Текст книги "Викинг"

Автор книги: Максим Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

О пропаже контейнера Перстень узнал раньше Долгорукого. Битый жизнью, Илья Самойлович при всей своей любви к сыну понимал, что на него нельзя целиком полагаться в серьезных делах. Поэтому во время операции с контейнером Сынка подстраховывал один человек. Увы, в тайну арсенала был посвящен слишком узкий круг лиц, и среди них невозможно было выбрать профессионала на все случаи жизни. Вот и человек, подстраховывавший Сынка, при всей своей преданности Перстню имел лишь смутные представления о методах наблюдения и контрнаблюдения. Хряща он заметил слишком поздно, и когда завел машину, тот уже пропал из виду. Тогда он помчался в арсенал и после долгого ожидания понял, что Сынок здесь уже не появится. Убедившись, что Сынок жив, но находится в крайне подавленном состоянии, человек немедленно связался с Перстнем.

Илья Самойлович по-прежнему находился в одной из лучших московских клиник. Болезнь оказалась слишком серьезной. Воспалилась правая почка, и, несмотря на проводимую опытными специалистами интенсивную терапию, ситуация медленно, но верно приближалась к критической. Отслуживший свой срок орган пришлось удалять. Как это часто бывает у немолодых людей, операция явилась слишком тяжелым испытанием для уставшего за долгие годы непрерывной работы сердца. В этом смысле состояние Ильи Самойловича врачи оценивали как прединфарктное. Не могло быть и речи о возвращении домой в течение нескольких недель. Однако и прикованный к постели Перстень был в курсе всех происходящих в Глотове событий.

Известие о пропаже контейнера едва не отправило его в могилу. Илья Самойлович отлично знал, что такие проколы обычно заканчиваются ликвидацией непосредственных исполнителей. Но, во-первых, в нем еще теплилась надежда, что с контейнером ничего не случилось, а во-вторых, даже в случае его пропажи он рассчитывал убедить Долгорукого не трогать сына. Ведь в руках Перстня был арсенал – достаточно весомый аргумент в предполагаемом споре. А до этого необходимо полностью обезопасить Михаила от подосланных москвичами убийц.

Второй день Сынок маялся в четырех стенах. Он бы уже давно смылся отсюда, но… Не надеясь на его послушание, отец приставил человека, который должен был следить за безукоризненным исполнением приказа. По иронии судьбы охранником этим оказался Мо, что стало весьма чувствительным ударом для самолюбия Сынка. Легкость, с которой личный телохранитель превратился в тюремщика, слишком наглядно продемонстрировала, насколько призрачна власть сына по сравнению с отцовской. Сынок исходил желчью, заставлял китайца выполнять абсолютно бессмысленные дела, но факт оставался фактом – любая его попытка оказаться за входной дверью пресекалась вежливо, но решительно.

Ограниченность пространства компенсировалась неограниченным выбором развлечений. В принципе, Сынок мог делать все, что ему вздумается, но его стесняло присутствие матери, которой Перстень строго-настрого запретил появляться в Москве, и, хотя в гораздо меньшей степени, чувство собственной вины. Последнее обстоятельство подвигло его в первый день на занятие делами. Но возня с бумажками Сынку очень быстро наскучила. Он вызвонил Слоника, а до его появления с удивлением выяснил, что в Москве Мо научили играть в «тысячу». Когда примчался Слоник, они втроем уселись резаться в карты. Сынку в этот день везло. Правда, ставки были небольшие, но не в деньгах счастье. Просто Сынок органически не умел проигрывать. Побеждать же он мог сколько угодно. Поэтому игра затянулась до позднего вечера.

Наутро Сынок вновь почувствовал легкие угрызения совести. Чтобы приглушить, потребовалось около двух часов работы, после чего в голову пришла заманчивая идея поучиться у китайца шутя «вырубать» любого противника.

Мо уже успел разобраться в характере своего подопечного и наверняка понимал, что проще научить гадюку танцевать лезгинку, чем Сынка чему-то, требующему упорного, самоотверженного труда. Привитое с детства трепетное отношение к боевому искусству заставило китайца начать с азов. Сынок терпел такое издевательство над собой минут десять, после чего безапелляционно заявил:

– Хорош дурью маяться. Физкультура мне со школы надоела. Ты покажи, как чужие хлебальники набок сворачивать.

– Снасяла это, слебальники – потом, – терпеливо пояснил Мо.

– Завязывай лапшу на уши вешать. Я же слыхал: у вас в каждой школе свой секрет. Узнал его – и порядок, можно любого в два счета уделать.

– Семь сясов занясий каздий день – и уделывай, кого хосесь.

– Ну достал, – Сынок то ли в шутку, то ли всерьез, изобразил какую-то пародию на боксерскую стойку и с кулаками полез на китайца.

Тот легко защищался от ударов, то уклоняясь, то блокируя их. Поначалу Сынок бил играючи, особенно не стремясь попасть, но вскоре разгорячился, тем более, что Мо даже не пытался дать сдачи, и норовил заехать в лицо, да побольнее. А поскольку ни один из множества ударов не достиг цели, Сынок едва не впал в бешенство. Он вдруг прекратил изображать из себя боксера-недоучку и попытался ударить китайца ногой в пах. Мо эта шакалья выходка окончательно вывела из себя. Он молнией метнулся влево и вперед, и тут же опорная нога Сынка отправилась вслед за бьющей, а сам он рухнул вниз, пребольно ударившись копчиком. Если бы не мягкий ковер, постельный режим был бы обеспечен Сынку по крайней мере на несколько недель. Но и ковер не стал панацеей от всех бед.

– Ой, е.! – вскрикнул Сынок, кривясь от боли.

– Извини, хозяин, слуцяйно сорвалось, – беззастенчиво соврал китаец.

– Ладно, свободен, – и, поскольку Мо не понял смысла сказанного, уточнил: – иди, ты мне больше не нужен.

Удар подействовал на Сынка странным образом. Вроде и стукнулся не головой, а прямо противоположным местом, но настроение изменилось очень круто. Теперь ему захотелось уединения и интима. Сынок решил наконец-то насладиться своей новой игрушкой, купленной втайне от отца. Это была безумно дорогая вещь, но, возможно, того стоила. Называлась она «устройство кибернетического секса». Состояла эта штуковина из компакт-дискового блока, импульсного агрегата, а также датчиков, сенсоров и тому подобных финтифлюшек. Необходимый для полного комплекта компьютер уже больше года пылился в углу после того, как Сынку осточертели электронные игры.

Сынок вставил в блок компакт-диск, набрал на компьютере параметры идеальной с его точки зрения женщины. Параметров было много, несколько десятков, начиная от цвета глаз и волос и кончая полнотой икр. Затем он надел набедренную повязку со специальным генитальным блоком; несколько поясов из специального материала, снабженных тысячами миниатюрных иголочек, надувных подушечек, присосок, имитирующих тактильные ощущения при любовной игре от нежнейшего поглаживания до удара плетью; связанные с компьютером перчатки из латекса и аудиовизуальный шлем со стереоочками и наушниками. Устроившись поудобнее, Сынок нажал кнопку, и перед ним оказалась редкостной красоты женщина, одетая по пляжному варианту. Иллюзия ее присутствия была настолько полной, что Сынок невольно застонал от восхищения. Красавица, естественно, не обратила на это никакого внимания, а небрежным движением руки освободила свою роскошную грудь от обременительного присутствия лифчика. Потом она нескромной походкой приблизилась к Сынку, и он почувствовал, как изящные пальцы нежно касаются его разгоряченной щеки. Затем рука ее скользнула ниже и еще ниже. У Сынка перехватило дыхание. Он не заметил, как прелестница сняла трусики, но она сразу дала ему это почувствовать. Сынок попытался действовать ответно, но…

Увы, и в конце двадцатого века техника остается несовершенной. Женщина делала с ним что хотела (вернее – что пришло в голову автору программы), его же возможности были в этом плане куда скромнее. Но надо отдать должное этой киберблуднице: весь опыт Востока и Запада был скрупулезно проанализирован и байт к байту тщательно уложен в ее электронном арсенале. В нужном месте и с нужной силой покалывали иголочки, пульсировали подушечки, работали присоски, с каждой секундой все активнее брался за дело генитальный блок. Чудо западной сексуальной техники, предназначенное для инвалидов и лиц, лишенных свободы на длительные сроки, убедительно доказывало, что при случае ее клиентом может стать и физически здоровый человек, если у него не все в порядке с головой.

* * *

Владения конта – или, как мы сейчас говорим, графа – Нибура и ярла Гунарссона являлись приграничными в своих государствах и потому примыкали друг к другу. Конт своего соседа невзлюбил и никогда не упускал случая подстроить ему какую-нибудь мелкую пакость. Сделал бы и крупную, да все никак не подворачивалась такая возможность. Но, наконец подвернулась. Из-за недосмотра пастуха принадлежащее ярлу стадо коров забрело во владения Нибура. Конт моментально прибрал буренок к рукам. Гунарссон потребовал немедленно вернуть свое имущество и получил издевательский отказ. Тогда ярл собрал своих немногочисленных воинов и двинулся на врага. Нибур, у которого насчитывалось в несколько раз больше бойцов, с удовольствием принял вызов. Он не знал того, что Гунарссон был берсерком.

И вот противники сошлись в кровавой сече. Поскольку число сражающихся с обеих сторон не превышало нескольких сот, ни о каких тактических ухищрениях, не говоря уже о стратегии, не было и речи. Все решали сила, выучка, стойкость и мужество. В каждом из этих качеств преимущество было на стороне норманнов.

Пришлось Нибуру во главе своего разгромленного войска укрываться в огромном родовом замке-крепости, где к конту вновь вернулось хорошее настроение. Припасов в замке хватило бы и на год осады. На площади бил родник, укрытый каменным навесом. Ко всем родичам были посланы гонцы с просьбой о помощи. А главное – викинги никогда не славились умением брать крепости. Далеко им было в этом деле до французов или итальянцев, не говоря уже об арабах. Могут, конечно, начать осаду. Ну и пусть: до зимы, может, и досидят, а там уберутся как миленькие.

А ярл, похоже, действительно решил взять осажденных измором. Правда, его люди почему-то в основном расположились с одной стороны замка и, казалось, были куда больше заняты охотой в принадлежащем конту лесу. Словно они поставили перед собой цель истребить всю обитавшую там дичь. Однажды на равнину перед замком охотники выгнали громадного тура. Навстречу ему с боевым топором в руке бесстрашно двинулся ярл. Заметив перед собой одинокого противника, тур бросился в атаку. Казалось, еще миг – и он насмерть затопчет такого маленького по сравнению с ним человека. Но в последний момент Гунарссон ловко отскочил в сторону и взмахнул топором. Толстенная шея оказалась начисто перерубленной одним ударом. Тысячекилограммовая туша грянула на землю у ног берсерка, голова с огромными рогами, нелепо кувыркаясь, отлетела в сторону.

Нибур, наблюдавший эту картину со стен своего замка, был страшно поражен и напуган. Срубить туру голову одним ударом – такого он и представить себе не мог. Какое счастье, что неприступная твердыня защищает его от этого страшного человека с его ужасным оружием.

Прошло лето, настала осень. Викинги непонятно зачем все еще оставались у стен замка. Их было так мало, что осажденные без проблем общались с внешним миром. Правда, пару раз северяне вяло ходили в атаку, но были отброшены даже не дойдя до стен. Но однажды земля у внутренней стороны стены как-то странно зашевелилась, затем опала куда-то вниз и из образовавшегося отверстия на поверхность стали быстро выбираться викинги. Подкоп. Об этом никто из осажденных даже не подумал. Просто не представляли себе, что норманны знакомы с таким способом покорения крепостей.

Конт Нибур вел себя словно агнец, обреченный на заклание. Парализованный страхом, он даже не пытался вытащить из ножен меч. Перед ним стоял ярл Гунарссон. В руках у ярла был топор. Тот самый, которым он одним ударом снес туру голову…

Викинг чувствовал, что пришло время хотя бы ненадолго сменить тактику, разделаться с очередной жертвой совершенно необычным способом, чтобы сбить с толку своих противников, привести их в полную растерянность. Что же касается самого объекта, то он уже был выбран. Верный своим принципам Викинг чередовал охоту на авторитетов с ликвидацией финансовых опор группировки. После смерти Репьева главной такой опорой был господин Соболев. Он не только значительно пополнял казну Седого, но и являлся главной надеждой пахана в будущем – при переходе к легальному и полулегальному бизнесу.

Господин Соболев каким-то боком оказался причастен к добыче никеля, имевшей место за сотни километров от Глотова. Как удалось бывшему советскому деятелю уездного масштаба внедриться в такое доходное дело – не знал почти никто. Ясно было только, что без силовой поддержки, оказанной Седым, Соболеву там ничего не светило. Как и большинство предприятий, выдающих на гора продукцию, пользующуюся спросом на Западе, и потому акционированных якобы трудовыми коллективами, а на деле принадлежащих кучке воров, никеледобытчики пользовались массой всяческих льгот и налоговых послаблений, в обмен на которые щедро обещали государству поставлять из-за рубежа нужную стране продукцию. Государство, уже привыкшее кормиться обещаниями и искренне недоумевающее, почему этому никак не научится народ, меланхолично наблюдало за тем, как ценнейшее сырье бесследно исчезало, перевалив за бугор, и интеллигентно не вмешивалось.

Соболев занимал не самое главное, но наиболее стабильное место среди истинных владельцев никелевого Клондайка. За неполных два года трех его коллег, в том числе и председателя правления, убили, еще на двоих были совершены покушения. Соболеву даже не угрожали. Видели, что человек занимает именно то место, которое соответствует стоящим за его спиной силам, и ни на что больше не претендует. К тому же хитрый мужик большую часть времени проводил в родном городе, покидая Глотов только в случае крайней необходимости. Здесь между ним и Седым не то чтобы царила обстановка взаимного уважения и любви – как можно любить человека, с которым приходится делиться деньгами, да еще свободно конвертируемыми – но имело место понимание нужности друг друга в конкретном серьезном деле. Так они и жили.

Подступиться к Соболеву было непросто. Вышколенные охранники, тщательно продуманные действия, позволявшие избегать ненужного риска – уже само по себе это гарантировало определенные сложности. А ликвидация дельца каким-то конкретным и совершенно непохожим на предыдущие способом казалась просто невыполнимой. Но Викинг умел не только действовать, но и думать. К тому же Соболев, сам того не желая, значительно упростил ему задачу.

Если проанализировать образ жизни тех «новых русских», которые зарабатывают свой капитал не финкой и стволом, а другими, менее вызывающими, хотя порой и столь же кощунственными методами, можно подметить одну удивительную закономерность. Почти у всех у них имеются сравнительно дорогостоящие и довольно опасные хобби. Одни по несколько часов в день совершают опасные трюки на собственных вертолетах, другие, привязав к ногам эластичные шнуры, сигают вниз головой с умопомрачительной высоты, третьи выжимают всю мощь из моторов своих «Феррари» на заколдобистых российских дорогах. (А стоит ли упоминать о еще более опасной привычке затягивать обмывание очередной сделки вплоть до заключения следующей?!)

Господин Соболев помешался на воздухоплавании. Ему принадлежал самый первый, хотя уже не единственный в Глотове воздушный шар, а точнее тот его тип, который специалисты называют тепловым аэростатом, где подъемная сила создается за счет подогрева воздуха внутри оболочки – самый распространенный и дешевый из всех типов воздушных шаров. Викинг несколько раз наблюдал это ярко-красное чудо, степенно парящее над Глотовом. И уже тогда подметил, что человек, летящий на шаре, либо безрассудно смел, либо не успел нажить себе врагов. Что стоило конкуренту пальнуть по такой замечательной цели зажигательной пулей?

Позже Викинг узнал, кому именно принадлежит шар, а когда он решил уничтожить Соболева, то вспомнил о той своей мысли. Вскоре смутная идея переросла в законченный план. Посидев пару часов в библиотеке и проделав предварительные расчеты, он убедился, что план вполне реален.

Затем Глеб смотался в областной центр и после долгих поисков нашел то, что искал – большой и прочный воздушный шарик ярко-красного цвета, из тех, что на различных торжествах надувают гелием и под конец мероприятия с нечленораздельными возгласами запускают в небо.

Через несколько дней под вечер Викинг подошел к зданию, в котором проработал несколько лет. Как и всякое НИИ, пашущее исключительно «на гражданку», оно являлось проходным двором. Сюда мог войти всякий, кому вздумается. Правда, неизменно вяжущая старушка-вахтерша изредка спрашивала «вы куда?», но была вполне удовлетворена, если ей отвечали «туда» или вообще ничего не отвечали. Викинг неторопливо поднялся на свой этаж. Как он и рассчитывал, в нескольких комнатах еще работали люди. Именно работали, а не пили, как это случается, чаще всего по пятницам, в институтах биологического профиля, где используется в опытах спирт. Викинг смело шагнул в первую приоткрытую дверь.

– Глеб? – лицо находившейся там женщины сложилось в радостную гримаску. – Что, возвращаться надумал?

– Да нет, просто шел мимо и вспомнил, что мне здесь кое-что сделать надо для новой работы. Ты надолго?

– Уже собиралась уходить. Но здесь еще Кочетов. Ему часа полтора до конца опыта.

– Вот и хорошо, – сказал Викинг, хотя ничего хорошего в присутствии свидетеля не было. – Вместе будет веселей.

– Ну как ты? – женщине не терпелось узнать подробности о новой работе Глеба, чтобы на следующий день поделиться ими с сослуживцами.

– Извини, но пока не могу ничего сказать. Вот вернусь сюда через пару месяцев, может и поделюсь секретом зарабатывания на жизнь.

– Секреты, значит. Странное дело, как только начинает человек прилично зарабатывать, ни одного словечка не вытянешь, где это он так устроился. Видно правду говорят – кругом мафия, – женщина была явно разочарована.

– Ладно, я пойду, а то не хочется здесь до ночи куковать. Пока – Викинг выскользнул в коридор, зашел в другую комнату. – Здорово, Василий. Все кроликов насилуешь? А открыть мне триста десятую слабо?

– Надо же: явление Полесова народу. Ну, здорово. А ключи от триста десятой, между прочим, на вахте. Так что сначала давай, рассказывай.

– Да нечего мне рассказывать. И работы много, а переться сюда по второму разу нет ни времени, ни желания.

– Ладно, знай мою доброту.

Через несколько минут Викинг вошел в нужную ему комнату, включил аналитические весы, взвесил воздушный шарик, после чего уселся за калькулятор. Постоянно сверяясь со сделанными в библиотеке записями, он долго щелкал по клавишам, пока, наконец, не получил требуемый результат. Теперь предстояла самая ответственная часть работы, но Кочетов еще не ушел. От нечего делать Викинг перепроверил свои расчеты. Все сходилось. Наконец, хлопнула дверь, щелкнул замок.

– Ну все, юный натуралист, до встречи.

– Счастливо.

Увидев в окно, что Кочетов вышел из здания, Глеб надел на баллон с кислородом насадку-счетчик и задул в шарик определенное количество газа. Проникнув в свою бывшую комнату, он добавил из другого баллона точно такое же количество водорода. Гремучая смесь была готова. Сделанный из тонюсенькой, но прочной ткани турецкий баул, в скомканном виде влезающий в карман, а в раскрытом способный вместить несколько спальников, не без труда поглотил заготовленный Викингом сувенир для любителя воздушных прогулок.

Площадка с воздушным шаром находилась на краю города. Викинг остановил машину метрах в ста от нее, а сам осторожно прокрался к находившейся рядом с ней будке охранника. Тот, видимо устав бороться со сном в тесном помещении, вышел развеяться на свежий воздух. С хрустом потянувшись, он повернулся лицом к воздушному шару, подставив спину незамеченному противнику. В умении двигаться бесшумно Викинг мог бы поспорить с привидением. Охранник до последнего момента так ничего и не почувствовал. Он безмятежно приступил ко второй фазе потягивания, но она была прервана самым бесцеремонным образом. Бесчувственное тело падало на землю, а Викинг уже мчался к машине за шаром. Хотя после таких ударов люди приходят в себя не раньше, чем через час, следовало спешить. Охранник выглядел довольно крепким парнем.

Едва забрезжил рассвет. Город еще спал. Тишину нарушало только равномерное сопение газовой горелки. Да, вот что значит деловой человек, не желающий терять ни секунды своего драгоценного времени на бесцельное ожидание. Шар уже был готов к полету и работающая на минимуме горелка непрерывно поддерживала его в состоянии полной боеготовности. Пришел, отвязал трос, добавил огонька, и лети себе, наслаждайся.

Вблизи шар казался огромным. Да он и на самом деле был не маленьким, высотой чуть ли не с пресловутую «хрущобу». Викинг с сомнением посмотрел на приготовленный им сюрприз, но тут вспомнил про совсем маленькие коробочки, которые разносят на кусочки целые автобусы, сделанные из куда более прочного материала. После непродолжительного обследования он отключил горелку и запустил свой шарик в большое отверстие. Тот стал медленно подниматься, пока не добрался до самого верха, совершенно слившись с ярко-красной оболочкой воздушного шара. После этого Викинг снова включил горелку и спрыгнул с корзины. Сувенир доставлен по назначению, теперь остался заключительный штрих.

Викинг подошел ко все еще лежащему без сознания охраннику и вывернул у того все карманы. Забрав бумажник, демонстративно побросал рядом ключи, записную книжку и другие, ненужные любому грабителю вещи. Немного поколебавшись, стащил с пальца золотую печатку. Уж больно она бросалась в глаза.

Теперь все зависело от охранника. Придя в себя, он первым делом обследует воздушный шар и наверняка решит, что с ним все в порядке. И тогда охранник ухватится за лежащую на поверхности версию: целью нападения было ограбление, а жертвой – он сам. Воздушный шар к происшедшему никакого отношения не имеет. Просто незачем надевать во время работы золотые изделия – уж больно соблазнительно они выглядят, особенно в лучах восходящего солнца.

Итак, расскажет ли охранник о случившемся своему хозяину? По всем прикидкам Викинга – не должен. Ни на его теле, ни на местности не осталось сколько-нибудь заметных следов, и признавшись в том, что стал жертвой ограбления, охранник невольно давал бы повод усомниться в своих профессиональных качествах. Так что не станет он ничего говорить – себе дороже.

Викинг отправился в заранее облюбованное место и стал наблюдать. Правда, того, что происходило на самой площадке, ему видно не было, и он мог только догадываться, какой разговор состоялся у хозяина и его охранника.

И вдруг… Да, это действительно произошло вдруг, поскольку никаких приготовлений заметно не было. Огромный шар плавно, непринужденно воспарил над вершинами деревьев и стал набирать высоту. Малюсенький человечек, стоя в центре корзины, проделал несколько скоротечных манипуляций, после чего даже на таком расстоянии Викинг заметил отблески огня.

И теперь должно было произойти следующее. До сих пор теплый поток, устремлявшийся от горелки к вершинам шара, был слишком слаб, чтобы на обратном пути увлечь за собой шарик. Теперь же раскаленные струи набрали силу. К тому же воздух в шаре с каждой минутой становился все теплее, а значит и легче. В конце концов шарик начнет опускаться вниз, пока не наткнется на огненную струю горелки. А в шарике – смесь кислорода и водорода, недаром прозванная «гремучей».

Звук получился раскатистый и глухой, словно рявкнул лев, посаженный в огромную бочку. Того, на что надеялся Викинг, не случилось – оболочка шара не разорвалась, выдержала удар. Зато с одной стороны корзины лопнули ремни, связывающие ее с оболочкой. А еще взрывной волной сбило в сторону раструб горелки, и в той стороне на свою беду оказался Соболев. Что случилось дальше – кто знает? Может, бизнесмен не удержался во внезапно сильно накренившейся корзине или сам, обезумев от боли, метнулся подальше от огнедышащего раструба?..

Викинг заметил только, как от воздушного шара отделилась полыхающая точка и стремительно понеслась навстречу земле.

До чего же сильно был бы озадачен господин Долгорукий, если бы увидел реакцию Седого, получившего лицензию на отстрел Сынка. Москвич по наивности своей думал, что пахана еще потребуется уговаривать, чтобы он позволил Жереху заняться этим делом. Святая простота. Да Жерех был лишь поставлен в известность, что Седой намерен ликвидировать как одного из организаторов, так и главного исполнителя массовых убийств братвы. Мстить пахан решил сам. Тем более, что гибель Соболева отбросила все сомнения, если таковые и были, насчет личностей убийц. И плевать хотел Седой на предварительные заключения комиссии, что причиной трагедии стал несчастный случай.

У пахана на этот счет было свое, особое мнение. Китаец в последнее время почти безвылазно сидел дома: сначала у себя, затем перебрался к Перстню. Видно, заметил за собой слежку и побаивался высовываться. Но Соболев к ликвидации уже был приговорен, и либо Перстень в Москве, либо кто-то, замещающий его в Глотове, не захотел ждать и дал отмашку. Азиат в этом деле участия не принимал, потому и убрали Соболева совсем иначе, чем его предшественников.

В тот же вечер пахан наведался в центр города, туда, где еще совсем недавно активно разворачивалось строительство.

«В том, что раньше эти развалины были школой – нет сомнений, а вот станут ли они чем-то другим?» – грустно подумал он. Седой попытался представить себе здание, которое вырастет на этом месте. Из стекла, бетона и пластика, с водой бассейна – зеленовато-прозрачной, как чистейший изумруд, шикарно оборудованным казино, изысканным рестораном, заполненным элегантно одетой публикой, среди которой будут бесшумно скользить учтивые официанты. Попытался, но не смог. Вместо дивного видения перед глазами вставали унылые развалины мрачного темного здания. А тут еще эта яма, зачем-то вырытая строителями справа от входа.

Седой без всякой определенной цели заглянул в яму. По дну бегала небольшая кудлатая собачонка. Похоже, сама свалилась туда или какой-нибудь борец за чистоту улиц – таких сейчас много развелось – зашвырнул ее в яму, и теперь она не могла выбраться оттуда. Заметив человека, псина просительно заскулила, призывая на помощь. Седой непроизвольно вздрогнул. Он сам себе напоминал вот такого пса, очутившегося на самом дне и отчаянно пытающегося оттуда выбраться. Разница только в том, что у Седого появился шанс выкарабкаться, а вот у этого барбоса… И Седой, презрительно ухмыльнувшись, пошел прочь. К нему подскочил только что подъехавший Крест.

– Ну что, разобрались с этим… как его…

– Слоником, – услужливо подсказал авторитет. – Нет проблем. Готов сдать своего хозяина с потрохами.

– И что, можно под его прикрытием к Перстню на хату пробраться?

– Нет. Там внизу мент сидит. Ему сообщают, сколько человек ждут, а иногда и их фамилии.

– Мента в крайнем случае можно и мочкануть.

Крест невольно заметил, что пахан, еще недавно из нежелания подвести своего кореша из ментовки возражавший против убийств, теперь готов перебить чуть ли не весь город – лишь бы своего достичь.

– Пока не стоит, – сказал Крест. – Слоник пообещал выманить своего хозяина из берлоги.

– И ты ему веришь?

– Он хочет жить. И не дурак – понимает, что если он нас подставит, мы его потом из-под земли достанем.

– Так если он может свободно проходить к Перстню в хату, дай ему пушку, и пусть он с ним сам разберется.

– Это Слоник-то? – хихикнул Крест. – Рыло начистить – это он может, а пришить…

– Руки коротки? – закончил вместо него Седой.

– Вот именно.

– Черт с ним. Пусть выманивает, – милостиво разрешил Седой.

День за днем Сынок героически переносил вынужденное заточение, ни разу не попытавшись вырваться на волю. А было из-за чего. Регулярные выпивки со Слоником с каждым разом нагоняли все большую тоску. И то сказать – какой из Слоника собутыльник. Тупорылый мордоворот, пригодный только на то, чтобы отглянцевать неприглянувшуюся хозяину физиономию. А вот поддержать интересный разговор, рассказать что-нибудь занимательное, хотя бы не слишком плоский анекдот – на это Слоник был не способен. Но самое обидное – для Сынка выпивка пока что оставалась не целью, а средством. То есть спиртное он употреблял прежде всего для того, чтобы лихо покуражиться или вытворить с очередной подругой такое, на что никогда бы не решился в трезвом виде. Выпивать только для того, чтобы напиться и после очередного стопаря рухнуть под стол, а проснувшись утром с навсегда вычеркнутым из памяти вчерашним вечером испытать наивысшее блаженство при виде недопитой бутылки – до такого постижения сущности выпивки Сынок еще не дорос.

Устроить в родительской квартире разгуляево с девочками и танцами Сынок не решался. Не хотелось из-за этого вступать в серьезные конфликты с матерью, которая и к визитам Слоника относилась крайне неодобрительно. Еще больше страшила реакция на это отца, тем более после болезни. Не дай Бог его любовь к сыну примет более разумные формы. Перстень уже давно собирался сделать из него человека, но Сынок становиться человеком особо не рвался. Перстня-младшего полностью устраивало его нынешнее состояние.

Поэтому с девочками рисковать не стоило. Правда, у Сынка имелась его электронная подружка, но и здесь первоначальный восторг медленно, но верно сменился горьким разочарованием. Сынку не хватало ощущения нежной, гладкой кожи, запаха волос, звуков речи. А все эти присоски, иголки, подушечки – куда им против трепещущего женского тела, в котором все, что надо для любви, создано не жалкими людишками, а самим Творцом. К тому же Сынок считал удавшимся и завершенным только такое общение с женщиной, когда он успевал объяснить удовлетворившей его подружке, что она должна знать свое место, поскольку все бабы – дуры и, вообще, женщина – не человек. Электронная красавица не была рассчитана на такой способ удовлетворения самцов, что стало последней каплей, заставившей Сынка убрать импортную курву с глаз долой.

Но даже несмотря на эту потерю, Сынок дождался бы возвращения отца, если бы не Слоник. Первое время тот делал вид, что в жизни не знал лучшего времяпрепровождения, но в один прекрасный день вдруг запел совершенно другое. Причем Слоник не просто предложил смыться на вечер из дома, но даже, чего от него трудно было ожидать, придумал план, как это сделать.