Текст книги "Сны в Улье (СИ)"
Автор книги: Мария Потоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Однажды я вернулся домой и узнал, что Руна умирает от того, что ее нога начала гнить. Я сотни раз видел, как от подобного умирают солдаты. Вот так вот, она никогда ничего страшнее кухонного ножа не держала в руках, а смерть ее забирала таким омерзительным образом. Поранилась инструментом, пока работала в поле. Земля, открытая рана, гангрена. Ее нога стала фиолетовой, надутой, хрустящей, отвратительно пахнущей. Иногда солдаты просили убить их, чтобы избавить от мучений. Руна же лежала и смиренно принимала свою смерть. Женщины вообще лучше переносят мучения, такими их создала природа.
Я снова и снова слышал, как она просит подкинуть дров на фоне криков одуревшего от боли шведа. Кричи громче, белобрысый ублюдок, заглуши ее слабый голос!
Тогда к нам пришел ангел. Я сам тогда был готов свихнуться от своего горя, молод был еще, поэтому, когда он постучался в дверь и сказал, что поможет, я поверил ему. Он излечил ее, и мать его, я действительно думал, что Эйвар это ангел! Я рассмеялся от этой наивной совершенно абсурдной мысли, и мой смех на фоне их голосов оказался, как скрип лезвия по стеклу. Как лезвие по моему оголённому мозгу. Если Эйвар ангел, то я Дева Мария, мать Тереза или аленький цветочек. Мое счастье продлилось недолго, на следующий день она все равно умерла, хотя казалось пребывала в полном здравии. Ангел сочувственно сказал, что смерть не обмануть, и я должен пойти с ним. Теперь-то я все понимал. С молитвой на устах, с камнем за пазухой. Он вылечил ее, чтобы я восхитился его могуществом, а потом убил, чтобы меня держала моя прошлая жизнь, как можно слабее. Эйвар мог делать хорошие поступки, но после этого обязательно следовала ждать пощечины. Это называется воспитание. Кнутом и пряником. Как не иронично при моем имени, в последствии я стал для Строя я стал этим кнутом. Мы с ним играли в хорошего и плохого копа. Я был очень-очень плохой коп, да.
Мои сыновья умерли через год. Как раз перед тем, как я решил заботливо поинтересоваться, что там с моей семьей в отсутствие любящего папочки, оставившего их ради просветления своей души. Была еще дочь, мне сказали, она пропала. Впоследствии оказалось, что ей больше остальных передались мои гены, и она оказалась потенциальным магом. Эйвар открыл ее, когда она повзрослела. Долго еще прожила, успела меня возненавидеть. Боевая девочка, гены-то мои. Ее убили Падальщики, когда ей было уже триста лет.
«Как же ты меня бесишь, отец! Когда, наконец, сдохнешь, я одену самое красивое платье и буду танцевать и пить шампанское пока не свалюсь!»
Я услышал яростный визгливый голос Астрид. Я зарычал, мое мертвое злобное сердце заколотилось в истерике. Я был ужасным отцом, хотя и она была не лучшей дочерью. Я бы с радостью еще раз послушал предсмертные крики тех Падальщиков, но их голосов я не слышал. Да, это были последние слова, которые мне сказала моя дочь. Разбила тогда еще мою бутылку об пол. И я даже хотел ей врезать за это. Чего уж там, это был последний наш разговор, а погибла она лишь через пять лет.
Что ж, я был снова в этой темноте со своей первой семьей и каким-то незнакомым мужиком! Семейные посиделки. Потом-то для меня дом, семья и отчизна был только Строй. Эйвар – отец, брат, друг, начальник, хозяин, благодетель, судья, следователь и, конечно, же, ангел.
– Заткнись, Астрид! Закрой свой долбаный рот!
Заткнись, доченька. И на мгновение, она, и правда, замолкает. Я слышу лишь Руну и шведа. Потом начинает орать еще громче, будто из вредности, будто это действительно она.
«Как же ты меня бесишь, отец! Когда, наконец, сдохнешь, я одену самое красивое платье и буду танцевать и пить шампанское пока не свалюсь!»
Совершенно моя интонация. Даже мой дурной характер, ее тоже все терпеть не могли. Может, чуть меньше, из-за не такой высокой должности и доли обаяния, свойственного лишь женщинам.
– Ну-ка, кто еще хочет поорать в моей голове? Но неужели со мной никто больше не хочет поговорить? Я жажду общения. Сколько я убивал, хоть кто-нибудь еще? В моей голове много всего интересного, голосу мертвеца будет, где развлечься.
Да все молчат, только мои голосят.
Я иду дальше довольно долго, в совершенном бессилии, ни одна мысль не лезет. Наверное, они и станут моими вечными спутниками, перебивающими все мышление. Может, это сделано, чтобы я не смог догадаться, как отсюда выбраться. Серого волка не проведешь, я все понял и готов вступить в борьбу со своими плачущими, кипящими эмоциями, чтобы думать.
«Я все рассказал, но если вам нужно, я признаюсь, в чем угодно. Только прошу, пожалуйста, отпустите меня. Прошу, все, что только скажете, но я больше не могу это выдерживать!»
Сука! Его я помню даже по имени, Нику из Констанца. Славный молодой парень, из тех, у кого еще в глазах надежда на светлое будущее. Я прекрасно знал, что он невиновен. Это был первый Творец, которого я убил по приказу Эйвара. Я обвинил его в какой-то ерунде и показательно казнил перед немногочисленными магами. Это были те времена, когда главным был не только Эйвар, а еще Дациан, Лаура и Юдит. Лаура тогда еще не померла, Юдит еще не смотрела в мою сторону, а Дациан здорово нагрел меня за убийство Нику из Констанца. Я был молодец, не сказал, что это по приказу Эйвара. Дациан-то тогда еще тоже не повстречал свою сумасшедшую суку, и был просто странным, а не кровожадным культистом, главой Падальщиков. Юдит же была тогда такая же, как сейчас, холодная, умная и неприступная. Она для меня была тогда из четверки высших существ, и я даже не смел бы представлять ее по ночам, не то, что пробовать заговорить с ней. Ностальгия о тихом времени.
Конечно, нет, это было отвратительно и скучно.
Нику все просил меня отпустить его. Слабачок. Его зверушливо пугливые глаза будто смотрели на меня, и мне казалось, вот-вот я почувствую прикосновение его сломанных пальцев к моим ботинкам. Сколько потом было таких? Я не помню. После все было просто моей работой. Когда я бил лицом о камни Нику, я что-то еще испытывал. Думал, это ведь не то же самое, что убивать на войне. У него нет оружия, у меня нет цели, ради которой я бы это делал. Да он мне даже нравился. Слепая наивность. Это просто работа, это выживание, карьера. И да, я просто сильнее. Нику в каком-то смысле везунчик, что стал, так сказать, у меня первым. Его имя я сохранил в своем сердце на всю жизнь, а это великая честь. К тому же, он даже значимее, чем швед в моей голове. Поори мне тут еще! Громче!
Я ожидал, что сейчас снова услышу чей-нибудь голос, для которого я стал палачом. Вопли, слюни, оскорбления, мольбы, угрозы, и прочее, что человек может выжить из себя, когда понимает, что сейчас его ждет смерть. Но услышал голос, который заставил меня остановиться.
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
Голос Юдит звучит отчаянно, она и не надеялась уже достучаться до меня. Она была совершенно права! Такие, как она, все время все знают, во всем разбираются, и только идиоты не прислушиваются к ним! Она же умная, не это ли критерий, чтобы прислушаться? Конечно, нет, умники не знают, как жить на самом деле. Все не то. Она любимая, вот единственный критерий. Почему я не мог ударить ее прикладом автомата по голове, чтобы вырубить и не пустить в бой?
Я не имею над ней власти. Если бы я решил что-то за нее, все бы рухнуло. Нет, не только ее обида, она бы пала и в моих глазах. Никто ничего не решает за королев, по крайней мере, за тех, кто правит единолично. За тех, что из средневековых сказок, вот какая она была.
Я все не мог понять, как ее могла убить шлюха Дациана, женщина, которая как бы привлекательна и изворотлива ни была, не должна иметь ни единого шанса перед Юдит. Так всегда бывает на войне. Иногда жалким мразям везет. Ее смерть от руки Адель выглядела так же нелепо, как моя от руки неизвестного стрелка.
Голос Юдит перебивал все остальные, заглушая даже Астрид. Она упрекала меня, я не мог ее слушать, даже ком в горле встал, и я не был в состоянии разораться на нее. Я сел и закрыл уши руками, будто это могло хоть как-то помочь. Я раскачивался, как аутист, отбивался от чего-то руками и, кажется, окончательно сдался. Но нет, я никогда этого не делаю, я скорее сдохну, чем сдамся. Ха-ха. Смерть – для дураков и неудачников. То, что душило меня прежде, теперь разрывало изнутри. Кошки на душе скреблись, вгрызаясь мне в грудь, и кусали друг друга за хвосты. Даже моя собачья натура не могла их прогнать.
А потом они нахлынули все сразу. Сотни голосов, некоторые из которых я четко помнил, некоторые казались мне знакомыми, а остальные же я будто слышал впервые. Слишком много я знал за свою жизнь мертвецов, они все орали одновременно, и я не различал их слов, слышал лишь интонации. Они как стая маленьких хищных птиц накинулись на меня, выдергивая своими острыми клювиками мои нервы. Предыдущие голоса остались, пробиваясь сквозь этот предсмертный хор, расклевывая мне сердце. Где мое охотничье ружье? Где мои сети для птиц?
Я достал автомат и несколько раз пальнул в воздух. Только усилил свою головную боль, они продолжали атонально верещать, выражая свои предсмертные воли. Я знал, что в воздух палить было бесполезно, вокруг меня никого не было. Я был один, а голоса заперты в моей черепной коробке. Пуля виноватого найдет, я знал, куда стрелять, чтобы избавиться от голосов. Но, даже умерев, я не мог позволить выстрелить себе в голову.
Они становились все громче, заполняя каждую клеточку внутри моего черепа. Моя голова сейчас взорвется сама. Совершенно точно. Я сам был будто лилипут со всеми пороками общества, а моя голова принадлежала Гулливеру. Уходите! Я начинаю злиться. Все, вы все знаете, что бывает, когда я не в настроении! Я начинаю терять терпение. А знаете, знаете, к кому лучше не подходить, когда у того нервишки шалят? О, и я теряю рассудок.
Их не заставить ни уйти, ни переключиться. Я завыл, высоко задрав голову, и мой голос мне показался собачьим. Я выл во всю глотку, и вся пустота постепенно заполнилась моим воем. Так могла выть побитая собака или потерявшая своих щенков. Или брошенная своим хозяином. Слова Юдит по-прежнему били меня, но я вдруг понял, что дело не только в ней и во мне. Был еще Эйвар, который выкинул нас сражаться, заранее зная, что битва обречена либо на поражение, либо на потерю большинства его людей. Он тысячу лет ходит по земле, он может ждать, пока наберутся новые люди. Над падшим строем свежий строй штыки смыкает.
Я сам лично вел всех на смерть, массовый суицид магов, и я не имел никакого права обвинять Эйвара в этом. Нет, теперь я не только имею на это права, теперь я могу это сделать. Мысль о том, что много лет назад Эйвар сотворил мне безоговорочную верность ему, и что теперь, наконец, эти чары рассеиваются, далась мне легко. Конечно, легко, когда в голове орут сотни жмуриков, и постройка пирамиды Хеопса кажется плевым делом.
Я все выл, громче и громче, отдаваясь полностью этому процессу. И мне даже показалось, что голоса стали более упорядоченными, а голос Руны даже придавал каплю спокойствия. Но проведи я тут хоть век, я не смог бы полностью усмириться, мысли о Юдит разрывали меня слишком жестоко. Я продолжал выть, выражая боль не только свою, но и моих мертвецов. Раз вы здесь, вы теперь моя команда, понимаете? Я капитан, а вы мои матросы. Или наоборот, не будем вдаваться в подробности.
Я выл так долго, что мой голос стал срываться. Я продолжал, и скоро из моей глотки вырывались лишь клокочущие хрипы. Я пытался не прекращать до тех пор, пока не осознал полностью, что я больше не издаю никаких звуков. Какая же судьба сука, если даже после смерти можно охрипнуть. Меня охватили злость и дрожь. Голоса снова стали усиливаться.
– Не возьмете! – едва слышно прохрипел я и треснул себя кулаком по лицу, разбив нос. Кровь потекла двумя ручьями, но не успела упасть даже с подбородка. Засохла.
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
– Я понял, Юдит, прекрасная, мертвая царевна. Я виноват, я все знаю! Но дай мне, прошу тебя, поговорить с остальными!
Я сосредоточился на голосах с усердием школьника. Теперь самое время познать себя, а значит, познать и их. Я буду слушать и делать выводы. Назад, к самим вещам!
– Я уже изголодался по нормальному общению, – сказал, а сам слушал, выхватывая обрывки фраз, которые иногда даже мог собрать во что-то осмысленное.
– Раз вы желаете говорить со мной, то и я сам вступлю в беседу!
«... Это плохая идея, Кнуд», – голос принадлежал кому-то серьезному, и раз он ко мне обращался просто по имени и, более того перечил мне, точно кто-то знакомый. Точно, парень, которого я обучал лет шестьдесят назад. Прожил недолго, умер на задании. Я редко ошибаюсь, но тогда я не рассчитал наши силы, пошел с топором на журавля.
– А мне кажется, хорошая! Как у кого дела, настроение?
«... Мерзко...».
«... Больно...».
«...Отлично! Заходи в дом!»
«...Страшно...».
«...Это все очень неприятно..».
«...Я совсем продрогла...».
Не узнал никого, кроме Руны. Слишком обрывочные фразы, которые я не стал дослушивать, чтобы не портить наш диалог. Мое настроение даже стало подниматься, я нашел себе занятие, а, как известно, порою общение с другом помогает лучше пачки транквилизаторов.
– А у меня тоже не лучшим образом. Я проиграл битву и, как и вы, умер. Кто-нибудь из ваших пока живых скорбных друзей уже наверняка нассал на мой труп. К тому же до меня стало доходить, что вся моя жизнь была построена на обмане, ведь моя слепая преданность Строю была решена без меня. Хотя я не буду прибедняться, и говорить, что будто бы все, что со мной происходило, мне не нравилось. Еще одно событие, из-за которого хочется продырявить себе голову снова, смерть Юдит и переосмысление ценности любви к женщине. Но давайте не будем о плохом, а лучше решим, чем сегодня займемся. Ваши предложения?
Я хрипел, но старался говорить громче и позитивнее. В горле чувствовался солоноватый привкус. Я встал и снова продолжил путь в никуда.
«...Я одену самое красивое платье и буду танцевать и пить шампанское пока не свалюсь!»
– Позитивный настрой, Астрид! Продолжай в том же духе!
«Отпусти ее, пожалуйста!»
– Надеюсь, это не совет по поводу моих не состоявшихся отношений, умник. «Если любишь – отпусти», не самая подходящая фраза в случае пары, где оба любовника мертвы и никогда даже не принадлежали друг другу.
«Ты сгоришь в аду!»
– Неверное, в моем аду даже прикурить не у кого, гореть я точно не собираюсь. Следующий!
«Мы рассказали тебе все, что знали, нам, правда, больше нечего...».
– А вот не-а, хочу еще!
«Кончи прямо в меня!»
Ха, эту я даже помню. Выстрелил ей прямо между ног, когда выполнил ее просьбу. Думала, откупится. Мне приятно, и ей не так страшно. Хорошее воспоминание, и я подумал, что я приду в форму, если попробую впасть в приятную ностальгию. Ну-ка, может быть, кто-нибудь из вас еще также приятно умер, как эта мадам?
Почему я это делал? Потому что хотел? Нет, я же не избалованная истеричка. Потому что мог. Я всегда беру от жизни все, что она мне предлагает, поэтому и не упускал возможностей. Четко следовал совету Беспокойного Теодора, делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть. Когда я был в Строе, я почти всех имел, а оттого и делал с ними все, что могу. Сейчас я в подобии ада, и могу лишь вести с ними не самые продуктивные беседы.
Есть еще одна мудрая фраза, приписываемая одному русскому товарищу. Делай, что должен, и будь, что будет. Фраза не для меня, для планктона бездумного. Я был карающей рукой Эйвара, я должен был приносить смерть, а теперь я вот здесь в аду.
Какие глупости, обвинять во всем Эйвара.
Какие глупости, употреблять фразу «какие глупости»! Я же не дама из романа про долбаный девятнадцатый век!
Я машина для убийств.
Я умею выслеживать, допрашивать, стрелять, убивать. Я делаю это лучше всех. Я умею быть в центре внимания, шутить, выпивать. Умею руководить и умею выполнять команды даже лучше. Я умею злиться, смеяться и любить. Это много! Я умелый, некоторые индивидуумы не умеют не только ничего из этого, а ничего вообще!
Меня понесло. Голоса гудели, и я не мог придумать, о чем нам еще поговорить. Какая неловкость с моей стороны. Опять в кучу смешались, не разобрать по фразам. Не подняться по лестнице, не сделать шага вперед и даже не встать с колен.
Идиотское сравнение, я стою на ногах и даже иду вперед.
– Ну же, может вам есть, что сказать мне? – робко спросил я, чтобы попробовать возобновить беседу. На самом деле, я, конечно же, прокричал эту фразу. Ведь они орут, они никогда не заткнутся, а я должен быть громче них!
«Когда-нибудь, кто-то сделает тебе так же больно, как мне!»
«Я убью тебя, Кнуд, я вышибу тебе мозги!».
«Надеюсь, птицы склюют твое лицо».
«Мы выследим тебя, когда ты будешь совершенно один, и знаешь, что мы сделаем?»
«Если ты тронешь меня хоть пальцем, Дациан вытащит из тебя орган за органом, оставляя тебя в сознании!»
Их ненависть немного подогрела меня. Я даже смог остановить глубокий процесс самопознания, а подумать о кое-чем толковом. Меня насторожила одна фраза, и даже не та, что-то кто-то вышибет мне мозги. Конечно, так и случилось, и, возможно, это были даже друзья того самонадеянного парня, но сейчас это не важно. Последняя реплика меня задела куда больше, я снова подумал о Дациане. Юдит в моей голове говорила, что из-за Анойи мы умрем, но я все больше проникался ее голосом и своим горем, и ничего не понимал. Как яблоко на голову упало, я в Улье. Эврика.
Я мог бы догадаться и раньше. Во-первых, Юдит мне говорила, что план Анойи в том, чтобы призвать Богов. Что-то пошло не так. Во-вторых, перед тем, как я умер, началось нечто странное: землетрясение, скрипы, а все люди на поле боя свихнулись. Начали без страха кидаться в бой с единственной целью убивать всех подряд, будто бы они все были мной.
Итак, возможно боги в моем мире, а я в их. Им понравится там, потому что в Улье дикая скукотища. Но без меня у нас тоже не будет так весело. Хороший повод вернуть меня обратно, я покажу им лучшие бары Москвы!
Новое знание давало надежду, что и правда меня можно отсюда вытащить. Я не знал ни одного человека, которому бы захотелось этим заниматься, тем не менее, надежда – мой компас земной. Конечно, нет, это не про меня. Я знаю, как обламываются надежды, а еще лучше знаю, как самому прикладывать к этому руку. И к этому, и этому и к тому. Рукоприкладство – мой компас земной. Тем не менее, раз я здесь, другие тоже где-то в Улье. Меня могут достать случайно. Но лучше действовать самому, пока не свихнулся. Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа. Помню еще, когнитивные функции сохранены. Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой. Если в Улей и придет что-то доброе, я почую, так что с вереском у меня нет ничего общего.
Мои мысли, как ссылки в интернете, по ним можно переходить вечно, цепляясь за ключевые слова. Я научился пользоваться интернетом, там много информации, которую люди сами дают о себе бездумно, и порно.
Будь я безумным богом, который хотел бы прорваться в мир, как бы я себя вел?
Голоса заорали с новой ударной силой, и я снова упал на колени. Они орали так громко, что я думал, мои нервные клетки сейчас лопнут. Суки, хотят сбить меня с толку. Я все равно буду думать о выходе, насколько громко бы вы ни пытались свести меня с ума! Я громче всех предсмертных криков!
Я заорал, голос полностью вернулся ко мне. У меня все еще была бутылка с гармонией, и при правильном использовании моей оставшейся магии, у меня получится сотворить себе что-то вроде выхода наверх.
Вдруг все стихло. Я слышал только свой голос, и я не знал, что лучше. Прокричаться было нужно, и я не останавливался, пока не закашлялся. Хронический бронхит.
Тишина длилась недолго. Вернулась Юдит.
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
«Если мы начнем войну, культисты из Анойи призовут богов, и погибнут все!»
Она не останавливалась, назойливо поселившись в моей голове. Пошла вон из нее! Вон! Я вспомнил, как выгонял ее из машины при последней встрече. Я вдруг испугался, что будет, если я вообще больше никогда не услышу ее голоса.
– Я передумал, продолжай меня корить до конца моего пребывания в Улье. Пили так, будто бы ты стала моей женой.
Она не остановилась. Больше я не мог думать о выходе, только о ней и ее смерти. Куском мяса я распластался на земле, раскинув руки и открыв рот. Возьми себя в руки, Кнуд. Меня передернуло, почти то же самое Юдит мне говорила в нашу последнюю встречу, когда я орал на нее. Так говорили многие и не раз, но я прекрасно помнил, что это было. Я весь напрягался, пытаясь представить ее интонации.
«Кнуд, возьми себя в руки».
Так же четко, как и предыдущая фраза. Ха, я сам хозяин своих мыслей, а значит, я сам буду решать, что слышать, а что нет. Я зациклился на смерти, поэтому и слышал лишь последние слова. Собственно, у кого чего болит. Неудивительно, ведь я умер.
Я немного полежал, слушая ее голос. Нет времени отдыхать, если я настроюсь на какое-то хорошее настроение, это еще больше увеличит мою гармонию, и я с большей вероятностью, выберусь.
Я стал думать естественно сначала о Юдит. Она держала меня в плену, не самая лучшая тема для настроя. Потом стал думать о своих пьяных посиделках за водкой. Тоже заканчивались не гармонично. И начинались. Руна была слишком далеко. Да как я вообще мог сотворять, если не могу вспомнить ничего гармоничного в моей жизни?! Только бутылки с гармонией жрал?! Да водкой запивал.
Это все же должна быть Юдит.
Я стал вспоминать. Сначала она и правда держала меня в холодном подвале, как в средневековье, но со временем он оброс мебелью и превратился в практически нормальную комнату с кроватью, столом и книжными полками. Я представил запах комнаты, сырой, потому что все же комната была под землей, и книжный и смолистый, потому что здесь все пропахло Юдит. Она часто приходила, садилась за стол и читала. Я не мог к ней подойти, так как был все же прикован наручниками. Она читала мне.
Момент как-то сам пришел мне в голову. Юдит тогда принесла мне еду. Она сказала, что понимает, что я не собираюсь ей говорить ничего весомого про Строй, но если я расскажу ей хотя бы какие-то детали, она отвяжет меня ненадолго. Я ей сказал, что я слышал, что у тех, кто так маниакально стремятся к власти, обычно маленький член. Вот какую деталь я могу рассказать про Эйвара. А еще, что ей понравится, что я могу сделать с развязанными руками. Она сказала, что это интересно, и ее забавляет, когда я пытаюсь шутить. Я спросил ее, а держала ли она сама член Эйвара, пока они жили все вместе, и Юдит ответила, что оденет мне кляп вместо веревок на руки.
Я все вспомнил досконально. Будто сам оказался там.
Я сидел на стуле и ел еду, которую она мне принесла. Хотелось думать, что она приготовила сама, но, конечно, нет. Сама Юдит села на стол передо мной так, что я видел, как струится ткань ее платья по всей длине ее бедра. Для себя она взяла гранат на черной керамической тарелке. Я смотрел, как она медленно разрезает его на две части, как опускает длинные пальцы в его растекающуюся мякоть и отправляет несколько зерен себе в рот. На ее губах остается красный след. Я чувствовал себя неуверенным в этот момент, каким никогда не был, и даже не знал, как продолжить разговор. И дело было не в том, что я находился уже второй год у нее в плену. Ни одна мысль не крутилась в голове, я только смотрел, как красный сок собирается в уголках ее губ, и полностью отдался этому занятию.
– Ты сегодня совсем немногословен. Что-то задумал?
– А ты сегодня особенно красивая, – я почти рычал, когда говорил эту фразу, и другую бы мог и испугать. Потом добавил нормально, – Может быть, еще спросишь, ничего ли у меня не случилось?
Она изучающе на меня смотрела, потом перевела взгляд на тарелку и с самым скучающим видом отправила новые зерна себе в рот.
– Наблюдая за твоим бурлящим богатым внутренним миром, который периодически выплескивается наружу, я бы не удивилась.
– Лучше понаблюдай, что выплеснется наружу, когда...
Она садится удобнее, положив ногу на ногу, и ткань ее длинного платья с разрезом сбоку спала, обнажая колено. Женщины обычно делают это специально, но у нее это выходит действительно не предусмотрено. Тем не менее, проследив за моим взглядом, платье она не оправила. Всем женщинам доставляет удовольствие, когда их желают, даже ей. Взгляд у нее, тем не менее, насмешливый. Сука.
– Поговорим серьезно. Изучая некоторую литературу, я пришла к одному выводу. Я озвучу его тебе, ты подтвердишь его или опровергнешь в зависимости от информации, которой ты располагаешь.
Я скривился в улыбке, но прежде, чем я что-либо сказал, она продолжила:
– В противном случае, Кнуд, мне придется оставить тебя сидеть в одиночестве очень надолго. Как я уже говорила, наблюдая за тобой, я сделала о тебе некоторые выводы. Нет ничего хуже для тебя, чем длительное заключение наедине лишь с самим собой. Я не буду требовать от тебя информации, которая как-то раскрыла бы планы Эйвара.
Умные женщины – опасная редкость. Вне зависимости от интеллекта, всем им свойственна наблюдательность, что делает умных еще опаснее, а глупых – злопамятными истеричками.
– Говори, может быть, за вкусное мясо в моей миске я тебе все расскажу.
Проигнорировала.
– Я думаю, чтобы перемещаться из одного мира в другой, нужно сотворить подобие определенной двери перехода. На Небо попадают именно таким способом?
Ни черта я этого не знал. Меня не посвящали, как попасть на Небо. Чтобы сохранять безопасность и целостность структуры, не нужно посвящать каждый ее компонент во все детали. Я и так знал слишком много. Тех, кто слишком много знает, нужно убирать.
– Откуда я могу это знать?! Я похож на психа, который сотворяет Небо? Ты их вообще видела? Я говорил тебе уже сотни раз, что я не был на Небе. У тебя хреновая память или думаешь, я за это время сломался, и у меня развилась патологическая открытость? Я понятия не имею ни о какой долбаной двери! И кстати, предположение идиотское!
Я разорался на нее, ничего не мог с собой поделать. Но когда я поднял глаза на нее, ее взгляд оставался невозмутимым. Я так не привык. Опять уперся взглядом в ее колени. Когда же уже настанет тот момент, когда я смогу оказаться между них. Фраза, что лучше умереть, стоя на ногах, чем жить на коленях, сейчас впервые была не применима ко мне.
Юдит протянула мне пачку сигарет и зажигалку. Какая умница, это кстати. Я закурил.
– Успокойся. Судя по тому, что я читала о признаках вранья, ты не лжешь. Как бы меня ни интересовала сумасшедшая идея насчет Неба моего названного безумного брата, у меня есть еще второй безумный брат. К счастью, он не сотворяет свой мир, но он занимается не меньшей чушью. Он заигрался с нижним миром, что куда опаснее.
– А я слышал, что он чокнулся и путешествует по Тибету, как сраный герой блокбастера.
– Дациан действительно чокнулся, но я предполагаю, он путешествует по Румынии, как герой крайне низкокачественного фильма. Они с Адель что-то готовят, и на этот раз я сделаю все, чтобы им помешать. Чтобы сдерживать их безумие, мне нужно было многое узнать. За это время погибло немало людей, в том числе и тех, за кого я была ответственна. Невозможно узнать все или, более того, удовлетвориться этими знаниями, но, тем не менее, я готова действовать.
– Эйвар не безумен. Из вас троих, или даже четверых, если включать мертвую Лауру, он самый нормальный. Ты думаешь, ты не чокнутая? Ты держишь...
Юдит вдруг нагнулась ко мне и поцеловала в губы. Совсем не продолжительно, я требовал больше, облизывая ее губы, но она отстранилась. Мы смотрели друг другу в глаза так близко, мы были что у меня появилось ощущение, что это даже слишком. Я хотел стянуть ее со стола, но здесь в замке король не я. Она упирается одной рукой мне в плечо, чтобы удержать равновесие, а другой проводит мне по лицу, оставляя липкий след от граната на щеке.
– Кнуд, послушай меня. Я правда говорю с тобой крайне серьезно. Я не буду тебе рассказывать, что я думаю насчет Небесного Строя, но от Анойи в ближайшее время стоит ждать опасности. Их увлечение богами заставит страдать всех нас. Я пытаюсь выяснить про них, я уже знаю некоторые способы защиты от силы этих богов, об их уязвимых местах, об Улье. Если бы ты отрекся от Эйвара, я могла бы научить и тебя...
Я видел, как у нее замирает дыхание, видел, как зрачки расширяются, как она вся едва ли не трепещет от волнения. Я впервые видел ее такой, и она впервые предлагала мне уйти из Строя. Я думал, мы оба понимаем, что это невозможно! Что я скорее сдохну, чем предам! Строй никого не выпускает, а я немаленькое его звено, поэтому не выпущу себя сам. Меня злят ее слова, но я снова, снова не знаю, что ей сказать.
– Я не смогу быть на твоей стороне.
Прежде, чем я даже договариваю фразу, ее взгляд совершенно меняется, становясь обжигающе холодным. Она отстранилась от меня, выпрямила спину. Извивается как змея. Сигарета сломалась у меня в руках, и я обжигаю руку.
– Завтра утром я уезжаю в Варшаву на несколько дней. Расскажу об этом Таддеушу, как первому участнику Сладострастия. Ты, как хорошая ищейка, наверняка знаешь, кто это. Забыла, ты же безуспешно пытался его убить.
Дальше я почувствовал такое опустошение, что ничего общего с гармонией это не имело, и воспоминание оборвалось. Я каждый раз испытывал титановые страдания, когда она покидала меня надолго. Конечно, дело было не только в любви, а в том, что она была единственным моим обществом в заключении. Как же Юдит была права насчет наказания и одиночества. Я тогда долго целовал ее колени, и, будто в бреду, просил ее остаться.
В любом случае, та боль не была сравнима с болью от утраты. Кстати, не только Юдит, но и себя. Все-таки из нас двоих, любимчик у себя все же я.
Я вскочил на ноги, голоса все еще орали, точнее, начали делать это снова наравне с Юдит, но теперь это все была суета. Если бы я был большей паскудой тогда, я бы выслушал информацию Юдит, а потом вернулся бы в Строй, но отношения, построенные на лжи ни к чему не ведут. Ха. Тем не менее, не время унывать, время восхищаться возможностями собственной памяти. Юдит мне говорила, что выбраться можно с помощью сотворения двери. Я создам такую дверь, что хрен меня здесь кто удержит, выйду на несколько миров вверх. Но мне на следующей.
