Текст книги "Сны в Улье (СИ)"
Автор книги: Мария Потоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
– Кто здесь? – спросила я, не без страха. А потом подумала, что это я чужеземка, это логичнее спрашивать у меня. Поэтому добавила:
– Где я?
Мой голос отозвался в темноте. То, что было вокруг меня, зашевелилось активнее, даже как-то нервно. Я боялась сделать шаг в темноту, стоять было страшно тоже. У меня появилась идея, и я, порывшись в кармане толстовки, достала зажигалку. Свет от огня озарил здесь все настолько ярко, будто бы ждал сотни лет, чтобы наконец-то сюда пробраться. На меня смотрели тысячи желтых сетчатых глаз, принадлежавших сотням ненормальных существ. Наиболее они были похожи на здоровенных насекомых. Кто-то, однако, больше походил на глубоководных рыб. Показалось ли, но вроде среди них я видела несколько человеческих или, вернее, почти человеческих силуэтов. Но, не смотря на разность их форм и цветов, глаза у них были совершенно одинаковые, различавшиеся лишь размерами. Существа остановились на месте, но продолжали шевелить своими хитиновыми лапками, острыми жвалами и шипами. Может, их остановил свет, может, им тоже было с ним лучше меня рассмотреть. Хорошо, что они не разозлились. Я смотрела на часть из них, а все-все их глаза были обращены ко мне. И вдруг они моргнули. До этого их движения были разрозненны, не похожи друг на друга, но моргнули они совершенно синхронно.
Я испугалась и выронила зажигалку. Пока я искала ее, я слышала, как они подбираются ко мне. Я в панике стала рыскать рукой по земле, которая была непонятной консистенции, жирной на ощупь, пока, наконец, не нашла ее. Не разгибаясь, я зажгла огонь. Они стояли уже гораздо ближе ко мне, перебирая своими частями тел, будто выжидая. Один из них, похожий больше всего на здоровенного усатого муравья, продолжал двигаться ко мне навстречу. Я попятилась, но лишь приблизилась к тем, что стояли позади меня. Нужно было куда-то бежать, обстановка становилась чересчур напряженная. Оказалось мы не в полной пустой темноте, мы в некотором помещении, шестиугольной формы, которое было практически полностью заполнено, вероятно, ужасными богами. Я посмотрела наверх, и поняла, что слово Улей это не метафора. Вверх и в стороны отходили множество шестиугольных ровных структур – соты. Я не видела им конца и, возможно, его и не было. Мы стояли в одной из них. Многие соты были дырявыми, будто проеденные кем-то, но эта нет. Я видела, как что-то безрукое и безногое переползает через восковую стену, хотя это было не так-то просто. Кажется, выхода у меня отсюда нет.
Зажигалка обожгла мне пальцы, и мне пришлось погасить огонь. Нужно был срочно поджечь что-то, хватило бы даже слабого огонька, и у меня появилась идея. Я полезла за пачкой сигарет, и мне пришла первая за сегодняшний день позитивная мысль. С сигаретой в зубах в местном аду я буду как крутой и суровый истребитель нечисти, который просиживает все свое время в дешевом баре. Но я не успела насладиться этой мыслью и даже зажечь сигарету, что-то длинное и склизкое дотронулось до моего лица. Оно тыкалось мне в голову, и страх совсем меня сковал. Мне показалось, что это существо не то чтобы нюхает меня, но каким-то образом распознает меня так. Я почувствовала, как с другой стороны что-то такой же формы упирается в меня. Дрожащей рукой я, наконец, подкурила сигарету.
Муравьиноподобный бог трогал меня своими усами. У него было множество мелких острых зубов под ними. Его пасть, то открывалась, то закрывалась, и я видела, что зубы продолжаются и во внутрь. Не от света огня, а просто, потому что оно поняло про меня то, что хотело, оно отступило назад. Я не была спасена. Сейчас что-то начнется. Я сделала длинную затяжку и почувствовала, как моя пчела в груди снова ожила и зажужжала.
Вдруг тот самый бог снова открыл свои челюсти, засверкав зубами, и издал протяжный визгливый крик, будто ребенок в истерике. Другие ответили ему тем же, изрыгая из себя ужасные визгливые диссонансные вопли, все тонкие, но совершенно на разный лад, и очень-очень громкие. Я закрыла уши, но это не помогло. Мне казалось, сейчас у меня потечет кровь из них, а возможно и все сосуды полопаются от такого напряжения. Пчела во мне забилась с новой силой, зажужжала, и, несмотря на то, что делала она это гораздо тише, чем вопили боги, я слышала ее отчетливо. Я поняла, это мой маленький помощник от Олсона внутри меня, и я смогла сосредоточиться больше на ее жужжании, чем на звуках вокруг. Я по-прежнему слышала эти дисгармоничные вопли, но они уже не так били по моему телу. Боги визжали и вдруг завертелись на месте. Один за другим, будто передавая какую-то эстафету друг другу. Они будто вступали в какой-то непонятный массовый танец. Я как-то смотрела передачу про пчел, где рассказывалось, что с помощью танца они передают друг другу информацию о местоположении еды или опасности. Вот они, какие древние разрушительные боги.
Я побежала в самую гущу богов, еще не принявших эстафету. Я бесстрашно проталкивалась сквозь них, будто бы садилась в вагон в час пик в метро. Было так неприятно прикасаться к их хитиновым или, наоборот, через чур мясистым телам, но я смогла пробраться к восковой стене. Я знала, что гармонии у меня нет, но я понадеялась на чудо, чтобы створить окно сквозь соты. Чудо произошло, я разрушила часть восковой стены.
Как только я нырнула в дыру, я тут же наткнулась на нечто огромное и упругое, молочно-белого цвета. Это оказалась гигантская личинка, заполнившая все пространство соты. Она пульсировала, но хорошо, что не так сильно, чтобы размазать меня по стене. Я едва там помещалась, мне нужно было протиснуться к следующей стене, чтобы попасть в другую ячейку. Я все еще слышала безумный вопль богов, и вдруг один из них перелетел через стену и сел прямо сверху личинки. Он был похож скорее на птицу без перьев, но у него был длинный хоботок, который вдруг стал заостряться. Я подумала, вот сейчас он вонзит его в меня, и все закончится, но он проткнул им личинку. Я видела, как желтоватая жижа потекла ему по хоботку в рот. За ним следом прилетело еще несколько летающих богов, которые камнем спикировали вниз и стали рвать зубами личинку. Слизь стекала вниз, и я так надеялась не испачкаться в ней. Было тесно, было мерзко и по-прежнему страшно, но я пробралась к следующей стене.
Так продолжилось и дальше. Я бегала от одной ячейки к другой, а монстры так и кружились вокруг, преследовали меня, но не догоняли. То есть, они могли бы, их острые челюсти оказывались порою прямо за моей спиной, но на мне они так и не сомкнулись. Это вроде и не игра была, и не охота. Может, их вели инстинкты, может они питались моим страхом, а может, в этом не было никакого смысла и логического объяснения. Я думала, вот бы они меня догнали, и я проснулась. Так во снах всегда, когда умираешь или падаешь, просыпаешься. Мысль о том, чтобы остановиться, почти овладела мной. Но безумные вопли монстров нагоняли на меня еще больший страх, чем их вид, поэтому остановиться было страшнее. Тогда я начала думать. По всей видимости, я была либо во сне, либо в Улье. Если первый вариант, ничего не поделаешь. Если второй, наверное, тоже. Но кто знает, что происходит в обители богов. Я совсем-совсем не знала, я не была знакома ни с одной религией достаточно хорошо. Если уж и верить в сверхсуществ, то уж лучше в инопланетный разум. Узнав про магию я, конечно, поверила в них, я желала их увидеть, но знаний мне это не прибавило. Вот, возможно я теперь вижу их, они ожидаемо страшные, но я не чувствовала никакого религиозного трепета. Только ужас. Может быть, это и есть он.
Наверное, богам нужно принести какой-то дар. Только ничего у меня не было, одна моя жизнь, в которой я и сама не была до конца уверенна. Еще у меня были кровь и плоть, только зачем они им нужны. Хотя в таком случае, зачем им моя смерть. Они же Страшные Боги, наверняка, им приносят в жертву что-то подобное. Может, они этим питаются, может им нужны страдания, а может, их слетится сюда еще больше, как акулы придут на кровь. Слишком рискованно. Но какого черта, у меня не может быть безопасного варианта. К тому же, с моей магией, превратившейся благодаря Олсону в разрушительную, это было сделать легко.
– Боги, – сказала я, не слышимая за их воплями, – пожалуйста, укажите мне выход отсюда.
Я саданула себе магией по руке и отрезала мизинец. Я заорала так, что даже перестала слышать Богов. Мне показалось, что Улей задрожал вместе со мной. Думала, что страшнее, чем раньше, уже быть не может.
Орала я с закрытыми глазами, и когда я их открыла, увидела, что боги мне помогли. Откликнулись на мои молитвы. Я была в настоящей комнате своих родителей, дома в Липецке. Я не очень-то любила дом, но сейчас он показался это лучшим местом в мире, даже во всех мирах. Страх ушел, и я, смотря на свою окровавленную руку, подумала, что это того стоило. Даже благодарность какая-то к богам появилась.
С рукой правда все равно нужно было что-то делать. Я хотела пойти на кухню за бинтами, льдом и анальгином, но не смогла сдвинуться с места. Может это из-за шока или испуга. Оказалось, нет. Я могла пошевелиться, но перед моим лицом будто была какая-то стена, за которую я не смогла пройти. Прежде, чем я успела придумать, что происходит, в комнату вошла моя мама. Я крикнула ей «Эй!», но она не обратила на меня внимание. То есть, она даже не увидела меня. Моя мама была немного чокнутая, но не настолько, чтобы не заметить меня. Она действительно была такой, в том плане, что у нее стоял диагноз, и она периодически лежала в психиатрической больнице. У нее было биполярное расстройство, и сейчас она была явно в маниакальной фазе. Она зашла в комнату, пританцовывая и напевая в голос что-то из Цоя. Она вывалила из комода одежду и стала выбирать, что одеть. Я стояла и смотрела, как моя мама, словно девочка-подросток, примиряет одну кофту за другой, пока не выбрала ту с бисером, в которой она обычно ходит в театр или на дни рождения. Все еще продолжая петь, она включила музыкальный центр, который запел уже настоящим Цоем, взяла косметичку и подошла совсем близко ко мне. Она приблизила свое лицо, будто хотела меня поцеловать, я бы даже могла почувствовать запах ее духов, но не чувствовала. Могла лишь рассмотреть морщинки и едва заметные трещинки на ее лице. Такое ощущение, что она собиралась рассмотреть и мои расширенные поры на лице. Тогда-то я и поняла, что я в зеркале. Огромное зеркало, с некрасиво облезшей золотой краской по краям, висело напротив деревянного комода моих родителей, и я была в нем. Это лучше, чем быть в Улье, конечно.
Хорошо даже, что мама меня не видит. Мне сложно было бы ей объяснить, как так получилось, что ее младшая дочь сидит в зеркале. Мама наносила массивный слой пудры на свои щеки, и мне даже показалось, что это интересно смотреть, как человек красится. Вот если мне придется провести жизнь в зеркале, я не буду умирать от скуки, когда она будет куда-то собираться. В остальное время, конечно, будет очень скучно. Папа к зеркалу редко подходил. Хотя я могла бы еще смотреть просто, что они делают в комнате.
Мама стала красить ресницы тушью, смешно тараща глаза. Вот теперь мне даже стало очень неловко, будто я вижу нечто интимное, чего нельзя видеть даже семье. Не очень-то складно и совсем не в тему напевая «Группу крови», мама достала яркую малиновую помаду. Вот такая моя сумасшедшая мама. Ее песня мешала ей краситься ровно, и она смазала помаду. Захотелось ей помочь и стереть ее. Я потянула к ней руку, ту самую в крови, но снова наткнулась на стену. Я даже увидела ее, моя рука оставила отпечаток, и жирная капля крови потекла по ней вниз.
Ровно в этот момент мама перестала петь. Ее легкая улыбка вмиг сошла с губ, и она посмотрела на меня. Я была готова поклясться, что смотрела она четко на меня, и что увидела меня только сейчас. Она не испугалась, и даже не удивилась. Мама была совершенно серьезной, какой не была даже в депрессивной фазе. Она смотрела на меня так, будто осуждала меня, будто я была, какая-то дура, что оказалась в зеркале. Я попыталась позвать ее, постучалась о зеркало, но в ее взгляде ничего не менялось.
Казалось, моя мать смотрела очень глубоко в моем сознании, знала всю, больше, чем могла бы, будь мы с ней близки, но при этом была очень-очень далекой от меня , совершенно отчужденной. Я могла терпеть много и долго, но это было как-то совсем невыносимо. Я сморозила глупость, когда подумала, что одного моего пальца в жертву богам будет достаточно, чтобы освободить меня. Нужно было отрубать руку. А из пальца даже и кровь перестала течь. Мама стала медленно поворачивать голову, чтобы получше меня рассмотреть. Пчела в моей груди надсадно жужжала. Вот бы оказаться у настоящего выхода, из которого можно выйти.
Я не успела решить, стоит ли мне еще отрубать что-нибудь, как действительно оказалось у выхода. Точнее в месте, из которого можно было увидеть выход. Я была в многолюдном туннеле, слабо освещенном электрическим светом. С одного конца виднелось чистое небо, продолжение дороги, уже на свету петляющей между многоэтажными домами. Я обернулась назад, и увидела, что с другой стороны не видно конца туннеля, он уходил глубоко в темноту. Все люди шли к светлому концу туннеля, не было никого, кто шел бы против движения. Все здесь были такие торопливые и деловые, будто с утра опаздывали на работу. Кто-то даже слушал музыку, а кто-то говорил по телефону. Все было так нормально, кроме самого туннеля. Возможно, что это неправильно спроецированное моим сознанием метро.
Я успокоилась. Я должна была пойти со всеми к выходу. Идти вроде не так долго, но нужно было поторопиться. Не люблю это чувство, когда опаздываешь и приходится выжиматься изо всех сил. Я обычно довольно быстро прекращала попытки, и опаздывала еще больше, чем могла, или не приходила совсем. Вот и сейчас, я решила, что если я замедлюсь, чтобы покурить, ничего страшного не случится. Я порылась в толстовке, достала пачку, в которой осталось будто бы слишком мало сигарет. Это ничего, там,на выходе из туннеля, наверняка, будет продуктовый.
– Девушка! Размахивайте сигаретой в другом месте! Итак, дышать в городе не чем.
Голос принадлежал очень недовольной женщине с советским вихрем волос на голове. Старые полные женщины всегда такие недовольные. Их не стоило злить, я решила постоять у стены и докурить.
– И куда смотрят родители, – победно сказала женщина и обогнала меня. Вот же сука.
Стены туннеля оказались обклеены множеством объявлений. От нечего делать, я зацепилась взглядом за них. «ТРЕБУЕТСЯ ЧИСТЕЛЬЩИЦА! Работа недалеко от места проживания, стабильный заработок, оплата почасовая». Странно так, почему они написали чистильщица, а не уборщица. Если бы я хотела быть уборщицей, мне бы показалась подозрительной такая формулировка. А может это просто какое-то кодовое слово сутенеров, наркоманов или глобальных предикторов. Все бумажки с номерами были оторваны, хотя и объявление выглядело новым. Видимо это действительно популярная специальность. Этому городу нужна чистка.
«СРОЧНО сниму ячейку!». Ячейку? Бред, квартиру. В груди что-то зачесалось. «Помогу выбраться из Улья! Недорого»... «Требуется божественная помощь? Вызывай безумного бога на дом!»... «Репетитор по пчелиному языку – 300 млчас. Обучение воплям – 500 мл/час»... «Молодая семейная пара славянской внешности без вредных привычек ищет скорейшую смерть. Зрелище гарантируем»...
Как я могла забыть, что я до сих пор в Улье. Какое-то помешательство. Я стала всматриваться в людей, чтобы понять, являются ли они людьми, иллюзорными богами или вовсе моими галлюцинациями. Выглядели совершенно обычными, таких видишь каждый день в метро, таких ни за что не опознаешь на следующий день. Люди, совершенно такие же, как и я до магии. Мне на занятиях в университете говорили, что каждый человек индивидуален, что не бывает никчемных или посредственных людей, но я не верила в это. Эти люди были именно такие, их обычно называют «серая масса». Я не думала, что они мои галлюцинации. Мое сознание выскребало из своих закоулков более яркие образы. Если подумать, то Улей может быть аналогом ада. Тогда эти люди – души, заточенные здесь на вечные муки. Но не было похоже, чтобы они страдали. Хотя опаздывать, пробираясь сквозь толпу, то еще удовольствие. И если это действительно ад, то эти люди мертвы. Или умирают, а эта улица , к которой все торопятся, просто свет в конце туннеля. Всем им кажется, смерть – избавление от темной густой пустоты, в которой на самом деле живет большинство людей, поэтому они так стремятся к ней. Видимо совершенно неосознанно, раз я так легко влилась в эту толпу. Но ведь человек всегда стремиться к тому, что лучше для него. Так неужели?
Я повернула в сторону темноты. Хотя я случайно обрела осознание происходящего, мне все еще не казалось, что умереть это хорошая идея. Конечно, я не была уверена в своей теории, что свет в конце – это смерть, а еще меньше я могла утверждать, что темнота с другого конца туннеля это жизнь. Но я, держась за обклеенную объявлениями стену, пошла против движения толпы. Будто бы я бунтарка. Некоторые люди кидали на меня раздраженные взгляды, но по большей части им было все равно. Я вела рукой по стене, сдирая особенно хлипкие объявления. Они разлетались так, будто бы здесь был ветер. Только была абсолютная тишь. Штиль, можно сказать. В объявлениях могла быть какая-то разгадка, я их бегло просматривала, но не находила ничего интересного. Привлекло меня лишь одно объявление. Оно согнулось так, что мне было видно только слово «разыскивается», до того момента, как я подошла к нему вплотную. Пока я подходила, я, испугавшись, думала, что там будет моя фотография. Это же было бы логично, раз происходящие завязано на мне. Но на ней была прекрасная Адель. То есть, ранее прекрасная, на фотографии же она лежала на земле с закрытыми глазами и сложенными на груди руками. В область сердца был воткнут нож, а ее красное платье стало бардовым и мокрым. Мертвая, совершенно точно. Если бы я не узнала, что она хотела, чтобы мы все умерли, я бы пожалела ее. Надпись над фотографией гласила: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ! Разыскивается невеста Короля Руина, предназначенная ему 500 лет назад. Умерла от удара в сердце острым предметом. Видевшие эту женщину или располагающие какой-либо информацией, просьба связаться с Вопящим Роем за солидное вознаграждение». Вряд ли я располагала какой-то информацией. И вряд ли бы я смогла объясниться с кем-то из Вопящего Роя.
Я прошла еще чуть дальше. Мне встретилась надпись, напечатанная не на объявлении, а белой краской прямо на стене. Банальная и совсем не умная жизнеутверждающая фраза: «Выход есть». Никогда бы она не произвела на меня эффекта в любой нормальной ситуации, но я, кажется, либо умерла, либо была близка к этому, поэтому она показалась мне лучом светлой надежды. У меня сразу родилась в голове история о том, что это написал какой-то такой же бунтарь, как и я, который тоже пошел против толпы и нашел выход в жизнь. Радостные события продолжились, я увидела парня, который шел в одну со мной сторону. Он был здоровенный, в рваной косухе и с длинными лохматыми волосами. Я догнала его и схватила его за руку.
– Куда ты идешь?
Он посмотрел на меня снисходительно, а потом улыбнулся, как-то совсем мягко для его образа.
– Я рад, что к нам присоединился новый человек. Я вижу, твой разум больше не затуманен. Пойдем со мной, я отведу тебя.
– Так куда же ты отведешь меня?
– Туда, где тебе ничего не грозит.
Это было подозрительно, но я не отпускала его руку. Будь это действительно безопасное место, он сказал бы, куда мы идем. Но с другой стороны он внушал доверие, а пока здесь еще ничто не внушало мне доверия. Если там все-таки небезопасно, у меня была эта дурацкая пчела с магией разрушения. Раз я смогла отрубить себе палец ею, значит, и подраться смогу. Главное, чтобы он не оказался искусным обманщиком, который бы обставил все так, чтобы я ничего не поняла. Я повисла у него на руке, как-то я успела устать, и мы пошли.
Шли, шли, пока не дошли до небольшой толпы. Кроме нас я насчитала десять человек. Они образовали полукруг вокруг женщины, которая что-то вещала. Ей было лет сорок, она была очень худая, оттого кожа ее сохранилась не очень хорошо, но в целом вид у нее был приятный. Она была крашенная блондинка, не в том плане, что была размалевана, как проститутка и одета, как барби, а у нее был просто такой цвет волос. Одета она была в лыжную куртку и джинсы. Свою речь она сопровождала активной жестикуляцией.
– ...Люди, люди! Очнитесь! Нас всех здесь обманывают! Всю жизнь на каждом шагу нас водили на нос, вытягивали из нас деньги, тратили наши силы, скидывали на нас чужую работу, но пришло время сказать «Хватит!». Пора покончить с этим раз и навсегда! То, что нам пропагандируют, как выход из туннеля, на самом деле ловушка! Там нет никакого светлого будущего, эта дорога ведет в ненасытную пасть Кошмарного Короля, который поглотит нас! Люди, люди, одумайтесь! Никто и никогда не возвращался оттуда обратно в туннель! Выход из него не там. Но выход есть! Вместе мы сможем до него дойти, только вместе мы осилим этот путь...
Она говорила убедительно, и я была счастлива, что кто-то здесь знает, что делает. Я верила ей. Я, наконец, могла расслабиться и перестать бороться. Женщина говорила, что скоро она нас поведет во тьму, которая и есть выход. Люди слушали ее и улыбались. Толпа, идущая к свету периодически выхватывала какие-то фразы, но они кидали лишь раздраженные взгляды и продолжали свой путь. Какие-то идиоты. Женщина говорила так хорошо, что даже жесты у нее были показательными. То есть, театральными. Я смотрела на нее и думала, а не актриса ли она. Вдруг я поняла, что ее жесты имеют определенную закономерность. Сначала правую руку в сторону, потом левую. Свести их, вскинуть вперед, опустить руки и голову. И снова. Снова, снова, снова. Потом я заметила, что рука ее выгибается в локте слишком странно. В ее дутой куртке и за ее красивыми жестами я только сейчас разглядела, что локоть у нее сгибается в обратную сторону. И голос. Он был выразительным, но совершенно не живым. За ним слышался шум механизмов, как будто работали десятки шестеренок, настраивавших ее на нужный лад. Кожа лица совершенно не растягивалась, не сбивалась в морщины, когда она широко открывала рот. Чем больше я смотрела на нее, тем больше она мне казалась жуткой и ненастоящей. Я стала оборачиваться по сторонам, но все так и слушали ее с улыбкой, совершенно ничего не замечая. Я дернула парня в косухе за руку и стала показывать ему на нее, но он поднес палец к губам, продолжая ее слушать.
Я сделала несколько шагов назад. Я боялась, что женщина что-то сделает, но она не обратила на меня внимания. Женщина продолжила читать свою речь. Не знаю, чем она была, но чем-то совершенно неправильным. Вроде бы она была почти человек, не то что монстры, которые не так давно гнались за мной, но такая схожесть делала ее еще более страшной. Тьма, в которую она завлекала, тоже была смертью. Не знаю теперь, совсем не знаю, свет с другого конца был ли ею, и говорила ли женщина правду насчет пасти за ней, но мне не хотелось проверять. Легче было просто умереть где-то, чем добровольно идти к своей смерти. Я по-прежнему не очень этого хотела, но, кажется, это была последняя грань.
Эта гребаная пчела во мне не была моей маленькой помощницей. Она была из этого мира, и только благодаря ее наличию, я была до сих пор жива.
Это-то и было плохо.
Я оказалась в полной темноте. Я не дошла до нее, просто теперь я была совершенно в другом месте. Может, конечно, в туннеле вырубили свет и, по всей видимости, звук. Такая же темнота была, когда я очутилась в Улье. Может быть, я прошла какое-то испытание или, наоборот провалила его. В любом случае, мне показалось, что сейчас будет что-то решаться. Но я так и стояла в абсолютной темноте и тишине, и ничего не происходило. Хоть бы это не навсегда. С каждой секундой в темноте становилось все страшнее. Какой-то совсем неразумный страх, даже не понимаешь, что может напасть, но ужасно этого боишься. Только в этой темноте я знала, чего бояться. Непонятно было, что хуже, стоять в неведении или щелкнуть зажигалкой и узнать, что вокруг.
Я решила сделать шаг. Вот бы стоять сейчас не на краю обрыва. Или, наоборот, стоять, только на краю настоящего, чтобы оступиться раз и навсегда, без этой чертовщины с новой иллюзией или парализованными конечностями. Но я не упала, а наоборот наткнулась на что-то, что отодвинулось со скрипучим звуком от меня. Я так испугалась, что вздрогнула, больно задев по этому ногой. По крайней мере, то, что было передо мной, было неживым, если в Улье вообще есть такое понятие, как «живой». Или не агрессивным. Это я так себя успокаивала. На самом деле мое сердце сейчас дико колотилось.
Долго я еще телилась, прежде чем прощупать то, что было передо мной. Кажется, это был стул. Даже совершенно точно это был он, с алюминиевыми ножками и спинкой, кожаным сиденьем. Стул нужен, что бы сидеть. Я решила последовать их правилам. Я села на него.
Еще через минуту, я щелкнула зажигалкой.
Передо мной на таком же стуле сидела девушка. У нее не было рук, у нее не было ног. Только перебинтованные культи. Девушка ухмылялась. Она смотрела на меня и ухмылялась. Очень зло и горько. Ее тонкие потрескавшиеся губы уходили кривой дугой вниз, обнажая сероватые зубы. Она знала все про меня, и она издевалась надо мной. Без рук и ног, беспомощная и больная, она считала меня жалкой. В ее ухмылке была не только злоба, в ней было и отвращение. Мне даже не нужно было спрашивать, почему она смеется надо мной. Мне казалось, что в ее чертах есть что-то знакомое. Может быть, это я? Вот бы это было неправдой. Я поняла, что забыла, как выгляжу. Я стала трогать свое лицо, и не чувствовала ничего знакомого. Я схватила прядь своих волос, они оказались русыми. Волосы этой девушки были черными, и я смогла вздохнуть с облегчением. Я заплакала.
Вот бы она исчезла, вот бы исчезла. Я повторяла и повторяла эту мысль про себя, но понимала, что я не способна заставить ее хоть что-то сделать. Она была на дне, она скоро умрет, оттого она здесь царила. Нужно принять все, что уже произошло, чтобы стать снова владельцем своей судьбы. Как психологический тренинг. Моя мать – сумасшедшая. Моя сестра – мертвая. Мы с ними больше не увидимся, потому что и я умираю. Меня утопил Кнуд. До этого он пристрелил девушку из Строя, а до этого Таддеуш чуть не отрезал ей голову. Мы с ним любили друг друга, но любовь не спасает. Все началось с войны Строя, Сладострастия и Анойи. Она была начата культистами из Анойи, чтобы из Улья призвать своих богов. Я в Улье. Мое имя – Яна Баженова. Эта девушка не исчезнет, это должна сделать я. Грустно.
Я сидела на большой и мягкой двуспальной кровати, в комнате, похожей на гостиничный номер. Телевизор без единой пылинки на экране, пустой столик, шкаф для одежды, две тумбочки вокруг кровати, мини-бар. Белье на кровати было чистое, белое, но я отчетливо ощущала, что им много раз пользовались. Такое же ощущение от полотенец и коврика. Мне дали время осмотреться, я сделала вывод, что над интерьером здесь не особо заморачиваются, но любят бежевый цвет. Это красивый цвет, я успела подумать, что зря не носила одежду такого цвета. Еще успела сидя попрыгать на матрасе, он реально пружинил. Здорово.
Потом пришла кинозвезда. То, что она старая, я поняла не сразу. Вот она была именно крашенной блондинкой с уложенными жесткими волнами волосами, какие я могла видеть только в ретро фильмах. Она была накрашенная, как последняя стерва на красной дорожке. Ее фигура тоже соответствовала этой характеристике, стройная, с длинными ногами и широкими бедрами. Сверху была длинная шелковая белая ночная рубашка, как у вдовы богача. Сначала я увидела яркую красивую женщину в стиле Адель, только не такую сладкую. Потом я увидела, что агрессивный макияж скрывает морщины, ее кожа была противная и складчатая, а руки обезображивали узловатые вены и пигментные пятна. Я сразу поняла – это моя смерть.
Она едва взглянула на меня и сразу пошла к мини-бару. Там она взяла два бокала, в которые налила какую-то темную жидкость. Я подумала, это яд. Но потом она добавила в бокалы какой-то порошок, и я поняла, вот это яд. Она протянула мне бокал. Я взяла его, но не стала пить, пока она этого не сделала. Не потому, что я хотела проверить это сначала на ней, я ведь итак знала, что это меня убьет, а потому, что растерялась. Я чувствовала себя при ней очень неловко.
– Не бойся, у тебя есть еще немного времени. Яд не убьет тебя мгновенно, – голос у нее был властный и хриплый. Прокуренный, наверное. Но, черт возьми, как это получалось у таких женщин? Он был все равно сексуальным.
– Мне жаль. Я хотела мгновенно.
– Пей.
На вкус было, как виски. Я выпила, даже не скривившись. Сразу все поплыло перед глазами, и я почувствовала, как мое тело ослабло. Это отчего-то не было неприятно, это было странно. Мне пришлось опереться руками на кровать, чтобы не упасть назад. Не хотела на нее смотреть еще больше снизу вверх, чем сейчас. Она и так давила. К тому же, неудобно.
Женщина тоже покачнулась, как пьяная, но устояла на ногах. Моя смерть, точнее, а не женщина.
– Можно называть вас Марлен?
Я не смогла вспомнить имени героини из «Смерть ей к лицу», а это было бы иронично. Марлен снисходительно улыбнулась.
– Выбери самое красивое платье, ты же не хочешь, чтобы тебя запомнили так.
Она особенно выделила «так». Вот еще, смерть будет насмехаться над моим стилем. По правде говоря, у меня его не было. Я кое-как встала, комната плыла, но я смогла определить место шкафа. Я знала, там будет моя одежда. Так и оказалось. Я достала зеленый сарафан с большим принтом в виде леденца. Он был совсем новый, на нем даже была этикетка. Хотя я и купила его в том году, так и не одела, все лето проходила в шортах. Мне он нравился, мне бы хотелось его одеть. Я думала, Марлен прокомментирует это негативно, но она ничего не сказала. Прислонившись к шкафу, я стала снимать джинсы.
– Еще рано. Сначала нужно обмыться.
Марлен протянула мне раскрытую ладонь, я думала, она хочет взять меня за руку. Но когда я сделала шаг к ней, она повернулась спиной и указала идти за ней. В комнате было две двери, одна из них вела в ванную. Вроде всего несколько метров, но предстоящий путь показался мне невыносимо долгим. Я сделала еще два шага, а на третьем я не смогла удержать равновесие и свалилась. Я больно ударилась плечом, на которое упала, а потом от бессилия вся распласталась на полу. Я бы с радостью так и осталась лежать там, но Марлен стала меня поднимать. Я пыталась ей в этом помочь, и кое-как мы смогли поставить меня на ноги. Она взяла меня под руку, и мы, шатаясь, пошли в ванную. За это время я надышалась ее душными духами, и поняла, что они очень отталкивающие.
