Текст книги "Викинг"

Автор книги: Максим Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– Запомни, Гунар Глиндарена в полном вооружении перепрыгивал через лошадь. Скарфедин, ухватившись за рога, ломал шеи диким турам, а Эйнар Гамбескельфин ловил на лету выпущенную в него стрелу. Без силы и ловкости все наши занятия – коту под хвост.

– Дед, – спросил однажды Глеб. – А зачем мне столько силы, если я должен просто передать это своим детям?

– Боюсь, скоро оно и тебе самому пригодится. Видишь, какое время наступает. Государство все больше само по себе, а люди сами по себе. Скоро человеку, кроме как на самого себя, не на кого будет рассчитывать. Поэтому учись, внук, недолго осталось. Только вот что хочу сказать. Я дам тебе в руки страшное оружие. Но помни, что оружие это обоюдоострое. Уж не знаю, есть ли Бог или нет, но в той старинной книге в самом начале сказано «Бойся дурных дел – в них смерть твоя».

– Но ведь они же воевали, убивали? Что может быть хуже? – искренне удивился Глеб.

– О, тут все закручено гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Ведь скандинавы считали смерть в бою наивысшим счастьем. А берсерки в сражениях погибали очень редко. То есть большинству из них счастье пасть в битве было им недоступно. Те, кто использовал свое умение во вред другим, погибали совсем иначе.

– Откуда ты знаешь?

– В нашей фамильной книге описаны два случая. Первый произошел еще в эпоху викингов. Один из берсерков, бонд по происхождению, вернулся в родные края. Звали берсерка Торстен и он отличался крайне неуживчивым, надменным характером. Видимо, надменность Торстена передалась и слугам. И однажды его раб убил человека. А в Скандинавии тех лет существовал закон: если раб убивал человека, его хозяин должен был выплатить крупный штраф. Если же владелец отказывался выплатить штраф, раба вешали на воротах во дворе хозяина. Труп висел до тех пор, пока от него не оставался один скелет. Если же хозяин или кто-то из домашних снимал его раньше времени, всей семье грозила страшная кара, вплоть до изгнания.

Так вот, этот Торстен отказался платить штраф и пригрозил, что убьет всякого, кто осмелится повесить труп в его дворе. Но на следующее утро высоко на воротах у дома Торстена раскачивался подвешенный мертвый раб. При виде этого зрелища берсерк рассвирепел и поклялся своим мечом, что покойник проведет по три дня в доме каждого жителя села. Того же, кто откажется принять «гостя», он пригрозил убить на месте.

Слуги принесли лестницу. Торстен обнажил меч и полез вверх. Но как только он взмахнул мечом, чтобы перерубить веревку, на которой висел раб, ступенька под ним проломилась. Пытаясь ухватиться руками за лестницу, Торстен выронил меч. Тот полетел вниз и попал рукояткой в щель на земле так, что острие торчало вертикально вверх. Прямо на свой меч и рухнул Торстен, не сумевший удержаться на лестнице. Но умер он не сразу, а после страшной агонии, длившейся ровно три дня.

Возможно, это просто легенда. Но вот что произошло с одним из твоих предков. Овдовев, он посватался к молодой красавице. Но у той уже был жених, стройный красивый юноша. И однажды твой предок, затеяв с юношей ссору, убил его. Да не просто убил, а размозжил голову о камень. Прошло несколько дней. Твой предок решил похвастаться перед своей избранницей умением ездить верхом. И надо же – в самый неподходящий момент лопнула подпруга, и он, свалившись с лошади, ударился головой о камень. Смерть наступила мгновенно.

Глеб, который с младенчества воспитывался в духе атеизма, воспринял эти мистические истории с вполне понятным недоверием. Всем известно, что в далеком прошлом люди искренне верили в бога, черта, злых духов и прочие нравственные атавизмы. Но чтобы в наше время серьезно говорить о таких глупостях?! На это способны только замшелые старики. А стоит ли говорить, что юному Глебу дед казался чуть ли не ровесником Куликовской битвы.

А потом произошел случай, заставивший юношу несколько по-иному относиться к древним пророчествам. Было это в десятом классе, на контрольной по физике. Вообще-то Глеб учился хорошо, но физику недолюбливал. А с этой контрольной не заладилось в особенности. Из четырех задач он смог решить только две и с надеждой посматривал на затылок сидевшего впереди отличника Дергунова, забавного толстяка, чем-то похожего на артиста Леонова.

– Слышь, Витек, дай списать, вторую и четвертую.

Дергунов даже не шелохнулся. Тогда Глеб ткнул его пальцем в бок.

– Витек, тебе говорят. Дай вторую и четвертую. Дергунов грузно шевельнулся, но вновь проигнорировал отчаянный зов Викинга о помощи.

Зато физица насторожилась и на всякий случай подошла к источнику шума. Глеб уткнулся в исписанные листки.

– Ну, погоди, свинка морская, – пригрозил он в бессильной злобе.

На перемене Глеб молча подошел к Дергунову, развернул его и смачно приложился правой ногой пониже спины. Словно взрывной волной толстяка подняло вверх и швырнуло грудью прямо на стол.

В тот же день Глеб занимался в лесу. Не глядя, он ступил правой ногой в прошлогоднюю листву и только краем глаза успел заметить, как оттуда метнулась серая гадина с плоской треугольной головой. Годы занятий не пропали даром. Викинг молниеносно ударил. Если бы его спросили, почему он поступил именно так, Глеб ответил бы, что в тот момент он опирался на правую ногу и пока бы перемещал центр тяжести на левую да отпрыгивал, змея успела бы укусить. Но если бы его спросили, как же он успел все это обдумать за доли секунды, Глеб бы ответил словами деда:

– А я и не думал. Занятия на то и направлены, чтобы автоматически выполнять то действие, которое наиболее целесообразно в данной ситуации. И как можно быстрее.

Молниеносным ударом ребром ладони в основание головы змею отшвырнуло далеко в сторону, но она все же смогла поразить ногу викинга. Правда, зубы ее вонзились неглубоко, а главное, гадюка успела впрыснуть в тело только часть обычной порции яда. Тем не менее, уже через минуту Глеб почувствовал сильную боль в укушенном месте, которое распухало буквально на глазах. Вскоре к боли в ноге прибавилось головокружение и тошнота. Как ни крепился Викинг, его все-таки вырвало. Боль усилилась, пока Глеб добирался до деда. Старик не стал паниковать, а уложил его в постель и стал интенсивно поить горячим чаем. Уже к утру Глебу стало легче, хотя нога болела целую неделю, а опухоль не спадала вдвое дольше.

Было ли это происшествие случайным? Глеб по-прежнему считал, что скорее да, чем нет. Но решить эту задачу раз и навсегда он не попробовал, хотя, казалось бы, чего проще? Врезал разок тому же Дергунову или кому-нибудь еще, кто первый под руку попадется, и жди – последует неминуемая расплата или нет. А вот ни разу даже мысли такой не возникало, словно и дальше судьба предначертала ему оставаться в неведении.

Окончив школу, Глеб поступил на биологический факультет педагогического института. Именно желание глубже разобраться в некоторых вопросах, которые постигались им во время тренировок чисто механически, предопределили такой выбор. Например, Глеб хотел понять механизм возникновения чувства опасности, вырабатываемый годами с помощью специальных упражнений. Это чувство позволяло берсерку избежать внезапного нападения. Глеб не только выяснил причину этого явления, но и мог теперь определить, откуда именно исходит угроза: справа, слева или сзади, чего не позволяли старые методы. Правда, мог только теоретически, поскольку на практике ему ни разу не грозила смертельная опасность. Он еще много чего собирался сделать в отделе физиологии и анатомии человека научно-исследовательского института, куда попал после ВУЗа.

Но тот развал, который царил в науке, в принципе не позволял вести какую бы то ни было работу. Годами не закупались реактивы, подопытные животные, оборудование. Заведующий отделом шел на все, чтобы сохранить научные кадры. Но бюджет постоянно урезали. Несмотря на все ухищрения, даже доктора наук получали меньше дворника средней паршивости. По примеру крупных научных центров лучшие сотрудники отдела слали пачки писем с просьбой о временной работе во все физиологические институты капиталистического мира. В письмах неизменно присутствовали красочное описание научных достижений кандидата и туманные намеки на скромность и неприхотливость в быту. Вскоре семеро счастливчиков, сопровождаемые завистливыми взглядами коллег, оформляли документы для выезда за границу. Большинство оставшихся тоже не захотели практически даром грызть гранит науки. Одни «челночили», другие промышляли торговлей на месте, третьи пристраивались в фирмы преуспевших родственников. Оставшиеся люди просто физически не могли выполнить запланированную отделом научную работу. Все время уходило на сочинение отчетов. Ведь всякий научный сотрудник приблизительно представляет, что должно получиться в результате того или иного опыта. Поэтому данные в отчетах брались не из экспериментов, а преимущественно с потолка. Либо высасывались из пальца.

Вот такой в прямом смысле этого слова научно-фантастической писаниной уже полгода занимался и Глеб. Не удивительно, что давалась она ему с трудом и мысли все время норовили переключиться с этой тягомотины на что-нибудь приятное. А что может быть приятнее для молодого человека, да к тому же весной, чем красивая женщина?

– Полесов, к телефону, – эти слова вернули Глеба к реальности.

– Ага, уже иду, – ответил он, с грохотом отодвигая стул и быстрым шагом направляясь в коридор, где стоял, телефон.

– Привет, это Белов. Узнал? – послышалось в трубке.

– А, Жора с крейсера «Аврора»! – обрадовался Глеб. – Тебя попробуй не узнай.

Отец Георгия некогда служил на Балтике в рядах Военно-Морского флота – для удаленного от морских берегов Глотова явление, прямо скажем, нетипичное. Поэтому с детских лет к Белову-младшему намертво приклеилась эта самая полукличка-полупрозвище. Сохранилась она и в годы учебы Георгия в институте, и, похоже, могла продержаться как минимум до ухода ее владельца на пенсию, если, конечно, мелким предпринимателям эта пенсия будет положена.

– Шутки шутишь. Видно, хорошо нынче живется государственным служащим, если они на такое способны, – мрачно заметил Белов.

– А что же так расстроило славного представителя деловых кругов? Может, больно ударился о лопату, которой деньги гребешь?

– Какая там лопата. Скорее, детский совок. И с того норовят стряхнуть половину.

– Небось, твои же сотруднички. А ведь тебе с детства говорили: «Кадры решают все».

– Если бы свои. Тут дело серьезнее. Короче, мы не могли бы сегодня встретиться?

– Давай прямо сейчас, – с готовностью предложил Викинг.

– А твоя работа?

– Работа постоит. Она к этому привычная. А у тебя, чувствую, дело не терпит.

Выслушав рассказ приятеля, Глеб подытожил:

– Значит, средних лет алкаш и молодой «качок». Ну, с этими проблем не будет, а что дальше? И вообще, есть такой орган охраны правопорядка, милицией называется, слыхал?

– Слыхал, – безнадежно махнув рукой, ответил Белов.

– Значит, с Пашкой уже побеседовали?

– Уже, – последовал ответ.

Их было трое закадычных друзей на курсе – Глеб, Жора и Паша, Павел Наумов. Причем с Георгием Глеб вместе учился и в школе и в институте, сразу после окончания которого Белов безоглядно ринулся в бизнес. А с Наумовым Глеб кроме того год проработал вместе в отделе физиологии и анатомии. Но затем Павел каким-то образом сумел устроиться судебно-медицинским экспертом, и пути-дороги приятелей окончательно разошлись.

– Неужели он не присоветовал тебе ничего дельного? – искренне удивился Викинг.

– А что он мог присоветовать? Шантаж – штука нематериальная, его к делу не пришьешь. Можно было бы взять этих двоих с поличным в момент передачи денег, но, похоже, за ними стоят серьезные люди. Если пойдут на принцип, от меня даже мокрого места не останется. Да-да, не сомневайся, они это сделают, чтобы другие потом не выпендривались. Нет, на силу можно отвечать только силой. Я тут переговорил с десятком человек – и вот что мы решили. Надо создать собственную службу безопасности, чтобы давать отпор подобным типам. Хотелось бы, чтобы и ты нам помог.

– Интересно, каким отделом мозга вы это обдумывали, – поинтересовался Викинг, – поясничным или крестцовым?

– Глеб, ты не прав, – запротестовал было Белов.

– Еще как прав. Хочешь с помощью добровольной народной дружины победить там, где оказалась бессильной милиция. И не спорь, – заметив, что Георгий хочет возразить, осадил его Викинг. – Кто же они будут, как не дружинники. Ни оружия, ни каких-то особых прав в единоборстве с уголовниками. Скажи, только честно, когда эта идея возникла, вы уже приняли по бутылке на брата? Или ты все это сам придумал?

– Ты же знаешь, я не пью один, – обиженно возразил Георгий.

– Все ясно. Значит, выпивали и придумывали. А поутру об этом вспомнил ты один. Или оказался единственным, кто воспринял эту чепуху всерьез. Ну ладно-ладно, не обижайся. И не отчаивайся. Я чувствую, что из этой ситуации есть выход. Правда, пока не знаю, какой. Но он есть.

* * *

Жерех сидел в гордом одиночестве и злобно таращился на компьютер. Во всей этой игрушке ему пришлось по сердцу только одно – название. Ай-Би-Эм. Оно смутно напоминало ему какое-то ругательство. Зачем он вообще связался с этой штукой? По совету одного умника из новых. Мол, можно внести в программу свой пароль, и тогда ни одна живая душа не сумеет добраться до записанной там информации. А секретной информации, не в пример прошлым годам, набралось столько, что не то что уголовнику, а даже Сократу и Гегелю вместе взятым запомнить ее полностью было бы не под силу. Те, кому платит он, те, кто платят ему, те, кто должны платить, но пока не хотят. Адреса, фамилии и цифры, цифры, цифры. Короче, по приказу Жереха, приволокли ему эту американскую дуру. Целый день пахан учился нажимать на нужные ему клавиши. Еще день он вводил информацию. И по-прежнему оставался солидарен со словами одного из телеперсонажей: «Машина думать не может. Машина должна ехать».

И вот сбылись самые мрачные предчувствия Жереха. Он забыл пароль. Правда, он помнил, что слово было самым обычным, ходовым и исконно русским, не то, что всякие «консенсусы» и «электораты». Но каким? Финарь? Нет. Туфта? Тоже нет. Кранты? Опять мимо. Целый час бился Жерех с упрямым чудом техники, но на все его попытки компьютер непреклонно отвечал: «Ошибка, введите нужный пароль». Монах пришел вовремя: как раз в тот момент, когда пахан шарил глазами по комнате в поисках предмета, способного разнести на кусочки адскую машину.

– Я насчет тех пятнадцати, которых мы собираемся доить, – напомнил он.

– Вываливай! – продолжая шарить глазами по комнате, приказал Жерех.

– Четверо заплатили сразу, десять обещали подумать, из них трое уже сбегали в ментовку. А с «Парусом» надо срочно разбираться. Там заправляют двое брательников, здоровенные лбы. Сразу в драку полезли. Сычу челюсть своротили, а Сквозняку фингал под глазом поставили.

– Вот оно! «Фингал», – радостно взревел Жерех и застучал грубыми пальцами по клавишам. Потом повернулся к Монаху. – С братьями разберись, не мне тебя учить. И поторопи этих мыслителей. Нечего из себя Думу корчить. А чтоб быстрее думали, сожги кому-нибудь дачу. Или машину.

* * *

Может быть, так и надо. Может быть когда-нибудь все эти фирмы и фирмочки, чьи офисы заполонили проспекты, улицы и улочки больших и малых городов России, и выведут страну на столбовую дорогу прогресса. Может быть. Но пока кофточка, выпущенная фирмой «Аэлита», разлазится в разные стороны так же неотвратимо, как ее предшественница, сделанная в былые годы фабрикой «Красная швея» от Минлегпрома.

Отличие в одном: хотя в стенах Минлегпрома хватало и воров и взяточников, но ни убийц, ни грабителей там не было. А под вывеской «Аэлиты», как и многих других фирм, нередко скрывались банды вымогателей, грабителей, насильников и убийц.

Правда, фирма Ильи Самойловича Кольцова называлась «Ягуар». И занималась не пошивом кофточек, а торговлей запчастями к иномаркам. Но различия в деталях не касались главного. «Ягуар», снабжавший запчастями самых заметных чиновников города, прибыль приносил мизерную и лишь служил прикрытием для главных дел.

Вот и совсем недавно Перстень принимал гостя из Москвы. Гость был простым курьером и помимо автодеталей передал Илье Самойловичу послание, которое было понятно лишь Перстню и его партнеру. Правда, на этот раз партия оружия, которой предстояло навсегда покинуть уютное хранилище, была настолько велика, что Илья Самойлович решил перестраховаться и по своему каналу проверил достоверность полученной информации. Но все его опасения оказались напрасными. Просто в одной из азиатских стран назревал конфликт, и стороны заблаговременно запасались оружием в соответствии со своими финансовыми возможностями.

Перстень и его партнеры даже не подозревали, что таким образом они претворяют в жизнь идею, которую некогда безуспешно пытался осуществить один из предводителей очередного крестового похода: сделать так, чтобы неверные истребляли друг друга. Да и такие эфемерные вещи, как религия и мировоззрение, ничуть не интересовали современных торговцев смертью, хотя и у них был свой бог, которого они, как и своих подельников, звали не по имени, а по кличке – «баксом».

Оружие ушло. Зато пришли деньги. Они позволили выполнить очередную прихоть единственного, позднего, а потому горячо любимого сына. Хотя насчет единственного были большие сомнения. Сколько девок за свою бурную жизнь переполошил Перстень – наверняка, хоть одна не убереглась, а потом решила сохранить ребенка. Но те детки – сколько бы их ни было, если были вообще – ни разу не потревожили ни мысли, ни чувства Ильи Самойловича. И потому только на этого, неказистого, изливал он всю свою отцовскую любовь.

Зазвонил телефон. Кольцов дал ему звякнуть несколько раз, затем не спеша поднял трубку.

– Илья Самойлович, ждите гостя. Именно тот, о ком вы мне говорили. Будет у вас через пару дней.

Перстень сдержанно улыбнулся. С недавних пор сын вбил себе в голову, что у него обязательно должен быть охранник-азиат. Не просто азиат, естественно, а мастер рукопашного боя. Отец поначалу был категорически против. Вон сколько бугаев нынче развелось. Выбирай любого. И ни к чему нам здесь эта узкоглазая экзотика. Но сын был настойчив, и в конце концов родителю пришлось выбросить белое полотенце. После долгих поисков нашли нужного человека: китайца, в двадцать лет покинувшего родину и три года прожившего на Дальнем Востоке. С помощью кругленькой суммы китайца переманили в Москву, но он там не сумел приспособиться к условиям жизни громадного города, а потому с радостью согласился переехать в небольшой Глотов, даже теряя при этом в деньгах.

– Михаил! – позвал Илья Самойлович.

Сын оказался дома. Может, устал от своего отдыха, который требовал предельного напряжения всего организма, а может, чувствовал, что должно произойти что-то неординарное.

– Можешь успокоиться, едет твой азиат. Прямо с берегов Янцзы. А может Хуанхе. Потом разберемся.

– Ты рад, папа? – вместо благодарности вдруг спросил Михаил.

– Тому, что ты перестанешь по десять раз на день приставать ко мне с одним и тем же вопросом и дашь спокойно работать? Да, очень. А ты-то сам доволен?

– Еще бы! Теперь осталось только… – Михаил сделал небольшую паузу.

– Как, и этого мало? Чего тебе еще надо? – не выдержал любящий родитель.

– …проверить его в деле, – ухмыляясь, закончил фразу Михаил.

– Только этого не хватало. Знаешь, наслышан я о твоих подвигах. Смотри, не дай бог этот желтый урод кого-нибудь на тот свет отправит. Мне такая реклама ни к чему.

– Не волнуйся, папа. Обещаю, никакой уголовщины.

– Ну ладно, иди. Мне тут еще кое-какие дела доделать надо.

Илья Самойлович встал, прошелся по мягкому ковру, сделанному под гигантской величины тигра. Размеры кабинета позволяли ковру поместиться полностью. Даже место свободное осталось.

Ведь всего пару лет тому назад эта пятикомнатная квартира принадлежала одному обкомовскому работнику. Да и весь дом, по-прежнему самый престижный в Глотове, строился для освобожденных партийных работников. Большинство из них продолжало жить в этих квартирах, несмотря на новые должности и даже профессии. Точнее, одну профессию, поскольку в доме сейчас проживало ровно две категории работающих: политики и бизнесмены. И лишь пятая часть квартир сменила постояльцев, поскольку их бывшие хозяева из двух главных партийных заповедей – тщательно вылизывать наиболее подходящие для этого части тела начальства и держать нос по ветру – усвоили только первую, и поэтому не успели ни перескочить в новое кресло, ни прихватить часть партийной кассы для своего будущего дела. Этим людям, одним движением безжалостной руки бывших соратников по партии превратившихся в пенсионеров, было не по средствам жить в шикарных апартаментах. И они уступили свои места новым хозяевам жизни.

Нельзя сказать, что Кольцову не нравилась эта чудесная квартира или раздражали вышколенные охранники, как и в былые годы несущие свою круглосуточную вахту во всех подъездах дома. Однако не хотелось отставать от остальных, которые, пропив часть наворованного, муравьиными темпами строили коттеджи. Только поэтому Кольцов отгрохал себе хоромы на берегу реки. Но подобная замку громадина по большей части пустовала. Лишь изредка, когда позволяло время и здоровье, Перстень наведывался туда с несколькими приятелями и девочками. Гудели. А потом он неделю приходил в себя.

Эх, жизнь! Когда мог – ничего не было. А когда все есть – что ты можешь?

* * *

– Ой, какая прелесть! – Лена взяла из рук Викинга букет.

– Это герберы, – на всякий случай пояснил он.

– Африканские ромашки, – внесла женщина окончательную ясность.

– Тебе их часто дарили? – в голосе Викинга явственно ощущались нотки ревности.

– Нет. Мои поклонники – люди денежные, но начисто лишенные воображения, и поэтому дарили исключительно розы. Знаешь, такие: на длиннющем черенке. Когда ставишь букет в вазу, так бутоны побелку с потолка снимают.

– Ты что, не любишь розы?

– Когда-то это был мой любимый цветок.

Лена не стала уточнять, что розы ей дарили некоторые из ее клиентов, люди, преимущественно внушавшие женщине отвращение. И теперь Лена не могла смотреть на королеву цветов без невольной брезгливости.

– Выпьешь водки?

– Нет, – тут же ответил Викинг, словно только и ждал этого вопроса. – Если можно – шампанского. Или сухого вина.

– Шампанское – это для женщин. Настоящий мужчина должен пить водку.

– Кто это тебе сказал? Между прочим, после шампанского хочется делать глупости, а после водки – мерзости.

– Мерзость – это как раз то, что надо, – жестко ответила Лена.

Викинг удивленно посмотрел на нее. В конце той драматической встречи в парке, когда Глеб стал настойчиво домогаться нового свидания, Лена откровенно сообщила ему о том, чем она занимается. Но Викинга это не остановило. С тех пор они по молчаливому согласию не касались этой темы. Только один раз, когда Глеб к месту сообщил, что количество сперматозоидов в презервативе приблизительно равно населению Европы, у женщины сорвалось:

– А я знаю таких, у которых и на Лихтенштейн не наберется.

Похоже, сейчас Лена собиралась затеять серьезный разговор на запретную тему. Видимо, наболело, хочется поделиться, а не с кем. Ну что ж, надо пойти человеку навстречу. Викинг обнял женщину за плечи и ласково спросил:

– Что случилось, милая?

И тут Лена, не выдержав, разрыдалась. Потом с трудом выдавила сквозь слезы:

– Вика… в больнице.

Эта фраза не объясняла ровным счетом ничего.

– Какая Вика?

– Ах да, ты же не знаешь. Моя лучшая подруга, – Лена немного успокоилась. Она глубоко вздохнула и все еще неровным голосом продолжила. – Она тоже… как и я… ну, ты понимаешь. Все мы мечтали о красивой жизни. В общем, поехала она вчера по вызову, а там бригада.

– Какая бригада? – не понял Викинг. Что такое «по вызову» он догадался.

– Это когда человек семь-десять, а бывает и больше, снимают квартиру и вызывают девочку, якобы на одного.

– Ясно.

– Вот такая бригада ее и встретила. Обоих охранников избили, а Вику до утра насиловали… всем стадом. А потом какой-то подонок ей… туда бутылку загнал. Из-под «пепси».

Больше, чем трагедия незнакомой ему Вики, Глеба встревожило одно обстоятельство.

– Слушай, а ведь и с тобой может такое случиться.

– Пока нет, – быстро ответила Лена и, немного поколебавшись, сообщила: – У меня сейчас постоянный клиент.

– Соперник, значит, – мрачно пошутил Викинг.

– Ай, брось. Просто старый хрыч, ошалевший от страсти. Думал со вкусом провести вечерок, а зацепило всерьез. Он мне каждый раз что-нибудь дарит. То перстень, то браслет, то шубку. Однажды даже картину презентовал какого-то местного молодого дарования. Видишь, над тахтой висит. «Северное сияние» называется. А летом обещал в круиз свозить.

– По морю Лаптевых. Чтоб поближе к этому самому северному сиянию.

– Вот есть у мужиков такая черта. Если не могут чего-то сделать, то начинают над этим издеваться. А сами готовы лопнуть от зависти.

– Слушай, – не желая затевать ссору, спросил Глеб, – а как же твое начальство все это терпит, не пытается загнать обратно в стойло?

– Какое начальство?

– Ну, сутенеры, сводники или кто там еще. Я в вашем хозяйстве слабо разбираюсь.

– А чего им терпеть?

– Наверное, когда у тебя были каждый раз новые клиенты, им больше перепадало. А может ты, обзаведясь «богатеньким Буратино», вообще о них забыла?

– Во-первых, понемногу отстегиваю, чтобы в случае чего был запасной вариант. Во-вторых, при этом они на меня вообще ничего не тратят. А в-третьих, боятся связываться, потому что многие постоянные клиенты – люди не только денежные, но и влиятельные. Им ничего не стоит закрыть лавочку. Или еще чего похуже. Есть на проспекте фирма «Досуг». Раньше там тетя Люся заправляла. Суровая была мадам. И вот ее лучшая девочка завела себе постоянного клиента. Прикинула тетя Люся, видит – заведение несет убытки. И говорит той девочке: мол, или начнешь работать по-старому, или мои охранники сутки с тебя не слезут. А хахалем этой девочки был Кощей.

– Это у которого смерть в яйце?

– Глеб, кончай придуриваться. Говорю тебе, она была любовницей Кощея.

– Я не придуриваюсь. Просто думаю, что фамилия клиента была не Кощей, а Кощеев.

– Ты словно сегодня родился. Да спроси любого прохожего, и он тебе скажет, что Кощей – один из главных мафиози в Глотове.

– Мафиози в Италии, милочка. А здесь просто уголовная сволочь.

– Ай, не в этом дело. Короче, пожаловалась она Кощею. Тот на пяти «тачках» прикатил в «Досуг», поставил все заведение на уши, а под конец приказал охранникам борделя оттрахать свою хозяйку. С тех пор девочек постоянных клиентов пальцем не смеют тронуть… Кстати, Глеб, раз уж у нас пошел такой откровенный разговор… Мы не могли бы встречаться с тобой попозже?

– Это зачем? – забеспокоился Викинг, лихорадочно соображая, как лучше изменить устоявшийся распорядок дня.

Лена промолчала. Не могла же она сказать о том, как тяжело ей после свидания с Викингом идти на встречу со старым развратником. И насколько легче было бы со стариком, знай она, что впереди встреча с дорогим ей человеком.

Но Лена молчала. Однако Викинг успел обо всем догадаться и с готовностью заявил:

– Ну конечно, все будет, как ты скажешь.

* * *

– Эй, Лишай, сколько у тебя на кармане?

– Сколько и у тебя – ноль целых, хрен десятых.

Так глупо просадить все бабки! А как красиво начали – выиграли полтораста зеленых. Лишай предлагал взять по такому случаю бутылку, но Сыч так прилип к игре, что оторвать его от стола можно было только по частям. Что оставалось делать Лишаю? Не бросать же кореша одного. Вот и просадили все денежки. Как теперь жить? Что есть, а главное – пить?

Раньше такого вопроса возникнуть не могло. В тот же день куда-нибудь влезли бы: в кошелек, в сумку или квартиру. Хватило бы и на еду, и на выпивку. В крайнем случае, в камере бы накормили. Но нынче паханы всех их на цепь посадили. На кого укажут – того и бей. А чтобы так, по своей воле грабануть первого встречного – и думать не смей.

У паханов свои расклады. Они с начальством снюхались и друг дружке помогают: начальство паханам – воровать по-крупному, паханы начальству – припугнуть кого, да и деньгами тоже. Но и рядовые воры, если есть голова на плечах, живут неплохо. На иномарках катаются, в ресторанах шикуют. Только Сыч – вор старой закалки. Ему что мятая трешка, что пачка долларов – ночь спать не будет, если не просадит за один вечер. Жизнь приучила – проснешься утром, а у дверей уже стоит человек в форме:

– Гражданин Сычев, пройдемте.

И почему-то чаше всего получалось, что пройти, вроде, предлагают недалеко, а оказываешься в тысяче километров от дома. Какой же тогда смысл беречь денежки?

Но люди в форме уже давно не проявляли к Сычу никакого интереса. А воля – не камера, бесплатно кормить никто не будет. На деньги Сычу именно сегодня повезло – жди теперь следующего раза. Он повернулся к Лишаю, в третий раз пересчитывавшему оставшиеся в пачке сигареты, и спросил:

– Ну, что будем делать?

Лишай пожал плечами, сбившись при этом со счета, и пошел по четвертому разу. Сыч пнул его в бок.

– Слышь, я знаю одного старого козла. Живет рядом с городом, пчел разводит, мед продает. У него бабок – печку целый день топить можно. Он один живет. И собаки нет. Навестить бы его, а?

– Жерех узнает, пришьет на месте.

– А кто ему скажет? Ты, что ли. Или я?

– Старик настучит.

– А откуда ему знать, кто мы такие? Сообразить надо.

Бывший учитель Иван Афанасьевич Ревякин, выйдя на пенсию, поселился на старом, заброшенном хуторе. С помощью учеников привел в порядок дом, завел пчел. За десять лет крепко встал на ноги, сколотил небольшой капиталец. Но жил старик скромно, большую часть денег вложил в устройство коровника. Решил завести маленькое стадо породистых коров. Для кого старался? Ну не для себя же – жить осталось всего ничего. Может, для дочки, давным-давно уехавшей с мужем в Крым. А скорее всего, старик, теперь уже на собственном примере, продолжал учить молодых: если я в свои семьдесят могу честным трудом на жизнь заработать, то уж вы и подавно.

Весь этот день Иван Афанасьевич возился по хозяйству. Намаялся, присел отдохнуть на скамеечке возле дома. Накатили сумерки. Ревякин хотел встать, идти в дом, но тут из-за угла появились двое. Старик испугался. Почему они вышли из-за дома? Добрые люди всегда проходят по двору, открыто, не скрываясь. В предчувствии чего-то ужасного тревожно застучало сердце в груди.

Незнакомцы молча уселись на скамейку – по обе стороны от бывшего учителя. По-прежнему царившая тишина была страшнее самых изощренных угроз.