьержка бы спрашивали, куда я делась. Даже если вспомнить всех людей, которых я помню хотя бы по именам, все равно каждый человек обрастает, как плесень, связями. Когда я поделилась этой мыслью с Адель, она засмеялась, и сказала, что в Строю поспорят со мной. Мне хотелось больше всего узнать, и я просила ее рассказать мне про Анойю и магию. Мой район в дыре за МКАДом, поэтому ехать нам было долго. Странное было ощущение, вроде такие улыбчивые приторно-сладкие блондинки мне всегда не нравились, но к ней у меня не возникало никакой неприязни. Мне хотелось сделать это всю дорогу, но я сдерживала себя до тех пор, пока не подумала о том, что плохо скорее противостоять своим желаниям. Я положила ей голову на плечо, и она вдруг прекратила свой рассказ. Желтые фонари и безвкусные рекламы проносились мимо нас, и дорога стала громкой на фоне нашего молчания. Когда я стала различать даже голоса людей на улице, мне стало все-таки неловко, и я решила задать какую-нибудь тему.
– А ты глава Анойи?
Адель снова засмеялась, кажется, я задавала ей лишь дурацкие вопросы.
– Нет, надеюсь, мы еще долго не повстречаемся с нашим главой, как ты говоришь.
– Он такой злой?
– Он неадекватный. И возможно чуть-чуть зол на меня. Но и вообще он довольно злой, правда, далеко не всегда. Но он сейчас в Румынии, так что вряд ли его что-то заставит покинуть свою родину.
Я не могла понять, говорит она о нем положительно или отрицательно, но интонация у нее поменялась, перестала быть такой легкой, стала более напряженной.
Про него она больше ничего не говорила. Мы доехали, и я увидела, что она живет в обычном жилом доме, только покрашенном свежей краской. Когда узнаешь, что кто-то живёт в центре, представляется что-то более пафосное. Но квартира у нее оказалась довольно впечатляющей. Она была двухэтажной и очень большой. В таких огромных квартирах не живут в одиночку. Было видно, что она только недавно переехала, мебели еще было мало и вдоль стен стояли еще не распакованные коробки. Адель сказала, что в Москве она всего неделю, хотя и бывала здесь не раз.
– Выбирай себе любую комнату. Завтра мы с тобой поедем по магазинам, закажем мебель и купим каких-нибудь вещей тебе.
Я поднялась на второй этаж. Там было несколько полупустых комнат, в одной из которых, судя по всему, была спальня Адель. Она еще не успела полностью пропитаться ее духом, чтобы рассказать о ней многое, но все же что-то могла. В центре стояла огромная кровать с красными шелковыми простынями, на которых только снимать рекламные ролики про гладкую кожу или французское мыло. Смотря на эту кровать, я подумала, а вдруг она живет не одна? Я стала осматриваться в поисках мужских вещей. На тумбочке лежал справочник по иммунологии, который возможно, принадлежал не ей. В остальном все казалось, было ее. Шкафа в комнате еще не было, поэтому ее одежда вываливалась из открытых чемоданов. Один из них был полностью забит баночками, которые мне на первый взгляд показались духами. Что было внутри на самом деле, я не имела ни малейшего понятия. Некоторые были подписаны неровным почерком, насколько я могла судить, на французском. Мне хотелось открыть хотя бы одну, но сказки нас учат не делать подобных вещей.
Я выбрала комнату рядом с этой. Там пока стоял только раскладной диван. Вещей у меня с собой не было, поэтому я сняла с руки свой шипастый браслет и положила на подушку, чтобы как-то застолбить комнату. Мало ли, кто еще придет. Сама на диван я решила не садиться, так как сделай я это, я бы наверняка загрузила себя мыслями о том, что я здесь делаю. А этого допускать было нельзя, мне нравилось, что сейчас я именно здесь.
Когда я спустилась, Адель сделала мне ягодный чай и сказала поискать что-нибудь в холодильнике. Приготовленной пищи там не оказалось, все полуфабрикаты. Но я нашла полупустую коробку с кремовым тортом и вытащила ее. Сама Адель ни есть, ни пить чай не стала. Она налила себе полный стакан какого-то алкоголя янтарного цвета, который я приняла за коньяк. Сначала стало немного обидно, что она не предложила его и мне, ведь она уже видела, что я пью, и не должна играть со мной роль взрослого. Но я и сама сейчас предпочла бы чай, так что проявлять ей свое возмущение не стала.
– Я, правда, очень не хочу в первый же день показывать тебе что-то неприятное. Даже думала уйти в ванную. Прости, милая, но придется. Тебе полезно будет на это посмотреть в качестве небольшого урока волшебства.
После этой фразы должно было последовать что-то нехорошее. Я быстро стала набивать рот тортом, чтобы успеть доесть его до наступления этого момента. Адель залпом выпила весь стакан с коньяком. Она повернулась ко мне боком и завела руки за спину, будто хотела сомкнуть их в замок. Но вместо этого она кошачьим, резким движением дернула рукой вдоль спины, будто собираясь поцарапать себя, но не коснувшись при этом даже платья и кожи. Несмотря на отсутствие соприкосновения, она действительно себя поцарапала. Пять глубоких темно-алых полос остались на ее спине под разорванным платьем, они немедленно растеклись вниз.
– Ты сумасшедшая? Что ты делаешь!? Прекрати это, слышишь!
Кровь капала на пол, а Адель стояла неподвижно, закусив нижнюю губу.
– Чтобы открыть тебя, мне придется использовать довольно много магии. А питания мне не достаточно. Мою магию подпитывает все дисгармоничное в этом мире. Мы могли бы с тобой походить по темным подворотням, но это пришлось бы делать очень-очень долго. Но у нас есть одна хитрость на подобные случаи. Нет ничего более разрушительного и дисгармоничного, чем разрушение самого себя.
Адель говорила медленно с придыханием, будто заставляя себя оставаться спокойной. Она села на пол, размазывая капли крови на нем. Я не хотела, чтобы она делала это с собой. Я сама пробовала резать предплечья, но это было неглубоко и не выглядело так ужасно. Адель снова занесла руку, но я подбежала к ней и вцепилась ей в плечо.
– Не делай этого, пожалуйста! Как же твоя спина! Она же красивая, если тебе все равно на боль, подумай, какие шрамы останутся.
– Скоро будут некоторые мои друзья из Творцов, которые смогут вылечить меня. И заодно запомни, мы воюем не против Творцов, мы воюем против Строя.
Адель оттолкнула меня совсем легонько, но я повиновалась. Она снова занесла руку, оставив симметричный след царапин на противоположной стороне спины. Не знаю, специально ли она это сделала, но выглядело, будто крылья.
Я снова вцепилась в нее. Адель повернула ко мне голову, и я видела, что ее глаза задурманены. Наверное, так на нее действовало эта магия. Она дышала через рот, мелко и часто, но на губах играла легкая улыбка.
– Мне достаточно, – голос ее стал практически прежним, наигранно веселым, только ее глаза выдавали, что с ней что-то не так, – Чтобы открыть в тебе магию разрушения, в тебе нужно что-то сломать. Тогда цепи магии, сдерживающие ее у тебя где-то очень глубоко, спадут, и ты сможешь обрести силу. Нет, не волнуйся, в травмпункт тебе идти не придется. Разрушить или сломать можно много чего: волю, любовь, красоту, доброту, разум, да что угодно и в различной степени. Тебе же я разрушу твою боль. Тебе больше никогда не придется страдать. По крайней мере, физически. Мне за свою жизнь приходилось это делать часто, для тебя же я этого не допущу. Ты согласна, Лида?
Адель взяла меня за руку, и я кивнула. Тогда она ткнула меня пальцем в плечо, указывая лечь на спину. Адель склонилась надо мной, положила мне ладонь на середину груди и вдруг совершенно неожиданно надавила на нее. Мне казалось, она вот-вот сломает мне ребра, я даже вскрикнула, но она не остановилась. Она продолжала давить на меня, и когда я уже совершенно четко представила, с каким хрустом я сломаюсь и даже почти почувствовала это, она убрала руки и обхватила мою голову с двух сторон. Я почувствовала странное покалывание по всему телу, даже над поверхностью кожи, я ощущала его своими мышцами, кишками, глазами и другими внутренними органами. Потом я почувствовала, будто меня вырубили. Как в фильмах показывают выключение электричества в большом городе, когда от периферии к центру гаснут один за одним дома. Так и это странное колющее ощущение ушло последним из моей груди, и я почувствовала, что потеряла его навсегда. Это была ужасная мысль. С осознанием этого я лежала совсем немного, я бы не успела досчитать и до пяти. Я думала на этом все и закончилось, как вдруг я почувствовала нарастающую в геометрической прогрессии мощь внутри меня: это были одновременно и ненависть, и радость, и желание, и само разрушение. Я заскребла ногтями по полу, и плитка на нем покрылась трещинами.
– Поздравляю, куколка. Теперь ты состоишь в Анойе, и ты больше никогда не почувствуешь боли.
– Это просто как десять оргазмов одновременно! Я никогда не чувствовала ничего подобного! Обладать магией это лучшее, что могло случиться!
Мне хотелось использовать свою магию как-нибудь еще, но я не придумала ничего интереснее, чем продолжить трещину в полу. Это было странное приятное ощущение, как от сдирания заусенца или прокалывания воздушного шарика, только в разы сильнее.
Адель погладила меня по волосам.
– Наслаждайся. Только прошу, не сильно громи нашу квартиру, но с полом на кухне можешь закончить, его все равно менять. И не выходи из дома пока что, хорошо? А я пойду хоть как-то залижу свои ранки, пока не приехали мои друзья, чтобы убрать их совсем.
Я вскочила на ноги и дала ей руку, чтобы помочь встать.
– Давай я тебя перевяжу! Или могу даже зашить, если нужно!
Она покачала головой и отправилась по лестнице наверх.
– Спасибо тебе! Это правда невероятно круто! – крикнула я ей вслед, но она уже ничего не ответила.
На кухне я провела еще не один час. Я окончательно разрушила плитку в пыль. Потом разрушила и пыль. Торт я разложила до глюкозы и другой дряни, из которой он состоит. Стекло от стакана, из которого пила Адель, я расплавила, так что им можно было рисовать на теперь уже бетонном полу. Цветы в вазе я заставила завянуть, и за это стало немного стыдно, вдруг этот букет был важен Адель. Но раз за разом, я чувствовала, что могу все меньше. Будто моя магия куда-то девается от меня. Тогда я поняла, что значит голод. Мне нужна была пища, являющаяся продуктом диссонанса в мире. Но сегодня я не могла выходить из дома, чтобы ее получить.
Я даже решила лечь спать, хотя уже почти наступило утро. Когда я поднялась на второй этаж, я услышала, что Адель плачет, тихо хнычет, видимо закрыв лицо руками или уткнувшись в подушку. Я зашла к ней, она лежала на середине кровати, зарывшись в одеяло.
– Адель? Тебе больно? Может, скорую вызвать?
– Нет, нет, мне не больно, все в порядке. У меня свои причины для слез, милая.
Голос у нее дрожал. Я села к ней на кровать и хотела обнять ее, но не смогла это сделать из-за порезанной спины. Адель быстро поднялась с кровати и побежала в ванную, которая находилась прямо при комнате. Она включила ледяную воду и стала умывать свое заплаканное лицо. Мне не было неловко, как это бывает обычно при ноющих людях. Но я была зла, что что-то заставляет ее рыдать.
– Расскажи мне, что случилось.
Она выключила воду и долго молчала, смотря в одну точку на своем отражении.
– Человека, которого я любила убили. Это произошло неделю назад, но я не могу сдерживать себя, особенно по ночам, – сказала она холодно и твердо, что показалось мне ей не свойственным.
Я снова захотела ее обнять и снова не смогла из-за спины.
– Кто это сделал? Ты отомстила ему?
– Глава Небесного Строя. Эйвар. Я связалась с главой другой организации Творцов – Сладострастие. Юдит скоро будет здесь со своими Творцами. Эйвар сделал и им многое. Он зашел слишком далеко, поэтому больше не будет охоты Строя за Анойей. Теперь я объявляю на него охоту. Мы убьем его, несмотря на его силу. Но для начала мне нужна его кровь. Милая, ты поможешь мне с этим?
Мне вдруг показались притворными ее слезы и история про любимого , но мне хотелось ей верить больше всего на свете.
4 глава. Кнуд.
Как говорил,либерал и гуманист товарищ Лихтенберг: палка заставляет помешанных почувствовать связь с миром, именно потому, что оттуда исходят удары. Умный, видать, человек был. Я, конечно, не такая скотина, чтобы следовать совету этого немца беспрекословно. Своя-то голова должна быть на плечах. Поэтому сначала я говорю:
– Ефремов.
Этот чудик сидит, не реагирует, смотрит в одну точку, будто то, что происходит в его больной голове важнее, чем страх передо мной. Тогда я ору:
– Ефремов, мать твою, урод недоделанный, залупа экзальтированная, голова чугунная!
И снова никакой реакции. Вижу даже блаженные некоторые зашевелились, заерзали, неуютно им стало торчать на Небе, пока я здесь надрываюсь. А этот так и сидит. Двинул я ему в челюсть, так, что он, как мешок с дерьмом, повалился плашмя на пол. Моргает своими заплывшими глазками, думает, а что случилось? Кто это вырвал его сюда, в агрессивную реальность. Кое-как поднимает на меня свою тяжелую голову, ничего не понимая по-прежнему. А я напружинился, кулаками замахал, готовый защищаться будто.
– Ну! Контрудар последует? Мужик ты или как?
Вижу, дошло, наконец, что происходит. Весь он сжался, потом покрылся потом, превратился в мокрый сжатый комок страха, который уже весь извиняется передо мной и перед всеми вокруг, не проронив ни слова. Мое лицо сразу узнал, и вспомнил, наверняка, все истории, которые про меня рассказывают. Вся моя жизнь в виде страшилок перед сном для Творцов перед его глазами промчалась, а потом тихая незначительная его – проползла. Я ему улыбаюсь. Приветствую его, чтоб разжался хоть немного. Я-то и в самом деле рад этой мыши разжиревшей, хоть какая-то работа. А я человек работящий, не люблю без дела сидеть. Он-то, небось, не в курсе, что я отстранен от своей старой работы. Он, зависая в великом нашем Небе, наверняка, даже не знает, какое сейчас время года. Раньше я на такого неудачника даже внимания не обратил бы, жил бы себе не тужил, может, кто другой воспитательную беседу с ним провел и пальчиком бы погрозил. Раньше моей добычей была рыба покрупнее, с зубами хотя бы. И частенько даже с автоматом в этих зубах. Но пока я понижен, приходится довольствоваться, чем есть. Чем богаты, тем и рады. Не жаловаться же, в конце-то концов. Так у нас не положено. Что Эйвар сказал, то и делаем.
