Текст книги "Меч и перо"

Автор книги: Мамед Саид Ордубади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 47 страниц)

Семнадцатое. Кызыл-Арслан в компенсацию за все это обязуется признавать духовную власть халифа, а имя халифа будет неизменно упоминаться в мечетях в молитвах.

Восемнадцатое. Эти условия договора должны быть скреплены подписями повелителя правоверных и султана Тогрула",

Договор был отправлен в Хамадан султану Тогрулу.

По приказу Кызыл-Арслана перед дворцом халифа Насирульидиниллаха соорудили двадцать виселиц, на которых были вздернуты двадцать изменников азербайджанского народа, бежавшие из Хамадана в Багдад.

Весь ход событий свидетельствовал об окончательном упадке некогда могущественного и всесильного халифата.

Многие багдадские старики, оскорбленные происходящим в городе, падали на колени перед дворцами халифов Мансура и Гаруна ар-Рашида, восклицая со слезами на глазах: "О всемогущий Аллах, верни нам наше былое величие! Не допусти позора! Посмотри, до каких дней дожили мы!"

Но возгласы эти оставались безответными. Каменные стены дворцов некогда могущественных владык Востока хранили угрюмое молчание. Роскошь, расточительство, разгульная, пьяная жизнь стали могильщиками некогда всесильной династии халифов-аббасидов.

В тот момент, когда двадцать казненных преступников закачались на веревках, тысячи азербайджанских всадников, выстроившиеся на площади перед дворцом халифа, разом выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе.

Обитатели халифского дворца поспешили задернуть на окнах занавески, чтобы не видеть страшного и оскорбительного зрелища.

Кызыл-Арслан получил от халифа письмо:

"Уважаемый хекмдар!

Убедительно прошу Вас распорядиться поскорей убрать с площади тела казненных преступников. Вид трупов приводит в ужас всю мою семью.

Кроме того, если казнённые, согласно обычаю, будут висеть на площади три дня, это может задеть самолюбие арабской нации и привести к волнению горожан, что способно омрачить наши теплые, дружеские отношения.

Еще раз убедительно прошу Вас исполнить мою просьбу.

Насирульидиниллах",

Прочитав письмо халифа, Кызыл-Арслан распорядился немедленно убрать с площади виселицы. Как только это было исполнено, окна халифского дворца будто опять прозрели.

Из Хамадана прибыл договор, подписанный султаном Тогрулом.

В течение трех дней представители Кызыл-Арслана и халифа Насирульидиниллаха договаривались, каким образом условия мирного договора будут претворены в жизнь.

Наконец Кызыл-Арслан получил от халифа еще одно письмо:

"Уважаемый хекмдар!

Просим Вас оказать нам честь пожаловать в наш город Багдад. Дворец Эмина готов принять высокого гостя.

Насирульидиниллах".

На другой день Кызыл-Арслан торжественно проследовал во дворец Эмина.

В те же дни атабеку Азербайджана стало известно о том, что поэты Низами и Хагани возвращаются на родину через Багдад из путешествия по Хиджазу и Ираку. Он обрадовался этому известию.

В РАЗВАЛИНАХ МЕДАИНА

Кызыл-Арслан приказал устроить торжественную встречу знаменитым поэтам Азербайджана.

Сто аранских всадников во главе с Фахреддином выехали из Багдада по направлению к деревне Сар-сар.

Низами и Хагани были встречены с большими почестями и доставлены во дворец Эмина, где им предстояло жить вместе с Кызыл-Арсланом. В их честь был устроен большой пир, на котором присутствовали Кызыл-Арслан, его визири, военачальники, а также проживающие в Багдаде азербайджанцы.

На следующий день они вместе с Кызыл-Арсланом осмотрели достопримечательности Багдада, его дворцы, книгохранилища, затем на корабле халифа отправились по Тигру к развалинам Медаина, чтобы взглянуть на разрушенный дворец Касра.

Все трое долго молча созерцали каменные руины.

Кызыл-Арслан, обернувшись к Низами, прочел двустишие:

В награду за дела ее благие, храня вовеки вид её прекрасный,

Судьба доныне руку разрушенья не заносила никогда над Касрой.

– Я не враг арабского народа, – сказал он. – Но я питаю отвращение к арабским захватчикам, которые были безжалостны к народам Востока и нанесли огромный вред их культуре, задержав ход ее развития. А что захватчики дали Востоку? Религию, секты!

– Но ведь у захватчиков и не было ничего, кроме религии, – ответил Низами с горькой усмешкой. – Религиозный фанатизм – вот все их богатство! Оглянувшись вокруг, он добавил:– А куда же скрылся наш уважаемый Эфзалэддин?

Низами и Кызыл-Арслан вернулись к развалинам дворца Касра и увидели, что Хагани сидит на обломке камня, задумчиво глядя на дворцовые руины; перед ним на большом куске мраморной плиты лежал лист бумаги, рядом – калемдан; в руках он держал перо.

Низами тронул Кызыл-Арслана за руку.

– Остановитесь, хекмдар. Не будем мешать Эфзалэддину.Когда поэт творит, его мысли уносятся далеко-далеко. Потревожить поэта, в такую минуту – значит спугнуть его вдохновение.

Они отошли от Хагани и направились к развалинам.

Когда пришло время полуденной трапезы и слуги Кызыл-Арслана приготовили еду, к Хагани подошел один из слуг и сказал, что хекмдар распорядился не начинать трапезу без него.

Хагани присоединился к Кызыл-Арслану и Низами.

После трапезы они еще некоторое время бродили по развалинам Медаина, затем вернулись на корабль и поплыли к Багдаду

– Прости за любопытство, Эфзалэддив, – обратился Низами к собрату по перу, – мы с элахазретом видели, ты сочинял какое-то стихотворение. Закончил ли ты его?

– Да, закончил.

– Можешь ли ты прочесть его нам?

Кызыл-Арслан присоединился к просьбе Низами:

– Очень прошу вас, устад*, прочтите нам то, что вы написали. Пусть в истории будет записано: "Свое стихотворение "Развалины Медаина" поэт Хагани впервые прочел Кызыл-Арслану". К сожалению, мне не удалось сделать ничего такого, чтобы мое имя навеки вошло в историю. Враги же мои постараются опорочить мое имя в будущем. Наше время – трудное время. Если бы мне удалось сделать в жизни хотя бы сотую часть того, о чем я мечтаю, я назвал бы себя самым счастливым человеком на свете. Так пусть меня помянут в истории хотя бы тем, что я был удостоен чести считаться другом двух великих поэтов!

______________

* Устад – мастер, учитель.

Хекмдар умолк, повернувшись лицом к исчезавшим вдали развалинам Медаина.

Низами, чувствуя, что Кызыл-Арслан опечален, шепотом попросил Хагани:

– Прочти, пожалуйста. Вырви хекмдара из лап грустных мыслей.

Хагани прочел:

Вот для тебя урок, внимательно взгляни,

Разрушен Медаин, что рос в иные дни.

Подскажет Тигр пути, но глубже, чем река,

Потоки горьких слез – сливаются они.

Метался шумный Тигр, рыдая в сто ручьев,

Что шумный Медаин пустыне стал сродни.

Вздувается река, жестокий пламень в ней,

Ты видел где-нибудь, чтоб воду жгли огни!

Кызыл-Арслан восторженно пожал руку поэта. Низами, обняв друга, сказал: – Это одно из лучших твоих стихов, Эфзалэддин! Уверен, восточные поэты создадут много подражательских стихов. Но никто из них не скажет лучше, чем ты. – Я недолюбливаю ширваншаха еще и за то, – сказал Кызыл-Арслан, – что он отнял у таких больших поэтов, как Хагани и Абульулла, их родной язык. Дворец хагана не дал им возможности писать стихина их родном языке.Ограблена культура азербайджанского народа!

Казна Хамадана была пополнена за счет золота, серебра и драгоценностей, переданных халифом Кызыл-Арслану. Из салтаната были высланы все его недруги – иноземные джасусы.

Вернувшись в Хамадан, Кызыл-Арслан написал султану Тогрулу письмо:

"Уважаемый хекмдар!

Границы нашего государства охраняются надежными войсками. Опасность нападения врагов миновала. Все наши внутренние недруги высланы за пределы империи. Халиф и его подручные из числа духовенства не мешают нам править государством.

Сейчас у нас есть большие возможности для проведения реформы. Хекмдар обязан воспользоваться благоприятными обстоятельствами.

Я пополнил его казну деньгами и драгоценностями. Это те самые деньги, которые текли из нашего государства в казну расточительных халифов. Надеюсь, хекмдар не допустит, чтобы они опять перекочевали из нашей казны в багдадскую.

Хекмдар должен заботиться, чтобы духовенство никогда больше не обрело прежней власти и чтобы в окружении его не было изменников родины и джасусов.

Советую хекмдару быть очень осторожным. Пусть он не смешивает личные интересы с интересами государства. Его долг – проявлять заботу о подданных и думать о процветании нашего государства.

Мы обязаны заботиться о просвещении райята. Невозможно создать цивилизованное государство, опираясь на темных, невежественных подданных. Путь к цивилизации лежит через открытие новых мектебов* и медресе. Только обязательно надо знать: чему обучают муаллимы своих учеников?

______________

* М е к т е б – школа.

Мечетей у нас довольно много, армия духовенства – бесчисленна. Я считаю, духовные лица, как и все наши райяты, должны заниматься полезным делом. Пусть они помогают крестьянам в их труде. Если мы добьемся такого положения, у них не будет времени вмешиваться в дела государства.

Чем больше у нас в стране станет просвещенных людей, тем легче нам будет бороться с вредными обычаями и суеверием народа.

С жизнью подданных надо знакомиться непосредственно. Хекмдар обязан чаще ездить по стране.

Государственные амбары с запасами продовольствия должны охраняться надежными людьми. Надо повести борьбу с теми, кто стремится искусственно создать голод в стране, дабы вызвать бунты райята. А посему в каждом городе надо соорудить амбары для запасов зерна.

Стража, следящая за порядком в городах и деревнях империи, должна набираться из честных, верных людей. Народ должен быть избавлен от грабежей и насилий. Ночью люди должны спокойно спать в своих домах, а мы, правители, обязаны всегда бодрствовать.

Необходимо издать законы, которые избавили бы наших подданных от рабства, насилия и притеснений.

Мудрость правителей заключается в том, чтобы приобрести в лице народа союзника и друга. Будь с райятом справедлив и милостив – и у тебя никогда не возникнет надобность обращаться к помощи джасусов и сыщиков.

Непримиримо борись с теми, кто стремится принизить и оскорбить национальное достоинство народа, вручившего тебе свою судьбу. Будь безжалостен к тем, кто хотел бы расколоть единство Азербайджана и обосновать этот раскол.

Всемерно помогай развитию национального языка. Язык – это душа народа.

Все нации твоего государства должны иметь равные права. У хекмдара многонационального государства не должно быть сынков и пасынков.

Не будь расточительным, старайся стать бережливым и расчетливым хозяином.

Руководя государством, не полагайся на одних визирей. Не только визири должны подавать тебе советы, но и ты им. Проверяй их работу.

Занимаясь делами божественными, не забывай о мирских делах. Чтобы жить на земле, надо улучшать жизнь, делать ее интереснее и красивее.

Я уезжаю из Хамадана в Тебриз, но оставляю здесь Фахред-дина и Алаэддина сих войском. Эти люди – друзья нашего государства. Верь им как мне.

Кызыл-Арслан".

Вместе с Хагани и Низами Кызыл-Арслан выехал в Тебриз.

Был месяц Магеррам*, поэтому все десять дней пути от Хамадана до Тебриза их сопровождали плач и причитания веруюших. В городе Казвине им пришлось наблюдать шахсей-вахсей**.

______________

* Магеррам – первый месяц мусульманского лунного года: месяц траура по убитым имамам (у шиитов).

** Ш а х с е й – в а х с е й – религиозная церемония у мусульман (шиитов), символизирующая страдания потомков-Али (зятя Мухаммеда), убитых во время битвы при Кербеле (680 г.): сопровождается изуверскими обрядами (самоистязанием).

Глядя, как фанатичные верующие истязают себя, Кызыл-Арслан сказал, обращаясь к Низами:

– Признайся, поэт, как мы были бы все счастливы, если бы азербайджанцы каждый год скорбели не о погибшем имаме Гусейне, а о народном герое Бабеке! Мой поход на Багдад доказал, что азербайджанцы не стали менее мужественными, чем во времена Мидийского государства. Опираясь на героизм азербайджанских воинов, я превращу нашу державу в неприступную крепость. Но одна страшная болезнь разъедает тело нашего народа -религиозный фанатизм. Траур по убитому имаму Гусейну – одно из его проявлений.

В дороге Кызыл-Арслан и Низами много говорили о реформах, задуманных атабеком.

– Хекмдар не должен торопиться, – советовал Низами.– Большие преобразования требуют большой подготовки. Поспешность в их осуществлении только повредит делу. Простому, темному райяту нельзя приказать: "Перестань верить!" Чтобы излечить души людей от заразы суеверия и фанатизма, надо занять чем-то значительным их ум. Взамен религии народу надо дать культуру и искусство. Арабы и персы все время мешали нам на этом пути. Я, как и вы, верю в героизм азербайджанцев. Но мы должны увенчать этот героизм короной просвещения.

– Нельзя не признать мудрость слов поэта, – согласился Кызыл-Арслан.

Тебриз торжественно встретил Кызыл-Арслана и его гостей – поэтов Низами и Хагани.

Сын покойного атабека Мухаммеда Абубекр заранее распорядился приготовить в квартале Сурхаб красивый дом для Хагани. и Низами.

Поэты Тебриза, равно как и служители других видов искусств, восприняли приезд в их город двух великих светил поэзии как большой, радостный праздник.

Последние отряды войска Северного Азербайджана возвращались в Аран.

Низами и Хагани обратились к Кызыл-Арслану за разрешением вернуться на родину.

Кызыл-Арслан огорчился:

– Мне грустно думать о том, что два больших поэта, которых я так люблю и уважаю, хотят покинуть меня. Оставайтесь в Тебризе, помогайте мне править государством. Я всегда ценил и буду ценить ваши советы. Вам известна моя тяга к поэтам, музыкантам и ученым. Я покровительствую этим людям. Большой квартал моего города Сурхаб населен почти исключительно служителями искусства и учеными, знаменитыми на весь Восток. Скажите, чего вам не хватает? Я все сделаю для вас. Я прикажу перевезти в Тебриз ваши семьи. Здесь вас ждут покой и слава. Поэт Хагани ни в коем случае не должен возвращаться к ширваншаху. Это опасно для его жизни. Настоятельно советую ему остаться в Тебризе!

Хагани, вняв уговорам Кызыл-Арслана, решил не уезжать из Тебриза. Низами же не пожелал менять свое решение.

– Хазрету хекмдару хорошо известно, как я люблю родную Гянджу, – сказал он. – Там прошли мое детство и юность, там я хочу и состариться. Я – колос, выросший на аранской земле, и хочу жить вместе с аранцами. Там не только моя семья, там – тысячи моих друзей и поклонников моих стихов. Для меня потерять их – значит потерять все. Я привык к жизни в Гяндже, привык к своему дому, где я был сотворен и сам творю. На земле Гянджи жили мои родные и мои друзья, та же земля стала их последним приютом. Я не могу покинуть эту землю. Я хочу, чтобы меня погребли рядом с великой Мехсети-ханум. Пусть хекмдар позволит мне уехать, ибо я хочу быть хекмдаром в родной Гяндже.

Кызыл-Арслан поцеловал Низами в лоб.

– Да, ты хекмдар, ты падишах! – сказал он. – И, даже умерев, ты останешься падишахом. Твои владения – не одна эта страна, ты владеешь и будешь владеть сердцами многих народов. Посмотри на это сооружение из черного дерева, слоновой кости и золота. Оно называется троном и стоит немало денег. Но сотня таких тронов не стоит одной строчки, написанной поэтом Низами, Ты хочешь уехать, и я не смею задерживать тебя. Но знай, сердце мое опечалено.

Вызвав визиря Шамсаддина, Кызыл-Арслан приказал:

– Снарядите в дорогу нашего великого поэта Низами, пусть он ни в чем не нуждается. Он уедет в Аран вместе с отрядами войска Северного Азербайджана.

Спустя три дня поэт покидал Тебриз. Его тахтреван был украшен национальными флагами Азербайджана.

На берегу Аджичая Низами простился с Хагани и своими многочисленными тебризскими друзьями.

Хагани со слезами на глазах поцеловал друга и помог ему подняться в тахтреван.

Лошади тронулись. Глядя вслед удаляющемуся тахтревану, Хагани прошептал:

– Неужели мы больше не увидимся с тобой, друг?

УПОРСТВО

Кызыл-Арслан получил из Хамадана письмо от Фахреддина и Алаэддина, которые писали ему о противодействии Тогрула политике, которую атабек Азербайджана наказывал ему проводить.

"Уважаемый хекмдар!

Несколько дней назад в Хамадан из Хорезма прибыл Хюсамеддин и, пробыв здесь несколько часов, уехал в Рей.

За неделю до этого в столицу вернулись Захир Балхи и Камалэддин. Элахазрет султан Тогрул уже дважды принимал их в своем дворце.

В ближайшее время ожидается приезд из Багдада в Хамадан, высланных Вами некогда кази и хатиба.

Почти всем сосланным Вами лицам султан Тогрул разрешил вернуться в столицу. С каждым днем в городе становится все больше неблагонадежных людей.

Хашаметмааб! Считаем необходимым первым делом сообщить Вам, что элахазрет султан отказался выплачивать средства на содержание азербайджанского войска. Ждем указаний хашаметмааба по этому поводу.

По приказу элахазрета султана создаются новые военные отряды. Во главе их становятся люди, некогда высланные элахазретом Кызыл-Арсланом из Хамадана.

Ходят слухи, будто азербайджанское войско, находящееся в Хамадане, будет послано в другую часть империи. По распоряжению султана Тогрула дворец покойного атабека Мухаммеда благоустраивается, что свидетельствует о приезде в скором времени в Хамадан Гатибы-хатун.

Сегодня в Хамадан вернулся большой конный отряд элахазрета Тогрула из тех, которые не так давно были посланы им в Рей. С какой целью этот отряд прибыл из Рея, какую миссию он выполняет – никому неизвестно.

Что думает об этом Хашаметмааб? Ждем его указаний.

Два дня назад из Багдада в Хамадан прибыли десять посланцев халифа. Пробыв здесь несколько дней, они выехали в сторону Азербайджана.

Словом, поступки и действия элахазрета Тогрула весьма подозрительны. Город наводнен сомнительными людьми.

Не так давно султан Тогрул прислал в мое распоряжение азербайджанских аскеров, несших караульную службу в его дворце. Вместо них поставлены аскеры-иракцы.

Визири элахазрета Тогрула, изгнанные из Хамадана хашаметмаабрм, опять приняты султаном на службу.

Мы не получили от Вас ни одного ответа на посланные Вам письма.

Хотя начальник охраны города и крепостной стены официально подчиняется нам, однако на этот пост он был назначен по настоянию элахазрета Тогрула. Это брат того самого калабейи, который по приказу Хашаметмааба Кызыл-Арслана был повешен на городских воротах.

Ждем Ваших советов и распоряжений.

Фахреддин. Алаэддинъ.

Кызыл-Арслан понял: Тогрул и Гатиба взялись за старое. Он отправил в Рей Гатибе-хатун письмо:

"Уважаемая мелеке!

Узнав о том, что Вы благодаря милости щедрого и всевышнего Аллаха живы и здоровы, я несказанно обрадовался.

Я подробно писал Вам о нашем похоже на Багдад. Не стану повторяться.

Должен сказать, меня сильно встревожили известия, только что полученные мной из Хамадана.

Элахазрет Тогрул вновь назначил на государственные посты лиц, которые являются врагами нашего государства. Таким образом, мы рискуем лишиться завоеваний, ради которых азербайджанский народ проливал свою кровь.

Наше войско в Хамадане постепенно изолируется. Изменники-визири опять на старых постах. Больше того, султан Тогрул поддерживает отношения с враждебными нам государствами.

Как нам сообщили, мелеке тоже собирается вернуться в Хамадан. Не советую уважаемой мелеке уезжать из Рея.

Боюсь, что действия элахазрета Тогрула вынудят меня вновь двинуть войска на Хамадан.

Известия, поступившие из Рейского государства, явились для меня большой неожиданностью. Я никогда не допущу, чтобы важнейшая область нашего государства перешла в руки наших врагов. Пока Кызыл-Арслан жив, этого не случится.

Я доверяю моему племяннику Гютлюг-Инанчу, но если он окружен предателями, принуждающими его проводить враждебную нашему государству политику, я пришлю к нему на помощь свое войско, которое мечами защитит наши интересы.

Мне неизвестны мысли элахазрета Тогрула относительно событий, происходящих в Рейском государстве, но я хочу высказать мелеке свои мысли: я не стану признавать никакого договора, заключенного с сыном мелеке или элахазретом Тогрулом с иноземными хекмдарами в отношении Рея.

Кызыл-Арслану.

Как только Хюсамеддин вернулся из Хорезма в Хамадан, он тотчас был принят султаном Тогрулом, а через несколько часоп после этого уже скакал по дороге в Рей с письмом султана к Гатибе.

Молодой правитель Рея Гютлюг-Инанч встретил Хюсамеддина с почестями, устроил в его честь пир, после чего Хюсамеддин поскакал на эйлаг Шимран, где отдыхала в это время Гатиба-хатун.

Гатиба изнывала от скуки. Бездеятельность сделала ее злой и раздражительной. Она с юных лет привыкла находиться в самом водовороте козней и интриг, поэтому однообразная, провинциальная жизнь превратила ее в больного человека.

В первые месяцы по прибытии в Рей она забавлялась тем, что с помощью Себы-ханум стравливала рабынь и нукеров, живущих во дворце ее сына.

Однако развлечения эти завершились весьма грустно: две рабыни в отчаянии утопились, бросившись в речку, одна – отравилась, а один из нукеров, обвиненный по доносу Себы-ханум в преступном сожительстве с дворцовой танцовщицей, был наказан плетями.

В конце-концов все эти глупые забавы надоели Гатибе, и она, разозлившись, прогнала от себя Себу-ханум.

С наступлением летнего зноя Гатиба переехала из Рея на эйлаг Шимран.

Здесь она томилась еще больше. Не зная, как убить время, она часами просиживала перед большим зеркалом, разглядывая свое лицо. Ей хотелось думать, что она по-прежнему свежа и красива и годы не имеют над ней власти. Часто губы ее шептали две строчки, заученные ею двадцать лет назад:

О милая, ты всех затмишь красой,

Ты – лилия, рожденная росой,

Была пятница. Гатиба сидела в своей комнате у зеркала и предавалась грустным размышлениям. Ей опять вспомнились стихи Низами.

– Ах, жестокий поэт! – вздохнула она, обращаясь к своему отражению в зеркале. – Хотя ты не мне посвятил эти волшебные строчки, но вспоминая их, я почему-то всегда думаю о себе. Мне была уготована вечная молодость, так как я родилась, чтобы любить. Я обладала неувядаемой, бессмертной красотой, но ты, поэт, лишил ее бессмертия. Больше того, ты оказался заодно с теми, кто желал моего несчастья. Ты сдружился с моими врагами. Ты друг убийц моего отца. Моя красота не хотела сдаваться, и она еще не сдалась. С ее помощью я заставлю многих ненавидеть тебя. Я стала женой другого, чтобы возвыситься. Может быть, я выйду еще за одного, чтобы обеспечить большое будущее моему сыну. Кто знает, возможно, потом я выйду и за третьего. Но все это не мужья мне, нет, нет! Я никогда не была ничьей женой, и не буду. Жизнь – это царство обманщиков и обманутых. Я – лишь одна из подданных этого царства. Кто в конце концов побеждает? Победят те, кто умеет ловче других обманывать, а простофили и глупцы будут побеждены. Но годы идут и идут, и красота моя начала увядать. Я это ясно вижу. Удастся ли мне еще раз завладеть сердцем настоящего мужчины? Ах, если бы им оказалось сердце Кызыл-Арслана! Если бы он склонил передо мной свою гордую голову! Тогда бы мне удалось победить не только его самого, но и поэта, который гордится своей дружбой с ним и восхваляет его!

Открылась дверь, служанка доложила:

– Какой-то мужчина хочет видеть мелеке.

– Пусть войдет, – приказала Гатиба, а про себя подумалаз "Кто бы это мог быть?.. Нет, судьба решительно не на моей стороне. Если бы она хоть раз сделала по-моему! Я всю жизнь молю судьбу стать моей союзницей, но она упорно идет против меня, не считаясь с моими желаниями. Неужели так трудно порадовать удачей бедную женщину?! Ну сделай, судьба, так, чтобы султан Тогрул написал мне письмо! Или пришли ко мне Хюсамеддина. Неужели ты окончательно решила погубить меня?!"

В этот момент в комнату стремительно вошел Хюсамеддин и припал к ногам мелеке, целуя ее колени.

Гатиба, не веря своим глазам, схватила его за руки и начала поднимать с пола.

– Встань, жизнь моя! Встань! Ну поднимись же, мой дорогой друг! Знаю, тебя прислала ко мне сама судьба.

Она нежно обняла Хюсамеддина, горячо поцеловала в губы и сказала:

– Остальное потом... после того как осуществится мой план – Усадив гостя в кресло, она спросила: – Ответь мне, жизнь моя, кто тебя вызволил из тюрьмы?

– Себа-ханум.

– А кто приказал ей сделать это?

– Вы, моя обожаемая мелеке!

– Ага, вот видишь! А теперь рассказывай, что делается в Хамадане. Неужели мои друзья забыли свою мелеке?

– О нет, дорогая мелеке! Все ваши друзья опять находятся в Хамадане. Они ждут приезда своей обожаемой мелеке.

– Ты правду говоришь? Они ждут меня?

– Да, мелеке, очень ждут. Дворец атабека Мухаммеда благоустроен по приказу султана Тогрула.

Гатиба еще раз поцеловала Хюсамеддина в губы.

– Невероятно! Даже не верится.

– Клянусь памятью вашего покойного отца, это так! Я привез вам письмо от элахазрета.

Он протянул Гатибе письмо. Она распечатала его, но у нее от волнения тряслись руки, и она не могла прочесть ни строчки. Тогда, протянув письмо Хюсамеддину, она попросила:

– Прочти его мне, жизнь моя! На, читай!

Хюсамеддин поспешил исполнить ее просьбу.

Султан Тогрул писал:

"Уважаемая мелеке!

События чередой следуют одно за другим, словно караваны верблюдов в пустыне. Колесо судьбы, будто мельничный жернов, перемалывает время, отпущенное нам всевышним.

Вредная, неразумная политика моего брата еще больше обозлила его врагов. Впрочем, даже и друзья его уже начали отворачиваться от него. Он мечтал создать на земле новую жизнь, но что из этого вышло? Ничего. Многих наших друзей он отправил в ссылку, бросил в тюрьму, вздернул на виселице.

Отъезд мелеке из Хамадана был для меня большим горем. Я сильно тосковал. Но, с другой стороны, я утешал себя тем, что бурные ветры, потрясавшие продолжительное время Хамадан, не досаждают нашей уважаемой мелеке.

Сейчас ветры уже не дуют. Вокруг меня опять собираются верные мне люди. Джанабы Захир Балхи и Камаледдин уже в Хамадане. Понемногу мы забираем власть из рук пришлых азербайджанских Военачальников. Нам уже удалось создать большое войско из иракских аскеров.

Все постепенно налаживается. Одно лишь сильно огорчает нас: отсутствие в столице нашей уважаемой мелеке! Поэтому я вызвал из Хорезма Хюсамеддина, который поедет в Рей и привезет Вас в Хамадан. Пусть мелеке поступит так, как ей захочется. Дворец покойного атабека Мухаммеда приведен в порядок и ждет свою госпожу.

Султан Тогрул. Хамадан".

Гатиба, выхватив письмо из рук Хюсамеддина, приложила его к глазам, затем спрятала у себя на груди и, радостная, заходила по комнате.

Каждый из них предался своим мыслям.

Хюсамеддин страстно желал возвращения Гатибы в Хамадан, но, с другой стороны, ему было неприятно думать, что Гатиба помирится с султаном Тогрулом. Он знал: Гатиба мечтает властвовать в Хамадане, а это осуществимо лишь в том случае, если она станет женой Тогрула.

Гатиба же думала так: "Прежде всего мне нужен султан Тогрул, от которого я смогу избавиться в любой момент. Он трус, и его легко провести. У Хюсамеддина бесстрашное сердце, но он глуп и легкомыслен. У него на уме одна любовь. Глядя на меня, он думает о Гатибе, по которой вздыхал двадцать лет назад в Гяндже. Но у меня есть сын, которому уже двадцать лет и который является хекмдаром Рейского государства. А Хюсамеддин как был, так и остался всего лишь военачальником. Хюсамеддин – игрушка в моих руках. Глупец воображает, будто мелеке огромного государства и мать хекмдара станет его женой и разделит с ним его жесткое ложе!"

Не удержавшись, Гатиба рассмеялась своим мыслям.

Наблюдая за ней, Хюсамеддин говорил себе: "Да, передо мной умная, хитрая мелеке, а кто я? У меня нет ни войска, ни большого поста, ни богатства. Разве эта женщина когда-нибудь выйдет за меня замуж? У ее сына Гютлюг-Инанча сотни таких нукеров, как я, которые заискивают перед ним и которых он ни во что не ставит. Я по-прежнему продолжаю быть лошадью, на которой другие хотят доскакать до счастья. Скоро, очень скоро меня отшвырнут с дороги! Я вижу: мелеке смеется, не иначе, как надо мной... Да, кем я был и кем стал! Ах, мое глупое сердце, куда ты меня завело, что ты со мной сделало?! Как я могу любить женщину, убившую своего мужа?! Эта женщина достойна презрения, но я почему-то не презираю ее, а люблю. И потому, я чувствую, она презирает меня. Чего можно ждать от женщины, которая не смогла сохранить верность такому хекмдару, как атабек Мухаммед?! Новых преступлений, новых убийств, нового предательства! А какую награду я получил? Проклятье моего народа да муки совести. Ради нее мне придется убить султана Тогрула и Кызыл-Арслана. Неужели я это сделаю?! Ради нее, ради неблагодарной, бессердечной женщины? Ради ее лживых уст! "Остальное потом!.." Что это значит?! Это значит, я должен совершать новые преступления и опускаться все ниже и ниже. Ах, как я презираю себя за малодушие! Нет, нет, я не хочу опускаться дальше. Я должен взять себя в руки. Я владею тайнами этой женщины и могу погубить ее в любой момент. Но как это сделать? Стоит ей лишь ласково взглянуть на меня, и я забываю все на свете. Я думаю только о ней, о моей милой Гатибе. Любовь превращает меня в квелого котенка. Будь он проклят, этот сердечный недуг! Он заковывает бесстрашных героев в стальную цепь и бросает к ногам бессовестных обманщиков. Ах, любовь, ты заставляешь честных людей идти на преступление! Справедливых ты делаешь жестокими. Ты ставишь перед собой на колени тех, кто не склоняет головы ни перед верой, ни перед святым пророком, ни даже перед самим аллахом. Ты – яд, отравляющий людской покой! Ты принуждаешь сильных духом людей к самоубийству. Ты заставляешь их ненавидеть своих друзей, родных, даже родителей! Ты зарождаешься в человеческом сердце, в людской крови, и ты требуешь, как дани себе, пролития крови, убийства! Ты заставляешь людей питать ненависть к своим ближним. Ты торжествуешь, видя человеческое бесчестие, низость, мольбы, безумие. Ты можешь заставить мудрейшего из мудрецов валяться в ногах ничтожной женщины. Как правы те, о любовь, кто считает тебя порождением дьявола! Из-за тебя хекмдары могущественных государств отдают свою волю во власть бессовестных обманщиц. Порой из-за тебя судьбы больших народов зависят от капризов взбалмошной женщины. Ты, любовь, не что иное, как бездумная и низкая чувственная страсть! Ты можешь примирить и соединить самые противоречивые характеры, и ты можешь сделать смертельными врагами близких по духу людей. Ради тебя, ради короткого мига сладостного забвения, который даришь ты, люди становятся несчастными на всю жизнь! И ты непобедима. Ни меч, ни мольбы, ни вера, ни людская совесть не могут с тобой совладать. Одна только смерть может излечить человеческое сердце от любовного недуга. Да, смерть, к тому же бесславная смерть..."

Гатиба, словно отгадав мрачные мысли Хюсамеддина, ласково сказали: