Текст книги "Викинг"

Автор книги: Максим Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Так что в операции с Репьевым Викинг собирался сыграть не главную, а, скорее, роль ледокола, расчищающего путь для остальных судов, или катализатора, на всю мощь запускающего казавшуюся невозможной химическую реакцию.

А Седой был очень зол на Репьева из-за инцидента с Мокрецовым. Конечно, пахан был не прочь познакомиться с членами семьи депутата Госдумы, но не при таких обстоятельствах. И еще он решил, что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает, и отозвал людей, охранявших фабриканта. Пусть, мол, обходится своими телохранителями. Слишком поздно пахан сообразил, что первый выстрел – холостой – очень часто является предвестником боевого.

С точки зрения Викинга, который не мог допустить, чтобы смерть подонков сопровождалась гибелью хотя бы одного порядочного человека, ликвидации Репьева весьма благоприятствовало одно обстоятельство. Дело в том, что некоторое время тому назад местных скороспелых богатеев захлестнула эпидемия разводов. Одни разводились ради того, чтобы, избавившись от опостылевшей жены, тут же повести под венец какую-нибудь юную прелестницу лет на двадцать-тридцать моложе супруга, другие, и Олег Игнатьевич в их числе, мартовскими котярами переползали из койки в койку, но вскоре с горечью обнаруживали, что даже пресловутый «Йохимбе-экстракт» не способен привести мужскую потенцию в полное соответствие с финансовыми возможностями в смысле покупки женских ласк.

Кроме женщин и машин символами красивой жизни стали роскошные особняки. И здесь Репьев постарался не отстать от других. Кроме солидного здания в самом городе он построил симпатичную дачку на берегу реки. Располагалась она на территории национального заказника, поэтому рядом с ней стояло лишь несколько сооружений аналогичного назначения, чьи хозяева имели связи и деньги достаточные, чтобы наплевать на всякие там государственные запреты. От шоссе в этот райский уголок вела длинная и узкая грунтовая дорога.

С наступлением теплых дней Олег Игнатьевич наезжал сюда почти каждые выходные, чтобы поохотиться или половить рыбу. Женщин с собой он никогда не брал. Благо, до города всего полчаса езды, так что, если вдруг собиралась теплая мужская компания и появлялось желание не только выпивать да закусывать, не составляло труда съездить в Глотов за живым товаром.

Субботний день выдался изнурительно жарким. Казалось, что над окрестностями Глотова вдруг образовалась озоновая дыра, и жгучие солнечные лучи без всяких помех пытаются медленно изжарить любое живое существо. Викинг лежал на вершине холма, наблюдая за поворотом с шоссе на грунтовку. От травы исходил интенсивный обволакивающий запах, навевающий безмятежные, невинные мысли. Хотелось просто прогуляться по лесу, глазея по сторонам и никого не трогая.

Викинг усмехнулся. Неподалеку, если по прямой – метров двести, стояли взятые у Белова «Жигули». После маленькой технической хитрости завести машину смог бы разве что старик Хоттабыч. Место для «поломки» Викинг отыскал идеальное: узкая дорога, где вряд ли удастся разъехаться даже двум велосипедистам, справа крутой косогор, слева густой и колючий кустарник. В общем, Репьеву и его телохранителям место должно понравиться.

Прошло минут двадцать, и вот, наконец, у поворота притормозил «Вольво» кричаще-малинового цвета. Возможно, Репьев не смог достать малинового пиджака и, чтобы как-то компенсировать пробел в своем обмундировании, приобрел авто соответствующей раскраски. Викинг незаметно сполз с холма и бегом припустил к «Жигулям». Всего через несколько секунд после того, как он оказался у машины, туда же подкатил и «Вольво» Репьева. За рулем сидел один из охранников. Он зачем-то громко посигналил, хотя и так было ясно, что человек у «Жигулей» не слепой, другую машину заметил, но поделать ничего не может, поскольку что-то случилось с его «тачкой». Водитель о чем-то посовещался с Репьевым, после чего из «Вольво» вышел второй охранник.

– Браток, помоги! – метнулся к нему Викинг.

– Стоять, руки вверх! – гаркнул бдительный страж в ответ на эту просьбу.

– Да вы что, мужики. У меня и денег с собой – вам на мороженое не хватит, – попятившись, запричитал Викинг.

– Тебе сказано стоять, козел! – в руках у охранника тускло блеснул пистолет.

Викинг застыл на месте, старательно задрав руки вверх. Охранник тщательно обыскал его и крикнул сидящим в машине:

– Он чист. Что делать будем?

В ту же секунду водитель «Вольво» покинул свое место. Подойдя к Викингу, он снисходительно улыбнулся:

– Не боись, парень, мы не рэкетиры. Да и кому нужна твоя развалюха, кроме автослесарей… Что у тебя случилось?

– Да вот заглох. Может, подтолкнете?

Водитель посмотрел вперед. Сразу за машиной, где стояли «Жигули», дорога довольно круто шла в гору.

– Совсем от страха мозги заклинило. Мы что, негры, затевать такой пахаторий?

– Тогда не знаю. Может, вам попробовать в объезд? – робко предположил Викинг.

– Какой объезд! Здесь всего одна дорога!

Тут, вытирая со лба крупные капли пота, из «Вольво» показался Репьев. Видно, под бьющими сверху лучами солнца машина так раскалилась, что даже кондиционер не спасал.

– Ну что вы здесь мудохаетесь? Скиньте эту рухлядь в кусты и поедем, – недовольно морщась заявил он.

Викинг сокрушенно вздохнул. Охранники – лбы здоровые, если поднатужатся, не то что «жигуленок» – гору с дороги свернут. А те – рады стараться, уже примерялись, как бы поудобнее ухватиться.

– Ни фига себе, заявочки. Вы что, мужики, совсем сдурели. Это ж машина, она денег стоит, – засуетился он.

– Время – деньги. А твоей развалюхе – грош цена в базарный день – небрежно бросил один из охранников.

Добры молодцы, крякнув, приналегли, и шутя оторвали левую сторону машины от земли.

– Вот умницы, сами подставились! – с этими словами Викинг подскочил к одному из охранников и вонзил костяшки пальцев чуть пониже основания черепа. Тот молча рухнул на землю.

– Что, Афоня, пупок развязался? – снисходительно бросил второй охранник, в одиночку удерживая солидный вес.

Его ироничное замечание слилось с каким-то по-детски наивным восклицанием Репьева.

– Берегись, он дерется!

Охранник среагировал на предупреждение очень профессионально. Отпустив машину и отскочив в сторону, он отмахнулся ногой, одновременно потянувшись за оружием. При столкновении с обычным противником это наверняка сработало бы. Но Викинг действовал очень быстро, выбирая кратчайший путь к победе. Незаметным движением уйдя в сторону, он уклонился от удара и, в свою очередь, угостил охранника могучим прямым в голову. Тому гостинец оказался не по зубам. Полуоглушенный, охранник уже не предпринимал попыток сопротивляться. Он стоял, пошатываясь из стороны в сторону, как это обычно делают сильно выпившие люди. Викинг, словно нехотя, сделал еще одно неуловимое движение, и большое тело тряпичной куклой, опустилось на траву.

Все произошло настолько быстро, что Репьев так и остался стоять на месте, наблюдая за происходящим с нескрываемым изумлением. Он не шелохнулся даже тогда, когда к нему направился Викинг.

– Ехал сюда поохотиться. И даже не думал, что станешь дичью.

Услышав эти слова, Репьев, наконец, ожил:

– Не трогай меня. Я сделаю тебя миллионером.

– Я уже давно миллионер, – резонно ответил Викинг. – У нас страна такая: нищих миллионеров.

– Ты не понял. Я сделаю тебя настоящим, долларовым миллионером.

– Не знаю, как кому, а мне противно быть сытым, когда вокруг столько голодных.

– Постой! – теперь Репьев пытался тянуть время, надеясь, что каким-то чудом здесь появятся люди.

Но Викинг сразу раскусил уловку фабриканта. И поэтому не стал медлить.

* * *

Несколько дней Седому пришлось крутиться, как белка в колесе. К повседневным заботам, решение которых в последнее время требовало непомерных усилий, прибавились хлопоты, связанные с убийством Репьева. В этой смерти пахану некого было винить, кроме самого себя. Не лиши он фабриканта дополнительной охраны, тот, скорее всего, был бы цел и невредим. Мало того, что грозил иссякнуть один из самых полноводных денежных истоков, приходилось думать и о том, чтобы следователи не ухватились за цепочку, на одном конце которой был покойный, а на другом – люди из ближайшего окружения Седого.

Поскольку о смерти Репьева уголовники узнали значительно раньше, чем милиция успела начать серьезное следствие, им удалось без проблем ликвидировать самые компрометирующие документы. Увы, помимо «склонных к самовозгоранию» бумажек, очень много пикантных историй мог поведать следователям один человек, чья официальная роль в предприятии Репьева непременно заставила бы насторожиться сыщиков. А если учесть, что этот человек не имел опыта задушевных бесед со знающими свое дело орлами из следственного отдела… Короче, хоть и очень не хотелось Седому принимать такое решение, человек этот должен был исчезнуть. Как исчезнуть – здесь выбирать было не из чего. Не в Америку же его отправлять. Ненадежного субъекта вывезли на муниципальное место захоронения, которое назвать кладбищем язык не повернется, где покоились бомжи, нищие, бродяги и неустановленные государством личности, и «подселили» к какой-то старушке, пребывавшей под холмиком с надписью «неизв. № 13».

В день, когда холмик № 13 принял нового постояльца, у Седого состоялся разговор с угрюмым типом по кличке Хмырь. Пару недель тому назад Хмырю была поручена очень важная миссия: убедиться, не подался ли в самом деле Истомин на восток нашей необъятной родины. Результаты вояжа, что называется, окончательно сбили Седого с панталыку. Хмырь засек капитана в Хабаровске, где тому удалось устроиться на работу.

– Ты не туфтишь? Это точно он? – продолжал сомневаться Седой.

– А кто же еще!? – возмутился Хмырь. – Я его рожу на всю жизнь запомнил. Этот ментяра мне второй срок впаял.

– Чего ж его занесло в такую даль? Мог бы и где-нибудь поближе осесть.

– У него там старый кореш в начальники выбился, вот и пригрел приятеля по старой дружбе. Где еще возьмут мента после ходки в зону?

После этой оглушительной новости пахан заболел. Болезнь называлась манией преследования. В один день все ближайшие сподвижники пахана вышли из доверия. О рядовых охранниках и говорить нечего. Седой тасовал их, как опытный шулер карточную колоду, разъединяя сработавшихся партнеров и собирая вместе не слишком хорошо знакомых друг с другом «быков», подозревая в каждом таинственного убийцу. Кризис миновал, когда в один прекрасный день явился Угол и сообщил:

– Все это – грязные штучки Перстня.

– Не понял, – живо отреагировал Седой. Он действительно ничего не понял.

– Я говорю, что кроме Перстня больше никто не может охотиться на наших водей.

– Ну-ну, – во взгляде Седого по-прежнему не было понимания. Только удивление пополам с подозрением.

– Он хочет подмять под себя весь город, – с деланным спокойствием Штирлица, сообщающего Центру об очередных проделках рейхсфюрера Гиммлера, заявил Угол.

– Да кто ж ему даст! – гневно воскликнул пахан.

– Сам возьмет. Он, гад, всерьез на это нацелился. Если в ближайшее время его не остановим, будет поздно.

– Откуда у тебя такая уверенность? – Угол почувствовал, как тяжелый взгляд Седого застыл на его лице, словно говоря: «А не ты ли затеял резню и в очередной раз пытаешься все свалить на другого?»

– Посуди сам. Сейчас за Перстня подписались очень серьезные люди, проворачивают вместе с ним какие-то грандиозные дела. Перстень находится под их защитой, никто его и пальцем тронуть не смеет. Но не вечно же так будет продолжаться. Сегодня эти люди в нем заинтересованы, а завтра, смотришь, у них уже другой компаньон. Перстень не дурак, он понимает, что, когда эти люди уйдут, придется покориться твоей власти, никуда от этого не денешься. А ему, сволочи, этого ой, как не хочется. Вот и задумал он, пока в силе, аккуратненько общипать вас с Жерехом по самую гузку, чтобы потом под себя подмять. А своим покровителям он скажет, мол, идиотами оказались бывшие паханы, перебили своих людей в междуусобице, вот ему и пришлось взять власть, чтобы навести в городе порядок.

Угол замолк. Молчал и Седой, напряженно обдумывая услышанное. Прошло минут десять, прежде чем пахан заговорил:

– Похоже, ты прав. Только как это доказать?

– А зачем? – искренне удивился Угол. – Шлепнуть гада – и все дела.

– Хоть и говоришь ты иногда умные вещи, Угол, а все равно дурак. Да я же сам поклялся, что никто из наших на Перстня руки не поднимет. Если его замочить, я после этого и дня не проживу.

Угол, удивленно посмотрев на Седого, не мог остановиться: в голове рождались идеи одна заманчивее другой, которыми он тут же делился с паханом:

– А если его отловить втихаря и хорошенько побеседовать? Ведь расколется, падла, обязательно расколется. Такого ни один человек не выдержит.

– Совсем офонарел. Может, он и расколется, а потом скажет своим хозяевам, что пыток не выдержал и оговорил себя.

– Так они ему и поверят, когда все козыри у нас на руках будут – продолжал гнуть свою линию Угол.

– Еще как поверят. Время сейчас такое. Кому выгодно, с кем деньги делают, тому и верят. – Седой предупреждающе махнул рукой, остановив попытавшегося что-то сказать собеседника. – Здесь по-другому действовать надо, с умом. Следить за каждым его шагом, прессовать со всех сторон, но осторожно. И киллеров его вычислить. Вот с ними можно будет побеседовать. И утюжком, и паяльником. А когда они заговорят, наступит время и Перстнем всерьез заняться. Вот тогда и посмотрим, кто из нас круче.

* * *

Перстень не подозревал, что над его головой сгустились грозовые тучи местного значения. Он в последнее время ждал неприятностей совсем с другой стороны. Илья Самойлович сидел дома, в своей комнате, в который раз просматривая цифры и непонятные условные обозначения на мерцающем экране компьютера. Здесь были все сведения об оружии, когда-либо побывавшем на его складе: вид вооружения, когда и сколько продано, сумма, доставшаяся ему от продажи. Посторонний человек, не зная пароля, никогда бы не смог добраться до информации, записанной на этой дискете. А если бы и смог, это бы ему ничего не дало. Потому что условные обозначения расшифровывались на другой дискете, тоже снабженной своим паролем.

Раздался стук в дверь и, не дожидаясь приглашения, в комнату проник дряхлый, сгорбленный старик, отец жены.

– Совсем бабы достали, – объяснил он причину своего визита. Объяснение, мягко говоря, грешило неточностью, поскольку в квартире имелась всего одна «баба» – его собственная дочь, жена Кольцова.

– Да проходи уж, – милостиво согласился Илья Самойлович, не отрывая глаз от экрана компьютера.

«Игра в войну» как-то незаметно захватила его. Особенно порадовали Перстня последние поступления: самонаводящиеся ракеты, реагирующие комплексно на тепловое и электромагнитное излучение и металл, а также суперсовременная пулеметная установка, делающая несколько тысяч выстрелов в минуту и способная за доли секунды превратить бетонированное укрытие в кучу щебня.

– Вот бы тебе, отец, такое в русско-японскую, на куски бы разнесли самураев, – негромко сказал он старику.

– Да-да, конечно, – подтвердил тот исключительно из уважения к зятю, поскольку не разобрал ни слова.

Перстень коротко хохотнул. Но смех этот был невеселым. Впервые за все время совместной работы Илью Самойловича вызвали в Москву. Однако его деятельность по продаже оружия не включала в себя такого рода поездки. Более того, только нечто экстраординарное, вроде сомнений в его честности, могло толкнуть на этот шаг московских партнеров, поскольку были они людьми в определенных кругах широко известными и за ними могла вестись негласная слежка. Встреча грозила привести к разоблачению Кольцова, а следовательно, и к последующему обнаружению арсенала. Значит, действительно что-то случилось, если, невзирая на очевидный риск, его все-таки пригласили посетить столицу.

Основательно подготовившись к предстоящей встрече и пообещав вернуться через день-два, Илья Самойлович с утра пораньше отправился в областной аэропорт. Двести километров он преодолел за два с половиной часа, еще полтора ушло на регистрацию, ожидание и сам полет. И все это время Илья Самойлович провел как на иголках.

По прибытии его никто не встретил. Перстень воспринял это как должное – скорее, удивило бы обратное.

Добравшись до гостиницы и устроившись в номере, Илья Самойлович спустился на первый этаж, не спеша перекусил в ресторане и ровно в семь часов оказался у бокового входа в небольшой скверик. И тут же рядом с ним притормозил довольно потрепанный «Фольксваген». Открылась дверца. Перстень юркнул внутрь на заднее сиденье. Рядом оказался какой-то незнакомец.

– Здравствуйте, Илья Самойлович! – радостно улыбнулся он, протягивая руку.

– Добрый день! – ответно поприветствовал Перстень, боковым зрением уловив, что от шофера их отделяет звуконепроницаемая перегородка.

Затрапезная с виду иномарка оказалась идеальным местом для проведения конфиденциальных переговоров. Наверняка в салоне были установлены и противоподслушивающие устройства.

Собеседник повел разговор издалека. Сообщил, что их общие знакомые находятся в добром здравии и на свободе, пояснил, что некоторое повышение цен на оружие связано с очередным усилением борьбы с хищением вооружения, а, значит, расходами на подкуп новых чиновников, и похвалил Илью Самойловича за четкую работу в сложных условиях. Перстень удивился:

– Что вы имеете в виду под сложными условиями?

– Как что? Говорят, у вас полным ходом идут разборки между двумя группировками. Чуть ли не каждый день новые трупы. Развоевались не на шутку, прямо как у нас в Москве.

– Да нет никакой войны, – досадливо поморщился Перстень. – Они уже давно разобрались.

– Что, и трупов нет? – вопрос был задан с подковыркой: соврет Илья Самойлович или нет.

– Есть, есть, – поспешил обрадовать незнакомца Перстень. – Но не каждый день.

– Однако есть. И никто не знает, кто станет очередной жертвой.

– Это факт, – добродушно согласился Илья Самойлович и был просто ошеломлен следующей фразой:

– А если это будете вы? Поймите, я искренне желаю, чтобы этого не случилось, но на всякий случай хотелось бы гарантировать безопасность нашего бизнеса. Ведь сейчас доступ в арсенал открыт только для двоих: вас и вашего сына. Если с вами что-то случится, мы не сможем забрать наше оружие до того, как туда попытается забраться ваш любознательный наследник. Сумеем ли мы с ним договориться или нет – кто знает. Сами понимаете, мы не хотим рисковать миллионами.

– Не проще ли навести порядок в Глотове? – хмуро поинтересовался Перстень.

– Эх, Илья Самойлович. Да если бы это было проще, стали бы мы затевать с вами этот разговор. К сожалению, данная проблема гораздо сложнее, чем кажется. Мы не можем на таком расстоянии контролировать ход событий.

«Еще как можете!» – раздраженно подумал Перстень. Ему все стало ясно. Москвичи нашли способ совершенно законно приобрести его земли вместе с арсеналом. Теперь он становился лишним звеном, которое следовало как можно скорее убрать. Но почему, в таком случае, они с сыном до сих пор живы? Зачем москвичам коды доступа в арсенал, если можно просто взломать дверь. Ведь Долгорукий знает, где она находится и подо что замаскирована. Или опасаются подвоха с его стороны? Если так, то правильно делают.

– Не волнуйтесь, мы не собираемся в отношении вас ничего предпринимать. Наоборот, будем хранить, как зеницу ока, – словно прочитав его мысли, поспешил рассеять опасения Перстня незнакомец. – Ведь даже зная шифры, без вас мы не сможем воспользоваться этим хранилищем. А попробуй найди другое, такое же удобное во всех отношениях. Поймите, наша просьба вызвана лишь необходимостью на всякий случай перестраховаться.

– Небось, вас интересует и код отключения взрывного устройства? – как бы мимоходом спросил Перстень.

– Что за устройство? Я о нем ничего не знаю, – заволновался собеседник.

– Так о нем даже мой сын ничего не знает. Оно установлено на тот случай, если кто-то попытается взломать дверь.

– Там же ядерные материалы! – ахнул незнакомец.

– А нечего лезть куда не просят, – ощерился Перстень. Он был очень горд своей предусмотрительностью. Теперь Долгорукий и компания и в самом деле станут беречь его, как зеницу ока. Так-то. А то привыкли считать провинцию питомником идиотов.

– Это правильно… Ну так как, мы с вами договорились?

– Не совсем. Мне еще надо подумать.

– Учтите, за эту информацию мы вам заплатим…

– Хорошо заплатите, – поправил его Илья Самойлович. – Впрочем, о деталях мы договоримся, когда я приму окончательное решение.

Когда Перстень возвратился в номер, и исчез кураж, охвативший его в заключительной стадии разговора, только тогда он понял, и даже нутром ощутил, какая микроскопическая дистанция отделяла его от смерти. Возбуждение схлынуло, и он почувствовал, насколько сильно устал.

Сбросив костюм, Илья Самойлович обессиленно рухнул на кровать. Бежать, бежать отсюда скорее. В родном городе он сумеет себя защитить. И уж, во всяком случае, обеспечить стопроцентную гарантию безопасности. Для этого имеется одно старое средство: разместить в надежных местах сведения об арсенале с условием передать их в прокуратуру в случае его внезапной смерти. И намекнуть об этом Долгорукому. Пусть тогда выкручивается, как хочет.

Илья Самойлович потянулся к телефону, чтобы заказать билеты на ближайший авиарейс, и… скорчился в жутких муках.

Боли, которые человек испытывает во время приступа почечных колик, ужасны. Они приходят внезапно, разрывая тело сотнями жгучих, беспощадных импульсов, к которым невозможно притерпеться. Перстень, даже не превозмогая боль, а скорее подбрасываемый ее ударами, чудом добрался до кнопки вызова горничной и с третьей попытки нажал ее.

– «Скорую»… быстро, – простонал он, едва заметив склонившуюся над ним девушку.

* * *

Бить врага лучше всего, когда он, расслабившись и забыв об опасности, безмятежно предается радостям жизни: большим или маленьким. Очень хорошо, если при этом он считает себя неуязвимым.

На острове Форментерре высилась крутая гора, на одном из склонов которой находилась огромная пещера. Ее-то и облюбовали разбойники-арабы, которые для большей безопасности обнесли пещеру каменной стеной. Сюда они сносили добычу, награбленную в бесчисленных набегах. Кто знает, может, это убежище стало прообразом волшебной пещеры из сказки «Али-баба и сорок разбойников»?

Конунг Сигурд во время своего плавания вдоль берегов Европы высадился на этом острове и подошел к неприступному убежищу разбойников. Находясь за надежной стеной, арабы стали издеваться над викингами, показывая им золото, серебро и драгоценности. Северные воины хотели немедленно броситься на штурм, но мудрый Сигурд приказал отступать.

Обрадовавшись, что избавились от такого грозного врага, разбойники закатили грандиозный пир. Но конунг даже не думал оставлять их в покое. С противоположной стороны горы его войско взобралось на самую вершину, заодно втащив туда две самые большие ладьи. Для устойчивости по бокам обоих кораблей было вбито по два огромных бревна. И вот в ладьи уселись отборные воины конунга. Словно на санях, они спустились ко входу в пещеру, на ходу стреляя из луков и метая копья. Немногочисленные стражи, лениво бродившие вдоль стены, если и ожидали нападения, то только снизу, но никак не сверху. Внезапное появление викингов было для них, словно гром с ясного неба. Стражники даже не помышляли о сопротивлении – только о бегстве. Но спастись сумели единицы.

Викинги дружно бросились в пещеру. Однако атаман разбойников оказался человеком предусмотрительным – вход в нее преграждала еще одна стена, правда, меньше первой. Если бы арабы не налегали так усердно на запрещенное пророком вино, лихая затея Сигурда могла бы закончиться полным провалом. Лишь немногие разбойники оказались в состоянии добраться до стены и организовать хоть какое-то подобие сопротивления. Викингов эта стычка не остановила – только раззадорила. С грозным воинским кличем они ворвались вглубь пещеры, и хотя разбойников было немногим меньше, чем северных воинов, викинги разгромили их в течение нескольких минут, не понеся при этом практически никаких потерь. Лишь единицы из разбойников сумели избежать смерти, запрятавшись в самых глухих закоулках громадной пещеры.

Викинги захватили все награбленные арабами сокровища. Их было столько, что, как пишет летописец Снорри, по всему Северу ходили слухи, будто ни одному викингу не доставалось столько добычи, сколько Сигурду в этом походе.

По словам деда, Сигурд являлся одним из дальних предков Глеба. Грех было не воспользоваться славным опытом родственника, естественно, сделав поправку на определенные обстоятельства.

В преступной иерархии Глотова Штопор занимал довольно скромное место. Он не располагал ни большими деньгами, с помощью которых можно было влиять на развитие событий, ни отрядом боевиков, готовых по первому слову действовать без жалости и сомнений, ни умением планировать и осуществлять прибыльные операции. То есть, исходя из чисто практических соображений, его фигуру среди городских уголовников никак нельзя было считать ключевой. Но существовали и другие, чисто психологические факторы, и в этом смысле личность Штопора оказывалась вне конкуренции.

Возможно, на заре существования Глотова, в пору расцвета тайного приказа и трепетного отношения государства к пыткам как к универсальному методу дознания, имелся в городе заплечных дел мастер такого класса и масштаба. Да и то сомнительно. А их убогие последователи из ГПУ-НКВД, скорые на руку, но лишенные фантазии, Штопору и в подметки не годились, поскольку уголовник любил свое дело и относился к нему творчески, словно архитектор, создающий шедевр зодчества, или изобретатель, выдумавший безотказный тип вечного двигателя. Причем, Штопор не был психически больным маньяком-садистом, что подтверждали и несколько психиатрических экспертиз, а являлся нормальным человеком, для которого одинаково важен и интересен как сам процесс, так и результат. Поэтому можно было быть уверенным, что он не угробит допрашиваемого в припадке бешенства, а доведет дело до логичного конца.

Седому это сокровище досталось совершенно случайно. Долгие годы Штопор оттачивал свое искусство в Ростове, где у него было куда более обширное поле деятельности. Но хозяева этого виртуоза погорели на одной, казавшейся беспроигрышной, афере. Одна из ниточек грозила привести следствие к Штопору, и он счел за лучшее убраться от греха подальше. Так заплечных дел мастер оказался в Глотове. Здесь серьезной работы было мало, но и в мелочах Штопор сумел проявить себя во всем блеске. Его подопечные «раскалывались» в кратчайшие сроки и при этом, по крайней мере внешне, сохраняли вполне товарный вид. Скажем, бизнесмен, после общения со Штопором, соглашавшийся платить, сколько ему сказали, мог в тот же день отправляться на работу. Предшественникам Штопора для получения аналогичного результата пришлось бы минимум на месяц уложить человека на больничную койку. Как ему это удавалось – никто не знал. Штопор предпочитал работать один.

Чтобы развлечься, Штопор не жаждал шумных компаний. Для отдыха ему требовалось всего две вещи – бутылка и компаньон, причем, не для задушевных бесед за стопарем, а как существо, видящее в Штопоре не столько собутыльника, сколько палача, а потому всеми силами старающееся угодить ему, в частности, моментально и подробно отвечающее на любой вопрос. Таким образом, и развлечения являлись для Штопора своеобразным продолжением его работы.

Он соорудил в своем гараже небольшую комнатку с холодильником, телевизором, столом, диваном и стульями. Безразличие к человеческим жизням у Штопора в какой-то мере распространялось и на его собственную, поэтому о личной безопасности он шибко не задумывался, а регулярно менявшиеся собутыльники мастера пыток боялись только его и никого больше.

Уже начало темнеть, когда Викинг очутился у бетонного забора, внутри которого находились гаражи. Он легко преодолел забор и оказался внутри своеобразного автомобильного городка со своими улицами, переулками и тупиками, живущего особой, резко отличающейся от существования остального города, жизнью.

Сейчас, когда люди вернулись с работы, во всех квартирах горел свет и слышались голоса, монотонное бормотание телевизоров, здесь царили полная тишина и абсолютный покой. И немудрено. Автовладельцы, среди которых с каждым годом оказывалось все больше бизнесменов разных мастей и калибров, норовили пристроить своих железных коней в стойло засветло, поскольку в потемках гараж мог оказаться смертельно опасной ловушкой для своего хозяина. Многие, не сумев управиться с делами до наступления темноты, бросали шикарные авто посреди двора – черт с ней, с машиной, здоровье дороже. И лишь самые отчаянные рисковали нарушить этот покой, в темпе рок-н-ролла загоняя автомобиль на место и чуть ли не бегом исчезая отсюда.

Даже если бы Викинг не знал, который из гаражей принадлежит Штопору, он бы мог догадаться об этом по широкой полосе света, проникающей сквозь неплотно прикрытую дверь. Полоска эта смотрелась вызывающе на фоне маловыразительного мерцания двух фонарей, расположенных метрах в семидесяти друг от друга.

То, что дверь в гараж не была закрыта, оказалось для Викинга приятной неожиданностью. Впрочем, изнутри ее нельзя было запереть в принципе, она закрывалась только на навесные замки снаружи. Викинг взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Дверь отозвалась негромким, деликатным скрипом. Викинг скользнул внутрь и замер, ориентируясь в обстановке. В ярком свете двух люминесцентных ламп сверкал начищенный до блеска «Опель». Вдоль одной из стен тянулся высокий, забитый разным железом металлический стеллаж. Вторая стена была свободна, поскольку здесь находился проход к расположенной в глубине гаража двери. Оттуда донеслось чье-то невнятное бормотание.

Викинг осторожно подкрался к двери, окинул ее придирчивым взглядом. Похоже, дверь была заперта изнутри на защелкивающийся замок. Смешное препятствие. Достав трезубец Одина, Викинг примерился и, подпрыгнув, ударил. Дверь с готовностью распахнулась, раскрывая перед Викингом банальную картину заурядной пьянки. И только выражения лиц собутыльников оказались явно нетипичным, поскольку в их планы не входило появление третьего, да еще с таким грохотом. Особенно ошарашенным выглядел собутыльник Штопора с застывшим у рта стопарем и вытаращенными, как у каракатицы, глазами. В один из них Викинг и ткнул двадцатисантиметровый зуб трезубца. Зародившийся в груди у мужика крик оборвался, когда зловещее жало целиком погрузилось в глазницу. Викинг выдернул трезубец, который вместе с ошметками глаза зацепил и несколько невзрачных серых комочков.