Текст книги "Меч и перо"

Автор книги: Мамед Саид Ордубади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)

– А что вы думаете о Хюсамеддине? – спросил Тогрул.

– Я думаю, войско взбунтовалось по приказу Хюсамеддина, однако идея этого бунта принадлежит не ему. Если мы будем доискиваться истины, нам станет ясно, что и здесь во всем виновата Гатиба-хатун. Еще раз повторяю, нам надо прежде всего помириться с ней. Хюсамеддин – лишь послушный исполнитель ее воли.

– А захочет ли она мириться со мной? Это такая вздорная женщина! Все ее помыслы только о том, как бы сделать своего сына наследником престола, а за собой навеки сохранить титул мелеке.

Захир Балхи рассмеялся.

– Женщины не только обманывают, но и сами часто обманываются. Или вы не знаете, что им меньше всего нужна истина?.. Гораздо больше их устраивают обещания. Женщина -забавное существо, которое не может жить без прекрасных слов и обещаний. Однако обещания не должны быть лишены реальности. Женщины гораздо охотнее верят ловкой лжи, чем неподтвержденным истинам. Надо не забывать и другого: народ не привык слышать истину. Когда ему говорят правду, он смеется, будучи не в состоянии переварить ее своим умом. Так как народ постоянно слышит от нас ложь, он привык к ней и даже часто ловится на этот крючок. В последнем мы убедились, когда после смерти атабека Мухаммеда начали распускать всевозможные слухи, направленные против Кызыл-Арслана. Я должен откровенно сказать вам, что до сего времени вы вели себя по отношению к Гатибе-хатун не как разумный хекмдар. Пока вы не расправились с Кызыл-Арсланом, нельзя было позволять ей покидать столицу. Гатиба-хатун хитра и коварна! Уехав из Хамадана, она как бы продемонстрировала перед народом свое недовольство вами. В то же время она хотела доказать свою непричастность к бунту войска. Действуя таким образом, Гатиба-хатун не просчиталась. Все вышло так, как она хотела. Смотрите, всюду говорят: "Мелеке не смогла жить в столице!.. Мелеке не желает видеть на троне убийцу своего мужа!.. Тогрул намеревался убить также и ее, поэтому она уехала из Хамадана в имение-дворец Эльдегеза!.." Впрочем, вся эта болтовня нисколько не пугает меня, я боюсь лишь одного: как бы письма, которые мы послали Гатибе, не попали в руки других. Будь я уверен, что она получила наши письма и не отвечает только потому, что хочет позлить нас, я был бы спокоен. Но, если наши письма кем-нибудь перехвачены, тогда дело плохо. Тогда, боюсь, нам не удастся провести эту женщину!

Опасения Захира Балхи оправдались: через несколько часов после этого разговора в Хамадан вернулся его слуга Басир и рассказал, что был ограблен в дороге неизвестными людьми.

МУЖЧИНЫ

Гатиба находилась в полном неведении.

Замышляя бунт войска, она мечтала тем самым запугать Тогрула и заставить его принять ее условия. Но из Хамадана не приходило никаких известий, и Гатиба начала нервничать. Ей уже казалось, что Хюсамедин предал ее и перешел на сторону султана.

Она думала, как только аскеры взбунтуются, Тогрул напишет ей письмо, умоляя вернуться в столицу, или же пришлет за ней в имение-дворец Эльдегеза своих послов.

Несколько раз она порывалась уехать в Хамадан, но у нее не хватало смелости решиться на этот шаг. Она понимала: действовать надо крайне осторожно; если в столице воцарился покой и Хюсамеддин переметнулся на сторону Тогрула, ее тотчас арестуют и бросят, в тюрьму.

Гатиба, терзаемая мрачными мыслями, потеряла покой.

В таком состояний застало ее письмо, присланное из Хамадана Хюсамеддином. Оно не походило на те письма, в которых он изливал ей свое сердце, уверяя в своей вечной преданности. В последнем письме не было ни одного обнадеживающего слова. Гатиба читала его и не верила своим глазам. Окончив, она в сердцах швырнула его на пол, затем подняла и перечитала еще раз.

"Неужели это письмо написано Хюсамеддином?! "– ужаснулась она.Невероятно!"

Вызвав всадника, доставившего письмо, она спросила: – Это письмо передал тебе сам хазрет Хюсамеддин? – Да, величественная мелеке! Письмо вручил мне лично хазрет Хюсамеддин и приказал отвезти вам. – Он не просил, чтобы я написала ответ? – Нет, об этом он ничего не сказал. – Можешь убираться! Посланец Хюсамедина с поклоном вышел. Гатиба в третий раз перечитала письмо. Хюсамеддин писал:

"Уважаемая мелеке!

Я полагаю, Вы напрасно сидите в имении-дворце Эльдегеза, ожидая из Хамадана письма и посольства. Будет Вам смотреть на дорогу! Советую Вам поскорее приехать в Хамадан, иначе я буду вынужден принять меры.

Видеть истину и не верить своим глазам – неразумно, а позволять обманывать себя на каждом шагу – глупо. До сего времени я поступал и неразумно, и глупо.

Случается, человек из политических соображений вынужден прикидываться неразумным и глупым, но пользоваться этим приемом постоянно – безумие.

Ложь можно продать народу целого государства, но одну и ту же вещь невозможно продавать одновременно двум покупателям.

Не знаю, может быть, мелеке способна на такие проделки, но для этого надо, чтобы эти двое были низкими подлецами, а сам торгаш – безнравственным существом!"

Гатиба поняла, на что намекал Хюсамеддин. Ясно, ему стало известно о ее желании выйти замуж за Тогрула.

"Ты взбешен и ревнуешь меня, – думала она. – Ты пишешь, что одну и ту же вещь невозможно продать одновременно двум покупателям, что для этого надо, чтобы эти двое были низкими подлецами, а торгаш – безнравственным существом! – она зло расхохоталась. – Можно подумать, наш философ изрекает истины, которые никому неизвестны! Он не хочет вспомнить, что тот, кто продает ложь народу огромного государства, во много раз безнравственнее и подлее женщины, которая продает одну вещь всего лишь двум мужчинам. Тот, кто продает одну вещь сразу двоим, торгует лишь собой, а тот, кто продает ложь всему народу, торгует целым государством. Кроме того, Хюсамеддин забывает, что пока я еще никому не продала себя. И он смеет меня попрекать, он, который, поверив пустому женскому обещанию, думая только о своих скотских желаниях, уже не раз продавал родину! Ты, Хюсамеддин, помог мне своими действиями понять не только простых, нечиновных мужчин, но и так называемых государственных мужей, с позволения сказать – вождей народа. Я научилась отгадывать ваши мысли, читать ваши сердца. Ради удовлетворения своих скотских желаний, ради пятиминутного наслаждения вы способны отдать судьбу страны в руки распутной женщины! Ах, мужчины, мужчины! Вы можете быть философами, знаменитыми учеными, пророками, вы можете писать божественные книги, поучающие целые народы, но все, что вы пишете в своих книгах, – это не для вас самих. Те искренние, благородные мужчины, о которых вы повествуете, живут только в ваших книгах, они еще не родились на земле. Пока что вы все всего лишь хюсамеддины! Сегодня вы любите одну, завтра – вторую, сегодня вы поклоняетесь одной, завтра – другой. Вы стремитесь обладать сотнями женщин, но стоит женщине взглянуть на другого мужчину, как вы загораетесь ревностью. Не смешно ли?! Да, вы готовы отдаться сотням женщин, но стоит женщине пообещать себя кому-нибудь другому, как вы сейчас же кричите ей: "фахиша!.."*. Вы тотчас развенчиваете ее, стараетесь лишить ее положения и пишите ей всякие оскорбительные вещи. Однако вы умышленно обходите одну истину... Или глупое мужское бездушие не позволяет вам честно признать ее?! Скажите, а кто делает женщин безнравственными? Разве на вы сами? Если говорить обо мне, я не так уж бессильна, как это может показаться некоторым. Мне не удалось покорить жестокосердого поэта, но это еще не свидетельствует о моем бессилии, ибо поэт Низами принадлежит к тем самым избранным мужчинам, которых, увы, так мало на земле среди бесконечного числа хюсамеддинов! – Гатиба истерически расхохоталась, швырнула письмо Хюсамеддина на пол и воскликнула: – Не поеду!.. Ни за что не вернусь в Хамадан!.. Ты, Хюсамеддин, и ты, Тог-рул, – вы оба явитесь ко мне и будете просить у меня прощения! Забота о собственном благе и скотская страсть поставят вас передо мной на колени".

______________

* Фахиша – проститутка, распутная женщина.

Она вызвала служанку и приказала:

– Приготовь ужин на двоих, скатерть расстели в саду у фонтана!

Хюсамеддин склонился в почтительном поклоне перед Гатибой.

– Я прибыл, чтобы сопровождать вас в столицу, мелеке. Но я действую не по собственной воле....

Гатиба нахмурилась.

– У тебя нет права действовать по собственной воле! – сказала она резко, испытующе глядя в глаза собеседника. – Я не дала тебе такого права!

– Мелеке изволит верно говорить. Султан Тогрул приказал мне сопровождать вас до столицы. Дело в том, что вы не ответили на его письмо, в котором он приглашал вас пожаловать в Хамадан.

Гатиба почувствовала по тону Хюсамедина, что письмо, посланное Тогрулом, попало в его руки.

– Я не получала от султана никаких писем. И никогда не давала ему повода писать мне письма!

– Именно потому, что 'мелеке не давала султану Тогрулу такого повода, его письмо попало в мои руки.

Хюсамеддин протянул Гатибе письмо Тогрула. Она, прочитав его, иронически усмехнулась и швырнула письмо на пол.

– Если бы Тогрул написал это письмо для меня, он послал бы его таким образом, чтобы оно никогда не попало в твои руки. Он написал его для тебя, чтобы ты прочел его. Ведь, прочитав

это письмо, ты сейчас же велел своим аскерам перестать бунтовать. Разве не верно?

– Откуда мелеке все знает?!

– Неужели еще не понял? Тогрул сочинил это письмо специально, чтобы поссорить нас и положить конец бунту войска. Это ему удалось. Очень сожалею, что мне приходится иметь дело с такими недалекими и недогадливыми людьми, как ты, Хюсамеддин! Чтобы называться героем, мало иметь острый меч, – к этому надо иметь еше и острый ум! – С этими словами Гатиба протянула Хюсамеддину его собственное письмо. – Ответь мне, пожалуйста, когда ты строчил это письмо, ты советовался со своей совестью? Где был в этот момент твой разум? Или, может, у тебя нет ни разума, ни совести? Сейчас ты сам видишь: Тогрул низкий мерзавец, иначе он не подстроил бы этой истории с письмом. Он использовал в борьбе нечестный прием. Мне стыдно назвать тебя тем же именем, ибо ты – аскер. Но к тому же ты и глупец! Иначе не назовешь человека, который, не разобравшись в истине, написал своему другу столь пакостное письмо! Вся беда женщин в том, что они слишком торопятся. Сделав тебя своим другом, я поторопилась. И вот в награду за все мои благодеяния я получаю от тебя подобные послания. Я не хочу иметь с тобой дело! Тебя я прощаю, но тот негодяй будет наказан за свою хитрость. Будь он не падишах, а простая муха, и то ему не было бы позволено опуститься на мое платье! Внучка халифа никогда не снизойдет до того, чтобы целовать в губы какого-то презренного пьяницу. А ты! Назвать безнравственной женщину, которая любит тебя! Как это неблагородно!

Закрыв глаза рукавом платья, Гатиба зарыдала и поспешно вышла из комнаты.

Хюсамеддин был смущен и растерян.

"Шайтан меня попутал написать это письмо! – ругал он себя.– Ясно, лиса Тогрул перехитрил меня. Он написал письмо специально для меня, зная, что оно попадет в мои руки. Мелеке гневается на меня, и она права. Как мне вымолить у нее прощение?!"

Вошли рабы и служанки мелеке и повели Хюсамеддина в хамам*. Когда он вымылся и отдохнул с дороги, к нему в комнату вошла служанка и с поклоном сказала:

______________ * Хамам – баня

– Мелеке просит вас пожаловать к ужину.

Хюсамеддин все еще был так растерян, что даже не знал, как ответить служанке. Он боялся показываться Гатибе на глаза.

"Но не идти нельзя, – подумал он. – Это будет неуважение к мелеке!"

Хюсамеддин прошел за служанкой в трапезную. Гатиба еще не явилась. Он ждал ее, волнуясь и страдая. Когда Гатиба вошла, он поспешно вскочил на ноги.

Она подсела к скатерти и коротко бросила:

– Садись, сардар!

Во время трапезы оба хранили молчание, – таково было правило Гатибы: за едой она не разговаривала.

После трапезы они вышли в сад. Гатибу сопровождали рабыни и рабы. Мелеке была осторожная женщина, поэтому, боясь молвы, требовала, чтобы в тех случаях, когда ей приходилось разговаривать с посторонними мужчинами или выходить с ними на прогулку в сад, при ней находились рабыни и рабы. Челядь уже привыкла к этому и не отходила от нее, когда к ней являлся кто-нибудь из посторонних. Однако на этот раз Гатиба изменила своему обычаю.

– Ступайте, приготовьте нам шербет! – приказала она свите.-Скоро мы придем с сардаром утолить жажду.

Через минуту Гатиба и Хюсамеддин остались наедине.

– Я уверена, – начала Гатиба,– Тогрул послал это гнусное письмо по указке Захира Балхи. Сам бы он ни за что не осмелился написать подобную мерзость жене своего брата. Ты будешь свидетелем, запомни мои слова: Тогрул погибнет из-за этого Захира Балхи, который дает ему такие советы!

Хюсамеддин порывисто схватил руку Гатибы.

– Уверяю вас, мелеке, я никогда не мерил вас письмом, написанным Тогрулом. Клянусь вам в этом! Я знаю, мелеке, вы честная и благородная. А гнусное письмо, которое я, глупец, осмелился написать вам, есть результат слепой ревности, живущей в каждом мужчине.

Гатиба поняла: чувство ревности в сердце Хюсамеддина уступило место иному чувству – животной страсти.

– Я смело могу утверждать, – продолжала она, – что лишь очень немногие мужчины обладают львиной храбростью и способны на героические подвиги. Однако эти храбрецы часто оказываются в положении весьма неприглядном и недостойном их мужеских доблестей. Впрочем, сами герои, как правило, не замечают того, что делает их жалкими и достойными сожаления, ибо ревность ослепляет их разум. Вот и получается, что герои превращаются в безмозглых глупцов. Мужчина, который хочет по праву называться героем, не должен поддаваться чувству ревности. Доверчивость и поспешность не будут ему украшением. Если бы ты, Хюсамеддин, не находился во власти глупой ревности, если бы ты не был таким доверчивым, если бы ты умел не торопиться, ты никогда бы не написал такого письма

Гатибе, которая любит тебя. Можно подумать, ты не тот самый Хюсамеддин, которого я так давно и хорошо знаю, свидетелемгеройства которого я была еще в детстве. Ответь мне, ты выполнил мое поручение? Нет, ты только испортил все дело. Разве ты сможешь помочь мне изменить облик государства, свергнуть ненавистных мне людей? Сомневаюсь. Могу ли я, положившись на тебя, рассчитывать на победу в этой трудной борьбе против династии Эльдегезов? Не могу. Или, может, ты хорошо не представляешь себе, какую цель я преследую, начав этот опасный и жестокий поединок с Эльдегезидами? Тогда позволь мне растолковать тебе. У каждой девушки, будь то дочь хекмдара или простого крестьянина или даже нищего, есть одна бесценная драгоценность – ее девичья честь, ее целомудрие. До определенного часа девушка бережет свою невинность, как зеницу ока. Она не продаст ее ни за какие богатства, не променяет ни на какие блага. Есть лишь четыре вещи, взамен которых девушка может отдать свое девичество: верность, взаимное чувство, искренность и семейный очаг. Когда я, Гатиба, дочь эмира Инанча, выходила замуж за атабека Мухаммеда, я думала, что отдаю ему свою девичью честь в обмен на все это. Но, как ты сам знаешь, атабек обманул меня! Он не заплатил мне верностью. Он не был ласковым, не был преданным, не был искренним! Атабек не любил меня. В конце концов он взял себе в жены еще одну женщину. За мое девичество он заплатил мне только золотом. И у меня было право отомстить моему врагу. Я ценю себя недешево, и я решила: "Или плати за мою честь то, что я требую, или отвечай за обман своей жизнью!" Я лишила его жизни, потому что он отнял у меня и мое девичество, и Хюсамеддина, который любил меня. Теперь ты все понял? Ты обязан был принять участие в моей мести, ибо, не будь атабека, Гатиба создала бы семью с тобой, Хюсамеддином, и была бы счастлива. Атабек искалечил жизнь и тебе, и мне. Мы отомстили ему за это. Но этим дело не кончилось. Если мы сейчас будем сидеть сложа руки, Эльдегезиды скоро опомнятся и пожелают отомстить нам за кровь атабека Мухаммеда. Поэтому мы должны где только можно вредить им. Мы должны погубить их. Это наш святой долг. Все ли теперь ясно джанабу Хюсамеддину?

– Да, моя любимая, моя уважаемая мелеке, теперь мне все ясно! воскликнул Хюсамеддин, целуя ее руку. – Пока в моих жилах течет хоть капля крови, я буду делать все во имя этой цели!

– Мы заинтересованы в том, чтобы пока у власти оставался безвольный, слабохарактерный пьяница Тогрул. Только нам надо время от времени запугивать его. Поэтому ты будешь исполнять все, что я тебе прикажу.

Сказав это, Гатиба горячо поцеловала Хюсамеддина в губы.

Сардар был счастлив.

– Клянусь вашими губами, мелеке, я скорее умру, чем осмелюсь не выполнить ваших приказаний!

Вернувшись в Хамадан, Хюсамеддин явился к Тогрулу и начал почтительно докладывать о результатах своей поездки в имение-дворец Эльдегеза;

– Хочу сообщить элахазрету султану, что Гатиба-хатун сказала мне, будто она больна и поэтому должна повременить со своим отъездом в столицу.

Тогрул бросил взгляд на Захира Балхи, желая знать его мнение.

– Несомненно, Гатиба-хатун не без причины задерживается в имении-дворце Эльдегеза, не желая возвращаться в Хамадан, – сказал Захир Балхи. – Коль скоро уляхазрет* больна, султан Тогрул должен поехать проведать ее.

______________

* Уляхазрет – титулование на Востоке жен хекмдаров, падишахов.

Хекмдар позволил Хюсамеддину удалиться.

Едва сардар вышел, Захир Балхи тихо сказал Тогрулу:

– Мы допускаем большую оплошность, имея дело с этим Хюсамеддином. Нам не следовало посвящать его в наши планы, когда мы замышляли убийство атабека Мухаммеда. Я уже говорил вам, восстание аскеров в Хамадане – дело рук Гатибы и его. Подбив войско на бунт, они хотели заставить вас пойти на уступки. Вы не должны забывать этого. Надо при случае хорошенько припугнуть Хюсамеддина и прибрать к рукам. А Гатибу следует обмануть так, чтобы она успокоилась. Если вам удастся сделать все это, считайте: вы избежали многих неприятностей.

– Сейчас я еще раз вызову Хюсамеддина и допрошу, а завтра рано утром отправлюсь в имение-дворец Эльдегеза.

Захир Балхи простился и ушел.

Тогрул приказал позвать Хюсамеддина. В ожидании его султан расхаживал по комнате, собираясь с мыслями и прикидывая, как он будет говорить.

Войдя в комнату, Хюсамеддин недоуменно уставился на хекмдара, который не дал ему возможности даже переодеться с дороги и снять с себя оружие.

– Садись, сардар!– приказал султан. – Я хочу побеседовать с тобой. Не находишь ли ты, что наша жизнь похожа на кусок веревки, который весь состоит из туго затянутых узлов?

Каждый узел – это день нашей жизни. Человек может лишь тогда жить преуспевая, когда он будет ловко развязывать эти узлы один за другим. Возьми, к примеру, нашу жизнь. Сейчас и твои дни, и мои – это сложные, запутанные узлы. Если мы в ближайшее время не распутаем эту цепь узлов, если мы не наладим нашу жизнь, опасности погубят нас. Когда ты только что

сообщил мне о болезни Гатибы, я не смог говорить с тобой откровенно, так как здесь находился Захир Балхи. Поэтому я вызвал тебя сейчас. Да, Захир Балхи наш сообщник. Мы общими

усилиями убили знаменитого на Востоке государственного деятеля и полководца, прозванного за смелость Джахан-Пехлеваном. Тем не менее Захир Балхи чуждый нам человек. В случае

опасности он сбежит из Хамадана и укроется у себя на родине. Нам же бежать некуда, ибо наша родина – здесь. Нам вместе с тобой придется отвечать за содеянное нами преступление, поэтому мы не должны еще больше усложнять нашу жизнь и добавлять лишние узлы к еще не распутанным. Это был бы неверный путь. Ты, Хюсамеддин, почему-то в последнее время ведешь себя так, будто не имешь никакого отношения к убийству атабека Мухаммеда. Не заблуждайся на этот счет. Когда начнут искать убийц, тебе не удастся доказать свою невиновность и ты будешь вынужден признаться в том, что выпало на твою долю в этом преступлении. Но зачем доводить дело до этого? Зачем зря сопать голову в петлю, когда есть возможность жить?! Я спрашиваю тебя, какая польза тебе или мелеке от этого бунта войска? Если ваша игра завершится успехом, вы станете свидетелями страданий или смерти султана Тогрула. Но если это случится, несомненно и другое: вслед за мной и вы окажетесь на виселице. А раз так, почему ты не растолковал всего этого Гатибе-хатун?

Хюсамеддин отвесил султану низкий поклон.

– Все, что говорит элахазрет,– истина. Но разве я смею перечить Гатибе-хатун? Кто я такой? Станет ли она слушать меня? Что касается убийства атабека Мухаммеда, у меня один ответ: я был вынужден выполнять ваши приказания и приказания Гатибы-хатун. Я простой аскер и привык повиноваться. Однако я не пытаюсь уйти от ответственности за то, что совершил. Вы говорите, я могу угодить на виселицу? Это не очень страшно. Ведь мы отправили на виселицу очень многих. А бунт аскеров – это результат вредных слухов, которые ходят по стране. Ни я, ни Гатиба-хатун не повинны в этом.

Хюсамеддин умолк, испытующе глядя в лицо Тогрула.

Султан, не услышав от своего сардара ничего утешительного, печально смотрел в одну точку. Лицо его выражало растерянность, нерешительность и безволие.

Хюсамеддину вспомнились слова Гатибы: "Мы заинтересованы в том, чтобы пока у власти оставался безвольный, слабохарактерный пьяница Тогрул".

Опять поклонившись султану, он сказал:

– Однако элахазрет должен знать, его власть мы будем защищать до последней капли крови!

У растроганного Тогрула на глазах засверкали слезы радости.

Хюсамеддин попросил разрешения уйти.

Приезд элахазрета Тогрула в имение-дворец Эльдегеза был воспринят Гатибой как нечто само собой разумеющееся. Султану не было оказано никаких особенных почестей. Перед воротами дворца его встретила толпа крестьян с букетами цветов. Ему и его свите помогли спешиться, затем рабыни отвели его в дворцовые покои.

Личный банщик элахазрета распорядился, чтобы нагрели побольше горячей воды. Султан Тогрул искупался, надел новую одежду, после чего его проводили в трапезную.

Вскоре туда вошла Гатиба, сопровождаемая свитой рабынь.

Тогрул учтиво поклонился ей.

– Добро пожаловать, элахазрет! – приветствовала его Гатиба. – Вы принесли нам радость и счастье, пожаловав в этот бедный дворец. Садитесь, элахазрет.

Тогрул, приложив руку к груди, поклонился еще раз и подсел к скатерти. ,

Трапеза началась.

– Слава Аллаху, кажется, мелеке чувствует себя лучше, – сказал султан. – Узнав от Хюсамеддина о вашей болезни, я сильно огорчился. Мелеке понимает, сейчас не время покидать столицу, однако я счел необходимым посетить вас.

– Неужели в столице что-нибудь произошло?! – спросила Гатиба.

– Мое войско вышло из повиновения. В день Сиздэх произошло большое безобразие!

– А куда смотрит Хюсамеддин? Неужели он не в состоянии призвать к порядку аскеров, которыми командует?! Удивительно, почему тогда он до сего времени остается на своем посту?

– Хюсамеддин ведет себя очень странно. Мне кажется, если бы мелеке находилась в Хамадане, всего этого не случилось бы.

– Возможно! Однако я не могла оставаться в столице, так как терпеть не могу сплетен. Сейчас Хамадан превратился в рассадник сплетен, интриг и клеветы. Сам элахазрет виновен в том, что я переехала из Хамадана сюда. До наступления летнего зноя я собираюсь перебраться в Тебриз. Оттуда рукой подать до моей родины. Может быть, я буду жить в Аране. Мы не такие уж непримиримые враги с Кызыл-Арсланом! Я не думаю, чтобы он воспрепятствовал моему желанию поселиться в Азербайджане.

– Я готов сделать все так, как того пожелает мелеке, – многозначительно сказал Тогрул.

Гатиба ничего не ответила. Находящиеся в комнате рабыни, которые прислуживали им во время трапезы, мешали вести беседу.

После еды Гатиба и Тогрул, попрощавшись, разошлись отдыхать по своим комнатам.

Султан был встревожен тем, что Гатиба ничего не ответила на его последние слова. Он не мог дождаться момента, когда Гатиба проснется и они продолжат беседу.

Под вечер пришла рабыня и сказала, что Гатиба-хатун ждет султана, чтобы вместе с ним выпить шербет.

На балконе дворца его встретил злой, непримиримый взгляд Гатибы.

– Вы называете себя хекмдаром, однако не смогли повести себя даже просто как разумный глава семьи, – резко заговорила она.– Не забывайте, глава семьи – это тоже своего рода хекмдар. Он должен жить сам и дать возможность жить своей семье. А для этого ему следует действовать определенным образом. Я хочу спросить вас, что вы сделали для страны с тех пор, как вас провозгласили падишахом?! Вы не сможете без конца опираться на Гатибу, Хюсамеддина и Захира Балхи. Вы должны действовать самостоятельно. Учитесь сами мудро руководить государством. Вы неверный человек, вы готовы при первой же возможности продаь своих друзей. Эти ваши качества помогут вам в недалеком будущем распрощаться с властью. Скажите мне, почему я должна защищать вас? Разве я могу на васнадеяться, верить вам? Я добыла для вас власть, а как вы отблагодарили меня за это? Ложью, обманом! После того, что случилось, любая женщина на моем месте не пожелала бы разговаривать и иметь дело с элахазретом. Советую вам хорошо запомнить: я посадила вас на трон – я же могу и сбросить вас с него. Знайте, ваша власть висит на волоске. Может случиться так, что завтра ваше же войско окружит ваш дворец, аскеры схватят вас и повесят в той самой комнате, где был умерщвлен ваш брат атабек Мухаммед. Вы можете быть кем угодно,можете обращаться с другими так, как вам вздумается, но вы должны запомнать навсегда: хотя я принимала участие в убийствеатабека Мухаммеда, тем не менее я его жена и являюсь хозяином его крови. И сейчас вы разговариваете с человеком, который имеет право мстить за эту кровь. А кровь это не простая – кровь атабека!

У Тогрула пересохло во рту, на лбу выступила испарина.

– Как же быть? – пробормотал от. – Что ж, если уважаемая мелеке не желает помочь мне, тогда я вернусь в Хамадан и откажусь от власти. Вы можете пережать управление государством кому-нибудь другому. Так я не могу управлять салтанатом. Как видно, мне не удастся договориться с моими друзьями.

– Он откажется от власти! Позор! Элахезрет должен понять: его возвели на престол не для того, чтобы он отказывался от власти, а для того, чтобы он был настоящим хекмдаром. Но, когда вас делали хекмдаром, перед вами ставили условия: сын атабека Мухаммеда должен стать наследником престола, а мать его – полноправной мелеке!

– Я не отказываюсь выполнять данные вам обещания, но уляхазрет должна считаться с обстановкой в стране. Я могу развестись с моей женой, могу предать казни моего сына Мелик-шаха, но ведь это будет низко и подло. Как посмотрит на это Кызыл-Арслан?

– Вам незачем расходиться с женой и убивать безвинного Мелик-шаха. Ослеплять его тоже ни к чему. Никто этого не требует от элахезрета. Но мой сын Гютлюг-Инанч должен стать наследником престола! Я уверена, если бы атабек Мухаммед остался жив, он сделал бы все, чтобы мой сын унаследовал престол. Ты убил отца, так сделай его сына своим наследником! Миллионы твоих подданных похвалят тебя за это. Что касается твоей жены, пусть она живет в добром здравии где-нибудь в ссылке, но титул мелеке должен принадлежать мне, матери законного наследника. На этом мы кончаем наш разговор. Теперь я хочу спросить тебя про письмо, которое ты написал мне. Неужели ты не мог послать его с более надежным и ловким человеком, так чтобы оно не попало в руки других?

– Разве письмо не попало к мелеке?

– Попало, только с помощью других людей.

– По этому происшествию мелеке может судить о моем положении. Я считаюсь хекемдаром только в моем дворце. Меня окружают враги. Вот уже несколько месяцев как я управляю государством, но ееще не получил ни одного поздравительного письма от моих подданных. Это тоже свидетельствует о моем шатком положении. Кызыл-Арслан в любой момент может погубить меня!

Гатиба расхохоталась.

– Как видно, элахазрет Тогрул еще недостаточно хорошо знает меня. Мне ничего не стоит заставить райят поверить в то, будто Кызыл-Арслан убийца атабека Мухаммеда. Элахазркт собственными глазами увидит, как Кызыл-Арслан падет перед нами на колени. Это случится оченб скоро!

– Если бы я, уважаемая мелеке, не знал вас достаточно хорошо, я не стал бы принимать в таком страшном деле, я бы не сделался братоубийцей. Обещаю мелеке: как только она вернется в столицу, все ее желания будут исполнены!

ПРОВОДЫ

Близится день отъезда из Гянджы в Южный Азербайджан аранского войска, возглавляемого Фахреддином.

По этому случаю во дворце правителя города был организован богатый пир, на котором должгы были присутствовать Дюррэтюльбагдад, приехавшая из Багдада повидаться с матерью Фахреддина, ее бывшая ученица Сюсан, ставшая женой Сеида Алаэддина, а также Дильшад, которая обучалась музыке в заведении Фенхаса по учебнику, написаннаму знаменитым музыкальным педагогом времен Гаруна ар-Рашида – Ибрагимом Мювессилем.

На пир были приглашены гянджинские поэты, литераторы,воины Фахреддина и их семьи.

В Гянджу приехали азербайджанки, которых Фахреддин когда-то привез на родину из Багдада. Они хотели пожелать счастливого пути своему избавителю и его войску.

Пир не начинался: ждали прихода самых уважаемых гостей.

Девушки и молодые женщины стояли у дверей зала с букетами цветов, которые они должны были преподнести гостям.

Взоры многих были устремлены на три пустых кресла, стоявших на почетном месте. Когда-то в них по праздникам сидели эмир Инанч, его жена Сафийя-хатун и их дочь Гатиба.

Распахнулась широкая двустворчатая дверь, в зал вошли поэт Низами, его жена Рена и Мехсети-ханум.

Дюррэтюльбагдад не спускала глаз с Низами и знаменитой на всем Востоке Мехсети-ханум. К ней подошел Фахреддин и представил ее присутствующим:

– Это жена моего покойного брата Садреддина, она приехала повидаться с моей матерью!

Дюррэтюльбагдад вышла вперед и поцеловала руку сначала у Мехсети-ханум, затем у Низами.

– А эта женщина – друг жизни нашего великого поэта,– сказал Фахреддин, представляя ей Рену.

Низами тепло поздоровался с Дюррэтюльбагдад, справился о ее самочувствии.

Низами, Мехсети-ханум и Рена сели в кресла для почетных гостей. Низами сел справа от старой поэтессы, Рена – слева.

Мехсети-ханум была не только стара, но и тяжело больна, однако она не могла не прийти на пир.

Пир начался. Сюсан, взяв в руки уд, запела:

Купаетесь вы в солнце и цветах,

И каждая нежней цветка, подруги,

Игра бровей и гордый взгляд разят,

Коль глянут вкось исподтишка, подруги.

Джейран сбежал по склону Арандага,

Листок упал, он весь иссох, бедняга.