Текст книги "Меч и перо"

Автор книги: Мамед Саид Ордубади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 47 страниц)

– Мало, Гатиба, мало! Ты помогла мне овладеть властью, но это еще не все, что мне надо. Трон шатается подо мной. Кызыл-Арслан пока жив. Если я женюсь на тебе и провозглашу твоего сына наследником престола в ущерб моему сыну Мелик-шаху, на другой день народ обвинит меня в убийстве атабека Мухаммеда и изгонит братоубийцу из страны. Я опять останусь без трона и короны. Ответь мне, если я поспешу жениться на тебе, поспешу объявить твоего сына Гютлюг-Инанча наследником престола, как посмотрит на это Кызыл-Арслан? Разве он не сочтет наш брак союзом направленным против него? Ты не должна торопиться, – это может привести к тому, что ты еще раз опозоришься на весь Восток. И, пожалуйста, не надо упрекать меня. Трон и корона, которыми я сейчас владею, по существу всегда были моими. Нечего гордиться тем, что ты вернула мне мои законные права. Ты погубила главу знаменитой династии Эльдегезов. Я ни за что не исполню того, что ты обещала

нашим врагам. Допустим, ты отдашь Персию и Кирман Бахрем-шаху, Хорасан и Мерв уступишь Текиш-хану, а Мосул и Хамадан подаришь иракцам, – где и над кем я тогда буду властвовать?!

– В Азербайджане, над азербайджанцами, – не задумываясь ответила Гатиба.

– Азербайджан, увы, не наш. Там властвует Кызыл-Арслан. Стоит ему обратиться к народу с призывом: "На коней!" – и в поход против нас выступят сотни тысяч всадников. Я не отрицаю, ты убила моего брата, ты избавила нас от его властной руки, ты помогла султану Тогрулу взойти на принадлежащий ему по праву трон, но ты должна знать: Тогрул никогда не сможет стать атабеком Мухаммедом. Когда я уступил ему свою власть, я думал о том, что империя получит большого, деятельнего хекмдара. Однако две веши мешали мне житье ним в дружбе: первая – зависть, вторая – враги нашего государства. А теперь поразмысли и ответь мне: разве ты находишься не в лагере наших врагов? Удар, который ты нанесла по нашему салтанату не могли нанести ни иракны, ни хорезмийцы. Прошу тебя, когда ты будешь попрекать меня, говоря, что помогла мне вновь вернуться к власти, не напоминай мне о том, что ты убила моего брата. Это может испортить нашу дружбу. Не забывай, нас родила одна мать Тюркан-хатун. Если бы не меч атабека Мухаммеда, мы никогда не владели бы таким обширным государством.

Гатиба почувствовала, что Тогрул не шутит с ней. В его словах прозвучала явная угроза. Это означало, что Тогрул может обвинить ее в убийстве своего брата и предать смерти.

"Хитрая лиса! – подумала она. – Ты просишь не напоминать тебе о смерти твоего брата?.. Вспомнил, что вас родила одна мать? Погоди же, у тебя будет возможность раскаяться в своих словах!"

– Элахазрет султан должен был вспомнить о том, что его и атабека Мухаммеда родила одна мать тогда, когда он послал к больному атабеку цирюльника с бритвой, смоченной ядовитым зельем! – бросила она с усмешкой.

Выпад Гатибы заставил Тогрула переменить тон.

– Кто бы ни совершил убийство, ты или я, – это большое преступление. Ведь этим мы достигли очень немногого. Но атабек мертв, и взаимными обвинениями мы лишь можем погубить себя обоих.

– Раз так, надо выполнять свои обещания,– оборвала его Гатиба.

– Это возможно лишь в том случае, если обстановка будет благоприятной.

– Сейчас ты являешься полновластным султаном. Разве это не означает, что обстановка благоприятна?

– Нет, Гатиба, не означает. Ибо нам неизвестно, что затевает Кызыл-Арслан. Все будет иначе, как только обстановка прояснится. Я не отказываюсь от своих обещаний, но для того, чтобы осуществить их, нужен удобный момент. Мы должны ждать. Я уже клялся этими губами и опять клянусь!..

Сказав это, Тогрул поцеловал Гатибу в губы.

Но каждый понимал: один хочет обмануть другого.

После свидания с Тогрулом Гатиба окончательно поняла: она обманута и допустила большую оплошность, лишив жизни мужа. Стремясь к достижению своих целей, она хотела использовать других как оружие, а получилось иначе: она сама оказалась оружием в чужих руках.

Гатиба пролила много слез, но было уже поздно: она не могла воскресить атабека Мухаммеда. Она понимала, у нее уже никогда не будет власти и прав мелеке большого государства. У Гатибы не осталось никого, кто мог бы прийти ей на помощь. Раньше у нее были два ловких сообщника: Хюсамеддин и Себа-ханум, которой она пожаловала свободу. Но сейчас Хюсамеддин был сердит на нее, а Себа-ханум жила в деревне Касумабад, занятая строительством дворца.

Хюсамеддин окончательно переметнулся на сторону Тогрула, возглавив его армию. При жизни мужа Гатиба часто обещала ему: "После убийства атабека я буду принадлежать тебе!" Но все ее посулы оказались лживыми.

Узнав о том, что Гатиба мечтает стать женой Тогрула, Хюсамеддин отдалился от нее, не переставая думать о мести.

В последнее время, размышляя о случившемся, Гатиба осуждала себя за допущенную ею вторую большую оплошность – небрежность по отношению к Хюсамеддину. Она часто вспоминала слова Хюсамеддина, сказанные ей в дни ее девичества: "Возможно, вы не будете моей, но вы не достанетесь и другому!" Выходит его пророчество сбылось!

Гатиба начала искать встречи с Хюсамеддином. Но Хюсамеддин, не желая вызывать подозрения у Тогрула, избегал ее и отклонял все ее приглашения.

Однажды рабыня, услугами которой Гатиба пользовалась в последнее время, сообщила ей, что Хюсамеддин прогуливается в саду дворца покойного атабека. Гатиба не мешкая оделась и спустилась в сад.

Хюсамеддин, встретив старого садовника, поинтересовался;

– Мелеке часто гуляет здесь?

– С тех пор, как умер атабек, я ни разу не видел ее в саду, До прогулок ли ей, несчастной?!

Гатиба остановилась у бассейна, разглядывая плавающих там причудливых рыбок. Она рассчитала: покидая сад, Хюсамеддин должен непременно пройти мимо нее.

Хюсамедин, дав старику-садовнику несколько серебряных монет, хотел удалиться. И вдруг он увидел Гатибу и ее рабынь.

– Салам алейкюм!– сказал сардар* с поклоном.

______________

* Сардар – глава войска, военачальник.

– Алейкюм салам! – ответила Гатиба, печально посмотрев на него.– Я должна сказать тебе, Хюсамеддин: прячась от меня, ты не смоешь черного пятна со своей совести. Есть лишь одно средство, чтобы облегчить душевные муки: соблюдать верность друзьям и выполнять данные клятвы.

Рабыни, сопровождавшие Гатибу, удалились.

Она продолжала:

– Если ты не обладаешь совестью, какая должна быть у настоящего мужчины и героя, так и скажи об этом. Вы оба, и ты, и твой падишах Тогрул, хотите взвалить на слабую женщину ответственность за совершенное вами преступление! Стоит мне захотеть – ты завтра же расстанешься с мечом, который висит у тебя на поясе. Ты лучше меня знаешь, кто ты есть. Скажи, разве я не сделала Тогрула падишахом? Разве не я сделала тебя сардаром? Да, я слабая женщина, но не настолько, чтобы позволить таким ничтожествам, как ты и твой Тогрул, строить свое счастье на моем несчастье! Обманщики!.. Убийцы моего мужа!

Гатиба повернулась, собираясь уйти. – Мелеке, прошу вас, остановитесь, – сказал Хюсамеддин с дрожью в голосе. Гатиба смерила Хюсамеддина уничтожающим взглядом:

– Разве вам мало того, что вы лишили меня титула мелеке? Что вам еще нужно от меня? Тогрул – падишах, ты – его правая рука. Или вам недостаточно этого? Ненасытные удовища!..

Мой муж атабек Мухаммед умер, а Кызыл-Арслан все еще жив.

Хюсамеддин продолжал с мольбой:

– Моя прекрасная, необыкновенная мелеке, почему вы так гневаетесь? Прошу вас, будьте со мной откровенны. Хюсамеддин всегда принадлежал только вам, и вы знаете об этом. Разве слово мелеке не было для меня всегда законом?

– Если ты действительно говоришь со мной искренне, ответь тогда, почему ты начал избегать меня? Вспомни, когда-то ты готов был жизнь отдать, лишь бы поцеловать мою руку.

– Да, но ведь мелеке собирается замуж за Тогрула! Смею ли я докучать ей своей любовью? Сардар обязан думать о чести своего падишаха. Могу ли я посягнуть на эту честь?!

– Ты не побоялся убить моего мужа, великого хекмдара Джахан-Пехлевана Мухаммеда. Добиваясь меня, ты посягнул не только на его честь – даже на его жизнь. Так как же ты смеешь после этого говорить мне о чести какого-то ничтожества, который является игрушкой в моих руках?!

Гатиба направилась к дворцу. Хюсамеддин последовал за ней. У двери он остановился, но она приказала ему:

– Входи, входи, уважаемый сардар! У меня есть дело к тебе.

Поднявшись по широким ступенькам, они вошли в большой зал. Гатиба оставила Хюсамеддина одного и скрылась в своей комнате.

Хюсамеддин, расхаживая по залу, предавался мыслям: "Гатибе уже давно за тридцать... В жизни ее ничто не интересовало кроме интриг, козней и приключений. Можно сказать, вся ее жизнь – сплошное преступление. Но как мало эта женщина изменилась! Какое у нее юное и свежее лицо! Как прекрасны ее глаза! Сколько очаровательной надменности в ее взгляде! Когда я смотрю на нее и слышу ее голос, сердце мое замирает, как прежде. Гатиба – моя первая любовь, а первая любовь никогда не забывается. Себа-ханум во много раз красивее и притягательнее Гатибы, но всегда, когда я обнимаю ее, мне кажется, будто со мной Гатиба. Ведь она первая заставила мое сердце сладостно замирать. Это она впервые зажгла мою кровь".

В зал вошла Гатиба, облаченная в платье, которое носила в дни далекой юности, когда Хюсамеддин пылал к ней юношеской страстью. Опустившись на тахту, она приказала ему:

– Сядь рядом, мой наивный друг. Неужели ты думаешь, я действительно собираюсь замуж за Тогрула? Ах, как плохо ты знаешь меня! Да разве я могу стать женой такого ничтожества?!

Неужели ты забыл все, что было между нами? Как ты мог забыть, что ты говорил мне в дни моего девичества?!

– Я говорил мелеке тысячи всяких слов, – возможно ли все удержать в памяти? Если бы кто взялся описать историю нашей любви, получилась бы толстая книга.

– Неужели ты не припоминаешь, что ты сказал мне однажды в Гяндже, рассердившись на меня? – Где это было?.. Когда? – спросил Хюсамеддин, морща лоб. – Я ехала в тахтреване встречать Мехсети-ханум, ты подъехал к тахтревану... Теперь вспомнил?

– Да, что-то припоминаю... Но, что я сказал вам тогда, не помню.

– В тот день я отвергла твою любовь. Ты разгневался на меня и сказал: "Возможно, вы не будете моей, но вы не достанетесь и другому!"

Хюсамеддин все вспомнил. Родная Гянджа... По дороге идут толпы празднично разодетых людей, проплывают нарядные тах-треваны. Вот из-за голубой занавески выглянуло красивое лицо Гатибы. Он пришпорил лошадь, подъехал к ней. Она хотела задернуть занавеску,– он не позволил ей, заговорил. Гатиба начала отвечать ему. Ах, этот голос!..

Хюсамеддин обернулся, посмотрел на Гатибу. Нет, она нисколько не изменилась! И в душе его по-прежнему живет любовь к ней! Сколько он потратил сил, чтобы вытравить из своего сердца чувство к этой хитрой, коварной женщине, а в результате – поражение! Сердце не желает подчиняться разуму.

– Что делать?! Что делать?! – воскликнул вне себя Хюсамеддин. – Сердце не хочет слушаться меня, словно оно подвластно кому-то другому! Мне кажется, я не принадлежу самому себе! Теперь я знаю, любовь и свобода не могут жить вместе, – он обернулся к Гатибе и грустно добавил: – Да, прекрасная мелеке, теперь я вспомнил, что я сказал вам тогда.

Гатиба обняла Хюсамеддина и поцеловала в губы.

– Мне хочется переиначить те твои слова. Ты позволяешь?

– Конечно, конечно, моя дорогая мелеке, – бормотал Хюсамеддин, покрывая поцелуями ее лицо. – Вы властны делать все, что угодно!..

На глазах Гатибы засверкали слезы:

– Клянусь тобой и моим сыном Гютлюгом, я никому не буду принадлежать, кроме тебя. Я буду только твоя, я буду жить только ради тебя!

Сказав это, Гатиба еще сильнее прижалась к груди Хюсамеддина, жарко целуя его.

– А теперь слушай меня внимательно, мой дорогой,– сказала она тихо. Мы напрасно помогли Тогрулу прийти к власти. Пропали все наши труды. Он уже начал предавать нас. Стоит ему только захотеть, и он погубит нас обоих. Мы должны быть с тобой очень осторожны. Надо при каждом удобном случае напоминать ему о том, что это он прежде всего виновен в смерти атабека, что он братоубийца. У этого человека слоновий нрав. Если кто-нибудь не будет сидеть у него на спине и колоть его шею пикой, он может пойти не в ту сторону. Надо сделать так, чтобы его войско взбунтовалось. Постарайся подорвать его влияние среди аскеров. Пойми, влиятельного человека трудно поставить на колени. Мы можем достигнуть с тобой блаженства через несколько минут, но надо думать о том, чтобы блаженство было с нами вечно. Знай, среди того, что я отдала атабеку Мухаммеду, не было моего сердца. Я утаила его от мужа. Мое сердце будет принадлежать только тебе. Ты один достоин его. Дорогой друг, в жизни нельзя прыгать, как по лестнице, сразу через несколько ступенек. Это очень опасно. К вершине надо продвигаться постепенно. Эту истину я начинаю постигать только сейчас. Этому меня научила моя жизнь. Не торопись взлететь, иначе сразу же очутишься на дне пропасти. Хочу сказать тебе еще вот что: пока Тогрул не поймал нас в свой капкан, мы должны первые скрутить его по рукам и ногам!

– Слово мелеке для меня закон! – решительно ответил Хюсамеддин.

В ГЯНДЖЕ

После смерти атабека Мухаммеда салтанат переживал тревожные дни.

По договору Гатибы с хорезмшахом Текишем Рейское государство должно было отойти к Хорезму, после чего судьба Ирака решалась сама собой: он отходил к Багдаду, ибо, лишившись Рея, империя оказывалась расчлененной пополам и теряла обширные земли на юге Азербайджана вместе с Хамаданом.

Кызыл-Арслан, встревоженный угрозой расчленения салтаната, обратился за помощью к Северному Азербайджану.

Однако Фахреддин думал совсем иначе. Считая южной границей Северного Азербайджана Аракс, он решил не пускать на землю Аракского государства ни Кызыл-Арслана, ни кого-либо другого.

У Фахреддина было много сторонников среди молодежи и влиятельных людей Северного Азербайджана, которые разделяли его мысли.

Но те, кто хорошо разбирался в политике, считали, что обособление Северного Азербайджана равносильно для этого государства смерти,

Гянджинцы собрались в мечети Сельджука. Большинство поддерживало Фахреддина.

– Не будем помогать Кызыл-Арслану!.. – кричали люди. – Граница Арана река Аракс!.. Мы не пощадим жизней, защищая ее.

Группу, которая осуждала Фахреддина, возглавлял его товарищ по оружию Сеид Алаэддин. Спор и перебранка в мечети разгорелись настолько, что появилась опасность кровавого столкновения,

На площади Мелик-шаха собрались вооруженные сторонники Фахреддина и Алаэддина, ожидая решения спора своих вождей. Фахреддин в душе торжествовал, так как Низами, которому в последние дни нездоровилось, не пришел в мечеть. Если бы поэт находился в мечети, народ, питавший к нему глубокое уважение, не посмел бы пойти против него. Да и сам Фахреддин не смог бы ослушаться своего друга.

Группа Фахреддина была близка к победе. Фахреддин торопился вынести поскорее решение, поддержанное большинством, ибо знал: Низами не пойдет против воли народа.

Вдруг толпа в мечети расступилась. Взоры всех обратились к двери: на пороге стоял Низами.

Он направился к минберу, поддерживаемый с одной стороны Сыном Мухаммедом, с другой – Алаэддином.

Увидев Низами, Фахреддин с досадой махнул рукой, – он уже не надеялся на победу. Ему было известно, что Низами, ярый противник отделения Севера от Юга, с самого начала встал на сторону Кызыл-Арслана. Поэт утверждал: "Государство надо защищать от врагов в тех границах, которые существовали до смерти атабека Мухаммеда!"

В мечети стоял невообразимый шум. Низами молча наблюдал за происходящим. Путь от дома до мечети утомил больного поэта. Отдышавшись немного, он поднялся на минбер.

Разом смолкли все голоса. Взоры гянджинцев устремились на поэта.

– Я лежал в постели, – начал Низами. – Но я забыл про свою болезнь, вспомнив о важности этой сходки народа. В минуты, когда решаются государственные, жизненно важные для народа вопросы, требуются особая осторожность и внимание, как и при игре в шахматы. Ведь шахматная игра – это тоже сражение. Стоит по ошибке проиграть противнику одну фигуру – и ты проиграешь ему всю партию. В нашем вопросе проиграть партию – значит потерять всю страну. Поэтому я был вынужден подняться с постели, и прийти сюда. Не смотрите, что я поэт, я кое-что смыслю и в шахматной игре. Фахреддин – мой друг детства и юности. Я люблю его так же, как и он меня. И он, и я доказали эту любовь на деле. Мы выбрали разные пути: он избрал меч, я – перо. Но пусть мой друг не думает, что я плохо разбираюсь в политике и ратных делах. Мы не должны обособляться и действовать самостоятельно. Этот путь грозит нам несчастьем и смертью. Если мы пожелаем отделить Северный Азербайджан от Южного, наши враги поблагодарят нас за этот неразумный шаг. Они только и мечтают об этом. Какие доказательства своей правоты у моего друга Фахредина? Я хочу знать его мысли.

Низами умолк, ожидая, что ответит Фахреддин, на которого теперь были обращены взоры всех присутствующих.

– Захватчики могут называть себя атабеками Азербайджана, но они все равно остаются захватчиками! – сказал он. – Верно!.. Верно!..– раздались возгласы. Низами усмехнулся.

– Мы защищаем нашу страну не ради Кызыл-Арслана, не ради султана Тогрула! – громко сказал он. – Прежде всего мы думаем о целостности и неприкосновенности нашей родины -Азербайджана. Борьба, начатая Кызыл-Арсланом против иноземных захватчиков, не идет вразрез нашим кровным интересам. Без помощи мечей Азербайджана Кызыл-Арслану не избавить наше государство от козней дочери эмира Инанча Гатибы. На наших глазах страну дробят и по кускам продают иноземцам, Фахреддин должен понять, на торг выносят все наше государство!

– Сейчас атабеки обессилели, – возразил Фахреддин. – Все были свидетелями того, как их огромная армия вторгалась в Азербайджан. Мой уважаемый друг сам хорошо знает, сколько крови пролил наш народ в борьбе с атабеками. Пепел от наших спаленных деревень и городов до сих пор разносится ветром по свету. У нас не будет более благоприятного момента, чтобы

размозжить головы змеям. Если мы дадим им передышку, они, окрепнув, опять покажут нам свое истинное лицо. Змеи прикидываются бессильными для того, чтобы их жертвы потеряли

бдительность. Я считаю, мы не должны вмешиваться в распри Кызыл-Арслана и Тогрула. Пусть они дерутся между собой. Когда околеет один, мы добьем второго и, таким образом, сбросим с политической арены династию Эльдегезов. А тогда пусть к власти приходит кто угодно, – все равно он не будет хуже сыновей Эльдегеза.

Страстность, с которой говорил Фахреддин, произвела впечатление на многих. Даже некоторые сторонники Алаэддина закричали: "Правильно!.. Фахреддин верно говорит!.."

Низами понял: создать перелом в настроении толпы будет не так просто. Он опять поднялся на минбер.

– Между Кызыл-Арсланом и Тогрулом и теми, кто стремится отнять у них нашу страну, нет личной вражды. Даю вам слово, когда иноземцы захватят наше государство и увезут в плен наших хекмдаров, они будут относиться к ним с уважением и оказывать им всевозможные почести, ибо их основная цель захватить богатства нашей родины. Если бы я был уверен, что наша родина останется неприкосновенной до тех пор пока наши хекмдары не перебьют один другого, я бы первый пошел за Фахреддином. Но ждать нельзя! Враги воспользуются междоусобицей и разделят наше государство между собой.

Фахреддин, перебив Низами, выкрикнул:

– Даю вам слово, враг не ступит на землю Северного Азербайджана!.. Мы умеем владеть мечами!

– Я посоветовал бы Фахреддину забыть сейчас слова "Северный и Южный Азербайджан", – ответил, Низами. – Сейчас мы должны знать только одно слово – Азербайджан! Наша родина должна быть единой. Мы не имеем права помогать тем, кто добивается раскола нашей родины. Мы обязаны постоянно заботиться о ее единстве. Мы должны бороться за единство! И если того потребует наша борьба, я отложу перо и тоже возьму в руки меч. Может быть, мой друг утомился носить на поясе оружие?.. Тогда пусть остается в Гяндже и одыхает. Мы родились на этой земле, в ней лежат кости наших предков. Родина – наша святыня. Мы не должны допустить, чтобы кони врагов топтали ее. Тот, кто одно государство называет двумя именами, не может считаться другом этого государства. Или жить вместе с нашими южными братьями, или умереть вместе с ними. Страну, где царит единство, не победит никакая сила. Наше войско, которое вместе с войском Кызыл-Арслана двинется на Хамадан и Ирак, будет защищать не Кызыл-Арслана, а южные границы нашей родины – единого Азербайджана!

– Поэт верно говорит!.. Поэт верно говорит!.. – зашумела толпа.

Фахреддин, видя, что ряды его единомышленников тают, спросил Низами:

– Какая будет нам польза, если Кызыл-Арслан победит Тогрула?

Низами почувствовал, что Фахреддин вот-вот сдастся.

– Убийство атабека Мухаммеда, – ответил он, – большое событие на Востоке. Каждое государство старается использовать это событие в своих интересах и по-своему истолковывает его. У иракцев свои интересы, у рейцев свои, у жителей Хорезма – свои. Но в то же время все их стремления идут вразрез с интересами Азербайджана, потому что в настоящее время салтанат азербайджанских атабеков является самым большим государством на Ближнем и Среднем Востоке и у него много завистников. Как вы сами видите, хорезмийцы по-своему истолковывают происшедшие события и стараются отхватить от нашего

государства огромную часть. Они хотят пройти, как по мосту по нашей империи к Багдаду. Они стремятся отобрать у нас торговые центры на юге и дороги, ведущие в Индию. Поэтому весь народ Азербайджана должен объединиться и защищать свои интересы. Вот что мы выиграем от того, если Кызыл-Арслан победит Тогрула. Мы должны помочь ему, ибо он поможет нам. Национальные интересы азербайджанского народа требуют, чтобы мы выступили на стороне Кызыл-Арслана. Я не считаю патриотами тех, кто хочет сузить границы нашей родины, заключив ее между Курой и Араксом. Атабеки мало тревожатся о судьбе своих подданных, но не глупо ли, наказывая их, отдать страну на разграбление иноземцам?! Так будем мудры, будем рассуждать как трезвые политики. Лучше быть самостоятельным государством под властью атабеков, чем искать покровительство у персов и терпеть их иго. Как-никак и атабеки, и мы говорим на одном языке. Вот почему я первый откликаюсь на призыв Кызыл-Арслана. Пусть мой друг Фахреддин остается со своими сторонниками в Гяндже!

Низами сел, и мечеть тотчас загудела, как улей.

На минбер поднялся Фахреддин.

–Жители Гянджи! – сказал он. – Человеку свойственно ошибаться, но никто не может сказать, что Фахреддин упорствует в своих ошибках! – Выхватив из ножей меч, он воскликнул: – В поход!..

Когда Низами вышел на площадь Мелйк-шаха, толпы ликующих гянджинцев воинственными возгласами одобряли решение народной сходки.

СТРАХ

Ни днем, ни ночью сердце султана Тогрула не ведало покоя: в нем поселилась тревога. Хекмдара пупала непокорность Кызыл-Арслана, который не пожелал приехать в Хамадан; повергали в страх козни Гатибы.

Приближался день Сиздэх*, в который султанское войско, находящееся в Хамадане, должно было пройти по площади мимо дворца, приветствуя хекмдара. После ресм-гечида** во дворце Тогрула должен был состояться большой пир.

______________

* Сиздэх – значит, "тринадцать". У атабеков Азербайджана был обычай: на тринадцатый день после праздника новруз-байрама устраивать смотр войск в присутствии визирей и знати.

** Ресм-гечид-парад, смотр войск.

Султан со страхом ждал этого дня. И вот он наступил.

В одиннадцать часов утра хекмдар, окруженный знатью и визирями, вышел на высокий балкон своего дворца, мимо которого должно было пройти войско. На площади было пустынно и тихо; султан не увидел на ней никого, кроме нескольких своих личных телохранителей, да подметальщиков с метелками в руках.

Наступил полдень – войско так и не появилось.

Тогрул был вне себя от гнева, но в то же время он испытывал непреоборимый страх. Ему было ясно: ресм-гечид не состоялся не случайно. Он принял в душе решение при первой же возможности предать Гатибу казни, а Хюсамеддина сместить с поста эмир-аль-умара.

Не покидая балкона, Тогрул послал к Хюсамеддину слугу с требованием, чтобы тот немедленно явился к нему.

Однако сардар не внял его приказу. Он лишь прислал хекмдару маленькую записку, в которой объяснял причину своего неповиновения:

"Я не могу явиться к Вам. Если я сейчас покину войско, это может нанести непоправимый ущерб положению элахазрета. С моей стороны это большая дерзость. Однако элахазрет должен простить своего слугу".

Гости Тогрула прошли с балкона в зал, где должен был состояться пир. Но он прошел без султана.

Тогрул заперся в своей комнате и не показывался на глаза придворным ровно неделю.

В конце концов он решил создать войско из иракцев, и с их помощью разоружить армию Хюсамеддина.

Однако джасус хорезмшаха Захир Балхи воспротивился этому:

– Элахазрет должен принять такие меры, которые одновременно положили бы конец и козням Кызыл-Арслана, и козням Хюсамеддина. Иракское войско не поможет вам взять верх над этими двумя хитрецами. Не лучше ли будет, если элахазрет обратится к султану Текишу и попросит у него помощь?..

– Ваш совет весьма разумный, – ответил Тогрул, – однако, если я впущу в страну войско хорезмшаха, это еще больше осложнит мое положение. Не забывайте, меня обвиняют в убийстве моего брата атабека Мухаммеда. Если я сейчас прибегну к помощи иноземцев, меня ко всему назовут изменником родины. Я ничего не преувеличиваю, – стоит лишь небольшому отряду иноземцев ступить на нашу землю, как эти два обвинения навеки заклеймят меня. Пусть лучше джанаб Захир поговорит с Гатибой-хатун. Если она захочет, козни прекратятся сами собой.

Захир Балхи согласился исполнить просьбу Тогрула и помирить его с Гатибой, так как знал, что Гатиба союзница хорезмшаха. Ему хорошо было известно о договоре Гатибы с хорезмшахом Текишем, по которому Рей отходил к Хорезму, а Гютлюг-Инанч, назначенный атабеком Мухаммедом правителем Рея, продолжал бы править там, получив новый пост эмир-аль-умара.

В течение последних недель Гатиба жила вдали от Хамадана в имении-дворце Эльдегеза. Она специально уехала из столицы, чтобы показать, будто непричастна к происходящим там событиям.

Взбунтовавшееся войско обратилось к султану Тогрулу с требованием: "Выдайте нам убийцу атабека!"

Ссора войска с Тогрулом шла вразрез с замыслами Захира Балхи. Сейчас его больше устраивало укрепление власти султана, но никак не падение ее.

Захиру Балхи не были известны причины распрей между Гатибой и элахазретом. Он знал многое, но не подозревал о тайном сговоре Гатибы с Тогрулом. Лишь двоим было известно о том, что Тогрул обещал жениться на Гатибе и провозгласить ее сына наследником престола, -Гатибе и самому Тогрулу.

Разочаровавшись в Тогруле, Гатиба вступила в тайные переговоры с хорезмшахом и пообещала отдать ему Рейское государство, в котором ее сын Гютлюг-Инанч останется правителем, получив пост эмир-аль-умара.

Об этом сговоре не знал даже Хюсамеддин.

Захир Балхи написал Гатибе письмо;

"Уважаемая мелеке!

Ваш отъезд из столицы в столь напряженное время способствует еще большему разгару страстей. Неповиновение войска элахазрету султану Тогрулу делает его положение довольно шатким. А ведь мелеке помнит, мы договорились о том чтобы совместными усилиями укреплять власть элахазрета Тогрула.

В наши планы не входило восстание войска. Это непредвиденное нами происшествие может разрушить все замыслы уважаемой мелеке.

Дабы образумить взбунтовавшихся аскеров и разоружить их, элахазрет отдал приказ создать войско из иракцев. Однако, организация такого войска не принесет нам ничего хорошего. Прежде всего сомнительно, чтобы иракцы могли одолеть повстанцев. Во-вторых, если между этими двумя силами произойдет столкновение, выиграет от этого только один Кызыл-Арслан. В случае, если он вмешается в конфликт, наш дороговор о будущем Вашего сына может потерять свою силу. Не забывайте, Текиш-хан ждет, когда Вы поможете ему завладеть Реем!

Уважаемая мелеке, приняв во внимание все вышесказанное, должна срочно приехать в столицу, так как ее отсутствие порождает в народе слухи, будто элахазрет Тогрул является убийцей ее мужа. Население Хамадана восприняло Ваш отъезд как нежелание Вами видеть убийцу атабека Мухаммеда, а ведь в его убийстве более всего повинны Вы.

Захир Балхи. Хамадан".

Захир Балхи поручил доставить письмо Гатибе своему верному слуге Басиру.

Ночью Басир выехал из Хамаданз, направляясь в имение-дворец Эльдегеза. Однако в пути его схватили люди Хюсамеддина, обыскали, письмо отобрали, а самого отпустили.

Хюсамеддин торжествовал: за день до этого ему удалось таким же образом заполучить письмо Тогрула к Гатибе, в котором султан писал:

"Дорогая и уважаемая мелеке!

Как бы Вы ни находились далеко от столицы, я продолжаю чувствовать на своих губах тепло Ваших поцелуев, и от этого сердце мое радостно замирает. Я очень сожалею о том, что предательский поступок Хюсамеддина мешает осуществлению нашей давнишней мечты – соединить узами брака наши судьбы.

Если бы уважаемая мелеке вернулась в столицу, мы бы вместе с ней приняли решительные меры в отношении Хюсамеддина.

Тогрул. Хамадан".

Прочитав это письмо, Хюсамеддин понял: Гатиба продолжает неискреннюю игру, обещая Тогрулу, как и ему, свои руку и сердце и отдавая в качестве залога свои губы.

Он не удивился обещанию Гатибы передать Рейское государство султану Текишу, – подобные жертвы были необходимы, коль скоро она прибегала к помощи иноземцев, замышляя в стране переворот.

Тогрул напрасно ждал ответа Гатибы на свое письмо. Потеряв терпение, он вызвал к себе Захира Балхи.

– Как видите, – начал он, – Гатиба не ответила ни на мое, ни на ваше письмо. Поэтому, я считаю, есть два выхода из создавшегося положения: или я должен жениться на ней и провозгласить ее сына Гютлюг Инанча наследником престола или же ночью подослать к ней убийцу, который расправится с ней.

Захир Балхи возразил:

– Не советую вам, элахазрет, жениться на Гатибе-хатун! Этот шаг нанесет вам большой вред. Если вы пойдете на это, все ваши подданые скажут: "Элахазрет Тогрул убил своего брата атабека Мухаммеда, чтобы жениться на его жене!". Ваш второй план – умертвить Гатибу-хатун – более приемлем, но и от него тоже следует отказаться. Смерть мелеке еще больше обострит отношения султана с его взбунтовавшимся войском. Самое выгодное для вас в настоящий момент – временно помириться с Гатибой-хатун. Однако эта мера не будет означать, что мелеке навсегда заслужила помилование и смерть уже не угрожает ей. Так уже создана эта женщина: она сама никогда не успокоится и не даст покоя вам. Ее может унять один лишь Азраил. Но, как я сказал, в настоящий момент нам гораздо выгоднее, если она будет жить.